ГЛАВА 1

Оказалось, что Ахтеке — это название княжества.

Марийка уверенно показала пальцем:

— Мы здесь, у границы. Вот тут Кабир. А это Иду. Тоже княжества. — Из нагрудного кармана куртки она достала пластину коммуникатора, потыкала в экран коротко остриженным ногтем, и в воздухе развернулась трехмерная карта. — Вот, гляди. Все княжества и даже Немоты немного есть.

Артур поглядел. Два материка, океан со всех сторон, ни намека на полярные шапки. В верхней и нижней частях карты, в океане, были нарисованы два круга: желтый и красный, стояли пометки: «ал. столп» и «злт. столп». Алый свет по правую руку, золотой — по левую. Какие-то местные ориентиры? В отсутствие солнца и звезд без них не обойтись. Артур прикинул масштаб, уважительно хмыкнул.

— Я слыхал, что тут много места, но чтобы настолько…

— Так ты знаешь, где ты? — Марийка недоверчиво перевела взгляд с карты на Артура. — Точно человек?

— Точно.

— Люди сюда живыми не попадают.

— Попадали, — сказал Артур. — Где Энирива?

— В Эсимене. — Ноготь снова ткнулся в экран, на карте замигал зеленым один из бесчисленного множества городов.

Другой континент. Артур вопросительно взглянул на Марийку, та в ответ безмятежно улыбнулась:

— Ты обещал.

— Океан.

— Мы на Трассе. — Карта погасла. — По ней можно куда угодно. Но в одиночку стремно. — Марийка сунула коммуникатор обратно в карман. — Очень стремно. Вдвоем, так-то, тоже. Поехали?

По пути на стоянку Марийка держалась с Артуром плечом к плечу, но по мере приближения к «Найзагаю» замедлила шаг. Притороченный слева вдоль седла Миротворец из окон закусочной было не разглядеть, а сейчас он стал виден. Отполированная ладонями рукоять, скрытое в чехле, но безошибочно угадываемое лезвие. Нормальный двуручный топор. Хотя, наверное, не слишком нормальный по здешним меркам. Здесь принято было возить с собой другое оружие, потому что висящий за спиной Артура «Перкунас» вопросов не вызвал. Миротворец — другое дело.

— Это что? — спросила Марийка из-за спины. — Ты что, с топором, что ли, ездишь? Зачем? Ты нормальный?

Слишком много вопросов сразу. Но это водилось за девушками, почти за всеми. Артур привык. Во множестве вопросов всегда есть один, главный. Научись его находить, и сможешь общаться с женщинами, не создавая проблем ни им, ни себе.

— Я на службе, — сказал он. — Это табельное оружие.

— Так у тебя что, настоящая форма? — Марийка тут же снова оказалась с ним рядом, обогнала, попятилась, разглядывая нашивки. — Ты архан?

— Рыцарь. Я же сказал.

— Сказал. Ну мало ли. Здесь нет рыцарей-людей. А ты кому служишь?

— Пречистой Деве. — Артур достал из багажника второй шлем, протянул Марийке, начал закреплять на байке канистру.

— А кто это?

За годы, прожитые на Земле, Артур привык отвечать на такие вопросы, правда, о том, кто такая Богородица, его никогда раньше не спрашивали взрослые люди. Только дети и фейри, которые, в сущности, те же дети, потому что не знают ничего, что сделало бы их взрослыми.

— Мать Господа нашего, Иисуса Христа, — сказал он, зная, что сейчас последует новый вопрос, теперь уже о Боге. Нужно было ехать, но, с другой стороны, он ведь никуда не спешил. А если не отвечать на эти вопросы, то зачем тогда вообще разговаривать?

— Ты же сказал, она дева. — Марийка изумленно вытаращилась поверх зеркального синего пластика.

— Господь был зачат непорочно.

— Ну зачат-то ладно, а рожать? Чува-ак, — она снова сверкнула зубами в улыбке, и Артур снова отметил, что зубы выглядят острыми, — ты вообще-то с анатомией как, дружишь? — И доверительно сообщила, чуть подавшись вперед: — Невозможно родить и остаться девственницей.

— Девой зачала, девой родила, девой осталась. — Артур столько раз слышал подобные разговоры, что начал опасаться однажды ответить на вопросы о Приснодеве, не задумываясь. А так нельзя. Каждое слово о Ней или о Боге должно идти из сердца и разума. — Это чудо. Бесконечное могущество Господа.

— Ты псих, — Марийка еще раз посмотрела на притороченный у седла Миротворец, — но я с тобой поеду. Псих, который уважает женщин, лучше нормального, который изнасилует меня на первом же привале. — Надела шлем, ловко спрятав под него свои буйные кудри, и оседлала байк.

Что ж, Артур признал, что эта его проповедь оказалась одной из самых коротких. Еще и с очень неожиданным результатом. И ведь не поспоришь же с выводами: насиловать Марийку у него и в мыслях не было, ни на первом привале, ни на всех остальных. Зачем насиловать? С женщинами по-другому надо.

Впечатления от княжества Ахтеке Артур мог изложить в двух словах: «оно ровное». Краткий путеводитель, прилагавшийся к карте, расписывал красоты горной природы, полноводные реки, сказочные города в оазисах. Но Трасса шла мимо городов, летела через пустыню, небо дышало жаром, а горы оставались на горизонте, всегда по правую руку. Синеватые, едва различимые и почти неизменные очертания хребта Хентеф.

К дальним перегонам было не привыкать, к однообразному пейзажу тоже. Так что Артур не скучал. Да и Марийка скрашивала жизнь. Она быстро поняла, что вопросы задавать бесполезно, и начала на привалах болтать сама. В основном о своих путешествиях по Трассе, о знакомствах, которые здесь свела, о психах, которых тут было предостаточно. Кто угодно может оказаться на Трассе, но далеко не все делают это добровольно, и немудрено сойти с ума, если не знаешь, как отсюда выбраться. А если выберешься, очень может быть, что спятишь, пытаясь вернуться обратно. Трасса — такое место… на ней плохо, без нее еще хуже.

Марийка много рассказывала о себе. Могло даже показаться, что рассказывала все. Но Артур за несколько дней так и не смог составить представление о семье своей попутчицы. Он привык обдумывать любую информацию — приучили с детства, и хорошо сделали. Он и обдумывал. Марийка рассказывала правду о друзьях, но привирала про учебу и очень редко упоминала родственников. Рассматривая эти упоминания каждое по отдельности, Артур мог увидеть строгую патриархальную семью с правилами и традициями. Но вместе кусочки не складывались. Марийка была слишком самостоятельна для патриархальной семьи. Да и трудно было представить семью, в которой есть дед, отец, брат, племянник, но нет ни бабушки, ни матери, ни жены брата. Бывает, конечно, и такое, потому что кто знает, каковы правила и традиции в патриархальной семье? Может, у них принято убивать женщин после рождения первенца, а Марийка как раз результат промедления в выполнении правила. Но для семьи, в которой принято убивать или прогонять женщин, она опять-таки слишком самостоятельна и слишком весела. Редкий случай хорошего, легкого характера, оптимизма без надрыва и притворства. Ясноглазая веселая птица, радуется каждому новому дню, а на привалах щебечет, щебечет, щебечет…

Впрочем, Артуру нравилось. Хорошо, когда кто-нибудь говорит. А то он молчун, Миротворец тем более. Кроме Марийки поговорить можно было только с Альбертом, а с ним любой разговор скатывался на Конец Света. К тому же неправильный. Куда деваться, если Альберт в этом живет, а Артур уехал только потому, что, останься он, и ни мира, ни людей уже не было бы.

Братик выходил на связь каждый день и иногда рассказывал, что у него происходит и что осталось от мира, но чаще все-таки старался узнать, как дела у Артура. А у того и дел никаких не было, пока сюда не приехал. Да и здесь, кроме как довезти Марийку до Эниривы, ничего не намечалось. С такими настроениями полная оптимизма попутчица на Трассе — это милость Божия.

Марийка на Трассе скорее жила, чем путешествовала, все время между экзаменами и каникулами проводила, странствуя из княжества в княжество. Поэтому и не говорила всю правду об учебе. Учиться-то она училась. В Институте управления и права Интарафийского государственного университета Эсимены. Но, судя по тому, сколько времени проводила на Трассе, учеба сводилась к написанию самостоятельных работ.

— Теория! — отмахнулась Марийка, когда Артур задал ей вопрос насчет посещения лекций. — А здесь практика. На Трассе идеальное самоуправление. Нет ни одного писаного закона, только традиции, да к тому же у каждой стаи свои, но как-то все между собой уживаются и сотрудничают, когда надо. А драйверы, если не лезут никуда, то проезжают спокойненько. Даже не знают, что их безопасность непонятно на чем держится. Вообще, мало кто знает, как что на Трассе устроено.

Она выразительно посмотрела на седельные сумки, в которых, тщательно уложенные, хранились спальный мешок и каремат. Пользоваться ими за время совместного пути пришлось всего один раз. Марийка знала все до одного постоялые дворы, в том числе те, которых не было на карте. Если бы Артур планировал маршрут сам, он каждую вторую ночь проводил бы под открытым небом просто потому, что понятия не имел о том, что поблизости есть мотель, трактир или дом, в котором можно снять комнату. А так, уже почти неделя в пути, и всего одна ночевка под открытым небом.

Правда, у всего есть оборотная сторона, и у осведомленности Марийки тоже. Знание всех мест для ночлега было необходимостью: Марийка могла есть только специальные продукты, приготовленные в специальной печи. Ничего сложного, концентрат она возила с собой, а нужная печь была на любой кухне, но кухню хотя бы раз в сутки стоило найти. В ночь, когда пришлось остановиться в поле, Марийка осталась голодной, а с утра была злющей, как кошка, и ядовитой, как гремучая змея. На кого злилась, непонятно, но с женщинами так бывает: когда им некого обвинить в своих бедах, они злятся гораздо больше, чем когда знают виновника.

Если бы еду получилось сохранять свежей, было бы проще.

— Есть стазисные контейнеры, в них время останавливается, — сказала Марийка, — дорогие, как я не знаю что. Можно было бы один такой с собой взять, но я не подумала.

Казалось бы, дальнейшие размышления должны привести к логичному «сама виновата», а когда виновник известен, женщины злятся меньше. Но нет, Артур знал, что если женщина «сама виновата», то она злится даже больше, чем когда злиться не на кого. Такими уж они созданы. Сводят с ума во всех смыслах. Не нужно пытаться понять, нужно просто выучить правила и молиться, чтобы они хотя бы иногда работали.

Сегодня на Трассе снова было безлюдно. Марийка с утра предупредила, что Глейс и Рена, два вампира, через чьи тийры предстоит проехать, недавно начали войну. То, что об упырях на Трассе говорили как о чем-то обыденном, пока еще не стало привычным. Обычно люди боятся мертвяков, ненавидят их и, столкнувшись, стараются уничтожить. Либо убежать. Это кто как воспитан.

Бояться вампиров — здоровый инстинкт. Не-мертвые оскорбляют природу и Бога, и живые чувствуют это, даже те живые, кто и к природе, и к Богу относятся одинаково равнодушно. Мертвое должно быть мертво, потому что это естественно, не-мертвого не должно быть, потому что это противоестественно.

Здесь все было иначе. Упырей считали кем-то вроде феодалов, побаивались, но при том полагались на их защиту.

Странно и неправильно.

И все-таки Артур не спешил с выводами. Личное знакомство с не-мертвыми многое меняет в представлениях о правильном и неправильном, учит отличать противоестественное от сверхъестественного. А тот не-мертвый, которого Артур знал лучше других, самим своим существованием, пожалуй, давал право на не-жизнь и остальным. До тех пор, разумеется, пока они могли сосуществовать с людьми.

Сцепившиеся в войне вампирские стаи — дело другое. Тут о сосуществовании речи не идет. Вряд ли кого-то будут убивать специально, но, сражаясь между собой, упыри, которые почти все еще и маги, по сторонам не смотрят. Кто не спрятался — сам виноват. Из объяснений Марийки следовало, что войны между стаями — дело обычное, однако войны «холодные». Противостояния могут длиться десятки лет, и за все эти годы дело так и не дойдет до настоящей драки, разве что молодняк встретится случайно в одно время в одном месте и сцепится так, что перья полетят. А сейчас речь шла уже о настоящей войне. Поэтому с середины дня им не встретилась ни одна машина и ни одна не обогнала. Марийка, перекрикивая двигатель и рев ветра, мрачно напророчила, что владельцы заправки, где предстояло переночевать, наверняка собрали манатки и убрались подальше, пока война не закончится.

— Дверь взломаем, — откликнулся Артур.

Вломиться в чужой дом казалось ему лучшей перспективой, чем провести еще один день в компании голодной попутчицы. Вообще-то, конечно, такая зависимость от еды слегка удивляла. По наблюдениям Артура, девушки гораздо чаще стараются сделать вид, что вообще не бывают голодными, чем явно демонстрируют, насколько их злит невозможность поесть. Но в основном наблюдения Артура сводились все же к тому, что девушки все разные, а это было хорошее объяснение чему угодно.

Жизнь на заправке била ключом. На стоянке перед маленькой гостиницей гремела музыка, хаотично перемещались тени и человеческие силуэты, в черное беззвездное небо врезались лучи «люстр» с крыш тяжелых «Скадатов», освещавшие заодно и пустоши вокруг. Кто-то, похоже, совсем не беспокоился о том, что на этих землях война. Ну или беспокойство выражалось только в том, чтоб осветить подходы к лагерю. Не слишком строгая мера безопасности. Артур даже часовых не увидел.

— Не надо нам туда, — сказала Марийка.

Полтора десятка внедорожников, длинная фура для перевозки скота и пятерка байков. Интересный набор. Странный.

Буйное веселье, дикарские пляски и далеко разносящиеся над пустошами звериные вопли — все вместе требовало объехать заправку как можно дальше, помолившись по дороге за ее владельцев, если те не успели сбежать. Так и следовало сделать. Но Артуру очень не понравилась фура. Маловероятно, что в ней везли лошадей на скачки…

Нет, он не мог объяснить себе, что ему не нравится. Просто странно она смотрелась, длинная, нелепая, между мощными автомобилями и дорожными мотоциклами.

— Теней меньше, чем людей. — Артур остановил байк, разглядывая фуру.

— Поехали! — Марийка вцепилась ему в ремень. — Не все они отбрасывают тень. Поехали, Артур!

— Кто в фуре?

— Я не знаю…

— Не верю. — Он опустил подножку. — Ты же все о Трассе знаешь.

— Это людей в Пески везут.

— Зачем?

Про Пески Артур уже знал. Огромная территория к востоку и северу от княжества Эсимена. Южная половина Песков почти целиком захватывала пустыню Сельему, отсюда и пошло название. Северная половина забиралась далеко в горы, отхватив изрядный кусок Дорсума, горного хребта, занимающего большую часть континента. Пески были землями вампиров. Не государством, просто местом, где обитали вампиры, только вампиры, и никто, кроме вампиров. У них не было ни законов, ни правил, ни хоть какого-то порядка… ни еды. Вот оно что! Там, где никого нет, кроме вампиров, что им жрать?

— Это неправильно, — сказал Артур.

— Это не наше дело!

Он впервые увидел ее испуганной. Марийка на Трассе как рыба в воде, знает тут все и всех, ничего не боится, но охотники за живой добычей опасны даже для нее. Этот участок Трассы на время войны не подчиняется никаким законам, а значит, для живых на нем нет никакой защиты.

Артур слез с седла, отстегнул ремни, которыми был приторочен чехол с Миротворцем.

— Садись за руль.

— Ты больной?

— Садись за руль, — повторил он, — если что, успеешь уехать. Сама говорила, что умеешь водить тяжелые байки.

— Никуда я… ты придурок! — Марийка соскочила на землю. — Ты что, — она яростно вцепилась в его рукав, тряхнула несколько раз с неожиданной силой, — их тридцать! Это большая стая! Это значит, что они очень сильные. Футуй! Ты что, не понимаешь? Да… какая разница? — Она злобно оскалилась, но голос по-прежнему не повышала; вампиры слишком хорошо слышат, об этом Марийка помнила даже сейчас. — Тридцать! Хоть бы и молодняк. Их тридцать, а ты один! Что ты, блин, хочешь сделать?! Их даже из этой штуки всех не положить! — Она сердито ткнула кулаком в чехол с «Перкунасом».

— Садись за руль, — сказал Артур, — храни тебя Господь.

И пошел к биваку.

Ну а что, спорить с ней, что ли? Время-то идет.

У всех упырей есть эта особенность: они не боятся смертных, если только не распознают в них магов. Часовые засекли Артура издалека, им и видеть не надо, они живых чуют, но тревоги не подняли. Чего дергаться из-за смертного? Стрелять тоже не стали: еда сама идет, зачем ее отпугивать? Когда он поравнялся с двумя мертвяками, охранявшими проход между «Скадатами», один из охранников принюхался.

— Нет, не дурь, — сказал он второму так, будто Артура тут вообще не было.

— Значит, псих, — подытожил второй. — Сгодится.

Вообще-то им и обдолбанный до невменяемости наркоман сгодился бы, судя по тому, какое веселье царило на темной стоянке. Почти все, кто отбрасывал тень, были пьяны, некоторые курили «травку», кто-то уже валялся без сознания, у кого-то только начинался приход, но все выглядели абсолютно счастливыми. Стадо. Упыри их для того с собой и возят — для праздников, когда хочется заменить консервы свежатиной или опьянеть от алкоголя и наркотиков в крови.

— Кто у вас тут старший? — спросил Артур у охранников.

— Тебе зачем? — откликнулся тот, который назвал его психом. — Иди, раз пришел.

Сами пригласили. Нет, в отличие от упырей, рыцари в приглашении не нуждаются, но все равно лучше быть званым гостем. А старшего найти не сложно. В стаях всегда действует право сильного, вожак остается вожаком только до тех пор, пока не найдется кто-нибудь, кто сможет его победить, ну а того, кто сильнее всех, издалека видно. Вот и здесь, стоило присмотреться, как стало ясно, старший — вон тот длинноволосый русый дядька в кресле. Он был без куртки, одежда не закрывала ни шеи, ни рук, даже браслетов или ошейника не было. Достаточно уверен в себе, чтоб не думать о том, что это провокация для всей стаи. И достаточно уверен в стае. Все-таки право сильного у мертвяков не волчье, а человеческое. Совокупность множества факторов, в том числе и личной привязанности остальных.

Артур направился прямиком к вожаку. Его появление в круге «Скадатов» не осталось незамеченным, упыри потянулись было поближе, но он пошел к старшему, и остальным осталось только ждать, что будет дальше. Правда, две девушки, державшиеся поблизости от вожака, преградили Артуру путь, когда он был шагах в пяти от кресла. Что ж, Артур остановился. Хоть он и смертный, хоть он и не маг, а подходить вплотную ему нельзя. Вожак, уже сытый, особого интереса к нему не проявил. Что он, психов не видел? Сейчас прикажет сунуть в фуру, к остальным, и весь разговор.

— Отпусти этих людей. — Артур кивнул на фуру.

Вот теперь вампир заинтересовался.

— С хрена ли? — спросил он весело.

— Потому что они пошли с вами не добровольно, — объяснил Артур.

Он понимал, что переговоры необходимы. Если против тебя тридцать мертвяков и дюжина людей из Стада, нельзя просто прийти и всех уничтожить. Не потому, что силы неравны, хотя, конечно, неравны, тут Марийка права, а потому, что людей убивать нельзя, а они же кинутся. Но… объяснять элементарные вещи тому, для кого они так же элементарно неверны, — это не очень похоже на переговоры. Это ерунда какая-то. К счастью, вожак не пожелал вступать в дискуссию.

— В скотовозку его суньте, — буркнул он. — И не жрать!

Артур увидел краем глаза, как вампиры, державшиеся позади, превратились в смазанные тени. Ждать не стал. Стряхнул чехол с Миротворца и отступил на шаг от девчонок-телохранительниц. Они, в свою очередь, отпрыгнули назад на десяток метров. Одна зашипела, оскалив клыки и зажмурившись. Вторая закрыла глаза ладонью, из-под пальцев поползли кровавые слезы. Обожгла сетчатку. Бывает.

Вожак кувыркнулся назад вместе с креслом и одним прыжком взлетел на крышу «Скадата». В руках у него появился пистолет, да толку-то, если он даже не видит, куда стрелять? Никто из них не видит.

Артур огляделся. Над опустевшей стоянкой гремела музыка. Люди из Стада, пьяные, накачанные наркотиками, не понимали, что происходит. Они вообще еще не поняли, что что-то происходит. Упыри попрятались за машинами, затаились на крыше фуры, кто-то рычал, кто-то шипел, кто-то ругался вполне по-человечески.

— Что это за дерьмо?! — рявкнул вожак. — Ты кто такой?

— Артур Северный, рыцарь ордена Храма, — ответил Артур. — Я пришел, чтобы освободить людей. С тобой останутся только те, кто сам этого захочет.

— И куда ты с ними денешься? Эта штука не будет светиться вечно.

— Будет.

— На сорок человек ее не хватит. Ты, долбак придурочный, да я их лучше убью, чем отпущу. Пара очередей вдоль борта, и внутри только мясо останется.

— Тогда я убью тебя и тех, кого успею.

Вот это уже были переговоры. То, с чего следовало начинать. Они нашли общий язык, осталось прийти к соглашению.

— Чтобы не быть голословным… — Артур за время жизни на Земле поднаторел в переговорах, теперь он умел это делать правильно. Ждать вопросов не стал, сразу указал правой рукой в сторону упыря на крыше фуры. «Копье Святого Георгия» лучом золотого света сорвалось с пальцев, испепелив руку выбранного мертвяка. Тот заорал, когда вокруг взвихрился белесый пепел. Они боятся сгореть, огонь может убить их насовсем, и парень пока не понял, что лишился только руки, что этот пепел — не последнее, что он видит.

— Заткнись! — рявкнул вожак. Его голос раскатился над стоянкой рыком, таким же страшным и мощным, как рев льва в ночной саванне.

Крики тут же смолкли.

— Еще доказательства нужны? — спросил Артур.

— Погаси этот свет, — отозвался упырь. — Если хочешь спасти их, если ты рыцарь, то соверши подвиг. — Кажется, он усмехнулся. Артур в темноте не различал его лица, так что не мог сказать наверняка. — Здесь нет рыцарей-людей, будешь первым, если выживешь. Мы будем драться, у меня когти, у тебя ножи, ты со своей… силой, чем бы она ни была, и я со своими дайнами. Никакой магии.

— Хорошо, — сказал Артур, поднял чехол и надел на лезвие Миротворца. Сунул топор в петлю на поясе.

Вожак оказался в шаге от него сразу, как только погасло невидимое для Артура сияние. Просто спрыгнул с машины, преодолев разделяющее их расстояние. Бросил на асфальт пояс с двумя ножами, наскоро заплел волосы в косу и застегнул куртку, проклепанную сталью, тяжелую, больше похожую на доспех. На Артуре тоже были доспехи: надетая под куртку кираса из шкуры беловолка. Так что и здесь все честно.

Четверо вампиров, не церемонясь, но довольно аккуратно, утащили со стоянки утративших связь с реальностью людей из Стада.

— Я Харир, — назвался вожак. — Будем знакомы, Артур Северный. Бьемся до невозможности продолжать. Не хочу тебя убивать, лучше заберу в Пески.

— Ладно, — сказал Артур. — Я бы тебя убил, да ты уже мертвый.

В тот же миг Харир исчез, Артур успел заметить движение вправо, уклонился, хоть и не видел атаки… в этом бою нельзя полагаться на зрение, только на чутье, на движение воздуха, на редкий шорох подошв по асфальту. Удар, еще один. Потом еще два. И еще. Харир слишком быстрый, чтоб уследить за ним взглядом. Артур атаковал наугад, увернулся снова — длинные когти мелькнули у плеча, метнулась в полумраке светлая коса, и вдоль нее, с упреждением, Артур ударил другой рукой. Нож полоснул упыря по черепу, по лицу, располосовав кожу, насквозь прорезав щеку. Мертвые чувствуют боль, но старые мертвяки давно знают, что она не имеет значения, и поэтому умеют ее игнорировать. Надеяться на то, что рана ограничит подвижность Харира, не приходилось. Так же как и на то, что кровь зальет ему глаз, мешая смотреть: из ран вампиров не течет кровь, в мелких сосудах ее попросту нет, а крупные мгновенно сжимаются, чтоб не потерять и капли.

Когти разодрали плотную кожу куртки, скользнули по кирасе. Харир пока еще вел разведку, выявлял защиту, но Артур уже понял, что он атакует дважды, обеими руками, получается три серии из двух ударов. И вторую когтистую лапу, которая должна была содрать ему кожу с лица в качестве ответной любезности, он поймал, уронив один из своих ножей. Вампира не удержать в захвате, и кости не переломать, и суставы не вывихнуть, но Артур и не пытался. Он с молитвой вонзил лезвие оставшегося ножа в руку Харира и отрезал ее чуть ниже локтя. Отшвырнул подальше, чтоб не дать противнику времени прямо сейчас прирастить конечность обратно.

Харир прыгнул в сторону, сейчас он был виден. А когда приземлился, удар был такой силы, что асфальт вздыбился, пошел волнами. Артура бросило назад, на качнувшийся «Скадат», с которого, как кошки с забора, дернули в разные стороны трое мертвяков. Харир вновь топнул ногой. «Скадат» приподняло и отшвырнуло. Артур остался стоять. Он успел увидеть изумление на лице упыря, потом тот снова исчез. Серия атак сразу со всех сторон, каждая новая сильнее предыдущей. Одна рука, две ноги в тяжеленных армированных ботинках. Харир двигался настолько быстро и перемещался в трех плоскостях так свободно, как будто умел летать. И все же, рассчитывая захватить Артура живым, он был обречен проиграть. Он не мог использовать смертоносные дайны, любой из которых прекратил бы поединок. А Артур… ему достаточно было увидеть когти, чтоб точно знать, где именно его противник.

Правда, одного знания недостаточно.

Лезвие ножа раз за разом резало только воздух. Харир был неуязвим, как будто сам превратился в пустоту, наносившую удары. Куртка Артура висела лохмотьями, ребра трещали, очередным ударом упырь чуть не оторвал ему голову, но по-прежнему не мог достать. От его сверхъестественной силы Артура хранил Господь, от сверхъестественной скорости — искусство боя, а сверхъестественными навыками Харир не пользовался сам. И, в конце концов, когда загнутые когти вновь мелькнули перед глазами, нож нашел цель. Лезвие пробило Хариру грудную клетку. Второй рукой Артур схватил упыря за горло. Выдернул нож из его груди и в тот же миг, когда Харир ударил его обеими ногами, полоснул ножом по холодной шее, молясь о том, чтобы перерубить позвонки. Удар был страшен, но Артур не разжал пальцы, и сила упыря обернулась против хозяина: поврежденный позвоночник не выдержал. Харира отбросило в одну сторону, а Артура с его головой в руке — в другую.

Над стоянкой пронесся тихий изумленный ропот. Артур ожидал любой реакции, вплоть до того, что стая кинется на него, чтоб отомстить за вожака, несмотря на оговоренные условия поединка. Что ж, удивление — лучший из вариантов.

Он подошел к Хариру и положил голову рядом с телом.

Упыря не уничтожить обезглавливанием. Если голову не сжечь, ее можно прирастить обратно, как любую часть тела. Но, лишившись головы, вампиры впадают в мертвое оцепенение. Они все видят, слышат и понимают. Только двигаться не могут.

— Я победил, — сказал Артур. — Я забираю людей.

— Забирай, — откликнулся женский голос.

Девушки-телохранительницы вышли на перепаханное поле боя. Одна, та, что успела зажмуриться и уберегла глаза от света Миротворца, приложила голову Харира обратно к шее, пошла за валяющейся в стороне рукой. Вторая, с размазанной по щекам кровью, кивнула Артуру, мол, иди за мной, и направилась к фуре. Отперла заднюю дверь.

— Корма у нас только на два дня, — буркнула она.

Артур кивнул. На два дня — это лучше чем ничего. Он вообще не рассчитывал, что спасенным людям отдадут еще и пищу. У упырей свой прагматизм, человеку его не понять, как ни старайся. Харир мог перестрелять всех пленников, только чтобы не отдать Артуру. Но раз отдать все-таки пришлось, нет никакого смысла морить людей голодом.

Внутри были нары от пола до крыши в три ряда, в три яруса. Между ними два узких прохода, ведущие к контейнерам утилизаторов. Когда упырица распахнула дверь, внутри тихо, испуганно ахнули, кто-то заплакал, послышалось шебуршание — люди старались стать как можно незаметнее, как можно дальше забиться на нары.

Люди боятся вампиров, и бывает, что этот страх заставляет их сражаться и убивать. Но только не тогда, когда вампиры становятся хозяевами положения. Мертвяки умеют воздействовать на инстинкты, пугать так, что не остается ни воли, ни гордости. В фуре было четыре десятка человек, молодых, здоровых мужчин и женщин. Все они были способны постоять за себя, и все оказались раздавлены страхом.

Люди, лишенные человеческого достоинства…

Артур подумал, что прежние времена, когда он знал, что существованию мертвых нет никаких оправданий, были лучше нынешних. Мысль неправильная, и все-таки от нее не получилось так просто отделаться.

— Выходите, — сказал он, — вы свободны.

Сказать легко, но сколько хлопот за словами «вы свободны». Перепуганных до полусмерти людей очень сложно организовать там, где они постоянно видят тех, кого боятся. Они сначала медленно и опасливо выходили из фуры, а потом, когда снаружи их стало больше, чем внутри, все оставшиеся, запаниковав, решили выйти одновременно, едва не затоптав друг друга.

— Дай им сил, Господи! — взмолился Артур.

Но силы-то у них были, не было смелости поверить в это, а смелость ты или находишь в себе, или нет. Бог, в своей бесконечной милости, не делает за людей то, что они могут сделать сами.

Оставалось спрашивать имена, разбивать на группы, наугад выбирать, кто сможет стать старшим. Хорошо, что они все знали друг друга, сами, инстинктивно, тянулись к тем, с кем хотели держаться вместе. Группы по пять человек. Старшим Артур отдал припасы. Самыми ценными были емкости для воды. Вампиры везли воду здесь же, на фуре, в огромной бочке, но у них нашлось три канистры, в которые из бочки набирали воду, чтоб разлить по чашкам. Артур забрал и их. И, разумеется, чашки. Подумал, что скажет Марийка, и решил, что вряд ли она будет искать себе другого попутчика. Ей неинтересно было добраться до Эниривы, ей интересно было добираться. Процесс, а не результат. А интереснее, чем с ним, ей точно ни с кем не будет.

Марийка сказала такое, что девушкам говорить не следовало бы, особенно девушкам из хорошей семьи. Но Артур давно утратил иллюзии насчет их лексикона. Это в Единой Земле представить было невозможно, чтобы женщина, если только она не совсем опустилась, говорила такие слова. А на Земле и здесь, в Ифэренн, все по-другому. Впрочем, Марийка осыпала Артура ругательствами, то цепляясь за него обеими руками, то молотя кулаками, куда придется, а это делало ругательства чем-то вроде шелкового шарфа на рукаве, знака расположения прекрасной дамы. Она извелась, но не уехала. Сидела с биноклем, следила за стоянкой. «Перкунас» расчехлила. Артур даже не стал спрашивать зачем, и так понятно, что Марийка пошла бы за ним, если б его не убили.

Вряд ли она смогла бы помочь в бою, даже умея стрелять из «Перкунаса», но оказалась отличной помощницей в гораздо более сложном деле установления хоть какого-то порядка среди спасенных. Девушки без оружия действуют на испуганных людей гораздо лучше парней с топорами. Стараниями Марийки группа перестала напоминать бессмысленно мыкающееся во все стороны стадо, превратилась в подобие отряда: восемь пятерок, восемь командиров, остальные даже начали к командирам прислушиваться.

— Они из Луги, — сказала Марийка, когда все получили по кружке воды, а кто хотел есть, поели, — поселок назывался Луга. Это в Глейстире. Ты езжай, а я пешком пойду, с ними разговаривать надо. Я позвоню друзьям, они приедут, машин хватит, чтоб всех увезти. Но, когда приедут, я не знаю. Так что пойдем пока.

Таким порядком в путь и двинулись. Артур на байке, как овчарка, патрулируя окрестности и присматривая, чтобы никто из людей не отстал или не слишком обогнал остальных, и Марийка, как пастух, следящая за тем, чтобы у всех все было хорошо. Настолько, насколько это возможно в таких условиях.

Привалы делали каждые три часа. Вампиры не преследовали, отпустили, значит, отпустили. Мертвяки в Ифэренн похожи на земных, и у тех, и у других многое держится на честности, хоть она порой и насквозь буквоедская. Это у многих бессмертных так. Не умаляя значимости подписей и печатей на бумагах, которые тщательно сохраняются веками, они ценят и договоры, заключенные на словах. Бессмертным нужна стабильность, хоть какая-то, потому что миры вокруг них меняются слишком быстро.

— Харир — один из постоянных поставщиков людей в Пески, — сказала Марийка на одном из привалов, — я о нем слышала, он по Трассе регулярно ходит. В этот раз ему повезло, война началась, а он под шумок на Лугу напал. Никто и не заметил, а потом уж поздно было бы, да и подумали бы не на Харира. Война же. На Рену думали бы.

— Рискованно.

— Риск того стоит. Вместо того чтобы в княжествах хватать по два-три человека, содержать их, пока не наберется достаточно, чтоб можно было ехать в Пески, он в одном поселке на Трассе взял сразу сорок. Один рейд, почти никаких расходов, а заплатили бы за них очень хорошо. Он самых здоровых выбрал, посмотри. Да к тому же, если Глейс узнает, что Харир украл людей в его тийре, он просто убьет. А если б Харира в княжествах прихватили, его бы в кровососку отправили.

— Что это?

— Лаборатории, где из вампиров выкачивают кровь. Кормят и сцеживают. И так — целую вечность, они же не умирают. Кровь вампиров очень дорого стоит, — объяснила Марийка в ответ на вопросительный взгляд. — Лекарство почти от всех болезней, даже от старости.

— Почему ж их всех не переловят?

— Потому что не угадаешь, кто за кого, если что, заступится. Они повсюду, — Марийка изобразила руками крайне замысловатую фигуру, то ли спрута, то ли паутину, — у них настоящая власть, а у людей только видимость, если княжеских наместников не считать. Но вампиры как бы… прячутся в темноте. Таятся. Вот и ловят тех, про кого точно известно, что заступиться некому. Да еще фиг поймаешь, — добавила она, вставая. — Если б ты ребят Харира светом не распугал, они бы мигом тебя к остальным закинули. Ехал бы сейчас в Пески.

— Угу. — Артур кивнул.

Марийка видела свет Миротворца. Ничего себе новость! А ведь с виду человек как человек, теплая, и сердце бьется. Впрочем, для мертвяков притворяться живыми — обычное дело. Направляют кровь по жилам, разгоняют сердце, и все, не отличить их. Зачем только это Марийке, непонятно. Если ей нужен попутчик на Трассе, с которым можно безопасно добраться до Эниривы, то почему было не присоединиться к кому-нибудь из вампиров? Не пришлось бы притворяться, расходовать лишнюю кровь, прятаться, чтобы поесть. Да вообще проще было бы. Со своими всегда проще.

Вопросы лучше отложить. Задать их надо будет обязательно, но не раньше, чем люди окажутся в безопасном месте. Марийка хорошо о них заботится, а выяснение мотивов сильно испортит ей настроение, осложнит отношения, что обязательно скажется на людях. Так что все вопросы потом.

Артур сложил карематы, застегнул седельные сумки. Марийка тем временем обошла подопечных. Она улыбалась, над кем-то подшучивала, кого-то подбадривала. Теперь понятно, почему у нее так хорошо получается успокаивать людей, приводить их в чувство. Те же самые чары, которыми упыри Харира запугивали пленников до животного состояния. Ночевать сегодня и завтра придется в поле, а она и так уже один раз не поела. Сколько вампир может просуществовать без пищи, оставаясь в здравом уме? Двое или трое суток. Но характер начнет портиться после первой же ночи без крови. Особенно если вокруг сорок человек, а есть их нельзя, потому что сам притворяешься человеком.

Привыкший к постам, Артур не понимал, как тяжело голодному отказываться от пищи, видя ее в изобилии, но знал, что такой соблазн существует. Пост в первую очередь ограничивает в еде, потому что дисциплинирует дух, а не поддаться другим искушениям гораздо проще. Ладно, время покажет, как поступить. Если с голодной Марийкой станет по-настоящему трудно ужиться, надо будет сказать ей, что маскировка не удалась. Тогда она поест, успокоится, ну а там уж как пойдет.

Хотя, конечно, Артур Северный в компании с упырицей… Альберт, когда узнает, лопнет со смеху. Хм… значит, не надо ему рассказывать. Нельзя же доводить родного брата до смерти.