Глава 13
Наблюдая за тем, как бьются в конвульсиях обычно невидимые, на этот раз проявленные воздействием волшебных концентраторов линии Силы, я подумал, что они сейчас похожи на жирных лазурных анаконд, которых терзают электрическим током какие-нибудь отмороженные изверги.
— Впечатляет? — спросил встретивший меня у первой линии оцепления Боря Харитонов.
— Впечатляет, — признался я.
На самом деле впечатляло. Очень. Команда Серёги Белова превратила строительную площадку в настоящий театр боевых магических действий: строители и зеваки эвакуированы, территория оцеплена низшими чинами, вдоль забора из гофрированной жести через каждые пять шагов расставлены похожие на античные вазы концентраторы Силы, а само недостроенное здание будущего торгово-офисного центра от основания до самого последнего этажа скрыто в клубах магической Завесы Анкара. Обычно эта мутно-серая пелена вызывается коллективным заклинанием, дабы скрыть нечто важное и непредназначенное для чужого взора. Либо для этого, либо для того, чтобы на какое-то время — вот неподвластный уму парадокс — остановить поток времени. Но чаще всего — поскольку спрятать что-либо и устроить безвременье можно и менее затратными способами — используется она тогда, когда нужно устроить и то и другое одновременно. Одновременно и безотлагательно.
Позволив мне оценить масштаб происходящего, но ничего до поры до времени не объясняя, Боря повёл меня за вторую линию оцепления.
— Как у тебя вчера с Ирмой сложилось? — поинтересовался я, нырнув под оранжевую оградительную ленту. — Стыковка прошла в штатном режиме? Или пришлось перейти на ручной?
В ответ Боря издал протяжный звук, похожий на стон подбитого изюбря. И обронил, не поворачивая головы:
— Сыпанул ты, братишка, мне соль на свежую рану. Вот такую вот горсть сыпанул. За что, спрашивается?
— Неужели разругались?
— Хуже. Девчонка динамо крутанула.
— Быть такого не может.
— Может, дракон, ещё как может. Исчезла в полночь как профессионалка, я даже глазом не успел моргнуть.
— Бывает, — посочувствовал я.
— Она исчезла, — продолжил Боря с покаянной искренностью старого пьяницы, — а я с горя до хрустального звона дозаправился. Худо мне сегодня. Ой, худо, Егор. И душа болит, и головушка.
Не найдя, чего сказать, я вновь протянул:
— Бывает.
— Ага, бывает, — вздохнул Боря и, нервно одернув полу чёрного бушлата, добавил: — Отчего-то в последнее время всё чаще и чаще.
До служебного, напоминающего бронетранспортёр, «хаммера», возле которого Молотобойцы организовали нечто вроде временного штаба, оставалось шагов двадцать. Там под пляжным тентом клоунских цветов стоял канцелярский стол, за ним в легкомысленном плетёном кресле, с которого даже не удосужились сорвать огромный пластиковый ценник, сидел Серёга Белов и напряжённо говорил с кем-то по спутниковому телефону. Исполосованное шрамами лицо главного опера местного Поста было мрачнее тучи, свободная ладонь то теребила бороду, то оглаживала ворот бессменной кожанки, то сжималась в кулак. Давненько я не видел своего приятеля в столь растрёпанном расположении духа.
Остальные служивые (кто в чёрно-оранжевых форменных комбинезонах с монашеского вида капюшонами, кто по гражданке, но все — с поясами Молотобойцев и боевыми мечами инхипами) стояли полукругом на почтительном расстоянии от своего командира в готовности немедленно выполнить любой его приказ. Было их по какой-то странной случайности, как апостолов, двенадцать. Большинство я знал шапочно, на уровне «Привет, как дела? — Пока не родила». Близко — лишь боевого мага Володю «Нырка» Щеглова, эксперта по заклинаниям Самохина и чародейку Нашу Машу, длинноногую буряточку, состоящую в штате Поста на должности со столь замысловатым названием, что без ошибок произнести его вслух пока ни кому не удавалось.
Приметил я и ещё одного персонажа развернувшегося фантасмагорического действа. В стороне от кондотьеров, вдоль забора, что огораживал строительный котлован, прохаживался, заложив руки за спину, незнакомый мне человек в сером пальто и серой же щегольской шляпе. Было ему лет тридцать-тридцать пять, он заметно нервничал, хотя всеми силами и пытался выглядеть спокойным. Незнакомец мне этот почему-то сразу не понравился. Было в нём, при всей его смазливости, нечто отталкивающее. Похож на фигуру, вырезанную из второсортного картона, подумал я про него. Такой же серый и плоский.
Мы не дошли до внедорожника всего ничего, когда Боря вдруг потянул меня в сторону:
— Отойди-ка, Егор, пока вон туда, к будке строителей. Жди и делай вид, что не при делах. А я пока доложу Архипычу, что ты уже прибыл.
Ничего не понимая, я проворчал:
— Сами вызвали, теперь церемониал какой-то левый устраиваете.
— Так надо, Егор, — извиняющимся тоном сказал Боря и коротко кивнул в сторону незнакомца. — Видишь, мы тут не одни.
— Заметил. А кто это?
— Да так. Прыщ один из столичного Поста.
— Чего тут забыл?
— Это тебе Архипыч расскажет, я не уполномочен. Хотя, признаться, сказал бы сейчас насчёт этого козодоя пару ласковых. Ох, сказал бы. Да ещё бы, будь моя воля, и настучал ему по черепку. Знаешь, так от души бы настучал. Со всей пролетарской ненавистью.
После этих гневных, горячечных, подкреплённых взмахами огромного кулака слов Боря оставил меня, а сам, ускорив шаг, направился к своему командиру. Подойдя к столу, дожидаться, когда полковник закончит телефонный разговор, не стал, пригнувшись, сунулся под тент и зашептал в свободное ухо. Главный опер сразу просветлел лицом, нашёл меня глазами, отсалютовал уставными «вилами» и сделал знак рукой, который я понял так: подожди немного, дракон, сейчас закончу.
В ответ я сдержано кивнул, дескать, ладно, жду. И доставая на ходу сигареты, направился к выкрашенному в ядовито-зелённый цвет вагончику на колёсах, который строители установили недалеко от аккуратно сложенных в стопку железобетонных плит перекрытия. Не успел я сделать в сторону бытовки и трёх шагов, как услышал хорошо знакомый голос:
— Глаза дракона сияют. Лик его ужасен. Движения быстры. Он прекрасен. Он весь, как божия гроза. Привет, старичок.
Я обернулся. От здания торгового комплекса ко мне приближался эгрегор Кика, яркий представитель той когорты удивительных существ, которые появляются в Пределах в результате волевого порыва людей, объединённых единым желанием.
Бывают эгрегоры жадности, бывают — глупости, бывают — хаоса, случаются эгрегоры твёрдого порядка, народного гнева и благородной ярости. Ну а мой знакомец Кика — эгрегор нездорового любопытства. Материализовался в Пределах в перестроечные времена благодаря неудержимому желанию горожан во что бы то ни стало узнать всё то, что семьдесят лет скрывала от них родная Советская Власть. С тех пор подвизается на ниве журналистки, в последние годы — в качестве фрилансера. Работает сразу со всеми газетами Города, вхож во многие благородные дома, обладает способностью присутствовать одновременно в нескольких местах и всегда знает все последние городские новости. Одним словом, очень информированное существо. Самое, пожалуй, информированное.
С виду он обычный человек, у него даже имя человеческое есть, хорошее такое имя — Илья Комаров, и надо быть посвящённым, чтобы увидеть, что у этого дружелюбного, бодрого пятидесятилетнего толстячка нет души. Нет как таковой. Как и у всякого, кто рождён далеко-далеко за Пределами.
Пожимая пухлую, никогда не знавшую грубой работы ладошку, я поинтересовался:
— Чего тут нужно представителю продажной прессы?
— Вызвали, — коротко пояснил Кика, кивнув в сторону молотобойцев.
— Тебя-то зачем?
— Всегда, старичок, вызывают, когда нужно грамотно соврать профанам. На птичьем языке спецслужб это называется «информационным прикрытием».
— Ты у них в штате? — удивился я. — Вот не знал.
Кика покрутил пальцем у виска:
— С ума, что ли, сошёл? Как я могу быть у Молотобойцев в штате? Я ведь, старичок, не человек, я инфернальный выродок. Забыл?
— Ну не человек. И что?
— Как «что»? Души нет, стало быть, священных клятв давать не могу, и высоких обетов принимать не смею. Потому работаю исключительно по разовым, ни к чему меня не обязывающим, договорам. Так и только так.
— Платят-то хоть хорошо? — спросил я не столько из интереса, сколько для поддержания разговора.
— Платят, — уклончиво ответил Кика.
— Мало значит.
— Курочка по зёрнышку клюёт.
— Ха-ха.
— Только за плату работает быдло.
— Идейный?
— Типа того.
— Уважаю.
Играя в такой вот словесный пинг-понг, мы дошли с ним до вагончика строителей. Подложив под зад пакет с журналом, я замечательно устроился на откидной лестнице и похлопал по ступеньке, приглашая Кику присесть рядом. Эгрегор провёл по металлической поверхности пальцем с отполированным ноготком, удостоверился, что пыльно-грязно, и воздержался. Поберёг свой стильный светло-бежевый плащ.
— Не в курсе, что тут происходит? — закурив, спросил я. Протянул пачку эгрегору, вспомнил, что не курит, и спрятал её в карман.
— Когда позвонили, — подставляя лицо лучам слабого осеннего солнца, ответил Кика, — сказали, что КС четвёртой степени,
— А мне дежурный сказал, что второй.
— Второй? — Кика скосился в сторону спрятанной в клубах Завесы новостройки, потом задумчиво подёргал ухо в районе богемной серьги и, продолжая по-кошачьи щуриться на солнце, заметил: — Сдаётся, старичок, косяки у них по ходу дела пошли.
— К бабке не ходи, — сказал я. — Оттого и интересуюсь: что за блудняк? Колись, Кика. Быть такого не может, чтоб не знал.
Эгрегор не сразу, но ответил:
— Утверждать, старичок, ничего не берусь, но краем уха слышал, что с рассвета хидлера по городу гоняют.
— Демона душевного смятения?
— Ага, длиннохвостого.
Тут Кика усмехнулся чему-то своему и продекламировал, весьма удачно имитирую голос Левитана:
Внимание, внимание,
Апофеоз камлания.
Сегодня под мостом
Поймали хидлера с хвостом.
После чего спросил:
— Помнишь стишок?
— Стишок помню, — сказал я. — А почему такой кипеш, признаться, не пойму. Хидлер — существо вредное, конечно, но не столь опасное, как, например, кятлот, крым-рым или угрюм-акар. Взять его для опытного мага — пара пустяков. Да? Нет?
— Ты маг, тебе видней. Случись, сам бы сумел захомутать?
— Будь при Силе, запросто. Причём, в одиночку. — Похвалившись, я кивнул в сторону молотобойцев. — А тут таких, как я, человек шесть. И ещё человек шесть тех, кто намного меня круче. Я уже не говорю об Архипыче, маге высшего уровня.
— Стало быть, старичок, что тут не так, — рассудил Кика.
— Да, похоже на то, — согласился я. А затем, держа в уме свои недавние злоключения, решил воспользоваться тем, что встретился с самым информированным существом Города. Спросил как бы между прочим: — Что нового слышно? Чем город дышит?
— Чем попало, — ответил Кика и взял паузу.
Я не стал его торопить, знал, немного потерплю, и сам всё расскажет. Так и случилось.
— Кто-то диким войну объявил, — не выдержав и пяти секунд, начал Кика с самого на его взгляд любопытного. — Два трупа нашли поутру на берегу Ухашовки, а ещё двое у них без вести пропали. Слышал о таком?
— Краем уха, — соврал я. — А с чего ты решил, что это война?
— Говорят, — пожал плечами Кика.
— А ещё что говорят?
— Говорят, Михей Процентщик где-то разжился египетским крестом.
— Настоящим?
— Самым что ни наесть, чуть ли не из гробницы. Занятно, да?
— Угу, — кивнул я. — Занятно.
— А ещё мне зуб выбили в драке. — Тут Кика повернул лицо в мою сторону, раззявил рот и ткнул в то место, где ещё недавно был резец. — Видал?
— Кто это тебе так? — удивился я.
— Есть умельцы, — хмыкнул эгрегор и, видя моё искреннее (а оно было действительно искренним) сочувствие, стал делиться: — Вчера сдуру попёрся на шабаш непримиримых, думал сенсацией разжиться. Разжился, блин. Поначалу ничего беды не предвещало. Сел, как обычно, в первый ряд, диктофон врубил, стал слушать пламенные речи. Полчаса слушаю, час, полтора. Скукотища такая, что от зевоты челюсть сводит. Ещё немного и точно бы уснул. Но тут один деятель из особо одарённых вдруг выдает с трибуны, что Путин — ноль без палочки, которому с ценами на нефть повезло. А я возьми и ляпни сдуру, что Бог не фраер, знает, кому помогать. Сказал, вроде, тихо, в четверть голоса, но услышали. И понеслась. Слово за слово, а потом сразу стульями.
— Пострадал, стало быть, за своего соплеменника, — не сумев сдержать улыбки, сказал я.
Кика на мою откровенную иронию внимания не обратил и гордо заметил:
— За своего — святое дело.
Честно говоря, я не совсем понимал, как это бездушный может блюсти святость, но, боясь обидеть, расспрашивать об этом не стал и сменил тему:
— Слушай, а ты Холобыстина знаешь? Писателя?
— Барина, что ли? — уточнил эгрегор.
— Его что, «барином» обзывают?
— А ты его когда-нибудь видел?
— Довелось.
— Разве не барин?
Представив вальяжную фигуру редактора «Сибирьских зорь», я согласился:
— Вообще-то да, тянет на барина. Представительный такой дядечка. Только вот чего не пойму: с чего кормится? Был я в его редакции, слёзы наворачиваются. Нищета.
— Маскируется гад, — уверенно, со знанием дела сказал Кика.
— Стало быть, шустрит?
— Шустрит проныра.
— И чем промышляет?
— Между нами?
— Разумеется.
— Тут такое дело. Допустим, ты бизнесмен средней руки и тебе нужно участок под точечную застройку выхлопотать или тендер на поставку какой-нибудь, к примеру, оргтехники в бюджетную организацию выиграть. Что ты делаешь?
— Заряжаю.
— Правильно. Топаешь к профильному чиновнику, договариваешься и отстёгиваешь. Так? Так. Везде так. И у нас так. Только не совсем. У нас есть одна замечательная особенность. У нас конверт в кабинете оставлять не принято. У нас из кабинета чиновника ты на всех парах летишь в бухгалтерию альманаха «Сибирские зори». Там по крутому прайсу выкупаешь определённое количество печатной площади. А потом в очередном номере появляется рассказ, статья или поэма за подписью того столоначальника, к которому ты просьбу имеешь. Дальше, старичок, понятно?
— Вполне, — сказал я и обрисовал, как это себе представляю: — Начальник за писульку, которую левой ногой накарябал какой-нибудь второкурсник филфака, получает гонорар, который не снился Акунину, а ты — выигрываешь тендер. Так?
Эгрегор кивнул:
— Именно так, старичок. Именно так. Столоначальник, не опасаясь обвинений в коррупции, получает вознаграждение, ты — решаешь свой вопрос. И всем хорошо.
— А в чём гешефт Холобыстина?
— Имеет шесть процентов от суммы каждого «отката».
— Не хило, — восхитился я.
— Я тоже так считаю, — согласился эгрегор.
— Только вот чего, Кика, не понимаю. Большие деньги, как известно, не только утяжеляют карму, но и привлекают внимание мытырей. Скажи, как он столь крупные поступления на счёт редакции умудряется затем в налоговой…
Завершить свой вопрос я не успел, поскольку откуда ни возьмись появился перед нами заместитель главы Городского Поста кондотьеров Предельного съезда сыновей седьмого сына Сергей Архипович Белов. Главный опер местных Молотобойцев. Полковник. Старый вояка. Высший маг. Просто, но правильно устроенный человек. Для своих — Архипыч.
Надо сказать, выражение «откуда ни возьмись» в данном конкретном случае не являлось фигурой речи, а отражало реальный факт. Не пешком Архипыч одолел те несчастные полтора-два десятка метров, что нас разделяли, а через Запредельное нырнул. Просто встал из кресла, бросил трубку телефонную на стол и нырнул. Он часто так делает. А чего, спрашивается, не делать, когда все чёрные ходы для тебя открыты, Сила — казённая и ты знаешь, что кратчайшее расстояние между двумя точками Пределов это вовсе не прямая, а кривая, проведённая через Запредельное.
Увидев перед собой Архипыча, Кика испуганно дёрнулся:
— У-у, шайтан.
А я вытащил сигарету изо рта и поприветствовал старого приятеля по-военному:
— Здравия желаю.
При этом, правда, вскакивать словно ефрейтор перед офицером не стал.
Архипыч молча пожал руку сперва мне, потом эгрегору. Затем вытащил ловким, еле уловим движением сигарету из моих пальцев, оторвал фильтр и глубоко затянулся.
Я удивился:
— Ты вроде бросил.
— Бросишь тут, — выдохнув дым, хмуро обронил кондотьер.
— Неужели всё так худо? — заинтересовался Кика.
Архипыча аж передёрнуло всего:
— «Худо» — это не то слово. Есть ещё одно русское слово, что начинается на «ху», вот оно поточнее будет. — После этих слов он щёлчком отправил окурок в полёт, подобрался весь и заговорил делово, в приказном тоне: — Давай, Кика, дуй в штаб-квартиру, найди Никанора Выруби-Свет, согласуй с ним все детали. Он сейчас как раз монтирует из архивных нарезок картинку для телевизора.
— А чего согласовать-то? — скривился Кика. — У вас всегда всё без затей. Руку даю на отсечение, что и нынче, как всегда: анонимный телефонный звонок, массовая эвакуация, поиск бомбы, факт в итоге ни фига не подтвердится.
— Хорош, болтать, — набавив в голосе металла, осадил его Архипыч. — Я тебе сказал, дуй к Никанору. И чтоб чики-пики всё вышло. И чтоб никаких нестыковок. И чтоб чистый классицизм на выхлопе: единство места, времени и действия. Ты поняла меня, сущность левая?
Кика притворно охнул и погрозил кондотьеру пальцем:
— А это, гражданин начальник, уже, между прочим, расизм в чистом виде.
— Не зли меня, Кика, ради Силы, — попросил Архипыч, приложив руку к груди. И тут же пригрозил: — Будешь нарываться, развоплощу. В два счёта развоплощу. Или даже в один. Желаешь узнать, как это — в один?
— Не пугай, начальник, — живо отозвался эгрегор. — Видишь, иду уже. — Он действительно сделал несколько шагов к воротам, но вдруг остановился и развернулся на сто восемьдесят: — Эй, начальник, а куда информацию сливать-то?
— Обязательно — в «Восточку» и в «Областную», — не задумываясь, ответил кондотьер. — Ещё в «Номер один», «Пятницу» и местный вкладыш «Комсомольской правды». Дальше — сам смотри.
Кика сначала кивнул, дескать, понял, а потом вдруг на несколько секунд превратился в каменную статую. А когда ожил, сделал кислое лицо и впал в сомнения вселенского масштаба:
— Спрашивается, и на кой чёрт мы этот тренд подогреваем? Кому нужно, чтобы мы, журналисты, обрушивали на головы людей криминальную муть такими вот дозами? Чей бубновый интерес в том, что мы создаём ничем не пробиваемых циников? — Не питая надежды услышать ответ от присутствующих, эгрегор театрально вознёс руки к небесам. Но и небеса оказались глухи к его интересу. Тогда он опять уставился на нас смертных и спросил: — Чего глядите как на идиота? Я не прав?
Мы с Архипычем переглянулись. Я повёл подбородком — что это с ним? Архипыч пожал плечами — не знаю.
А Кика уже копал глубже:
— Раньше циниками были только врачи, менты и спасатели, а теперь, спасибо газете-телевизору, все поголовно. И это писец какой-то. Ничего не имею против цинизма профессионалов, это здоровый цинизм, он помогает делать важную работу. Но нынешний цинизм, цинизм равнодушного наблюдателя, превращает человека в натурального монстра. Вот и получается, господа хорошие: одних монстров ловим, других создаём. Здорово это, когда homo homini daemon? Думаю, нет.
Выдав нам по первое число, эгрегор остановился, чтобы перевести перевёл дух. Архипыч, который до этого слушал пламенную речь с олимпийским спокойствием, воспользовался моментом и вежливо поинтересовался:
— Всё сказал?
— Нет, не всё, — ответил Кика. — Поскольку не совсем понимаю, а точнее совсем не понимаю, в какую бездну мы тянем за собой какие смыслы…
— Отставить! — гаркнул Архипыч. Гаркнул так, что задрожали стёкла близстоящих зданий. А затем, резко снизив тон, напутствовал застывшего с открытым ртом эгрегора: — Кончай, хлопец, ватник в трусы заправлять. Взял ноги в руки, и пошёл.
— Но…
— Иди, говорю, куда приказано.
Получив ушат холодной воды на буйну голову, Кика понял, что разговаривать тут не с кем и не о чем, посмотрел на нас презрительно, отдал дурашливо честь, развернулся чётко, как по команде «Кругом» и, старательно имитируя строевой шаг, потопал за линию оцепления, туда, к въездным воротам.
— Как думаешь, — спросил Архипыч, присаживаясь рядом, — придуряется кикимора бездушная или на самом деле так думает?
— Похоже, уловил подвижки в общественном сознании, — предположил я. — Эгрегоры к таким делам крайне чутки.
— Ну да бог с ним, — сказал Архипыч и заговорил о другом: — Говори, какая там у тебя беда стряслась?
— Это не у меня беда стряслась, — ответил я, — это у нас у всех беда стряслась.
И вытащил из-под задницы пакет с ядовитым номером «Сибирских зорь».
— Это ещё что такое? — вскинул бровь кондотьер.
— Магический вирус. Реальная угроза волшебной эпидемии.
— Терпит?
— Нет. Человечество в опасности. И это без дураков.
— Человечество, говоришь. — Архипыч чуть качнул головой и огладил огромной пятернёй седоватую бороду. — Что ж, человечество спасти — честь и долг. Только давай, дракон, для начала одного мальчонку спасём. А? Давай, дракон? А то, знаешь, порой, кидаемся спасать человечество, а про конкретного ребёнка забываем. Нехорошо получается.
Чего угодно я ожидал, только не этого.
— Так ты меня для этого позвал? Ребёнка спасать?
— За что я тебя люблю, дракон, и уважаю, — одобрительно похлопал меня Архипыч по коленке, — так это за то, что схватываешь всё на лету. Наверное, оттого что крылатый?
— Это что же у вас тут за дела такие, Серёга, творятся, что вам полудохлый дракон понадобился срочно. Такие бравые парни, понимаешь. Мощь и натиск. И вдруг.
— Не лукавь, дракон. Прекрасно знаешь, что не всегда мощью и натиском можно дело решить. Хорошо ли, плохо ли, но это так.
Изрёк Архипыч истину простую, можно даже сказать, банальную, но в интонации его голоса слышался реальный зов о помощи, и я проникся:
— Ну, давай выкладывай, что за напасть.
Торопиться он не стал, сперва попросил:
— Дай-ка ещё сигаретку. — И только уже закурив, стал расписывать ситуацию: — Вчера, уже под вечер, прибыл к нам ревизор из особого отдела Центрального Поста.
— Вот этот вот, — прервав Архипыча, показал я большим пальцем на незнакомца, который по-прежнему фланировал туда-сюда с потерянным видом.
— Он самый, — кивнул кондотьер, затянулся, выпустил дым в сторону и продолжил: — Прибыл он, разумеется, не с пустыми руками, а с предписанием провести внезапную проверку боевой готовности всех наших служб. Ну, прибыл и прибыл, нам это не впервой. Встретили, обогрели, устроили. Думали, с утра начнёт, и начнёт, как водится, с бумажек. Но нет, прытким оказался, взял с места в карьер. В три часа ночи уже в кризисном зале, с умной рожей срывает сургуч на пакете, достаёт бумагу и торжественно объявляет, что уполномочен за два часа до рассвета вызывать из Запредельного и наслать на Город хидлера. Ну, а наша задача: до первых лучей демона заарканить и развоплотить. Такая вот, стало быть, выпала нам проверка.
— Ну и чего тут трудного? — не понял я.
— Да в том-то и дело, что ничего. Только получилось всё совсем не так, как планировалось. Совсем-совсем не так. Ты послушай. Как только дежурный объявил тревогу, мы слетелись, задачу уяснили, стали город мониторить, тут-то хрень и обнаружилась. Оказалось, умелец московский вместо хидлера вызвал чёрного ноббира.
Услышав страсть такую, я крайне изумился:
— Демона-убийцу?
— А ты что, каких-нибудь иных чёрных ноббиров знаешь?
— Не понимаю. Он что, таким образом задачу вам усложнил? Фактор неожиданности использовал? Так что ли?
— Да ни фига подобного, — отшвырнув бычок в сторону, ответил Архипыч. — Какой там к бесам фактор неожиданности. Говорю же — умелец. Перепутал что-то сгоряча в заклинаниях.
— Это как так можно?
— Да кто его знает. Перепутал и всё. Наслал на спящий город лютого убийцу и даже этого не понял. Ну а когда доложили, какую чучу отчебучил, засуетился, конечно. Да толку-то? Нобирр уже сорвался с поводка, погнал жертву выискивать.
— Ну а вы что?
— Мы? Мы сделали то, что положено. Обложили в душе гражданина ревизора огурцами увесистыми и приступили к зачистке города по основному варианту. Минут за десять на объект вышли, сразу подтянули все подразделения, организовали общую цепь и стали давить его агрессию. А параллельно — в клещи брать. Когда ослаб до приемлемого уровня, очистили вот эту вот площадку и стали потихоньку загонять. Решили тут его паковать. Почти вышло.
— Что значит «почти»?
— А то и значит. Загнать-то загнали, да тут мальчишка один… Чёрт его знает, откуда взялся. Вечно эти дети… Взялся, короче. Ну и…
Архипыч зло рубанул воздух рукой.
— Схватил его демон? — догадался я.
— Так точно, схватил. Если бы мы уровень его кровожадности постоянно не снижали, он бы мальчишке на месте голову свинтил, а так метнулся с ним к стройке и в поисках разряженной зоны затащил на самый верх. Но мы и там его крепко давили. Ни одного шанса не дали.
— Так в чём проблема?
— А в том, что, не сумев убить, он его отпустил.
— Как отпустил?
— Просто. Взял и отпустил. И полетел мальчишка камнем вниз. Мы едва-едва успели его подхватить на уровне четвёртого этажа. Подхватить-то подхватили, но опустить не сумели. Точнее — не успели.
— Это почему?
— По кочану, — проворчал Архипыч. — Когда на пацана переключились, демона давить перестали. Тот слабину почуяв, рванулся жертву догонять. И догнал практически. Двух метров ему всего не хватило.
Представив картинку, я посетовал:
— А что, Серёга, на два фронта работать, кишка тонка?
— Мы, дракон, не боги, — даже не пытаясь скрыть досаду, парировал Архипыч. — Хоть и маги, но люди. Всё что смогли, это время остановить. Сначала Заклятием Гёте, потом вот Завесу Анкара развернули. Короче говоря, заморозили ситуацию. И попали, признаюсь тебе, Егор, в ситуацию патовую.
— Сочувствую. А чего от меня-то хотите?
— А ты сам не догадываешься?
Пораскинув мозгами, я осторожно, поскольку дикость допущения меня реально смущала, поинтересовался:
— Неужели, хочешь, чтобы я мальчишку трансформировал? Чтобы в жука превратил? Или в какую-нибудь там, не знаю, бабочку?
— Лучше в птицу, — оживился Архипыч и, не давая мне опомниться, добавил: — Это как-то, согласись, понадёжнее будет. Мы бы, Егор, и сами всё сделали, да, ведь знаешь, запрещено нам подвергать людей столь кардинальному магическому воздействию.
— Но ведь тут на лицо опасность жизни непосвящённого? Ведь очевидная же опасность?
— Ну и что? Запрет первой категории оговорок не предусматривает. Запрещено и баста. Я тут, правда, ссылаясь на чрезвычайность обстоятельств, попытался разрешения испросить, через головы и головы голов на самые верха вызванивал, да ни фига не вышло. Что верхним людям какой-то там пацан из глухой провинции. Они такими мелкими категориями не мыслят, они мыслят категориями глобальными.
— Надо понимать, теперь на меня хочешь ответственность спихнуть?
— А на кого мне её спихивать? — заявил Архипыч с убийственной откровенностью.
— Нормально ты, Серёга, придумал, — сокрушённо покачал я головой и нервно хохотнул: — Это что же получается? Получается, если как надо выйдет, местным Молотобойцам честь и хвала. Если не выйдет: это, понимаете, тут один золотой дракон мимо пробегал, влез без спросу и напортачил. С него и спрашивайте. Так, что ли?
— Получается, так, — не моргнув глазом, ответил Архипыч.
— Эх, горазды вы, люди, жареные каштаны из углей чужими руками вытаскивать.
— Причём тут это, Егор? Ты что, думаешь, я похвалы желаю? Или наказания боюсь? Да брось ты. Чушь всё это. Пацана нам нужно спасти. Понимаешь? Нужно. Спасти. Пацана. Во всяком случае, попытаться. Не можем же мы, Егор, в таком состоянии всё оставлять. Сам посуди, локальной Силы ещё часов на пять-семь хватит. Иссякнут ручейки, что дальше? Туши свет, сливай воду? Так? Дурака столичного накажут, нас чехлом накроют, но разве мамаше легче будет от этого, когда ей трупик сына доставят. Я не прав?
Мой ответ был предельно честен:
— Был бы кто другой на твоём месте, Серёга, послал бы я его куда подальше.
— И меня можешь послать, — разрешил Архипыч. — Не обижусь. Посылай. Но мальчишку спаси.
Окончательно припёр меня к стенке кондотьер. Возразить по большому счёту мне было нечего. Мало того, внутренне я с ним уже согласился. Осталось только кое-что уточнить.
— А что насчёт всего этого скажет ваш московский перец? — после паузы спросил я. — Или он в твои планы посвящён?
— Да пошёл он, — скривился Архипыч.
— Так он же потом настучит. Как пить дать настучит. Настучит и переврёт всё.
— За это, Егор, не волнуйся, его сейчас уведут. А потом, когда всё закончится, мы ему что-нибудь наплетём. Распишем грамотно. — С этими словами Архипыч махнул рукой в сторону въездной арки. — Видишь, уже уводят портача. Обедать повели. Война войной, а обед… Ну ты в курсе.
Проследив взглядом за матово блеснувшим перстнем с каплеобразным солитером, я увидел, что красивая, как ведущая прогноза погоды, и стройная, как стюардесса международных линий, Наша Маша действительно уводит ревизора со двора.
— У него кусок в горле не застрянет? — скривился я презрительно.
— Не застрянет, — уверил Архипыч. — Парень не совсем вменяем. С виду в норме, на самом деле плывёт. Давеча Наша Маша подцепила его на фоне психического срыва. Знаешь ведь, как она ловко это делает.
— Знаю. Кто ж не знает. Два слова, три пасса и готов Подбитый Лётчик. Фиксировать может, вмешаться — нет.
— Так точно.
— А вам не совестно так жёстко морочить гостя?
Архипыч сверкнул глазами:
— Сам нарвался. Грех такого не заморочить. И человек худой, и маг…
— Неумелый? — вставил я.
— Это я поначалу думал, что неумелый, — презрительно скривился кондотьер. — Теперь понимаю — вообще никакой. Маг из него как из мякиша пуля. Из потомственных он, из выродившихся. Дедушка в системе столичного Поста хозяйственной частью лет двести заведовал, папа — там же мелким клерком в департаменте международных связей служил. Вот и этого пристроили.
— Из Тёмных?
— Само собой.
— Тогда удивляться нечему. Как говорил один блатной, сами мы Тёмные, но перспективы у нас светлые.
— Пусть их, — сказал Архипыч и смачно сплюнул.
— Пусть, — согласился я.
Убедившись, что москвич и Наша Маша уже покинули двор, старый кондотьер энергично, будто пружина у него в одном месте сработала, вскочил на ноги.
— Ну что, погнали наши городских? Сделаем это дело, потом о своём поведаешь. И его сделаем.
— Сразу предупреждаю, — сказал я, хватая его протянутую руку, — Силы у меня ноль.
— Это даже не вопрос, — потянув меня, сказал Архипыч. — Будет тебе, Егор, Сила. Напрямую подсоединим к одной из ближайших линий.
— Тогда, Серёга, ладно. Тогда сиречь всех на кичку.
Когда мы подошли к томящимся в ожидании кондотьерам, полковник хлопнул в ладоши и выдал сразу несколько команд:
— Внимание. Работаем по варианту «Кондор». Оцепление — готовность ноль. Нырок — ликвидаторов на рубеж атаки. Группа прикрытия — один пояс дракону. Самохин — ловушку времени в исходное. Вопросы есть?
Никто из молотобойцев не издал ни единого звука.
Пробежав взглядом по напряжённым лицам подчинённых, Архипыч удовлетворённо произнёс:
— Отлично. У матросов нет вопросов, касса справок не даёт. Тогда — к бою!
И всё завертелось.
Бойцы оцепления подняли с земли и растянули по периметру состоящий из нескольких плотно соединённых сегментов трос отврата. Нырок и ещё четыре боевых мага, выхватывая на ходу мечи из ножен, рванули к скрытому в сером тумане зданию. Эксперт по заклинаниям Самохин раскрыл стоящий на столе футляр и вытащил из него некий артефакт, внешне очень похожий на авиационные часы. А к нам с Архипычем подбежали два спеца из группы прикрытия. Один протянул командиру чёрную папку, а другой стал надевать на меня боевой пояс — обязательный элемент экипировки всякого молотобойца. Внешне он напоминает одновременно и чемпионский пояс, и страховочный пояс электрика-верхолаза: широкий ремень из толстой кожи, колдовской орнамент, огромной бляха с гербом местного поста и две ниспадающие к земле цепи для отвода излишков Силы.
Когда пояс был затянут, Архипыч сунул мне ручку и раскрыл папку:
— Подписывай, дракон.
— Что за фигня? — спросил я, постучав ручкой по листу.
— Расписка, что вступаешь во владение пояса лишь на срок проведения операции.
— Подготовились черти, — хмыкнул я и, не читая, поставил внизу размашистую подпись. Нате вам, перестраховщики.
Но это было ещё не всё.
— И тут подпиши, — подсунул мне Архипыч следующий лист и, упреждая возможный вопрос, пояснил: — Инструкция по мерам безопасности.
— С ума сойти, — только и выдохнул я. Но подписал. После чего спросил: — Теперь всё?
— Нет не всё, — сказал Архипыч. — Вот это ещё с этим ознакомься.
И протянул очередной лист, на котором было крупным шрифтом напечатано следующее:
Тринадцать остановок в пути.
1. Всё изменяется.
2. Явное скрыто не для всех.
3. Шестнадцатый камень за пазухой.
4. Подумай о том, как это глупо — думать.
5. Форма — это и есть содержание.
6. Выбора нет.
7. 1,4,6 отменяют 10,4,11.
8. Время — для профанов.
9. Мири миры ритмом.
10. Ничего не меняется.
11. Выбор способа за тобой.
12. Искренность действует.
13. Ещё не конец.
— Что за бред? — пробежав глазами по тексту, спросил я.
— Напутствие Мастера пояса, — пояснил Архипыч.
— Чего-то, знаешь, ни хрена я тут не понял.
— Не смущайся, я тоже ни хрена не понимаю. И никто ни хрена не понимает. Это список с уцелевшего фрагмента, остальное сгорело лет пятьсот назад.
— Ну и какого тогда паримся?
— Ритуал.
— Ритуал? Тогда — ой. Теперь всё?
— Теперь всё.
— Как пояс своим сделать?
— Прочти надпись на бляхе.
Я вжал живот, развернул медную бляху к себе и вслух прочёл надпись, выведенную поверх замысловатого герба:
— In Hoc Signo Vinces.
— C этим знаком ты победишь, — перевёл Архипыч мёртвую латынь на живой русский.
Он ещё заканчивал фразу, а меня уже накрыло Силой. Такой Силой, какой у меня сроду не было. Цвета стали более яркими, звуки насыщенными, время замедлилось, пространство раздвинулось и как будто приобрело ещё несколько дополнительных измерений. Сделалось легко, я перестал ощущать тяжесть тела, появилось ощущение полёта. Тревоги исчезли. Напрочь. Все. Зато нахлынули и подхватили эмоции, названия которым нет в обыденном языке. Внутри стало нарастать ожидание чего-то очень-очень важного, необъяснимо прекрасного, что таилось до поры до времени в глубинах души, но боялось всплыть на поверхность. А через миг-другой это важное уже проявилось, вырвалось на волю и окончательно сокрушило неподъёмную тяжесть жизни.
Мой Взгляд к той секунде обрёл должную силу, теперь я видел, что творится за пеленой Завесы Анкара. Видел всё. Скелет здания в лесах из армированного алюминия, подъёмный кран, монтажные конструкции, всякую строительная дребедень на технологических площадках. А также видел теперь, что на уровне четвёртого этажа в неловкой позе висит в воздухе мальчишка лет семи, а на уровне пятого застыл в мощном и хищным прыжке чёрный ноббир.
Демон-убийца выглядел таким, каким изображён он на страницах «Герметического бестиария» Эйсельмаера: три омерзительных морды, четыре перепончатых крыла, две мощные задние лапы и четыре передние, две из которых, короткие, оснащены когтями-саблями, а две длинные — без когтей, но загребущие. И хвост ещё. Длинный, с роговым отростком на конце, мощью своею ничуть не уступающий молоту, которым заколачивают в грунт сваи.
И задумался я при виде этого кровожадного уродца: интересно, что за психическая болезнь поразила мозг того великого мага, чья больная фантазия закинула подобный образ в Запредельное? Не было у меня ответа на этот вопрос. Одно понимал: дядька был раненным на всю голову.
Разглядев демона во всех его жутких деталях, я перевёл Взгляд на ребёнка.
Мальчишка глядел на мир широко раскрытыми, безумными глазами. Он был не столько напуган всем происходящим, сколько шокирован столкновением с чем-то совершенно неподъёмным для его юного сознания. Вполне нормальная реакция. Человеческая.
Не отводя глаз от пацана, я прислушался к себе и явственно услышал то, что должен был услышать по отношению к этому человеческому детёнышу. Чувство ответственности. Это чувство не имеет рационального объяснения, оно либо есть, либо нет его. Если есть, то порождает чувство долга и толкает в бой на уровне инстинкта.
Выждав некоторое время, Архипыч толкнул меня в плечо:
— Ну что освоился?
— Освоился, — кивнул я.
— Всё нормально?
— В целом да.
— Обстановку оценил?
— Более-менее.
— Ну и как оно?
— Интересное кино. Только, сдаётся мне, до финальных титров доживут не все.
— Не грузись, дракон, всё обойдётся.
— Верю, но берут сомнения. — Я махнул рукой в сторону пацана. — Трансформировать-то его трансформируем, а что дальше? Сознание не крякнет? Не сойдёт с ума? Не случится эффекта Чжоу Чжи? А ну как случится. Будет потом до самой смерти разбираться: человек ли он, которому снилось, что он был птицей, или птица, которой снится, что она человек?
— За это, Егор, не волнуйся, — успокоил Архипыч. — Вот за что не волнуйся, за то не волнуйся. Подлечим пацана. Обязательно. — Он стукнул себя в грудь. — Лично прослежу. И как сказано в Экклезиасте, не будет памяти о прежнем, да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после. Так что не переживай на этот счёт. Скажи лучше, отсюда будешь работать или ближе подойдёшь?
Я прикинул расстояние и ответил:
— Могу и отсюда.
— Обзор нормальный?
— Вполне.
— Готов?
— Угу, готов. Как Гагарин и Титов.
— Ну, тогда поехали. Как поётся в нашем гимне, выручать из плена души дали ангелы приказ. — Хлопнув в ладоши, он привлёк общее внимание, и объявил: — Господа кондотьеры, начинаем. Работаем чётко и без глупостей. Квота глупостей на сегодня исчерпана. Всё. Даю обратный отсчёт.
Он словно эстрадный фокусник выхватил откуда-то из пустоты огромный, весьма похожий на дуэльный, пистолет и действительно повёл счёт от десяти до зеро. Слова выкрикивал он мерно и гулко, оттого они, летящие по притихшему двору от стены к стене и обратно, походили на бой курантов.
При счёте «один» эксперт по заклинаниям Самохин подкинул высоко вверх часы и Архипыч, выкрикнув «Зеро!», тут же, ничуть не целясь, саданул по ним навскидку. И конечно попал. Что-что, а стрелком он всегда был отменным. Часы разлетелись на винтики-пружинки, время вышло на свободу, заклятие рухнуло, конденсаторы Силы отключились, и Занавес Аркана пала. По воздуху пробежала стеклянная рябь. Прозвучал хлопок, вызванный перепадом давления. Откуда-то дунуло, что-то, сверкнув лучистой сталью, громко лязгнуло, качнулась тень от крана, пахнуло сырым бетоном. Стало ясно, что законы магии над новостройкой действовать перестали, что вступили в свои права законы Исаака Ньютона. Теперь нужно было торопиться.
Следя взглядом за падающим мальчишкой, я быстро, практически скороговоркой, отчеканил сочинённое на ходу заклятие:
Отделяю тебя от себя,
Чтобы сделать себя тобой.
Отделяю себя от тебя,
Чтобы сделать тебя собой.
Ты
Будешь тысячу раз прав, смерти права
Поправ.
Я
Обращаю тебя взмахом десницы
В птицу.
И действительно взмахнул рукой.
Придуманный впопыхах образ тотчас лёг на исходящую от меня волну огромной Силы, мальчишку, которой уже был метрах в двух от земли, подбросило высоко вверх и накрыло рыжеватым облаком, из которого через секунду камнем вывалился воробей.
— Взмахни крыльями! — не сводя с него глаз, приказал я. — Взмахни!
— Меси, воробушек, меси! — вторя мне, орал Архипыч. — Ну же! Меси!
— Давай, пацан, давай, родимый, — стал помогать подошедший Боря Хоритонов. Мало того ещё и продемонстрировал наглядно, что нужно делать, энергично замахав руками.
Не уверен, что превращённый в птицу мальчишка нас слышал, но в последний, критический момент он дал. Он замесил. И замахал. И отдавшись древнему инстинкту полёта, метнулся сначала влево, потом вправо, а затем (с перепугу ли, от восторга ли — не знаю) стал набирать высоту.
— Куда ты, мой хороший, — покачал головой Архипыч. Включив Взгляд, аккуратно потянул шалуна вниз, усадил на землю с нашей стороны забора и на всякий случай усыпил. Птичьи глазки затуманились сонной поволокой и уже в следующий миг бах — крылышки в стороны, лапки с зябко поджатыми коготками кверху.
А в то же самое время Володя Щеглов по прозвищу Нырок и ещё четыре бойца делали свою работу, кончали приблудного демона. Переведя себя в состояние левитации, они с мечами наперевес ловко перескочили через забор, разлетелись, словно звено истребителей на параде, веером, взяли растерявшегося человекоубийцу в плотное кольцо, и в два счёта порубили злыми лучами на куски. Несколько точных выпадов, несколько решительных дружных взмахов и всё. Только эхо испуганного визга, заглушённого предсмертным хрипом, и уже после кем-то из бойцов зачитанного заклинания отпора — ослепительные брызги в разные стороны. Бардовые такие жирные брызги, которые, вспыхивая ярко, гасли не сразу, а уже на подлёте к земле.
Насладиться в полной мере мрачной красотой этого своеобразного салюта мне не довелось, нужно было срочно снять заклятие и вернуть спящему мальчонке его подлинный вид. Чем, собственно, я без промедления (промедление в таком деле уж точно смерти подобно) и занялся.
Жутковатые метаморфозы, отслеживать которые было тяжело, но необходимо, практически уже закончились, когда во двор с мерзким воем влетела машина, замаскированная под обычную карету скорой помощи. Указав водителю, куда подъехать, Архипыч обнял меня по-дружески и сказал с видимым облегчением:
— Молоток ты, Егорушка. Справился почище любого великого. Теперь любимый город может спать спокойно.
— Не фига подобного, — возразил я и показал ему пакет с журналом.
