…Дед говорил, что это не страшно. И совсем не больно…

Врал.

Или просто не знал всего.

Страха и в самом деле не было, но лишь потому, что боль вытеснила все чувства… Почти все… Дьери… Девочка моя… Только мысли о тебе не позволили лишиться рассудка в огненном плену. Только мысли… И надежда увидеть тебя. Хоть издали, мельком… С другим… Да, пусть так. А может… Наверное, я все-таки сошел с ума, когда, задыхаясь в дыму и давясь горячим воздухом, шептал твое имя. Потому, что подумал вдруг… Бред… И ты, и изумрудное море, и твой голос, зовущий меня через шум волн, – всего лишь бред. Но я держался за эти видения… За тебя…

А потом была темнота, непроглядная и холодная. Холодная настолько, что я с тоской вспоминал о жгучих объятиях пламени… и о твоих теплых руках…

– Ил! Ил, проснись! Да открой же ты глаза! Милый мой, хороший, ну что же ты…

Как я хотел, чтобы все это оказалось сном и ты спасла меня от него, как тогда…

– Ты бы себя видел. Весь белый, губы дрожат, руки… Смотри вот, простыню порвал. И бормочешь все время: «Лар, лар». Что это за лар такой?

Сумрак. Это на эльмарском орочьем. Лар. Сумрак.

– Сумрак – это плохо?

Глупенькая. Я и есть Сумрак…

Я не помню, как выбрался из-под завалов, но помню, как шел по утренним улицам. Помню солнце, поднявшееся над крышами домов, и боль, возвращавшуюся всякий раз, когда меня касались его лучи. Помню людей, шедших навстречу: они не видели меня, задевали плечами, если я не успевал уйти с дороги, и тогда тепло их тел обжигало не хуже огня…

Я стал опасаться солнца. Стал опасаться людей. Прятался в прохладной тени и ждал ночи. А ночью шел… И снова прятался, ждал и шел. И снова. И снова… Не знаю, сколько прошло времени и как далеко я ушел от города, опаленного губительным солнцем. Я не чувствовал усталости, не было ни жажды, ни голода. Не было мыслей – только знание, что я должен идти. Не было воспоминаний, я растерял их в дороге. И даже тебя, родная, я позабыл тогда…

А когда вспомнил… Была глубокая ночь, луна и звезды освещали пустынный тракт, по которому я брел, стремясь к рассвету достичь видневшегося впереди леса. А я вспомнил тебя. Твою улыбку, глаза, твой смех – все то, что потерял, за что отказался бороться… Затем я, должно быть, уснул, впервые за это время, и видел во сне тебя. Ты грустила… Мне подумалось тогда, что, может быть, ты грустишь обо мне, и эта мысль согрела душу… Захотелось подойти к тебе, обнять, прижать к груди и никогда больше не отпускать. Сказать, как я люблю тебя, как ты нужна мне… Но стоило сделать шаг, и ты испуганно отшатнулась, а я… Я увидел свое отражение в твоих глазах. Увидел, кем стал теперь. Чем стал…

Зыбкое облако. Серая мгла.

Я тот, кого больше нет в твоем мире, родная.

Я – память, обернувшаяся туманом.

Я – Сумрак…

Дом без Галлы изменился, и на второй день Лайс с удивлением отметил, что перемены эти к лучшему. Кард сам себе не хотел признаваться, но в последнее время присутствие сестренки его угнетало. Дело даже не в том, что она стала угрюма и молчалива, а скорее в том, что для него она превратилась в живое напоминание о погибших друзьях. Галла возвращала его в безрадостное прошлое, в то время как ему наконец-то хотелось жить будущим. Или хотя бы настоящим. Теперь был Ласси, и все остальное постепенно отходило на второй план. Нет, Эн-Ферро не отказывался от обязательств перед дочерью друга, но чем дальше, тем чаще убеждался, что она справится теперь сама и мальчишке, уже прожившему без отца восемь лет, он нужнее.

Если бы не эта дурацкая работа! Но Брайт был прав, из охотников Марега не так легко уйти. Легче было уехать из Марони, раз уж Галле не нужно больше учиться, но девушка менять место жительства не собиралась: заявила, что ей и тут хорошо. Хорошо ей! Вспоминая о наставнике-некроманте, поисками которого она втайне занималась, Лайс непроизвольно ежился. Когда узнал, хотелось на правах старшего брата стянуть ремень и выпороть безмозглую девчонку. Наверное, только ее положение остановило. Но сама она о своем ребенке думала, пускаясь в эту авантюру? А о его ребенке? О нем самом, о Маризе?

Хорошо, что все обошлось. И то, что она уехала, тоже неплохо. Волновался, конечно, но если обещание сдержит и сама никуда не влезет, ничего не случится. А у него будет время с семейными делами разобраться. Как раз появилась идея, как завязать с недавно начавшейся карьерой охотника за головами.

За ее реализацию Лайс и принялся на третий день после отъезда Галлы.

Уход из охотников Марега без уважительной причины расценивался почти как предательство. А вот изгнать из элитного подразделения с позором, естественно, и без выходного пособия, могли запросто. Жалованье Эн-Ферро не интересовало, позор тоже не особо беспокоил, а потому начал не откладывая. Сначала затеял драку с двумя парнями из другого десятка – зачинщику, как он знал, полагалось строгое взыскание, а если повторится (а оно повторится), то и желанное увольнение. Но обиженные бойцы, вопреки ожиданиям, об инциденте кому надо не донесли. То ли постыдились говорить, что не выстояли двое против одного, то ли пресловутое «своих не выдаем» сработало. В общем, испортили хорошую задумку.

А вечером, когда он уныло ковырял приготовленную Маризой яичницу – единственное, на что карди хватало кулинарных талантов, – в дверь постучали. Стоявший на пороге мужчина, немолодой уже маг, черноволосый и черноглазый, смахивающий на ворона, – видимо, тот самый азгарский некромант, которого Лайс знал по рассказам, – вежливо поинтересовался, может ли он говорить с тэсс Галлой. На заявление, что упомянутая тэсс три дня назад отбыла в неизвестном направлении, нахмурился и высказал осуждающе:

– Как можно не интересоваться судьбой собственной сестры!

Эн-Ферро сдержался, чтобы не ляпнуть в ответ, что сестру его судьба тоже не слишком-то интересует, и сыграл дурку, пробормотав что-то вроде: «Нешто я теперь чародейке с перстнем указ?» Маг ответом не удовлетворился, но отстал.

На следующий день кард продолжил воплощать свой план в жизнь и нахамил десятнику. Грубо и при свидетелях. Но и это происшествие до высших чинов не дошло: тэр Эвлан отослал прочих бойцов и долго, по-отечески, но не без строгости, выговаривал ему, чего не стоит делать, а затем отправил таскать бревна, набавив суточную норму. Лайс проигнорировал приказ и показательно завалился спать под камышовым навесом. Десятник на это отреагировал странно: поинтересовался, не случилось ли чего, а не получив ответа, махнул рукой, позволяя и дальше бездельничать.

– Только ежели тэр Алез приедет с досмотром или Брайт, так ты это, выйди, что ли…

По закону подлости ни капитан, ни полусотенный в тот день не появились.

Но Лайс не сдавался. Не поддавшись соблазну на следующий день остаться дома (вдруг еще и под арест посадили бы, как дезертира), в лагерь все же поехал. На полпути остановился, вынул из седельной сумки бутылку спиртовой настойки, отхлебнул, сколько смог, а остальное для пущего эффекта выплеснул на рубаху. Когда добрался на место, разило от него за десяток шагов. Но сослуживцы и тут не подвели: двое дюжих парней, одного из которых он позавчера отметелил ни за что ни про что, взяли подвыпившего товарища под белы рученьки и долго макали в бочку с холодной водой, после чего уложили под вчерашний навес, выкатив вперед тележку с досками, чтобы в случае визита начальства забулдыгу не сразу заметили. Охотники выясняли отношения тихо, жалоб не признавали и перед высшими чинами стояли друг за друга горой. Командир все это наверняка знал и ненавязчиво поощрял. А вот Эн-Ферро подобное положение дел не радовало: изгнание с позором по вине товарищей откладывалось на неопределенный срок.

Но в этот день ему повезло. Тэр Алез все же решил проверить, как продвигается строительство нового лагеря, а задремавший в тенечке кард вовремя очнулся и выполз из своего убежища, чуть не угодив под лапы капитанского кера… А угодил на разбор к Брайту Клари – заниматься дебоширом лично тэр Марега не пожелал.

– Что за цирк ты устроил? Хочешь, чтоб тебя вышибли?

– Хочу, – согласился Эн-Ферро, пошатываясь, за что и получил в ухмыляющуюся морду.

С ответом он не замешкался, и драка с полусотенным, в отличие от потасовки с рядовыми, возымела желаемый результат.

– Спасибо, – кивнул он напоследок Брайту.

– Не за что. Далеко не отъезжай, догоню.

С тарским идущим они не встречались с того дня, когда разъяснилась история трофейного меча, и Лайс теперь не знал, как вести себя с человеком, у которого он, хоть и не намеренно, отобрал единственного ребенка. Но с Брайтом они были знакомы не один год, и ни дураком, ни мстительным злыднем тот не был, чтобы свести на нет добрые приятельские отношения, пусть и давалось ему это с заметным трудом.

– Пил что? – спросил полусотенный, нагнав карда на опушке.

– Можжевеловку.

– Еще есть? Нет? Ничего, сейчас разживемся.

В хибарке неподалеку жила старушка – божий одуванчик. Жила тем, что варила самогон и настаивала его на лесных травах. А еще капусту квасила и давала в нагрузку к бутылке из темного стекла плетеный туесок, доверху наполненный пряной закусью, за что и заезжали к ней чаще и охотнее, чем к проживающим в поселке конкуренткам.

– Выгнать тебя не выгнали, – просветил Брайт, наполняя берестяные стаканчики, кои предприимчивая бабуля закупала в городе и за дополнительную плату раздавала клиентам. – Считай, в запас уволился.

– Спасибо.

– Сестре скажешь. Она у тебя вроде как местная героиня. Так что, может, и зря ты этот спектакль затеял: с Алезом поговорил бы, и все.

– И так неплохо получилось.

Сидели прямо на траве, на маленькой полянке в стороне от ведущей через лес дороги. Пили. Говорили. Каких-то тем избегали, что-то, напротив, обсуждали долго и со смаком… К старушке наведались еще раз.

Устаканилось, как говорят.

Домой вернулся, когда уже стемнело. Как – помнил с трудом. Свечи на подоконнике в прихожей не обнаружилось, да и сам подоконник едва нашелся. Световой шар магистр Пилаг создавать не рискнул, пошел на ощупь… И тут же споткнулся о завернувшийся угол ковра. Чтобы не создавать лишнего шума, до дверей спальни так и добирался – на четвереньках. Уже у себя в комнате поднялся, придерживаясь за стену, с третьей попытки расстегнул ремень, переступил через упавшие на пол штаны и, стянув через голову рубаху, шагнул к кровати с твердым намерением рухнуть в нее и проспать всю ночь и половину следующего дня – благо с утра уже спешить некуда.

Кровать, когда он наконец-то ее нащупал, возмущенно ойкнула. Пришлось цыкнуть на нее и задвинуть к стене неизвестно как тут оказавшийся ворох какого-то тряпья. «Ворох» пытался сопротивляться, но Эн-Ферро не привык потакать галлюцинациям и, расчистив себе достаточно места, завалился в постель и тут же уснул.

Проснулся он под утро, за окном светало. Приоткрыл глаза, но вспомнил, что он теперь счастливый боец запаса, и закрыл их снова, попутно переворачиваясь на другой бок и шаря по постели в поисках сбежавшего покрывала. Рука наткнулась на что-то округлое, упругое и по ощущениям очень знакомое, но здесь не предполагающееся. «Сон», – расплываясь в улыбке, понял Эн-Ферро. И тут же получил под ребра чем-то твердым и острым, кажется, локтем, которого тут тоже не предполагалось.

– Зар-раза! – рявкнул он, вмиг оказавшись на полу.

– Пьянь! – огрызнулся позабытый за ночь «ворох».

Задумчиво почесав голову, Лайс приподнял ее над краем постели и встретился с гневным взглядом горящих кошачьих глаз.

– Мариза? Что ты тут…

Бездна! Сам же ей комнату уступил.

– Я тут сплю, – злобным шепотом подтвердила запоздалые воспоминания карди. – А какого демона ты тут делаешь?

– Я тоже сплю, – заявил он нагло, взбираясь обратно на кровать.

Не на полу же теперь укладываться? И не Ласси будить, сооружая из одеял ложе в углу гостиной. А в комнате Галлы он и под страхом смерти не лег бы.

– Будешь руки распускать, убью, – предупредила «супруга».

«Сама могла бы ночью уйти, если бы хотела», – подумал Эн-Ферро, отвоевывая себе кусок покрывала. К утру сделалось зябко, и, укрывшись до подбородка, он придвинулся поближе к женщине, безо всякого тайного умысла, просто чтобы согреться.

Через несколько минут он задремал, а еще через какое-то время опять получил по ребрам.

– Ну знаешь ли, – прошипела карди, – это уже слишком.

– Да я же сплю! – отдернул он посягнувшую на святое руку.

– Частично да. А я даже так уснуть не могу!

Она сгребла подушку и вознамерилась освободить ему вторую половину постели.

– Уходишь?

– Думаешь, я буду терпеть у себя под боком маньяка? Ухожу, конечно.

– Я бы на твоем месте этого не делал.

– Почему?

– Потому что прямо перед кроватью сидит огромная мышь, – сообщил Лайс и в одно мгновение лишился покрывала, так как Мариза испуганно завернулась в него, как в кокон.

– О-огромная?

– Да, – кивнул он, пытаясь отмотать назад свой кусок и укрыться. – Но не бойся, я тебя от нее спасу.

Женщины всегда доверчиво льнут к пришедшим им на помощь героям. А герои, если, конечно, они не полные дураки, этим пользуются. Обнимать теплое гибкое тело, ненавязчиво скользя пальцами по гладкой коже, было приятно, но, к сожалению, это была единственная приятность, которую он мог себе сейчас позволить… И Ласси в любой момент мог проснуться, а дверь в комнату не запирается…

– Там же нет никакой мыши? – все же спросила она.

– Есть-есть, – пробормотал Лайс. – И не одна. Там целая мышиная армия. И мышиный король во главе. Но я тебя защищу. Спи…

Казалось, теперь, когда расставлены все точки в этом запутанном деле, старший наставник может вздохнуть свободно и заняться исполнением своих прямых, не слишком обременительных обязанностей. Грядущая смена власти в империи и возможное развитие дальнейших событий не его проблемы, пусть ими занимаются те, кому это положено по чину. А он предпочтет считать все случившееся следствием болезненных фантазий старого некроманта, поверившего в реальность древних мифов и решившего в одиночку изменить расстановку мировых сил.

– Не думаю, что Гайерс одинок в своих стремлениях.

Магистр Марко и рад был забыть обо всем этом, да вот незадача – тэр Салзар, мастер смерти шестой ступени, которому по-хорошему следовало еще в середку, когда закончили писать рапорты, отбыть в Азгар, все еще оставался в Марони и каждый день являлся в школу как на службу.

– Простите, Салзар, но это уже политика, а я стараюсь держаться подальше от таких вещей.

– Если начнется война, вам это не удастся.

Может, и не начнется. Если бы погиб посол, тогда да, вполне вероятно. Скорее всего, на это и ставили злоумышленники: Кармол не выстоял бы против Леса в одиночку, и у империи появился бы предлог под видом помощи ближайшему соседу превратить независимое королевство в одну из своих провинций, а после использовать этот конфликт как повод к продолжению военных действий уже на Саатаре. Такую схему обрисовал в недавней беседе герцог. Странно только, что для реализации столь сложного плана в Марони отправили лишь одного, причем не самого сильного, мага. Или нужно ждать новых неприятностей, или тэр Катара прав, и заговорщики действовали наобум. В первом случае остается надеяться на то, что тайные службы организуют качественную чистку и выявят остальных шпионов, а во втором – благодарить богов за удачу. Второй вариант предпочтительнее.

– А война начнется, учитывая, какой приз на кону, – продолжал Салзар, отвлекая наставника и от размышлений, и от школьных ведомостей, в которые он уже час безуспешно пытался вникнуть.

– В настоящее время империей правит Растан. Пока он жив, этого не случится, – маг с уверенностью повторил слова герцога. – Кто станет его преемником, пока неизвестно. Не исключено, что империя погрязнет во внутренних беспорядках, ведь за каждым из кандидатов стоят немалые силы. Так что если война и начнется, то не завтра. И не в Кармоле. Вряд ли кто-то решит еще раз стравить нас с Лар’элланом – и без этого найдут повод вторгнуться на территорию Леса. Если только это кому-нибудь нужно. Вы ведь сами сказали, что усыпальница Велерины – миф.

– А еще я сказал, что нам в любом случае не должно быть до этого дела. Потому что пока имперцы в очередной раз готовятся отправиться за океан на поиск чудотворных костей, у Кармола уже есть своя Велерина. Но теперь я не уверен в собственных словах, так как эта особа уехала, и даже ее брат не знает куда.

Медведь отложил бумаги, работать все равно не получалось.

– Раз уж вы завели разговор о Галле, я хотел бы разъяснить кое-что. Герцог обсуждал со мной подробности дела Гирата и показывал копию вашего отчета. Вы изложили в нем далеко не все факты…

– Надеюсь, вы не сказали лишнего? – подался вперед Ворон.

– Нет. Только подтвердил то, что написано. А теперь хочу узнать, зачем же я это сделал.

– Вы же знаете, что нельзя воспользоваться чужим тиз’заром? А тем более нельзя убить некроманта его же оружием. То есть у тэсс Галлы должен был быть с собой другой нож, а нож Гирата, как и положено, рассыпался прахом после его смерти. Я не хотел, чтобы мне не поверили.

– Или боялись, что все же поверят? Давайте уж начистоту. Вы не уехали в Азгар, приходите в школу каждый день, и мы с вами сидим, будто добрые приятели, и рассуждаем о судьбах мира и о судьбе одной конкретной особы. Зачем вам это?

– Наверное, затем, зачем и вам, – спокойно ответил некромант. – Вы ведь тоже никому не рассказывали о том, что ваша ученица нашла возможность влезть в память стихий, а лесная нежить делится с ней силой. Вы мыслите так же, как и я, Марко, и так же, как и я, полагаете, что другим еще рано знать о ней. И королю, до которого я постарался донести минимум информации. И вашему герцогу, которому вы, если я правильно понял, уже пообещали ее в качестве личного мага.

Марко тяжело вздохнул:

– Я еще не знал Галлу, когда у нас с тэром Велтаром состоялся тот разговор. При доме Катара давно уже нет мага, и мы условились, что я найду на эту должность достойного молодого человека. Тэр Велтар умен и предусмотрителен, уже то, что я взял Галлу в личное ученичество, многое ему сказало, а последние печальные события лишь подтвердили ее состоятельность как волшебницы…

– И его не смущает, что она женщина, а ее молодость только на руку, – закончил Ворон. – Некоторые считают, что магов нужно воспитывать, как и собак, приручая со щенячьего возраста. Однако не все поддаются подобному воспитанию. Вашу ученицу уж точно нелегко будет переделать. Но предложение герцога не так уж плохо, сейчас главное – удержать ее в Кармоле. Ведь отъезд тэсс Галлы на Саатар в ваши планы не вписывается, не так ли?

– И чего я, по-вашему, хочу?

– Если я прав и наши цели совпадают, то, наверное… Сопричастности? Простите, не могу выразиться точнее. Мы с вами уже не молоды, у каждого за плечами насыщенное событиями прошлое, а впереди давно предсказанное будущее: старость, смерть, забвение. А тут представился шанс прикоснуться к чуду. К сказке, вроде той, что лежит у вас на столе под кипой бумаг. Перечитывали на досуге? Я, знаете ли, тоже.

– Значит, просто сопричастность чуду? – переспросил недоверчиво старший наставник.

– Не просто, – улыбнулся тэр Салзар. – Вы уже вписали свое имя в историю как наставник этого чуда. И мне хотелось бы чего-то подобного. Теперь у нее есть тиз’зар, а подобное оружие не должно лежать без дела. Новые знания и еще один учитель лишними не будут.

– Да. Только вот с ученицей неувязка. Говорите, даже брат не знает, где она?

Затерявшаяся в лесу деревушка с добрым названием Дубочки как нельзя лучше подходила для того, чтобы отдохнуть, набраться сил и привести в порядок мысли. Я наткнулась на это место случайно: в один из дней, словно по наитию, свернула с главного тракта на ответвлявшуюся от него дорогу и к вечеру доехала до спрятавшихся за высоким частоколом домиков. Пришлось долго стучать в широкие крепкие ворота, но за неудобство последовала компенсация в виде мужика с топором, вышедшего встречать нежданную гостью со зверской рожей и сакраментальным «И кого тут хоры носят!». Смотреть, как он, густо краснея, расплывается в приветственной улыбке и пытается спрятать за спину колун, было сплошным удовольствием.

Жили в Дубочках лесорубы с семьями, всего около двадцати дворов. Своего мага у них не было, а потому девицу с приметным колечком приняли радушно, едва не передрались, решая, у кого столь важную особу поселить, а с утра загрузили тэсс чародейку накопившимися с последнего визита ее коллеги проблемами. «Да разве же это проблемы?» – удивилась чародейка и сделала вид, что польстилась на обещанную серебрушку, бесплатное проживание в доме вдовы прежнего головы и трехразовое питание.

Выводить мышей, клопов и тараканов, заговаривать больные зубы и принимать роды у козы не входило ни в мои планы, ни в пройденный ускоренный курс обучения, но все когда-нибудь бывает в первый раз, а мелкие хлопоты помогали отвлечься от собственных забот.

Свершившееся возмездие не принесло удовлетворения и ничего не изменило: не вернуло мне любимого, не избавило от тревожных снов. Я даже не знала, можно ли считать, что я отомстила убийце. Наверное, нет. Маловероятно, что Гират действовал по собственной инициативе. Скорее всего, истинный убийца находится где-то за много парсо от Марони, и я лишь отрубила одну из его рук. Но подобные особи, как правило, многоруки или же без труда отращивают новые конечности. И выходило, что ничего я не сделала…

А вот старику Влашеку выбитое плечо вправила – это точно. И куниц от курятников отвадила. Еще контур от нежити вокруг Дубочков поставила – жаловались, что по осени и в зимнее время, когда в лесу холодно, и лесовик забредал, и чащобники детей пугали.

– А так немного у нас этой нечисти, – рассказывал голова, крепкий, коренастый мужик с курчавой черной бородой, похожий на земного цыгана. – Живем. Хотя… Может, вы Филанкиного пацаненка глянете?

– А что с ним?

– Да вот запинаться стал. Три длани как. В лес с ребятней ходили по ягоды, на что-то и наткнулись. С их слов не понять: то ли нечисть какая невиданная, то ли еще что. Тень, говорят. И амулеты ее не почуяли. У нас ведь у детишек у всех обереги, видали, наверно? Не ахти какой силы, но тех же лесовиков, болотников завсегда учуют и знак дадут, а тут не сработали.

– Ну пойдемте посмотрим на вашего мальчишку.

Я в целительстве не сильна. А заикание – проблема двойственного характера и требует воздействия как на физиологическом, так и на ментальном уровне. То есть не факт, что я смогу помочь ребенку. Но меня заинтересовал рассказ о тени: с недавних пор во мне проснулось свойственное большинству магов любопытство, а новый вид нежити, не определяющийся универсальными амулетами, – это очень любопытно.

– Да не скажет он ничего, тэсс, – бросила раздраженно Филана, мать худенького светловолосого мальчишки, напомнившего мне Ласси. – Сама его понимаю через раз.

Ребенок жалобно всхлипнул и попытался выдавить из себя какое-то слово:

– С… ст…

– Страшно было? – предположила я.

Он замотал головой.

– С-стах, – выпалил он наконец.

– Это он про Сташку, – догадалась Филана, – приятеля своего. Они тогда вместе ходили.

– А можно его позвать? Понимаете, мне, чтобы вашему сыну помочь, нужно выяснить, что именно случилось. Потому что если это от испуга – одно дело, а если проклятие какое-нибудь…

Заслышав о проклятии, женщина сама чуть не стала заикой и тут же умчалась на поиски друга Сташки, рыжего и конопатого мальчугана лет десяти, который, завидев меня, стал следующим кандидатом на заикание.

– Не бойся, не съем. Рассказывай, как дело было.

– Так рассказывал уже. Тень из кустов вылезла и на нас бросилась.

Врал, однозначно.

– Нехорошо, дружок, магов обманывать, – начала я ласково. Странная штука: когда я ласково говорю, меня почему-то боятся. – Нехорошо. И товарища в беде бросать нехорошо. Вот я бы его сейчас вылечила, а так он и будет до старости запинаться. А глядишь, и совсем онемеет…

– Как онемеет? – схватилась за голову хозяйка. – Радушек, сыночек мой!

Демоны! Кажется, переборщила.

– Нет, я постараюсь помочь. Но если бы я знала, что случилось…

– А ну говори, – Филана схватила за грудки перепуганного Сташку, – говори, проклятущий, а то отцу твоему скажусь! Вожжами отходит, как по весне было, будешь знать!

– А давайте я сама с ними поговорю? – сказала я.

Снова ласково сказала, и отказать мне женщина не решилась: отпустила побледневшего мальчишку и вышла на двор.

– Ну и дальше молчать будешь?

Оказалось, история началась задолго до того дня, когда Радуш стал заикой. Гуляя по лесу, ребята заметили в овраге странную тень – не от чего-то тень, а будто бы лежавшую саму по себе. Пару раз без какого-либо эффекта ткнули ее палкой, потом, осмелев, решили потрогать.

– Она не совсем тень была. Как туман какой-то. Рад только руку протянул, а она дернулась. Испугалась как будто. Ну и мы испугались. А потом решили…

Заика возмущенно замычал.

– Я решил, – вздохнул Стах. – Решил подсветить ее чем-то. Тень ведь должна от света уйти?

– Подсветили?

– Да. Спички принесли, но они сгорают быстро…

– И вы что-то другое придумали? Что?

– Факел, – сказал мальчишка и зажмурился, втянув голову, словно ожидал подзатыльника.

– Какой факел?

– Обычный. Тряпки промасленные на палку намотали и подожгли. И в тень бросили.

– И что? – приходилось тянуть из него каждое слово.

– А она как отскочит! А потом как вскочит!

– Как вскочит?

– Вверх! И из нее дядька сделался! И как пойдет на нас. А мы бегом!

– Ты бегом. А Рад?

– А Рад упал, – прошептал виновато мальчишка. – Я не сразу заметил. А дядька этот из тени к нему наклонился и рукой потянулся… И все. Снова тенью сделался и уполз куда-то. Я папке сказал… Они ходили потом в тот овраг и никакой тени не видели. Вот. А вы теперь ее найдете и…

– Нет, – ответила я, пока он не добавил «убьете». – Даже искать не буду.

– Почему?

– Потому. Не тень на вас бросилась, а вы на нее. Это вас, если по совести, наказать нужно.

– Так она же нежить…

– Нежить-жить. Все хотят жить. Запомни это. И в следующий раз, если увидишь в лесу что-то странное, развернись и уйди, а не палками в него тыкай. Понял?

– Да.

Ничего он не понял. Я сама это только недавно поняла.

– А вы Раду поможете?

– Помогу… Чем смогу.

Можно воспоминания подчистить, страх из них убрать. Дыхание восстановить. Проследить причину спазмов во время речи… До вечера будет чем заняться. А насчет тени я мальчишку не обманула, не стану я ее искать. Каждый жить хочет. Тем более что никакого видимого вреда она ребятам не причинила. Вот если бы они, положим, в меня факел бросили… М-да, тут бы и самый опытный целитель не помог.

В балладах стоит странствующему магу шагнуть за порог, как ему тут же встречаются страждущие, но отнюдь не нуждающиеся вдовы, готовые щедро заплатить за сопровождение, путешествующие инкогнито принцы, мучимые семейными призраками, прекрасные девы, преследуемые коварными колдунами, или, на худой конец, судьба заносит их в облюбованные нечистью деревеньки, жители которых не поскупятся, чтобы избавиться от ненужного соседства. На деле же богатые вдовы и принцы предпочитали нанимать волшебников через специальные конторы, которые орден держал в каждом городе, девы, прекрасные и не очень, не путешествовали иначе как с отцами и старшими братьями, а в каждой деревеньке уже был свой маг. А не было – значит, и необходимости в нем не имели.

Выехав из Марони в почин, Дан понял все это уже в середку. Оптимизма Ферта хватило до весела. И только Най продолжал строить радужные планы и возлагать какие-то надежды на практику. На чем держались эти надежды, было непонятно: за целую длань им удалось найти лишь один заказ – за изгнание коморника получили от жившего на небольшом хуторке деда курицу да десяток яиц. А с отметкой в рекомендательном листке не вышло: наниматель оказался безграмотным.

– Ничего! – не поддавался унынию Найар. – Все еще будет! Еще пару парсо проедем, а там деревенька Кауры.

– И что? – не понял оптимизма товарища Ферт.

– Как что? Кауры же! Неужели непонятно? – Каурами в этой части Кармола селяне называли болотные кочки. – Раз Кауры, значит, болото. А раз болото, то, значит, что?

– Что? – уныло переспросил Дан.

– Болотники! – уверенно заявил Най. – Или кикиморы. Если утопленники были, то и призраки, и умертвия. Если девственница утонула, то манящей могла стать.

– Всех перечислил? – с издевкой уточнил полуэльф.

– Нет. Но могут и просто попросить воду отвести. Их же подтапливает наверняка. Только бы не проехать глухомань эту.

Проехать Кауры было сложно – большая деревня, дома сплошь новые, попадались и каменные, у каждого огород, сад, в центре, как и положено, храм-пятибожик, за околицей еще сады да размежеванные квадраты крестьянских наделов. И ни частокола, ни ограды какой-нибудь. Да и зачем, когда по кругу столбики-обереги выставлены, до отказа накачанные силой, – нежить не только в деревню, но и на парсо к ней не сунется.

– Болотники, да? – злился Дан. – Где ты болото видишь?

– Было болото, – объяснял хозяин расположившейся на окраине селения корчмы. – Лет триста назад. Оттого и земля здесь хорошая, плодящая.

– А контур тут у вас…

– Так беречь же хозяйство надо, вот и скинулись общиной на столбики. Магистр из Лескарта приезжает, обновляет чары – за то отдельно приплачиваем.

– Ясно, – нахмурился универсал. – Нужно дальше ехать. Или назад возвращаться. Может, еще не поздно на ускоренные попроситься.

– Точно, – поддержал его Данвей. – Если задерживаться не станем, к веселу в Марони будем, а в почин – сразу к Медведю. Най?

Тот обратился сперва к корчмарю, затребовав себе пива, и лишь потом обернулся к товарищам:

– Вернуться? Чтобы нас на смех подняли? Чтобы вся школа знала, как мы и двух дланей в пути не выдержали?

– Да при чем тут путь? – не сдержался Ферт. – Работы для нас нет! Куда ни плюнь – везде свои маги, свои амулеты. Кому мы нужны?

– Говорил я, на север надо ехать, – невозмутимо отозвался Най, отхлебывая из принесенной кружки. – Там и нечисти больше, и почва хуже – не упыря убить, так дождик вызвать пригодились бы. Но еще не поздно маршрут поменять. В эту сторону, уверен, многие из наших поехали, потому и работы нет. А если к старой дороге вывернем, наверняка найдется что-нибудь. И, кстати, хорошее пиво, вы бы тоже заказали, что ли.

– Есть два варианта, – сказал полуэльфу Дан. – Либо мы благословляем этого шута на подвиги и возвращаемся без него, либо нужно пять гиаров крепкой веревки.

– Зачем?

– Вяжем его и везем в Марони.

– Тоже мысль, – согласился Ферт. – Но сегодня пусть наслаждается мечтами. Не стоит под вечер выезжать, тут ночлег поищем.

Пива они все же взяли, а к нему жаренных на вертеле цыплят и тарелку нарезанных овощей с зеленью, политых сметаной, – не каждый день удавалось нормально поесть. А о ночлеге с хозяином договориться не получилось.

– Переделку как раз в комнатах затеял, полы поменять хочу, пока не захолодало. Разве что за домом могу тюфяки положить, оно на свежем воздухе и неплохо… Комары, правда. А то еще клещи…

От комаров и клещей молодые маги как-нибудь избавились бы: уроки бы вспомнили, справочники, которые все трое, не сговариваясь, прихватили в дорогу, полистали бы. Но на земле спать не хотелось, пусть и на тюфяках.

– А на постой к кому-нибудь попроситься можно?

– Отчего ж нельзя? Особливо если не за так. Вон к Олану идите. А лучше к Янине, третий дом отсюда будет. Баба она добрая, примет.

Тэсс Янина, высокая статная женщина лет пятидесяти, гостей приняла с искренней радостью. Жила она одна, муж три года как умер, а дочка прошлым летом вышла замуж и уехала в Лескарт – городок в дне пути от Кауров – вроде и не так далеко, но мать навещала с тех пор лишь дважды.

– А теперь на сносях, вообще не приедет. Я уже сама на зиму к ним выберусь, как раз дите родится. Урожай вот соберу да распродам… Хлопотно это, но ведь тем только и живу. При муже попроще было. Он и работу на себе тянул, и племянники его пособить завсегда приходили. А как помер, одна я осталась. Родня его от меня отвернулась – деверь часть дома себе прибрать хотел, да соседи суд собрали, не позволили – теперь и не здороваемся. А в помощь кого нанять – деньги нужны. Где их взять? Соседи сейчас все на ярмарку в Развилку везут, а опосля уже придется в Приволье. А там хоть и цену лучше дают, но далеко, и не знаешь, получится ли зараз распродаться или назад везти придется. Туда-сюда, что помнется, что подгниет. А в Развилке только длань еще торги идут. Ох, боюсь, не успею. Завтра вот чеснок убрать хотела, хорош в этом году уродился – головка с кулак, зубчик к зубчику. Помидоры, те сразу везти нужно, долго не пролежат…

Если юноши и не знали чего-то об овощах и ценах на них, то в этот вечер разговорчивая хозяйка с лихвой заполнила пробелы в их образовании. Пришлось полчаса зевать напоказ, чтобы женщина наконец-то поняла, что гости желали бы удалиться ко сну.

Поутру, как ни странно, раньше всех поднялся Най. Когда Фертран с Даном вышли из дома с твердым намерением найти друга и, если уговоры не помогут, тащить его в Марони силой, он уже ждал их во дворе, сияя довольной улыбкой.

– На завтрак у нас молоко, яйца и остатки вчерашнего гуся. Потом берем корзины и собираем помидоры… Нет, сначала чеснок.

– Чего? – Данвей растерянно протер глаза, решив, что еще не до конца проснулся.

– Сегодня и завтра собираем все, что успеем, – продолжил Най, – а в весел везем на ярмарку в Развилку. В итоге имеем: в течение ближайших двух дней – питание и ночлег, в выходной – запись в рекомендательном листке об усмирении рассерженного домового, поимке и умерщвлении крысюка и оказании неоценимой помощи при сопровождении достопочтенной тэсс Янины в Лескарт и обратно. Какой именно помощи, потом придумаем. Скорее всего, это был упырь, бросившийся на нашу повозку за Привольем. Останки мы, естественно, сожжем…

– Най! Ты придурок! – завопил, не выдержав, Ферт.

– А чем вам не нравится мой план?

– Да тем, что никто не поверит ни в какого упыря!

– Точно, – поддержал друга Дан. – Это был не упырь, а обыкновенный кладбищенский гуль!

Телегой, запряженной парой тягачей, правил сухонький длиннобородый старичок, похожий на гнома, но не на местного, тарского, сбитого и кряжистого, а на того, что встречается героям сеарских сказок в диком лесу, предлагает помощь или дает важный совет. Ромар всегда думал, что если когда-нибудь у него будут дети, то он станет рассказывать им только истории, принесенные с Сеара или с Хиллы, светлые и добрые, ни капли не похожие на сказания Сумрачного края.

Но именно страшные сказки родного Эльмара погнали его в дорогу и подвели к встрече с добрым гномом.

– Хорошие у тебя клинки, – сказал гном.

– Как вы можете судить, если я не доставал их из ножен?

– У хорошего бойца и оружие под стать. А ты хороший боец, сразу видно.

– Неплохой. – Нахваливать себя орк не привык.

– Вот я и подумал: идет по дороге неплохой человек, почему бы не подвезти?

– Разве неплохой боец и неплохой человек – одно и то же?

– Не всегда, – усмехнулся в бороду старик, но продолжать не стал, надвинул на косматые брови соломенную шляпу и сделал вид, что сосредоточился на управлении керами.

А Ромар вернулся мыслями к страшным сказкам. Кто знает, возможно, когда-то у него действительно появятся дети, и, когда они станут слишком взрослыми для добрых историй Сеара, он расскажет им эту.

Началась она тысячи лет назад, когда Эльмар был молод и жизнь в нем лишь зарождалась. Две силы властвовали в те дни над юным миром – Свет и Тьма, День и Ночь. Элир и Ург-ха – так называли своих прародителей их дети. Общие дети, одни из которых унаследовали силу Дня, а другие поклонялись Ночи. И тут бы все и закончилось, не явись миру третья сила – тот, кто не был ни Светом, ни Тьмой, не поклонялся ни Луне, ни Солнцу, тот, кто был между ними гранью, но не знал границ. Не приняли его гордые дети Элир, а неистовые дети Ург-ха разделились, ибо не умели существовать в мире даже между собой: первые ушли за Черные скалы, вторые остались в долине и заключили союз с новым богом, в обмен на возможность жить в свете солнца…

Но эту историю его дети узнают и так – каждый сумеречный орк знает историю своего народа. А он сможет рассказать им другую. Ту, что началась почти шестьдесят лет назад, когда у князя Долины Роз родился долгожданный наследник. Ромар, которого тогда еще не называли Убийцей, вернулся в родной мир ради великой чести – старшие сыновья пяти прославленных родов сопровождали повелителя, когда он отправлялся с официальным визитом к светоносным соседям.

Окнир принимал их в праздничном зале, украшенном цветами и ледяными статуями, которыми так любят похвастать эльфийские маги. Доведенный до абсурда официоз не позволил владетельнице Левине подойти к дочери, а сама княгиня Алайна, бледная и слабая, не пришедшая в себя после родов, вынуждена была стоять, выслушивая церемониальные представления. Наконец внесли ребенка. Его поставили перед престолом в золоченой колыбели, украшенной гербами Ваолов. Не рядом, а перед, словно князь и в собственном ребенке видел прежде всего подданного.

– Вот сын мой…

Как ни старался Ромар, так и не мог после вспомнить имя, названное тогда Окниром. Зато помнил гневный возглас своего повелителя:

– Как ты назвал моего внука?! Разве ты не знаешь имени его? Смотри же!

Ему не успели или побоялись помешать, и короткий кинжал с клеймом Т’арэ на рукояти оставил кровавую полосу на ладошке младенца. Раздался крик, но не ребенка – княгиня вскрикнула, схватившись за сердце. А мальчик, наоборот, притих, перестал сучить ножками и удивленно поднял над головой руку, по которой стекала и капала на белоснежные пеленки кровь. Кровь текла вниз, а тем временем вверх от ранки поднялось серое облачко и зависло над наследником величайшего из родов.

Ничего не поняли эльфы, испугались или лишь удивились, но орки, все как один, даже сам владетель, опустились на колени, и владетельница почтительно склонилась перед сыном своей дочери.

– Сумрак в крови его! – провозгласил Стиар Т’арэ. – И Сумрак – имя его. Ибо Сумраком будет храним.

– Сумраком храним, – произнесла нараспев Левина, с нежностью глядя на малыша. – Пусть так и будет.

Суров и непреклонен был владетель Сумрачного края, но ни в чем не отказывал той, что разделила с ним сердце.

– Храни тебя Сумрак, – сказал он, обматывая платком ладошку мальчика.

Иол лэ Лар…

– На север, стало быть, идешь? – спросил, отвлекая от воспоминаний, возница.

– Да.

– Опасные там места.

– Знаю.

– Но не повернешь? Не мое дело, но сдается мне, человека ты какого-то ищешь.

– Не человека.

– А, – махнул рукой гном, – человек ли, эльф ли, полукровка – какая разница? Тут в Кармоле таких немало, у кого в родне саатарцы значатся. Токмо я всех человеками зову, уж не серчай.

– Я ищу не человека, – усмехнулся таким суждениям орк, – даже по вашим меркам, почтенный тэр. Я ищу бога. Своего бога.

– Бога, – повторил задумчиво старик. – Нелегкое это дело. Иные своего бога всю жизнь ищут и не находят. Кажется мне, неверно ищут. Бога ведь не глазами, его сердцем искать надо.

Оказалось, и в страшных сказках бывают добрые гномы, дающие путникам правильные советы…