База филиала преисподней. Общежитие полевых работников. Комната Пятого
Сосредоточенно пыхтя, я рылся в куче собственных носков с целью рассортировать их по парам.
Безуспешно. Двадцать две штуки, и все разные.
Оставалось только развести руками и признать существование некоего хитрого физического закона: носки, как и одноименные заряды, обладают тенденцией отталкиваться друг от друга. Причем носки, в отличие от одноименных зарядов, не просто отталкиваются друг от друга, но еще и прячутся. В самых непредсказуемых местах.
Бережно отложив в сторону пару если не близнецов, то, по крайней мере, родных единоцветных братьев, я грустно почесал рог, и тут из помывочного отсека донесся тонкий вибрирующий сигнал – дали долгожданную холодную воду. Ура!
Галопом доскакав до кабинки, я до отказа открутил кран и блаженно зажмурился под прозрачной освежающей струей, но приятное расслабленное состояние было злодейски нарушено хриплым голоском домашнего водяного, в просторечии именуемого душевым.
– А жрать? – сварливо рявкнули над ухом.
– Вчера только оставлял! – возмутился я, приоткрывая один глаз.
– Вот и приходил бы вчера! – отрезал душевой с самоуверенностью монополиста.– Эксплуататор проклятый!
Я хмыкнул от такой наглости и тут же получил полные уши воды – душевой насмешек не терпел.
– Жрать! – категорично повторил он.– А то холодный кран заткну!
– Погоди! Дай хоть домыться! – возмутился я.
– Ногой заткну! – пригрозил душевой.– Нет, даже обеими ногами!
Я, как был, наполовину намыленный, полез из кабины прочь. Искать какую-нибудь еду. Одну ногу в кране я бы еще вынес, но обе – это уже чересчур.
Те, кто не встречался с душевыми лично, ошибочно представляют их себе как миловидных существ с влажными блестящими кудряшками и розовой, скрипучей от постоянного мытья кожей. Следуя той же логике, самое чистое существо на свете – это слесарь-сантехник.
На деле типичный душевой представляет из себя мелкого сморчка в резиновых сапожищах до колена, мотком проволоки под мышкой, вечной колючей щетиной, ржавчиной под ногтями, нечесаной гривой цвета пакли и хронически нудным характером. Пахнет это прекрасное создание стоячими водами. И хотя некоторые эстеты деликатно именуют данный запашок «речной свежестью», сквозь тинные тона отчетливо пробиваются нотки тривиального канализационного засора.
Грустно, но приходится признать: моя собственная, можно сказать, родная домашняя нечисть относится ко мне совершенно наплевательски.
Наверное, я слишком мягкий по характеру. Вот у моей напарницы Второй совершенно иная ситуация: ее нахлебники ходят по струнке, лишний раз боятся кашлянуть и по утрам приносят строгой хозяйке кофе в постель. Что же касается лучшего друга, то Третий и вовсе проживает в гордом одиночестве, ибо не родилась еще на свете зверушка, способная выжить в нелегкой борьбе с этим прожорливым хозяином за кусок еды.
Тихо бурча под нос и придумывая страшную кару для распоясавшейся домашней нечисти, я побрел на кухню, оставляя за собой мокрую дорожку следов. Зоркий взгляд, брошенный на скудное холостяцкое хозяйство, выделил среди хаоса несколько предметов, идентифицированных мною как потенциально пригодные для еды.
К сожалению, более внимательный осмотр сократил их количество до одного.
Остатки психоделически синей колбасы отпали сразу– за это угощение душевой не то что ногами, задом трубу заткнет. Два одиноких огурца, стыдливо скорчившиеся в углу подоконника на тарелке и мастерски задрапированные пучком укропа, выглядели как прошлогодние покойники и пахли примерно так же. А вот вчерашний бутербродик, забытый на столе, оказался вполне ничего, даже не покоробился, держится молодцом. Винишко и вовсе свеженькое, практически только что открытое – еще головная боль от вечерней дегустации не прошла. Придется оторвать от сердца и добавить к бутерброду.
Пусть проклятый нахлебник подавится, очень уж освежиться хочется.
Тарелка была торжественно внесена в санитарный отсек. Огрызок бутерброда заставил зажравшегося наглеца недовольно поморщиться, но початая бутыль плодово-ягодного была принята более чем благосклонно.
Поворчав для порядка, душевой сцапал угощение и удовлетворенно забулькал в углу.
Вернувшись в душевую кабину, я принял исходное помывочное положение и некоторое время терпеливо ждал.
Тишина. И сухо как в пустыне.
– Ну! Где вода? Ты же получил обещанное! Или все-таки посмел заткнуть трубу, дрянь вонючая?
– Да я фуф не фри фем! Ее фыкуфили! – не прерывая бодрого чавканья, равнодушно поведал душевой уже откуда-то из стены.
– Что? – не понял я.– Отставить хрюканье, говори внятно! Почему холодная вода не течет? Ты долго собираешься издеваться?
– Выключили ее… о… о…о… – Короткая фраза скользнула по потолку и выплеснулась из сухого крана, дразня хвостиком прицепившегося эха.
– Выключили?! Ах ты, мерзкий сортирный барабашка! – разозлился я.– Ты же заранее должен был знать! Я весь в мыле засохшем! Почему не предупредил?!
– Ага! – хихикнули из унитазного бачка.– Хрен бы ты тогда мне поесть дал!
Смыв с себя корку подсохшей пены кипятком под надрывные завывания «Ой, рыбина-а кудрявая-а-а-а…» счастливого душевого, я громко пообещал в самое ближайшее время угостить кое-кого пирожками с отравой, вытерся и, пыша одновременно телесным и душевным жаром, отправился одеваться.
Любовно составленной «пары» носков на месте не было.
Кошки Шивы тоже – вот странное совпадение!
Натянув на копыта то, что осталось от былой роскошной коллекции, я впрыгнул в раздвоенные по подошве ботинки, застегнул полевую форму, тихо выругался и еще минут десять потратил на то, чтобы отчистить камуфляж от налипшей серой шерсти.
Здравствуй, воспетое поэтами романтическое время – весна! Пришла, долгожданная ты наша, пора любви и кошачьей линьки!
Закончив приводить себя в порядок, я мельком глянул в зеркало, полюбовался нашивками, стряхнул с рогов пылинки и пригладил волосы.
– Краса-а-авец! – ехидно протянул в наушнике голос курирующего администратора.– Чистый, аккуратный – хоть картину рисуй! Только напрасно ты, Пятый, так старался. Полевой комбинезон не понадобится. Работенка сегодня предстоит несколько… э-э-э… специфическая…
– И в чем специфика? – насторожился я.
– Если коротко, будешь сопровождать смертное лицо мужского пола из пункта А в пункт Б.
– И только-то? – оскорбился я.– С каких это пор Организация выполняет функции охранного агентства? Я полевой работник шестого ранга!
– Слушай, сынок, хватит привередничать. Дали работу – делай ее. Сейчас не до тебя, других проблем хватает.
– Ага, – загорелся я.– Ловлю на слове! Значит, про масштабную боевую операцию все правда! Недаром в общаге по углам шушукаются! Расскажите подробности, до смерти любопытно.
– Пятый! – укорил куратор.– Ты просишь меня выдать служебные тайны? Меня?!
– Лучше узнать правду от родного курирующего администратора, чем питаться слухами, – твердо сказал я.
– Не имею права разглашать!
– Ну и ладно. Сейчас пойду в курилку и все узнаю лично от товарищей по филиалу.
– Вот уж поистине сверхнадежный источник! – Из наушника вылетел презрительный смешок.– Эти твои так называемые товарищи только и умеют, что байки травить!
– Ошибаетесь. Например, я в курсе того, что позавчерашней ночью душа покойного архимага Аша, принимающая вечные муки на нижнем круге преисподней, взлетела над сковородой и начала бешено крутиться вокруг своей оси, потому что кто-то из смертных потревожил его могилу. Говорят, две панны сначала почистили гроб на предмет золотишка, а потом надругались над мертвым телом.
– Брехня, – механически поправил куратор.– На самом деле склеп вскрывали трое: бродяжка-домушник, некромант и его сестра магисса-целительница. И никакого золота в гробу не было.
Я дипломатично хмыкнул.
– Тогда понятно, отчего они так разъярились, что повели себя… э-э-э… не слишком культурно.
– Что-то ты в последнее время стал излишне сексуально озабочен, Пятый, – ядовито сказал куратор.– Никак весна в голову ударила? Должен тебя разочаровать, но покойника никто не насиловал. Все гораздо хуже: его воскресили и допросили. Скажу больше: во время допроса архимаг Аш невольно чуть не похерил грандиозный план Организации. Сболтни он еще хоть слово – конец всему. Хорошо, черт-истопник вовремя сориентировался: быстро доложил наверх, и к месту захоронения нашего элитного грешника вылетела аварийная бригада. В последнюю секунду успели: заткнули рот болтливому мертвецу.
– Знаю, – кивнул я, – теперь он в Раю. У ночного дежурного прямо руки от волнения тряслись, когда рассказывал. Говорит, жуткое зрелище было: только что душа перед носом крутилась-вертелась, а потом – фюить! – пустая сковорода!
– Бред. У твоего дежурного руки тряслись, потому что он позорно бросил пост и с перепугу напился как свинья. На самом деле Аш удостоился не Рая, а всего лишь внеочередной реинкарнации. Допрос оказался для него слишком мучительным.
– Повезло. А чем он вообще прославился, этот старик? В курилке говорят, что на спор придумал каких-то невероятных биороботов, которые триста лет назад всемером разгромили целую армию.
– Опять мимо. Не роботов, а настоящих живых солдат с удивительными способностями. И не армию они громили, а четыре сотни обычных рабов, на которых тогдашний император Орасса и Каперии Либбиак Второй разрешил провести испытание.
– Еще говорят, что Организация собирается в ближайшее время воссоздать этих существ и натравить их на ангелов.
В наушнике раздался характерный глухой звук – куратор постучал себя по лбу (в беседах со мной он часто использует этот прием).
– Пятый, Пятый… Что же ты всякие глупости слушаешь, сынок! Ангелам эти солдаты, как медведю комариный укус. Вот восьмое изобретение архимага Аша действительно удостоилось внимания аналитиков Организации. Отдел прогнозов утверждает, что если все пойдет по плану и чудо-зверь будет рожден, поголовье ангелов в мире сократится минимум в десять раз.
– А как же Кодекс? – тихо ахнул я, пытаясь связать в уме услышанную новость с полученным заданием и не находя ни одной связующей ниточки.
– Никаких нарушений! – торжественно отчеканил куратор.– Никаких! Руки носителей Отрицательной сущности не запятнает ни одна капля ангельской крови, все произойдет чисто случайно! – В наушнике послышался характерный шорох потираемых ручонок.– Аш-шуар, Пятый, это такой невероятный зверь, против которого… – Тут администратор резко осекся, и я понял, что диалог подошел к логическому завершению.
– Так я пошел?
– Куда? – настороженно уточнил куратор.
– В курилку.
– Стоять!
– Но…
– А я говорю, тпррру!!! Не сметь разглашать служебную тайну! Немедленно в костюмерную, там твою одежку как раз до ума доводят!
Оскорбленно задрав подбородок, я двинулся по коридору в сторону костюмерной, но на полпути в меня врезался коротконогий чертенок-курьер, бережно несущий на вешалке нечто странное мешковатого покроя. Беззлобно треснув растяпу по рогам, я от души оттоптался на белой тряпке, в результате столкновения слетевшей с вешалки на пол, и уже почти скрылся за поворотом, как чертенок робко окликнул меня:
– Товарищ полевой работник шестого ранга инвентарный номер 437/138-5! Подождите, я как раз к вам!
– Серьезно? – изумился я, притормаживая.– И по какому вопросу?
– Рабочий костюм отдать.
Короткие ручонки старательно отряхнули бесформенный балахон, на белом фоне которого теперь красовались четкие отпечатки моих собственных копыт, и торжественно протянули его мне:
– Вот.
Наушник миниатюрного переговорного устройства, закрепленного на моем ухе, затрясся от кураторского смеха.
– Видел бы ты сейчас свое лицо, Пятый! – поделился радостью куратор.– Вот умора!
Видимо, курьер из костюмерной так не считал. Едва подняв на меня глаза, он тихо ойкнул, сунул мне балахон и ускакал по коридору со скоростью жеребца – фаворита королевской конюшни, участвующего в финальном забеге.
– Саван? – мрачно предположил я, брезгливо держа вешалку на вытянутой руке.
– С чего ты решил? – удивился куратор.– Скорее наоборот.
– А подробнее?
– В данный момент по водам Кораллового моря движется пассажирский корабль. Спустя несколько часов он возьмет курс на маяк и причалит в порту Крабса. С борта судна спустится на берег очень важный для нас пассажир – наследный принц рода От-Абу-Шоох по имени Фарад. Твоя бригада должна охранять его с момента высадки на берег до прибытия в гостиницу. Чтобы ни один волос с головы не упал!
– Ого! – насторожился я.
– Этот человек нужен нам позарез, Пятый. Он последний потомок покойного архимага Аша и является хранителем бесценного древнего заклинания. При малейшей опасности закрывайте клиента своими телами!
– Судя по тону вашего голоса, товарищ куратор, опасности гарантированы?
– Не то чтобы гарантированы, но… – смутился куратор.– Надеюсь, Пятый, ты согласишься со мной, что на свете существуют такие понятия, как везение и невезение.
– На все сто.
– Так вот: данный наследный принц является на редкость невезучей человеческой особью. Если в королевской резиденции От-Абу-Шоох происходит несчастный случай, все заранее знают – не обошлось без принца. Будь он простолюдином, а не особой голубой крови, и до совершеннолетия не дожил бы. Началось с того, что мать его, бедная страдалица, двое суток рожала. Дальше еще хуже. Только повитуха младенчика на руки взяла – уронила, мыть начали – кипятком ошпарили, в люлечку положили – ножка опорная подломилась, во двор воздушком подышать вынесли – злодейки-птицы малыша обгадили. Потом Фарадик чуть от горячки не помер, всеми детскими болезнями переболел, в росте отставал, до пяти лет заикался, головными болями и ломотой на погоду мучился, почесухой от молочного, мясного, круп, яиц, орехов, красных овощей-фруктов, чеснока, острого, сладкого, собачей шерсти, лошадиного пота, птичьих перьев и рыбьей чешуи страдал.
– Впечатляющий анамнез… – уважительно прокомментировал я.– Два тома медицинской энциклопедии мелким шрифтом заполнить можно. Приметы принца можете не сообщать, я его наверняка в порту сразу узнаю. Небось слепой, глухой, в шрамах и коросте с ног до головы, постоянно чешется и на коляске передвигается?
– Вовсе нет. На своих двоих, стопроцентно видит, слышит еще лучше, а уж орет… дворцовые павлины от зависти моментально затыкаются и перья теряют, – возразил куратор.– С личной жизнью тоже порядок. Трижды счастливо женат, для развлечений вне семьи имеет небольшой гарем. Видишь ли, Пятый, прежние детские болячки принц благополучно перерос, и теперь его невезение такого редкого свойства, что падать-то неприятности на него падают, вот только сразу отскакивают. На других. И горел он уже, и тонул, и в пустыне трое суток плутал, и с лестницы падал, и грибами травился – а все живехонек и целехонек. А вот среди королевской прислуги постоянная текучка. С такой завидной регулярностью из дворца на больничную койку вылетают, что правящее семейство имена новых слуг уже и запоминать не пытается. Всех девок кличут «Эн», всех парней – «Жак». Испытательный срок неделя, и то не каждый везунок успевает продержаться.
– Значит, меня уготовили на роль очередного Жака? – грустно констатировал я.
– А кого еще? – удивился куратор.– Твоя бригада славится исключительной удачливостью, особенно в трудных ситуациях. Да ты не тушуйся, задание-то в сущности простенькое. Проводите Фарада от порта до пригорода Нифера, поприсутствуете в гостинице – и готово!
– Заманчиво, – осторожно сказал я.– Но как-то чересчур легко. Нет ли тут подвоха, товарищ куратор?
– Ох и проницательная ты зараза, Пятый! – Голос административного работника моментально посерьезнел.– Ладно, признаюсь. Сам понимаешь, операция не рядовая, а потому фиксируется «глазами» Всевидящего Ока во всех подробностях, чтобы позже наверху могли изучить материал. В связи с этим у меня к тебе просьба. Личного, так сказать, характера. Выполнишь?
– Хотите что-нибудь из людских безделушек заказать? – предположил я.– Легко! Пронесем мимо «глаз» через карантинную камеру любую ценность в лучшем виде, не сомневайтесь!
– С ума сошел? – перепугался куратор.– Какие еще безделушки?! Тоже мне, контрабандист хренов! Хочешь родной филиал перед САМИМ опозорить? Вы должны продемонстрировать начальству лучшие качества полевых работников. Проявить верность долгу, исполнительность, смекалку, выносливость, принципиальность!
– Есть продемонстрировать! – разочарованно буркнул я.– Это и была личная просьба?
– Не совсем, – замялся куратор.– Э-э-э… Скажи-ка, Пятый, не могли бы вы по ходу дела озвучить в кадре несколько фраз?
– Каких именно, товарищ куратор? – тоскливо уточнил я, мысленно представляя, каким идиотом буду выглядеть, декламируя к месту и не к месту «Слава Организации!», «Зло навсегда!» и прочие политкричалки.
– Сейчас, минутку! – В наушнике зашуршало, после чего администратор прочистил горло и начал методично перечислять.
На двадцать втором пункте («Ничто не утоляет жажду лучше, чем пиво „Хмельной родник“ – спрашивайте в трактирах города!») я рискнул прервать бесконечный поток деликатным кашляньем:
– Кх-кх!
– Прости, увлекся! – опомнился куратор.– Текста не очень много, не более двух с половиной страничек. Полный список я отдал Третьему. Не пугайся, никакого криминала, только проверенные бренды. Кстати, помимо традиционного сухого пайка я распорядился положить в багажный отсек капсулы лучшие образцы рекламируемой продукции, полакомитесь между делом. Ну так как, сможете? Ненавязчиво так, мимоходом. Но громко! И разборчиво!
– Постараемся! – вздохнул я, не зная, огорчаться или радоваться такому оригинальному повороту событий.
– Я так и знал, что на тебя можно положиться! – расцвел мягкими полутонами благодарности голос куратора.– Уверен, что с заданием тоже все будет в полном порядке!
– Не знаю, не знаю… – попробовал заупрямиться я.– Работа с невезучим клиентом…
– А кому сейчас легко? – немедленно откликнулся куратор, подбавляя металла в голос.– Долг есть долг, сам понимаешь! Ты уж, сделай милость, не перечь принцу. Если он тебя Жаком обзовет – откликайся. То же самое касается и напарников. Третий – Жак, Вторая – Эн. Сейчас они подойдут, я предупредил. Одевайся, сынок, пора лететь в порт, его высочество Фарада От-Абу-Шооха встречать.
– В простыне?!
– Не вздумай повторить эту фразу при Фараде. Перед тобой, Пятый, не простыня, а скрупулезно воспроизведенный сотрудниками нашего пошивочного цеха национальный аброузский костюм, мельчайшие детали которого соответствует традиции.
– Детали? Не знал, что у мешка с дыркой для головы столь сложный покрой.
– Напрасно скалишься. Форма аброузского наряда разработана таким образом, чтобы потоки положительной энергии «си», попадая внутрь, могли свободно курсировать, насыщая тело владельца здоровьем и силой, – поведал куратор. Выдержал эффектную паузу и уронил со снисходительностью интеллектуала, беседующего с темным невеждой: – Ты хоть знаешь, что такое «си», Пятый?
– Обижаете, товарищ куратор! – оскорбился я.– Самая модная нынче тенденция! Не пойму только одного: каким боком эти энергетические выкрутасы касаются работы? Есть же полевая форма! Не скажу, что шедевр от кутюр, но всяко лучше данного тряпичного убожества!
– Это не глупости. Если ты еще не забыл Устав, то должен знать, что желание клиента есть закон, – сухо сообщил куратор.– А их высочество пожелал, чтобы его обслуживали черти именно аброузской национальности. Говорит, общий язык проще будет найти.
Я так изумился, что уронил вешалку.
– Товарищ куратор? У носителей Отрицательной сущности есть национальности? Кажется, я что-то упустил за четыреста с лишним лет своего существования на этом свете…
– Прекрати ерничать! – досадливо крякнул наушник.– Фарада нервировать – все равно что на бочке с порохом шашлыки жарить. Хочет иметь в сопровождение чертей-земляков – предоставим. Скажи спасибо, что доставшееся нам высочество является принцем Аброузии, а не соседнего с ней халифата. У тех костюм весит как боевые доспехи коня-тяжеловоза, имеет сто двадцать два строго регламентированных разреза по спинке и рукавам, а вместо брюк подразумевает расклешенную юбку до середины бедра. Я тебя утешил?
– Только сейчас я понял, до чего мне повезло, – вздохнул я, подбирая с пола окончательно утративший товарный вид балахон.– Ладно, задание ясно, иду переодеваться…
Я как раз раздумывал, где у аброузского костюма перед, а где зад, когда в комнату без стука ворвался полевой работник четвертого ранга инвентарный номер 576/654-3 или, проще говоря, Третий.
Мой лучший друг и постоянный напарник был красен лицом и тоже наряжен в скрупулезно воспроизведенное национальное одеяние, отчего выглядел так, словно подрядился изображать привидение на деревенской ярмарке. Точно такой же балахон, как и у меня, был толстяку заметно маловат и на особо выступающих частях тела (шея, плечи, грудь, бедра, живот) угрожающе потрескивал. Несчастной энергии «си», сдуру залетевшей в его наряд, оставалось лишь одно: ввиду невозможности свободного перемещения тихо забиться под мышку и сгинуть там навеки. От возмущения и неудобства Третий не шел, а летел над полом, скосолапив ноги.
– Тебе достался костюм не того размера! – констатировал я, разглядывая кругленького «призрака».
– Нет! Ангелы побери Аброузию! – рявкнул толстяк, с опаской приземляясь на диван.– У этих извращенцев, оказывается, просто не бывает крупных мужиков! Что за страна, спрашивается? Сборище дистрофиков!
Из коридора послышался шум, и на пороге эффектно возникла наша напарница.
Красавица чертовка на минуту застыла, чтобы дать нам возможность полюбоваться ею, а потом, виляя бедрами, вплыла внутрь.
Нежнейшие шелковые шаровары обвивали ее ножки мягкими складками, украшенные драгоценностями ремешки босоножек подчеркивали изящество щиколоток, ажурный золотой пояс, оставляющий обнаженным пупок, позванивал при каждом движении маленькими колокольчиками, чашечки лифа были пошиты так ловко, что не скрывали, а скорее выставляли напоказ свое соблазнительное содержимое. Единственной деталью, предназначения которой я не понял, была тонкая серебристая сеть с крупными ячейками, спускающаяся от головы прелестницы к ее ногам.
– Привет, Жаки! – выпалила наша напарница, довольно крутанувшись на каблуке под звон колокольчиков.
– Ты красотка, Эн, – вынужден был признать я.– А сетка зачем? Национальное женское аброузское приспособление для ловли скатов на досуге?
– Какая ловля скатов? Это паранджа! – доложила Вторая, с интересом разглядывая толстяка.
– Серьезно? – удивился я.– Оказывается, я еще менее силен в моде, чем думал раньше. Разве паранджа предназначена не для того, чтобы прятать под собой от похотливых самцов женскую красоту?
– Классическая паранджа, – четко доложила Вторая, – есть сетчатая конструкция, длиной от макушки до щиколоток с прорезью для глаз. Размер ячеек не регламентирован, я лично проверила в архиве. Пусть тот, кто найдет в данном экземпляре паранджи несоответствие нормам Аброузии, первым бросит в меня камень.
– Э-э-э… А прорезь для глаз? – сглатывая слюну, спросил Третий.
– Мой костюм даже строже, чем приписывают традиции, – скромно ковыряя босым пальцем ноги пол, заявила Вторая.– Чтобы не нервировать похотливых самцов своими прекрасными девическими глазами, я отказалась от прорези. Что застыли? Так мы летим или не летим?
– Летим, – с трудом отводя глаза от заманчивого зрелища, сказал я.
Сзади шумно вздохнул толстяк и раздался треск все-таки порвавшегося на могучей груди балахона.
Полураздавленная энергия «си» вырвалась на волю.
