Глава 8
– Когда? Мне уже надоело сидеть в этом городе! Я его ненавижу! Я видеть не могу эти рожи! Эту грязь!
– А в пещере сто лет просидеть в грязи – это ничего? А тут неделю в городке, и уже видеть не можешь? Избаловалась ты, девочка моя.
– Ну избаловалась, да! И что? К хорошему привыкаешь, отвыкать трудно. Дебильный город, дебильные люди! Такое впечатление, что сюда собрали всех дебилов со всей страны! Где они столько их взяли-то?
– Давай к делу, а? Мы что с тобой делаем – обсуждаем проникновение в поместье Гортуса. А ты мне тут истеришь. Успокойся. Я понимаю, тебе скучно, ты еще не до конца восстановилась, но не надо раздражение выплескивать на меня!
– А на кого надо? У кого хватит терпения меня слушать? Гиом дрыхнет, на улицу идти – точно кто-нибудь докопается. Кстати, что за тряпки ты мне купил? В таких тут шлюхи ходят! Что за красное платье?! Через него задница просвечивает! Приличная девушка в таком не то что на улицу, в кухню-то не выйдет!
– Я откуда знаю? – огрызнулся Андрей. – Ты мне сказала купить что-то к твоим глазам, красивое, можно красное, вот я и купил. Не надо было дома сидеть. Поленилась – вот и ходи теперь в этом. Кстати, очень привлекательно в нем выглядишь. Это я тебе как мужчина говорю.
– Точно? Не врешь? Ладно, прощаю тебя, – фыркнула Шанти и успокоилась. – Правда, меня все раздражает. А еще – собственная беспомощность. Ведь ты туда, в дом, сам полезешь, а мне что делать?
– А как ты туда полезешь? Ты пощупай бока-то – чуешь чешую? Нет? Почему нет? Потому что нет ее, чешуи. Ты нежная и пухлая, как младенчик. В тебя любая стрела воткнется по самое оперение. А ждать, когда ты обрастешь, мы не можем. Так что выбора нет – лезть в дом мне. Между прочим, тебе отводится самое важное место в плане. Крылья теперь у тебя работают, так что летать ты можешь. Нечего возмущаться. И давай еще раз повторим, кто что делает. Я хочу, чтобы ты четко усвоила то, что я тебе говорил. Ну!
– Зверь ты. Жестокий и бесчувственный тип. Ладно, слушай! Ночью мы с тобой выходим на загаженную мостовую и, поскользнувшись на солдатском дерьме…
– Без красочных подробностей, пожалуйста.
– Без красочных? Тогда все тупо и скучно. Я, хватая тебя за телеса, тащу на дом, бросаю на крышу. Ты быстренько отрываешь головы всем, кто сторожит крышу, уворачиваясь от стрел, мечей и копий, а потом идешь вниз, отрывая головы всем, кто попадется по дороге. Находишь Гортуса, отрываешь голову ему, возвращаешься на крышу, я снова тебя хватаю и уношу к жене, бросив в конце пути прямо на ее гладкое нежное тело твою измученную воздержанием тушку.
– Я же просил – без красочных подробностей, – невозмутимо заметил Андрей. – Все верно. Чем проще, тем лучше. Нам плевать на шум, плевать на то, что кто-то узнает о существовании драконов. Пусть старейшины боятся, что о них узнают. Нам уже все равно. Что же касается тебя – нельзя тебе соваться в дом. Даже в обличье кошки. Ты беззащитна, и я не прощу себе, если ты погибнешь. Ты хочешь, чтобы я всю оставшуюся жизнь страдал, вспоминая, как послал тебя на смерть?
– Не хочу, – хмыкнула Шанти. – Да поняла я. Буду выполнять твои указания. Когда полетим?
– Сегодня. Как стемнеет хорошенько – и полетим. По слухам, к нему доставили женщину, так что он сегодня ночью очень занят.
– И ты так спокойно говоришь об этом?! – возмутилась Шанти. – Ты забыл, что они хотели сделать со мной?
– Я не спокойно. Я просто не позволяю себе думать о том, что там происходит. Если мы успеем – освободим эту несчастную. Если нет – отомстим за нее. Все. Отдыхаем. Через час вылетаем.
Андрей снял сапоги и улегся на кровать, вытянув ноги. Шанти подумала немного и тоже улеглась – рядом с ним, глядя в потолок.
Минут пять они молчали. Неожиданно Шанти спросила:
– Скажи, а ты думал, что будет, когда ты покончишь с Гортусом, вооружишь армию? Ты же пойдешь на Славию, да?
– Ну да… – сонно ответил Андрей. – Пойду. Мы же для того и шли к власти в Балроне. Надо же нам исчадий бить.
– А людей тоже бить?
– Каких людей? – Андрей открыл глаза.
– Тех, что живут в Славии. Тех, кого ты собрался защищать от исчадий. Исчадий – один на несколько тысяч. Но когда ты будешь за ними охотиться, убьешь множество тех, кто к исчадиям не имеет никакого отношения. Солдат. Селян. Горожан. Ведь исчадия соберут свою армию из этих людей. И ты их убьешь. Тысячи этих людей. Ради чего? Чтобы освободить их от исчадий, которые их убивают? Тебе не кажется это странным? Нет, я не осуждаю, я пойду за тобой везде, сделаю все, что ты скажешь. Но ты уверен в том, что ты делаешь?
– Нет. Не уверен, – хмуро ответил Андрей. Сон как рукой сняло, и где-то в сердце защемило так, как будто кольнули иглой.
– Тогда почему ты делаешь это? Вернее, собираешься делать?
– А ты видишь другую возможность очистить Славию от исчадий? Вот скажи, как мне поступить? Убить тысячи, а может, и десятки тысяч людей для того, чтобы счастливо жили остальные, или же оставить все как есть, и те же тысячи будут десятилетиями, сотнями лет умирать на жертвенных алтарях, превращаться в людей без чести и совести, руководствуясь лишь одним законом – правом сильного? Что мне делать? Ты полагаешь, я не задавался этим вопросом? Считаешь, я не думаю об этом каждый день? Каждый раз, когда мыслями возвращаюсь к Славии? Если Господь избрал меня своим мечом, чтобы избавить мир от скверны, – что я могу сделать? Это моя боль и моя гордость! Я – меч Божий!
– С чего ты взял? Сам догадался? Или сторож на базаре поведал?
– Ты чего меня мучаешь? – с болью сказал Андрей и отвернулся к стене. – Тычешь когтем прямо в открытую рану!
– Потому и тычу, что я знаю тебя. Ты потом будешь сгорать от мысли, что ты убийца тысяч ни в чем не повинных людей. Одно дело, когда мы защищаем себя от бунтовщиков. Убить негодяя Гортуса – это не просто святое дело, это долг каждого разумного существа. Он не имеет права на существование, он гад. Но те, в Славии? Сможешь ли ты забыть, что уничтожил их? А ты не задумывался, что, может, тебя совсем не Бог подвигает на это, а?
– А кто? – встрепенулся Андрей. – Нет, нельзя так говорить! Нельзя! – Его лицо побелело как полотно, он тяжело дышал, а глаза светились в темноте, как два фонарика. – Никогда так больше не говори! Я – оружие в руке Божьей! Все. Закончили на этом. И вообще нам пора.
Андрей отодвинул Шанти, встал, прошел в кухню, налил кипяченой воды и долго пил, проливая на грудь. В его голове колоколом звенели слова Шанти: «…Может, тебя совсем не Бог подвигает на это?» Совершив над собой усилие, он отбросил лишние сейчас мысли. Потом подумает над ее словами. А пока нужно идти и сделать то, что у него получается лучше всего, – убить. Убить всех, кого задумал, всех, кто помешает ему осуществить задуманное. И он сделает это.
Проверил пистолеты – работают безупречно. Щелкнул пару раз, открыл, посмотрел на свет стволы. Разложил по карманам патроны, четыре штуки сразу вложил в свои «пушки». По виду эти патроны больше напоминали «выстрелы» к подствольному гранатомету Калашникова ГП-30. Такие же толстенькие, тупорылые. Вот только не разрывные.
Увы, Андрей никак не мог решить проблему с взрывчаткой. Казалось – это так просто. Нужно всего лишь взять толуол, произвести некие операции и получить тринитротолуол. Тол в просторечии. Этакую похожую на мыло субстанцию, которую можно разогревать на костре, разливая в емкости, можно поджигать – и он будет гореть, как пластмасса, выделяя коптящий дым. А если в него вставить взрыватель и рвануть – поотрывает руки-ноги супостатам.
Вот только проблема – а где взять толуол? Эту прозрачную ядовитую жидкость? Ну да, понятно – из каменного угля или из нефти. Так вот, для того чтобы добыть его из каменного угля, надо вначале сделать печь, в которой этот самый уголь будет запекаться, выделить из него смолу, а потом, нагревая до ста одиннадцати градусов, извлечь этот самый толуол.
Или то же самое сделать с нефтью, разделив ее на фракции путем перегонки. И тут – смешная проблема. Кто-то когда-нибудь задумывался, какое значение в нашей жизни имеет термометр? Ну этот самый – обычный градусник? Чтобы толуол получился чистым, его надо отделять при одной и той же температуре. Как этого добиться, если нет прибора, ее измеряющего? Нужно его сделать. Как сделать? Взять стеклянную трубочку, заполнить часть ее ртутью, запаять. Потом погрузить трубочку в кипящую воду, подождать… и разметить термометр на сто делений. Просто, ага. Только где взять ртуть? Трубочку-то выдуть плевое дело, стеклодувов полно. Но где взять эту чертову ртуть? Из киновари, конечно. Так-то добыть ртуть несложно. Но надо привезти киноварь. А она на юге. А юг в войне. Можно отобрать киноварь у тех, кто делает краску, – у них она точно есть, еще довоенные запасы, но нужно вернуться в Анкарру…
И вот так одно за одно цепляется, и столько проблем, что голова кругом. Нужно сделать много серной кислоты, чтобы сделать много азотной. Нужно узнать, где есть выходы нефти – если есть. Где есть коксующийся уголь. Где добывают киноварь и пирит. Где… да много чего – где! Скорее бы грохнуть Гортуса, да домой.
Домой? Где он, дом? Вроде на Земле был дом… Да какой там дом? Кто его ждал на Земле, кроме чистильщиков, желающих укоротить жизнь наемника? Дом – это Антана, это Марк, это Олра с Марго, это Шанти, которая тихо сопит за плечом, боясь его потревожить, это Федор с семьей, это все-все его друзья, его близкие, его люди… Люди? И Шанти тоже? Конечно. Дай бог всем быть таким человеком, как она.
Андрей сунул пистолеты в вещмешок, завязал узел и закинул рюкзак за плечи. Готов.
– Ну что, моя крылатая радость, пошли позабавимся? – бодро предложил он и под веселое бурчание Шанти вышел из дома.
Пришлось поднять купца, чтобы он закрыл за ними дверь. Тот щурился спросонья и явно не понимал, куда собрались его «постояльцы». Андрей не стал ничего ему говорить, меньше знаешь – крепче спишь.
Захлопнулась калитка, и они с Шанти остались наедине с облачным небом и ночным ветром. Холодный ветерок пытался пробраться под куртку, и Андрей, запахнув ее поплотнее, зашагал туда, откуда должен был начаться их полет.
– Ну что, птичка моя, полетели?
– Полетели, мой мышонок! – хихикнула Шанти и, разогнавшись, подпрыгнула над землей, раскрывая крылья и на ходу цепляя Андрея за специально сделанную шлею. Его рвануло так, что перехватило дыхание, и он невольно ругнулся:
– Эй, там, наверху! Ты не оленя тащишь, а своего несчастного брата, имевшего неосторожность попасть в твои лапы! Не дергай!
– Не нравится – могу отпустить! – пошутила Шанти, и Андрей в тон ей тоненько закричал:
– Ой-ой, владычица неба, пощади!
Они летели и перешучивались, подавляя в себе страх; Шанти боялась за Андрея, а он за нее: не дай бог случайная стрела вонзится ей в бок или дротик – запросто может погибнуть. Впрочем, как и он. Там слишком много охраны, слишком много.
И это не новобранцы. В основном гвардейцы из дезертиров, дети землевладельцев с юга. А еще – стая Гортуса.
Скольких он уже успел инициировать – неизвестно. Может, пять человек. Может, десять. А может… любое количество. Любое. Насколько у него хватит совести. Ведь из тех, кого заражала кровь оборотня, выживали немногие. Совсем малый процент. Андрею и Антане повезло. А вот приближенным Гортуса могло и не повезти. Большое количество претендентов он мог инициировать только из рекрутов. Сдохнут – новых приведут. Скольких успел заразить? Это вопрос.
Биться со всеми Андрей не сможет. Патронов не хватит. Их осталось штук сорок, патронов этих. На сорок человек. И надо экономить. Одна пуля – один труп. Чеканная заповедь снайпера. Придется обходиться тем, что есть. Нет, не когтями – двумя широкими короткими клинками по типу абордажных сабель. Найти их было несложно – чего-чего, а оружия в городе хватает. Продавалось все – от не годных ни на что железок, не по праву именуемых саблями, до клинков из первоклассной булатной стали. Таких, как те, что висят сейчас у него на поясе. Жаль, конечно, что мало патронов и их нужно беречь. Для кого? Для стаи, разумеется. Со всеми сразу он не справится без мощного оружия. И с оружием-то будут проблемы… много врагов, очень много.
Шанти сделала широкий круг и зашла со стороны порта, с тыла усадьбы.
Крыша поместья, плоская, как и у большинства домов-крепостей аристократов, была освещена факелами, и на ней стояли два лучника, скучающие, как и все солдаты на посту. Время за полночь, тихо, муторно, и ничего не хочется, кроме как залезть в теплую постель, да еще и бабу под бок получить. Внимание рассеяно, тетивы сняты, и приходится держать их за пазухой, чтобы не отсырели. Тогда, скажите на милость, зачем тут торчать лучникам?
Этот вопрос Хистан задавал своему сержанту не раз и не два и каждый раз получал один и тот же ответ:
– В ухо захотел, свиной выпердыш? Сказали стоять, значит, стой! Самый умный, что ли? Школу закончил, грамотный, считаешь, что можешь теперь своей тупой башкой думать?! А не соображаешь, что ты нужен как наблюдатель, чтобы поднять тревогу, ударив в колокол, а еще, когда враг будет красться снизу, – натянуть тетиву и отстрелить ему яйца! Понял, прошлогодний ослиный понос?!
Хистан не понял. Потому что было неясно – что можно рассмотреть со второго этажа на земле ночью, в кромешной тьме, при том что огонь факела освещает максимум на пять шагов вокруг. И толку тогда от наблюдателя? Ну ладно днем. Тут да, дело святое – гляди по сторонам, предупреждай, что враг крадется, и никаких проблем. Служба есть служба. А это ночное стояние есть не служба, а тупость!
За такие констатации факта Хистан и правда пару раз получал в ухо.
Андрей, если бы знал об этой ситуации, обязательно прокомментировал бы это так: «От многия знания – многие скорби». Вот не был бы Хистан грамотным, ученым парнем, и не лезли бы ему в голову мысли – почему, да как, да зачем. Стоял бы и стоял, как приказали командиры. Так нет же – думать взялся.
Этот самый Хистан едва не загубил всю операцию. Парень, в очередной раз раздражившись на глупый приказ, спрятался от пронизывающего сырого ветра за дымовую трубу, и Андрей, который как кошка приземлился на крышу, его не заметил.
Увы, не помогло ни ночное зрение оборотня, ни многолетний опыт войны. На войне всегда присутствует элемент удачи: оказался человек не в то время не в том месте – и вот уже посреди его лба распустился кровавый цветок, и плачут родные, опуская останки сына и брата в могилу. Что поделаешь – такая его судьба. И наоборот: люди чудом спасаются от шквального огня или выживают в невероятных по катастрофичности авариях. Как та дама, которая из взорвавшегося пассажирского самолета спланировала к земле на куске обшивки и только отбила себе зад. Высота была в несколько километров. Кто отвечает за удачу? Никто не знает. Ангелы-хранители? Демоны? Говорят, за удачу в лотерее отвечает сам Сатана. А в бою? Кто?
Шанти проскочила низко над крышей, бесшумно, как огромная летучая мышь. Она выпустила Андрея, когда тот был на высоте метра от поверхности. Он приземлился, пробежал по крыше до ее края, где скучал напарник Хистана, и, на ходу достав из прикрепленных к бедру жестких ножен клинки, снес полусонному солдату голову, покатившуюся по крыше влево, за дымовую трубу.
Голова, с глухим стуком остановившаяся у ног Хистана, вызвала у него такой ужас, что парень не смог издать ни звука. Это его и спасло. Андрей медленно и осторожно направился к выходу с крыши, прощупывая пространство эмпатическим чувством, но так и не заметил солдата: тот застыл в ступоре, не испытывая ни страха, ни опасения, – он был похож на камень. И оборотень его не почуял. Тем более что ветер был довольно сильным и дул в сторону Хистана.
Потом солдат вспоминал эту ночь и каждый раз благодарил судьбу, которая уберегла его от смерти. После этой ночи он ушел в свой городишко и устроился в храм послушником, спустя годы дослужившись до настоятеля. Но каждый день он вспоминал, как к нему подкатилась мертвая голова напарника и моргнула глазами – как живая. Он воспринял этот факт как указание Господа: хватит войны, иди заботиться о душе!
Андрей нырнул в дверной проем. Тот выводил на широкую лестницу, ведущую на второй этаж, в хозяйственные помещения – как обычно, ничего нового.
Необычно было только то, что возле лестницы стояли двое солдат с мечами наголо. Увидев Андрея, они без разговоров напали на него и умерли через несколько секунд, захлебнувшись кровью из перерубленных шей. Андрей поздравил себя с удачей: ловко он обстряпал это дело – без шума и пыли! И тут, будто в наказание за самонадеянность, на крыше звонко, тягуче забил набат, призывая расправиться с супостатом, проникшим в святая святых – хозяйский дом.
Это Хистан вышел из ступора, подполз к веревке, свисающей с языка сигнального колокола, и начал неистово ее дергать, как будто желая отомстить за свой страх.
Андрей зашипел сквозь зубы и бешено выругался, вспомнив самые черные из армейских ругательств.
Расслабился! Потерял хватку! Но делать было нечего, кроме как идти вперед. Как там кто-то сказал? Если не знаешь, что делать, – делай шаг вперед!
И он сделал. Один шаг. Два. Десять. Прислушиваясь к крикам и шуму на улице. И… напоролся на целую толпу охранников, поднимающихся по лестнице с первого этажа.
Они были одеты в кольчуги, наплечники, поножи, на головах шлемы, а в руках небольшие окованные железом щиты и короткие широкие мечи. Увидев незнакомца в обычной одежде, с двумя саблями в руках, охранники вначале пришли в ярость – беспокоить среди ночи, что может быть противнее?! А потом обрадовались и, предвкушая скорую победу и легкую расправу над самоуверенным наглецом, завопили:
– Стоять! Стой, придурок, брось оружие! Сдавайся, идиот!
А когда «идиот» не выразил желания сдаться и получить по заслугам, выстроились стальной стеной и начали оттеснять его к лестнице, откуда тот, собственно говоря, скорее всего, и появился.
С крыши деться ему некуда, рассуждали бойцы, здание окружено со всех сторон, если даже и спрыгнет, не переломав при этом ноги, то его тут же схватит наружная охрана.
Никто даже не задумался – откуда этот тип взялся на крыше? Да вообще никто ни о чем не задумался – вот есть чужой, он с оружием, его надо захватить или убить. Все! Нечего рассуждать, нечего впускать в голову лишние мысли, как какой-нибудь образованный. Бей, режь, стреляй! Вот что надо делать. Чужой сейчас поднимется наверх, спасаясь от двух десятков здоровенных, закованных в сталь мужиков, они возьмут сети и лассо, поставят лучников, чтобы подстрелить в конечность, и скоро этот супостат окажется в пыточной. Чисто, хорошо, правильно. Как учили!
Увы – для них. Чужак не хотел следовать их стройному плану. Более того, он оказался слишком прыгучим и вообще ненормальным. Разве нормальный человек побежит на строй тяжелых латников как зверь, с диким ревом, всего лишь с двумя сабельками в руках? Да он даже шлем этими зубочистками не разрубит!
Разрубил. Первые два удара рассекли шлемы двух латников, как будто те были сделаны не из лучшей стали, а из тонкого дерева. Мозги, кровь, кусочки волос и кожи забрызгали тех, кто был рядом с убитыми, и на долю секунды заставили их остановиться. Снова два взмаха, и выбыли еще двое, в том числе сержант Эдгар, тот самый, который заехал в ухо Хистану, – страшный удар отсек ему ногу.
Хистан потом со злорадством думал о божественной справедливости – ведь он, «придурок ученый», «свиной выпердыш», жив и здоров. А этот тупой бугай истек кровью. Есть Бог! Есть!
Это было последней каплей, отправившей Хистана на служение Богу. Нужно же было как-то отработать полученную милость в виде божественной справедливости. Хистан сам всегда хотел расчленить этого Эдгара, но ему не хватало смелости. Вот Бог и услышал его молитвы.
Затем началась бойня, об ожесточенности которой можно было судить по забрызганным стенам и даже потолку, находящемуся в пяти метрах над головой, – куски разрубленной плоти достигали и его.
Андрей вертелся, изгибался, подпрыгивал, падал на пол – и каждым ударом доставал, доставал, доставал! Люди падали так, будто это были не тяжеловооруженные солдаты, а колосья пшеницы под ножом комбайна. Он размылся в серую нить, в смертельный туман, каждым касанием убивающий противника.
Чтобы уничтожить двадцать пять человек, ему понадобилось две минуты. Как ни берегся – а десяток порезов и колотых ран Андрей получил. Благо, что они на нем мгновенно затягивались.
Последнего солдата Андрей добивал уже бегущего, в спину – подрубил клинком ноги в подколенную впадину. Тот проехал по натертому паркету, как запущенный могучей рукой великана мешок картошки, и пополз куда-то в сторону, спасаясь от неминуемой смерти.
Андрей в три прыжка догнал раненого, рывком сорвал с него шлем, порвав ременные завязки, лопнувшие как гнилые нитки, и, уставившись в конопатое лицо с широко раскрытыми от ужаса глазами, жестко спросил:
– Где сейчас Гортус? Отвечай, быстро! Иначе будет больно!
Раненый молчал, широко разевая рот, – видимо, был в шоковом состоянии, и Андрей резко ударил его по губам, наполняя рот горячей кровью.
– Быстро! Где?! Гортус?!
Раненый показал руками куда-то в конец коридора, но Андрей и сам уже слышал команды, топот стражников и звон их железных доспехов.
А еще – голос Гортуса, который он запомнил на всю жизнь: глумливый, надменный голос человека, привыкшего к тому, что все вокруг удовлетворяют его желания.
Толпа, бегущая по коридору, остановилась, увидев картину – человек с окровавленным лицом, с двумя клинками в руках, а вокруг куча трупов. Чужак, склонившийся над лежавшим стражником, выпрямился, с отсутствующим видом, не глядя вонзил острие клинка в шею раненого и медленно пошел на стражников.
Прозвучала команда, и вперед вышли лучники, мгновенно натянувшие луки и пустившие свои смертоносные снаряды в грудь чужака. Бесполезно. Он смахнул стрелы, как кот, сбивающий лапой мотылька, и, оскалив белые зубы, сверкая желтыми глазами, лишь ускорил шаг. Еще три стрелы разлетелись, отбитые молниеносными клинками, и человек побежал на охранников, рыча и выкрикивая какие-то непонятные слова.
Андрей матерился по-русски, вспоминая все слова, какие знал, а потом просто заревел:
– А-а-а-а-а-а-а! – и врубился в толпу.
Ему нужно было достать Гортуса, прячущегося за чужими спинами и раздающего команды.
Он уже не надеялся уйти живым и впал в боевую ярость берсерка, который не обращает внимания на раны, лишь бы достать противника.
Он забыл, что у него есть семья, дети, друзья, – осталась лишь всепоглощающая ярость, желание убивать и добраться до этой глумливой рожи, что мелькала в конце коридора.
Лица слились в бесформенное пятно, тело послушно следовало инстинктам – не мысли, а инстинктам. Оно знало, что надо увернуться и ударить, пропустить над собой меч и ткнуть в горло, отбить саблю и разрубить ее владельца до грудины.
Время будто остановилось. Люди казались манекенами – стояли, медленно двигались, поднимали и опускали оружие, иногда прилетала стрела, которую Андрей смахивал прямо перед своим телом. А иногда и не успевал – две стрелы торчали в ключице и мешали ему двигаться, царапая кость острыми наконечниками.
Куртка набухла от крови, время от времени его обжигал очередной удар, прилетевший откуда-то сбоку, – в такой толкотне нельзя было заметить все удары, как ни старайся. Он парировал все опасные, и самое главное – уберегая голову. Если повредят мозг – ему конец.
Из глубины коридора прилетели две сети, наподобие рыболовных утяжеленные по краям грузами. Он знал, что такие применяли стражники для захвата буйных преступников, которых хотели взять живыми. Чтобы потом публично казнить, конечно.
Андрей увернулся от одной, поднырнул под вторую, упав под ноги солдатам. Они дружно навалились на него, рассчитывая подмять массой. Он встал, вместе с шестью здоровенными парнями, впившимися в него со всей отчаянностью и силой, выронил один из клинков и свободной рукой стал отрывать от себя и отшвыривать вцепившихся «пиявок».
Он разбрасывал их, в воздухе протыкая и разрубая клинком, и вдруг остановился, не понимая, что происходит и почему его никто не бьет. Оказалось – некому бить. Нападавшие лежали перед ним и вокруг него, глядя в потолок мертвыми глазами или постанывая в луже крови. Андрей посмотрел вдоль коридора и метрах в тридцати от себя увидел Гортуса. Тот довольно улыбался и, указывая на Андрея группе парней, внимательно разглядывающих залитого кровью, израненного врага, говорил:
– Видите, что может сделать один, всего один опытный боец, ставший оборотнем? Учитесь, бездари! Вы не верили, что мы можем захватить мир? Смотрите – вы такие же! Сильнее всех, быстрее всех, опаснее всех! Со мной вы будете делать то, что хотите, будете выше всех! Браво, Андрей Монах! Браво! – Гортус похлопал в ладоши и глумливо развел руками. – Но, извини, тебе придется умереть! Сегодня пришла пора испытать моих мальчиков. Ты как их встретишь – своими сабельками или перекинешься? Интереснее было бы, если бы ты стал Зверем. Им практика, а тебе… тебе же все равно, в каком виде умирать, не правда ли?
Андрей задумчиво кивнул и метнул саблю в пол. Она воткнулась в пластину паркета и осталась стоять, покачиваясь, как под порывами ветра. Стукнули о пол стрелы, выпавшие из тела в момент трансформации, обратная трансформация устранила все порезы, все проколы и рассечения.
Рядом со стрелами валялся засапожный нож, который Андрей второпях и не заметил у себя в боку. Зажили повреждения внутренних органов, полученные им во время боя. Вот только рубаха со штанами пострадали, треснули по швам, не выдержав волн трансформации, когда тело Андрея корежило, изгибало в разных направлениях. Куртка уцелела. В карманах перекатывались цилиндрики патронов, Андрей огляделся по сторонам и с облегчением заметил неподалеку под одним из трупов свой вещмешок с пистолетами. Когда его пытались повалить – сорвали вещмешок.
Он дернул за веревку, затягивающую горловину, та не поддалась. Тогда рванул ткань, она лопнула, и тяжелая вороненая сталь оказалась в руках Андрея.
Гортус с интересом наблюдал за манипуляциями жертвы, которую он уже считал мертвой, и, увидев, что Андрей зажал в руках какие-то предметы, с насмешкой спросил:
– Ты собираешься бороться с моими ребятами этими дубинками? Глупец! Хоть сабли возьми, что ли! Тебе парами парней посылать или всех скопом?
Андрей не ответил, лишь подумал о том, что хорошо бы сейчас залечь вон там, у лестницы, с пулеметом «Корд». И тогда глумливая улыбка сразу же слетела бы с лица Гортуса. Навечно. Вместе с головой.
«Двадцать человек! – думал он. – Двадцать оборотней. Если они пойдут все сразу… Почему они пойдут? Почему не я?!»
Андрей сорвался с места и со всех ног бросился к Гортусу. Их разделяло около тридцати метров – за сколько можно пробежать это расстояние? За секунду? Две? Неизвестно. Но стартовал Андрей так, что его мышцы просто взвыли от невыносимой нагрузки.
Противник не ожидал такого резкого спурта и подарил ему секунду времени. Только через секунду Гортус крикнул:
– Убейте его!
Почему он помедлил? Кто знает… Не поверил своим глазам, не ожидал такой наглости? Решил подпустить поближе – зачем? Гортус был безумен, и обладание сущностью оборотня отнюдь не добавило ему разума. Нельзя точно сказать, какие мысли в тот момент копошились в его голове. Но факт есть факт – он подарил Андрею драгоценную секунду. И потерял жизнь.
Стая трансформировалась, когда Андрей уже подбежал на расстояние эффективного выстрела. При всей мощи этого оружия нельзя сказать, что оно было снайперским. И Андрей не мог рисковать, стреляя с расстояния в тридцать метров. Когда ты не уверен в оружии, в его точности, ты должен сделать так, чтобы расстояние, с которого стреляешь, было максимально коротким. И тут был еще один фактор – Андрей не ставил перед собой цели убить всю стаю. Ему нужно было уничтожить вожака.
Убив вожака, можно и драпать. А если нападут все оборотни сразу – ему конец. Он убьет четверых, остальные его разорвут. Значит, что? Значит – какой бы безумной ни казалась его атака, она была единственно правильным решением. Андрей всю свою жизнь выживал именно потому, что умел принять единственно правильное решение. Иногда совершенно не думая. Инстинктивно. Как сейчас.
Гортус находился уже в пяти метрах от Андрея и, видя, что тот приближается, успел перекинуться в Зверя. Но поздно.
Пуля встретила врага в прыжке, через разинутую пасть вошла в мозг и вынесла всю черепную коробку, забрызгав кровью и мозгами замешкавшихся на старте оборотней.
Труп отбросило назад, на изготовившихся в прыжке членов стаи, и те замерли, недоуменно глядя на дергающееся тело того, кто был для них больше чем отец и мать, больше чем вся родня – он был вожак! Тот, кто посылает на смерть, тот, кому принадлежала вся их жизнь, тот, с кем они были связаны узами прочнее стальных.
Пока стая смотрела на труп вожака, Андрей мгновенно сориентировался и, ударив плечом в дверь справа, ввалился в какую-то комнату, из которой, похоже, и вышел ранее Гортус. На двери был здоровенный железный засов, который Андрей сразу задвинул, захлопнув дверь, и только тогда позволил себе осмотреться, чтобы понять, куда он попал и как отсюда выбраться.
То, что он увидел в этой комнате, заставило его вздрогнуть. Пыточная. Похоже, он отвлек Гортуса в самый приятный момент его жизни – на стене висела молодая женщина. Ее руки и ноги были разведены в стороны и притянуты к стене стальными захватами. Еще один стальной обруч держал голову. На обнаженном теле виднелись следы многочисленных пыток. У женщины был вырван глаз – на тонких нитях сосудов он висел у щеки. Следы пыток были так ужасны, что Андрей невольно отвел глаза. Несчастная была мертва. С такими повреждениями жить не может ни одно существо. Да и аура ее соответствовала ауре трупа. Серо-черная, гадкая…
В коридоре раздался дикий вой, леденящий кровь. А затем в дверь ударили с такой силой, что она затряслась и прогнулась, как фанерная, несмотря на то что изнутри была обита металлическими полосами, составляющими что-то вроде решетки. Сквозь дубовые доски пробились длинные острые когти, и толстая доска была вырвана, как будто это не выдержанный столетний дуб, а сахарное печенье, крошащееся при легком нажатии.
Хрипящая оскаленная морда сунулась в дырку и защелкала зубами как безумная. Оборотень завывал, роняя пену, и умолк, лишь когда получил жакан прямо в пасть.
– Минус два, – спокойно сказал Андрей и, переломив пистолет, вставил новые патроны. – Осталось девятнадцать.
– Минус три, – сказал он, подойдя к дыре, и, выцелив еще одного бесноватого, снес ему башку.
Оборотни прыснули в стороны. Минуты три было тихо, потом возле дыры раздался чей-то голос:
– Ты умрешь! Ты все равно умрешь. Тебе некуда деваться. Оттуда нет выхода. Нет окон. Нет дверей. Ничего нет. Стены и потолок. Мы не выпустим тебя живым. Ты ответишь за вожака. Ты умрешь!
– Что ты заладил – умрешь, умрешь! – насмешливо бросил Андрей. – Сунь сюда свою морду, и сам умрешь. Попробуй, возьми!
– Ты не сможешь без воды и еды, – глумливо захохотали за дверью. – Мы подождем, когда ты ослабеешь и потеряешь сознание! Ты запер себя в темницу, там и сдохнешь. А мы подождем, подождем… Теперь я вожак, первый инициированный. И я тебе обещаю: ты умрешь.
Андрей поискал, на что сесть, нашел табурет и уселся так, чтобы видеть дыру в двери и не видеть растерзанного тела женщины. Он был серьезен и хмур – вожак был прав. Если отсюда нет выхода, он попался. Выходить нельзя – эти твари разорвут его. Застрелить он может только четыре штуки за раз – больше перезарядиться не дадут. При всей его скорости. Победить пятнадцать оборотней не сможет, даже если перекинется в Зверя, – порвут. Их много. Бежать? Они бегают с такой же скоростью, как и он. А может, и быстрее – он был ранен, потерял энергию. Хотя он и перекинулся в Зверя и обратно, но все равно часть силы потеряна – на восстановление, например. Да и на ту же самую трансформацию. Накопилась усталость, организм сжигал ресурсы, и через несколько дней Андрей просто умрет от голода. Что делать?
Мысли возвращались к одному – все ли правильно он сделал? А если бы побежал к лестнице, пока стая раздумывала над телом вожака? Может, у него был бы шанс? Вряд ли. Догнали бы и убили. А если бы успел выскочить наверх, Шанти все равно бы не успела подхватить. Или еще хуже – второпях ошиблась бы и врезалась в крышу. Тогда и ей конец – без чешуи она легкая добыча для Зверей. Так у него хоть есть время обдумать ситуацию. Поискать выход. Неужели и правда все так плохо? Андрей встал и пошел обследовать стены.
Комната была не очень большой, несмотря на высокие потолки, вровень с потолками в коридоре. Напоминала пенал длиной двадцать метров и шириной десять.
Стена, где висела мертвая женщина, граничила с другой комнатой и была обита тонким железом.
Стена напротив двери – глухая. Андрей постучал по ней – монолит. Вероятно, несущая стена. Толщина таких стен доходила в Балроне до полутора, а то и двух метров. Зачем? Во-первых, безопасность. Такую стену попробуй пробей, даже таран не возьмет. Дом-крепость. Во-вторых, комфорт. В жару камни неохотно нагревались, и в комнатах всегда было прохладно, как будто работал кондиционер. Строились эти стены из красного обожженного кирпича. И пробить их каким-то способом – кроме бетонобойных орудий – было невозможно. Впрочем, можно сделать подкоп, поджечь, забросать камнями величиной с корову… бла-бла-бла… «Все это бред и фантазии, – решил Андрей. – Приземленнее надо думать и не отвлекаться на всякую хрень».
Итак, наружную стену не пробить. Пол. Что с полом? Нашел в «инструментах» молоток с пятнами и присохшими кусочками подозрительного бурого цвета. Брезгливо поморщился, чуть не бросил это орудие пыток. Но собрался с духом и стал долбить паркет, выбивая из него пластины. Снял несколько штук, дошел до перекрытия и только нацелился на то, чтобы продолжить свою разрушительную работу, как вдруг услышал:
– Эй, чудак, ты там не пол ли собрался разобрать? Не трать силы. Мы тебя там ждем с распростертыми объятиями. Лучше сам выйди, сдайся. Умрешь быстро. Возможно. А так будешь умирать долго!
За дверью заржали, потом послышались голоса, и в дыру кто-то заглянул. Андрей метнул молоток, и удачно – раздался протяжный стон и отборная ругань.
– Эй, ловкач, ты ухайдакал начальника охраны хозяина! Теперь охранники тебя тоже не любят! Лови подарочек! – В дыру сунулся арбалет, и болт, с визгом отрикошетив от металлической стены, с чавканьем вонзился в труп женщины.
– Ты живой? Ты там не умирай – мы свежатинки хотим! – Задира благоразумно скрывался за дверью, и Андрея охватило неистовое желание пальнуть прямо сквозь створку. Но он сдержался. Патроны нужны, да и, может, они нарочно провоцируют его на стрельбу. Чтобы истощить боезапас. Зарядов оставалось чуть больше тридцати штук.
Заряды, заряды… а если опробовать прострелить потолок? Стену не взять… боковые перегородки, может, и прострелил бы, но там тут же окажутся оборотни – смысл тогда какой? А какой смысл в пробивании потолка? И там они будут. Вот это влип… что, неужто пришло время умирать? Шанти с ума сойдет от горя… Шанти! «Шанти, Шанти…» – Андрей покатал имя на языке и выругал себя: нельзя втравливать девчонку. Верная погибель. Однако – заманчиво, заманчиво… поговорить с ней? Стоит упомянуть, что он в ловушке, и она тут же попрется его выручать. Или он не знает Шанти! Впрочем, в последнее время она сильно поумнела, остепенилась… ну не сильно, но остепенилась. В любом случае, стоит с ней поговорить и рассказать, что происходит. Иначе она полезет узнавать сама и может влипнуть в неприятности. А может, он подсознательно все-таки хочет, чтобы драконица его выручила? Болвана, попавшегося в ловушку? Даже если это угрожает ее жизни? Хм… наверное. Он же ее тоже выручал… тоже рисковал жизнью…
Андрей снова обругал себя – как только ощутимо запахло сырой землей могилы, куда только девались принципы! Мозг цепляется за любую возможность пожить подольше. Нет, ну а что делать? Хуже-то не будет, если он поговорит с Шанти! Или будет?
Совсем запутавшись в рассуждениях, Андрей мысленно сплюнул, попробовал связаться с драконицей и тут же получил грохочущий, яростный ответ:
– Ты какого демона перекрылся?! Ты чего молчишь, болван ты эдакий?! Я чуть на приступ не пошла, тебя выручать! Ты где? Что с тобой? Как твои дела?
– Я в ловушке. Слушай внимательно… – Андрей подробно описал все, что с ним произошло после того, как он расстался с Шанти.
Она долго молчала, потом решительно заявила:
– Я иду на приступ. Спущусь в коридор и всех этих оленей перекусаю. А еще – спалю.
– Стой! Не делай этого! Там их как грязи – сбоку высунутся, воткнут тебе копье в бок, и поминай как звали! Надо что-то другое придумать. Мне бы стену пробить или потолок…
– Легко.
– Что легко? – не понял Андрей.
– Пробить легко.
– Как?
– Обыкновенно. Прожечь. Я за пять минут такую дырку в камне прожгу – лошадь пройдет. Только вони будет, пламени – ужас!
– А сбегутся? И тогда что?
– Пусть попробуют. Спалю.
– У тебя насколько струя огня добивает?
– А я знаю? Далеко бьет. Понятия не имею, насколько далеко, не пробовала.
– Так-так… интересно-интересно… слушай, а ты можешь пустить через выход на крышу облако парализующего яда?
– Хм… поняла! Да, в коридоре все полягут. Не до стрельбы будет. А если не полягут – слезами обольются, это точно. Кроме оборотней – на них не действует. Я пробовала. Их только пламенем.
– Но они и не будут палить из луков и арбалетов, правда ведь?
– Не будут. Итак, я запускаю облако яда в коридор, потом бегу к тебе, прожигаю дыру, и ты как-то выбираешься наверх, да? Я тебя хватаю, и мы показывает им зад. Они расстроены, вопят, кидаются вслед засохшим прошлогодним дерьмом, плюются…
– Все, хватит фантазий! Так и сделаем.
– Стой! А как я узнаю, где ты находишься? Где мне прожигать-то?
– Лови картинку. Видишь? Где крестик, тут примерно я и нахожусь. По правой стороне, в шестидесяти метрах от выхода на крышу. И вот еще что – прожигай угол. Тут до потолка допрыгнуть можно, но трудно. А еще – края будут раскаленными, и мне не по нраву, если мои драгоценные руки превратятся в головешки. Чем я тогда буду тебя за гребень таскать, когда ты провинишься?
– Тьфу на тебя! – хохотнула Шанти. – Кто бы тебе еще дал таскать меня за гребень… когда он отрастет. Ладно. Все. Готовность… ноль. Пошла искать место, где ты обитаешь.
– Ты прислушивайся эмпатическим чувством, должна меня учуять. Давай, детка, на тебя весь расчет. Папочка попал в ловушку.
– Я бы сказала, куда ты попал… но не буду. Пошла. Я уже на крыше, тихо бегу. Никого вокруг нет. Валяется труп без головы… какой-то придурок затаился у каминной трубы… не тронула, бегу дальше.
– А почему не тронула?
– Воняет он. Обделался, похоже. Полны штаны дерьма, аж мимо пробегать противно. Не хочу я до него дотрагиваться. Бегу, не отвлекай… ага, где-то тут.
– Ты про облако не забудь! Вначале его пусти!
– Точно. Вот дура! Забыла. Бегу к входу. В придурка плюнула. Затих. Завтра отойдет. Или раньше. Ну и воняет он – как дохлая рыба. Мы, драконы, никогда так не воняем.
– Ага… а кого я тогда из мусорного бака вынул? Кто вонял как дохлая рыба?
– Это было давно и неправда. Я такого вообще даже не помню! А если у тебя такая память хорошая – прожигай дырку сам! Видите ли, ему запах мой не по нраву!
– Тихо, не балуйся. К делу.
– Готово! Шикарное облако, поползло! Бегу к тебе!
В коридоре за дверью кто-то закричал, забегал, послышались звуки падающих тел, потом уже знакомый Андрею голос крикнул:
– Ему кто-то помогает! Они травят нас! Быстро, тащим сюда ту штуку, скорее!
Минуты две было тихо, потом в коридоре тяжело затопотали, и на дверь обрушился тяжелый удар, она чуть не слетела с петель. Андрей подбежал к дыре, но ничего не увидел – ее заслонили чем-то вроде щита. А в дверь продолжали бить, с кряканьем и гиканьем:
– Давай! Иэххх! Еще немного! Давай-давай!
В комнате запахло горелым, и в углу напротив двери обуглились шелковые обои, распространяя запах паленой ткани и помойки. Шанти немного промахнулась и попала точно между комнатами, в межкомнатную стену.
– Девочка, немного правее, ты попала между комнатами! – напряженно сказал Андрей, наблюдая за сотрясающейся дверью. – Поскорее, милая, мне сейчас оторвут причиндалы. Они притащили таран и вышибают дверь!
– Сейчас! Не мешай! Стараюсь как могу!
Шанти и вправду старалась изо всех сил. Потолок стек белыми светящимися каплями на паркет, отчего в том образовалась чадящая черная дыра. Комната утонула в удушливых клубах дыма, и Андрей закашлялся, но старался не потерять из виду разбиваемую дверь. Занялись обои по всей комнате, раскалился металл, которым была обита стена с мертвой женщиной на ней, запахло горелым мясом и кровью.
Наружная стена комнаты рухнула одновременно с дверью.
Андрей разрядил пистолеты в морды появившихся в проеме оборотней – попал или нет, неизвестно. Вероятно, попал, потому что те заверещали, завыли и на пару секунд подались назад. Он крикнул Шанти:
– Лови меня влет! – И, разогнавшись, выпрыгнул в дыру, надеясь, что драконица его подхватит.
Ну если нет – в любом случае, приземлиться с высоты третьего этажа земной пятиэтажки не так уж и смертельно. А вот получить толпу оборотней на многострадальное тело – это как раз может быть фатально.
Успела.
Шанти подхватила Андрея почти у самой земли, с руганью и криками:
– Ты что?! Предупреждать же надо! Я тебе не птичка! Во мне массы как в табуне лошадей, ты соображаешь?!
В пробитую стенную дыру сунулись, завывая и клацая зубами, оборотни, а снизу в парочку друзей полетели стрелы – одна чуть не воткнулась в зад Андрею, пробороздив глубокую рану на внешней стороне бедра.
– Валим отсюда, скорее! Эти твари чуть не насадили меня как на вертел!
– Меня тоже! – яростно крикнула Шанти. – Сейчас я им!.. Ну держитесь! – Она сделала разворот и, не обращая внимания на ругань Андрея, требующего лететь как можно дальше и быстрее из этого вертепа, направилась к особняку, поливая все, что было перед ней, струей синего пламени, напоминающего по цвету пламя газовой горелки.
Перегретая плазма мгновенно зажигала одежду на людях, они полыхали как факелы, с дикими криками разбегались в стороны, и через несколько секунд во дворе с этой стороны здания не осталось ничего живого. Лишь полыхали трупы да весело горели подстриженные в виде причудливых фигур кусты. Один из них, как заметил Андрей, изображал дракона, и ему в голову пришла мысль о прихотливости вывертов судьбы.
Но Шанти не ограничилась такой «мелкой» местью. Она подлетела к пробитой в стене дыре, зависла, хлопая крыльями, и дотла выжгла комнату, похоронив несчастную жертву вместе с ее палачами.
В синем пламени мгновенно погибла стая Гортуса – вряд ли кто из них выжил в этой доменной печи, устроенной разгневанной драконицей. Шанти висела в воздухе и поливала струей «напалма» усадьбу Гортуса до тех пор, пока языки пламени не стали вырываться из всех окон.
Наконец-то удовлетворившись местью, Шанти тяжело полетела в сторону порта, где можно было приземлиться, не цепляя крыльями за соседние дома.
Подходящая площадка нашлась возле воды. Шанти вначале выпустила Андрея, благополучно приземлившегося на ноги и не потерявшего равновесия, потом совершила посадку сама, пропахав в прибрежной гальке длинную полосу и врезавшись носом в полуразбитую шлюпку, вросшую в берег.
Андрей подбежал к Шанти и обнаружил в крыльях драконицы три стрелы – одна вошла глубоко под правое крыло, возможно задев легкое, две другие торчали в левом крыле, пробив трубчатую кость.
– Только не надо говорить: «Я же говорил!» – простонала Шанти. – Лечи скорее! Больно до ужаса!
Андрей аккуратно, стараясь не обломить наконечник, вырвал стрелу из легкого Шанти и, остановив хлынувшую кровь, начал ее лечить. Рана затянулась минут через десять, Шанти задышала свободно, как и раньше, перестав хрипеть и булькать кровью. Две другие стрелы не представляли никакой опасности и после извлечения были подвергнуты надругательству в виде топтания драконьими лапами и мочеиспускания на их обломки.
– Только не говори, что я невоспитанная! Я терпела до последней возможности, – проворчала Шанти и без сил рухнула, отойдя всего на три шага. – Как я устала, ты бы знал!
Андрей подошел к уродливой здоровенной морде, распростершейся на берегу, встал на колени и, обняв ее руками, поцеловал прямо в чешуйчатый нос.
– Спасибо, сестренка!
– Эй-эй! Что за нежности! – буркнула довольная Шанти. – Мы с тобой брат с сестрой, а не любовники! Оставь свой пыл для Анты! Ну что, братишка, мы с тобой молодцы?
– Молодцы, – подтвердил Андрей и плюхнулся рядом, раскинув руки и глядя в сереющее предутреннее небо. – Честно говоря, уже прощался с жизнью. Сам не верю, что мы выбрались. А народу сколько перебили! Что там говорит твоя совесть насчет невинных, перебитых нами охранников?
– Она говорит – да и хрен с ними! Надо думать, кому служишь. Работа их такая была – защищать подонка. Кто виноват, что они оказались не в том месте не в то время?
– Ага… точно, – сонно подтвердил Андрей. – Ну что, пойдем домой?
– К купцу, что ли? Да ну его, а? Полетели сразу домой, в Анкарру?
– А поесть? А одеться?
– Да плевать. Ты одетый, а меня, если что, сунешь в карман. Полетели? Что нас держит? Вещи почти все тут. Красное платье, что ты мне купил, – пусть его купец надевает и торгует прямо в нем. Весь город сбежится посмотреть. – Шанти хихикнула, помолчала и уже серьезно спросила: – Как думаешь, мы остановили гражданскую войну? Все закончилось?
– Думаю, остановили, – вздохнул Андрей. – Предводителя нет, деньги армии платить некому – они разбегутся. Вот только…
– Что? Что тебя беспокоит?
– Гражданской войны не будет, но войско, что он тут собрал, ни черта просто так домой не вернется. Начнутся грабежи, начнутся междоусобицы. Нам все равно придется сюда прийти и навести порядок. Это же наш Балрон, а не чужая страна. Люди, живущие тут, имеют право на спокойную жизнь. Но это потом. Когда закончится сезон дождей. Правда, полетели домой, что ли? Ты отдохнула?
– Ага… могу лететь. По дороге поохотимся, переведем дух где-нибудь у речки, отмоем тебя… ты бы видел свою физиономию – ужас просто! Демон!
– Ты бы себя видала! – хмыкнул Андрей и тяжело поднялся на ноги. – Летающий демон! Давай поднимайся, пора домой. Наши там небось уже с ума сошли, нас ожидаючи.
