За кадром
На наше с напарницей счастье, ветер в этот день дул только в одном направлении, а именно с юга. Сцепив зубы, мы шаг за шагом уходили от заданного участка на север, обследуя придорожный бурьян и заросли крапивы, которой вокруг кустилось видимо-невидимо.
Чертенка не было.
– Пройдите еще немного вперед! – командовал куратор.
– Никого!
– Еще на пару метров!
– Никого!
– Вы хорошо смотрите или халтурите?
Обстановка постепенно накалялась. Конечно, я допускал, что ветер мог подхватить слабое тельце и откатить его за границы участка. Но не на километр же! Ни один черт в жизни не причинил мне столько неудобств, как этот мертвый младенец, честное слово!
Самым простым выходом из тупика являлся просмотр записи «глаза», который летает в заданном квадрате, что я и предложил. Удивительно, но куратор на это вполне дельное предложение начал мяться, неестественно откашливаться и наконец признался: записи нет. Именно в тот момент, когда с чертенком что-то случилось, в «глаз» попала пчела, и он некстати моргнул. И открылся спустя минуту или две, что уже, как я сам должен понимать, безнадежно поздно.
Вот такая невезуха.
– Дальше ходу нет, там чертополох,– нахмурилась Вторая и с наивностью новичка доложила: – Возвращаемся на базу!
Ага, как же! Куратор металлическим голосом зачитал нам инструкцию, в которой говорилось, что тело любого черта принадлежит Организации живым или мертвым, должно быть доставлено по первому требованию в течение суток, и потребовал искать чертенка до победного конца. Причем запретил сворачивать с заданного направления, даже если придется пересечь вброд реку со святой водой. (Обещанного синоптиками дождя, кстати, еще не было и в помине.)
Спустя минуту наши комбинезоны были покрыты репьями, как шкуры бездомных собак. Стиснув зубы, мы прошли сквозь чертополох плечом к плечу и внизу холма были вознаграждены романтической пасторалью: голубая речушка, мельница, дружное семейство ужинает за столом, накрытым клетчатой скатертью, солнце медленно садится за городской стеной.
– Конец поискам, это граница,– сказал я, падая в душистый стог сена.– Жрать хочу – умираю, готов съесть даже пучок клевера!
– Где-то я уже видела похожий пейзаж,– задумалась Вторая, пожевывая пухлыми губами травинку.– Хоть убей, не помню.
– Хорошо-то как… – блаженно сообщил я, зарываясь поглубже.– Присоединяйся, Вторая! Отдохни на мягком…
– Вспомнила! Вспомнила! Смотри, что будет, когда сядет солнце! Вот сейчас, смотри!
Кажется, Третий утверждал, что все существа женского пола любят романтику? Вернусь на базу, плюну ему в рожу.
Неохотно приподнявшись, я проследил за простертой вдаль рукой напарницы и молча икнул. Хотелось снять с лица повязку, чтобы насладиться зрелищем, так сказать, в полном стереообъеме, но и половина картинки вполне впечатляла. С террасы дома, где расположилось дружное семейство, раздался крик – мельник тоже заметил неладное.
Почтенная труженица-мельница, в движениях которой до сего дня были только покой, надежность и уверенность в завтрашнем дне, вдруг ускорила свой ритмичный ход. От деревянных лопастей колеса пахнуло жаром, и они на наших глазах превратились в нечто новенькое.
Мельник выронил изо рта недожеванную булку и крепко зажмурился.
– Однако… – сказал я.
– Что… что это? – слабым голосом вопросил небо мельник, убедившись, что наваждение не пропало.
Первыми, как это часто бывает, отреагировали дети. Дочь мельника тихонько прыснула в ладошку, старший сын молча покраснел. Только младшенький как самый юный и поэтому непосредственный выпалил:
– Неужели ты не видишь, папа? Это же голая по…
Твердая рука матери зажала рот малышу. Другая ее рука, не менее твердая, отвесила старшему сыну затрещину.
– А ну идите отсюда! Что уставились?
Мельник сглотнул застрявший в горле ком и вяло опустился на услужливо подставленную женой табуретку.
Уста младенца высказали (хотя до конца высказаться им не дали) суровую истину: это действительно была она. Огромная, розовая, раздвоенная, выпуклая и гладкая. Но самое похабное состояло в том, что эта своего рода телесная конструкция еще и вращалась!
Раз оборот – и дети радостно визжат из окна комнаты, два оборот – и жена уходит в дом, чтобы отогнать малышню и задернуть шторы, три оборот…
Мельник воровато оглянулся и рысцой поскакал к дому.
– Куда это он? – удивилась напарница.
– Ну как тебе сказать? – криво улыбнулся я.– Вспомнил о своих семейных обязанностях. Решил детей наказать, а заодно и жену проведать.
– Понятно,– ухмыльнулась Вторая.– Как тебе моя задумка?
– Гениально,– искренне сказал я.– А в чем, собственно, смысл? Сегодня по столичному календарю День святого Валентина, и ты решила таким образом намекнуть мне?..
– Да нет же! – возмутилась Вторая.– Сею в городе страхи, как приказано! По эскизам Филиппа Стульса! Я ведь тебе показывала план.
Вылетевший из наушника звук был похож на рев раненого крокодила:
– Порнухой развлекаемся?! Тебе, Вторая, что было поручено? Навести ужас! Город должен погрузиться в панику, понятно? А ты что творишь? Способствуешь приросту населения?! Немедленно ликвидируйте этот стриптиз и возвращайтесь в исходный квадрат! Оба!
Пока я с некоторым сожалением по кусочку удалял наведенный на мельницу морок, напарница взмыла в воздух, не дожидаясь меня. От ее обиженного лица исходили волны гнева, а из пальцев во все стороны летели искры. Походя сорвав с угодившего под горячую руку дерева сразу всю листву, она пнула каблуком самую толстую ветку, раздробив ее в труху. Невинные пылинки разлетелись в стороны стайкой бабочек с острыми, как ножи, крыльями и недобрыми улыбками наемных убийц.
– Не бери в голову,– успокоил я напарницу, едва сумел догнать.– По-моему, отличная мельница получилась. Готов поклясться: когда мельник выйдет из дома и увидит старое скучное колесо, то будет горько разочарован. Да что там разочарован – он обкусает себе локти с досады!
– Еще насмотрится твой мельник.– Вторая смахнула со щеки злую слезинку и неожиданно хихикнула.– Каждый вечер на закате сможет любоваться.
– Жаль тебя разочаровывать, но я самым добросовестным образом снял морок,– охладил я ее пыл.– Не знаю, как в столице, а у нас приказы куратора лучше не нарушать.
– Это был не совсем морок,– скромно потупилась напарница и, увидев мое недоумевающее лицо, пояснила шепотом: – Понимаешь, опыта работы с такими крупными объектами у меня не очень много, тем более при совмещении с вымышленным, нарисованным образом. Вчера полдня без толку билась: я материализую мельницу – она ни в какую, я с удвоенной силой – она как была деревянная, так и стоит. Ну я и… по-обещай, что никому не скажешь!
– Могила!
– А как же куратор?
Выразительным жестом прикрыв микрофон, я пресек ее сомнения.
– Ну!
Вторая подняла на меня честные голубые глаза.
– С мельницей у меня так ничего и не получилось, поэтому я отнесла рисунок в отдел к ландшафтным дизайнерам и наврала, что из столицы приказали в порядке эксперимента изменять ежевечерний вид с холма.
– И?
– Они засунули картинку в сканер.
– И!
– Машина поставила превращение мельницы на автомат…
