Глава 17

В ту ночь Вивьен спала крепко-крепко. Ей не помешало даже то, что Ренс и Эрни всерьез ожидали нападения. Они долго вырабатывали способы защиты, но отлично понимали, что все эти меры не особо эффективны, надолго их не хватит. Ситуация должна была разрешиться так или иначе. Лучше всего было найти картину и вернуть ее, только не Лаужер-ону, а тому, кого в похищении не обвинишь и кто не воспользуется портретом для новой попытки развязать войну. Парни не верили, что посол всего лишь хочет обелить свою репутацию. Что еще его высочество восьмой принц Форевии мог сказать Вивьен, дабы она всерьез занялась поисками картины?

Сыщик возлагал определенные надежды на сведения из Гужа. Его помощник должен был обойти тех специалистов по подделке документов, имена которых они получили с помощью Стирсона. Но это дело не быстрое. Да и какова вероятность, что связь между этим мастером и Решкой Маркусом еще сохранилась? Очень маленькая. Так где же искать проклятую картину?!

Эрни понимал, что должен придумать какую-нибудь ловушку, но изобретательность после вчерашних приключений отказывалась от сотрудничества. А еще Фаргелон постоянно возвращался мыслями к своему признанию в любви. Видя неизменно дружеское, без примеси чего-то большего, отношение Вивьен, он долгие годы считал, что стоит ему проговориться о своих чувствах, как она начнет отдаляться, пока навсегда не вычеркнет его из своей жизни. Хуже этого сыщик и представить себе ничего не мог. Он согласен был на все, лишь бы оставаться рядом. Сам понимал, что во многом это путь в никуда, но не мог отказаться. Хотя бы так. И вот это дурацкое признание. Надо же было учудить такое! Ренс хохотал как сумасшедший, когда Эрни поведал ему о случившемся. Правда, потом сказал, что в случае с его сестрой именно такой способ и может сработать. Теперь главное – не упустить момент. А как тут разовьешь отношения, когда надо эту треклятую картину искать?!

Утром прибежал Улис, еще вечером оповещенный об успехе операции, и принес новости. Во-первых, помощник нена Стирсона выяснил, что ключи, найденные у Ронета Доуского и погибших матросов с корабля Решки Маркуса, действительно подходят к старому замку дома Ханны Краус. Она сменила его после произведенного кем-то обыска, но не выкинула. Более того, младшему дознавателю удалось отыскать слесаря, который делал дубликаты ключей для форевского сыщика, что выставляло всю их службу не в самом лучшем свете. Но самое главное – указывало на прямую связь между Доуским и погибшими матросами. Как ключ от дома Краусов оказался у последних? Только если дознаватель сам его дал им. К тому же на теле одного из матросов нашли покрывало из кабинета Крауса, а ведь Доуский разрабатывал этого человека в рамках своего расследования. А коли уж у них – Ронета и бывших членов команды «Крылатого» – были общие не слишком законные дела, то, может, и погиб он от их рук? Сейчас дознаватели искали какие-то следы этого преступления. И прежде всего они проверяли скупщиков краденого в целях найти те несколько безделушек, что убийцы сняли с тела. Возможно, пойманный на кровавых вещах торговец вспомнит, кто принес ему такой опасный товар.

Во-вторых, Ханна опознала одного выловленного в реке бывшего соратника мужа. Им оказался доставивший цветы посыльный, про которого она рассказывала Эрни и Вивьен в первую встречу.

Третья новость приберегалась Улисом напоследок, потому что в ней заключался именно его триумфальный успех. Он получил первые, самые простые данные на мастеров поддельных документов и принялся их изучать. У помощника Фаргелона была занятная привычка лично прочитывать все имеющиеся в деле бумаги. На память он тоже не жаловался. Читая сведения про создателей фальшивок, Улис в какой-то момент поймал себя на том, что один из них постоянно ассоциируется у него с Ёки. Поскольку заподозрить юного счетовода в связях с преступным миром не представлялось возможным, помощник всерьез задумался над этим феноменом. И сообразил. Мигом схватил документы по проданному предприятию Крауса и еще раз вчитался в них. Методично сравнивая, он наконец наткнулся на совпадение. У одного из мастеров фальшивок был двоюродный брат по материнской линии, звали его Эд Юска. Именно ему Решка Маркус якобы продал свое дело. Более того, жил этот человек до приобретения предприятия у лже-Крауса недалеко от тех мест, где разбился корабль Решки. Улис предположил, что именно тогда они и познакомились. У воздушного разбойника были деньги, а у его будущего партнера – желание перебраться в столицу. Юска организовал через кузена появление Барентона Крауса, а в награду получил деньги на предприятие по перевозкам. Они создали ему вполне правдоподобную биографию. Этого оказалось достаточно и для отца Ханны, и для вполне спокойной жизни в качестве ее мужа, пока Ронет Доуский не вышел на бывшего преступника.

Предприятие по перевозке грузов Эда Юски, ранее по документам принадлежавшее хингену Краусу, существовало до сих пор, и Улис предложил наведаться туда – понаблюдать, вдруг подельники еще сотрудничают. Ведь нынешнему владельцу этой компании тоже было невыгодно разоблачение и поимка Барентона.

Что сказать? Улис действительно заслуживал похвалы. Именно ее выражал Эрни на пару с Ренсом, когда их почтила-таки своим присутствием хозяйка дома. Вивьен улыбалась и выглядела просто чудесно. Фаргелон смотрел на девушку с некоторой тревогой, но ничто в ее поведении не говорило об отчуждении. Наоборот, ему достался ласковый, нежный взгляд, какие вообще-то для Вивьен не были характерны. Пытаясь справиться с собственными эмоциями, Эрни занялся кофе, в то время как Ренс расхваливал яичницу собственного приготовления. Улис же вновь пересказал свои новости, получив похвалу еще и от Вивьен.

– Только я не уверен, что Решка Маркус, он же Барентон Краус, знает, где портрет. – Помощник сыщика был на редкость честным парнем. Сейчас ему почему-то представлялось необходимым сообщить собеседникам об этом, в принципе и без того ясном, факте.

– А мне кажется, я знаю, где искать портрет Идореллы Маядскальской, – отправляя в рот кусочек расхваленной яичницы, поделилась с друзьями Вивьен.

Сказано это было столь будничным тоном, что мужчины даже не сразу поняли.

– Что?! – спустя пару секунд прогремело на кухне.

– Ну… – Под пристальными взглядами Леру постаралась дожевать побыстрее. – У меня вчера было много времени подумать над этим.

– Да уж, – проворчал Эрни.

Вивьен с улыбкой глянула на друга. Сыщик подумал, что она сегодня хочет его добить. А девушка тем временем начала излагать свои выводы по картине.

– Таким образом, – гордая собой почти так же, как Улис, рассуждала хозяйка «Полезных чудес», – что мы имеем? Портрет, скорее всего, переместился в безопасное для него место, не очень далеко от дома Краусов, но вряд ли на Гору или в резиденцию посла, при этом на него, вероятней всего, повлияло наше с Олещеркой покрывало, точнее, вложенная в него способность прятаться на самом виду! – Девушка победно оглядела присутствующих.

Те ответили ей преданными взорами.

– И-и? – приподнял брови Ренс.

– Ну это же очевидно! – возмутилась его сестра. – Эрни, скажи ему!

Фаргелон должен был догадаться. Однако его мысли сегодня вертелись где угодно, но не на территории аналитических выводов. При этом он буквально всем организмом чувствовал, что ответ очевиден.

– Безопасное, близкое, и где картина не вызовет недоумения, находясь на са-амом виду-у, – зачем-то потянула два последних слова Вивьен.

Несколько секунд молчания, и тишина взорвалась троегласным:

– Музей!!!

– Да!!! – Вивьен сама возрадовалась так, будто это она сейчас догадалась. Впрочем, то, что парни пришли к такому же выводу, несказанно ее порадовало. – По крайней мере, я надеюсь, что права.

– Сестренка, – усмехнулся Ренс, – уверен, ты права. А всего-то надо было на денек запереть тебя в комнате!

– Зараза! – В брата полетело кухонное полотенце.

Старший Леру привычно пригнулся, и оно попало в грудь Улиса. Тот его подхватил, чтобы не упало, и отложил подальше во избежание повторения «нападения».

Вивьен покаянно улыбнулась помощнику друга, но Ренсу все равно погрозила кулачком.

– У меня даже есть план. Во-первых, надо узнать, нет ли в каких наших музеях копии портрета Идореллы Маядскальской. Я думаю, оригинал просто подменил собой копию, как ни парадоксально это звучит. И выбрал он из всех музеев тот, что находится под кураторством посольства Форевии. Но мало ли, – пожала плечами девушка, – вдруг он какой-нибудь наш музей выбрал. Хотя я, если честно, не вижу причин для этого. Раз уж перемещаться в музей, так почему бы не выбрать музей, где своих куда больше, в том числе и произведений искусства Форевии. Не знаю, правда, имеет ли это значение, но, в общем, вы поняли. – Вивьен в какой-то момент осознала, что начинает говорить совсем уж странные вещи, и переключилась на более конструктивные вопросы. – Во-вторых, нужно как-то организовать, чтобы картину опознал эксперт. Думаю, лучше всего форевский и очень уважаемый. У меня даже возникла идея, как это лучше всего сделать. Я утащила из резиденции посла бумагу с гербом, а также у меня есть приглашение за личной подписью секретаря Лаужер-она Маядскальского. Надо выбрать какого-нибудь уважаемого эксперта, по возможности весьма эмоционального, и послать ему письмо от имени восьмого принца: мол, дорогой мой, у меня есть подозрение, что наш драгоценный портрет висит себе целый и невредимый в музее, и никто, кроме вас, не может его опознать. Приезжайте и дайте свое заключение. Если окажется, что это действительно наш обожаемый портрет, то, честное слово, я не я буду, а половину награды вам за это!

Вивьен так забавляли собственные слова, что под конец она не выдержала и рассмеялась. Мужчины тоже заразились ее солнечным настроением. Ренс только покачал головой:

– И это моя добропорядочная, законопослушная сестра. Кто бы мог подумать, сестренка, что в твоей милой головке такой криминальный ум!

– Не криминальный, не надо! – тут же открестилась девушка. – Я, наоборот, э-э-э…

– Содействуешь возвращению картины законному владельцу, – подсказал невероятно довольный Эрни.

– Точно! – подмигнула ему Вивьен. – Именно так!

– А по-моему, все-таки криминальный! – не унимался Ренс.

– А вот и нет! – не сдавалась его сестра.

– Неужели оригинал подменил собой копию, а никто и не заметил? – прервал их препирательства Улис.

Вивьен пожала плечами.

– Знаешь, Лаужер-он показывал мне копию и даже объяснял, в чем различие, – хозяйка «Полезных чудес» невольно передернула плечами при воспоминании о том, как это происходило, – но вот хоть убей, не верю я, что оно столь уж значительно и каждый может его увидеть. К тому же как часто люди вглядываются в вещь, которая много лет висит на одном и том же месте? Вот что изображено на крайней справа картине над прилавком в моем магазине?

Помощник сыщика задумался. Указанное произведение искусства действительно находилось там, где чаще всего стояла Ульрика, но вот что там изображено… вроде бы какой-то пейзаж. Улис с прискорбием обнаружил, что совершенно не может вызвать в памяти хотя бы примерный образ картины. Он помнил рамку, помнил, что ниже стояла высокая ваза из бежевого стекла, а картина слева была больше по размерам. Но это все, на что он был способен.

– То-то же, – победно заявила Вивьен. – Я вполне допускаю, что оригинал сияет для экспертов как костер во тьме, но для большинства работников музея картина на стене – что-то привычное.

– Но это же музей! Там экспертов море должно быть! – не сдавался помощник Эрни.

Однако его работодатель только покачал головой.

– Не думаю. Эксперты работают в своих мастерских да в библиотеках, появляясь в музеях лишь изредка. Обычные же экскурсоводы не так уж сведущи. Если Вив говорит, что отличие не бросается в глаза, они могли и не заметить. Но в любом случае стоит поторопиться. Удача может и отвернуться. Отличная работа, моя дорогая. – И он улыбнулся подруге.

Ренс не дал сестре слишком уж надолго утонуть в голубых глазах Фаргелона, а выдернул из этого состояния требованием предоставить ему бумагу и приглашение.

– Знаю я одного специалиста по подделке почерка. Он мигом нарисует то, что надо. Только текст нужен.

Эрни положил руку на локоть друга.

– Не торопись, Ренс, я не хочу в это втягивать еще больше посторонних. Письмо можно написать любым почерком. Как я понял, у секретаря принца много помощников. А подпись… для достоверности нужно скопировать точно, вдруг наш эксперт уже получал письма от посла. Я думаю, подпись можно, ну скажем, перерисовать, приложив к оконному стеклу. Пару раз потренироваться, и выйдет вполне уверенная, похожая подпись.

– Я могу попытаться сделать что-то вроде оттиска, – задумчиво проговорила Вивьен. – Ну знаете, горячим вареным яйцом пройтись по подписи, основательно так, но один раз, а потом быстро по другой бумаге. Только она нечеткая получится. Ну мне так кажется. Поэтому этот вариант потом можно дорисовать, вон тем же способом, что Эрни предложил. А я по нему могу уже оттиск сделать.

Мужчины потрясенно молчали. Нет, подобный способ всем им был известен, но вот что о нем ведала добропорядочная Вивьен, стало для них новостью.

– А ты это откуда узнала? – осторожно спросил Фаргелон. – Ну про яйцо.

Девушка посмотрела на него очень удивленно.

– А разве это не очевидно? Ну в смысле способ не очевиден разве?

– Нет.

– Правда? – еще больше удивилась хозяйка «Полезных чудес». – Эрни, право, я же с материалами всю жизнь работаю. Их свойства знаю. Поэтому, когда появилась задачка, ответ нашелся сам собой.

– Потрясающе… – как-то на редкость подавленно выдохнул сыщик.

Зато Ренс возликовал:

– Нет, я просто в восторге! И это моя сестра! Детка, я же говорил, у тебя криминальный ум!

– Что?! Да знаешь… да я… – Вивьен просто задохнулась от возмущения. – Это твое дурное влияние!

– Отличное влияние, мне нравится. – Ренс выглядел таким довольным, что его сестра невольно начала оглядываться в поисках чего бы еще в него кинуть.

– Так же можно свести с приглашения текст, кроме подписи, – заметил Улис, – и написать новый. Тогда и бумага будет со всеми положенными атрибутами. Наверняка серебряного тиснения на тех, что вы взяли, нет. А так будет. А что? Так делают. Кислотой там, к примеру, или уксусом с марганцовкой. Иногда и просто спиртом можно. Что не сведется, то обесцветится.

– Фи, – сморщила носик Вивьен, – следы непременно останутся. Не могут быть на письме от принца желтые пятна. Да и верхний слой можно повредить.

– Нет, Эрни, ты посмотри на этих гениев преступного мира, – не мог нарадоваться Ренс.

Сыщик только покачал головой. Вивьен периодически ему улыбалась, а план действий становился все четче. Что еще нужно в жизни?

Пока хозяйка «Полезных чудес» с Улисом выясняли плюсы-минусы различных способов подделки документов, будто всю жизнь только этим и занимались, Эрни, наклонившись к другу, шептал:

– Есть у меня одна знакомая дама, которой можно довериться. Она сможет не только опознать оригинал, но и подскажет, какому эксперту в Форевии можно написать.

– А на награду она не позарится? – уточнил Ренс.

– Я ей объясню, что шанс для «благодетеля» оказаться в суде куда более велик. Но вообще она очень толковая и порядочная женщина.

– Ну знаешь, деньги…

– Знаю, но она хорошо зарабатывает. И у нее дети еще маленькие. Лишиться этого из-за одной ошибки ей вряд ли захочется.

– Ну хорошо, я верю твоему чутью на людей.

– Спасибо. Слушай дальше. Надо придумать, как переправить очень, очень, очень быстро письмо в Форевию. Вряд ли нам повезет и нужный эксперт окажется в туристической поездке по Эльмигерну. Надо еще сделать так, чтобы курьер не привлек внимания и его с нами никак не связали. Придумаешь, что можно сделать?

– Угу. Надо поразмыслить, но как-нибудь выкрутимся, это точно.

– Ну и отлично. Оставляю это на тебя. А сам разошлю помощников искать нашего Решку, в смысле Барентона Крауса. Хочу ему несколько вопросов задать, да и надо деньги отрабатывать. Клиентка небось уже извелась.

– А ты сказал ей, что он вернулся в наш мир?

– Угу, я Улису поручил.

– Как она это восприняла?

– Неоднозначно.

– Ха, еще бы. Ты посмотри, а они все спорят!

Вивьен и Улис действительно до сих пор препирались насчет методов подделки подписи.

– Вив, только если будешь оттиск делать, – попросил Эрни, – уничтожь его сразу, как используешь. Не хватало еще получить обвинение в подделке документов.

– Как скажешь!

– Тогда за дело.

Дальше события разворачивались бурно, но для постороннего глаза не всегда заметно. Компания перебазировалась в «Полезные чудеса». Вивьен тут же убежала в свою мастерскую. Улиса на время выделили ей в помощь, что вызвало у Ульрики недоумение. Эрни отправился разузнать новые слухи и встретиться с женщиной-экспертом. Ему пришлось сделать немалый крюк, дабы запутать гипотетическое наблюдение, а по возможности и оторваться от него. Знакомая Фаргелона, дама средних лет, выглядевшая именно так, как должна выглядеть дама ее профессии, согласилась помочь. Более того, она даже придумала повод для своего появления в двух музеях, где хранились копии знаменитого портрета. Студенты несколько удивились неожиданной экскурсии, но обрадовались. В принципе в подобном походе не было ничего необычного, просто в большинстве случаев об этих мероприятиях оповещали заранее. Решив, что их преподавательница поссорилась с кем-то из коллег, или в первый раз в жизни не подготовилась к лекции, или, наиболее вероятное, нерасторопная секретарша факультета забыла сделать соответствующее объявление, они успокоились и с интересом выслушали лекцию по позднефоревской живописи. Портрет Идореллы относился к раннему ее периоду, но даме не хотелось акцентировать внимание слишком глазастых студентов на этой картине, тем более что Эрни оказался прав. Подлинник под видом копии выставлялся в музее под кураторством форевского посольства. Открытие переполнило женщину эмоциями и вопросами, но она умела себя держать. Прошло не более пары часов, как Фаргелон узнал о ее выводах. Также у него оказалась рекомендация, какой из экспертов наиболее подходит для осуществления его плана. Звали этого хингена Зирмунд Пжерский.

Эрни сообщил имя Вивьен, и они с Улисом радостно принялись за дело. Хотя до этого неожиданно спевшаяся парочка тоже не сидела без дела. К моменту, когда сыщик сообщил им имя, подпись Ольве Данского у них была уже готова. Вивьен все же провернула свой трюк с яйцом, а также сделала оттиск. Улис же натренировался подделывать подпись, несколько раз обведя ее, положив лист с приглашением на стекло, а сверху бумагу, на которой и рисовал свой вариант. Эрни не стал спрашивать, зачем столько усилий. Мало ли когда пригодится. Лишь проследил, чтобы все улики преступного сговора, кроме собственно письма, были уничтожены.

После этого Ренс отправился на «Шалунью», а заодно и проведать пострадавших матросов, что вчера отличились при защите его сестры. Поплутал немного по кабакам, забрел к коллегам, отправился к поставщикам продуктов: нужно было пополнить запасы. Побывал и в ремонтной мастерской. В общем, тоже измотал возможный хвост как только смог.

Помимо таких полезных вещей, как запас продуктов и заказ на починку некоторых деталей корабля, с которыми Ренс не мог справиться самостоятельно, результатом столь бурной деятельности стал состоявшийся через пару дней визит юноши в форме рода Маядскальских к известнейшему искусствоведу Зирмунду Пжерскому. Именно столько дней потребовалось одному из тех кораблей, которые посетил Леру, чтобы добраться до Форевии. В ее столицу лежал его курс и до визита знаменитого охотника за воздушными разбойниками, просто никто из команды до этого момента не собирался общаться с искусствоведами. Однако после дружеской беседы с Ренсом капитан по прибытии в Форевию направил одного из своих людей к эксперту.

Молодой человек в форме дома Маядскальских, любезно предоставленной Леру, с поклоном вручил Зирмунду Пжерскому адресованный ему конверт. (Улис все же опробовал способ сведения чернил с бумаги. Получилось весьма неплохо.) Сам текст письма привел эксперта в неописуемый восторг, и тот помчался собирать вещи. Уже через несколько часов он садился на корабль до Аногиля.

Эти дни в доме Леру и «Полезных чудесах» царило выжидающее затишье. Вивьен нервничала и втайне даже от себя предвкушала дальнейшее развитие событий. Ренс вовсю наслаждался незапланированным отдыхом. Ульрика же пребывала в восторженном состоянии, обслуживая покупателей вдвое быстрее и одаривая их такой ослепительной улыбкой, что они покидали магазин в некотором недоумении. Ненадолго омрачил ей настроение только Ёки, который при составлении налогового отчета превращался в монстра. Вся эта мощь обрушивалась именно на помощницу, потому требовать каких-то сведений по финансам от Вивьен было гиблым делом даже для чудовища с огромными наивными глазами.

В здании же напротив, наоборот, царило оживление. Несколько дней помощники Эрни следили за Эдом Юской, нынешним владельцем предприятия по перевозке, которое раньше якобы принадлежало Барентону Краусу. Эрни надеялся, что тот прячется именно у бывшего подельника. Больше обратиться ему особо не к кому. Похоже, с другими старыми связями он порвал, хотя полной уверенности в этом не было. Но на месте Решки Маркуса сыщик не стал бы рисковать. Эд Юска точно не имел никакой возможности сдать бывшего воздушного разбойника, ведь это полностью разрушило бы его собственную жизнь.

Фаргелон предположил, где именно может скрываться Решка Маркус, он же Барентон Краус. Однако никто из помощников Эрни ни разу не увидел его там или где-то еще рядом с Эдом. Тогда сыщик решил рискнуть. Вызвал Ёки, попросил его подчеркнуть и снабдить комментариями цифры в документах по предприятию Маркуса-Юски, доказывающие их махинации, а затем отправился в контору подельника Крауса.

Эд принял его весьма настороженно, хоть и попытался внешне это не проявить. Эрни представился.

– Меня наняла жена человека, продавшего вам это дело, Ханна Краус, – пояснил он. – В мои обязанности входит только поиск Барентона Крауса. Я прекрасно знаю, как нынче и вся столица, что ранее этот человек носил имя Решка Маркус. Даже сейчас за его голову назначена немалая награда. Однако меня это не касается. Я хочу лишь, чтобы он встретился со своей женой, моей клиенткой. Дальнейшее меня не волнует.

– Извините, но я не понимаю, чем я-то могу помочь, – начал вполне ожидаемую песню Юска. – Да, он продал когда-то мне это предприятие. Но на этом дело и закончилось. Мы с ним даже не встречались с тех пор.

Эрни усмехнулся.

– Хинген Юска, не думаю, что все было так невинно. Более того, не подумают так ни дознаватели, ни налоговая служба, а уж людям вроде охотников за воздушными разбойниками и доказательства не нужны. Позвольте, я расскажу вам, как, по моему мнению, было дело. – Фаргелон выглядел сейчас куда более жестким, чем его привыкли видеть близкие. – Больше чем три года назад корабль Решки Маркуса разбился совсем недалеко от того места, где у вас был небольшой домик на отшибе. Возможно, воздушный разбойник сам постучался в ваш дом, скажем так, покинув корабль раньше, чем тот попал в ураган, возможно, было как-то иначе. Но в любом случае вы познакомились и быстро нашли общий язык. Решке Маркусу нужно было новое имя и новая жизнь, вам – деньги и возможность перебраться из своей глуши в столицу. Вы свели воздушного разбойника со своим кузеном, который немало преуспел в организации фальшивого прошлого и чистого настоящего, а Маркус хорошо вам заплатил. И это предприятие тоже было на кону, ведь оно позволило вам зажить так, как вам хотелось, а новоиспеченному Барентону Краусу приобрести вес в глазах властей и отца его будущей жены. Все было хорошо, пока не вмешался один форевский дознаватель, натравивший на вашего партнера его бывших подчиненных. И тогда Маркус пришел к вам, как к единственному, кто был слишком прочно связан с ним, чтобы выдать властям. Что скажете?

– Что это красивая сказка. – Юска хорошо держался, но Эрни пока не выложил ни единого козыря. – Но подобное невозможно доказать. Да и нечего там доказывать. Чего не было, того не было.

– Считаете? Впрочем, я не собираюсь доказывать именно это. Я лучше докажу другое. Думаю, в налоговой службе заинтересуются некоторыми забавными цифрами, по неизвестной причине, – многозначительно произнес сыщик, – пропущенными ими в прошлый раз. Обратите, пожалуйста, внимание. – Эрни выложил на стол Эда бумаги и по комментариям Ёки попытался воспроизвести все его рассуждения. Судя по постепенно бледневшему лицу Юски, желаемого результата он достиг.

– Что вы хотите? – после довольно продолжительной паузы спросил предприниматель. – Если деньги, то мы можем договориться.

– Послушайте, я уже озвучил свои желания. Я, как и вы, честный человек. В конце концов, перед налоговой все мы в чем-нибудь да виноваты, но дела нужно же делать. А дело у меня сейчас одно – найти пропавшего мужа Ханны Краус. Она любит его. Любит и мучается от неизвестности. Убедите его просто поговорить с ней. На этом моя миссия будет окончена, а мне нет никакого другого резона портить вам жизнь. Подумайте об этом, я жду до завтрашнего утра. Если нет, отнесу документы куда следует. – Эрни демонстративно поднялся и надел шляпу.

– Постойте! – Юска явно был не готов к происходящему. – Но… допустим, я могу связаться с Краусом, только допустим…

– Да-да, конечно, – приподнял брови сыщик. – И?..

– Но какова гарантия, что, когда он придет… кстати, куда?.. в общем, что его не схватят? – Эд путался в словах, явно не привыкший к подобным беседам.

– Позвольте бумагу и перо, – попросил Эрни. – Это то место, где сегодня с девяти вечера до полуночи будет ждать своего мужа Ханна Краус. – Квартиру по указанному им адресу сыщик когда-то купил вскладчину с Ренсом. Один порой устраивал там встречи с дамами, для которых огласка их связи была бы нежелательна. Другой иногда использовал ее для конспиративных встреч. У друзей существовала целая система оповещения, дабы не мешать друг другу. Не хватало еще, чтобы дамочки Ренса заявились в любовное гнездышко, когда там заседал Эрни с какими-нибудь уголовниками. Или же с мужьями этих самых красоток, подозревающих жен в измене. – А гарантии… скажем так, что мешает мне уже сейчас навести заинтересованных лиц на вашу контору? Уверен, что достаточно тщательный поиск и некоторые, мм, силовые воздействия, и местонахождение Решки Маркуса станет мне известно. Но я предпочитаю вкладывать не в деньги, а в репутацию. Деньги рано или поздно закончатся, а репутация всегда позволит их заработать. Не хотел бы я иметь репутацию человека, сдавшего клиента властям. О, кстати, – Эрни написал еще кое-что на бумаге, сложил ее вдвое и передал Юске, – вот это отдайте Барентону. Сами не смотрите. Вам не нужны такие неприятности. На этом позвольте откланяться. – Фаргелон открыл дверь и вновь обернулся. На этот раз его лицо было предельно серьезным. – И я не шутил насчет времени до завтра. Всего хорошего. – Приподняв шляпу, сыщик покинул кабинет Юски.

По дороге в свою контору Эрни вновь и вновь прокручивал в голове разговор с Эдом. У него не было уверенности, что он правильно его построил. Оставалось надеяться, что не подведут помощники, если уж приведенные доводы окажутся бессильны. Фаргелон покачал головой. Рискованно. Слишком рискованно. Он фактически получил признание, что Юска связан с Маркусом. Теперь все будет зависеть от того, нужна ли на самом деле Барентону Краусу его жена. Он отчаянный человек. Ради любви может и рискнуть явиться на конспиративную квартиру. Или все же осторожность пересилит? Как сильно Ханна дорога своему мужу?

За этими размышлениями Эрни добрался до дома клиентки. Манихинге Краус открыла ему дверь и молча впустила. Глядя на женщину, будто уставшую, но явно что-то решившую для себя, Фаргелон гадал, что творится в ее сердце, к каким она пришла выводам, узнав про возвращение мужа в город. Ведь Барентон не дал ей ни единой весточки о себе. Что это – равнодушие или забота о ее безопасности? Похитив потрет Идореллы Маядскальской, Краус перешел дорожку слишком опасным людям, и тревога за жизнь жены была вполне обоснованна. Если Краус еще в столице, это косвенно говорит о его чувстве к Ханне, или, может, бывший воздушный разбойник все-таки надеется, что найдет картину? И все же любит ли он свою жену?

Эрни, убедившись, что их не подслушивают, изложил клиентке все, что до этого ей еще не было известно. Она должна понимать, что поставлено на кон, какая опасность ей грозит. В конце сыщик сообщил ей о своем визите к Эду Юске.

– Я ему сказал, что вы будете ждать в условленном месте. Но это вас ни к чему не обязывает. Вы можете пойти туда, а можете не пойти. Все зависит только от того, желаете ли вы увидеть своего мужа. Ежели нет, что вполне понятно в сложившейся ситуации, то лучше не рисковать и не ввязываться во все это. – Эрни говорил очень мягко. – Решать только вам.

– Я пойду, – только и сказала женщина.

Фаргелон кивнул, сам не зная, рад он подобному или предпочел бы другой исход.

В этом деле Эрни столкнулся с очень качественной слежкой. Он до сих пор не был уверен, что ее больше нет. Пару раз ему попадались доказательства обратного, но они не были однозначными. Однако сыщик предпочитал перестраховываться.

Около восьми часов вечера манихинге Краус вышла из своего дома и направилась к Старорыночной площади. Там она поплутала между выставленными на улицу лотками и группами людей вокруг то одного, то другого актера. В этом месте жизнь била ключом, что днем, что вечером, даже ночью не утихала. В светлое время суток тут активно шла торговля, а как спускались сумерки, появлялись и развлечения. Совсем недалеко отсюда стояли два театра, актеры которых частенько подрабатывали уличными выступлениями. Музыканты и певцы тоже не гнушались известной площади. Дети очень любили обмазанных золотой или серебряной краской мимов, которые неподвижно стояли то тут, то там и начинали двигаться, если бросить в коробку перед ними монетку. Разумеется, при таком изобилии развлечений народу здесь было множество. Однако Эрни не рассчитывал, что женщина сможет затеряться в толпе. Чтобы оторваться от слежки, он предложил Ханне провернуть другой трюк.

По его совету манихинге Краус заходила то в один магазинчик, то в другой. В четвертом человек Фаргелона ее и перехватил. Это была девушка, схожего с Ханной типажа. Она шепнула женщине пароль и быстро утащила ее в задние комнаты. Там они поменялись одеждой. Краус надела темный парик, шляпку другого фасона, и из задних дверей соседнего дома вышла наряженная пара, в которой вряд ли бы кто-то узнал Эрни и Ханну, тем более что женщина в ее одежде покинула магазинчик немного раньше через парадный вход.

Фаргелон с дамой еще немного поплутали по городу, но в девять оказались на конспиративной квартире. Эрни был почти уверен, что слежка, даже если была, отстала. Он заварил для женщины чай и ушел, пообещав прийти после двенадцати. Сам же с Ренсом засел в кабаке неподалеку. Леру несерьезно ворчал, что надо было сдать этого Маркуса властям и что Эрни отнимает его законный хлеб.

– Слушай, а что ты написал Решке?

– Что? – отвлекся от своих размышлений Фаргелон.

– Ну ты сказал, что отдал записку Юске для Решки. Так что было в той записке?

– А-а, это… – отмахнулся Эрни. – Я написал, что знаю, что картина не у него и что ему неизвестно, где она.

– Думаешь, сработает?

– Посмотрим.

Эрни вернулся в квартиру, где его должна была ждать Ханна, как и обещал, после полуночи. Признаться, шел он туда со смешанным чувством. Сыщик редко оставался равнодушным к делам, которые вел. Профессия постоянно сталкивала его с людскими чувствами, счастьем или горем, благородством или предательством. И Фаргелон всегда с замиранием сердца ждал, что же восторжествует на этот раз, искренне надеясь на хороший исход. Не только потому, что счастливые клиенты платили больше. Просто Эрни жизненно необходимо было верить в лучшее. Он и так много видел людской грязи, иногда это его жутко угнетало, поэтому так хотелось другого, того, что не дало бы скатиться до цинизма. Ренс с ним неплохо жил, но Эрни так не мог. Несмотря на все обвинения в наивности и самообмане, он продолжал верить в людей.

Что сейчас предложит ему судьба? Очередное разбитое сердце и аргумент в пользу позиции Ренса или пример любви, которая все преодолевает, все исправляет?

Почему-то это дело вообще сильно волновало Эрни. Не только оттого, что оно вовлекло в свой круговорот даже его Вивьен. Может, потому, что должно было ответить: дано ли преступнику исправиться? Обычно на этот вопрос Фаргелон уверенно отвечал «нет», но ведь бывают исключения. Или все же такое невозможно?

Остановившись у двери квартиры, Эрни поднял руку и замер ненадолго. Что ж, посмотрим. Коротко постучал. У Ханны был ключ, она должна была открыть. Однако в квартире стояла тишина. Фаргелон вдруг с ужасом подумал, что им вовсе не удалось уйти от наблюдения и люди Лаужер-она Маядскальского добрались-таки до Крауса. Более того, он сам привел их к нему. Что они сделали с Ханной? Похитили, как Вивьен недавно, или… что похуже? Эрни отчаянно не хотел иметь на своей совести еще два трупа. Неужели его профессионализма не хватило? Осознание собственной вины буквально сковало частного сыщика. Настолько, что он даже не сразу заметил, что дверь открывается.

Перед ним стояла Ханна Краус. Она быстро метнулась к стене, и Эрни увидел направленный на него револьвер. Его держал Решка Маркус.

– Входите, – приказал он. – К той стене.

Фаргелон поднял руки на уровень плеч, показывая, что ничего не держит в них, и встал где сказано. Маркус, быстро выглянув, убедился в отсутствии других людей за дверью и закрыл ее.

– Это он, – произнесла Ханна. – Это тот сыщик.

– Эрни Фаргелон, – представился Эрни.

Маркус помедлил и опустил револьвер. Оба мужчины долго смотрели друг на друга. Потом лже-Краус кивнул:

– Спасибо.

Эрни, уже опустивший руки, повторил его жест.

– Что вы теперь будете делать? – спросил он после очередной паузы.

Ханна подошла к мужу, и Барентон обнял ее за плечи. Только теперь Фаргелон понял, насколько она красива.

– Уедем, – произнесла женщина. Ее голос дрожал от счастья, пережитого волнения, тревоги за будущее, но в нем слышалась уверенность, которую вряд ли что-либо могло поколебать. – Тканями можно торговать везде. В этом мире или в любом другом полно мест, городов, домов. Да, они чужие. Я с трудом могу себе представить, как буду жить без всего этого, что вокруг. Тут все мне знакомо и все родное. Здесь друзья, родственники, мама с папой… – Она замолчала, справляясь со слезами. – Только счастья не будет. Без Барентона – нет.

Мужчина ничего не сказал, лишь крепче обнял жену за плечи.

Эрни с трудом улыбнулся. Его самого сейчас распирали эмоции.

– Вы правы, чужие города и чужие миры – это ужасно, – произнес он. – Неродное звучит как приговор. Но я убежден, что собственный дом, достаток и любимый человек рядом могут это изменить.

Этим вечером в доме брата и сестры Леру состоялся маленький праздник.

– Я рад, что все так закончилось. – Ренс поднял бокал и подмигнул Эрни.

– Еще не закончилось. – Сыщик чувствовал себя несколько смущенным. Сейчас его взгляд не отрывался от разгоряченных вином щечек подруги. – Не закончилось. – Он немного помолчал, потом будто спохватился и вытащил бумажный пакет, который до этого стоял около его кресла. – Это тебе, Вив.

– Мм? – Девушка приподняла изящную бровку.

Заглянув в пакет, она обнаружила там не так давно украденную из магазина книгу с записями.

– Краус передал? – хмурясь и не зная, как реагировать, спросила хозяйка «Полезных чудес».

Эрни кивнул.

– Там внутри чек за разбитую витрину.

Вивьен, придирчиво осмотрев обложку на предмет повреждений, заинтересованно зашуршала листами. Найдя расписку, удивленно покачала головой.

– Похоже, тут и за моральный ущерб, – хмыкнул Ренс, заглянув через плечо сестры.

– Кстати, ты расспросил у него, в смысле у Крауса, назовем так, – спросила подобревшая хозяйка «Полезных чудес», – как дело было? Ну зачем он портрет этот украл, если продать так и не собрался? Почему в другой мир слинял? И зачем в мой магазин полез?

Сыщик отпил вина и довольно улыбнулся. Приятно быть правым. Особенно когда предмет твоего восхищения в курсе.

– В принципе все так, как мы и думали, – начал он рассказывать, деликатно воздержавшись от «как я и думал». – Решка Маркус три-четыре года назад промышлял в основном на территории Форевии и на корабль, везший портрет Идореллы Маядскальской, напал, не зная, что за груз на его борту. Ему повезло первым оказаться в каюте, где хранили портрет, и он успел его спрятать от остальных членов команды. Они понимали, что с этим кораблем многое неладно: слишком уж большое количество серебряных гвардейцев. Решка сказал, что они охраняли какие-то документы. Такое добро воздушным разбойникам не нужно – не их профиль. Сам же Маркус был в ужасе. Он прекрасно понимал, что буквально подписал себе смертный приговор. За этой реликвией будут гоняться лучшие сыщики и рано или поздно найдут. А Маядскальские никогда излишней мягкостью не славились. Тогда Решка решил избавиться от портрета. Однако стоило ему покинуть корабль, отговорившись какими-то делами, как на тот налетел ураган, разнеся его в щепки. Маркус воспринял это как кару небес. Ведь ему тоже досталось. Он еле смог добраться до людей. Но картину не бросил. Это решение далось ему непросто. С одной стороны, это была бочка с порохом, сидеть на которой весьма неуютно. С другой – однажды ею можно было откупиться, отдать в обмен на жизнь и свободу. В скором времени Маркусу повезло. Жизнь свела его с Эдом Юской и его кузеном, мастером по изготовлению фальшивых документов. Решка к этому моменту имел внушительную сумму, спрятанную по разным местам, в том числе и банкам. Он щедро заплатил кузенам за поддельное, но чистое прошлое. С новым именем и биографией новоявленный Барентон Краус планировал податься куда-нибудь подальше от Эльмигерна, где его могли узнать, и от Форевии, по понятным причинам. Но дела с оформлением предприятия, продажей оного привели бывшего разбойника в столицу. Это уже была фаза, когда подделками не ограничишься, а Юска непременно хотел закрепиться в Аногиле. И вот тут-то Краус и встречает Ханну Хонгервал. Он действительно не хотел ничего, кроме куска хорошей ткани, но перед этой женщиной не устоял. Влюбился с первых же минут их разговора. И это не мои слова, – Эрни улыбнулся, – это Барентон мне сам сказал. С ней произошло то же. Но вы же видели ее. Эту женщину не увезешь неизвестно куда. Не на том этапе, как мне кажется. Возможно, Краусу стоило попытаться, но в тот момент он решил все же рискнуть, рассудив, что в новом облике его не узнают. Картину пришлось спрятать с помощью Олещерки и твоей, Вив, но он всегда держал ее под рукой, опасаясь надолго выпускать из виду. Прошло более трех лет. И однажды это все-таки случилось. Краус начал замечать странные вещи. Пару раз ему казалось, что за ним следят. Когда же он увидел курьера с цветами, своего бывшего юнгу, он занервничал. Как Решка мне признался, надо было бежать еще тогда, но он чего-то выжидал, надеялся на ошибку. В конце концов, если бы у него потребовали денег за молчание, за то, что не полезут в его новую жизнь, он мог бы и заплатить. Хотя я думаю, он вспомнил бы свое прежнее ремесло и убрал бы ненужных свидетелей. Но мне он этого, разумеется, не сказал. Барентон постарался меньше выходить, надеясь, что его все же не узнали. Однако стекло вашего отца все же держал поближе. И однажды они заявились к нему домой. Он не выходил из дома в тот день. Просто соседи приняли за него одного из налетчиков. Он открыл дверь ключом, который сделал Ронет Доуский, стоящий за всем этим, как мы теперь знаем. Вернее, предполагаем с огромной долей вероятности. Второй член его бывшей команды проскользнул следом. Они тоже, наверное, опасались чужих глаз. В кабинете бывшие матросы застали своего капитана. Доуский рассказал им про портрет. Сказал, сколько можно за него выручить. Именно его они и потребовали. Но Маркус прекрасно понимал, что этим дело не кончится. В общем, они пререкались-пререкались, Решка начал угрожать, что спалит портрет… Я не совсем понимаю, почему Доуский решил действовать через этих неудачников. Возможно, хотел все сделать чужими руками. Или потом их убить, а награду за картину получить в одиночку, не делясь с людьми Лаужер-она, которых можно было привлечь к этому делу. Может, просто не доверял им. Или не хотел опозориться, если его выводы окажутся неверны. В общем, какие-то веские мотивы у него были наверняка. Но произошло то, что нередко случается, когда связываешься с непрофессионалами. Они не только не добыли портрет, они еще и позволили Краусу сбежать. Капитан и бывшие матросы долго кричали друг на друга. В конце концов последние решили, что лучше забрать портрет силой. Завязалась борьба. Весьма яростная, хоть и короткая. Покрывало тогда как раз и порвали. Решка быстро понял, что двоих не одолеет. И воспользовался стеклом Кима. Однако портрет в последний момент буквально вывернулся из его рук, но сделать он уже ничего не мог, его перенесло в другой мир. Его бывшие подельники тоже остались ни с чем. Я не знаю, вымещали ли они злость на кабинете или нет, забрали стекло вашего отца или нет. Но его ни при них, ни на квартире не нашли. Возможно, они передали его Доускому, возможно, выкинули. Барентон же попал в другой мир. Там, сообразив, что возвращаться с помощью амулета слишком рискованно, отправился к стационарной станции. Документы у него были в жетоне, который он не снимал никогда, так что с проходом проблем не возникло. Вернувшись в наш мир, Краус понял, что не в силах бежать без жены. Да и боялся он за нее. Ему пришла в голову мысль, что он сможет откупиться от форевцев портретом. К Олещерке Барентон сунуться побоялся, а к тебе нет. За что приносит свои извинения, как ты понимаешь. Он надеялся найти какие-нибудь записи о покрывале, ведь картина не должна была пропасть. Ее исчезновение он приписал свойствам покрывала. Но все это уже было жестом отчаяния. Юска хоть неохотно, но помог бывшему подельнику. Правда, известие о смерти форевского дознавателя и матросов с «Крылатого», известие, что его настоящее имя теперь все знают, заметно поубавили активность лже-Крауса. На тот момент, когда я пришел к Эду, Решка просто уже не знал, что делать.

– М-да, история… – протянула Вивьен, пытаясь уложить все знания по порядку. – А Пола… в смысле Доуского убили эти самые… с корабля Решки Маркуса?

– Думаю, да. Наверняка они предъявили ему какие-нибудь претензии, потребовали награды хотя бы за то, что сунулись к Маркусу. Тот, разумеется, ничего им не дал, не заслужили. А возможно, сам попытался их убрать. Но не вышло.

– Один против двоих? – удивилась девушка.

– Думаю, он мог быть самоуверен, ведь у него была неплохая подготовка. Или рассчитывал на что-то еще вроде магии. Не знаю, моя дорогая, наверное, его просто опередили. Или застали врасплох. Или еще что-то.

– Не могли его застать врасплох где-нибудь в другом месте? – проворчала Вивьен.

Ренс хмыкнул.

– Нет, мне его жалко, конечно, – передернула плечами девушка. – Просто… жалость к нему существенно перекрыл ужас той ночи, когда этот противный Стирсон… ну вы поняли.

Ее брат нахмурился, но тем не менее увел разговор в другую сторону:

– А матросов с «Крылатого» убили те хлыщи, что заявились ко мне на «Шалунью»?

– Кто же знает, – пожал плечами Эрни. – Мне кажется, это вероятнее всего. Может, они и стекло забрали. В общем, это я не знаю. И не буду пытаться узнать. Я вообще хочу навсегда забыть о Лаужер-оне Маядскальском вместе с портретом его бабули.

Охотник за воздушными разбойниками в противовес своему другу искренне наслаждался ситуацией. Он сидел, развалившись в кресле и положив ноги на пуфик. Услышав последнее замечание сыщика, поднял бокал и произнес:

– Давайте за это выпьем. – И после глотка вина поинтересовался: – Так когда мы увидим следующее действие?

Эрни, вновь не отрывая взгляда от Вивьен, тоже отпил из бокала и ответил:

– Думаю, завтра.

Неизвестно, что именно имел в виду Ренс под следующим действием, однако уже через несколько часов на землю Аногиля ступил известный эксперт-искусствовед Зирмунд Пжерский. Личность это была незаурядная. Начинающий лысеть, с пивным животиком, в толстых очках, он обладал активнейшей мимикой, без жестов не мог произнести и слова, а к произведениям искусства относился как к любимым детям. Шумный и восторженный, хинген Пжерский не видел никаких барьеров, если речь шла о живописи, к которой питал особую слабость. Благодаря таким достоинствам у него появилось немало приверженцев и самозабвенно внимающих ему учеников. Даже сейчас его сопровождала небольшая стайка студентов.

Когда эта толпа с шумом ворвалась в музей, все посетители и сотрудники мгновенно поняли: скоро случится что-то невероятно интересное. К тому же фотографии Зирмунда Пжерского довольно часто появлялись в прессе, в лицо его знали многие. Эрни же заранее позаботился, чтобы несколько журналистов из массовых изданий отирались неподалеку.

Стоило известному искусствоведу ступить на лестницу музея, как директору тут же доложили об этом. Он поспешил навстречу, зная, насколько разрушительным для репутации может быть нашествие Зирмунда Пжерского.

– Какая честь! Какая честь! Хинген Пжерский, а… – Несчастный директор очень хотел, во-первых, не пускать эксперта в свое святилище, во-вторых, узнать, чему, собственно, обязан таким нежданным подарком.

– Где он?! Где он?! Где моя обожаемая прелесть?! Ведите! Ведите меня к ней! – Зирмунд, кажется, даже не замечал усилий руководителя этого заведения, пытающего самого Пжерского перенаправить к себе в кабинет. – Покажите мне ее скорее! О, я не могу ждать!

И он устремился вперед, за ним шлейфом бежали ученики и посетители. Сотрудники музея старались прорваться к искусствоведу с обеих сторон, но угнаться за хингеном Пжерским могли только уже обладающие подобным опытом. Таковых сразу не нашлось.

Тем временем, поплутав по залам и собрав еще большую толпу, Зирмунд наконец отыскал то, к чему так стремился.

– О моя дорогая! – бросился он к портрету Идореллы Маядскальской.

Разве что не упав перед ним на колени, искусствовед достал из рабочего чемоданчика лупу и почти уткнулся ею в холст. Рядом почтительно замерли ученики, подавая вдохновенному учителю то один, то другой инструмент, которые он периодически требовал. Даже возбужденная толпа, взволнованные сотрудники и отчаявшийся директор музея затихли, сраженные ощущением, что именно сейчас на их глазах рождается чудо. Наверное, мало кто представлял себе, о каком чуде речь, но результат никого не разочаровал.

Прошло не слишком много времени, как Зирмунд Пжерский оторвался от картины и на весь зал провозгласил:

– Это она!!! Свершилось!!! Свершилось, мои дорогие!!! – Тут же поцеловал кого-то и обнял всех, кто стоял в непосредственной близости. – Это она! Это она!

– Кто? – спросил кто-то, страстно желая узнать, свидетелем чего стал.

– Чудо! – не унимался Зирмунд Пжерский. – Перед вами подлинник, оригинал! Не копия, а тот самый портрет Идореллы Маядскальской! Самый прекрасный из всех портретов, что когда-либо существовали! Мои дорогие, мы нашли его! Мир снова обрел наше чудо!!! Кричите, орите, говорите, расскажите всем!!! Весь мир должен знать!!! Чудо свершилось!!!

Несмотря на то что лишь малую часть присутствующих волновал портрет Идореллы Маядскальской, невероятную радость ощутили абсолютно все. Журналисты тут же защелкали своими камерами, полезли за разъяснениями. Директор пытался понять, радоваться ему или ждать беды, поэтому отвечал невпопад, выдавая перл за перлом, чем приводил окружающих в ужас, а газетчиков в восторг. Зирмунд Пжерский продолжал что-то громко вещать, кажется, уже рассказывал всем и каждому про уникальность вновь обретенного портрета. Остановить его смогла только следующая мысль:

– Принц! Мой принц! Я должен ему рассказать!!!

К моменту, когда Зирмунд Пжерский добрался до Лаужер-она Маядскальского, вся столица уже знала о случившемся. Две из трех самых популярных газет города посвятили этому событию спецвыпуски. Заголовками вроде «Чудесное обретение прекраснейшей из картин!», «Сенсационное открытие – пропавший портрет Идореллы Форевской висел у всех на виду!», «Свершилось! Портрет Идореллы Маядскальской спустя три года все же добрался до Аногиля!» пестрели все газетные передовицы.

На следующее утро Вивьен получила роскошный, невероятно изысканный букет роз. К ним была приложена записка: «Благодарю за помощь в моих поисках». Без подписи. Однако ни у кого не возникло ни капли сомнения в авторстве послания.

– Ну что ж, – пошутила Ульрика, – теперь у тебя есть образец почерка не только секретаря, но и самого принца.

– А подпись он разумно не поставил, – хохотнул Ренс, заглянув в записку.

– Розы куда? – посмеиваясь, спросила помощница. – Домой заберешь? Или в мастерскую?

Вивьен оглядела идеальный букет.

– Зачем он мне дома или в мастерской? Поставь тут где-нибудь. Пусть посетители любуются.

Девушка поймала какой-то совершенно особый взгляд Эрни. Он очень мягко и довольно улыбался.

– Позволь пригласить тебя в «Шарм любви», – тихо произнес сыщик.

Фаргелон звал Вивьен в то самое кафе, которое по праву считалось самым романтичным местом в городе и куда ходили только влюбленные.

В ту ночь они танцевали там до утра.