Слог 15
ЛЕСНАЯ НИМФА

Туман невесомыми струями льнул к воде, пытаясь объясниться ей в своей вечной любви. Река в ответ молчала, с нежной улыбкой гладя его растрепанные космы. Она молчала о том, что любовные союзы между близкими родственниками невозможны, что нужно покориться судьбе и надеяться на почти невозможное стечение обстоятельств, когда любимые черты воплотятся в другом, далеком и совсем не родном человеке, которому суждено стать роднее, чем брат.

Виола сняла платье и, отбросив грустные мысли, осторожно спустилась к воде. Трава ласково щекотала кожу ног, пропитанный влагой воздух вливался в живот, растворяя тело, поднимая душу и гася грусть.

Привычный, но от этого ничуть не менее опьяняющий восторг разлился по коже, растекаясь по пояснице, бедрам и животу, покалывая пальцы, соски и губы. А потом вода приняла разгоряченное тело, лаская его прохладными ладонями, наполняя своей древней, могучей силой и еще более древней космической мудростью.

Встреча с рекой давно стала для Виолы необходимой. Неширокая и небыстрая, река плавно несла свои волны среди могучих дубов Чернолесья, даря душе покой и чистоту, а телу наслаждение и силу. Река любила Виолу.

Каждый раз, подходя к подвижному, живому зеркалу, девушка слышала ласковые образы, рождаемые большим и добрым существом, которое наполняло воду своей жизнью. Бабушка называла его Стихиалью Лесной Реки и радовалась, что Виола тоже слышит его. Бабушка говорила, что Стихиали заселили планету задолго до людей и что в Чернолесье их обитает не меньше двух десятков.

Кроме Лесной Реки Виоле удавалось услышать огромную и серьезную Стихиаль Леса — Мать всех деревьев — и небольшую и смешливую Стихиаль Трав и Цветов, зовущую поваляться на душистом ковре и всегда готовую одарить ягодами и грибами.

Кроме них слышались иногда ворчливые мыслеобразы Лесной Почвы, жалующейся на обилие червячков и личинок, древесных корней и звериных нор. Виола знала, что за этими жалобами Стихиаль Недр прячет свою миллионолетнюю любовь. Работая в огороде, девушка часто надолго останавливалась, погрузив руки в рыхлую, теплую почву, пахнущую прошлым посевом и будущим урожаем.

Но жили в Чернолесье и другие. Обширная и недобрая Стихиаль Болот лелеяла гнилые трясины и вязкую, вонючую грязь. Она покровительствовала уркусам — существам в высшей степени неприятным и коварным, чья вечно грязная чешуйчатая кожа никогда не видела чистой воды, а покрытые болотной слизью души ничего не знали о Добре и Свете.

Суровый и отчужденный Дух Железной Гряды, отделяющей Чернолесье от Клеверной Пустоши, не вступал ни в какие разговоры, но мог неожиданно завалить своды пещеры или обрушить камнепад.

Были и другие, но их Виола не знала. Она лишь ощущала великое разнообразие Жизни, ее могучую и сладостную энергию, объединяющую Все и Вся в вечном круговороте Изменений.

Выходя из реки, девушка еще раз ополоснула лицо живительной влагой и всей кожей приняла приветствие Лесного Воздуха, который если и не был стихиалью, то все же, без сомнения, был дружелюбным и живым.

А потом Виола почувствовала взгляд.

Взгляд этот был пристальным и недобрым. И еще в этом взгляде постепенно проступала сытая и безудержная похоть. Поежившись, девушка подхватила платье и попятилась назад к реке. Кусты в десяти шагах затрещали, и на поляну ввалился высокий толстый мужчина в сапогах со шпорами и коротким охотничьим мечом у пояса.

— Ты куда?! — не тратя времени на приветствия и комплименты, гаркнул он. — А ну стой!

И сразу ринулся на Виолу умелым броском бывалого мародера.

Правда, до сих пор он, видимо, имел дело с другими жертвами.

В последний момент девушка скользнула под готовую схватить руку и, оказавшись за спиной мужчины, коротко пнула его пяткой в копчик. Не удержавшись на невысоком, но крутом берегу, охотник с громким всплеском рухнул в воду.

Одеваясь, Виола почувствовала, как Река вымывает из пришельца красную ярость и оранжевую страсть, вливая вместо них желтую деловитость и изумрудный юмор.

Мужчина, видимо сам удивленный своими эмоциями, грубо и раскатисто захохотал. Выбираясь на берег, он успел помянуть всех святых, а также егеря с его бочонком, из-за которого «проклятая девчонка» устроила ему купель. Остановившись перед Виолой, он подбоченился и выставил вперед обширное брюхо.

— Ну, девка, ты меня развеселила, — сказал он, но было видно, что веселье с каждой секундой улетучивается из его темной и грязной души.

«Максимум через минуту он примет свое естественное состояние», — уловила Виола чью-то мысль. Краем глаза она увидела чуть шевельнувшиеся кусты и поняла, что это Bay. С таким прикрытием бояться было решительно нечего. И Виола осталась на месте, откровенно разглядывая мокрого, покрытого ряской высокородного господина.

В том, что это «благородный», у нее не оставалось сомнений. Золото шпор, грубость речи и избыток веса явно свидетельствовали о высоком положении и немалом достатке.

Толстяк обтекал, с недоумением прислушиваясь к процессам, происходящим где-то внутри его не привыкшего к самосозерцанию тела.

По мере того как прохлада забиралась под мокрую одежду, происшествие казалось ему все менее забавным. До него постепенно дошло, что вместо того, чтобы бежать без оглядки от его мести, «проклятая девка» все еще стоит перед ним, бесстыдно выставив обтянутую мокрой тканью грудь и высоко подняв свое смазливое личико. Быть объектом изучения он не привык. Даже король никогда не выдерживал его взгляда и начинал нервно теребить бороду. А эта пигалица смеет стоять, выпрямив спину! И это после того, как посмела пнуть его ногой в…

— Ах ты тварь! — взревел он. — Ты сейчас узнаешь, что делает с такими шлюхами барон Амбруаз Ле Кампф!

Он успел сделать лишь один шаг. На втором, прямо в воздухе, перед его лицом возникла ощеренная волчья пасть. Зубы хищника клацнули в такой близости от баронского носа, что он непроизвольно отпрянул назад, заслонившись руками. Ноги при этом сделали третий шаг вперед, и грузное тело, поскользнувшись, рухнуло навзничь.

На этот раз Виола не стала дожидаться продолжения и обернулась только на краю поляны.

Барон пытался подняться, одновременно отмахиваясь от остервенело рычащего Bay. Трава и грязь летели клочьями, и Виола порадовалась, что негодяю опять придется спускаться к реке, чтобы не стать посмешищем в глазах своих холопов.

Bay, отпрыгнув, припал к земле. Барон, наконец, поднялся на ноги, вытащил меч и занял оборонительную позицию. Когда Bay прыгнул, барон вложил в удар весь свой вес. Он, конечно, не мог предвидеть, что серый хищник исчезнет за долю секунды до того, как холодная сталь согреется алой кровью, и, увлекаемый силой своего удара, упал на четвереньки.

Виола успела заметить свежую прореху на его обширном заду.

Звонкий девичий смех разбудил птиц, притихших от волчьего рыка, и лес вволю натешился над окончательно ошалевшим бароном.

— Молодец, девчонка. Ну прямо вылитая ты! Нырок под руку и пинок в корму! Класс!

— Корма — это нижняя часть спины?

— Ага. Древние греки в Теллусе называли это место «афедрон». Классно звучит, правда?

— Спасибо, конечно, что пытаешься меня развеселить. Не волнуйся, я в порядке…

— Эт хорошо, эт здорово! Но мой интерес к проблеме афедрона не случаен. Восточные мудрецы утверждали, что по положению таза легко предугадать следующее движение противника в рукопашном бою. Я сейчас все мнемозаписи по боевым искусствам Лэйма из архива перечитал, пытаюсь подготовиться к неожиданностям. Хочешь, вместе потренируемся?

— Как ты это себе мыслишь? Здесь у нас ни веса, ни тяжести.

— А кто тебе сказал, что мы будем тренироваться здесь? Я зову тебя на тренировку там…

— Ты серьезно? А как отнесется к этому Учитель?

— Но должны же мы стремиться к Совершенству? Тренироваться, тренироваться и тренироваться, как учил Великий Не Помню Кто. Самовольный спуск вниз, конечно, проступок серьезный, но ведь молодежь то и дело туда шастает. Помнишь, где мы с тобой познакомились?

— Я-то помню. Но тут другой случай. Учитель ведь специально попросил нас во всем с ним советоваться. После этого то, что ты затеял, прямая ложь. Третья заповедь! Не лги! «Солжешь Учителю — солжешь кому угодно!»

— Но он же разрешил нам Наблюдение! Представь: смотрим мы с тобой, смотрим и видим, что Темные вконец обнаглели и ребятам без нас не справиться. Мы подчиняемся минутному порыву и ввязываемся в потасовку. А чтобы избежать Золотой Волны, используем тела из личного запасника…

— Вот-вот. Случайно в кустах оказался рояль, белый, концертный, настроенный в ля-миноре. Тебе не стыдно?

— Ты, конечно, права, как всегда… Ну не могу я больше сверху взирать. Меня вниз тянет со страшной силой! Три четверти меня уже там. Ну что мне, осьмушке неприкаянной, здесь на облаках делать-то? В Патруль не берут. К практиканткам, опять же, не пускают. Вроде инвалида-пенсионера. Прозябание какое-то!

— Единственный путь — убедить Учителя в необходимости нашего участия в событиях внизу. Я тоже чувствую, что мы там понадобимся. И тело эльфки-лучницы у меня уже готово… Давай ищи аргументы, да повесомее. Не афедроном думанные.

— Слушаю и повинуюсь, госпожа эльфка! Но позволь заметить, что по части доводов и аргументов мы, гномы, не так уж сильны. Нам бы чего попроще. В рыло там кому или по шее…

— Как в той песне: «кроме мордобития — никаких чудес»

— Вот-вот, клянусь бородой Дьюрина!