Книга: Убить эльфа
Назад: Оксана Демченко УБИТЬ ЭЛЬФА
Дальше: Глава 2 АК-БАНТО. НОЧНОЙ ПОЛЕТ

Глава 1
КУРСАНТКА. ПЕПЕЛ И БОЛЬ

До рассвета, как обычно, младшие дети и старики, которым не надо спешить на работу, выстроились в длинную очередь за питьевой водой. Ее привозят в больших цистернах один раз в сутки. Техническую — для полива и прочих нужд — уже седьмой год подают в каждый дом по трубам от главного гидроузла конторы. Два раза в день подают, по три часа, утром и вечером. Управляющий центра торфоразработок много раз объяснял на собраниях: это большое достижение, и такую воду можно пить. Даже показывал на личном примере. Наливал в прозрачный стакан и демонстративно медленно глотал.
Через стекло были отчетливо видны мутность и неприятный зеленовато-песочный оттенок жидкости. Пахнет техническая вода соответственно названию: чем-то невнятно-неживым. Смотреть без отвращения на пьющего эту гадость невозможно. А уж повторять за ним его действия, да еще изо дня в день…
Нора усмехнулась. Мама работает в больнице центра. Она-то знает, что за час до начала очередного собрания всегда готовят палату, куда управляющий торопливым шагом следует сразу после собрания: ему заранее были предписаны промывание желудка, капельница, дежурная ведьма. Но некоторые верят. Особенно в последнюю неделю месяца, когда остатков от прежней зарплаты или жалких крох социальных выплат не хватает уже ни на что. И потому цепочка людей, переминающихся в ожидании прибытия цистерны, сегодня не слишком длинная.
Нора повнимательнее присмотрелась к стоящим в очереди. Приятно убеждать себя, что именно по причине нехватки денег в сочетании со вчерашним враньем подлеца управляющего за водой пришло вдвое меньше людей, чем ожидалось с вечера, до собрания. Вообще-то есть и иные основания.
Ночью с юга, от мертвого леса, стало наползать облако сизой слезоточивой гари. Пришло оно гораздо раньше, чем в прежние годы. Еще бы! Снег до начала календарной весны обглодали дожди, слизнули рыжие туманы, похожие на дым и пахнущие прогорклым дымом. Остатки влаги выморозили ночные холода, оставив нищенски-постыдную оголенность ледяной почвы темной, мусорной, ощетинившейся ознобом короткой сухой прошлогодней травы. Весна миновала, холода давно в прошлом, как и прохлада без духоты, как и надежды на лето без засухи — увы, с тех пор не было ни одного дождя. Словно небо взялось извести упрямых людей, вознамерившихся выжить и здесь, в рукотворном аду. Как сказал Тиэль, герой «Кровавой полуночи»: «Смертные терпеливы, они пытаются смириться с наихудшим и все же уцелеть». Играл жестокого красавчика эльфа, само собой, Лорран.
Нора вздохнула, прикрыла утомленные, разъеденные дымом слезящиеся глаза. Ну почему самые обаятельные, невыносимо, невозможно восхитительные актеры играют длинноухих злодеев? Вся страна — уж женская ее составляющая точно, поголовно и вся без исключения — влюблена в Лоррана. Сама Нора, как и прочие, не раз писала длинные письма в студию. Возмущенные, с требованием дать прекрасному Лоррану хоть одну достойную его таланта положительную роль. Сердце разрывается, когда этот безупречный белокурый эльф в очередной раз выходит на ночную улицу и убивает… А чего еще ждать от длинноухого? И все равно зрительницы ему, неподражаемому, полфильма сочувствуют в тайной надежде, что он исправится, одумается и станет иным. Хоть раз… Не Тиэль, так актер Лорран.
Белокурый кумир мог бы сыграть отважного дага, он справился бы — по слухам, он успешно отработал сезон в столичном театре. Поклонницы были счастливы, но режиссер потребовал внести пункт, запрещающий выходить на сцену, пока не истечет киноконтракт. Как будто Лорран — его собственность. Мерзавец, гнусный денежный мешок без совести. «Ограничивает человека в его развитии», — вздохнула Нора, припомнив мамины слова, правильные и точные. Лорран был бы восхитителен в роли дага! Уж он бы выследил мерзавца эльфа, скрутил его и доставил живым в столицу. Вот уж был бы финал, достойный лучшего фильма Лоррана. И чтобы состоялся, хотя бы в кино, первый в истории Альянса Объединенных Провинций общий открытый суд. И чтобы даг не допустил нового злодеяния, не могут ведь проклятые эльфы всегда выигрывать. Жизнь и без того тягостна. Чем плох счастливый конец в этой истории? Он дарует надежду… Именно так говорили и писали женщины страны. Но режиссер, наверное, был не более вменяем, чем ублюдки эльфы или управляющий центра торфоразработок. Говорят, в производство запущена уже восьмая часть «Кровавой полуночи». Интересно, как удается Лоррану так бесподобно выглядеть? Ему, по слухам, уже под сорок. А на вид — двадцать, как и подобает бессмертному эльфу. Нестареющему.
Вдалеке, едва пробиваясь сквозь дымку, тускло блеснули фары. Точнее, они вгрызлись своими желтыми и острыми, как вязальные спицы, лучами в беспросветный туман. Ощупали его и стали протыкать, прожигать, разыскивая дорогу к городу. Ведьма — настоящая, пусть и самая слабая, начинающая самоучка — способна ощутить их стремление, их лихорадочный блеск, важный и желанный для каждого в этой очереди за водой.
Нора вгляделась, решительно и резко выбросив из головы сплетни про Лоррана, собранные за минувшую неделю. Напряглась, полнее и глубже вслушиваясь в дорогу. Шагнула вперед, вскинула руки, энергично потерла виски тонкими бледными пальцами. Нет, не показалось. Очередь оживилась, зашевелилась, люди стали оглядываться на Нору. Все знали: она опознает цистерну издали. И никогда не ошибается. Девочка кивнула — верно заметили, едет. Прокатился довольный шепот, звякнули бидоны, скрипнули колеса тележек.
«Би-би-и-и-би-би-б-и-и-ип», — невнятно, прерывисто донеслось из недр мутной желтоватой гари, надежно скрывающей от взгляда даже ближние стволы мертвого леса.
Очередь активнее задвигалась, выстраиваясь плотнее и отступая с дороги на обочину. Сигнал рявкнул ближе — уверенно, низко, сплошным длинным гудком. Точно — цистерна. Хорошо, когда смена своего водителя, юльского. Он знает, как тяжело ждать на жаре и старается доставить воду пораньше. Нора улыбнулась. Сегодня сестра должна была везти бидон. Но семилетняя хитруля заранее, с вечера, устроила такое представление — Лорран бы позавидовал. И глаза у нее болят, и кашель хриплый, с надрывом. И ногу она стерла в кровь. Белокурая хулиганка не помнила наверняка, на которую стопу пожаловалась в первый раз, маме, и оттого усердно хромала на обе.
Конечно, Кира выросла в жутком мертвом городе, настоящего воздуха ни разу не вдыхала за всю свою короткую жизнь. Слабенькая, чахлая. Бледная. Но еще и капризная. Привыкла, что у сестры есть силы тащить бидон и нет злости, чтобы спорить. Пользуется. Отказать ей трудно. Вся такая светленькая, тоненькая, изящная. Вырастет — станет актрисой. Нет, лучше диктором телесети. А то и ее заставят играть исключительно подонков эльфов. Или их гнусных пособниц.
— Опять меньшая из тебя веревки вьет? — насмешливо уточнила соседка, подкатывая свою тележку и ставя рядом с бидоном Норы.
— Она приболела.
Мысленно Нора отчитала себя самым строгим образом. Причин злиться на соседку никаких. Она и с сестренкой сидит, когда некому присмотреть, и на чай зовет. А печенье у нее вообще вкуснейшее, да еще с настоящей сгущенкой — не из концентратов, а из молока. И очередь при необходимости занимает. Советы дает не самые глупые. Да только приторная — до тошноты. Ненастоящая. Объяснить точнее трудно, но не верить своему чутью еще сложнее. Приходится терпеть, улыбаться и ругать себя тайком.
Нора закончила с первой частью самовоспитания — порицанием — и старательно улыбнулась соседке. Получила в ответ десяток слащавых заверений, что выглядит прекрасно, по хозяйству управляется бесподобно и вообще растет хорошенькой на загляденье.
«Интересно, — нудно выталкивая новые слова благодарности, подумала Нора, — зачем врет? Ничего она мне не желает хорошего. Маме завидует. Киру вообще, кажется, ненавидит. И знает, что я это чувствую. Потому что и сама не так проста, только прикидывается эдакой дурочкой. Но чутье у нее тренированное. Может, вообще она ведьма-нелегалка… Силы особой не накопила, зато жадности и злобы имеется вдоволь».
Нора замерла, потрясенная простотой и очевидностью идеи. Конечно, нелегалка! Откуда еще у неработающей соседки деньги и дорогущие деликатесы вроде молока? Да и волосы — рыжие. Говорят, все истинные носительницы дара таковы. Или рыжие, или чернявые. И обязательно красивые, как настоящие актрисы. Вот хоть та же соседка. Даже в этой очереди на нее заглядываются. Яркая, веселая, фигуристая, кашель к ней не липнет, кожа розовая, ровная.
Сама-то Нора уродилась странной, не соответствующей привычному образу ведьмы. Волосы у нее блекло-серые, словно вобравшие в себя пепел и пыль сгоревшего леса. Глаза тоже неяркие, серые. Да и тощая, как прутик. Нормальные ведьмы не такие. И характер у них шумный, и уверенности в себе на троих хватит, и наглости — на пятерых, и везения. Взять хоть соседушку, чтоб она заткнулась когда-нибудь!
Беззлобное пожелание, как всегда, не подействовало.
— Ну-ну… Взяла мне номерок? Вот спасибо, умница, добрая душа! — Соседка торопливо выхватила бирку и сунула в нагрудный карманчик, не забыв стрельнуть глазами в сторону рослого мастера с торфоразработок и поправить и без того глубоко и ровно открытый вырез кофточки. — Норка, хороший ты человек, хоть и ведьма. Ох, не пойдет это на пользу. Ходила вчера в управу, записалась на отбор? Смотри, четырнадцать лет исполнится — переростком сочтут! И не вырвешься из нашего Юльска. Тут и сдохнешь, как все мы.
Нора неопределенно пожала плечами. Конечно, соседка во многом права.
Ей тринадцать, значит, сквозь пальцы ускользает непойманной золотой рыбкой последний шанс уехать. Точнее — сбежать. Оплатить свободу от Юльска рабским контрактом в корпусе ведьм, который и Лоррану не снился. Зато, если подписать такой, это даст право жить в нормальном городе, где можно почти каждый день видеть синее небо. Удастся подлечиться, окрепнуть. Юльск ее уже прилично потрепал: астма имеется, экзема, конъюнктивит. Как у всех. И, как у всех, единственное, чего нет, — это надежды вырваться из проклятого городка. Родного, некогда любимого. Ныне — мертвого и убивающего своих последних жителей изощренно и подло. День за днем, мучительно, неотступно.
Трудно поверить своей собственной памяти: восемь лет назад Юльск, считавшийся престижным дальним городом-спутником столицы процветающей Энрэнийской провинции, был зеленым и благополучным. Милая старомодность архитектуры, тишина, отличный воздух и веселая чистая речушка Юла с прудами и заводями привлекали состоятельных людей, желающих отдохнуть от суеты мегаполиса.
Так было, пока бессчетные гектары старых болот не выкупили агенты концерна «Эгиш». Якобы под охотничий заказник. Местные жители радовались, ждали наплыва богатых гостей. Думали открыть пару-тройку новых гостиниц… Оказалось — все обман. Совершалась сделка исключительно ради разработки месторождений торфа. Сейчас, когда земли оскудели, он раскупается тепличными хозяйствами по немыслимой цене, и оттого осушили болота стремительно. По весьма достоверным слухам, действовали самым дешевым способом, без техники, зато с использованием запрещенных магических приемов. Не иначе ведьмы-нелегалки потрудились. А может, и эльфы. С них станется, с пакостников.
Именно из-за применения магии вода ушла так глубоко, что высохли почти все колодцы в округе. Да что колодцы — скважины иссякли! Говорливая речушка, давшая название городу, превратилась в звонкое сухое русло, окончательно и безвозвратно мертвое, растрескавшееся твердыми, как камень, илистыми пластинами.
Первыми, еще до того, как стали заметны признаки беды, Юльск покинули наиболее зажиточные горожане. Они, денежные и расчетливые, владели информацией. И успели сбежать вовремя, даже продали свои участки без больших потерь. С их отъездом закрылись магазины, опустели школы, переместились в более уютные края офисы, следуя за своими хозяевами.
Остались лишь те, кто не догадались продать землю, когда на ней еще росла трава. И не сбежали позже, бросив все.
Трава быстро высохла. Испарились и призрачные надежды выбраться из ловушки, в которой оказались остатки населения Юльска. Уехать невозможно — нет денег. Заработать негде — нет рабочих мест.
«И тогда концерн „Эгиш“ купил всех нас по дешевке, — усмехнулась Нора. — За треть той суммы, которую можно считать достойной оплатой, люди соглашаются вкалывать от зари до зари — не разгибаясь, без отпусков, с одним выходным в неделю».
— Норка! Не стой столбом, непутевая, двигайся. Ох, горазда ты попусту мечтать, — возмутилась соседка, уже перетащившая и свою тележку, и бидон. — Небось опять о Лорране. Жить надо проще. О насущном думать. Сказано тебе: строевым шагом топай на отбор! Сама отсюда вырвешься и сестру вытащишь. Не глупи. Да, жизнь у зарегистрированных ведьм не сахар, работа трудная и опасная. Только где угодно будет лучше, чем в этом дыму. Поверь.
— А мама?
— Дура! Если тебя сочтут годной, родне предоставят право переезда и казенную комнату. Прошение отпишешь, похлопочешь с полгодика, кому надо поклонишься, кого следует напугаешь своим ведьмовством или пообещаешь позже отплатить за добро — и все дела.
— Не умею я просить.
— Да, для ведьмы ты не слишком характером годна, — вполне искренне усмехнулась соседка. — Норка, подумай о сестре. Притерпишься.
— Может, и притерплюсь.
— Наглость — первое счастье. И не кривись, хватит сопли распускать, оплакивая свое розовое детство. В Юльске уже давно нет ничего розового, здесь только пепел и вонь. Очнись!
Нора виновато пожала плечами. Соседка права. Сестру надо спасать. За последнюю зиму она чуть поправилась. Дожди осенью, а затем и снег шли часто, воздух посвежел. Но весна без зелени оказалась тяжелой. С приходом же дымового облака все невеликое здоровье Киры иссякло в одну ночь. Пока сестра капризничает и притворяется — не страшно. К осени будет, как год назад, лежать тихо и виновато молчать, закусив губу. Когда младшей по-настоящему плохо, она умеет быть сильной. Не жалуется, не донимает просьбами. И оттого становится еще больнее и страшнее. «Да не съедят меня в колледже ведьм!» — с мрачной решимостью подумала Нора.
Грузовик окатил очередь волной маслянистого жаркого дыма, обдал пылью, запахом горелой резины. Загудел в последний раз, скрипнул тормозами и затих. Дверца кабины открылась, на обочину выпрыгнул рослый молодой парень. Не местный. Очередь удивленно замерла. Стоявшая первой бабушка Лора всплеснула руками.
— Ты откудова такой взялся, касатик? — полюбопытствовала она. — Чистенький, хорошенький, новенький. Неужто за грехи к нам списали из большого-то города, ась?
— Нет, маман, — бодро отозвался парень, блеснув неправдоподобно белыми, прямо из рекламы телесети, зубами. — На два дня вызвали, подменить прежнего водителя. На учебе он, новую цистерну закупают, большую. С электронной системой раздачи воды.
— Ох ты ж, это какой такой електроний, ась? — восхитилась старушка, споро открывая свой бак и подкатывая его под шланг. — А с ним вкуснее, что ль?
— Дозировка точнее, — пояснил водитель.
В очереди понятливо хмыкнули. Концерн всегда подозревает своих работников в воровстве. Питьевая вода — она ведь не бесплатная, хоть и довольно дешевая. Надо думать, скоро подорожает. Ведь цистерну важно поскорее окупить…
Нора стояла довольно далеко в цепочке очереди и с интересом рассматривала городского водителя. Времени на проявление любопытства — полно. Опять же: отсюда, чуть со стороны, можно и поглядеть, никто не скажет, что пялишься. Хотя чего уж там, все рассматривают. Городок маленький, и новый человек в нем — целое событие. К тому же водитель тут вообще впервые, он, наверное, и на концерн не работает постоянно. Он не раб «Эгиша» — свободный человек из большого мира. Ловкий, веселый, уверенный в себе и, как верно подметила бабушка Лора, чистенький. Настоящий белый цвет его рубашки выглядит странно для Юльска. Здесь ни один стиральный порошок не в силах одолеть серый налет гари, оседающей на ткань при носке и даже сушке. Да и техническая вода постепенно придает любому цвету оттенок линялой рыжины с неприятными зеленоватыми разводами.
Румяный, незнакомый с кашлем и конъюнктивитом, парень оказался на удивление компанейским и некапризным. Сразу согласился уступить суету с раздачей и учетом воды бывшему библиотекарю, человеку, безусловно, порядочному. А сам польстился на вывеску последнего уцелевшего городского кафе: «Свежий кофе на свежем воздухе! Лучшие фильтры в Юльске!»
Когда шаг за шагом Нора добрела до цистерны, солнце уже выглянуло из-за частокола горелого леса, черный профиль которого был отчетливо виден в косых лучах, и принялось прожаривать ткань рубашки. И опять — ни облачка.
«Хорошо, что Кира осталась дома», — подумала Нора, толкая тяжело переваливающийся на старых скрипучих колесах бидон. Надо вовсе запретить ей, маленькой, возить воду. Тяжело.
— Давай помогу, — предложил водитель, догоняя у поворота на соседнюю улочку. — А то кофе у вас такой мерзкий, хоть куда сбежишь, лишь бы не допивать. Но машину надо держать на точке до полудня, как я понимаю. Тоска… невкусная к тому же.
— Зато фильтры в зале хорошие, — улыбнулась Нора, радуясь простенькой шутке. — За право подышать и берут деньги. А кофе — так, для угощения. Мы обычно берем холодную воду в бутылке или разбавленный сок, стоят столько же.
— Не сообразил, — признался парень.
Нора покосилась на него, нехотя уступая чужой кипучей решительности и позволяя незнакомцу толкать тяжелый бидон, подпрыгивающий на неровностях и норовящий вильнуть, а то и вовсе завалиться набок. Руки болели, спина ныла. Как тут спорить?
Еще хотелось себя снова отругать и наказать. Хотя бы так, против воли уступая и соглашаясь. Дурацкая штука — чутье. Твердит невесть что. Мол, парень не врет. И провожать Нору ему приятно. Только не к добру его интерес. Словно бы имеется в нем потаенное, невысказанное. Впрочем, кому она нужна? Тоже, птица высокого полета, возомнила о себе невесть что… Капризничает чутье. Так бывает, когда одолевает усталость или портится настроение. Скорее всего, из-за мыслей о Кире.
Нора вздохнула, поправила волосы. Нехотя созналась себе: красивый парень. Светловолосый, улыбчивый, рослый, двигается мягко и гибко. На Лоррана чем-то неуловимо похож. Может, оттого и хочется в нем сомневаться. Все злодеи-эльфы в фильмах поначалу очень даже обаятельны. Правда, они боятся ведьм. Это совершенно точно! Книги, учебные пособия, телесеть и фильмы в данном вопросе сходятся.
Нора улыбнулась и более свободно глянула на спутника. Никакой он не эльф. Просто хороший человек. А в городе ему с непривычки неуютно, вот и озирается и щупает взглядом каждый забор.
— С тобой рядом женщина стояла, — вроде бы между делом упомянул водитель. — Рыжая. Она здесь живет?
— Соседка, — понятливо кивнула Нора. Вот как все просто! И вот кто ему нравится, оказывается. — Видишь тот розовый домик в один этаж, с зеленым газоном? Как раз ее жилье и есть.
— Ты смешно сказала — «с зеленым газоном», — отметил парень.
— У нас это признак богатства, — пожала плечами Нора. — Техническая вода стоит пять санти за литр. На один полив уходит до десяти руни. Этот бидон обошелся мне в два, его хватит семье на четыре дня, а то и на неделю. Вот так.
— Теперь я понял, почему дорога в Юльск перекрыта шлагбаумом! — рассмеялся водитель. — Здесь на торговле водой озолотиться можно! Пришли, да? Угостишь кружечкой воды? А то от этого дыма горло першит.
— Пошли, — покладисто кивнула Нора.
Она уже догадалась: провожатый не уйдет, пока не дождется появления соседки. Увы, для парня, та редко возвращается быстро, не прослушав в очереди все городские сплетни. Значит, надо ждать час на солнцепеке минимум! Дышать гарью. С непривычки водитель, на вид такой здоровый, запросто может рухнуть в обморок. А ему еще ехать до города.
Дверь открыла Кира. Запищала, радуясь гостю. Для Юльска чужие — это настоящее событие! Нора фыркнула в кулак: младшая от восторга забыла, что следует хромать! Побежала на кухню, поставила чайник со свежей водой. Выкопала из своих тайных запасов два сахарных печенья, подарок соседки. Достала белую фарфоровую чашку, положила под донышко новую салфетку. Как будто гость понимает, что все это значит и почему его так встречают.
— Ты здорово похож на Лоррана! — восхищенно сообщила Кира, перемещая на стол вскипевший чайник. — Я люблю его ужасно.
— Он же злодеев играет, — картинно ужаснулся водитель.
— Ну, я смотрю фильмы до середины, — шепотом призналась Кира. — Потом, когда начинают стрелять и кричать, я ухожу. Чуток погожу и конец истории сама придумываю. Обязательно хороший. Ешь печенье, оно страсть какое вкусное.
— Давай пополам, — великодушно предложил парень.
Нора вздохнула, неуверенно улыбнулась. И почему она недовольна каждым чужаком? Все он понял. И про салфетку, и про лучшую в доме чашку, уцелевшую от более богатых и благополучных времен. И про вкусное печенье. Сестра ему очень нравится. Нормальный человек. Даже приятный.
А если подумать толком о сходстве с эльфами… Так, странное дело, на эльфа больше всего похожа бабушка Лора, хоть она и старая. В пособии для юных ведьм прямо сказано, по каким признакам следует опознавать длинноухих. Они умеют грамотно маскироваться, владеют магией, используют грим, актерствуют. Прикидываются, если им надо, старыми и больными. А еще — добрыми, заботливыми. Некрасивыми, обыкновенными и заурядными. Короткоухими. Опытные враги, не имеющие видимых глазу примет и тем вдвойне опасные. Но для зрения настоящей ведьмы они заметны. В них… Как там сказано? Ах да: «…ощущается странный, глубокий, магнетически притягательный и завораживающий огонь нечеловеческой души. Он яркий, как чужая, случайно замеченная и нечаянно разделенная радость. Таким образом враг пытается отвлечь ведьму от себя, дурманя разум и заполняя его избыточно сочными проекциями природы, обстоятельств, людей, эмоций…»
Из задумчивости Нору вывело появление соседки. Еще бы! Как только она узнала, что водитель цистерны гостит у Норы, тотчас примчалась. Без ее участия ни одно событие не обходится. Пока Нора хмуро рассматривала незваную гостью, ее белокурая сестренка радовалась искренне и шумно. У нее в доме гости! Не один, а двое — то есть по-настоящему много. Тетя принесла две дюжины драгоценных печенинок, свежих! И целый пакет зеленого чая, настоящего, продаваемого россыпью сухих листьев, раскрывающихся в кипятке. Не дешевая труха по пять санти за пакетик. У этого чая есть вкус, способный заглушить затхлость воды и утолить жажду.
По столь особому и торжественному случаю, как большое чаепитие с гостями, малышка залезла на табуретку и, пыхтя, дотянулась до вазочки с конфетами. Выставила их все на стол и гордо обвела взглядом гостей. Нора вздохнула и промолчала. Ничего этой негоднице не жаль. Добрая. Последнее отдаст, не поскупится. Права соседка: надо ехать на отбор. И без соплей, без подленькой жалости к себе… Пусть она будет жить в казарме, зато Кира увидит нормальное небо.
— Норка, ну что ты за человек! — возмутилась соседка. — Очнись, хватит стенку взглядом протыкать! Рон согласился отвезти тебя в город прямо сегодня. Бесплатно. Хватай кофту — и в путь. Я кое-кому позвоню, тебя пустят в общежитие на две ночи. Там, при военном колледже. Даже посмотрят вне очереди завтра.
— Рон? — вздрогнула Нора.
— Так точно, я, — рассмеялся водитель, по-военному вскидывая в приветствии руку. — Ты, странный детеныш, даже забыла со мной познакомиться.
— Детеныш, — рассмеялась забавному слову Кира, украдкой выбирая из горки в вазе уже пятое, если не шестое, печенье.
Нора смущенно кивнула. Как ловко получилось у парня «приветствие дню»! Сложное, полное. Рука идет сначала вперед, вовлекая все правое плечо, поворачивая корпус, выпрямляется параллельно полу, затем кисть взлетает и разворачивается, словно сжимая факел.
— Ну ты и молодец, Рон, — восхищенно добавила Кира. — Прямо настоящий даг! Я в кино видела. И в новостях. Сама пробовала, но у меня некрасиво выходит. Как будто я мух ловлю или пыль стряхиваю.
— Кирочка, собирайся, — заворковала соседка. — Твоя непутевая Норка уезжает, ночуешь у меня. Мама-то ваша на сутки ушла, и это — самое малое. Аврал на торфяниках, горит что-то у них, нехорошо горит, основательно. Люди потравились, а она ведь лучший наш врач, вот и вызвали.
Нора усмехнулась, торопливо разыскивая в шкафу самую приличную темную кофту. На такой почти не видны разводы юльской технической воды. Бросила в сумку коричневую майку, застиранные брюки, запасные сандалии, полотенце, зубную щетку, расческу. Прихватила документы, давно приготовленные в пластиковом пакете, на всякий случай.
Вот и все. Застегнуть молнию поплотнее, словно этим простым действием можно упрятать, отделить от себя и загасить непонятную злость на соседку, снова поднявшуюся со дна души, опасную и темную. Да чего тут непонятного, если честно… Рыжая лыбится, старается для гостя, все поясняет, вальяжно, по-хозяйски распоряжается в чужом доме. Прямо сияет показной добротой и блистает разумной, взрослой деловитостью. Точно ведьма — умеет производить выгодное впечатление.
Наверняка уже кофточку поправила, ненароком расстегнула еще одну пуговку — жарко. И дышит на него всем своим декольте…
Вообще-то это одна из причин нежелания идти на отбор. Не хочется жить так, как заведено среди ведьм. Правила известны каждому. О них что ни день твердят в телесети, на канале дагов. Да и реклама имеется. Опять же в школу, даже в окутанный рыжим горелым туманом Юльск, дважды добирались важные люди из большого мира. Военные и гражданские, целыми комиссиями. Проверяли детей, рассказывали о корпусе «Тихая ночь», о борьбе с эльфами, о врагах Альянса и их коварстве, о долге перед родиной. И о привилегиях ведьм. А уж под конец, кратенько, об особых условиях и ограничениях.
Ведьмы не создают семей. Зарегистрированные официально, военнообязанные — те и вовсе приносят полную магическую присягу. Мол, никаких детей и привязанностей до окончательной победы над длинноухими. Почему? Потому что способность колдовать не наследуется, это известно наверняка. Подтверждено учеными. Статистика есть, все четко. Как и второй факт: беременность с высокой вероятностью выпивает и ослабляет врожденный потенциал. Все честно, от детей ничего не скрывают, предлагая выбирать себе не работу даже — призвание на всю взрослую жизнь.
«Ведьмы живут свободно», — утверждает брошюра для общего ознакомления. Беззаботно. Сегодня одному улыбаются, завтра другому. А еще не заводят друзей и люто мстят врагам. Одиночество — залог объективности. И гарантия от слабостей. Невозможно шантажировать того, у кого нет близких.
Нора выдохнула сквозь зубы и решительно застегнула внешний карман сумки, последний раз проверив документы. Ничего, она справится. Научится этому подлому «первому счастью» — наглости. Тогда пусть уже соседушка завидует: у Киры будет все. И семья, и дети, и нормальная жизнь в чистом, безопасном районе зеленого благополучного города. Любая ведьма, если она прошла отбор, имеет право изложить одну просьбу и требовать ее исполнения. Она потребует.
— Готова? — уточнил Рон, досыта наглядевшийся на соседкину кофту и о чем-то успевший договориться с рыжей в коридоре наедине.
— Да.
Нора вышла из дома, дождалась, пока сестра выскользнет следом, блаженно улыбаясь и подмигивая с самым загадочным видом.
Осталось лишь запереть простой замок, в последний раз погладить волосы Киры, мягкие и легкие, как пух одуванчика из полустертых детских воспоминаний о зеленом счастливом Юльске. Заглянуть в ее удивительные серо-голубые глаза. Крупные, теплые, внимательные. Поцеловать светлую макушку сестренки — и отвернуться. Чтобы идти прочь от дома. Навсегда. И обязательно — не оборачиваясь. Ведь душа рвется и болит, невесть с чего предрекая большую беду, настойчиво требуя остаться. Только нет, не останется она. Врет чутье. Подло обманывает, потакая слабостям ведьмы: это жалость к себе кричит и рвется наружу, а не дар. Все мы предпочитаем заслоняться от бед, только разве можно сестрой? Беззащитной крохой Кирой…
Нельзя. Все решено.
Так правильно и честно: у мамы все равно нет денег оплатить обучение двоих детей в колледже второй ступени. Что же теперь, Кире жить неучем просто оттого, что она — младшая? Да и долгов у семьи Смарл немало. Мама молчит, но скрыть проблемы трудно. Соседка и та в курсе.
Рон вежливо подхватил сумку и понес ее сам. Нора обняла свободными ладонями локти, сжалась в комок, прогоняя предательскую дрожь.
— У меня появилась знакомая ведьма! — между тем восхищался Рон, ровно и мягко шагая рядом. — С ума сойти! Вот так поездка в захолустье на пару дней! Отпад… И я еще отказывался, упирался, даже выторговал доплату… Событий — на год хватит приятелям на басни. Эй, Норка, через годик я тебя обязательно навещу. И пойдем мы в кино. Даже сфотографируемся.
— Большое дело — ведьма, — смущенно пожала плечами Нора.
— Не скажи! Вы тут дикие, телесети верите. «Ведьм много» — да? Я тебе все по правде изложу, а ты сама смекай, что и как. Вас на целую провинцию всего один колледж готовит. И выпускает всего по дюжине настоящих ведьм в год. Если ты талантливая, как мне намекнул кое-кто, лет через шесть-семь дослужишься до майора. Потом стажировка, туда-сюда… Не заметишь, как в столицу переведешься. Говорят, там ведьмы умудряются при хороших связях взлететь до генеральских высот за десять лет. Представляешь себя с эполетом?
— Глупости, — задумчиво отказалась от головокружительных и неправдоподобных перспектив Нора.
— Может быть. Зато как они отражены в звонкой монете, — с отчетливой завистью вздохнул водитель. — Пять-семь сотен руни в неделю, и это всего лишь у майора в нашей жалкой провинции.
— Не может быть, — охнула Нора, утратив привычную сдержанность.
— Да, этот городок ты бы купила целиком через год службы, — красиво преувеличил Рон.
Мысль оказалась занятной и многообещающей. Наглость — первое счастье… Слова соседки, гвоздем засевшие с утра в голове, теперь звучали иначе. Можно подлечить Киру, устроить не в жалкий колледж, а в настоящий институт. Выплатить старые мамины долги. Даже поднапрячься и купить машину. С фильтрами, кондиционером, совершенно новую. Нора тряхнула головой, отгоняя наваждение, но светлое будущее не желало растворяться в мути юльского горелого дыма. Да что там новую! Будут деньги — лучше старинную, в шикарном хроме, двухцветную: небесно-синюю с серым. Пусть Кира водит. Вся такая беленькая, чистенькая, в накидке из голубого меха, точно как бесподобная Эрика Миль в фильме «Дожить до рассвета».
Люди будут смотреть сестре вслед и шептаться. Актриса. Звезда. Красавица. И белокурая расточительница сможет кого угодно угощать печеньем — не жаль, когда живешь не на последние денежки. Маме вообще будет незачем работать. Хватит ей вкалывать на «Эгиш» сутки напролет. Устроит клумбу. Нет, целый садик с розами. На две с лишним тысячи руни в месяц можно и садик…
Нора села в кабину, грузовик взревел, тяжело зашевелился на тесной площадке, разворачиваясь в несколько приемов, и покатился по дороге. Прочь из Юльска. Дышалось легко: фильтры в кабине новые, современные. Сиденье оказалось мягким и уютным, с подлокотниками. Видимо, отсутствие привычной рези в глазах, убаюкивающее покачивание и чистота воздуха перевели мысли в самое приятное русло. Предчувствие беды улеглось, затихло. Нора охотно смеялась, выслушивая нехитрые байки водителя. Рассказывала про Киру. Кивала и обещала сходить в кино через год — точно, с чего бы ей начать задирать нос? К тому же она вовсе не черная ведьма, а так, беспородь невнятной серой масти…
Спустя полтора часа грузовик притормозил у шлагбаума, перегораживающего дорогу. Рон сбегал в будку дежурного, показал свои документы и предписание на посещение отбора, выданное Норе два года назад, каким-то чудом до сих пор сохранившееся в целости у предусмотрительной соседки. Не возникло ни проблем, ни даже малейшей заминки.
Шлагбаум со скрипом поднялся, мотор азартно взревел. И грузовик вырвался из владений концерна «Эгиш». Нора смотрела по сторонам до рези в глазах. Искала перемены и радовалась, замечая их. Вот небо утратило нездоровую желтизну, отодвинулся и посветлел горизонт. Трава налилась зеленью, ощутив влагу. Деревья стали живыми. Сперва кривоватыми, больными, с редкой сухой листвой, покрытой ржавой ранней желтизной и пятнами. Но чем дальше отъезжали, тем гуще становились кроны и стройнее стволы.
Рон сунул в пасть приемника диск с незнакомой веселой музыкой. И окончательно осчастливил Нору, когда в первом же поселке притормозил у ларька, сбегал туда и вернулся с пакетом еды. И еще водитель догадался подарить пассажирке литровую бутылку прохладной газированной воды. Очень вкусной.
Нора усердно резала колбасу и хлеб, собирала толстенные аппетитные бутерброды. Охотно ела их вместе с Роном.
Из кабины грузовика предстоящая жизнь выглядела весьма неплохо. Рыжая соседка права. Юльск — клетка. А армия, корпус ведьм — жителю отравленного города именно это и даст настоящую свободу.
К обеденному времени грузовик остановился на тихой зеленой улице богатой окраины Шанта, города-спутника столицы провинции. Рон еще раз сверился с картой и указал пальцем на ворота великолепного особняка.
— Это и есть твое общежитие. Точно.
— С ума можно сойти! — испугалась Нора. — Какой парк, чудо! И цветы, и решетка кованая — небось еще до Раскола тут стояла. И сам дом, ты глянь, каменный.
— Гномья работа, — подтвердил Рон без колебаний. Помолчал, со вздохом признал очевидное: — Пора прощаться. Мне еще гнать назад, на базу, до самой ночи.
— Извини, из-за меня ты…
— Из-за твоей соседки, — подмигнул водитель, споро выгружая сумку и помогая Норе покинуть высокую кабину. — Она все оплатила. Только тихо, я обещал ничего тебе не говорить. Не хочешь передать записку Кире? Я завтра буду в вашем городке еще раз.
— Ох, не сообразила! Спасибо, — смутилась Нора. Сунув Рону почти полную бутылку воды, торопливо нацарапала пару слов на клочке бумаги. — Отдай ей воду, там много осталось. И вот записка. Спасибо еще раз.
— Пока, ведьма, — подмигнул водитель. — Расти красивой, сильной и вредной. Но не забывай тех, кто тебе помог. Вдруг да получится замолвить за меня словечко. Всякое случается, вот доберешься до столицы — и станешь смотреть на Рона сверху вниз, генеральша… Не отнекивайся, привыкай к перспективам. Но пока что выслушай совет напоследок. Учись быть настоящей стервой. Сейчас это очень понадобится.
Нора кивнула, шагнула на тротуар. Суетливо поправила кофту, вцепилась в сумку. Посторонилась к самому газону. Грузовик выпустил клуб сизого дыма, в два приема грузно и шумно развернулся — ему, огромному и неуклюжему, было тесно и на этой широкой, по сравнению с Юльском, улице.
Но Рон управился, и скоро рев цистерны, такой знакомый, выученный за долгие годы до последней нотки, удалился, растворился, погас. Навсегда? Неужели ей больше не придется платить за воду и дышать гнусным торфяным дымом?
— Документы, — резко потребовал металлический голос за спиной.
Нора вздрогнула, обернулась. Неловко выронила сумку от неожиданности. Перед ней в открытой створке ворот стояла настоящая ведьма, выглядящая куда лучше, чем на любой картинке в глупых пособиях. В полной форме. И, естественно, на шпильках. Тех самых, известных каждому — боевых, с длиной и остротой каблука, как у хорошего стилета. Сама — стройная, красивая до неправдоподобия, в ладной черной блузке и короткой юбке, буквально облизывающих каждый изгиб безупречного тела. С волосами ниже пояса, глянцево-вороными, кудрявыми, густыми.
А лицо… Холодное, неподвижное, аккуратно и в меру доведенное до совершенства косметикой, красотой не уступающее портретам Эрики. Глаза темные, глубокие, серо-зеленые.
Ведьма прищурилась с отчетливой насмешкой, шагнула вперед. Не произнеся более ни слова, ловко и звонко отвесила глазеющей деревенщине хлесткую пощечину. От боли и обиды сразу выступили слезы. Щека налилась саднящим румянцем. Нора невольно отшатнулась, споткнулась, цепляясь за сумку.
— Встань прямо, смотри в подбородок. Дура, сумку подбери. Откуда вас только берут таких… Не молчи, бумаги и адрес. Громко, внятно и без запинки. Или тебе нравится быть битой? С этим у нас нет проблем.
— Вот бумаги. Я из Юльска. Нора Смарл.
Нора закусила ноющую губу, удержала руку, готовую глупо, по-детски щупать горящую щеку. Юльск уже не казался страшным. Хотя… надо помнить о Кире и стараться. Нельзя сдаваться, даже не войдя в ворота. Голос черноволосой красавицы звучал ровно, уверенности в себе хватило бы на захват столицы и изведение до смерти всех эльфов мира. А вот прочего, внутри… Да никакая она не ведьма! Или прячет себя? Неужели возможно так замаскироваться? И заодно не ощутить, что сама Нора — как раз ведьма!

 

— Вызов просрочен, — лениво сообщила красавица, теряя интерес и не глядя более на Нору. — Пошла вон.
— А ты мною не распоряжайся, — разозлилась Нора, всего полчаса назад в собственных мечтах изловившая десяток эльфов и торжественно произведенная в генеральши. — Ты бездарь! А я ведьма и имею право на отбор. И пройду его.
— Ах ты…
— Не сойдешь с места, — мрачно предупредила Нора, сжимая кулаки, впиваясь ногтями в ладони. — И руки не тяни. Отнимутся.
— Неужели настоя-ащая ведьма, да-а? — Женщина заинтересованно дрогнула красиво прорисованной бровью, чуть смягчив тон. Даже опустила занесенную для новой оплеухи руку. — Занятно. Настолько, что позволяет миновать эти ворота с просроченным вызовом. Если я не сойду с места, само собой.
— Мама говорила, нельзя вредить тем, кто плохого не сделал, — жалобно сообщила Нора, теряя весь свой «генеральский» задор.
— Придется сделать тебе плохое, сахарная. Ничего иного не стоит деревенская слюнтяйка, — ласково пообещала черноволосая и отстегнула от пояса хлыст.
Пятью минутами позже Нора гордо хромала через парк. Черноволосая красавица статуей замерла у входа. Надолго. А нечего было пытаться ударить по лицу… Впрочем, она только пыталась, даже, если разобраться и быть честной перед самой собой, напоказ злила.
На шум, а скорее даже на всплеск силы, осознанный теми, кто способен его воспринять, прибежали две рыжие стервы. И снова не ведьмы, куда им… Воткнули в шею иглу, добавили еще пару — в спину. Дар угас, и тогда Нору отлупили по-настоящему, не опасаясь быть немедленно и всерьез проклятыми. Но в ворота войти разрешили. «Значит, Рон сказал правду», — злорадно и почти весело подумала девочка, облизывая разбитую в кровь губу. Красивых женщин в ладно сидящей форме, с рыжими и черными волосами — полно. Они нужны для того, чтобы обыватели жили спокойно: ведьм в стране много, и они сильны. На самом деле все не так. Она — уникальная. Может быть, одна из ничтожной дюжины настоящих, найденных за целый год во всей провинции!
Скула наливалась болью от полученного удара. Ребра жаловались на остроту локтей рыжих охранниц. Ничего. Пустяки. Зато ей, безродной нищей Норе Смарл, выделили просторную комнату с душем и даже ванной. Выдали новую красивую одежду, указали место за столом для приема пищи. Накормили сытным вкусным ужином за счет колледжа. И оставили на ночь одну. Думать, строить нелепые планы и мечтать о скором спасении семьи из грязного душного Юльска.
Роскошь, достойная древних королей: мыться под настоящей прозрачной чистой водой, хлещущей щедрыми тугими струями, бесплатной. Сколько стоило бы такое купание в Юльске? Пятьдесят руни? Сто? Нора рассмеялась и нырнула под душ вторично — изводить дорогущее пахучее мыло, восхитительный шампунь. Гулять, так гулять!
А после душа — кутаться в халат из натурального хлопка. Умопомрачительного и нереального. Уже лет пятнадцать хлопок не вызревает на землях Альянса Объединенных Провинций — АОП, как кратко называют страну ее жители. Его ввозят в очень малых количествах из-за Барьера, возникшего полвека назад, в период Раскола.
Нора не застала те времена, даже мама помнила их смутно, со слов давно умершей бабушки. В школе говорили: эльфы все начали. Они опасно исказили магию, нечто ужасное вырвалось в мир. Могучее, пожирающее природу. Гномы сочли это полезным для своих горных работ и заключили с ним союз. А люди… Люди даже толком понять ничего не успели! Те, у кого было достаточно опытных ведьм, кто обладал решимостью, был в окружении нормальных соседей и успел включиться в общую борьбу, — все они и создали АОП. Противовес для жадных устремлений вечных, которым жизнь человека — один миг. Разменная монета в торге с магическим монстром.
В учебниках подробно изложена хронология Раскола. Встречи, бесконечные обещания, доброта напоказ. И сразу же — вероломные ночные атаки, разрывающие прежние договоры. Провокации, смущающие наивных, отравляющие сознание недавних союзников. Еще в книгах рассказывается о шпионах и попытках подорвать экономику мира людей.
Десять лет тянулись переговоры. За это время пришли в полный упадок, фактически погибли, две страны к северу от Альянса. Еще одна купилась на лживые посулы и покинула его состав. А потом все кончилось в один день. Оборвалось острой болью беды — Расколом…
На центральном развороте любой книги по истории страны обязательно размещаются пять портретов ведьм, погибших при отражении первой большой агрессии. Эльфы тогда, по сути, начали полномасштабную войну, используя биологическое оружие в сочетании с чем-то еще, не менее ужасным и явно магическим. Парный удар двух этих сил смел с лица земли большой мирный город на севере Альянса в одну минуту, и новый вид вооружения врага назвали биоружием, что означает «парное, или комбинированное, — ударно-биологическое».
Остановить эту неодолимую никакими лекарствами смерть удалось, лишь создав Барьер. Он впитал силу жизней создавших его ведьм и поднялся высоко, похожий издали на грозовой фронт. Каждый год его подновляют, заклинают на упрочнение. Могущество магии длинноухих велико. Но им не постичь того, что есть в людях, — умения жертвовать собой.
Нора усмехнулась. Выходит, она как раз из числа тех немногих, кто способен поддержать Барьер и, если надо, пожертвовать собой. Странно же тут встречают начинающую свой путь к званию генеральши «героиню». Зло, неприветливо, холодно.
Потом в голову полезли совсем нелепые домыслы. Про бабушку Лору, заставшую времена Раскола. К сожалению, добрая старушка выжила из ума. Она презрительно отмахивалась от вопросов о биоружии и агрессии эльфов. И твердила шепотом, озираясь по сторонам и опасаясь рыжей соседки, что химия заводов Альянса — хуже любого вражеского изобретения. Что живых эльфов она видела, они милые и приятные, хорошие соседи и надежные друзья. Баба Лора правильно опасалась: за такие слова сразу отправят куда следует. Если их передать. Напиши донос — и готово дело, можно уехать из Юльска, за помощь в поимке пособников длинноухих хорошо платят. Нора горько усмехнулась, трезвея, приходя в себя. Быстро прошла в комнату и легла. Она еще не генеральша. И наглость — не для нее счастье, хотя назад дороги нет. Больно, неприятно вспоминать слова бабушки Лоры. Та ведь не про одних эльфов говорила. Упоминала с неизменным презрением о нынешних военнообязанных ведьмах. Цедила сквозь зубы, потирая старый шрам на плече: ни одной бескорыстной черной ведьмы, состоящей в корпусе, не встречала, да и не может быть таких. Корпус людям душу гноит, убивая всю природную доброту.
Заснуть удалось не сразу. Донимали, горели болью незаслуженные пощечины, подтверждающие правоту тех странных слов. Но еще мучительнее были соображения и предположения о предстоящей жизни в колледже. Здесь не ценят уважение, предпочитая послушание. Не поощряют умение мыслить, заменяя его заучиванием наизусть правил. Так написано в пособии о колледже ведьм. И, судя по первому впечатлению, все правда. Но ведь кроме ужасной, даже унизительной правды есть еще многое другое, хорошее и притягательное. Тот же хлопчатый халат. Или широченная кровать, а на ней — хрустящее белое белье. Прохлада туманного вечера. Шелест живой листвы парка, перебираемой восхитительным ветерком. Запах скошенной, может быть, первый раз за эту весну, сочной газонной травы. Все так безупречно…
Нора пыталась отвлечься от раздвоенности восприятия минувшего дня, от причиненных обид и смутных далеких ожиданий. Порой ненадолго удавалось успокоить себя. И тогда на дне души снова принимался ворочаться червь полузабытой боли, скользнувшей холодком по позвоночнику при отъезде из Юльска. Так обычно опознается ее способностями ведьмы неотвратимая беда. Серьезная, опасная, крупная. Дома неладно. Кире плохо. Маме плохо. Всем плохо.
К полуночи луна вылила на пол два ведра серебряного сияния, яркого, текучего, плотного. В нем полоскался узор тонких занавесок, назойливо мельтешил перед утомленным взором. Переплеты окна черными крестами придавливали сияние к полу, словно старались погубить его. Темные мысли и предчувствия не уходили, но усталость постепенно взяла свое, и Нора прикрыла глаза, заставила тело расслабиться, постаралась дышать очень ровно и тихо. И наконец задремала.

 

Во сне беда обрела полноту силы. На поверхность серебряных омутов лунного света всплыли видения. Сперва блеклые, едва годные для распознания. Потом все более подробные и отчетливые, словно растущий ужас добавлял им яркости и прорисовывал страшные и точные детали.
Рон бежит по горелому лесу, стремится убить кого-то, злобно хохочет, размахивая длинным ножом, — и сам умирает. Жутко и внятно видна его смерть: стоит на коленях, жалко вымаливая пощаду. Ничтожный, слабый, уродливый… захлебывается визгом. И сон приобретает угрожающий оттенок пролитой крови.
Кира плачет, тоже спешит через черный лес, спасаясь от погони, и горелые ветки тянут к ней свои закопченные когти, рвут платье, впиваются в кожу. Сестре страшно до немоты, дышать она едва решается. За спиной беда — не смерть даже, нечто гораздо хуже смерти. Кира спешит, хотя нет и тени надежды, ноги дрожат и подламываются.
Лорран беззвучно скользит в ночи, привычный к темноте и ловкий. Или не Лорран, а тот, кого он обычно играет в кино? Тени прячут его, лес, даже мертвый, помогает ему. Злодей достает свои знаменитые парные мечи эльфа Тиэля из «Кровавой полуночи», клинки шипят змеями, их владелец одними губами улыбается, пристально глядя в испуганное, серое лицо матери девочек. Потом протягивает руку маленькой Кире. Наивной крохе Кире, которая не умеет видеть в людях дурное и верит, что эльфы таковы, какими их описала бабушка Лора. Кира ни одного фильма не смотрела до конца. И ей не видно теперь, в темноте ужасной ночи, что на ладони Лоррана темными брызгами запеклась кровь… И глаза эльфа — темные, усталые, в них только что отразилась смерть.
Юльск задыхается. Юльск горит, кровь запеклась на телах, хлопья пепла ткут сплошной саван. Отрезают прошлое, обрекают на одиночество. Окончательное, немое и мертвое…

 

Нора проснулась с криком. Вся, до самых корней волос, в холодном поту, даже халат промок. Дрожащая, жалкая, раздавленная видениями свершившейся беды, в которую не хотелось верить. Это очень по-детски: промолчать, укрыться с головой теплым одеялом, спрятаться, отгородиться, постараться забыть сон. И упрямо надеяться, что тогда он исчезнет, не сбудется. Глупо… Но теперь Нора готова была цепляться за самую слабую и наивную надежду. Лишь бы не звенела в ушах пустота, лишь бы пепел не мерещился, а запах горелой плоти не донимал память.
Она долго и усердно мылась под невыносимо горячей, обжигающей кожу водой, от которой шел пар. Но озноб не ушел. Кое-как дрожащими руками удалось натянуть новую одежду. На столике у кровати нашелся графин с водой, и Нора жадно выпила ее всю. Села без сил, попыталась отдышаться и собраться с мыслями.
Надо найти способ позвонить домой. Неизвестно даже, есть ли здесь телефон и разрешат ли им воспользоваться. Кого спросить? К тому же междугородные переговоры стоят, наверное, очень дорого.
В дверях возникла вчерашняя брюнетка. Бывают же на свете совершенные люди! И отчего такая дивная внешность достается мерзавкам без души, без совести и доброты? Спасибо хоть, дара ведьмы ей не отмерили! Про телефон у нее спросить не получилось, та и слова не дала сказать.
— Тебя ждет директор, — знакомым металлическим голосом сообщила красавица. Усмехнулась и добавила: — За вчерашнее я тебе отплачу, сопливая деревенщина. Так и знай. Здесь ты никто. И удавишься гораздо раньше, чем закончишь колледж. Во-он той веревкой от штор. Тварь, из-за тебя… а, ладно. Сочтемся. Помогу петельку завязать на твоей веревке.
— А ты будешь жить долго и с икотой меня вспоминать, — без особой злости ответила Нора, охотно сбрасывая на гнусную бабу свой ночной страх в виде вполне действенного темного пожелания. Почему-то всерьез мстить не получалось. Было что-то очень искреннее в обвинениях охранницы. Гнев? Непонятно за что. Но рыжих, избивших ее вчера, Нора наказала с большим азартом, чем эту, отстоявшую несколько часов без движения, уже получившую свое. Нора вздохнула и закончила фразу: — Как подумаешь гадость, сразу…
— Ык…
— Вот так, — копируя ласковый тон красавицы, сообщила Нора. — И это не исчезнет, даже если я умру.
— Ык…
Не будь жутких снов и отчаяния, сгибающего и опустошающего куда сильнее физической боли, Нора никогда бы не поступила подобным образом, не прокляла. Но сны были. И новую волну чужой — да и закипающей своей, ответной — злобы пришлось погасить так, быстро и решительно. Нора давно усвоила, что существует некий порог эмоционального накала, перейдя который она себя плохо контролирует. Миновав его, она может пожелать что-то непоправимое. Окончательное. Бабушка Лора, добрая душа и умница (пока не затевала своих странных разговоров о Расколе), учила стравливать злобу без вреда для людей. Или хотя бы ограничиваться мелочами. Вроде икоты.
— Следуй за мной, — куда более мрачным голосом предложила брюнетка. И добавила закономерное «ык». Вместо слова «тварь», не иначе…
Директором колледжа — кстати, в высоком звании полковника — оказалась роскошная рыжеволосая ведьма лет сорока… или пятидесяти? Поди пойми. Настоящая, сильная, стройная и холодная, как ледяной айсберг. На провожатую, давящуюся икотой даже теперь, когда пришлось вытянуться по стойке «смирно», директриса глянула с умеренным интересом. Как на малоценную вещь.
— Сержант Марша Тивис… Опять! Сколько раз я тебя предупреждала: не доводи моих малышек до крайности. Уволю. Не в запас, а в связи с нарушением дисциплины — сдохнешь на помойке.
— Ык…
— Ох ты, и меня почти вслух назвала тварью? Не отводи взгляд, я тебя знаю и без этих глупостей с чтением мыслей, было бы что читать! — Рыжая директриса пренебрежительно усмехнулась уголками губ, с напускной задумчивостью изучила свои безупречные алые ногти. — Так, подумаем без спешки.
Нора сжалась и тоскливо глянула на Маршу. Злодейку было уже здорово жаль. Потому что по сравнению с этой полковницей она — воплощенная доброта и кротость. Даже свою холодную манеру говорить, едва разжимая губы, скопировала с директорской. Но в исполнении брюнетки ласковый голос настораживал, а вот при первых звуках воркующего тона хозяйки огромного кабинета хотелось бежать прочь, без оглядки, далеко и не останавливаясь.
— На кухню, — закончив рассматривать лак на мизинце, сообщила свое решение директриса. — В часть сопровождения дагов, север провинции, лагерь двадцать семь — девять. Иди. Я оповещу там кого следует, что ты не совсем ведьма. И работала в юности по… специальности.
— Не надо, — залепетала брюнетка. — Умоляю.
Она поникла, затем решилась, рухнула на колени и поползла к столу, торопливо обещая исправиться и уговаривая простить ее. Директриса не мешала. Сидела у стола, лениво качала алую туфельку на пальцах красивой стопы с высоким подъемом и наблюдала. Довольно усмехнулась, лишь когда женщина подползла к самым ногам.
— Я еще подумаю. И ты подумай, перед кем себя выставлять ведьмой, а перед кем ползать, не затевая споров. В гордость мы играем… В незави-исимость. В собственную зна-ачимость мы порой необдуманно верим, — насмешливо растягивая слова, сообщила директриса. Добавила куда более деловым тоном: — Ползи к главному входу. И там стой до вечера. На коленях, само собой. Текст помнишь?
— Да, — с явным облегчением кивнула Марша. — Я жалкая тварь. У меня нет способностей. Я здесь из милости.
— Именно. Ну ползи.
Нора посторонилась, открыла дверь кабинета и с ужасом проследила, как женщина ползет по ковру, не переставая повторять одни и те же слова. Громко, отчетливо.
Еще сильнее захотелось домой. Да лучше умереть в Юльске от удушья, чем стать такой, как эта полковница.
— Садись, детеныш, — усмехнулась обладательница алых ногтей и указала на удобное кресло напротив своего. Точнее, под углом к нему, у невысокого круглого столика, к которому рыжая полковница уже переместилась.
Нора аккуратно устроилась на краешке мягкого кожаного сиденья, размерами больше похожего на диван. Скользкая и излишне мягкая подушка, впрочем, немедленно проглотила девочку, обняла со всех сторон, втянула, погрузила в самые недра ловушки. Сидеть так было вроде бы удобно. Вместе с тем возникало ощущение плена и полной зависимости от воли хозяйки кабинета. Казалось, невозможно даже выбраться из объятий кресла без посторонней помощи.
Да еще это словцо — «детеныш». Странное, однажды уже произнесенное другим человеком. Роном.
Пока Нора пыхтела и боролась с креслом и мыслями, директриса успела ее рассмотреть. Пристально, бесцеремонно и молча.
— Итак, нет смысла проводить отбор, — вздохнула она наконец. — Ты ведьма, черная — потенциально, по крайней мере. Вопрос в ином. Годишься ли ты для своего высокого предназначения? Для борьбы, которую мы ведем без надежды на скорую и окончательную победу. Без уверенности в награде и повышении. Ты — тонкокожая неженка, не знающая силы нашего врага. Тебе эту дуру Маршу жаль. А мы ведь на службе. Мы людей подозреваем и даже убиваем, детеныш.
— Я думала… — испуганно пискнула Нора.
— Само собой, прежде всего мы ищем и обезвреживаем эльфов, — кивнула директриса. — Но у них есть пособники и сторонники. Есть глупцы, купившиеся на их золото и иные посулы. Знаешь, вчера, когда ты шла через парк, жалея себя и хныкая, я была здесь, смотрела в это окно. И сочла, что ты нам не подходишь.
Рыжая ведьма решительно сбросила одну туфельку, затем вынула ногу из второй и поглубже утонула в соседнем кресле. Некоторое время молча изучала окно, словно заново перебирая вчерашние свои наблюдения и сомнения. Вполне точные и обоснованные, по мнению Норы.
Директриса вздохнула, виновато развела руками. Вот и кончился отбор…
Нора почти обрадовалась: скоро она снова вернется в Юльск! И не будет ни колледжа, ни ужасной присяги, ни ползающей по коридору икающей Марши.
Не будет? Тогда почему она здесь? Выставить за порог можно, не приглашая в свой кабинет.
— Все изменилось, — сухо бросила директриса. И добавила ровным голосом, без выражения: — Ночью. Сегодня. Кстати, как ты спала?
— Кошмары, — кое-как выдавила одно слово Нора, подавшись вперед.
По спине снова ползла холодная капля пота. Не поедет она в Юльск. Не поедет, точно. Все действительно плохо. Даже, пожалуй, окончательно плохо… Не во сне — в реальности. Разве хоть раз обманывало чутье?
Рыжая мельком отметила смену оттенков отчаяния на лице новой ученицы. Чем быстрее и глубже, тем сильнее дар, это она знала наверняка. И осталась весьма довольна результатом.
— Итак, ты ведьма. Не вижу смысла щадить тебя. Жизнь надо принимать такой, какова она есть на самом деле. Вот экран. — Алые ногти блеснули, когда пальцы задействовали пульт в подлокотнике. На дальней стене разошлись две большие панели. — Я дам тебе просмотреть полную рабочую запись. Получила ее с курьером час назад. Сама еще не видела, только прочла сопроводительное письмо. Сокращенная версия видео, без тяжелых подробностей, пойдет в вечерних новостях. Прими мои соболезнования, хотя в адрес ведьм их не принято высказывать. Но всех в одну ночь…
— Да кому нужен наш Юльск? — Нора в последний раз отчаянно попыталась не поверить в сбывшийся кошмар.
— Я тоже виновата, — сухо и зло сказала рыжая. — Следовало съездить и проверить лично. Были сигналы… Мы тоже подумали: кому нужен ваш гнилой городишко? И отправили одного наблюдателя. Ты знаешь его как Рона. Знала. Он не вернулся с задания, хотя был вполне опытным дагом. В звании капитана, кстати. И не провинциальная заштатная часть — корпус «Ясный день», элита.
Экран ожил, и Нора стала смотреть на него вопреки растущему с каждым мгновением желанию прикрыть веки и не видеть. Не знать. Даже не догадываться, что подобное может произойти в Юльске. По-настоящему. Не в очередном тупом фильме про эльфов, к которому привыкли и более не находят в ужасе ужаса. Смакуют детали и видят в них лишь «мрачную красоту идеально выполненных спецэффектов»… Нет никаких эффектов. Есть обыденный и необратимый кошмар свершившегося в тихом, заброшенном, вымирающем, никому не нужном городе. В Юльске, отгороженном надежным шлагбаумом и колючей проволокой от всего мира и даже от самого Альянса. В городе, принадлежащем концерну целиком, со всеми людьми, если уж честно. На землях, находящихся почти в центре одной из наиболее спокойных провинций. В полутора тысячах километров от границы АОП.
Но эльфы добрались и сюда… неуловимые, безжалостные, несущие смерть.
Нора смотрела на экран и более не пыталась отвести взгляд. Наоборот, запоминала. Ловила детали. Вряд ли ей позволят еще раз изучить запись. Снимали наспех, кадры повторялись, целые куски дублировались с разных ракурсов. Руки у оператора, видимо, дрожали — временами картинка теряла четкость. Нора сразу поняла: это — настоящее. Та самая оперативная съемка, о которой даги то и дело упоминают в фильмах про эльфов. Только на сей раз и пожар, и кровь — не бутафорские. И трупы — тоже.
Погибших ко времени прибытия оператора уже сложили в длинный ужасный ряд. Аккуратно накрыли белыми простынями, во многих местах сразу пропитавшимися кровью. Темной, засохшей. И свежей, еще красной и продолжающей сочиться…
Лица еще не укрыли. Оставили для опознания. И Нора с ужасом, лишающим дара речи и способности думать, глядела, закусив губу, и опознавала. Старую Лору, библиотекаря, соседку. Управляющего торфоразработками, мастера участка, водителя Рона. Владелицу последнего городского кафе, ее семилетнего сына, приятеля Киры. А потом — она так надеялась, что их нет среди погибших, ряд тел уже почти весь остался позади — Киру, совсем маленькую и очень бледную. Маму…
Директриса погасила экран. Еще раз задумчиво глянула на маленькую ведьму. Усмехнулась. С умными, не склонными считать, что цель оправдывает средства, с лишенными подлинной жажды славы, с самыми талантливыми — труднее всего. Эта малолетняя дрянь не станет ползать, как трусливое ничтожество Марша. А если и научится кланяться, что толку? Из-под палки способности не развить. Зато теперь Нора Смарл, девочка с высочайшим скрытым потенциалом развития, без сомнений, сама приложит все старания, чтобы выйти из колледжа настоящей сильной ведьмой. И будет служить стране как верная собака. Даже даром, невзирая на голод, насмешки и побои хозяина. Такие очень нужны.
— Иди. Сегодняшний день в твоем распоряжении. Я пришлю твоего личного наставника, следует обсудить план учебы на год. Придется вклиниваться в группу, нагонять, ты приехала поздновато. А пока надо оформить документы на наследство, тебе, как родственнице жертв произвола наших врагов, полагается немалая сумма. Потом поедешь на похороны, я дам машину. Собственно, их уже захоронили, но можно посетить могилу, — мягко говорила рыжая ведьма. И ждала ответа.
— Я не поеду, — вполне закономерно отозвалась Нора. Голос был тихий и очень спокойный. — Не хочу терять время. Мне стыдно и больно. Я никогда не верила, что эльфы вообще существуют. Теперь я знаю: они есть. И какие они, тоже знаю. Но я приложу все силы, чтобы стало иначе. Чтобы ночь сделалась тихой и безопасной.
— Значит, желаешь попасть в группу поиска, — насмешливо предположила директриса. — Наивное устремление. У меня у самой не худшие данные по дару, но не прошла отбор, как видишь. Здесь маловато злости или личных мотивов для мести длинноухим. «Тихая ночь» — элитное подразделение.
— Я постараюсь. — Губы у Норы дрожали. — Очень.
— Хорошо. Я это запомню. Иди.
Нора кивнула и вышла в коридор. Стены плыли перед глазами. Она не помнила, как добралась до своей комнаты. Попыталась хоть немного успокоиться, взялась слепо, на ощупь, разбирать вещи. Старую кофту повесила в пустой шкаф. Бросила на полочку коричневую майку, брюки. Безразлично вытряхнула на пол вторую пару…
И села, окончательно раздавленная.
Она никогда не умела собираться аккуратно. В этот раз тоже свалила вещи в сумку комком, не глядя. И хитруля Кира успела-таки сунуть в самую середину кома свой старый вышитый мешочек для ценных мелочей.
Теперь он выпал, раскрылся. На ковер выкатились шесть печенинок и даже две конфеты. Не съела ни кусочка за столом. Сестре в дорогу набирала, опустошая вазу. Потому и улыбалась самым загадочным образом, покидая дом.
Нора бережно уложила вкусно пахнущие печенинки в мешочек. И с отчаянием подумала: нет никаких сил поверить в то, что Киру кто-то обидел. Разве ее — можно? Разве на такую поднимется рука? У человека — нет.
Только ведь они — не люди…
Назад: Оксана Демченко УБИТЬ ЭЛЬФА
Дальше: Глава 2 АК-БАНТО. НОЧНОЙ ПОЛЕТ