Часть первая
Незаконченные дела

Тусклое осеннее солнце зависло над горизонтом в сиреневой дымке. По-хорошему ему давно полагалось нырнуть за волнистую кромку холмов и дать обозначившимся уже звездам засиять над землей в полную силу. Но светило медлило. Оно наблюдало. Вот уже несколько часов его занимал поросший редким кустарником пустырь на окраине города. Там, по колено в высокой пожелтевшей траве, замер ребенок, мальчик лет семи-восьми.

Какое-то время он стоял неподвижно, словно собираясь с силами, после откинул со лба непослушную светлую челку и поднял руку.

Солнце у горизонта настороженно застыло. Сейчас!

Мальчуган осмотрелся, глазами нашел в пространстве перед собой некую точку и теперь пытался не упустить ее, удержать. Тонкие пальчики, каждый из которых венчал серебристый коготок, потянулись за взглядом, и впереди замерцало пятнышко величиной с монетку. Возникло на какой-то миг и растаяло в воздухе.

Солнце разочарованно вздохнуло и придвинулось к краю земли. Пора уж.

Мальчишка досадливо закусил губу, но и только. Подобрался, и опять: рука вперед, глаза прищурены – лепят комочек тусклого света.

– Ты немного не так это делаешь.

Мальчик подпрыгнул от неожиданности.

– Я говорю, ты неверно координируешь потоки.

Незнакомец подошел со стороны города и, судя по всему, успел увидеть достаточно.

– А что такое потоки? – непонимающе переспросил маленький волшебник.

– Это то, что ты чувствуешь вокруг себя. Ручейки силы. Ниточки, за которые ты пытаешься зацепиться.

Чужак не вызывал тревоги и недоверия. К тому же он явно знал, о чем говорит. Знал, в отличие от других взрослых, которые никогда и ничего не могли объяснить.

– Вы сказали, я их неправильно как-то…

– Координируешь. Направляешь. Все, что тебе нужно, – сконцентрировать силу в одной точке. И не пытайся вобрать поток целиком. Войди в него, стань его частью, а выход оставь только здесь и здесь.

Длинный коготь поочередно ткнул ребенка в лоб и в центр ладошки.

– Попробуешь?

Мальчуган с шумом выдохнул. Расслабился, прикрыв веки.

Солнце снова замедлило свое нисхождение.

Глаза открылись, рука взметнулась вверх, и в трех метрах от ребенка вспыхнул шар правильной формы. Не шар – шарик. Но все же не рваное пятнышко.

– Получилось, – прошептал маленький маг.

– Получилось! – В голосе незнакомца звучала искренняя радость. – Попробуй его подвигать. Не резко. Не спеши, вот так.

Шарик-светлячок плавно подался вверх, после вниз и медленно описал широкую дугу вокруг ближайшего куста.

– Теперь я покажу ей! Она увидит и наконец-то поверит… Моя мама.

Мужчина понимающе кивнул.

– Ты не против, если я пойду с тобой? – спросил он у малыша. – Мне бы хотелось с ней… познакомиться.

– Познакомиться! – Светящийся шарик лопнул. – Простите, я ведь с вами не познакомился.

– Зови меня… Лайс. Пока просто Лайс.

– Ой! – обрадовался мальчик. – Вас зовут, как меня!

– Нет, – тихо поправил его взрослый, – это тебя назвали, как меня.

Солнце довольно вздохнуло и ухнуло за горизонт. Теперь можно.

Женщина стояла на крыльце и заметила их ненамного позже, чем они ее:

– Лайс!

Оба от этого окрика вздрогнули и почти одинаково поежились.

– Сейчас будет! – шепотом предупредил мальчишка.

– Лайсарин Гиалло, где тебя носит?! Я с ног сбилась…

– Здравствуйте, госпожа доктор.

Она застыла, ее зеленые кошачьи глаза удивленно расширились, но она быстро пришла в себя:

– Здравствуйте, господин Эн-Ферро.

Пользуясь возникшим между взрослыми замешательством, ребенок прошмыгнул мимо матери в дом.

– Сын… Ваш сын пригласил меня на ужин. Но я не хотел бы мешать, и если у вас…

– Нет, оставайтесь конечно же.

– Спасибо. Я хотел бы поговорить. О многом. К сожалению, об очень многом. Во-первых, мне нужно встретиться с вашим отцом.

– С папой?

– Да. Это не относится… Бездна! Ладно, давай начистоту, Мариза. Ничего, что на «ты»? Мы все-таки знакомы.

– Угу, – надула она губки. – Немного.

– Хорошо, прости, я придурок. Демоны, как часто я в последнее время повторяю это! Но мне надо поговорить с твоим отцом. А потом, после ужина, перед ужином или вместо него я хотел поговорить и с тобой. Я понятно объяснил?

– Нет. Но папа сейчас в кабинете. Я провожу.

Идя вслед за ней по широкому, ярко освещенному коридору, глядя на гордо выпрямленную спину, густую шапку коротких пепельно-русых кудряшек и такого же окраса хвост, свисающий из прорези в плотно облегающих узкие бедра брючках, Лайс Эн-Ферро безуспешно пытался вспомнить некую студентку, рядом с которой сидел однажды на банкете в свою честь. Но отчего-то вспоминалась худенькая девчушка, встречавшая его, как и сегодня, на крыльце и с ходу бросавшаяся на шею, чтобы потом обшарить карманы в поисках гостинца…

– Папа, ты не занят? К тебе пришли.

– Добрый вечер, доктор Гиалло.

– Э-э… Эн-Ферро?! – Выдержка у Богзара была хуже, чем у дочери, и он не смог сдержать ни удивления, ни возмущения. – Это ж надо, Лайс Эн-Ферро собственной персоной!

Мариза пропустила гостя в кабинет и, оставшись снаружи, закрыла дверь.

– И чем обязан такому счастью?

– Твой внук пригласил меня на ужин.

– Мой внук? – желчно переспросил хозяин. – То есть своим сыном ты его по-прежнему не считаешь?

– Считаю. Но я думал, право называться его отцом еще следует заслужить.

От этих слов, прозвучавших серьезно и веско, копившаяся годами обида поутихла, и доктор взглянул на позднего посетителя уже иначе:

– Ты за этим пришел?

– Не только.

Идущий осторожно вынул из кармана маленькую пробирку.

– Что это?

– Посмотри сам. Да не на свет! Для чего тебе эта штуковина в углу?

Гиалло зло сверкнул глазами: командуют тут всякие! Но когда воспользовался все же штуковиной, схватился за сердце:

– Ты нашел девочку?

– Да. И ей нужна помощь.

– Ты расскажешь? Расскажешь мне о ней? – На глаза пожилого карда набежали слезы. – Она ведь уже совсем взрослая, да? Двадцать… семь? Как она? Какая?

– Хорошая. Самая лучшая. И ей нужна твоя помощь.

Последнее предложение Лайс произнес едва ли не по слогам, чтобы вернуть расчувствовавшегося медика в реальность. Но нет – те же слезы и идиотская улыбка.

– Богзар! Ты меня понимаешь? Ей нужна помощь, она ждет ребенка…

– Ребенка? – очнулся Гиалло. – Кто отец?

– Не смотри на меня так. Я не могу быть отцом всех детей в Сопределье.

– Это важно! Он хотя бы человек? Или дракон?

– Нет. Он эльф… Был эльфом.

– О Небо!

– С примесью орочьей крови.

– Эльф и орк?! Демоны, Эн-Ферро! Что за опыты вы там проводите?

– Это не опыты, Богзар. Это жизнь.

Разговор затянулся. Гиалло требовал подробностей, а в конце честно высказал свое мнение:

– Плохая это идея, Лайс. Может быть, со временем, когда она пройдет необходимые тесты, мы изучим вариативность генетических совместимостей и сможем контролировать процесс… Да и не в том мире. На Таре, как я понял, и оборудования нормального нет. Поговори с ней, объясни. Она должна понять.

– Нет, – покачал головой Эн-Ферро. – Это ты пойми: ей сейчас несладко, и ребенок – единственное, что примиряет ее с жизнью.

– Не знаю, – медик нахмурился, – может, и так, но риск велик.

– Поэтому я и прошу тебя помочь. Ты наблюдал ее мать, у тебя есть опыт, и ты…

– И я не смогу пройти на Тар. Кардиостимулятор. Врата ведь не пропускают в чужие миры всякие технические штучки, поди, еще изъять на переходе попытаются.

– Я не знал, – смутился маг.

– Откуда тебе знать? – усмехнулся Гиалло. – Для этого нужно было хотя бы наведываться в колонию. Возможно, будь ты тогда на Юули, в меня не вставили бы эту махину.

– Магия не всесильна, – опустил голову Эн-Ферро.

– Медицина тоже. Так что придется тебе решать проблему с Галлой без меня. Если бы не карантин, мог бы консультировать ее на расстоянии, но мир все равно закроют, так что и это решение отпадает. Можно было бы поискать другого врача, но я даже не знаю…

Коммуникатор на рабочем столе доктора тихо щелкнул, и ровный женский голос скромно поинтересовался:

– Папа, а у нас в семье разве больше нет медиков?

– Бездна! – Богзар поспешно выдернул шнур из розетки. – Сто шесть лет девчонке, а до сих пор подслушивает!

– Это Мариза? – подхватился с места Лайс. – Она все слышала?

– Естественно, – пробурчал Богзар. – Любопытная, как кошка!

– Так зови ее сюда, – неожиданно просветлел магистр Пилаг, у которого появилась идея, как разом решить все накопившиеся вопросы.

Иногда он приходил сюда. От школы шел по берегу, мимо провонявшего рыбой поселка, и останавливался у разбитой, неизвестно сколько пролежавшей в песке лодки. С этого места хорошо просматривался домик на холме, деревянный сарай во дворе и собственно сам двор, огороженный со стороны залива невысоким заборчиком.

Если магу везло, постояв недолго, он видел выходившую из дома девушку. Несложное заклинание многократно усиливало зрение, и он с удовольствием отмечал темные круги у нее под глазами, бледность на впалых щеках, искусанные губы.

Сначала он хотел убить ее. Выполнить обещание, данное ее дружку-эльфу. Люди, пославшие колдуна в Марони, остались недовольны: лар’элланский принц жив, договоры подписаны. Задание провалено, и всему виной эти двое! Длинноухий уже получил свое. Маг лично участвовал в энергетической съемке с места пожара – подчистил свои следы, убедив остальных в бессмысленности дальнейших поисков, и видел результат: умирал эльф долго, мучительно, как того и заслуживал. А теперь можно было играючи расправиться и с наглой девкой. Ее защита ослабла, и плетение, гарантировавшее ей затяжную агонию, не потребовало бы много сил.

Он сделал бы это, если бы был уверен, что сможет заставить ее страдать больше, чем она страдает сейчас…

В жизни нет смысла. Жизнь – всего лишь процесс. Вдох-выдох. Поглощение пищи. Регулярное опорожнение кишечника и мочевого пузыря. Сон. Пробуждение. И все по новой.

Жизнь не предполагает, чтобы ею были довольны, не ставит обязательным условием радоваться каждому дню, испытывать наслаждение от еды или видеть сны во время необходимого организму отдыха.

Жизнь не обязывает общаться с окружающими…

Так чего же они от меня хотят? Все эти драконы, карды и люди? Я выполняю ваше желание, я живу. Так сделайте и вы милость – исполните мое, оставьте меня в покое!

– Галчонок, я не могу больше задерживаться. Гвейн недоволен…

Одним меньше. Дядюшка-дракон покидает Тар.

– Не забывай, ты теперь не одна. Нужно держаться.

Я держусь. Вдох-выдох. Завтрак-обед-ужин. Ненавистные яблоки и травяной чай.

– Галла, ты не спишь? Не против, если…

Не против. Мариза приходит каждый день. Мерит давление. Слушает сердце. Один раз взяла кровь из вены. В глаза не смотрит. Вопросов, кроме стандартных, докторских, не задает. Почти не мешает.

– Галчонок, погодка сегодня – прелесть! Прогуляться не хочешь? Мы на вечер думаем в Марони выбраться. Зверинец приехал, хочу Ласси сводить. Давай с нами, а?

С ним трудней всего. Приставил же ко мне шеф заботливого братца – не отделаешься. Зверинец! Еще бы в балаган пригласил, на скоморохов поглазеть!

– Не хочу. Я устала.

– От чего, интересно?

А вот сарказма не нужно. Устала, и все. От жизни. От всех этих вдохов-выдохов, травяных чаев и твоих постоянных попыток меня расшевелить.

– Гал, посмотри на меня.

Смотрю. Подстригся наконец-то. Побрился. Рубашка новая. А вид все равно не очень: осунулся, похудел, плечи поникли, глаза потускнели.

– Ты думаешь, мне легко смириться с тем, что его больше нет? Думаешь, для меня он значил меньше?

Не думаю – знаю. Да, ты был знаком с ним много дольше, чем я. Вы прошли бок о бок десятки миров, делили хлеб и ночлег, печали и радости и поочередно спасали друг друга то от смерти, то от скуки. Он был тебе другом. Твоим воспитанником, учеником, собутыльником, соучастником… А для меня он был всем.

– Тетя Галла! Зря ты с нами не пошла – здорово было! Там керы карликовые, удав, львы и даже жираф один! Высоченный! А на площади карусель поставили…

– С лошадками?

Лайс-младший. Ласси. Забавный мальчишка и простой до умиления. Он с радостью и без лишних вопросов принял известие о внезапно объявившемся отце. Не вдаваясь в хитросплетения родственных связей, с первого дня стал звать меня тетей Галлой. Поминутно дергался с непривычки, поправляя упрятанный в широкие штанишки хвостик, и использовал любой повод, чтобы влезть ко мне в комнату, полагая, что в жилище у настоящей волшебницы полным-полно чародейских штучек. А еще он всегда и всем доволен. Пришел из технополиса в полудикий мир и ничуть не жалеет: восхищается карликовыми керами и катается на скрипучей деревянной карусели. Радуется жизни, которая к этому не обязывает.

– Папа мне халвы купил. Хочешь?

– Давай.

Для него я всегда делаю исключение, но все-таки это слишком тяжело, и на долгий разговор меня не хватает.

– Поздно уже, спать пора.

– Хорошо. Я утром к тебе зайду.

Кто бы сомневался.

Лайс был на Юули и привел оттуда это семейство кошачьих: Мариза теперь мой личный доктор, Ласси – просто Ласси. У меня прибавилось родственников, и каждый из них считает своим долгом входить в мою комнату и разговаривать с пустотой.

И это не считая Сэллера, который появляется четко по графику: раз в два дня. Заходит после школы, приносит фрукты или сладости, передает приветы от ребят и рассказывает всякую ерунду…

– …А Ферт ему говорит, что не получится. И Най тоже. Но Дан не поверил и к Багуру пошел. А тот сказал: можно, если правильно потоки распределить, и формулу ему расписал аж на три страницы. Там столько энергии нужно – никаких накопителей не хватит. А Медведь… Слышишь, Гал? Медведь сказал, что кое-кто мог бы и без накопителей… Ты могла бы…

Я бы, наверное, могла. Только зачем?

– А еще он спрашивал, когда ты в школу вернешься.

Никогда. Нечего мне там делать.

– Три длани еще учимся, а потом выгулки. У нас летние курсы, помнишь? А другие уже практику подыскивают. Целителей всех по лечебницам разберут, кто-то при школе останется…

И так постоянно. Лайс-старший, Лайс-младший, Мариза с тонометром, Сэл со школьными историями. Живи, говорят, держись.

А за что держаться? За кого?

За крошку-головастика, которого я вижу, прикрыв глаза, и в котором только силой дара можно распознать малыша, что появится однажды на свет? За него? Мало. Ради него? Так я это и делаю. Но снова у меня все не как у людей. У людей – девять месяцев, плюс-минус две недели. А я, видите ли, дракон недоделанный. Мне подольше протянуть нужно. Целый год…

Странная все же штука жизнь. Даже без смысла странная.

Вот сначала как было? Живу я себе в небольшом городке, в НЛО и зеленых человечков не верю, религиозные секты не посещаю – хожу в институт и имею четкое мнение об устройстве мира и своем в нем месте. А после – трах-бабах, и все совсем не так, как вам казалось, Галина Кирилловна. Вот вам врата, пара сотен изученных миров и бессчетное количество в реестры не внесенных – вы у нас теперь открывающая. Мечтали о чуде? А нате-ка! Только учтите, чудеса у нас под строгим контролем: график работы не нарушайте, лишнего не болтайте, Договор соблюдайте, Хранителя уважайте – и будет вам счастье.

И отчего бы на этом не остановиться?

Так нет же, восемь лет пребывала в уверенности, что ничего удивительней со мной уже не случится, и в один прекрасный день слышу от горячо любимого шефа-дракона: «Галчонок, зайди, разговор есть». И снова все становится с ног на голову. Открывающая? Берите выше, Галина Кирилловна! Вы у нас не просто открывающая. Вы, оказывается, на одну половину дракон, а на вторую – плод экспериментов другого дракона, и вам нужно упаковать вещички и мотать в другой мир, где станут вас, уникальная вы наша, магии обучать, потому как таланты соответствующие у вас имеются. А чтобы скучно не было, прихватите-ка с собой господина Эн-Ферро, хватит ему без толку по Сопределью мотаться.

И только-только успеваю свыкнуться с новым статусом…

«Принимай гостей, хозяйка! Это Иоллар».

«Можно Ил…»

И все. И понимаю, что не было до этого в моей жизни никаких чудес. Врата? Магия? Чушь собачья! Самое удивительное, что у меня было, обладало парой острых ушей и несносным характером. Единственное мое чудо. Радость моя ясноглазая.

А теперь что? Теперь как?

Наверное, я смогла бы найти утешение в мести, хотя бы на время, но мне и этого не осталось. Ил прихватил своего убийцу с собой. Ил унес с собой все, что я любила, и все, что могла бы ненавидеть. Ненависть – это ведь тоже чувство? Не самое лучшее, но все же… А теперь у меня нет никаких чувств.

Только чувство долга. Незаконченное дело.

Его даже зовут так – Дэвигард. Дэви.

Прости, малыш, я не смогла придумать тебе другого имени. И не обижайся, но я не хотела тебя. В те минуты, когда я была с твоим отцом, я меньше всего думала о продолжении рода. Точнее, думала и предпринимала меры, чтобы этого избежать. Коротенькое заклинание, популярное среди тарских чародеек и эффективное как с людьми, так и с эльфами. А у Ила был оберег для таких случаев, тоже магический – тот перстенек с небольшим рубином, что он носил, не снимая… Ходок был твой папочка, малыш, что уж греха таить. Только это давно было, очень давно. До меня… В общем, перестраховывались мы с ним, перестраховывались, да без толку. Потому что не рассчитано было мое заклинание на орков, а его кольцо – на драконов. Мешаная кровь, чтоб ее!

Вот и осталось мне незаконченное дело.

Вот и живу.

Вдох-выдох.

Еще год. И все…

Или нет?

…Белый густой туман вокруг, словно мы внутри пушистого облака.

– Здравствуй, малыш.

– Папа?

– Папа. Хорошо звучит. Мне бы понравилось.

– Это ты? Действительно, ты?

И слезы по щекам.

– Нет. – Теплая ладонь гладит мои волосы. – Не я. Меня уже нет, разве ты забыла?

– Но…

– И не мой призрак, и не тень, вернувшаяся из загробного мира. Я вообще не знаю, существует ли этот мир. Вот и решил перестраховаться. Я воспоминание. Мое собственное воспоминание о себе самом.

– А я?

– А ты – это ты. Настоящая, живая. – Ласковые пальцы стирают со щек соленую влагу. – И плачешь по-настоящему, хоть это всего лишь сон. Последний наш сон, малыш. Эту встречу я планировал на случай, если тебе понадобится помощь или совет, если когда-нибудь тебе будет плохо и ты не будешь знать, что делать. Только я и не предполагал, что тебе будет так плохо.

– Папа…

Прижимаюсь к широкой груди. Обнимаю за шею.

Он такой реальный: от тела исходит тепло, дыхание шевелит мои волосы, а рубашка пахнет хвоей. И руки, такие сильные и нежные, такие родные.

– Поговори со мной. Пусть меня уже нет, но, может быть, в моей памяти ты отыщешь ответы на свои вопросы.

– Я… Это тяжело объяснить словами. Но ты ведь и так все знаешь?

– Знаю. Моя память, твоя память – сейчас они почти неотделимы. И твоя боль так похожа на мою, словно моя судьба перешла к тебе по наследству.

– Не говори так. Это не твоя судьба – моя. Моя глупость. Мои ошибки. И я не знаю, что мне делать теперь…

– Ты справишься, – кивает он уверенно, и светлая челка падает на лоб. Какой же он красивый! Как древний бог. Как дракон. – Ты ведь необычная девочка у меня, малыш. Наполовину человечек, глупенький и растерянный. А на вторую – дракон, мудрый и сильный. И этот мудрый дракон всегда будет приходить на помощь глупенькому человечку.

– Где был мудрый дракон, когда глупый человечек ломал свою жизнь? – вздыхаю я.

Молчим. Белое облако вокруг нас сгущается, наползает на ноги, пушистой ватой кутает плечи.

– Пойдем со мной, – говорит до боли реальное воспоминание о том, кого давно уже нет.

Рассеивается туман, втягивается в цветные стены, уползает под пол.

– Красиво, правда?

Просторная светлая комната. Два огромных окна плавают в зыбкой лазури невесомых занавесок. Потолок – голубое небо с белыми барашками облаков. Пол – мягкий ковер золотисто-песочного цвета. И по стенам разлито безбрежное море.

– Это должна была быть твоя спальня. Здесь поставили бы кроватку в виде кораблика с пологом-парусом. Тут – сундук для игрушек. Огромный пиратский сундук.

– Откуда ты знал? – Снова на глаза набегают слезы. – Про море?

– Я не знал. Это твоя мама. Я сердился, но она ничего не хотела слушать – как только ей становилось лучше, шла сюда. Смешивала краски, взбиралась на стремянку и расписывала потолок, потом стены. Никакой магии. Все по-настоящему… А вторую комнату так и не закончила. Словно предвидела, что в ней некому будет жить. Она не была волшебницей, но всегда тонко чувствовала мир вокруг, предугадывала все наперед. И что случится с ней… Еще с самого начала, когда я сам был уверен, что все будет хорошо…

Он с удивлением проводит по лицу пальцами и долго смотрит на оставшиеся на них капли.

– Я и не думал, что так бывает. Меня ведь нет. Только воспоминания, которыми я хотел с тобой поделиться. Я был уверен, что оставлю тебе лишь это. А свою боль заберу с собой.

– Папочка!

Какие же мы с тобой оба…

– Ты многого не знаешь, – шепчет мне на ухо его память. – Не знаешь, как я виноват. Я должен был остаться с тобой, она просила об этом, просила не делать глупостей. Но я не хотел ее отпускать…

– О чем ты?

– Ты ведь знаешь, что такое разделенное сердце? Одно сердце на двоих?

Всхлипываю, и стон срывается с губ вместо ответа. Я знаю.

– Это старая сказка, малыш. Красивая и грустная. Наверное, единственная, повторившаяся хотя бы раз в каждом из сопредельных миров. Кроме одного. В мире драконов никогда не было такой сказки.

– Но…

– Нет. Ни один дракон не умер оттого, что лишился своей половинки. Мы не умеем любить так сильно. Это часть нашей природы, знаменитого драконьего иммунитета. Мне было немало лет, малыш. Да что уж там – мне было немало веков. Я простился за это время с таким количеством друзей и возлюбленных, что их хватило бы на то, чтобы заселить целый мир. Это оставляло шрамы на сердце, но каждый раз, когда такой шрам затягивался и грубел, сердце становилось все более и более нечувствительным к потерям и однажды превратилось бы в сплошной, твердый, как камень, рубец. Это было бы правильно. Мы, драконы, все таковы. Мы цельные. Мы не делим души напополам. Мы…

Слова обрываются тишиной, горькой, как слезы его воспоминаний.

– Я был плохим драконом, малыш. А когда встретил ее, понял, что так им и останусь. Был один шанс из тысячи… Слишком мало, но даже будь у меня один шанс на миллион, я сделал бы то, что сделал. Драконы не делят сердце любовью, но они могут разделить свою жизнь силой собственной крови. Даже не разделить, а взять чужую жизнь и привязать ее к своей. Это сложно и требует определенных познаний. Это опасно, потому что проводится подобный ритуал, когда тот, с кем ты хочешь поделиться силой, находится между жизнью и смертью: ваша связь может сыграть злую шутку, и не ты привяжешь к себе уходящего в небытие, а он утянет тебя за собой…

– С тобой так и случилось?

– Да. Когда она умерла, я понял, что мне осталось недолго. И изменить ничего уже не мог. Прости, малыш, я должен был подумать о тебе. Настоящий дракон взвесил бы все «за» и «против» и принял бы верное решение. Но я уже говорил, что никогда не был правильным драконом. Надеюсь, ты поймешь меня.

Я понимаю. И если бы у меня был этот призрачный шанс, я использовала бы его, не задумываясь. Прости, малыш…

– Не повторяй моих ошибок, родная. Не нужно. Ты ведь у меня тоже неправильный дракон. И твоя человеческая половинка уже протянула между вами крепкую ниточку. А люди… Только люди, малыш, умеют любить раз и на всю жизнь.

– Потому что их жизнь зачастую короче любви.

– Нет. Потому что они люди. И если бы я был жив, то просил бы тебя об одном: отпусти его. Назад ты его уже не перетянешь. А он тебя к себе может. Слишком крепко вы оказались связаны, и я не хочу, чтобы ты ушла вслед за ним.

А я хочу. Безумно хочу к нему в тот чудесный край, что, не сговариваясь, придумали храмовники всех известных миров…

– Не нужно. Поверь мне, в твоем случае это будет еще хуже.

– Почему?

– Потому что только человек потянется за своей половинкой сердца, а дракон останется. Ты же не хочешь, чтобы в тебе умер человек? Отпусти его.

– Отпустить – значит забыть?

– Нет.

– Не думать?

– Нет. Ты знаешь, о чем я.

Он прав, я знаю. Отпустить – разорвать по живому связывающую нас нить, вырвать ее из сердца вместе с надеждой на невозможное чудо. Раз и навсегда сказать себе, что все, что было между нами, навсегда останется лишь тускнеющими с годами воспоминаниями…

Но я не могу так. Слишком нужен он мне, как и эта несбыточная надежда.

– Не играй с судьбой, малыш. И не хорони себя раньше срока. Я верю… Верил бы, будь сейчас жив, что рана на твоем сердце затянется, как и бывает у драконов, делая его сильнее. А та частичка человека, что живет в тебе, снова полюбит так же горячо и искренне.

– Нет, – отчаянно трясу головой. – Любить, разрывая душу напополам, и склеивать разбитое сердце до тех пор, пока оно не обрастет рубцами драконьей безучастности? Не хочу.

И не смогу. Никого уже я не смогу полюбить так, как любила его. Так, как люблю его…

– Прости, малыш. Наверное, все же я слишком дракон, а в тебе так много человеческого, так много от твоей матери. У тебя ее улыбка. Ее нос. Те же тонкие черты лица…

– И твои глаза.

– Глаза – это мелочи. У тебя ее сердце. Человеческое сердце, которое умеет любить по-настоящему.

Мы молчим, и тишина окутывает нас пушистым облаком.

– Ты сказал, что это последний сон.

– Да. Я ведь только воспоминание, которое оставил для тебя, прощаясь. И я не хотел, чтобы это воспоминание заменило тебе живых. Но у нас еще есть время. И здесь, в этом сне, я могу растянуть его настолько, чтобы рассказать тебе все, что ты должна знать. Я покажу тебе свои миры. Отведу тебя в склеп, где хранится прах твоей матери и брата и где я завещал похоронить себя. Я расскажу тебе о том, чему не научат в человеческих школах волшебства. Надеюсь, тебе пригодятся эти знания. Основы драконьей магии, которая однажды откроется тебе. Главные правила и обряды. Теория создания и управления вратами.

– И магия крови?

– И магия крови.

– Ты научишь меня связывать жизни?

Прекрасный образ светловолосого дракона, чья могила осталась где-то на потерянной Алеузе, наполняется тревогой:

– Зачем тебе, малыш? Я же сказал, насколько это опасно.

– Я знаю. Но я не хочу никого больше терять. Пусть у меня будет хотя бы один шанс из тысячи.

– Хорошо. Но учти, этот ритуал можно провести лишь единожды. Ты не привяжешь к себе всех своих близких – придется выбирать одного. А с остальными учиться расставаться…

Утро смотрится в мое окно, стучит в стекло зеленой веткой, врывается в комнату с криками чаек. И сегодня это совершенно другое утро. И я сегодня совсем другая…

– Нам пора прощаться, малыш. Если у тебя остались вопросы, задавай их сейчас, пока есть время.

– Только один. Почему ты не называешь меня по имени?

– Я зову тебя так, как звал в те три месяца, пока ты была со мной. Имя Галла казалось мне слишком взрослым для такой крохи.

– Ты часто говорил со мной тогда?

– Я непрерывно говорил с тобой. Как еще я отдал бы тебе свою память? Но теперь тебе пора.

– Куда?

– Назад, в жизнь. Только в жизнь, малыш, и никак иначе.

Я не знаю как, папа, но я верю, что у меня получится.

…Выпад. Укол. Медленный отход. Разворот… Нет, не так…

Должно получиться.

…Ноги проваливаются в песок. Колени подгибаются. Рука уже отвыкла направлять удары, и меч дрожит, норовя выскользнуть… Совсем не так…

А как? Как нужно, Ил? Как же я стану жить без тебя, любимый, если даже простейшее упражнение не могу повторить без твоих подсказок, без одобрительной улыбки или очередной шпильки?

…Еще удар. Шаг в сторону. Разворот… Меч обратным хватом. Лезвие вытягивается вдоль руки, чтобы в следующую секунду со свистом полоснуть по воздуху…

Смотри, малыш, как мама умеет. Только это ерунда по сравнению с тем, как получалось у твоего отца. Жаль, что ты никогда этого не увидишь.

…Выпад…

Нет, увидишь!

Когда ты подрастешь, я отдам тебе часть своих воспоминаний. И не думай, что этого мало. Иногда этого бывает достаточно, чтобы понять очень важные вещи. И вернуться.

…Удар. А теперь назад. И легкий поклон…

Вернуться в жизнь. Только в жизнь, малыш, и никак иначе…

Услыхав крик, Лайс открыл глаза и попытался тут же соскочить с кровати, но не вышло. Потому что кровати не было. Комнату он уступил Маризе, на диване спал теперь Ласси, а сам Эн-Ферро проводил ночи на постеленном в углу гостиной одеяле.

– Пап, иди скорей!

Вот неугомонный мальчишка!

– Ты зачем к тете Галле в комнату влез? Она же говорила…

– Ты посмотри только!

Зачем отпрыск забрался к Галле, непонятно, но то, на что он указывал в распахнутое настежь окно, того стоило.

– Здорово, да?

– Да, – кивнул мужчина, сглотнув подступивший к горлу комок.

Здорово. Она тоже так сказала, когда впервые увидела это. Может, именно тогда и взглянула на нежеланного гостя иначе, не со злостью и раздражением, а с таким же, как сейчас у Ласси, восхищением. Может, именно с этого все у них и началось.

– Пап, а ты так умеешь?

– Нет. Это средний комплекс мечника Школы Огненного Клинка. Этому долго учиться надо.

Несколько лет на Каэлере. Или пару месяцев тайком, где-нибудь в близлежащем лесочке.

– Что у вас здесь? – появилась в дверях разбуженная криками сына Мариза.

– Смотри, – подозвал ее Лайс. – Как думаешь, ей это не вредно?

Женщина поглядела на танцующую на морском берегу фигуру, оценила резкие удары длинного меча, стремительные развороты и глубокие выпады.

– Если не поранится этой штукой, то пока можно. Будем считать гимнастикой для беременных. Только… – Она прищурилась, всматриваясь. – Волосы ее где?

– Что?! – Теперь кард и сам заметил.

– А вон они! – махнул рукой мальчик, не отрываясь от удивительного зрелища.

Взрослые проследили за его жестом и одновременно остановили взгляды на письменном столе, в центре которого свернулась змеей тугая льняная коса.

– Знаешь, Эн-Ферро, – поежилась Мариза, – ей не генетик нужен, а психиатр.

– Не преувеличивай.

Захотелось девочке прическу сменить, с кем не бывает? А вот сложенные тут же на столе аккуратной стопкой книги и тетради – хороший знак: собралась, – значит, в школу пойдет.

Жить будет, значит.