Глава 6
Внизу ждали двое парней – Андрус их не знал. Они были облачены в кольчуги, с мечами на поясе, с ножами и кинжалами. Рядом стояли хмурый Урхард и раскрасневшаяся, возбужденная Беата. Она что-то говорила, но осеклась, когда увидела Андруса, замолчала и отошла в сторонку, всем своим видом демонстрируя равнодушие.
«Вот так и до ненависти один шаг, от любви-то», – подумал Андрус и постарался выкинуть Беату из головы, занявшись чем-то более важным, например спасением своей жизни, так как ситуация была накалена до предела. При виде Андруса парни тут же схватились за рукояти мечей, а в дверном проеме показался лучник с наложенной на тетиву стрелой. Тетива была натянута так, что, того и гляди, тяжелая бронебойная стрела пробьет грудь «преступника» навылет. И еще Андрус заметил, что наконечник стрелы серебрился тем металлом, которым покрыты клинки, предназначенные для борьбы с тварями. Отряд борцов с тварями подготовился к захвату Андруса, приняв все возможные меры предосторожности. Вот только как-то неумно: что толку от серебристых мечей и стрел, если тот, на кого они направлены, может ускориться и убить всех агрессоров на месте прежде, чем они сумеют воспользоваться своим оружием?
Мысль об убийстве чуть не запустила процесс ускорения, у Андруса зазвенело в ушах от прилива крови и сдерживаемого желания ускориться, но он сумел остановиться. Как? Другой вопрос. Как человек сдерживает, переламывает желание, импульс, который внезапно им овладевает? Скорее всего, этого не знают и ученые мужи. Только предполагают, выдвигая свои нелепые домыслы, опровергаемые еще более нелепыми домыслами их коллег, считающих первых неучами и полуидиотами. Впрочем, взаимно.
– Всем стоять! – рявкнул Урхард. – Если кто-то обнажит оружие в моем доме, я призову его к ответу! Вам было сказано доставить Андруса на суд живым и здоровым, он не отказывается идти. Потому прекратить хвататься за мечи!
Парни неохотно отпустили рукояти, лучник ослабил тетиву, правда, не снимая с нее стрелы, Андрус же решительно шагнул за порог:
– Ведите!
– Мы имеем право присутствовать на суде! – заявил Урхард, а Беата тонким, срывающимся голосом пропищала:
– Имеем право! Мы имеем право!
– Имеете! – криво усмехнулся один из парней, поднимая шлем, надвинутый на брови несколько минут назад, когда Андрус спустился вниз, – боец, видимо, ожидал боя.
Суд должен был состояться в доме старосты – длинном, уродливом сооружении, больше похожем на конюшню. Впрочем, внутри было чисто, уютно, пахло травами, как у лекаря. Андрус осмотрел тех, кто находился в комнате, и понял, почему пахло травами, – лекарка, скорее всего она была женой старосты (так потом и оказалось). Лекарка сидела в первом ряду, ближе к окну, внимательно следя за происходящим.
Длинная комната, скамьи, прибитые к полу, видимо, для того, чтобы они не стали аргументом в суде, усмехнулся про себя Андрус. Помещение вызывало у него странное ощущение, он как будто бывал в таком – в другой жизни, когда-то очень давно.
Перед скамьями стол, за которым сидели трое – в центре староста, по бокам убеленные сединами мужчины, видимо старейшины, самые уважаемые люди в селе. Вряд ли рядом со старостой сидели бы какие-то пустозвоны. Впрочем, в жизни случается все что угодно. Это Андрус знал и не имея памяти. Может, где-то видел похожее, и воспоминания теперь вдруг всплыли со дна колодца.
А еще кто-то в комнате боялся. Кого? Похоже, что его, Андруса. Он сумел почувствовать, ощутить страх человека или нескольких людей. Эта эмоция накатывала на него, захлестывала, как порыв ветра, и ему стоило некоторых усилий сосредоточиться на суде.
Андрус осмотрелся – отдельной скамьи или стула для него не предусмотрели. Тогда он сел на скамью для зрителей, где сразу же нашлось свободное место. Несколько человек шарахнулись от подсудимого, как если бы на них плеснули кипятком или с его волос падали вши.
Андрусу стало смешно – вроде взрослые люди, а ведут себя… Впрочем, Урхард скорее всего по этому поводу сказал бы: «А чего ты хотел от деревенских? Это глухомань!» Сам Урхард появился чуть позже, вооруженный мечом, а под его рубахой просматривалась тонкая кольчуга. Купец явно не привык пускать дело на самотек и был готов к любым событиям. Беаты и Аданы не было видно, и Андрус мог поклясться, что большой фургон, который стоял во дворе дома Урхарда, наполняется вещами, лошади накормлены и напоены, готовы к длинному путешествию. Но это так, на всякий случай. Андрус все-таки надеялся, что, если суд закончится неблагоприятно, ему придется уйти одному, что он не разрушит жизнь, которую столько лет налаживал Урхард для своей семьи.
Готовность Урхарда к бою не укрылась от глаз старосты. Тот недовольно поморщился и громко спросил:
– Урх, ты чего, на войну собрался? Железку нацепил, рубаху напялил?
– Железки – это у тебя, – усмехнулся Урхард, – у меня доброе киндейское железо, разрубающее сталь и дурные бошки, как сухое дерево. Что касается того, как я одет… вижу, здесь таких хватает. Эти ребята куда собрались? Девушек тискать? Тетивой вязать им руки-ноги, чтобы не дергались, когда их за сиськи хватают?
– Ну-ну… – не сдержался и фыркнул староста. – Хватит твоих шуточек! Судить будем твоего зятя!
– Да ну? Что за зять такой? – Урхард приподнялся с места и нарочито внимательно осмотрел зал. – Это что, Беатка замуж вышла, а я и не знаю?! Вот я ей ужо задам! Отца не известила о таком важном событии!
Зрители начали хихикать и перешептываться, а тонкий девичий голос сказал негромко, но отчетливо:
– Значит, он ничей? Можно подобрать? Хорошая новость!
После этих слов люди стали откровенно смеяться, и Андрус почувствовал, что их настроение переменилось: страха стало меньше, и появились струйки приязни, а кое у кого – желание, правда, он чувствовал его и раньше, но оно было придавлено растерянностью и тем же страхом.
– Ну вот… вечно ты превратишь важное событие в посиделки! – Староста нарочито хмуро сдвинул брови. – Тут решается вопрос жизни и смерти, а ты…
– Овцу резать будем, что ли? – развел руками Урхард. – Чего тут происходит-то? Не пояснишь, староста?
– Твоего… не знаю, как его назвать…
– Работник! Работник Андрус! – подсказал Урхард. – Нечего тут сплетни распускать! А то на языке волосы вырастут, и бражку пить будет трудно – на грудь накапаешь!
– Пусть работник! Какая разница? – откровенно рассердился староста. – Поступило обвинение, что твой работник, именуемый Андрусом, не совсем человек. Лес наложил на него свою лапу. А ты знаешь, что тот, кто перестает быть человеком и становится тварью, должен быть умерщвлен или отправлен в изгнание до тех пор, пока не докажет, что он человек!
– Да ты спятил! – не выдержал Урхард. – Этот закон не применяют уже… не помню сколько лет! Как Андрус может доказать, что он человек? Песенку тебе спеть? Сплясать каляюгу? Чего несешь-то? Кто пожаловался на Андруса? Тот, кого он отшлепал мечом, как нашкодившего мальчишку? Проиграл и хочет отомстить?
– Сколько бы лет закон ни трогали, но он есть, – рассудительно заметил староста. – Жалобу подал не Хетель, а его отец. Бирнир утверждает, что Андрус двигался с нечеловеческой быстротой и слишком силен для человека! Вы откуда его взяли? Подобрали на границе Леса? Так как ты можешь утверждать, что Андрус не тварь? Ты же знаешь, как умеют маскироваться твари! Сам десять лет назад убил тварь, как две капли воды похожую на…
– При чем тут это?! – вспыхнул Урхард. – Что ты несешь? Твари не могут пересечь заговоренную соль, ты что, ребенок, не знаешь?
– Они сами не могут пересечь. А если их перенести… и кроме того, мне из города донесли, что появились твари, которым заговоренная соль как пыль! Плевали они на нее!
Люди зашумели, стали переглядываться, обсуждать, и Андруса снова обдало волной страха – неужели и правда твари настолько изменились? Сельчане вновь начали смотреть на подсудимого так, будто выискивали у него черты монстра.
Андрусу ужасно захотелось повернуться к толпе и рявкнуть: «БУ!» Но он боялся, что после этого часть женщин, упавших в обморок от страха, придется вынести на воздух, чтобы привести в чувство. А еще – что на него набросится толпа идиотов с острыми железками в руках.
– Итак, какие доказательства Андрус может привести в свое оправдание? – важно спросил староста, глядя на подсудимого. – Как ты докажешь, что являешься человеком, а не тварью?
– А почему я вообще должен что-то доказывать? – осведомился Андрус, пристально глядя в глаза старосте. – С какой стати? Вы должны доказать, что я тварь, а не человек! Я не должен перед вами оправдываться!
– Верно говорит! – вскинулся Урхард. – Где доказательства, что он тварь?! На чем основано обвинение? На пустых словах Бирнира?! Так всем известно, что он вечно строит против меня козни и сейчас решил мне подгадить!
– Это у тебя пустые слова! – взревел Бирнир, до сей поры молчавший. Он сидел в углу и внимательно наблюдал за происходящим из-под нависших бровей. – Человек не может так быстро двигаться! Он не человек!
– Хорошо, – кивнул Урхард, – тогда скажи, в какую тварь начал перекидываться Андрус? Назови эту тварь, которая двигается очень быстро и сильна как медведь! Назови ее! Почти все твари медлительны, и обычный человек вполне способен справиться с ней один на один, не получив ранения. Назови такую быструю тварь, ну?!
– Да мало ли, – криво усмехнулся Бирнир. – В Лесу много такого, что нам неизвестно. Появилась быстрая тварь, и что, она не заслуживает смерти? Ты своего зятька прикрываешь, вот и все! Если бы мой сын стал перекидываться в тварь, небось бы сказал, убить его надо. Помнишь, лет десять назад, что ты говорил, когда Арнус Зельгар начал перекидываться? Что его надо убить! Чтобы не мучился! А теперь чего?
– Не надо врать, Бирнир! Арнус потерял разум, он был не разумнее курицы, а еще стал опасен, бросался на соседей! Не стоит вытаскивать старые истории, это подлость! Лучше скажи, кто тебе заплатил, чтобы ты меня убрал? Зачем тебе это нужно?
– Клевета! – рявкнул Бирнир. – Да, я тебя, торгаша, терпеть не могу, ты мне противен, рожа твоя продажная, но никто меня не нанимал!
Андрус почувствовал, как от Бирнира пошла волна гнева и страха, и понял – точно, нанимали. Кто – вот вопрос. И как доказать это?
– В общем, так. – Староста тяжело поднялся с места, хрустнув суставами. – Есть много свидетелей, указывающих на то, что Андрус двигался слишком быстро для человека. Есть жалоба Бирнира, в которой тот говорит, что он уверен – Андрус скрытая тварь или начал превращаться в тварь. Представить какие-либо доказательства своей человеческой сущности Андрус не смог… тихо, тихо, Урхард! Теперь я говорю. Предлагаю осмотреть тело Андруса на предмет обнаружения признаков превращения. В зависимости от того, будут таковые найдены или не будут найдены, суд примет соответствующее решение. Или мы можем принять решение прямо сейчас, без осмотра. Почему-то мне думается, что никаких признаков превращения мы не увидим.
– Если ты знаешь, что признаков превращения нет, какого демона ты тут выступаешь?! – яростно крикнул с места Урхард. – Что с тобой случилось? Они что, тебе заплатили? Или запугали? Ты чего творишь? Хочешь, чтобы я ушел из деревни? Или умер? Когда ты спелся с этим придурком, староста? Ты же не был таким!
– Я списываю твои нехорошие слова на то, что ты сильно расстроился, – хмуро сказал староста. – А вообще от них попахивает клеветой, не находишь?
– Нет, не нахожу. Если вы считаете, что моя лавка здесь не нужна, я уйду. Честно говоря, мне уже надоело сидеть в этой глуши, пора расширять дело, – холодно сказал Урхард, – а вы продавайте свои шкуры тем, кто заплатит лучше. Мои цены вам не нравились – ищите другого купца. А мы уходим. И если вы попробуете нас остановить, заверяю вас, не один из моих любимых односельчан поплатится своей головой.
– Найдется кому купить шкуры! – опять с места выкрикнул Бирнир. – И почестнее люди, чем ты, кровосос!
– Ах, вот что… я-то думал, что кто-то тебя, идиота, нанял, – усмехнулся Урхард, – а ты просто решил выжить меня из села и занять мое место? И кто еще у тебя в компаньонах? Дай-ка я догадаюсь… староста, да? Молчите? Это вы твари, а не Андрус! Пошли отсюда, парень, это не суд, это грабеж!
– Стой! – грозно крикнул староста. – Объявляю решение суда! Слушайте все! И не говорите, что не слышали! Работник Урхарда Гирсе, именуемый Андрусом, объявляется виновным!
– В чем виновным-то?! – не выдержал Андрус. – Ты ничего не доказал! Ну и придурки…
– Я что говорил? – глухо буркнул Урхард. – Придурки-то придурки, а насчет денег они соображают.
– Виновным в том, что он, по мнению суда, является тварью!
– А мне кажется, вы твари! – негромко сказал Андрус. – И придурки.
– Тсс… – остановил его Урхард. – В драку влезть успеем. Послушаем.
– …Приговаривается к изгнанию! Но! – Староста сделал паузу, и народ притих, ожидая продолжения. Староста был хорошим оратором, а в должности старосты уже пятнадцать лет – волей-неволей научишься управлять толпой. Опыт – великое дело. – Но ему дается три месяца на то, чтобы доказать, что он не тварь. Если через три месяца Андрус не перекинется в тварь, он сможет вернуться в село. Купец Урхард Гирсе приговаривается к штрафу в один золотой за пререкания с судом, за угрозы и непочтение! Но если хочет, может остаться в селе и торговать, как и прежде. Андрусу даются сутки, чтобы покинуть пределы села, после этого каждый, кто встретит его в пределах черты, может Андруса убить и не понесет за это наказания. Сказано – сделано! Суд закончен. Андрус, сутки на сборы, это понятно?
– Ты какого хрена его не выгнал?! – Бирнир ревел как зверь, надвигаясь на старосту. – Ты что… ты… ты…
Мужчина задохнулся от ярости, побагровел, потом закашлялся и стал задыхаться, будто вдохнул что-то невидимое, забившее ему глотку. Андрус уловил волну удовлетворения, исходящую откуда-то из первого ряда, и заметил довольную физиономию лекарки. Она тайком вытерла ладонь о юбку, предварительно быстро осмотревшись – не видел ли кто-нибудь из односельчан.
– Хитрая гадина этот староста! – в бессильной ярости сплюнул Урхард. – Пошли отсюда, здесь больше делать нечего!
Андрус встал со скамьи и пошел следом за ним, глядя в широкую спину, обтянутую рубахой из толстой клетчатой ткани, прикрывающей кольчугу. Рука Урхарда, лежавшая на рукояти меча, побелела от напряжения, а лицо, наоборот, налилось кровью.
Отойдя шагов двести от дома старосты, Урхард разразился такой черной руганью, что Андрус решил запомнить несколько выражений и спросить купца, что они означают. В жизни пригодится.
Отругавшись, купец выдохнул и досадливо бросил:
– Чуял я последний год, что меня хотят отсюда выжить. К тому шло. Но не думал, что все будет так быстро. Думал, успею подготовить себе дело в городе, и вправду хватит уже сидеть в глухомани, девчонки давно мне говорили, что пора перебираться в город, да я все медлил. Вот и теперь хочешь не хочешь, а придется. Да ладно, наплевать. Дом только жалко – продать его не продашь, оставлять – сожгут к демонам. Все барахло ведь с собой не увезешь.
– Подожди, Урхард. – Андрус остановился возле здоровенной сосны, растущей на обочине и дававшей приятную тень. Сегодня солнечно и жарко, потому постоять в тени хотя бы минутку, вдохнуть лесной воздух было довольно приятно.
– Что? Тебе плохо? – нахмурился купец. – Ты же еще после вчерашнего не отошел, а тут вот… суд, мать его!
– Нет. Я хорошо себя чувствую, даже очень хорошо. С тех пор как вы меня подобрали, лучше, чем сейчас, я себя никогда не чувствовал.
– Точно? – Умные глаза Урхарда впились в лицо парня. – И почему же ты так хорошо себя чувствуешь? Вроде бы должен сейчас переживать, а?
– Вы не должны уходить, – начал Андрус, задумчиво глядя в даль, туда, где в дымке горизонта исчезала зеленая волна Леса. – Я уйду один. Только не говори, что это неправильно и все такое прочее. Чушь это все. Правильно – уйти одному, выждать время и вернуться, если это возможно. Дай мне только немного денег взаймы, я потом отдам, меч да одеться во что-нибудь.
– И куда ты пойдешь? В город?
– В город. Я еще вот что тебе скажу: не предназначен я для сидения в лавке, для торговли, хотя знаю, что неплохо в ней разбираюсь. Я воин – это знаю точно. И должен жить как воин. – Андрус закусил губу и посмотрел на грустного, молчаливого купца. – Ты не обижайся, я обязан тебе и твоей семье. И не хочу быть причиной вашего изгнания, не хочу, чтобы вы впопыхах бросили дом, лавку и уехали в пустоту, в неопределенность. Вы этого не заслужили. А я должен найти себя. Сидя в лавке, себя никак не найдешь. Только впадешь в идиотизм, как эти люди. И вообще, почему мы так легко им сдались? Я бы мог пооткручивать головы этим парням прежде, чем они бы сообразили, что происходит.
– А дальше что? Ну пооткручивал бы, да. Верю. А потом как тут жить? – Урхард вздохнул и поправил меч. Помолчал и добавил: – Это тесный мирок, все друг друга знают. Если не соблюдать законы села, писаные и неписаные, этот мир тебя отринет, отбросит. С тобой не будут разговаривать, тебя будут избегать. Никто не купит у тебя ни одной вещи – лучше пойдут за двадцать верст в Селегово, в лавку Зерхеля. Приходится волей-неволей жить по законам села. Я и правда собирался отсюда свалить. Денег заработал достаточно, и золотишко есть, и камни – хватит. Надоело. Открою торговлю в городе, будем жить. Ты вот что… а как же Беата?
– А что Беата? – потерянно ответил Андрус. – Она очень хорошая девушка. Заслуживает лучшего, чем я, мужа. Я Никто Ниоткуда. Да еще и со странными способностями. Зачем я ей? Исчезну, пройдет время, она меня и забудет.
– Не забудет, или я плохо знаю свою дочь. Я не буду тебя уговаривать, поступай как считаешь нужным. Но плохо это. Когда-нибудь ты пожалеешь, что так поступил. Денег я тебе дам, и меч дам, и кольчугу. Одену, обую. Только как ты будешь жить в городе? Ты знаешь, как там жить? Кто там власть, где ночевать, где питаться? Ты знаешь цены в трактире? Ты знаешь, куда наняться на работу и сколько тебе должны платить? И кем ты наймешься? Пришел, говоришь: «Я великий боец, возьмите меня в дружину»? Так?
– В общем-то так, – равнодушно пожал плечами Андрус. – Мне много не надо, я на слишком высокое жалованье не рассчитываю. Мне главное – дожить до того времени, когда восстановится память. И тогда уже буду решать, что мне делать и как жить.
– Ну что же, – Урхард тяжело вздохнул, – так и порешим. Но немного по-другому. Завтра на рассвете мы с тобой поедем в город. Мне так и так надо было в город – закупить товар. Вот и поедем с тобой. Пристроим тебя, решим кое-какие дела, и… ты останешься, а я вернусь назад. Пока вернусь. Ну вот и все.
– И все… – эхом откликнулся мрачный Андрус. – И все.
– …Означенные люди, именующие себя исчадиями… – Глашатай запнулся, закашлялся, долго брызгал слюной, прочищая горло, внезапно схваченное спазмом, и с хрипловатой ноткой надрыва продолжил: – Именующие себя исчадиями планировали свергнуть законного императора, отца всем своим подданным, мудрого и справедливого правителя государства Славия! Они злоумышляли против его императорского величества, строили козни, убивали людей под предлогом принесения жертвы мерзкому… кхе-кхе-кхе… мерзкому демону Сагану! За что Бог… кхе-кхе-кхе… лишил их волшебной силы, данной им деномом… демоном!.. Что же это творится? – ошеломленно шепнул себе под нос глашатай. – Его величество император Славии Антагон Третий объявляет религию поклонения Сагану и всех исчадий вне закона! Они подлежат уничтожению, их имущество будет передано в казну! Каждый, кто доставит исчадие в императорскую стражу, получит вознаграждение – от пяти до ста золотых, в зависимости от статуса исчадия! Тех, кто будет пособничать исчадиям, постигнет кара – смертная казнь, конфискация имущества! За пособников тоже объявляется вознаграждение – живых или мертвых.
Глашатай помолчал, глядя на ошеломленные лица людей, окруживших помост на базарной площади, снова откашлялся и продолжил:
– Также его величество император Славии Антагон Третий объявляет свободу вероисповедания! Вы можете верить во что угодно, и вас никто не привлечет к ответственности! Преследовать тех, кто верит в Светлого Бога, больше никто не будет, более того – это запрещено! Храмы исчадий закрываются, их имущество передается в казну! Вчера были казнены патриарх исчадий, все адепты и апостолы, их головы теперь украшают Стену Позора! Империя вступает в эпоху Правды и Добра!
Глашатай замолчал и, отдуваясь, начал спускаться с помоста, туда, где его ждали ошеломленные не меньше, чем он, стражники – пять человек. Перед тем как зачитать указ императора, глашатай спросил сержанта, возглавлявшего наряд, в чем причина усиления охраны. Тот лишь недоуменно пожал плечами – никто не знал, что содержится в указе. Никто!
– Бей исчадий! – глумливо крикнул из толпы молодой парень с засаленными волосами, сбившимися в сосульки. – Лови их! Деньги дают за исчадий! И за пособников! Ловим пособников!
– Лови! – поддержали остальные, и толпа, будто к этому готовилась, пришла в движение. Это было похоже на то, как муравьи разбегаются из муравейника по своим делам – например, найти и сожрать толстых, вкусных гусениц. Гусеницы уже попрятались, это точно, но, может, не все? А кроме того, их уютные гнездышки можно и почистить…
– Во что же это выльется? – Сержант стражи устало смотрел на беснующуюся толпу, которая уже начала грабить лавки. – Давайте в центр, господин Барг, мы прикроем. Иначе можете не дойти до дворца. Как думаете, что будет дальше?
– Мне уже пятьдесят пять лет, – хмуро ответил глашатай, тяжело дыша и кося глазами по сторонам, – и я знаю, что бунт может вспыхнуть из ничего. А того, что я сегодня огласил, хватит, чтобы зажечь пламя по всей Славии. Никто так просто не отдаст власть. Ох, кровушки прольется… реки и реки.
– Вы уверены, что поступили правильно? – Шур внимательно посмотрел в глаза существа, которое как две капли воды было похоже на покойного императора. – Вы считаете, что, если обезглавили исчадий, они исчезли? Ну да, они исчезли, скрылись из виду, но они живы. По крайней мере большинство из них. И теперь начнут мутить воду. Мне уже донесли, что несколько крупных дворянских семей собирают наемников, объединяются. Как думаете, для чего? И кто за ними стоит? И еще – часть армии точно перейдет на службу бунтовщикам. Офицеры – выходцы из тех же дворянских семей. Солдаты им подчиняются. Так что следует ожидать кровавой и долгой войны. Многие полягут. Страна погрузится в хаос. Или у вас есть какой-то свой план, о котором я не знаю?
– Возьми лист бумаги, – кивнула Шанти. – Так, пиши: «Федор! Нужна помощь. Власть исчадий уничтожена, но на подходе междоусобная война. Все объясню позднее. Прошу направить армию к границе Славии. Жду ответа. Есть ли сведения об Андрее?» Подпись – Шантаргон.
– Записал! Вы хотите ввести в Славию армию Балрона?
– Я хочу объединить Балрон и Славию в одну империю, как это и было раньше, – медленно ответила Шанти, глядя в пространство. – Война? Ну что же, значит, будет война. Ты же знаешь, другого пути нет. Вот что, составь мне список тех, кто возглавляет бунтовщиков. И еще – по твоему мнению, когда они выступят?
– Подготовка началась сразу после того, как вы захватили патриарха и верхушку исчадий. Сдается мне, что план на случай попытки отстранить исчадий от власти патриарх разработал, еще когда исчадия разучились убивать словом и взглядом. Более того, я уверен, что они готовили переворот, и главой Славии должен был стать патриарх. Есть у меня такая информация. Вот и думаю: может, вам следовало занять место патриарха, а не этой куклы императора? Впрочем, уже поздно. Я свяжусь с Федором Гнатьевым, у нас есть в Балроне свои люди. Передать что-то на словах?
– Нет. В записке все сказано, он поймет. Один корпус бойцов Балрона разнесет все армии Славии вдребезги.
– Я знаю, – кивнул Шур, – и докладывал об этом патриарху. Только вот он не верил. Говорил, что его маги справятся с балронскими войсками за считаные минуты.
– Дурак. Вроде умный был, но дурак! Десяток пулеметов – и нет армии Славии. Если бы Балрон взялся за Славию, его армии прошли бы через страну, как горячий нож сквозь масло. Устаревшее оружие, неумелые бойцы, привыкшие лишь воровать и пить вино, продажные дворяне, которые только и смотрят, как обмануть друг друга и выдвинуться вверх, – вот что такое оборона Славии сейчас! Народ не будет воевать за этих идиотов – с какой стати? Если только за деньги, и за хорошие деньги. Впрочем, и тогда я не уверен, что будут, – деньги не истратишь, если завтра уже будешь валяться на земле с простреленной башкой. Да и ради чего воевать? Чтобы восстановить власть исчадий и их дружков-дворян? Нет, сейчас самое время для вторжения. А пока ждем армию Балрона, мы тут своими силами почистим столицу и крупные города. Гвардия ведь наша?
– Гвардия… вроде наша, – неопределенно хмыкнул Шур, – но… офицеры тоже из дворян. В голову им не влезешь, что они думают, не узнаешь. Сегодня они вроде за нас, но завтра… кто знает, что им пообещают бунтовщики.
– Список бунтовщиков мне! – резко кинула Шанти. – И ускорьте отправку письма Федору. Оно обязательно должно дойти, иначе… иначе будет не очень хорошо. Вернее, совсем нехорошо. Сделайте несколько копий письма, хотя бы одна должна дойти обязательно. Иди работай. Мне нужно подумать.
Шур кивнул, коротко взглянул на «императора» и быстро вышел из комнаты. Шанти осталась сидеть, задумчиво глядя в окно, где за кисейной занавесью по аллеям парка прогуливались придворные.
Эти дни были ужасными. Она лично допросила захваченных исчадий. Ни один из них не знал, где сейчас находится Андрей. Ничего не ведал о том, куда он мог отправиться. Соврать исчадия не могли – драконица чувствовала ложь.
После того как исчадия были допрошены, их казнили. Шанти лично присутствовала при казни, опасаясь, что кто-то из адептов или апостолов избежит гибели, подкупив или запугав своих тюремщиков. Нельзя было допустить, чтобы кто-то выжил и в дальнейшем возглавил заговор. Эти исчадия опасны, настолько опасны, что вопрос об их дальнейшей судьбе даже не поднимался.
Огромный меч палача поднимался, со свистом опускался вниз, и голова очередного исчадия катилась по каменной площадке. Булькала кровь, покидая обезглавленное тело, и снова поднимался меч, освобождая мир от Зла.
«Нельзя освободить мир от Зла, не запачкав рук, – думала Шанти, глядя, как содрогается в последних попытках удержать жизнь тело очередного адепта, – и они заслужили смерть». Вот только почему на душе у нее было так гадко? Может, потому, что это не она сама убивала негодяев, а может, потому, что одно дело – убить врага, который на твоих глазах совершил преступление или угрожал твоей жизни, и другое – хладнокровно приговорить к смерти людей, о преступлениях которых тебе кто-то рассказал?
Впрочем, Шанти не чувствовала вины. Если нужно, она бы поубивала весь цвет дворянства Славии. От них все равно нет никакой пользы, как нет пользы от вшей или живущих на дворовой собаке блох. Такой дворовой собакой и виделась драконице Славия – больная, измученная, изъеденная кровососами. Разве грех уничтожить кровососов? Вычистить животное, вылечить, накормить…
Шанти очнулась от своих мыслей и почувствовала голод. Есть в комнате не хотелось – душа просилась на волю, под сень деревьев, окружающих пруд, в котором жили здоровенные разноцветные рыбы, высовывающие из воды толстогубые пасти, будто беззвучно прося их покормить. Шанти нравилось сидеть в беседке на берегу, кидать рыбам кусочки лепешки и смотреть, как эти упитанные поросята подводного царства неуклюже ворочаются, пытаясь поймать угощение.
Драконица дернула шнур звонка, и через полминуты перед ней предстал слуга неопределенно среднего возраста, с невыразительным лицом, единственным украшением которого была угольно-черная короткая бородка. Шанти все время подмывало спросить, не красит ли тот свою бороденку, слишком уж черен этот признак мужественности.
– Подайте обед в третью беседку, как обычно. Побольше мяса, да не превратите его в уголья. Специй много не надо. Пирожных – тех, со свежими ягодами. Попить чего-нибудь… вина не надо. Прошлый раз опять поставили вино! Я же сказал, вино больше не пью! Лепешек – рыб кормить. Ну и чего-нибудь повкуснее – на твой выбор.
– Будет сделано, ваше величество! – согнулся в поклоне слуга и, попятившись к двери, добавил: – Десять минут, ваше величество!
– Десять так десять, – кивнула Шанти и, забыв о слуге, подошла к полке, уставленной толстыми фолиантами.
Библиотека, где, собственно, она сейчас и находилась, насчитывала несколько десятков тысяч томов. Сочинения по магии, хроники, трактаты по естествознанию, много художественной литературы, в основном любовной – дворяне, как видно, увлекались любовными романами и не жалели денег на рукописные книги, стоящие совсем не дешево. Любовные романы драконицу не интересовали, а вот книги по географии, мироустройству привлекали ее чрезвычайно. Ведь если Андрея нет в Славии, где-то его нужно искать? А где? Может быть, на другом материке? Главное, чтобы не в другом мире. Но в том, что ее друг перенесся из этого мира в параллельный, Шанти сомневалась: Андрей не мог быть в другом мире, раз она его чувствовала. Ниточка, тонкая ниточка тянулась куда-то далеко-далеко… но вот куда? На Черный материк? На север? А может, туда, где когда-то появился Андрей, на север Славии? Неизвестно…
– Ваше величество, все готово! – с поклоном доложил вернувшийся слуга.
Шанти вышла из комнаты и пошла по коридору, сопровождаемая эскортом гвардейцев. Их было четверо – двое сзади, двое спереди. Так-то Шанти в их защите не нуждалась, но надо же было показать свою значимость. Императору положена охрана, и нужно соблюдать правила, пусть даже и не все. Император без охраны – это все равно как голая женщина на базарной площади в полдень: странно и вызывает вопросы.
Идти было довольно далеко, минут пять – вначале длинным коридором дворца, потом по дворцовым дорожкам, мощенным ровной брусчаткой, чисто выметенной и отполированной тысячами ног. Встреченные дамы и кавалеры кланялись императору, женщины косили глазом, томно вздыхая, отчего их полушария, и так выпирающие из платьев, едва не вываливались наружу. Так дамы пытались привлечь внимание императора, до сих пор славящегося сексуальным аппетитом. Когда не мертвецки пьян, конечно.
К Шанти уже пытались подкатываться девицы, надеявшиеся стать фаворитками, – ведь если девица займет место подле императора, ее семья может получить преимущества перед другими семействами, а в идеале, если угодит его величеству, может стать императрицей, а это совсем другой уровень политики.
Только Шанти отказала всем девицам, как на нее навалилась волна томных, пахнущих благовониями молодых мужчин, принимающих, с их точки зрения, неотразимо соблазнительные позы. Когда драконица смотрела на это безобразие, ее разбирал смех и охватывала легкая грусть – жаль, что Андрей не видит, они бы вместе посмеялись над извращенцами.
Впрочем, скоро отпали и томные молодые люди, оставив окружение императора в полном недоумении – как наладить с ним прежние отношения? После покушения Антагон сильно изменился, и теперь придворные волей-неволей заняли выжидательную позицию, дожидаясь какого-то определенного посыла с его стороны.
Казнь исчадий напугала и озадачила окружение императора: если уж с такими влиятельными и страшными существами расправились так безжалостно и быстро, что же ожидать им? Не окажутся ли завтра на Стене Позора их головы?
Столица затаилась, потрясенная переменами и ожидающая еще худших перемен.
Сладкий запах цветов, горячий ветерок, вяло шевелящий листья экзотических деревьев, которых не было в лесах Славии. По словам управляющего, эти деревья были привезены откуда-то с Черного континента, прапрапрапрадедом императора.
Пышные цветы с мясистыми лепестками – Шанти чуть не вздрогнула, когда впервые увидела, что этот цветок сомкнулся и сожрал муху, неосторожно усевшуюся на сладкую лужицу нектара внутри венца. Это были насекомоядные цветы, что в общем-то хорошо – меньше будет мух. Хотя по здравом размышлении Шанти решила, что мух привлекает медовый запах этих самых цветов. Не пахли бы – не прилетали бы мухи. Все в этом мире взаимосвязано…
Плетущиеся цветы густо увивали беседку, однако позволяли любоваться окружающей красотой. Кусты были подстрижены в виде фигур животных и людей, большие деревья стройными рядами обступали аллеи, фонтанчики посреди лужаек пускали вверх радужные, сверкающие на солнце струи – прекрасное зрелище, достойное кисти художника. По словам того же управляющего, этому дворцу много тысяч лет, очень много тысяч. В этом дворце жили поколения императоров Славии, занимавшей некогда весь материк.
Стол был уставлен яствами, среди которых почетное место в центре занимало теплое, жаренное на углях мясо, исходящее розовым соком, – Шанти так и не смогла отказаться от привычки есть полусырое мясо. Все-таки драконья сущность давала себя знать. Хотя многие из людей тоже любили полупрожаренные сочные куски. Драконица по этому поводу сделала заключение: в этих людях сильна драконья кровь, их предки позже стали людьми, за столетия и тысячелетия накрепко забыв о своей «крылатой» судьбе.
При виде мяса Шанти отбросила все мысли, кроме мысли о еде, и, плюхнувшись в кресло, вцепилась руками в первый попавшийся здоровенный кусок. Сок тек у нее по подбородку, но она не обращала внимания – кого стесняться императору? В самом деле, глупо быть императором и оглядываться на то, что ты не соответствуешь каким-то там правилам поведения за столом! Император, он на то и император, чтобы устанавливать правила, а не тупо следовать чужим. По крайней мере так думала Шанти.
Утолив первый голод, драконица стала есть медленнее, а когда захотела попить, махнула рукой слуге, который маячил за порогом в пределах видимости, – Шанти терпеть не могла, когда кто-то стоял за плечом и ждал сигнала налить или подать. Слуги уже знали новые привычки своего монарха и старались не быть назойливыми. Сейчас Шанти обошлась бы без слуги, но хрустальный кувшин, наполненный соком, стоял далеко – с места не достать, а вставать не хотелось.
Слуга тут же появился в беседке, Шанти указала на кувшин, тот с готовностью схватил драгоценный старинный сосуд, изготовленный лет двести назад, и наполнил бокал розового хрусталя. Шанти протянула руку, взяла бокал, и… вдруг ее окатила волна страха, ожидания, нетерпения и снова страха – такого сильного, что «императора» будто обдали кипятком.
Драконица поразмыслила и поставила бокал на стол. Перевела взгляд на слугу – человек лет тридцати пяти, ничего необычного. Шанти старалась не обращать внимания на слуг, они все были на одно лицо, похожие, как патроны в патронташе гвардейца Балрона.
Управляющий подбирал слуг по какому-то определенному принципу – все не очень высокие, не толстые и с невероятно неприметными лицами, будто куклы, которых вырезали из одного куска дерева и забыли раскрасить. Незаметные механизмы огромной структуры, именуемой дворцом императора. Они все побаивались Антагона, но этот… этот превзошел всех по уровню своего страха. Почему?
При всей своей некоторой безалаберности Шанти не была глупа. Наоборот, она обладала очень острым умом, иногда, правда, направляющим ее совсем не в ту сторону, куда надо. Но это уже особенности драконьего мировоззрения, а еще – влияние воспитания. Или, скорее, отсутствие такового. Посиди-ка сто лет в темной пещере, ежеминутно ожидая гибели, пожалуй, одним сдвигом психики не обойдешься. Был такой сдвиг и у Шанти, почти исчезнувший после того, как она встретилась с Андреем и провела с ним долгое время. Сегодня этот самый сдвиг, который предполагал недоверие не только к людям, но и вообще ко всем живым существам на свете, помог драконице. Ее смутные подозрения мгновенно переросли в уверенность, и первое, что она сделала, приказала:
– Стоять! Ко мне, быстро!
Слуга осторожно, опасливо поглядывая на грозного «императора», подошел и склонился так, что было видно его лысую макушку. Шанти с неудовольствием посмотрела на плешь и представила, что у нее на голове вдруг исчезла чешуя. Ей стало противно, и она поморщилась, отложив пирожное, к которым пристрастилась, пока изображала императора. Аппетит был безнадежно испорчен.
– Пей! – Шанти указала на бокал с соком.
– Что… ваше величество… – залепетал слуга, не поднимая головы. – Что вы сказали?
– Пей. Сок. Быстро! – с расстановкой рявкнула Шанти, и стражники, стоявшие у беседки, насторожились, сделав несколько шагов по направлению к императору.
– Я… я… – Слуга задохнулся, будто ему в горло влетела муха, закашлялся и вдруг сорвался с места и бросился бежать, сбив по дороге скамейку и тарелку с любимыми пирожными, чем привел Шанти в ярость.
– Схватить его! – крикнула она громогласно, и стражники кинулись в погоню, громыхая навешанным на них железом.
Бежали они небыстро – попробуй-ка побегай, когда на тебе столько металла! – поэтому беглец сразу же оторвался от преследователей, и его спина мелькала уже шагов за сто от стражников, рискуя исчезнуть за одним из поворотов аллеи. Беглецу не хватало воображения: он бежал по прямой, хотя следовало сразу же сойти с мощеной аллеи и затеряться в густых насаждениях, так у него был хоть какой-то шанс. А на прямой… впрочем, разницы не было никакой. Он не смог бы выйти из дворца в любом случае – его взяли бы на одном из выходов, даже если бы он бегал по саду несколько месяцев.
Раздраженная черепашьей скоростью стражников, Шанти решила взять дело в свои руки и припустила вслед за супостатом, в считаные секунды догнав и перегнав своих охранников.
Шанти подняла руку, чтобы хорошенько врезать по затылку ополоумевшему от страха слуге, и вдруг ее тело сотрясли мощные удары – в драконицу врезались три арбалетных болта, которые должны были пробить тело императора навылет. Один болт ударил в грудь, другой в бок, третий в спину. Били наверняка, после трех попаданий ни один человек не смог бы выжить. Человек. Но не дракон. Пусть даже он и находился в своем аватаре.
Болты скользнули по невидимой чешуе и отлетели в сторону, даже не пошатнув атакующую драконицу. Удары были такой силы, что Шанти задохнулась от неожиданности и остановилась, чтобы посмотреть – какая же сволочь покусилась на священную особу императора?!
Увидеть пришлось через пару секунд после того, как болты врезались в тщедушную фигуру Антагона, – аллею вдруг заполнила толпа мужчин, человек тридцать, не меньше. Они размахивали руками, норовя насадить императора и его охрану на свои острые железки, владению которыми посвятили большую часть своей интересной, полной приключений жизни. Жизнь эта могла закончиться прямо сейчас, но убийцы этого не знали, иначе никогда бы не посмели напасть на императора.
Половина нападавших отвлекла внимание стражников, атаковав их со всем пылом революционеров, жаждущих положить свою жизнь на алтарь революции, вторая половина набросилась на «императора», желая порубить его на мелкие кусочки.
Некогда Андрей рассказывал, как в его мире страна, в которой он жил, много лет назад вводила свои войска на территорию соседнего, недружественного государства. И первыми шли некие штуки, со слов Андрея напоминавшие драконов – огромные, плюющиеся огнем и неуязвимые для легкого оружия. И против них выступили конники того государства, которым их командование рассказало, что эти чудовища, похожие на драконов, совсем не опасны, что они сделаны из хилого, тонкого дерева и что уничтожить их не составит никакого труда. И вот несчастные конники бросились на танки с мечами наголо, рубили стальные громадины так, что только искры летели, и очень удивлялись, что стволы орудий почему-то не отлетают, как те палки, на которых конники учились рубить с коня. Бойцы, вероятно, были очень разочарованы – и собой, и командирами, рассказавшими им заведомую ложь.
Здесь был похожий случай. Только никто не говорил убийцам, что император деревянный. (Впрочем, они и сами могли сделать такой вывод, зная, как он управляет страной. Только с деревянной башкой можно было допустить то, что происходило в Славии.)
На Шанти обрушились десятки ударов, не повредивших ей совершенно ничем, кроме потери красивой одежды, к которой драконица питала нежные чувства, одеваясь по последней моде – в женском ли обличье или мужском.
Потеря любимой одежды, которую только сегодня утром она надела, получив от поставщика императора комплект, сшитый по ее рисункам, привела драконицу в ярость, фатальную для негодяев, ошеломленных неуязвимостью жертвы. Первый же удар разбил голову одного из нападавших, как молот, врезавший по гнилому плоду.
Содержимым черепной коробки забрызгало остальных, тут же убавивших пыл и на секунду забывших о своих преступных намерениях. Этой секунды Шанти хватило, чтобы ворваться в кучу врагов, уничтожить троих, пока те стояли столбом, а потом схватить одного из убийц и начать бить им как палицей по бывшим его товарищам. Тяжеленный мужчина затих после первого же удара, в отличие от его коллег, которые умирали подольше, постанывая и дергаясь на камнях аллеи, переломанные, будто попали под телегу ломового извозчика.
Покончив со своей группой, Шанти оглянулась посмотреть, что происходит у стражников, и с удивлением обнаружила, что те еще живы и довольно успешно отбиваются, ловко вращая здоровенными мечами. У ног гвардейцев лежали трое негодяев без признаков жизни, и бойцы в порубленной броне продолжали работать мечами, которые посвистывали в воздухе, как крылья ветряной мельницы.
Пообещав себе пересмотреть мнение о гвардейцах как о бесполезных увальнях, Шанти бросилась им на помощь, в секунды разбросав супостатов по сторонам, как ребенок раскидывает надоевшие игрушки. Гвардейцы, слегка приунывшие под напором втрое превосходящего по численности противника, тут же набросились на поверженных врагов и начали их уничтожать, тяжелыми ударами рассекая на части.
– Стоять! – рявкнула Шанти. – Они мне нужны живыми! А где эта тварь? Слуга, где слуга?!
– Ваше величество, вон он! – Гвардеец указал на труп слуги, во лбу которого торчал болт, пробивший голову насквозь.
– Ты! – Шанти обратилась к первому гвардейцу: – Срочно беги поднимай тревогу! Перекрыть все выходы, искать стрелков и вообще всех подозрительных! Ты – беги в стражу, пусть этих придурков вяжут! И чтобы ни один волос не упал с их головы – лично с тебя спрошу!
– А нам что делать? – потерянно спросил один из гвардейцев, подняв забрало шлема и утирая пот, крупными каплями сбегающий с красного лица.
– Стойте тут, охраняйте пленников, – пожала плечами Шанти. – Пока что толку от вас никакого…
Драконица вернулась в беседку и села в свое кресло, очень похожее на трон. Пирожные валялись на полу, Шанти подняла одно и задумчиво посмотрела сквозь него, будто оно было прозрачным. Класть его в рот почему-то не хотелось – вдруг в нем яд? Шанти не знала, как этот яд действует на драконов, но проверять она не собиралась. Пусть другие проверяют!
Придя к мысли, что это хорошая идея, Шанти повеселела и решила, что теперь каждое блюдо и каждый напиток будет вначале пробовать слуга или специальный человек. Вот тогда вероятность отравления будет сведена к нулю. Вероятность отравления лжеимператора, конечно. Что касается «пробователя» – ну что же, у каждого своя работа.
Попыток отравить императора поубавится, но… люди всегда надеются на лучшее и нечасто задумываются о последствиях. Как они заставили слугу отравить питье императора? Деньги? Угрозы? Да какая разница! Главное – она жива и предупреждена.
Впрочем, и они тоже. Теперь задумаются, как это хилый император, совсем даже не боец, смог уцелеть в бойне и перебить всех своих убийц? Вот только доказать ничего нельзя, даже если вопить на каждом перекрестке, что император – совсем не император. И все равно обратной дороги нет. Скорей бы прибыла армия Федора… месяца полтора-два, не меньше, столько нужно будет, чтобы собрать войско и пройти маршем до границы Славии.
Эти два месяца будут очень непростыми для лжеимператора…
