ГЛАВА 5

Сапоги с хрустом ломали торчащие из снега пучки коротырь-травы. Поднявшись на холм, великий полководец небрежно махнул засуетившейся свите, встал рядом с нахохлившимся лордом Дейста и жадно впился взглядом в ощетинившийся копьями вражеский лагерь. Прикрыв глаза рукавицей, тронутой инеем, Гудернар попытался прикинуть возможное количество окруженных бунтовщиков, не забыв при этом похвалить удачливого загонщика:

— Я рад, лорд, что вы не стали атаковать вчера вечером, а дождались меня. Как и обещали…

— Мы бы их смяли, господин командующий, — буркнул в ответ старик. Всю ночь он провел в седле, мотаясь между спешно подходящими отрядами, выстраивая и укрепляя кольцо окружения. Сейчас лорд Дейста больше походил на изжеванного загонными собаками медведя, мятого и усталого. — Легко бы смяли, не потеряв ни одного человека. Но в наступавшей темноте могли бы упустить часть ублюдков. Камыш, темнота… Проклятые бунтовщики знают местные холмы и болото лучше нас. Пришлось бы потом до осени прочесывать заросли… Поэтому я лишь постарался запереть их максимально надежно. Но и они успели окопаться и соорудили подобие обороны…

— Раздавим, — не задумываясь, ответил Гудернар, закончив осмотр. — Их там четыре или пять сотен. Вся местная шваль собралась, как я погляжу. И это хорошо… Нам действительно не придется искать их потом по всей округе…

— Один отряд попытался проскочить вчера утром. Но столкнулись с конницей, успели неплохо потрепать передовой разъезд и удрали в трясину.

Королевский сын нахмурил брови и резко повернулся к собеседнику:

— Ушли? Упустили?

— Нет. У нас там почти триста конных клинков. Несколько мерзавцев подстрелили и готовятся добить остальных. Выжгли весь камыш вокруг топи, поставили плотный заслон. Болотный полоз не проскользнет.

— Хорошо. — Гудернар перестал хмуриться и снова довольно уставился на изрытую верхушку чужого холма. — Пусть даже снег начал таять, но еще не конец весны. В воде не полежишь, а каждый сугроб мы проверим.

Старик поежился на холодном ветру и покосился на медленно встающее солнце.

— Командуйте… А я передохну чуть-чуть… Прикажу разбудить, как все закончится…

Кривоногий командующий восхищенно похлопал лорда по плечу:

— Ну и выдержка у вас, мой друг! Мне вот не терпится проверить, насколько в самом деле смелы бунтовщики, посмевшие пролить столько крови! А вы — спать, отдыхать после тяжелой погони… Я бы так не смог…

— Мне кажется, что проклятый ублюдок заперт южнее. Видели два мелких отряда, которых мы загнали в трясину. И достать их можно будет лишь после того, как прикончим местных баламутов. Прикончим и двинем часть сил на помощь загонщикам. Чтобы среди болотных кочек никто не смог просочиться. Чтобы каждую нору проверили, чтобы каждый кустик выдернули и в ямку заглянули… Я не хочу остаться в дураках еще раз…

— А эти? — Гудернар махнул рукою в сторону обреченных крестьян.

— С этими все понятно, — ухмыльнулся лорд Дейста. — Поверещат чуток и кончатся. Все… Потом головы пересчитаю и в лицо каждому загляну… Но будет обидно, если бастард сдохнет здесь… Мне почему-то хочется, чтобы он помучился, чтобы вдоволь льда с водою наглотался перед смертью… Боги шепчут мне, что он там… Среди самых хитрых и изворотливых… Кто пытался бежать, бросив подыхать остальную армию…

Поправив волчью шубу, наброшенную на плечи, старик хрипло захихикал:

— Да только я хитрее… И заранее все пути отхода перекрыл, да… Заранее. И пусть они мечутся в своей вонючей луже, пусть пытаются нащупать узкое место… Но скоро к моим тремстам гончим добавятся еще солдаты, и мы прихлопнем гадов раз и навсегда… Без жалости и сожаления…

Командующий жестом приказал поставить ему раскладной стул, после чего позволил толпе верноподданных выстроиться у себя за спиной: наслаждаться видом победоносной битвы и расточать льстивые похвалы в адрес военного гения. Подумав немного, Гудернар даже разрешил установить слева и справа от себя еще несколько стульев. Справа расположились представители церкви Слаттера и Храмового ордена, слева кто-то из свиты лорда Лэксефа. Имена командующий не потрудился даже запомнить, но предпочел в этот раз не показывать свое истинное пренебрежительное отношение к подданным. Пусть ценят его расположение и любуются предстоящим зрелищем. Тем более что одни принесли золото, оплатив львиную часть расходов по найму армии, а другие готовы молитвой и розгами вразумлять заблудшие души после битвы, успокаивая взбаламученные йорты и даруя прощение нищим женщинам и детям, которым предстоит отстраивать заново пепелища…

Окруженные на холме крестьяне с тоской смотрели, как медленно зашевелились выстроенные внизу отряды и поползли вперед. На высоких шестах реяли знамена лорда Лэксефа. Дальше, на соседней вершине, сияли расшитые золотом королевские стяги. Его величество решил вместо вопросов о причине бунта одарить своих подданных острой сталью, доверив вершить правосудие войскам испуганного и рассерженного лорда. Тому, кто поборами и безграничной жадностью довел крестьян сначала до восстания, а потом и до усыпанного снегом будущего погоста на краю болот. Прав был командир наемников: боги не любят слабых, боги любят лишь наглых и сильных, с обнаженным оружием в загребущих руках…

Латники и набранная спешно пехота замерли перед пологим подъемом. В задних рядах раздались команды, и на укрывшихся за щитами селян посыпались стрелы. Убедившись, что противник спрятался и не собирается отвечать, атакующие так же не спеша поползли вперед. Гремя железом, пыхтя и ругаясь, солдаты медленно поднимались, спрятавшись за надежным окованным деревом, аккуратно нащупывая перед собою неверную сыпучую землю, скользя по замерзшей траве и рискуя покатиться вниз, разрывая строй.

Лучники чуть подняли прицел, чтобы не зацепить своих же, засыпая стрелами середину лагеря. Тут же в разрывы редкой цепи обороны высунулись охотники и начали отвечать, пытаясь зацепить зазевавшихся пехотинцев. Похоже, среди обреченных осажденных не все хотели покорно умирать. Кто-то плюнул на возможную милость победителей и готовился продать жизнь подороже.

Плотные цепи пехоты застыли на половине дороги. Укрывшись за стеной щитов, солдаты замерли, ожидая помощи от стрелков. Те, в свою очередь, продолжали посылать стрелу за стрелой ввысь, не имея возможности прицельно уничтожать вражеских лучников. Схватка остановилась, не успев даже толком начаться.

Рассвирепевший Гудернар вскочил со своего стула, отбросив хлипкие деревяшки ногой:

— Это что, измена? Мои войска не желают вцепиться в глотку паршивым крестьянам?! До них рукой подать! Один стремительный натиск, и мы разметаем паучье гнездо! Трубите атаку, немедленно! Никакого промедления! Только вперед, сейчас же!!!

Монах в теплой рясе болезненно сморщился: рев трубачей за спиною больно ударил по ушам. Замершая было пехота потопталась на месте и полезла дальше, все так же пытаясь держать строй и прячась за щитами от редких ответных стрел. Когда первые ряды почти добрались до спешно выстроенного невысокого вала из мерзлой земли, им навстречу полетели тяжелые комья, корзины, забитые мусором и камнями, куски льда. Сгрудившихся солдат в паре мест даже атаковали самые отчаянные смельчаки, своим натиском заставив латников попятиться. Неожиданно поднимаясь над камнями, охотники били в упор, успевая выпустить две-три стрелы до того момента, как в ответ прилетала оперенная смерть. Теряя бойцов, крестьяне успевали вести кровавый размен, забирая жизнь за жизнь.

Дрогнув, сборное королевское войско медленно попятилось, оставляя на залитом кровью снегу тела убитых. Лучники лорда заставили спрятаться самых безрассудных противников, давая возможность пехоте вернуться на позиции без потерь. Первый приступ закончился безрезультатно…

Кусая губы от ярости, командующий расхаживал перед застывшей в молчании свитой. Наконец, приняв решение, Гудернар начал отдавать короткие приказы:

— Лучников перегруппировать. Выстроить с северной и южной стороны. Там склон более крутой, смогут подойти ближе и более эффективно накрыть перекрестным огнем весь вражеский лагерь… Там же на крутых склонах выставить узкую цепь пехоты, обозначить присутствие и готовность к атаке… Латников на западный склон. За первой линией выстроить арбалетчиков. Пусть выбивают любого мерзавца, посмевшего показать нос из своих нор… Легкую пехоту — следом за ними… Пусть тяжело вооруженные солдаты медленно дойдут до врага. Пусть отобьют возможные атаки и свяжут боем… Арбалеты выкосят проклятых стрелков. А пехота войдет в любой прорыв, который появится перед ними… И уже там, прорвавшись за спину, она покажет себя…

Повернувшись к залитому кровью холму, сияющий полированными доспехами мужчина погрозил кулаком небесам:

— Я вам покажу, как отступать перед паршивыми крестьянами! Вы у меня научитесь воевать, как положено! Это не девок по кабакам щупать и жалованье пропивать! Здесь придется кровью отработать мое золото, кровью!..

Присев за обломанным кустом, молодой мужчина в грязной кольчужной рубахе внимательно разглядывал шумящий камыш на другой стороне широкой протоки. Отражаясь в черной мутной воде, сухие метелки мотались на ветру, скрыв в зарослях возможных преследователей. Медленно опустившись на живот, Хейдер бесшумно пополз в глубь крошечного островка, где укрылись беглецы.

Вчера вечером наемники дважды пытались пробиться в центр болот. Сражаясь за свою жизнь, они отчаянно атаковали вражеский конный разъезд, прорубая дорогу к свободе. Но свежий отряд загонщиков сумел расстрелять большую часть бандитов и отбросил остатки обратно на окруженную территорию. Бастарду и его спутникам отчасти повезло, что они ехали вслед за группой Хаваскатта. Убийца принял на себя вражеский удар, трупами своих воинов заплатив за попытку неудачного прорыва. Совместно отбиваясь от погони, кусая ответными стрелами, беглецы домчались до начала бездонной трясины. Бросив лошадей и груз, люди начали перескакивать по ненадежным кочкам дальше, проваливаясь по ходу в холодную ледяную кашу. В переплетении камышовых зарослей беглецы сумели найти клочок сухой земли, где и переночевали, вздрагивая от каждого шороха.

Ранним утром четверо наемников разбились на пары и исчезли в шумящем океане сухих трав и чернильных провалах ледяной воды. Следом за ними отправились несколько охотников, пытаясь нащупать возможный проход. Солнце успело взобраться в зенит, когда один из следопытов вернулся назад, харкая кровью из пробитого легкого:

— Напоролись, никто не ушел… Твари заняли все проходы, вдоль всех троп и по всем кустам сидят… Нам бы чуть южнее, где начинается основное болото, а не в этой луже… Там бы мы оторвались…

Опустив умершего охотника в холодную бездну, крошечный отряд замер, пытаясь придумать, как вырваться из смертельной ловушки. Хейдер обвел воспаленными глазами молчаливых мужчин, сгрудившихся в кучу: старого Форкомму, его безымянного худого приятеля, грязного мужичка в залитом чужой кровью полушубке и молодого парнишку лет двенадцати с конопатым лицом. Из наемников уцелело лишь трое: сам Хаваскатт, злобно зыркающий баткарл и невзрачный боевик в стеганой куртке с широким кровоточащим порезом на левой щеке. Достав нож, бастард расчистил землю и стал рисовать на ней, изредка поднимая глаза на замерзших людей:

— Как говорили наши следопыты, камыш тянется отсюда и до главной топи, где полно звериных троп. Но до нее надо миновать сухой перешеек. Здесь нас зажали, но шанс прорваться пока есть… Вот когда они подтянут остальные войска, тогда останется только утопиться…

Острый клинок чертил тонкие линии:

— Ближе всего два островка, здесь и здесь. На оба из них можно пройти. Затем, аккуратно двинуться вот сюда. Одна группа пройдет по краю трясины здесь, другая сможет обогнуть заросли тут. И вперед.

— Каждый за себя? — усмехнулся бывший командир наемников.

— Да. Объединенный отряд услышат и зажмут. Поодиночке пробиваться смысла нет, любой заслон легко справится с таким бойцом. Единственный наш шанс — это попытаться прокрасться как можно ближе к большой воде и рвануть туда изо всех сил. Две группы им не перехватить. Кому-то должно повезти…

Хаваскатт закашлялся, потом сплюнул желтую тягучую слюну и ткнул скрюченным пальцем в рисунок:

— Мы пойдем здесь. Сухой земли больше, наверняка кто-то будет стоять на страже. Но мы лучше вооружены и подготовлены. Если даже с кем сцепимся, сумеем пробиться при помощи оружия.

— А почему это?! — засипел баткарл, вцепившись в рукоять меча. — Это с чего ты решил, что нам подыхать?! Я с ними тогда пойду! Вон им по карте всего-ничего! Мигом прошмыгнут!

— Потому как мы здесь пройдем, а они — нет, — отрезал убийца, вперив тяжелый взгляд в последнего тиорена. — И идти надо сейчас, пока вечер не наступил. В сумерках они наряды утроят, кострами всю округу оцепят…

Хейдер убрал нож и добавил:

— Там полоса сожженного камыша. На наше счастье, огонь по всему болоту не прошел. Да и побоялись они большие участки поджигать, чтобы самим не сгореть. Поэтому шанс у нас есть. И в самом деле, надо пытаться сейчас, пока загонщиков не так много…

Проводив глазами спину последнего крестьянина, седовласый мужчина сгреб мрачного карлика и зашипел ему на ухо:

— Ты что, нашу удачу решил в болото спустить?! Куда ты бежишь, идиот, они же смертники!

— Да я…

— Именно, безмозглая коротышка! Они — наша удача, наш пропуск дальше… Как только засядут на своем островке перед рывком, мы наведем на них загонщиков… У тебя три стрелы и у меня две. Паклей обмотаем и подпалим их лежбище. Огонь даст знак и выгонит их прямо на охотников. Да и на узком участке солдат должно быть намного больше, чем у нас. Поэтому в суматохе мы проскочим. И выглядим мы не как крестьяне, в беготне могут за своих принять…

Баткарл оскалился, поправил ножны и захихикал, прикрывая щербатый рот:

— Я думал, ты решил в благородных поиграть…

— Благородный своих землеедов на смерть повел. Вот и поможем им в этой трудной дороге… Двинули, нечего время терять…

Вторая атака развивалась медленно, но неотвратимо. Не жалея запасов, осаждающие засыпали остатки крестьян стрелами, не позволяя им передвигаться по холму, заставив спрятаться за щербатыми щитами. Тонкая цепь пехотинцев на склонах не давала сгруппировать поредевшие силы в одном месте, угрожая прорывом в любой точке.

Хорошо вооруженные латники медленно поднимались по западному склону, прячась за спинами арбалетчиков. Подобравшись вплотную к невысокой преграде, солдаты заорали и сделали шаг вперед. Сдвинув щиты, осаждающие выкрикивали «Раз!» и приближались на один короткий слитный шаг. Выкрик — и еще шаг. И с каждым шагом все ближе испуганные лица бунтовщиков. И с каждым шагом за спиной вразнобой щелкают арбалеты, ловя любое движение за мерзлой насыпью. И когда осталось сделать буквально последнее движение, навстречу попытались рвануть остатки охотников и бойцов, смелых духом, с душой воина в теле хлебороба. Но слитный залп смел смельчаков и рванул на брошенные щиты вал закованных в железо солдат. Смяв остатки крестьян, латники начали избиение, разом уничтожив жалкое подобие обороны. Расталкивая передовую линию, в прорыв торопились обычные пехотинцы, почувствовавшие вкус близкой победы. Растекаясь стремительной рекою по вражескому лагерю, опьяненные кровью люди убивали всех, кто попадался им на пути: и тех, кто пытался неумело отбиваться мечом или копьем, и тех, кто давно бросил оружие и пытался сдаться…

Меньше чем через хинк к важно восседавшему на лошади Гудернару привели пятнадцать человек: все, что осталось от четырех с лишним сотен крестьян, посмевших выступить против своего лорда и его приближенных. Полюбовавшись на связанных пленных, сын короля покосился на молчаливых монахов и вынес решение:

— Доставить в Вэрделэд. Живыми. Там я и служители церкви решим, что делать с бунтовщиками… И заодно выясним, что заставило их взяться за оружие…

Повернувшись к лорду Дейста, равнодушно разглядывающему поле битвы, полководец с усмешкой поинтересовался:

— Продолжим охоту? Ведь вы так уверены, что главная дичь спряталась южнее?

— Часть конницы я уже отправил туда. После короткого отдыха отправим пехоту. Главное, сделать все без спешки, не давая ни единого шанса ублюдкам…

Тронув коня, старик буркнул:

— С вашего позволения, я задержусь, подожду, когда тела всех убитых сволокут в кучу. Хочу убедиться, что предчувствие меня не обмануло и бастард действительно удрал дальше на болота…

Погладив гладковыбритую щеку, Гудернар посмотрел на покатившееся к закату солнце и скомандовал:

— Отлично, тогда не будем торопить лорда. Разбиваем лагерь вон там, рядом с лесом. Отдохнем и отпразднуем нашу победу. А завтра с утра двинемся следом за войсками, чтобы поставить точку в этой войне…

И гордо выпрямившись в седле, великий главнокомандующий отправился к месту будущего пира…

Оставив наемника с порезанной щекой высматривать возможную засаду, Сэвинделлер вернулся к баткарлу. Злобный тиорен с волчьей ухмылкой продемонстрировал готовые стрелы и крошечный горящий пук травы в заботливо выкопанной в снегу ямке. Посланник матери Мэры достал из опустевшего колчана свою крылатую вестницу с намотанной паклей, поджег ее и отошел на несколько шагов в глубь островка. Прикинув направление ветра, натянул лук и выпустил стрелу, расчертившую небо еле заметным дымным следом. Слева защелкал тяжелый лук баткарла. Дождавшись, когда напарник закончит, седой мужчина спокойно взял воткнутый в снег последний гостинец, подобранный во время стычек с конницей лорда Лэксефа. Повернувшись, хлестко спустил тетиву и вогнал тяжелый наконечник прямо в лоб наемнику. Тот умер, не успев даже удивиться или испугаться.

Закончив с одним противником, Сэвинделлер быстро вернулся по своему же следу к протоке, обнажив меч. Но на взрытом снегу никто его не ждал. Свежий проломанный лед показывал, что последний из нанятых бандитов что-то заподозрил и рванул в сторону солдат, обманув смерть на несколько секунд.

Молча выругавшись, бывший командир наемников двинулся следом, гоня грудью холодную волну и лязгая зубами. Пока с левой стороны разгорался пожар и начиналась суета, надо было срочно пробиваться южнее, подальше от вцепившихся в загривок ищеек. Оторваться, затеряться среди бесконечной трясины, а там можно и потихоньку домой…

Попав в огненную ловушку, бастард как мог удерживал от безумного рывка своих товарищей. На дым и всполохи огня уже сбежались солдаты. Враги выстроились редкой цепью на выжженной полосе, среди обгорелого и примятого камыша. Атаковать прямо сейчас было бессмысленно. Но новый пожар цеплялся летучими лапами за остатки несгоревшей травы, клочья сбитой в снег колючей стены и возникал жалящими всплесками то тут, то там под ногами загонщиков, заставляя их сделать шаг-другой назад.

Вытоптав на островке крошечный пятачок, Хейдер как мог вывалялся в снегу и начал кидать тающие пригоршни на дымящиеся спины крестьян. Командир почти погибшего отряда ждал, давая возможность огню проторить им дорогу, подарить крошечный шанс. Если нет возможности пробраться невидимой тенью мимо настороженных ищеек, значит, надо их отпугнуть, заставить отступить на краткий миг. Ради этого мига пятеро мужчин горели заживо в раскаленном аду, надеясь на удачу и милость богов.

Со стороны протоки закричали, и так и не представившийся Хейдеру худой мужчина захрипел и повалился в жидкую грязь, поймав в бок три стрелы сразу. Не дожидаясь, пока невидимые лучники перебьют оставшихся, бастард взревел и прыгнул вперед сквозь огонь. Следом за ним помчались остальные.

Поднявшийся ветер погнал клубы дыма и раскаленные искры на юг, прикрыв смельчаков на пару мгновений. Отступившие от разгорающегося пожара солдаты не успели среагировать, как на них из серой пелены вывалились грязные и чумазые демоны, потерявшие всякую надежду на спасение.

Хейдер прошел по диагонали, где-то сбивая с ног, где-то успевая отразить удар и нанести ответный. Меч в его руках мелькал стремительной красной молнией, щедро проливая чужую кровь. Удар, поворот рукояти в шершавой ладони и крестовиной в удивленное лицо… Слегка присесть, пропуская чуть выше мелькнувший наконечник копья, и рубануть по колену, столь удачно выставленному вперед… Прыжком вбок, завертеться волчком и протянуть бурую полосу по чужой спине… Отметить глазами, но не сознанием, как арбалетчик вбивает тяжелый болт в грудь замешкавшемуся конопатому мальчишке… Связка, другая… И вперед, следом за своими, которые уже вырвались из пелены дыма… Вырвались, чтобы поймать арбалетный залп, изломавший тела, как соломенные куклы… Вперед, надсаживая глотку в поисках глотка свежего воздуха и нанося удар за ударом… Вперед, мимо павших товарищей, к спасительным камышам, оставив после себя раненых и убитых… Вперед…

Скользя неслышно по предательски хрустким зарослям, бастард медленно огибал узкую полосу воды. Добравшись до проплешины, занесенной снегом, Хейдер замер, разглядывая куст на примятой кочке. Кто-то недавно зацепил ломкие ветки и осыпал снежные хлопья на черное неподвижное зеркало трясины. Медленно повернув голову, мужчина увидел командира наемников, приложившего палец к губам. Сэвинделлер осторожно выглянул из зарослей, показал жестами на шумную погоню далеко за спиною и подозвал Хейдера к себе.

Оглянувшись, нет ли кого позади, бастард быстро пересек открытое пространство и присел рядом с седовласым мужчиной.

— Что стряслось? — шепотом осведомился Хейдер, напряженно вслушиваясь в перекличку чужих голосов между камышей.

— Оба мерзавца рванули вперед, не дожидаясь меня. А через какое-то время я услышал крики, и затем начали стрелять. Даже не представляю, что у них произошло и с кем они сцепились. Я лишь успел оглушить одного умника, выглядывавшего из кустов, и пробрался сюда… Вы как?

— Плохо, — сокрушенно вздохнул парень, зачерпнув колючий снег и вытерев лицо. — Все погибли… Перестреляли как куропаток… Меня пару раз на излете задело, но вроде цел… Пора уходить…

— Пора, — согласился Сэвинделлер, нанося удар.

Но убийца чуть просчитался, атакуя соперника. В момент, когда меч начал свой разбег, Хейдер повернулся и стал подниматься. Поэтому острая сталь не пробила туловище, а лишь располосовала легкую кольчугу и пропорола бок. Удар швырнул бастарда на снег, жадно начавший впитывать кровь. Аккуратно отбросив выпавший из руки противника клинок, посланник матери Мэры насмешливо посмотрел, как обреченный враг хватается за рукоять ножа.

— Знаешь, ублюдок, а ведь боги действительно тебя любят. Ты второй, кто сумел выжить после моего удара. Первым был мой учитель… Но старый урод был всегда на стороже, просто удивительно, что я смог с ним справиться… А твою голову с радостью покажут папаше. После чего глупый бунт сочтут завершенным и постараются забыть, как страшный кошмар. Зажравшегося лорда заставят поумерить аппетиты, потрясут мошну и восстановят сожженные поместья. Соседи потыкают в него пальцем год-другой, и все вернется в привычное русло… Да, почти все. За исключением глупого мальчишки, мечтавшего повесить свою вонючую тряпку повыше на заборе, на радость обезумевшему от счастья папаше…

Шипя от боли, Хейдер попытался сесть, левою рукою зажимая распоротый бок, а правой крепко держа нож перед собою. Сэвинделлер сдвинулся чуть правее, заходя с поврежденной стороны и готовя последнюю атаку. Он успел сделать крошечный шаг вперед, играя длинным клинком, как ему в спину ударила стрела. Удивленно вскинув брови, убийца начал поворачиваться, когда вторая стрела пробила ему левую руку и бок, роняя ставшее непослушным тело в захрустевший камыш.

Не в силах больше держаться, бастард медленно повалился следом. Мутнеющий взгляд лишь выхватил высокую фигуру солдата, шагнувшего на заснеженную проплешину. Сил не хватало даже на то, чтобы метнуть в нового врага ставший невыносимо тяжелым нож. Яркий солнечный свет подернулся бурой пеленой, и раскаленный бок окунулся в холодный снег…

— Вас можно поздравить? — весело поинтересовался Гудернар у мрачного как ночь старика.

Закончив подавление бунта, войска продолжали прочесывать болото и лес, выкуривая бежавших в чащобу женщин и детей. Но впереди вооруженных мужчин в этот раз шагали монахи, призывая заблудших вернуться домой и прекратить глупое сопротивление. В опустевших деревнях сажали королевских наместников, исполняющих волю лишь своего господина. До времени, пока его величество не разберется в причинах кровавого безумия, лорд был вынужден передать свою власть чужим чиновникам. Те, кто с оружием в руках посмел выступить против хозяев, понесли заслуженную кару. Но семьи крестьян власти готовы были простить, наложив церковное бремя и требуя покаяться… Весна с каждым днем все активнее заявляла о своем приходе. Следовало побыстрее утихомирить жителей, посмевших взбрыкнуть, и вернуть жизнь в привычное русло. Кому-то ведь нужно пахать землю и кормить важных и занятых господ, убивающих время на охоте или читающих молитвы во славу богов…

Вернувшегося в столицу хегтигдема королевского сына ждало письмо отца: «Посовещавшись с церковным советом и обсудив последние донесения об истинной причине бунта, о бесконечной жадности лорда и его приближенных, я высылаю к тебе Йорена. Настала пора вложить меч в ножны и навести порядок. Вместе с твоим братом прибудут патриархи, дабы судить зачинщиков и карать виновных. Обеспечь надлежащую охрану и присмотри, чтобы твой радушный хозяин не замыслил с перепугу какую-нибудь пакость…»

Аккуратно спрятав послание в нагрудный карман, Гудернар благодушно хихикнул:

— Конечно… И защиту, и развлечения… Хотя это же братец-храмовник… Он шарахается от каждой юбки, как от зачумленной. Жаль, что Йорен не захватит с собой Халефгена, мы бы славно отметили мою победу… А так — будут нудные разговоры, махание еловыми ветвями и окуривание дымом… Надеюсь, пятнадцать идиотов, бросивших оружие, сумеют разжалобить церковный суд и согласятся сдохнуть на рудниках, а не на очищающем костре…

Убедившись лично, что городская стража усилена его преданными войсками, что богато украшенный замок лорда Лэксефа нашпигован гвардейцами и слугами с кольчугой под одеждой с королевскими гербами, великий полководец попытался успокоить гостеприимного хозяина, известив того о скором прибытии высокопоставленных церковных особ. Вогнав лорда в коматозное состояние, весело насвистывающий Гудернар отправился в центральную залу, где вовсю готовились к торжественному пиру. Наткнувшись там на мрачного хозяина Ланграссена, кривоногий обладатель непомерного эго соизволил уделить старику пару минут:

— Вас можно поздравить?

— Думаю, что да… — буркнул в ответ лорд Дейста, сердито щурясь на суету вокруг.

— Кто из солдат притащил вам голову бастарда?

— С головой не сложилось, — дернул щекой старик. — Ублюдка с телохранителем подстрелили в тот момент, когда они продирались в глубь болот. Останки наемника с огромным трудом выудили из трясины, а тело бастарда так и не нашли… Хотя я и пообещал десять златов удачливому труполову…

— Десять?! — присвистнул Гудернар, кося глазом на мелькающие кругом аппетитные тела молодых девушек, со смехом разносящих кубки с вином. — За такие деньги можно выйти на пенсию и начать какое-нибудь дело… Не каждый десятник способен похвастать столь крупной суммой, собираясь на покой.

— Хоть двадцать, — проворчал собеседник, остановив пробегавшего мимо слугу и отбирая у него блюдо с запеченной рыбой. — Одна радость, что мерзавец подох и не будет больше баламутить округу. Я устал бегать за ним по всему королевству и подчищать оставленное им по углам дерьмо…

— Успокойтесь, лорд. Все хорошо закончилось. Ваша блестящая задумка с загонной охотой и отличное управление войсками помогли нам справиться с бунтовщиками малой кровью. Скоро сюда понаедут разного рода болтуны, которые будут славить богов, церковь и рассказывать, что именно они прилагают все силы ради спасения государства. Но мы-то с вами знаем, кто на самом деле разгреб эти вонючие конюшни и навел порядок… Поэтому предлагаю сесть за стол и хорошенько выпить. Я вижу, как вы проголодались. Самое время отдохнуть…

— К Гударам храмовников и прочую нечисть, — сплюнул лорд Дейста, шагая за королевским сыном. — Я с радостью продам всю эту кодлу за пару бочек хорошего вина.

Не обращая внимания на лихорадочную суету вокруг, на сгрудившихся в дверях приглашенных гостей, собеседники устроились во главе стола и стали накладывать себе в тарелки все, на что падал взгляд. Потом будут хвалебные речи, выпивка, льющаяся рекой, и горячие женские тела под утро. А сейчас победители спешно утоляли голод, выбросив из головы мысли о поверженных врагах, стылыми трупами сваленных в крошечной долине между болотных холмов.

Боги милостивы лишь к тем, кто способен зубами вцепиться в руку дарующую и готов ради удачи спать с обнаженным клинком в обнимку… Остальные богам не интересны. Богам скучно смотреть, как пашут и сеют, как выращивают скот и кормят лордов и королей. Боги любят лишь безумцев, способных кровавыми жертвами завалить любые алтари, вне зависимости от цвета одежд тех, кто поет молитвы в церквях. Боги любят кровь, как и богоподобные вершители человеческих судеб, севшие во главе стола. Люди, черствые сердцем и быстрые на расправу. Люди, именем короля свершившие свое правосудие. Правосудие сильного мира сего…

Слушая звонкую капель за окном, его величество медленно расхаживал мимо стола, заваленного бумагами. Помахивая себе в такт пером, Кайлок Мудрый давал последние наставления сыну перед поездкой на юг.

— Из-за трусливого лорда Лэксефа мы попали в неприятную ситуацию. С одной стороны, мы не могли спускать столь явное пренебрежение королевской властью и властью верно служащих нам лордов… С другой стороны, к бунту привели бесконечные поборы как самого Лэксефа, так и его любимчиков, которые скупили пахотные земли и леса по всей округе… И, в отличие от своих более здраво мыслящих соседей, этот болван не смог задавить смуту в зародыше, а помчался за помощью к нам…

— И теперь королевские войска залили кровью земли Спрэкедетты. Обгадился он, а вся эта вонючая куча упала на наши сапоги.

— Ну, не совсем королевские, но в целом ты прав, — вздохнул король, повернувшись к удобно устроившемуся на краю стола сыну.

Йорен, кажущийся из-за своего поджарого телосложения худым, расположился поверх кучи свитков и важных петиций, весело болтал ногами и уплетал сладкие моченые груши, добывая крошечные сморщенные плоды из широкой миски, капая липким соком то на стол, то на пол.

— Какое чудо я должен свершить во славу короны? — поинтересовался с полным ртом стриженный накоротко рыжеволосый мужчина, засунув за щеку очередной плод.

— Во-первых, ты должен постараться не подавиться, — хмыкнул старик. Продолжив свою прогулку, он вновь начал выписывать пушистым пером замысловатые кренделя, помогая себе сформулировать ту или иную мысль. — Во-вторых, нам надо прижать этих распоясавшихся хозяев хегтигдемов. Лорды гребут деньги, выжимая последнее у крестьян и ремесленников. У людей, которые еще при моем отце были по большей части вольными людьми… И которые надеются, что королевская власть будет стоять на страже их интересов… Надо убедить людей, что так было и так и будет…

— Ты в самом деле считаешь, что в случае проблем эти забитые работяги поддержат корону в междоусобных сварах?

— Почему бы и нет? По крайней мере, они предоставят хлеб, скот и дома для наших войск. Но для этого нужно, чтобы люди верили нам. Верили в высшую справедливость и знали, что король всегда встанет на их сторону, наказав при необходимости злых и плохих лордов. Ради этого я и отправляю тебя…

— Храмовый орден не вмешивается в мирские дела.

— Согласен. Не хватало еще, чтобы стальной кулак церкви полез на чужую территорию. Достаточно того, что монахи путаются у меня под ногами и с каждым годом все больше пытаются приложить свои липкие руки к каждому золотому, что бродит по дорогам королевства… Твоя задача — не дать церковному суду возомнить себя главным. Твоя задача — выступить от моего имени и объявить о наведении порядка… Я дам несколько писем, прочтешь перед отъездом. И разрешаю тебе напугать жирного идиота Лэксефа до полусмерти. Чтобы осознал, что такие мелкие проблемы он должен решать сам, а не рыдать у порога моего замка, выпрашивая моих солдат и сыновей в его защитники…

— Разумеется, лорды должны решать такие проблемы самостоятельно, чтобы брать на себя всю грязную работу и быть готовыми получить наказание, если перестараются с применением силы.

— Именно так. Не дело королю рубить головы подданным. Это одна из обязанностей владык хегтигдемов. А мы лишь должны смотреть сверху, журить излишне провинившихся и метать молнии в проворовавшихся… Поэтому причеши эту кодлу против шерсти, заставь выплатить деньги семьям пострадавших… По чуть-чуть, просто в качестве жеста доброй воли… И внимательно присмотри за жуликами в рясах, чтобы они не успели там снюхаться с кем не надо.

— Если ты считаешь, отец, что лордов и церковь надо прижать, то почему не пошлешь Нидса? Он бы отлично справился с этой задачей.

— Потому что еще рано брать наших умников за причинное место. Слишком рано и слишком опасно. Власть нужно отнимать по капле, медленно и незаметно. Закон за законом, формируя привычки и создавая новые обряды, которые скрепят нашу власть надежнее любых мечей. И поэтому именно ты поедешь в Вэрделэд, объединив в себе и королевское слово, и слово церковное. Тебе, будущему главе Храмового ордена, надлежит проявить заботу о подданных и разрешить эту кровавую проблему на благо короны. Пока твой любимый брат не стал там от скуки рубить головы разбежавшимся по лесам крестьянам…

Кивнув, Йорен поставил опустевшую миску на стол, не глядя сгреб несколько листов и стал вытирать перепачканные руки.

— Накажу виновных, помилую оставшихся в живых после кровавой косы Гудернара, выбью деньги у лорда. Что еще?

— А еще постараешься не перегнуть палку, не разозлишь местную знать, не разругаешься с патриархами, которые бегут впереди тебя облизывать исстрадавшегося по утешениям лорда Лэксефа. Постараешься не устраивать очищающих костров, о чем издавна бормочут наши ретивые служители церкви. И сделаешь еще тысячу и одно дело, о чем я сейчас даже не догадываюсь. Как и надлежит моему сыну, опоре трона…

Бросив смятые бумаги в липкую лужу, мужчина легко соскочил со стола и потянулся жилистым телом:

— Понял. Все как обычно: сплясать на натянутом между мачтами драккаров канате, не уронив при этом ни одного ножа, которым буду жонглировать. Пожурить и пожалеть, наказать и простить. Чтобы каждый, кто будет в этом участвовать, орал потом во все горло: «Слава королю»!

— Орал и верил! — поднял вверх палец его величество. — И готов был потом умереть за нас, если это потребуется.

— Умрут, — усмехнулся Йорен. — Ради короля они выстроятся в очередь на эшафот, если это понадобится… Показывай письма.

— Руки сначала помой, — расхохотался Кайлок Могучий. — Не хватало еще, чтобы лорд потом прилип к бумагам, заливая их слезами…

В двух милях севернее от королевского дворца, в добротном каменном доме, у жаркого огня о делах государства беседовали еще два человека.

В широком кресле оперся на спинку глава церкви Слаттера, верховный альдст, возглавляющий совет патриархов. Худощавый черноволосый мужчина пятидесяти трех лет задумчиво смотрел на пылающие дрова и медленно поглаживал худыми пальцами чисто выбритую щеку.

Формально независимый священник, назначенный в качестве ритуальной фигуры, отец Фойрадиск сумел за прошедшие годы собрать в своих руках всю мощь активно развивающейся церкви. Изображая глупую и недалекую марионетку, он большинством голосов патриархов был выбран на почетную и ничего не значащую должность. Получив право выступать на высоких собраниях «голосом церкви», молодой тогда мужчина медленно и верно начал окружать себя верными людьми, завязывать на свою персону тайные и явные нити власти, закрепляя за собою выборную позицию альдста. Не прошло и десяти лет, как патриархи с удивлением для себя обнаружили, что их подчиненные чаще заглядывают в рот бывшей марионетке, чем им. И еще через десять лет уже сам отец Фойрадиск смог так изменить церковные законы, что получил возможность смещать и назначать патриархов. Терпения и выдержки диктатору в рясе было не занимать, и его планомерная неспешная политика принесла свои плоды. Сейчас именно он держал в своих руках все нити управления могучей империей, проросшей внутри королевства. Он решал, кому и как следует славить богов, кому и как собирать деньги, кому и как нести молитву заблудшим.

Но если бы столь неприметный мужчина с тихим голосом заботился лишь о себе, он бы не просуществовал так долго на вершине пирамиды. Невысокого альдста отличала одна черта, которую признавали и редкие друзья, и многочисленные враги и завистники. Глава церкви был предан лишь интересам церкви. Весь, без остатка. Он отдал всего себя кропотливой и ежедневной работе, заботясь о благополучии людей в рясах, их хлебе насущном и крове над головой. Патриархи могли упрекнуть своего ставленника, что он готов переступить через их бездыханные тела, если сочтет это нужным. Но видели, что после прихода молодого главы совета день за днем церковь Слаттера набирала силу, крепила свою мощь и уверенно становилась опорой трона и надеждой простых людей на заступничество перед богами. Еще не так давно смертные предпочитали сами вершить свою судьбу, веря в свои силы и самостоятельно общаясь со злопамятными богами. Но теперь тяжкий груз забот возложили на свои плечи вездесущие монахи, киргэгмэды в церквях или вообще главы приходов, уважаемые отцы реггеринги. Молитву несли и бродячие спасители душ, покрытые пылью дорог бьерреттары или привычные для крестьянского уха бьерры. Те, кто хотел, могли заглянуть на храмовое подворье и пообщаться с учениками — тиллагнадами. Любой из одетых в монашескую рясу был готов помочь укрепить дух и оказать посильное участие во врачевании души. Во благо церкви Слаттера. Во благо верных служителей богов.

Ради того чтобы это огромное государство в государстве стало самостоятельным, избавилось от опеки лордов и короля, ради истинного величия не спал и трудился не покладая рук альдст Фойрадиск. Ради этого его поначалу терпели патриархи, а теперь и активно помогали ему. Ради возможности стать выше короля и его чиновников, ради возможности вершить истинный суд и править этим миром, как велят боги… Ради этого стоило жить и стоило бороться, ради этого можно было применять любые методы. Ради конечной цели…

Напротив своего хозяина мохнатым медведем застыл горбун, огромный мужчина с иссиня-черными спутанными волосами, коротко постриженными по церковным канонам. Хувьюддер, верный слуга, исполнитель любых тайных приказов. Официально — учетчик в крошечном монастыре за городскими стенами. Человек, злобная ненависть которого к миру сочеталась с беззаветной преданностью альдсту, который не обращал внимания на уродство тела, используя в случае необходимости уродство душевное.

Молчаливый горбун, спрятавший тяжелый взгляд под мохнатыми бровями, отличался чудовищной силой, отличной реакцией и сокрушительным ударом с обеих рук. Страдая мужской неполноценностью, Хувьюддер с радостью вымещал свою ненависть на женщинах, попавших в его тайные застенки. Иногда поисковые отряды церкви находили в дальних деревнях ведьм, посмевших использовать свою силу и знание трав себе во благо, отринув истинную веру. И если еще при отце Кайлока Могучего таких женщин просто изгоняли прочь, то теперь церковь добилась права карать опасных знахарок, убивающих души своих клиентов проклятыми зельями. Если несчастная обладала реальной силой, ворожбою или особенными знаниями в области составления настоев и ядов, то она могла выкупить себе толику жизни, жизни под пытками, чтобы передать свои знания и умения людям в сутанах. Иногда ведьмы доживали до момента, когда их полуживых привозили в столицу. Там тайный караван уже ждал горбун, звонким золотом платя за каждую пленницу. Что он потом делал в своих застенках и куда исчезали истерзанные тела — это было скрыто мраком.

Но за то, что его господин закрывал глаза на столь страшные «забавы», Хувьюддер служил ему верой и правдой, готовый закрыть телом от любой опасности. Душу он продал господину Фойрадиску уже давно.

Прервав свои раздумья, отец Фойрадиск перевел взгляд серых глаз на слугу и начал говорить, делая значимые паузы между словами:

— Его величество хочет стать единственным правителем этого мира. Он уже не хочет делиться властью с верными слугами, наследниками древней крови. Лордов скоро будут назначать, как каких-то жалких городских ордфоранов. А такое желание опасно для церкви. Потому что, раздавив независимость владык хегтигдемов, следом король возьмется за нас… Нехорошо…

Горбун слушал, не проронив ни звука. Он знал, что хозяин любит порассуждать с ним вслух о серьезных проблемах. Зачастую преданному Хувьюддеру доводилось узнать такое, что никогда больше не озвучивалось нигде: ни на совете, ни у короля. Такие беседы тешили самолюбие верного слуги, показывая его значимость и веру господина в сохранение любой тайны. Застыв неподвижной глыбой, горбун молчал. Когда отец Фойрадиск закончит беседовать сам с собою, он сформулирует приказ в четких и кратких предложениях, не допускающих двойного толкования. Что поделаешь, если надежный и смертоносный инструмент не обладал столь же изощренным разумом, как и его повелитель.

— В будущем противостоянии лордов и короля нам выгоднее не принимать сторону короны. Тайно следует поддержать тех, кто щедро потом оделит нас золотом и землями. Не показывая своих истинных намерений, мы должны склонить чашу весов в обратную сторону, сохранив шаткое равновесие между семейством Ресанрен и другими почтенными домами. И я собираюсь отправить с королевским сыном нашего верного слугу, патриарха Кригэре, главу Храмового ордена. Пока прыткий молодой человек не занял его место, старику следует присмотреть за своим протеже и попытаться повлиять на Йорена. Нам нужен верный слуга церкви, а не верный сын, способный наломать дров в столь деликатных вопросах…

Взглядом показав на кувшин с морсом, отец Фойрадиск подождал, когда слуга наполнит и подаст бокал с прохладным напитком.

— Ты отправишься сегодня вечером, опередив посольство. Навестишь реггеринга Вэрделэда, покрутишься по городу. Я хочу, чтобы ты знал, чем на самом деле дышат горожане, как они относятся к бунтовщикам. Готовы ли они выжечь огнем скверну, окружившую город, или льют слезы над павшими. Я хочу, чтобы ты сделал следующее…

Закончив инструктаж, альдст отправил горбуна в дорогу. Не успела за ним закрыться дверь, как слуги доложили о приходе главы Храмового ордена.

Старика, с трудом шагающего по полам, укрытым коврами, радушный хозяин встретил в дверях. Благословив верного сына церкви, отец Фойрадиск предложил Кригэре занять кресло. Осторожно вытянув измученные подагрой ноги, воин и священник в одном лице поблагодарил за чашку с горячим чаем и приготовился слушать. К его удивлению, глава церкви был краток и резок в суждениях:

— Орден и вы, его владыка, являетесь нашей единственной защитой перед лицом возможных опасностей. И кому, как не вам, надлежит защищать церковь Слаттера от любых посягательств со стороны и изнутри…

— Я всегда нес свет веры заблудшим и защищал верных сынов Слаттера, — удивился старик.

— Вот именно, уважаемый патриарх. Вы, а не ваш протеже, ваша надежда… Я очень обеспокоен тем, как себя ведет в последнее время Йорен. Еще весной он говорил, что мечтает пройти дополнительное обучение, познать таинства церковной магии, освоить навыки воина-врачевателя и азы боевых заклятий. Пусть мы не так далеко продвинулись в этих вопросах и неспособны метать молнии во врагов, но все же достигли определенных успехов. Нам теперь подвластно давать с помощью эликсиров воинам силу и скорость древних берсерков, подавлять боль и усталость, делать людей невосприимчивыми к большинству известных ядов. И открывать столь опасные знания человеку, который неожиданно поддержал короля в его желании принизить истинное значение церкви… Я поражен…

— Король не желает обижать церковь! — воскликнул глава ордена, отставив нетронутую чашку в сторону. — Я знаю, что…

— А я знаю, — перебил старика альдст, подавляя спор в зародыше, — я знаю, что его величество считает недостойным наше желание разделить с ним бремя власти. Наши просьбы выжечь остатки скверны в темных углах, уничтожить семена ведовства и колдовства на границе королевства встречены крайне отрицательно. Нас даже обвинили в разжигании охоты на ведьм. Обвинили в том, что мы покушаемся на королевское правосудие, пытаясь подменить его церковным трибуналом… При этом беглые знахари и лживые проповедники вольготно чувствуют себя как у Брэндабергенских пределов, так и в портах Фьорстассэна.

— Его величество не хочет портить отношения с кланом Гудомиллов. Если церковь начнет искать скверну на площадях их городов, это всколыхнет все королевство.

— Возможно… Но кто мешает королю разрешить нам пошарить среди отрогов южных гор? Там, где толпятся проклятые гномьим престолом изгнанники, разрешившие любому сброду возделывать поля на их землях? Молчите, уважаемый Кригэре? Вот и я не знаю…

Вздохнув, отец Фойрадиск откинулся в кресле и продолжил, вернув голос до привычного еле слышного шепота:

— Я никоим образом не сомневаюсь в вашей вере. И тем более не сомневаюсь в верности воинов ордена, кровью и молитвами заслуживших свое высокое положение. Но я опасаюсь, что принявший из ваших рук бразды правления молодой человек разрушит все созданное столь тяжкими трудами.

— Он не так уж и молод, — буркнул боевой патриарх, вновь взяв в руки чашку. — Ему уже пятьдесят два. И два сына, постигающие церковные азы в монастырях.

— Тем хуже, раз, дожив до таких лет, он не определился в своем отношении к братьям по вере. Нельзя делить хлеб с людьми, которым не доверяешь и которых подозреваешь в неверности короне. Мы, верная и безвозмездная поддержка государства все эти годы, мы не можем терпеть огульные обвинения в свой адрес. Тем более если это произносит член королевской семьи…

— Я поговорю с ним, отец, — примирительно произнес старик.

Он терпеть не мог, когда кто-то начинал обвинять любимого ученика. Мужчину, готового занять его место владыки Храмового ордена.

— Поговорите. Если вы донесете до него нашу обеспокоенность, я буду признателен… К сожалению, совет патриархов решил временно отказать Йорену в постижении таинств церковной магии. На поле битвы он получит любые эликсиры, как и другие воины ордена, но пока ему отказано в обучении тайным наукам. Йорен обязан развеять наши страхи. Мы хотим, чтобы он делом доказал свою истинную веру. Чтобы он показал, что старший наследник Кайлока Могучего способен носить и второе имя — Мудрого. Церковь не собирается воевать с престолом. Мы не собираемся как-либо мешать его величеству управлять государством. Но мы хотели бы, чтобы с нами считались и поддерживали наши начинания, направленные на благо государства. Если вы, патриарх, сможете это растолковать своему питомцу, я буду счастлив. Совет будет счастлив. Мы все выиграем в итоге… — Наклонившись к замершему гостю, хозяин проникновенно закончил свою речь: — Вам предстоит тяжелая миссия, мой друг. Наш южный сосед потрясен. Его земли разграблены жадными бандитами, верные сыны церкви и подданные убиты. Преступники уничтожили множество ни в чем не повинных семей, насиловали и убивали без разбору. И простым людям, живущим мирно на просторах нашего королевства, хочется знать, как именно корона поступит с грабителями и насильниками. Как именно его величество хочет пресечь подобное раз и навсегда. И как он относится к своему верному слуге, лорду Лэксефу. Что бы ни говорили злопыхатели, но именно лорд обратился за помощью к королевской власти, признавая ее главенство в вопросах правосудия, а не бросился сломя голову вешать каждого, кто находился вне городских стен. Поэтому я буду признателен, если вы не оставите Йорена наедине с его тяжкой долей, поможете и подскажете в случае необходимости… Потому что мы, смиренные служители церкви, готовы помочь в беседе с богами, но дела земные находятся вне нашей компетенции. И хоть мы лишь готовы оказать любую поддержку короне, но принимать решение и отдавать приказ будет его величество и члены его семьи… Надеюсь, что они примут взвешенное решение на благо всего государства…

Весна решила не задерживаться с приходом на земли, вымороженные студеной зимой. Неожиданно рано яркое солнце щедро стало делиться благословенным теплом, обрушив жаркие удары на сугробы, пустив первые осторожные ручьи по оврагам. Птицы проверили на громкость свои голоса, радостно встречая каждый новый теплый день, нетерпеливо пережидая пока еще холодные ночи. Где-то под коркой мерзлой земли заворочались ростки первых цветов, готовые стремительно вырваться из заточения на свободу. Земля жадно впитывала живительную талую воду и пробуждалась, собираясь с силами перед жарким летом.

Теплый ветер играл с густыми камышами над Стинкадскими болотами. Ласковою рукою он теребил сияющие серебром волны пушистых метелок, шумел в зарослях и завывал вечерами среди пока голых сучьев редких деревьев. Гонял рябь на широких черных водных зеркалах, пускал озорных зайчиков в протоках. Скоро бездонная трясина сбросит морок сна, покроется зеленым ковром кувшинок, заполонит небо бесконечными стаями уток и гусей. Но пока она еще дремала, выставив напоказ свои голые острова, накрытые ноздреватым серым снегом, грузно сползающим ближе к холодной воде.

Хрустнул камыш, и на берег глубокой протоки выбрался оборванец. Смертельно уставший мужчина, замотанный в окровавленные тряпки. С трудом опираясь на суковатую палку, раненый оглядел преграду и прохрипел:

— Сейчас… Сейчас… Только передохну и поплыву дальше… Да… Прямо сейчас…

Без сил опустившись в снег, Хейдер уткнулся лбом в скрещенные руки. Казалось, что ветер качает его, как камыш за спиной…

Когда неделю назад он открыл глаза, то увидел над собою лицо наемника с кровавой коркой на порезанной щеке. Одетый в чужие доспехи, липовый «солдат» быстро обыскал убитого им Сэвинделлера. Вернувшись назад, порылся в сумке и достал тряпье:

— Скидывай кольчугу, надо тебя перевязать.

— Почему… — только и смог просипеть бастард.

— Потому что Рэдда Каменный считает твоего отца настоящим ублюдком. Уж не знаю, чего они не поделили, но мой хозяин решил сохранить тебе жизнь. И просил присмотреть за тобою в походе.

— А…

— Не знаю, что ему взбрело в голову, но я свой долг выполнил. Не смогу вывести тебя отсюда, так хоть жизнь спасу… Давай вставай, скоро тут будут остальные… Пойдешь здесь, краем протоки, я укрою следы. Седого сброшу с другой стороны, туда же постараюсь направить погоню. Сам понимаешь, какое-то время я смогу сойти за своего. Потом надо будет и о собственной шкуре позаботиться. Вот сумка, тут остатки еды, все, что смог собрать…

Еле стоя на ногах, Хейдер сделал шаг, другой. В боку нестерпимо болело, но повязка на время остановила кровотечение и дала возможность попытаться бежать дальше. Или не бежать, а брести…

Наемник закончил скороговоркой:

— Остров обшарят. Поэтому — сгреби плавник, камыш на той стороне и плыви дальше, в глубь трясины. Там сможешь отлежаться денек. И двигайся на юг. Сооруди плот из камыша, старайся зря в воде не сидеть, умрешь… И постарайся больше не попадаться кому-либо на глаза. Исчезни, растворись на южной границе. Только в этом твое спасение… Давай, не медли!

И бастард побрел вперед, с трудом протискиваясь между камышами, черпая мокрыми сапогами ледяную воду. А за его спиною нежданный спаситель маскировал следы, лихорадочно метался по изрытому снегу… Он сбросил в воду убитого командира наемников, даруя одинокому воину шанс на спасение — крошечный, как слеза жестокой Комбрены.

С огромным трудом поднявшись, Хейдер вытянул за истрепанную веревку самодельный плот. Медленно спустил его на воду, кряхтя забрался сверху, притопив ненадежную плавучую конструкцию. Воткнув перед собою палку, мужчина сжал в руках жалкое подобие весла и медленно направился по открытой воде на запад, в сторону мрачных кряжей Огаттеслутас, с каждым днем все ближе вздымающих свои заснеженные пики.

Проводив странного гостя бусинками глаз, на тонкую травинку вспорхнула крошечная птичка. Выдав недовольную отповедь незваным чужакам, пичуга стала расспрашивать соседей об их делах. Вскоре над черной водою вновь разнесся птичий гомон, вечный, как сама жизнь…

Жаркое солнце полюбовалось на ручьи, избороздившие сугробы, и довольно засобиралось на покой, одарив напоследок теплом жалкого беглеца. Человека, потерявшего несостоявшуюся армию. Человека, чье имя родные и близкие выговаривали с ненавистью, а захваченные в плен крестьяне с мукой выкрикивали под раскаленным железом палачей. Человек, которого похоронили во второй раз. И который никак не желал умирать, медленно пробираясь через топи болот на запад, к негостеприимным стенам Ока отверженных. Туда, где в недрах скал спряталась сама смерть…