К замку мы подъехали глубокой ночью. Или ранним утром? Во всяком случае было еще темно. Круглая луна на черно-синем небе, в россыпи звезд, смотрелась сливочным пирожным в сахарных крошках. После знойного дня наступившая прохлада была как бальзам на изжаренную душу, глотком воды после соуса чили.

— Давай немножко погуляем? — предложила я.

Звенели цикады. Но не как вечером — веселым хором, а душевно, сольно и сонно. Возле пруда цикад сменяли лягушки. От воды веяло свежестью. Я сняла босоножки и прошлась по хрустальной глади, рябью волн взбудоражив лунную дорожку.

— Красота, — констатировала я. — Всегда мечтала о такой даче. Тони, можно я к тебе следующим летом снова приеду?

— Зимой здесь тоже неплохо. Особенно когда выпадает снег. На это Рождество все засыпало и деревья стояли белые от инея.

Я зажмурилась. И почему летом всегда так приятно вспоминать зиму?…

— Нет, все-таки я лучше заявлюсь к тебе где-нибудь в мае-августе. Куплю соломенную шляпку, повешу вот сюда гамак…

— Отличная идея! Как это я раньше не подумал.

Через минуту Энтони припомнил, на каком из чердаков какой башни потерялся искомый предмет и — вуаля! Посреди лужайки возник клубок переплетенных веревок.

А вот повесить гамак оказалось делом более долгим. В лунном свете веревки капризничали и с удовольствием путались. А когда мы наконец-то уселись рядышком, то со смехом свалились друг на дружку. Ничего странного — закон гамака!

Плечом к плечу, слегка покачиваясь, как на качелях. мы принялись считать звезды. Яркими искорками они, казалось, прыгали с одной ветки на другую и обратно.

Мне почему-то вспомнился вчерашний разговор Джеймса с Виком. Правда, это было на другой стороне пруда.

— Мне показалось, что Джеймс огорчен упадком нравственности. Почему? — спросила я у Энтони, вкратце пересказав суть беседы. — По-моему, он должен, наоборот, радоваться?

— Вовсе нет, — возразил Тони. — Для нас это реальная проблема. То есть я-то охотник, мне все равно. А вот тем, кто работает с людьми, сейчас приходится сложно. Души обесценились. Заставить человека согрешить — пара пустяков. Но на общей серости жизни это будет лишь очередным пятнышком среди прочих. Такие души у нас считаются третьим сортом. Они не способны на большие чувства, не пригодны для настоящих, серьезных дел. Короче, не нужны ни Богу, ни нам. Сплошной брак.

— Как интересно. В Библии что-то такое говорилось: раскаявшийся грешник Небесам милее ста праведников?

— Совершенно верно. Только у нас наоборот — согрешивший праведник ценнее тысячи грешников.

Я задумалась. Вот ведь политика! И тем, и другим до лампочки свои постоянные приверженцы — дай отобрать друг у друга клиента! Оказывается, вот она какая — борьба Добра со Злом…

— Послушай, Тони, вот ты охотишься на вампиров, маньяков. А избавление мира от разных мафиози, коррупционеров, бюрократов и шантажистов в твои обязанности не входит?

— Ну, во-первых, за всеми перечисленными тобой злодеями охотятся наши светлые коллеги. А во-вторых, большинство этих типов — наши агенты. У остальных имеются лицензия и наблюдатель от конторы. Другое дело, если лицензии нет, — вот тогда это мой профиль.

Заложив руки за голову, Энтони откинулся назад — мне пришлось сделать то же самое. Ой, хорошо! Только так и заснуть можно…

Близился рассвет. Небо становилось все светлей и ярче. Звезды постепенно исчезали, растворялись в прозрачной синеве. На востоке несмело поднималось утро: густая синь небосвода бледнела в голубизну, потом окрашивалась нежной зеленью. Над самым горизонтом засветилась желтая полоска.

Стали просыпаться птицы. Захлопали крыльями, зашевелились в кудрявых кронах. Прямо над головой качнулись ветви, зачирикала какая-то невидимая звонкая пичужка. И с высоты мне на футболку спикировало толстое, длинное, жирное, мохнатое, зеленое чудовище!

— А-а-а!!! — заорала я голосом морской сирены с американского авианосца. — Тони!! Спаси!!! Убери с меня это ЧУДИЩЕ!!

— Спокойно!! Не дергайся! И прежде всего замолчи.

— А-а-а!!! Не могу!! Оно по мне ползает!.. — И слезы градом посыпались из моих глаз.

— Это всего лишь гусеница, — успокаивающим тоном заверил меня Энтони. — Вот посмотри, ее уже нет. Я ее выкинул, и сейчас ее слопают на завтрак птички. А если не слопают, она станет симпатичной бабочкой. Ну перестань, вытри слезы…

— Не могу, — всхлипнула я. — Она такая мохната-ая-а…

И тут Энтони сделал такое, от чего у меня не только слезы высохли разом, но и вся я остолбенела. Он обнял меня за плечи, притянул к себе и поцеловал в губы.

Минуту я боялась вздохнуть, шевельнуться и открыта глаза.

— Ты это чего? — выдохнула я наконец шепотом. — Я этого не хотела, я совсем о другом думала…

— Я знаю, — ответил он тихо, — я хотел.

Что? Я не могу поверить своим ушам!

— Я хотел вернуть долг, — поправился Тони.

— Ах, ты в этом смысле… Но это было вовсе не обязательно. Все-таки тогда упал вертолет, а сейчас — всего лишь гусеница…

— Извини. Просто я подумал, когда еще следующего вертолета дождались бы…

Солнце еще не показалось, но оно было уже совсем близко. Лучи его расцветили легкие кружева облаков всеми оттенками золота, спелых персиков и майских роз. Отражаясь от неба, свет нежным сиянием опускался на землю, окутывая, наполняя воздух, растворяя в себе тени.