Слог 27
С МЕСТА В КАРЬЕР

— Ну что, Пахан, далеко нам еще? — озвучил Твур общее настроение.

Ватага переводила дух в гнилой ложбине. Орки валялись на прелой листве и сварливо переругивались. Заваленный буреломом лес — не самый лучший маршрут для ночного марш-броска, и скороспелый авторитет верзилы Струма к концу пути заметно поубавился.

— Ниче, братва! Совсем уже тьфу осталось. Тут она где-то. Чую я ее, падлу, о-щу-щаю! — Струм сунул Талисман прямо в нос Твуру. Зеленая искорка была прямо посередине камня. — Видал, Клоп?

— Скорей бы уж. А то тельце-то новое, необъезженное. Завтра ох как болеть будет!

— Не хнычь, Лупоглазый! Как раз твоя работа начинается. Поднимай свою задницу и выдвигайся вперед. Навостри уши и найди мне эту стерву. И про волка не забудь. А то он нам тут делов наделает! Ну, пшел, мелочь слюнявая! — Струм сгреб Твура за загривок и вышвырнул из ложбины.

Чудом избежав встречи с трухлявым пнем, диверсант рхрустнулся в заросли кустарника.

— Чтоб тебе от собственного рыка оглохнуть, бычара хренов, — пискнул Твур, выгребаясь наружу.

Ползти было мокро и грязно. Подстилка прошлогодней листвы промокла и противно подавалась под пальцами и локтями. К тому же все время попадались заплесневелые сучковатые палки, норовящие царапнуть брюхо и колени. Хорошо еще, что почва понемногу поднималась, становясь суше и крепче.

Матерясь себе под нос, Твур продвигался все дальше и дальше.

Постепенно вновь приобретенное чутье, притупившееся от тягот ночной гонки, прояснялось. Впереди действительно кто-то был. Сквозь бестолковое шуршание просыпающихся птиц и насекомых постепенно проступали два пульса: один — частый и негромкий и второй — полнокровный и какой-то мягкий, сладкий.

«Кажись, дрыхнут! — с тайной радостью решил Твур. — Спит кисочка, — само собой замурлыкало где-то между ушами. — Тепленькая, сладенькая, сопящая…»

Вожделение, еще не появлявшееся в новом теле, душной волной разлилось по членам. Дыхание участилось. Слюна затопила небные бугорки щекочущим приливом.

И пульс волка сразу изменился.

«У, хрень, проснулся!» — метнулась всполошная мысль.

Твур вжался в грунт и затаился в неудобной позе. Под щеку как раз подвернулась россыпь камней и впилась в кожу нагло выступающими острыми краями. Впереди послышались шаги мягких, легких лап.

«Ну-ну, иди, иди, бдительный ты наш. — Твур медленно подобрался. Трясущаяся от возбуждения лапка с трудом нашарила в сумке склянку с сонным зельем. — Щас мы тебе промеж ушей и зазвездим! Ну, где ты там?»

Шаги неожиданно стихли.

«Чего же ты стал-то? — запереживал Твур: — цып, кис-кис, или как там тебя?»

Пульс волка, остановившегося неподалеку, вдруг мгновенно надвинулся.

В спину незадачливого диверсанта ударили твердые, тяжелые лапы. Волчьи клыки сомкнулись на шее, да так что боль в оцарапанной щеке показалась детской забавой.

«Эх, лучше разбитый затылок, чем перекушенная шея!» — метнулась сумасшедшая мысль, и, взвизгнув от страха, Твур с хрустом раздолбал склянку об собственную голову…

Пробуждение было мучительным.

Сквозь мутную пелену полубредового состояния Твур с трудом различил неясные толчки. В такт с ними странно менялось поле зрения и размазанный силуэт Струма мотался слева направо, как сосунок, упившийся ультрамаринки.

Страшно болел затылок. И шея. Через раз вспыхивала боль в щеке. «Кажется, он бьет меня по роже! — постепенно оформилась запоздалая мысль. — Врачует, сволочь, в чувство приводит! Нет бы поинтересоваться, как у кореша шея, целая или уже перекушена к бодунам свинячьим!» Возмущение помогло сделать попытку поднять руки. Судя по тому, что пощечины прекратились, это частично удалось.

— Ну вот очухался наш герой! — донесся с неба смутно знакомый голос. И Твуру сразу полегчало.

«Вот ведь что значит кореш! Понял. Оценил. Героем вот назвал! Поди ж ты! Что ни говори, а приятно, когда твой подвиг заметили и воздают тебе должное. Сразу хочется еще и еще шею подставлять! Хотя с шеей я, похоже, слегка того… погорячился. Я эти клыки теперь долго буду вспоминать… А где, кстати, волк?»

Твур перекатился на пузо, привстал на четвереньки и осторожно поворачиваясь, попытался обнаружить поблизости серую тушу клыкастого шустряка. Ничего похожего рядом не было.

А были рядом ноги. Целый частокол зелено-бурых, мохнатых, вонючих ног. И ноги эти грубо ржали. То есть, конечно, не ноги, а те пеньки, из которых ноги росли.

Разухабистый гогот изобиловал словесными вставками, вызывающими мощные приливы веселья. Постепенно до все еще стоящего на карачках героя начал доходить смысл народного словотворчества. И смысл этот ему не понравился.

Ни о каком подвиге речь не шла. Подвига вообще не было. А было, оказывается, раздолбайское раздолбайство, когда трусливый раздолбай, устав трястись со страху, раздолбал склянку с сонным зельем об раздолбайскую башку. А бояться, оказывается, было некого. Телка человечья одна была, да еще и спала. И пока обмочившийся от страха раздолбай поднимал боевой дух сонным газом, отважные герои бабу повязали. Просто и незатейливо.

«Вот так всегда, — кисло скривился Твур. — Чуть воспаришь, из жижи вонючей харю выставишь, взвизгнешь восторженно, и тут же теснится десяток задниц, желающих на вновь образовавшейся кочке посидеть… Ну, я вам щас задам задачку!»

— Вот вы тут все такие умные, — провозгласил он. Для пущего эффекта сохраняя прежнюю позу. — А волк-то где? Проморгали?

— Не понял! — свел брови Струм. Чтобы лучше слышать, ему пришлось нагнуться, и поза получилась достаточно паскудная.

Отметив этот отрадный факт, Твур медленно поднялся и под стихающий гомон продолжил обличительную речь:

— А че тут понимать? Зубами за шею я тоже сам себя хватанул? — И он продемонстрировал собравшимся свой загривок, где, как он надеялся, имели место соответствующие вещественные доказательства. — И следы не мешало бы посмотреть, следопыты хреновы! — добавил он, с наслаждением следя за процессом отпадения челюстей и вылупливания зенок. — Это вот чей след? — ткнул он пальцем кому-то под ноги.

Незадачливый весельчак нервно подпрыгнул и, попятившись, бухнулся на зад. Коллектив привычно отреагировал братским гыгыканьем, но веселуха как-то не пошла. Даже до самых тупорылых начало доходить, что не так все просто и главные события еще впереди…

— А оно и клево, что волк тут был! — забасил Струм, беря растерявшуюся инициативу в свои лапы. — Нам оно и надо, чтобы кто-нито бойфренду ейному знак подал. Пущай он за нами бегит и бабу свою отбить пытается. Самая потеха и пойдет! Короче, благодарность тебе от командования, Твурятина! Ухарь ты оказался! Молодчик! Даром что тельцем не вышел. Видали, тупорылые? Себя не пожалел, мелкотравчатый наш, личную шею за общее дело подставил! И башку. Короче, понесете его до базы вместе с бабой. И беречь обоих на бегу, как отдавленные яйца! Ну, с нами Сам и Присные его! Подхватились — и легким бегом! Да по пути ветки ломайте, чтоб те, кто нам нужен, след, не дай Сам, не потеряли!

— То-то и оно! — ворчал Твур, пытаясь поудобней устроиться на плечах своего носителя. — Думать всяким амбалам надо почаще, глядишь, понравится…

— Внимание, Ви! — Ал приподнялся на локте и замер, вслушиваясь в магический эфир. Девушка и сама почувствовала изменение Силы. Где-то поблизости сработало заклинание.

— Какая-то волна не такая, — попыталась Ви выразить свои ощущения. — Похоже на побочный всплеск.

Побочными всплесками в Олирне называли вторичные эффекты заклинаний, появляющиеся на периферии основного события. Эти незапланированные добавки были, как правило, ассоциативными материализациями.

Вот, например, когда Ал объяснялся Ви в любви, все окружающее пространство наполнилось поющими цветами, а небо сверкало мириадами танцующих звезд. Побочным же всплеском было появление маленького лохматого медвежонка, который потом целую неделю мотался по облакам и восторженно восклицал: «А она меня любит!» И никто его не тронул, ни молодежь, ни Учителя, хотя он и мешал занятиям в Школе. Через неделю заряд Силы иссяк, и медведик обхватил Ви за шею, что-то промурлыкал и растаял, оставив после себя светящиеся и звенящие искорки…

— Это не побочный всплеск, — сказал Ал, взглядом благодаря подругу за воспоминание. — Это природная магия. Вот, опять! Догадываешься, кто это может быть?

— Ты думаешь, тот самый волк?

— Он или кто-то из его собратьев. Они — существа магические. Их телепортация должна давать как раз такие всплески.

— Тогда — вперед? — Ви легко вскочила, поднимая с травы лук и колчан со стрелами.

— Через мгновение, сестра. — Ал сел, подтянув к себе одну ногу, и сложил ладони перед грудью в ритуальном жесте последователя Сатвы. — Это упражнение зазывается «усэн бай Фо». — Ал начал подниматься, удерживая равновесие на одной ноге и держа другую перед собой.

— И как это переводится?

— «Монах-воин молится Просветленному». Как, хороша молитва? — Знаток боевых искусств все еще стоял на одной ноге, явно, собираясь продолжить приседания.

— Впечатляет, — согласилась Ви, — но нам не мешает поторопиться! У второй волны был какой-то неприятный привкус.

— Пожалуй, ты права. — Ал с сожалением опустил ногу и, сразу выйдя в боевой режим, в три неуловимых движения набросил на себя перевязь. Серебряная рукоять меча качнулась над правым плечом, и утреннее солнце, отразившись в кристалле навершия, брызнуло вокруг пригоршней ярких лучей.

«Я тебя люблю!» — передала Ви, срываясь с места и переходя на стремительный охотничий бег.

Тело буквально летело над травой. Стопы еле слышно встречались с Землей и, мгновенно устанавливая контакт, принимали от нее щедрую порцию силы. Сила эта росла с каждым шагом, и бег был похож на солнечный луч, скользящий по поверхности воды. Срединный Мир зеленым мохнатым ковром бросался под ноги, норовя напомнить об осторожности бугорками, камнями и кротовыми норами.

Долгий миг погони кончился внезапно. Впереди гомонили.

Существа, издававшие обильные и негармоничные звуки, выглядели материальным воплощением своих воплей. Корявые, бугристые, неопрятные — они топтались на коротких кривых ногах и совершали множественные, суматошные движения, долженствующие выразить избыток эмоций.

Эмоции эти, в свою очередь, в астральном спектре представлялись толпой отвратных, агрессивных элементалов, грызущихся между собой и поминутно кусающих своих породителей за разные нежные места. Отчего те, собственно, и суетились и орали на разные голоса.

Заросли кустарника, обрамляющие поляну, позволяли эльфам наблюдать, оставаясь невидимыми.

«Слева», — передал Ал, указывая глазами в дальний конец поляны.

Там лежало что-то большое, мертвое, но умершее совсем недавно. «Лошадь», — определила Ви. Рядом с трудом шевелился подозрительного вида сверток. Даже издалека ткань свертка выглядела красивой и никак не вязалась с видом вонючих дикарей.

А дикари меж тем перестали галдеть и относительно внимательно слушали самого здоровенного, зеленовато-коричневого гоблина с низким лбом и громадной челюстью. Затем двое метнулись к свертку и взвалили его на плечи.

«Там Ксана». — Ал задумчиво шевелил плечами, как бы проверяя, насколько удобно расположен на спине меч.

«Их всего три десятка!» — Ви потянула из колчана сразу две стрелы.

«Подожди! Лучше выясним, чего они хотят. Хуже, чем сейчас, Ксане пока не будет. Я — за ними. Погляжу, послушаю. А ты разыщи волка. Тут он где-то, поблизости. Но плохо ему. Слышишь?»

Ви кивнула и неслышно канула в сплетении ветвей.