Ливень только что кончился, и окрестные леса засияли изумрудным блеском отмытой листвы, и несказанно свежий, потрескивавший после грозы воздух приятно обжигал грудь, и прозрачный парок вился от напитавшейся влагой земли. Солнце, умытое дождём, выпрыгнуло наконец из-за туч и осветило замшелые стены громадного замка, что уныло, но всё так же грозно высился посреди бескрайней лесной чащобы. Десятки обветшалых башен, сложенных из сероватого с прожилками гранита, коим исстари богаты были близлежащие Железные Горы, всерьёз озадачили бы — а то и устрашили — всякого грамотного полководца, дерзнувшего…

А впрочем, едва ли устрашили бы. Давно минули те времена, когда Хундертауэр, зловещая гоблинская твердыня, если и упоминалась, то исключительно дрожащим шёпотом; да знаменитые хумансовые и даже эльфийские полководцы в бессильной ярости скрежетали зубами над картами, не видя ни шанса выбить гоблинов, извечных пограничных нарушителей спокойствия, из их оплота. Пусть ни [один из] них так и не взял Хундертауэр на копье, ни приступом, ни измором, ни излюбленным методом хумансов — подлостью и подкупом. Пусть по-прежнему безмолвной стражей стояли на севере Железные Горы, на западе жирно чавкала Гиблая Топь, глухой стеной высился на востоке Злой Лес, а единственный торный путь посуху, пролёгший с юга всё по тому же Злому Лесу, был узок и извилист и предоставлял всякому, кто только пожелал бы, тысячи удобных мест для засад и засек. Уж давненько не обновлялись старые стены и не звучала на них выразительная гоблинская ругань, сама по себе составляющая не самый бедный язык. Давно уже некого стало опасаться Пришлым, и Хундертауэр всё ещё стоял лишь потому, что эльфы, злейшие и непримиримые враги гоблинов, ушли из Дримланда ещё раньше. Они обещали вернуться — и вернутся, но когда?..

Дождина, зарядивший, казалось, на весь день, вдруг унялся, и сонные хумансы в дешёвых практичных латах буйволовой кожи — стражи-наёмники из Аракана — гурьбой вывалились из караулки. Пора на стену, хоть с неё, кроме осточертевших лесов, сам Всевидящий Кано ни шиша не увидит. Однако не хватало ещё, чтобы начальник стражи застукал за игрой в полудурка! Он, начальник, молод да ретив, и разговор у него короткий: неделя без жалованья, а вздохнешь от такой несправедливости — так еще и дюжину плетей пропишет для профилактики. В дождь-то он не страшен — дома сидит, а то и лежит, зачем иначе завёз с собой аж полдюжины наложниц? А вот выглянуло солнце — теперь только и жди, когда явится, демонстрируя поселенцам золочёные свои латы и пышный плюмаж.

Немолодой вислоусый страж добрался, переваливаясь, до гребня стены и сунулся было в бойницу, дабы по традиции плюнуть вниз; плюнуть, однако, забыл и только челюсть отвесил так, что заготовленная слюна измарала подбородок и свесилась мало не до подножия стены.

К замку приближался всадник. Не то чтобы событие века — всадники-гонцы, а также торговцы да и просто искатели приключений прибывали в Хундертауэр почти каждую неделю, даром что край мира. Но с этим что-то было сильно не так… Страж раздумчиво отёр челюсть рукавом, скрипнул мозгами и понял — что именно. Сторона! Всадник ехал со стороны заката, от Гиблой Топи, хотя всякому заведомо понятно, что проехать там он не мог. Да там и опытнейшие болотники на своих испытанных двоих не раз с концами гикались, потому что какой-то паршивец (по всему, из бесподобно вредных гоблинских друидов) наложил на Топь заклятие Заворота, так что, попавши в неё, будешь блуждать до самой смерти. А этот прёт верхом, да ещё с заводным конем, да в придачу, кажись, песню горланит — уже можно разобрать кой-какие звуки, откровенно гнусные звуки, честно говоря, да и слова — не гулгитское благостное песнопение. В общем, пренеприятнейшая фигура, и движется спорой конской рысью прямо к закатным малым воротам, что открыты нараспашку, а закрыть — так их уже лет тридцать не закрывали, просто не от кого. В лесах окрестных зверья крупнее зайца едва ли сыщешь, а двуногие все с амбициями — хоть вовсе стены обрушь, всё едино будут долбиться в Главные ворота, и чтоб непременно каждому выносили хлеб-соль и чуть ли не ключи от замка.

— Э-ээй, други! — воззвал страж жалобно. — Гляньте, экий прется! Впустим, что ли, али как?

Двое соратников дружно прильнули к бойницам.

— Этого впустим, — сразу авторитетно заявил самый старший, седобородый муж, уже лет двадцать бессменно дежуривший на стенах Хундертауэра. — Таковского поди не впусти…

И был он прав. Всадника уже можно было рассмотреть в подробностях. Был он высок и так мощно сложён, что стражников слаженно пробрал мороз, а в голове вислоусого, сообщим по секрету, промелькнуло желание немедленно сдаться в плен либо вовсе сменить профессию на менее рисковую. Седые короткие волосы приезжего выдавали немалые лета, но из-за спины недвусмысленно торчала рукоять двуручного меча, так что годы, по-видимому, помехой ему но были. Доспеха на нём не имелось — только чёрный камзол, расшитый местами серебром, а вот наручи явно боевые, из железных чешуй. Голова зачем-то перехвачена широкой цветастой лентой. Конь тоже густо-чёрный, толстоногий, знаменитой западной породы, которую специально разводят вольные бароны на берегу Иаф-Дуина. Заводной такой же, только каурой масти, тоже под седлом, несет изрядный тюк.

А вот лицо визитёра… Вмиг всю троицу стражей хватил приступ дежа вю: ну, не такого точно, но явно его родного брата… или там деда… и не одного… я видел… видел…

Песня по мере приближения всадника звучала всё громче, слышно было уже даже такт, отбиваемый кулаками певца но собственному твёрдому, как дерево, брюху. Язык тоже был не то чтобы совсем незнакомый, не похожий только что на гномье тайноречие да эльфийский изящный слог, а в целом вполне понятный. Общий смысл баллады сводился к незамысловатому рассуждению: хорошо бы, собравшись гуртом, напасть на ближайшее поселение врагов, мужчин истребить, женщин поиметь, детей продать в рабство, скот угнать, добро разграбить, пиво выпить, дома и всё, что горит, сжечь, а всё, что останется, повредить дубинами да топорами и сбежать, прежде чем к врагам прибудет подкрепление. Младшего из стражей, не растерявшего еще юношеской романтичности, аж перекосило от такого цинизма, присущего разве что…

— Гоблин!!! — выдохнул он, холодея от ужаса. — Это… это же…

И точно! Рожи эти вот — горбоносые и остроухие, с подбородками обухом и раскосыми глазами — украшают две стены в Малом зале во дворце Наместника, там-то каждый страж их и видел, отбывая свою очередь в карауле. К слову, Наместник содержал гоблинскую портретную галерею вовсе не по причине дико извращённого чувства прекрасного. Просто портреты остались с тех пор, когда дворец еще принадлежал Лорд-Гоблину, то бишь одному из их маркграфов, возглавлявшему в былые дни этот форпост. Наместник же, будучи гномом рассудительным, счел пользительным сохранить картины, дабы все знали, как выглядит ВРАГ. Однако ж гоблинов не видели ни в самом Хундертауэре, ни в окрестностях уже лет двадцать — с тех пор, как ушли последние, получив от Наместника неслабые откупные… Правда, намедни прискакал на взмыленном коне ободранный гонец, так тот клялся, что видал на Южном тракте гоблина и якобы тот гоблин увёл у гонца грамоту Ордена Гулга, кою тот вёз Наместнику, а также кошель, кинжал, флягу с вином и даже шляпой с редким пером не побрезговал. Наместник не изволил поверить и в два счёта повелел оттяпать болвану голову, поскольку известий ожидал дюже важных и утрата грамоты огорчила его несказанно. А тут — гляньте! — и впрямь гоблин! Впрочем, гонец описывал худого и некрупного, только что ловкого непомерно, а этот вон какой солидный да важный! Но чтобы сразу двое?

— И-йех! — фальшиво взвизгнул гоблин, и кони его синхронно прянули ушами. — И-йех! Тра-ля-ля и ВСЁ ТАКОЕ!

Видимо, это был такой припев, поскольку объяснений, какое именно всё, не последовало. Стражи переглянулись, чувствуя себя вконец обескураженными. Хоть выходи с цветами встречай этого горе-менестреля!

Тут гоблин и сам приметил на стене круглые шлемы, усиленно замахал им обеими руками и завопил:

— Эгей, служивые!! Вольно! Встречайте! Вот он я! Генерал Панк вернулся! Я здесь!!

И пришпорил коня, направив его в ворота. Конь пошел ходко — явно предвидя избавление от немалой туши седока и порцию свежего овса. А стражи стояли столбами и морщили лбы в недоумении. Генерал Панк? Генералов в Дримланде всегда было по пальцам перечесть, а уж гоблина в генералы произвести — это ж и вовсе нечто несусветное, какой монарх мог бы эдак отчудить? Вот вам и новейшее изобретение неугомонных хумансов — ДЕМОКРАТИЯ — в действии… Впрочем, они-то, стражи, живут здесь, в глуши, безвылазно, а ежели случается расспросить кого из Большого Мира, так есть темы и поважнее — бабы и пиво, к примеру. Так что могли и упустить кой-чего…

— Панк, — младший наморщил лоб. — Знакомое имя… Гм, мм… Лет десять как я тут, угу? Вот, стало быть, лет десять тому и мог слышать… Генерал — оно вряд ли, а поди что и вовсе никак… А вот просто Панк-гоблин — это слыхал… То ли рыцарство отхватил, то ли не отхватил, а не то подвиг какой? Оне, гоблины, слыхал я, как чего сломать да порушить, герои из первых…

— Цыц! — пришел в себя седой многоопытный ветеран. — Я те дам — герои! А ну, дуй к сотнику, да к тем внизу заскочи — пущай проследят за сим генералом… Был указ — гоблинские попытки сеять смуту пресекать на корню безо всякой жалости…

Молодой резво ринулся вниз, прыгая через три ступеньки и после третьего прыжка оскользнулся, дальше съехал кубарем, хрустя, звеня, бренча и грюкая. Ветеран досадливо крякнул, но прыгун покопошился под лестницей, с завидным проворством подобрался и похромал к караулке, костеря на ходу треклятых гоблинов.

Вислоусый потянулся было почесать затылок, гулко стукнул пальцами по шлему. Опомнился, чертыхнулся, стащил шлем, с наслаждением поскрёб в жидких волосах.

— Что, гришь, за указ такой?

— Да был вот, — ответствовал пожилой раздражённо. — Не при тебе разве?.. А ведь, пожалуй что, и нет… Тогда гоблинов тут еще изрядно было, и все недовольство выражали, ну Наместник и выдал сие высочайшее распоряжение…

— Ну-у-у-у?..

— Вот те и нууу. Ты, того, этого, чего варежку раззявил? Меч небось туп, как болотный тролль? Когда точил последний раз?

— Да лаадно… На кой мне? С этим вот?.. бррррр… на мечах? Да ни за какие коврижки!

— Да, радости мало… Я раз схлестнулся с гоблином — молодой был, глупый, так еле ноги унёс… не зевай, словом!

Между тем генерал Панк галопом влетел в ворота Хундертауэра. Шитая золотом перевязь, купленная специально на предмет парадных выездов, была явно рассчитана на непомерно толстое брюхо и по могучей, но сухой генеральской фигуре подгоняться не желала. Как следствие — рукоять меча то и дело больно заезжала гоблину между ухом и затылком. Генерал шипел и с нежностью вспоминал перевязь боевую, из потертой кожи, перештопанную и перелатанную, зато надёжную и удобную. Но это что! К битью — и даже более чувствительному — по поводу и без оного Панк уже успел привыкнуть, а сейчас под копытами коня лежала мощённая булыжником земля родного города… Сорок лет минуло с тех пор, как молодой любознательный гоблин Панк покинул стены главного поселения Гобляндии, дабы поглядеть на белый свет и предъявить его обитателям собственную персону. Сорок лет, долгих, как полёт арбалетного болта, и вместе с тем коротких, как вопль врага под ударом секиры… За немалый этот срок Панк взматерел, многое постиг, ещё больше повидал, но постичь не смог в силу удивительного гоблинского менталитета; участвовал в одиннадцати войнах, командовал отрядами, а потом и армиями; достиг небывалого для гоблина положения в обществе — заслужил дворянство, баронат далеко на западе, само собой — чин генерала и славу одного из первых наёмных мечей Дримланда… Но вот выдалось затишье, а на единственную идущую далеко на юге войну генерал не покусился — не любил он, уроженец севера, воевать в зной, и жала тамошних москитов пугали его куда больше, нежели ятаганы и луки бедуинов. Поскучав пару месяцев в благозаслуженном поместье и почти всё там от безделья переломав, Панк решительно оседлал пару коней и прикинул на походной карте примерный путь до родного замка. Вышло не так уж чтобы кошмарно, и генерал не стал задерживаться дольше необходимого. От свиты, которую настойчиво рекомендовал приятель и сосед, барон Морт Талмон, разумеется, пренебрежительно отмахнулся: чай, не трусливый гном и не выпендрёжник-хуманс. Испытанный меч за плечом, боевой топор на седле заводного коня да броня в мешке на случай чего — какая еще свита нужна воину? В качестве подорожной вполне сойдёт и зловещая гоблинская физиономия, а буде кому мало покажется, так есть еще и пара пудовых кулачищ, самый доступный аргумент в любом толковище.

Две недели в седле — ехал Панк неспешно, со вкусом, не отказывая себе в удовольствии переболтать по пути со встречным людом, выпить с особо приглянувшимися, а о приглянувшихся не особо почесать кулаки — дались безо всяких потерь. Единственно, последние два дня пришлось путать по Топи, но там, где сгинул бы любой эльф, почитаемый непревзойденным следопытом, генерал всё же шел, припомнив тайные метки, которые сам же и понаставил, играя в детстве на болотах. Пока ломился сквозь туман — часть зловещего заклятия, гибельного для всякого, дерзнувшего испытать на себе мощь древних друидов, — слышал совсем рядом хриплое дыхание кого-то ну очень крупного — с колокольню, пожалуй, ростом, да раз обдало таким жестоким потоком страха, что волосы встали дыбом, меч сам прыгнул в руку, а кони рванулись в панический аллюр, насилу удержал и выправил… Эк, однако, запустили! Вот отдохнуть немного, промочить глотку знатным местным элем, взять пяток ребят покрепче да и сходить выкорчевать этих страшных… вот тоже моду взяли — генералов пугать! Панку-то что, он привычен ко всему на свете, а вот кто другой может и впрямь испугаться! Вконец обленились братья гоблины — такое соседство терпеть!

Но вот Топь осталась, как и весь прочий путь, позади, и генерал чуть более поспешно, чем планировал, влетел в распахнутые настежь и в таком виде заклиненные насмерть ворота родного замка.

За прошедшие годы внутреннее устройство замка, в отличие от внешнего, изменилось разительно. Если неприхотливые и мало склонные к архитектуре гоблины селились как придется, наспех и вразнобой возводя бревенчатые или — реже — каменные бараки, то вселившиеся на их место хумансы по вечному своему обыкновению разбили внутренности замка на небольшие, идеально ровные кварталы, на полученные от гномьей управы средства старательно и аккуратно выстроили небольшие домики и, дойдя до крайнего обалдения, даже развесили на улочках таблички с их названиями. Хундертауэр вообще для замка был велик чрезвычайно, башен в его стенах и впрямь было сто — скорее уж небольшой городок посреди леса. Была в нём даже главная площадь — в самом центре, вокруг Башни Лорда, которую занял лично Наместник, отреставрировав предварительно в лучших традициях Подгорного Королевства. Предлагалось мастерам-дварфам заняться и стенами, но непревзойдённые каменщики долго разглядывали неведомую им кладку, озадаченно переговаривались, стукали гранитные глыбы молотками, вслушиваясь в неслышные другим отзвуки, — и наконец отказались, хоть Наместник и обещал не поскупиться. Легендарный оплот гоблинов, даром что покинутый своими создателями, хранил ещё немало секретов… Но все они мирно спали, никем не потревоженные, а новые жители вели свою размеренную и спокойную жизнь. Было теперь в замке очень тихо и чисто, не было заметно никаких пережитков гоблинского присутствия, и даже бригада плотников, подновлявшая здание у самых ворот, производила шума меньше, нежели один глухонемой гоблин преклонных лет. Впрочем, генерал в это с ходу не въехал, будучи занят личной проблемой. Широкая лента, повязанная по новой моде, дабы показаться провинциальным дамочкам столичной штучкой, внезапно сползла со лба на глаза и полностью скрыла от них окружающий мир. Не подумайте, будто у умудрённого жизнью Панка не хватило ума поправить повязку! Это пришло ему в голову четыре раза подряд. Но увы… обе руки знаменитого полководца судорожно цеплялись за переднюю луку седла, ибо ездить верхом генерал не любил и почти не умел, а разогнавшийся конь скакал так резво, что содержимое генеральского желудка впало в панику. Генерал тихо ахал и морщил в раздумьях и без того невысокий лоб.

«Вот влип-то, — думал он. — Давненько уже эдак не попадал… Пожалуй, что с самого Туманного Ущелья… Вот уж где влип так влип, аж вспомнить приятно — кругом враги, и даже меча нету… А тут — вот он, меч-то, эвон как ни уху колотит. Щас выну и… Хмммм!»

Мысль зашла в тупик. Генерал с досады сморщился так, что повязка сползла ещё ниже — на нос. И очень вовремя — бестолковый конь явно собирался махнуть через телегу, перегородившую путь. Ай да чудо-зверь лошадка: башка как колода, а мозгов хоть у гоблина занимай! В поводу второй конь трусит, в седле офицер мается, как сноп сена, а он скачет, что твой суслик. Панк нащупал узду, потом плюнул и ухватил коня за голову неслабыми своими лапищами. Конь содрогнулся в ужасе, взвился на дыбы — генерал удержался в седле только милостью Железнохвостого Мотаро.

— Тпггу, твою бать, — просипел он очень в нос, поскольку повязка теперь закупорила ему ноздри. — Бобгыгай у бедя, сдейкбедаб бгодаб да колбасу!! Бодял, дет?

Конь его, как ни странно, понял — даже не задумавшись, где хозяин планирует отыскать снейкмена, да ещё такого дурня, чтобы купил у гоблина лошадь, да и колбасу, если по большому счету, змеелюди никогда не производили. Глупая скотина ржанула для порядка и приняла конскую стойку «вольно» — упор на три ноги, четвёртая бьет копытом. Генерал убедился, что держаться больше не надо, и яростно рванул проклятую повязку вниз. Чуть не оторвал ухо, в носу что-то скрипнуло, он яростно чертыхнулся и содрал-таки её через макушку. Сразу стало легче дышать. Окружающие дома были Панку незнакомы — впрочем, это ничего, мелочи, в былые дни Хундертауэр отстраивался по-новому едва ли не каждый месяц — зато хорошо знакома была ближайшая вывеска. Что значат причудливые фигурки, выписанные чёрным, генерал не знал; не смог бы он даже сказать, буквы ли это, резы, руны или иероглифы. Читать бравый генерал, понятное дело, не умел, зато умел писать своё имя на Всеобщем и почему-то китонском языках. Но зрительная память у него была дай бог каждому, особенно на вывески питейных заведений. Лоснящийся красный кувшин под буквицами — это у нас, стало быть, таверна Ордена Гулга или, как сами хозяева ее обзывают, кантина. Генерал умеренно помрачнел. Орден Гулга — организация чисто гномья, и какого чёрта они ставят свои заведения в самом сердце Гобляндии — это требовало немедленного разъяснения. Гном — это небось не то страшное в тумане, это серьёзно. Зазеваешься — и, глядь, уже отращиваешь бороду на их манер и бьёшь поклоны этому их нечестивому Шан Цунгу. Видывал Панк в походах всякое… С другой стороны, цены в гномьей пивнухе всегда были умеренные, напитки крепкие, да и вот ещё чего — крушить по пьяни лучше гномье, нежели своё, народное.

Генерал с облегчением ссыпался с седла на брусчатку — пятки приятно ударились в твёрдое. Хорошо же стоять на своих двоих (трёх, четырёх), не опасаясь дикого фортеля подседельной скотины! Для карьеры Панк избрал авиацию, а точнее, воздушно-десантные войска, и летал по долгу службы главным образом на больших боевых драконах, а это зверюга, которая крылами накроет средних размеров село, на таком хоть пляши вприсядку. Ко всякой твари, неспособной поднять дюжину воинов зараз, генерал относился с пренебрежением, даже собираясь на родину, долго перетряхивал мошну, тщетно надеясь наскрести монет на прокат привычного зверя. Не наскрёб, а сейчас вот смекнул, что оно и к лучшему — совсем забыл, что сажать дракона тут негде, а ежели забрать севернее, в горы, так почует вольный дух и дёрнет дальше на север, на историческую родину, в Земли Вечного Холода, тут уж точно не расплатишься. Пришлось ехать на конях, хотя предприимчивый после пятого кувшина Морт Талмон искушал смотаться недалече на юг, в метрополию — купить слона, зверя куда как более солидного. Генерал, мужик неглупый, от слона однако отказался. Лошадь не так жалко, ежели чего повредит и придется бросить, к тому же ее в крайнем случае можно, поднатужившись, и на плечи взвалить — всё же гоблин, не хлипкий эльф.

У коновязи при кантине вяло хрупали овсом три лохматых приземистых зверя — конь не конь, волк не волк, но зубы такие, что за неимением овса сожрут сами ясли, перегрызут коновязь, перережут всё городское население и убегут в родную Гзурию. Кони к таким страшилам подходить не пожелали, упёрлись — забыли со страху, что у самих зубы ничуть не хуже, а уж копыта вообще на зависть.

— Вы, голокожие! — зашипел Панк свирепо. — Какого вам ещё рожна? Мяса не жрёте, летать не умеете, бегаете — бррр! — и ещё рыпаетесь?! Один вам путь, помяните мои слова — к снейкменам в котлы!

Так, вероятно, и останется тайной, с чего генерал вообще взял, что снейкмены делают из коней колбасу. Змеелюди и ездить-то, ввиду наличия хвоста, на конях отродясь не умели, а питались спокон веков пищей исключительно вегетарианской. Но уж коли гоблин что вбил в свою крепкую голову, он не уймётся, пока не вколотит это знание и в остальные окружающие котелки. Так что кони его, хоть ни разу снейкменов и не видели, но заочно боялись их до судорог. Последний аргумент подействовал, и генерал смог подтащить коняг к свободному концу коновязи. Привязывать пришлось собственноручно. А в былые времена выскочил бы гоблинёнок, за медяк привязал бы зверей приезжего да за спиной владельца пошарил бы в седельных сумках. Кражи генерал совершенно не боялся — мешок сам не мог развязать уже пятый день, щиты гоблинята не крадут принципиально, а боевой топор не всякий ещё поднимет. А ежели вдруг попадётся силач — пускай утаскивает, Панк благоразумно полагал, что всё едино пропьёт весь арсенал. Да и с тех пор, как он простым латником давно и далеко отсюда получил меч, прикипел гоблин к этому оружию героев, перепробовал сотни разных, и самый неказистый меч предпочитал любому топору.

Закончив с конями, генерал повёл плечами, пристраивая поудобнее любимый клинок (всё ухо отдавил, проклятущий), пощупал кошель на поясе, прикрыл на всякий случай голову жёстким блоком и решительно вломился в кантину.

К слову о генерале. Панк был идеальным созданием для вхождения в любое заведение, занятое врагами либо подвыпившими братьями-гоблинами. Ростом генерал был изряден — на два дюйма выше шести футов, считая подкованные каблуки и седой ёжик на макушке. Был он тяжёл в плечах, нагружен толстыми, как корабельные канаты, мышцами, а беззаветная любовь к пиву чудесным образом обошла его обычной толстопузостью — Панк с годами лишь раздался в поясе, но о брюхо его с успехом можно было ломать оглобли, что, кстати, не раз проверялось на практике. Нельзя сказать, что руки гоблина свисают до земли, как ядовито пишут в проэльфийских пропагандистских сказочках, но чтобы почесать колено, генералу не пришлось бы даже особо сутулиться. Ноги у него были мощные и кривые, приспособленные для устойчивого стояния на спине дракона под тугой струей встречного ветра. А голова гоблина — о, об этом феномене сложено немало легенд, что о крепости оной, что о том безобразии, кое творится в её недрах и именуется всякими умниками «рваной логикой»…

Так вот, генерал Панк вступил в кантину, мудро прикрывшись локтями практически ото всех возможных направлений удара. Однако удара не последовало, только кто-то изрёк с ярко выраженным гзурским акцентом:

— Этот странный какой-то, да?

Сам ты странный, вражина загорская, хотел было ответить Панк, безошибочно распознав выговор (гзур? В Хундертауэре? Совсем, что ли, умом слаб? Гномы по всему миру кантины ставят, так хоть сами где попало не появляются, не испытывают терпения местных), но не успел — в голову, подобно булаве, стукнула мысль:

«Что-то тут не так».

Только вот что?

Так, разберёмся. Странный. Почему? Потому что входит, приготовившись к битью. Однако что тут странного? Генерал обоснованно полагал, что в любой корчме гоблинского замка есть риск получить по голове кувшином — просто так, за здорово живёшь. Так было всегда и иначе быть не могло, ибо в этом — весь гоблин. Схлопотать кувшином было не опасно, почти не больно и совсем не обидно, просто генерал не любил, когда эль заливается за шкирку и потом на твою шкуру роями пикируют мухи. Да он сам хватил бы следующего, кто войдет! Что там хватил бы — хватал, бил, в смысле, почем зря, не считаясь с чинами, наградами и социальным статусом этого самого следующего, на всяком пиру в своих ленных землях, в гостях, на приемах и банкетах, не говоря уже о многочисленных питейных заведениях! Не все понимали, ибо гоблины попадались куда как редко, а иные расы не больно поощряли гоблинскую манеру поведения. Не раз доходило до обид, судилищ, двобоев, иначе именуемых еще дуэлями — странный народ эти Пришлые, ну подумаешь, облили пивом, ну чуть погудит в ушах от смачной плюхи, так ведь неймется им — за мечи хватаются, ну и, конечно, приходится доделывать дело, а потом на тебя ярлык злодея вешают… Хитроумные корчмари Нейтральной Зоны, где частенько попадаются гоблины-наёмники, для них удумали отводить специальную часть корчмы — подальше от двери, но всё равно по сию пору от гоблинских народных ритуалов горючими слезами умываются…

Вернёмся, однако же, к Панку. На плюху поскупились… Невиданное дело! Генерал опустил руки. В кантине было до отвращения светло и чисто, а народу — трое невзрачных гзуров за дальним столиком.

Генерал скрипнул зубами. На него снизошло озарение, подобное тому могучему удару тридцатифунтовым мушкелем, которым угостил Панка озверелый берсерк в памятной битве у Девяти Скал. Из своих шести с малым десятков Панк лет сорок пять не проходил мимо пивной, и редко в какой из них не было следов другого гоблина — осколков посуды, битых вышибал или, например, самого другого гоблина. А тут же вроде как гоблинское поселение!

Тут генерал вдруг припомнил до кучи ещё парочку безобидных вроде бы фактов, приобретших в новом свете мрачную окраску:

1) Стражи со стены ничем в него не кинули и даже ничего оскорбительного ему не крикнули — какие же это гоблины?

2) Пока Панк вслепую скакал по улицам, конь (вроде бы) никого не стоптал, а ведь любой растяпа-гоблин, случившийся на пути, небось не преминул бы угодить под копыта.

А вот так уж вовсе нехорошо… Сердце генерала зашлось, ну прямо как во время памятного второго боевого вылета. Тогда зелёный новобранец Панк углядел с драконьей спины далеко внизу немыслимо громадное вражье войско, занимавшее многомильную низину от края до края. Это живое море бурлило так грозно, что молодой гоблин слабо воззвал к Занги и начал уже прощаться с жизнью, но, к счастью, головной их экипажа присмотрелся книзу через хитроумно обточенный кристалл, приближающий то, на что смотришь, и пояснил, что это никакое не войско, а просто местные пастухи гонят свои отары подальше от места грядущей битвы. Штаны свои Панк со временем кое-как отстирал, а вот память заботливо сохранила воспоминания о диковинном чувстве…

Генерал собрал тренированную волю в кулак. Тяжёлым маршевым шагом миновал столик гзуров. Приблизился к стойке, удавьим взглядом пригвоздил к месту щуплого курносого корчмаря из хумансов и осведомился ледяным тоном:

— Это Хундертауэр, милейший?

Обращение «милейший» Панк подцепил у кого-то из соседских демократов-баронов, оно как нельзя лучше подходило для обслуги и иной шушеры. Корчмарь отреагировал адекватно — вытянулся во фрунт и ответствовал так:

— Да-с, почтенный воитель, Хундертауэр, кантина Ордена Гулга, регистрационный номер 458. Я здешний управляющий, Джон, к вашим услугам. Вот наша лицензия, вот книга жалоб, вот перечень подаваемых напитков…

За нос водит, смекнул опытный генерал. Он перегнулся через стойку к самому лицу Джона и спросил сипло и страшно:

— Куды гоблины делись?!

— А не… — начал Джон развязно, но тут его голос дрогнул. — Ай… я тут уже, пожалуй, лет семь, и ни разу… а вы, господин, часом не гоблин?

— Каким часом? Это у вас, хумансов, всё по часам! А я — я всегда гоблин, был и буду, и цыц, здесь не тут!

Генерал перевел дух, критически оглядел побледневшего корчмаря и представился:

— Панк из рода Драго, сиречь горный гоблин. Генерал-драконарий. Барон и, как его… типа сокрушитель всего и всех. Понял, нет?

— Понял, ваше сиятельство! — Джон попятился, прижался спиной к полкам с блестящими бутылями, ликом посерел, голос сорвался на писк. — Не желаете ли того… Горло промочить за счет заведения?

— Выпить? — Панк облизнулся. — Волоки, чего ж не это… Чем, гришь, богат?

— Есть отменное домиторское! Семнадцатилетней выдержки!

От стола гзуров донёсся завистливый вздох в три глотки.

— Волоки, — согласился Панк исключительно из желания поиздеваться над гзурами, так как сам вина не любил. — А уж коли мы на родине нашего знатного эля — давай сюда жбанчик, только чтоб заклятый и наговорённый по полной!

Джон скис, как молоко в жаркий день. Ответ его был тих и неразборчив. Панк навострил уши. Он узнал, что Джон извиняется… и сам любит заклятый эль… но… Джон опять извиняется… городское правление не позволяет и впрямую не велит… Джон извиняется за городское управление… За вычетом извинений из пяти минут бессвязного лепета Панк понял одну простую, но вместе с тем странную вещь — «ПИВА НЕТ».

— Не-эт? — переспросил Панк тоном, катастрофически близким к известному всему миру гоблинскому «Та-ак», и брови его поползли вверх, а на шее начали вздуваться толстенные жилы. — Почему — нет?

— Есть, есть, семь сортов, по различным рецептам, но только незаклятое…

— Эт почему же? Трудно, что ли?

— Никак не могу знать, любезный сэр! Нашему роду оно недоступно, а так вышло, что этих… которые умеют… и нету никого… Вот оно как, ваше высочество…

На высочество туповатый генерал не купился.

— Да это ж любой гоблин могёт! — изумился он от души. — Кто как, всяк в меру сил, но могёт любой — это ж не портки штопать! Даже я, уж на что герой войн и рыцарь, а коли возьмусь — наложу наговор и не упрею! Ну разве малость самую, с непривыку оно завсегда того…

— Да я ж и говорю — нету никого из этих самых…

— Чееего? Гоблинов никого нету, хошь сказать?

— Ну, вроде как, ваше…

— А куды ж они делись? Я, кажись, уже вопрошал, да ты от ответа аки эльф-свистун легко уклонился! — Обуздывая преждевременно нахлынувшее боевое бешенство, генерал заскрежетал зубами и перекосил рожу до невозможности. — Ну, щас я тебе враз укажу, каково оно — шутки шутить со мной, натуральным гоблином и победителем в ста семнадцати поединках!!

С шипением покинул ножны меч. Клинок его не был безудержно длинным, как у вошедших в моду в последние годы фламбергов, в длину он не дотягивал и до трёх футов, зато был шириной в ладонь и толщиной в палец. Матово-чёрное лезвие сильно сбегалось к острию, позволяя колоть не хуже, чем копьём, рукоять была длиной в фут, намотная, с широко распяленным перекрестьем и массивным навершьем. Генерал обнажил оружие одной рукой, рукав камзола жалобно захрустел, распираемый вздувшимися мышцами, — для одной руки, даже для гоблинской лапищи, двуручник тяжеловат. Джон обнаружил острие у самого своего носа, крупно затрясся и попытался упасть в обморок.

Не тут-то было.

— Зарублю! — пообещал Панк очень честным голосом. — Вот только соври, голову смахну и к вывеске приколочу! А ну — где гоблины? Поминают старейшину? В набег ушли? А где тогда гоблинши, гоблинёнки и прочие гоблинята? Отвечай, булаву гзурскую тебе в задницу!

— Пи, — ответил несчастный Джон, глядя мимо Панка. Явственно запахло отхожим местом.

Генерал на секунду призадумался, обернулся назад. Худосочные гзуры, каждый ему по плечо, следили за ним с явным любопытством.

— Не такую гзурскую, — машинально поправился Панк, — а, знаешь, большую такую. Гзурусскую. У этих недомерков что за булавы?

— Эй! — возмутились за столом недомерки. — Тряси себе корчмарей сколь угодно, а нас почто уделал, гоблюк паршивый?!

Паршивого гоблюка свирепый генерал никак не потерпел, развернулся к гзурам (Джон счастливо ахнул и мешком повалился под стойку), перехватил меч обеими руками и люто заревел, нагнетая ярость и силу:

— Мой дед с гор спускался! Вашим дедам в кепки навалил!

Гзуры — а особенно слабосильные гзуроды, к коим относились Панковы оппоненты — народ скорее торговый, нежели драчливый, но генерал намеренно прошёлся по святому. Кепки дедов взывали к отмщению, и стол с грохотом улетел в глубь зала. Двое вытащили из ножен длинные сабли, третий левой рукой достал короткий меч-акинак, правой — кистень. Переглянулись, обменялись сложной системой кивков и подмигиваний и двинулись на обидчика, грозно пиная стулья и помахивая клинками.

Генерал нагло ухмылялся. Нарочно, чтоб успокоить нервы, перевел разбирательство на рубку — уж тут-то он в своей тарелке, уверенности не занимать. С гзурами биться ему было куда как не впервой. Это великан-гзурус в двойном доспехе чего-то стоит в рукопашной, гзурод же будет опасен разве что верхом, с луком или арканом, да и то… Эти же — с саблями, смеху-то, и без лат, даже без шлемов… Он, правда, тоже, но его меч — не их прутики, отобьёт хоть булаву, а гзурские сабли на нём бессильно иззубрятся. Трое — чуть больше возни, чем с одним, но случалось генералу биться и против большего числа, а успей он выпить, так и со всей Гзурией задраться не побоялся бы.

Гзуры держались на равном расстоянии — в пяти шагах друг от друга, по центру пустили того, что с кистенём. Всё с ними ясно. Этот центральный захлестнёт меч цепью, а тут и двое с боков. Неплохой план, вот только гоблины тем и знамениты, что портят всё на свете, в том числе и планы. Обломятся и эти, а остальное — всё сплошь фигня, как генерал установил на богатом личном опыте.

Чтобы уложить крайнего на левом генеральском фланге, пришлось приставным шагом сместиться влево и с маху обрушить тяжёлый клинок. Гзур не успел взметнуть саблю — чёрное лезвие развалило его от плеча до пояса. Правда, тут же метнулся крайний справа, и пришлось, избегая его сабли, сделать с шага сальто вперед. Это было унизительно, особенно для гоблина в чине генерала, ещё более особенно — для оного гоблина в оном чине, весящего фунтов двести семьдесят даже без боевой сбруи. Но — традиции! Очень кстати Панк был патриотом, по крайней мере владел акробатическими выкрутасами и дул пиво далеко не хуже иных прочих. Перед глазами всё крутнулось, мелькнули собственные колени, где-то сзади свистнула безнадёжно опоздавшая сабля. Сапоги носорожьей шкуры гулко обрушились на пол, Панка занесло, он выправился, и на него налетел гзур с кистенём, но ударил не им, а коротким узким мечом, только и пригодным на чистку картошки. Генерал с изумлением обнаружил, что у него самого руки пусты; краем глаза углядел свой меч, торчащий из туши зарубленного гзура. Докувыркался!

Клинок акинака звонко лязгнул о стальной наруч и отлетел, не пробив. Руку пронзило тупой болью. В другое время генерал заплясал бы на месте, обкладывая всех и вся отборными матюгами (а гзуров пусть бы доколачивали ординарцы), но события сегодняшнего дня успели выжать из него всю отпущенную ему природой способность что-то воспринимать. Выкатилась из глубин гоблинского существа идеально отлаженная машина крушения — и заработала сама по себе, безо всякого участия сознания.

Гзур и ахнуть не успел, как левая рука генерала метнулась к его горлу и сдавила его до хруста хрящей. Панк вздёрнул противника на носки и отработанным экономным движением метнул правый кулак в его отупелое лицо: — Раз! Два! Три! На третьем ударе рожа гзура, неблаговидная и до коррекции, бесповоротно превратилась в тыкву, а тело безвольно обвисло, утеряв и акинак, и кистень. Генерал перехватил его за шкирку и за пояс, развернул и головой вперед отправил в окно, искусную мозаику из кусочков цветастого сланца. Такую красоту грех не разбить!

Незадачливый защитник дедовской памяти вышиб головой весь сланец до последнего осколочка и исчез где-то снаружи. Бросок на десятку, похвалил себя генерал и стремительно развернулся. Последний гзур набегал, и генерал еле успел нырнуть под саблю, чтобы врезаться головой в живот атакующему. Гзура снесло до дальней стены — врезавшись так, что содрогнулось здание, он сполз было по стене, но азарта не утратил, подскочил и явно хотел броситься в новую атаку… тут его пыл и угас.

Гоблин неторопливо выдернул из трупа меч, небрежно откинул острием от себя и сам двинулся на сближение. На лице его застыла мечтательная мина мясника-гзуроеда. Вот ведь, содрогнулся гзур, довелось нарваться на конкретного прихлебателя Великого Каннибала или, попросту, большого Дупоглота! Этот не просто зарубит, а — вон какой сытый да откормленный! — ещё и справит свой нечестивый ритуал с пожиранием, не то что жизни — посмертия лишишься…

Гзур почувствовал, как холодеют конечности. Видел он уже вполне достаточно. Видел страшный меч гоблина — такой не отобьёшь. Видел и самого гоблина в бою — такого не одолеешь. Уклоняться от него? Всегда и везде бытует мнение, что ежели большой — значит неуклюжий да неповоротливый, а этот вымахал мало что не с тролля… а только чушь это несуразная. Вон болотные тролли, уж на что громилы, а говорят — не зацепишь его в бою никакими средствами. Вот и этот здоровила, пожалуй, в скорости не уступит лучшим бойцам, виденным гзуром в жизни! Поневоле пожалеешь, что ты не из Древних, как гоблины и эльфы — те, как известно, если влипнут, хоть колдануть способны! А ты вот так и сгинешь, и поделом, говорил же оклеветанный мудрый дед — не мотайся ты, внучек, по гоблинским замкам, ничего там нету хорошего.

Одна у гзура оставалась надежда — броситься в атаку, ужаснуть гоблина на мгновение, оттеснить, прорваться мимо, а там в окно, а то в дверь, в два прыжка в седло, обрубить привязь, для пущей надёжности полоснуть по шее зверюгу, на которой приехал гоблин, чтоб уж точно не догнал, и — долой из проклятого замка, бросив все дела по наладке семейного бизнеса на выгодных условиях. Не был гзур хорошим бойцом и плохо представлял себе, чем можно ужаснуть гоблина. Хотя, по правде, генерал и сам себе этого представить не мог уже много лет, потому как везло ему в жизни чрезвычайно, из самой безвыходной ситуации он всегда выкручивался, пусть иногда и со скрипом, ни меч, ни стрела, ни копье лишить его жизни не могли, болезни обходили стороной и даже похмелье редко выходило за рамки терпимого. Когда-то в юности, будучи ещё неискушённым в жизненных прелестях и гадостях, глянул спросонья в зеркало — вот тут-то так пробрало, что лучше не надо, неделю трясся как в лихорадке, а с тех пор привык и только посмеивался, специально посматривая во всякие отражающие поверхности. В общем, будем объективны — никаких шансов у гзура не было.

Тем не менее он взревел и рванулся вперед.

Двадцать семь секунд спустя генерал Панк покинул кантину Ордена Гулга № 458 в нейтральном расположении духа. Пассив — замаранный кровью отличный камзол и непонятки насчёт отсутствия гоблинов — уравновешивался активом с лучших китонских виноградников. Меч опять стучал по уху. Генерал шагнул за порог, добродушно пнул ногой бесчувственного гзура, разлегшегося у коновязи в куче сланца, огляделся, икнул и сказал:

— Ишь ты… Развелось вас, право слово!

Прямо перед ним ровными рядами стоял отряд городской стражи, огородивший таверну полукольцом. В первой же шеренге народу было столько, что у генерала разбежались глаза, а за первой отсвечивала и вторая шеренга, да и за ней, вроде бы, ещё кто-то толокся, да было не разглядеть. Итого — со счётом у Панка, истинного гоблина, отродясь не ладилось — много. Он пригляделся к лицам. Как и ожидал — хумансы, изо всех народов только они встречаются враз помногу. Все в недорогих, невыдающихся, но добротных доспехах из толстой кожи, только шлемы из железа; у каждого высокий деревянный щит без герба, копьё футов десяти длиной, видны рукояти поясных мечей. Так себе воинство, более смахивают на ополчение, хотя стоят молча и спокойно, не пихаются и не пересмеиваются — видать, муштра на уровне. Это ладно, это вояки, не таких видали. Но! На правом фланге воинства, чуть впереди строя, под охраной двух перегруженных мышцами здоровил высился… то есть низился… маленький и жирный, с бородой до пояса и носом до бороды, обряженный в мрачненькую серую хламиду… гном.

Воистину надо быть Древним, чтобы понять ненависть, питаемую ими друг к другу. Их, заселивших этот мир задолго до Пришлых, не так уж и много было — эльфы, гоблины, гномы, дварфы да тролли. И всю историю, перескакиваемую из поколения в поколение, бились они друг с другом не на жизнь, а на смерть. Были, видать, причины для лютой вражды — сокрытые так глубоко, что никто из Пришлых так и не прознал про них, да небось и сами древние, что ещё остались, давно про них забыли. Ушли уже эльфы, глубоко под землю спустились и закрыли большинство входов дварфы, гоблины прекратили свою безумную лихую атаку на мир, словно бы устав от неё, а тролли и вовсе никогда за пределы своих болот да пещер не высовывались. И только гномы, известные своим экономическим складом мышления, развивали свою деятельность всё более бурно, ни у кого не вызывая большой симпатии, но и не опасаясь нарваться на неоправданное битьё. Если, конечно, не имели дел с гоблинами. И именно поэтому с гоблинами они старались иметь поменьше. Гоблины никого особо не жаловали, а уж столкнись самый добродушный гоблин с самым безобидным гномом — и придется усмирять гоблина обухом секиры.

Панк был не самым добродушным гоблином.

И гном не выглядел самым безобидным.

— Чтоб у меня борода отросла! — с ходу полез в бутылку генерал, и плевать ему было на расстановку сил. — Кого я вижу! Торговое гномство и без… хм, хм! С охраной!

— Генерал Панк, я полагаю? — пробасил коротышка как в бочонок, вполне сносно выговаривая «р», что для гнома было более чем странно — вообще-то они даже писали принципиально на своем собственном языке, где была предусмотрена особая буквица, гибрид «р» и «г». — Меня зовут Тиффиус, я полномочный представитель Ордена Гулга в Северных землях, магистр. А также Наместник сего замка.

Генерал опять икнул. Он и сам знал, что всякий мало-мальски толстый гном именуется магистром. Худые гномы встречались куда как реже, подвергались поношениям со стороны дородных сородичей и прозывались обычно бакалаврами. Гномизм процветал. Но как, побери его Стремгод, этот магистр оказался Наместником Хундертауэра? — изумился генерал про себя. И, побери меня Стремгод с ним вместе, что есть такое наместник? Для лорда скромноват… Типа регент?

— Как я погляжу, генерал, вы тут занимаетесь бесчинствами? — осведомился Тиффиус как можно вкрадчивее.

— Хошь поглядеть — разуй глаза, дупоторговец, — машинально нагрубил Панк. — Не видишь — я в аккурат кой-чего учинил, что значит — занимаюсь учинством. Понял, нет? А ещё магистр — ха! — полунамоченный!

— Но позвольте…

— Вот тебе дуля, плюгавец! — громыхнул генерал, боковым зрением выглядывая пути к бегству. — Не тебе, обозный недомерок, задевать низкими подозрениями боевого офицера! Коли у тебя проблемы на мой, к примеру, счёт — бери меч, в иных выражениях я с тобой лясы точить никак не согласный!

Какой-никакой, а это был шанс — выкликнуть гнома на двобой. Сам он, вестимо, не выйдет — не по гномьей части воинские подвиги. Однако тот, кого вызвали, по закону может выставить замену, и уж коли генерал гному не глянулся, так это будет для последнего чудесный случай устранить гоблина. Никто не обзовет его беспредельщиком, коли его боец прикончит возмутителя спокойствия в честном поединке. Наверняка самые сильные воины — те, что мрачными глыбами торчат по обе стороны Тиффиуса. Генерал с лёту оценил их — не то чтобы старые, но и не юнцы, слеплены из тяжёлых мышц, развитых многолетними упражнениями с разнообразным оружием, закованы в первосортные пластинчатые латы, увешаны оружием по самое не балуйся. Противники умелые и опасные, но… добраться бы! Панк немало повидал таких вот молодчиков, за немалые деньги скучающих в глуши, знал и себя, за все сорок лет редкую неделю не сходился врукопашную с самыми удивительными противниками — и вот жив же… Вышел бы без боязни на любого, а коли облечься в любимую кольчатую броню, что в мешке, — так и обоих враз не убоялся бы. А вот коли прорываться иначе… из кантины выход один, даже окна и те смотрят на ту же сторону, забежишь — не выскочишь. А ломиться через строй — накладно, десяток копий даже в неумелых руках верная смерть, а тут их мало не сотня. Меч не поможет, даже если вдруг оживёт и пойдет сам кромсать хумансов. Магией?

Мало кто из негоблинов посвящён в тайны их магии. Всех гоблинов мнят магами, ибо они, как и все Древние, имеют в основе своей не только косное плотское начало, но и частицу Вечной Силы. В хумансах, например, этого нет. Если хуманс и способен овладеть магией, то лишь путём долгих изысканий и упражнятельства. И сила его будет заёмной, не идущей изнутри, но лишь перенацеленной силой природы. Магическое же начало гоблинов позволяет каждому из них считаться колдуном… Но на этом халява и кончается. Природа вообще отнеслась к Панковым собратьям с изрядной долей никому не понятной иронии. Помимо знаменитого пивного заклятия каждый гоблин без особого обучения может овладеть всего лишь парой заклятий, иногда мощнейших, способных обрушивать горы и испарять моря, но гораздо чаще — совершенно бесполезных. Если долго трудиться в какой-либо сфере, со временем открываются новые возможности именно в этой области, наш знакомец Панк неплохо владел рядом заклятий, назначенных для обращения с драконами, но даже под угрозой смерти не смог бы зажечь и крошечный огонёк, не говоря уже о призвании на головы противников метеоритного дождя или там шторма молний. Генерала это не слишком угнетало, но сейчас он с теплотой вспомнил боевого мага, с которым как-то штурмовал крепость мятежного кронпринца в Доринорте. Вот где пригодились бы таланты того малого!

В общем, ситуация сложилась аховая, и надеяться приходилось только на то, что как всегда вывезет кривая.

— Попрошу вас, генерал! — отчаянно воззвал Тиффиус. — Не будем! Соблюдайте!.. вы арестованы за… за… за государственную измену!

— Чего? — Панк поразился до того, что даже перестал коситься по сторонам, лишь глаза выкатил на раздувшегося от важности гнома. — За каку таку измену?

— Государственная измена суть злонамеренное деяние, учиненное в ущерб бытующему государственному устрою и укладу! — оттарабанил гном бойко, подумал и добавил дюже значительно: — Учинённое… вы согласны, генерал?

— Ну допустим, — согласился сбитый с толку генерал. — А где ущерб? Что гзуров побил? Спасибо скажи — медаль не требую. Повезло тебе, борода, что я скромный.

И подумал, что вообще-то про медаль — идея неплохая, потому что на завешенном его наградами ковре там, в резиденции, ещё есть свободное место в пару кулаков. На самом-то деле скромностью генерал отродясь не страдал.

— Согласно уложениям, карающий меч — привилегия единственно власти! — не сдавался искушённый в словопрениях Тиффиус.

— Во-во. Считай, я тоже полномочный, как его… Ну, в общем, делегат от Большого Совету на сием празднике жизни.

Генерал задрал голову и поглядел в низкое голубое небо, словно бы призывая Совет в свидетели, а на самом деле опасаясь, что сейчас сверху свалится на голову кто-нибудь из божков помельче, дабы настучать ему по шее за такие откровенные враки. Нет, вроде никого. Опять, наверное, весь Совет дерётся с воплями и дребезгом, никто ничего не слышал, или им там не до мелкого вруна далеко внизу. Будем считать — пронесло.

Зато гном побагровел от ярости и запыхтел так, что телохранители его переглянулись и осторожненько начали сдвигаться подальше. Вдруг, мол, лопнет — таким забрызгает, вовек не отмоешься. Генерал при виде дезертирства повеселел и вопросил нахальнейшим образом:

— Что, нашла коса на камень? Хрена могет твой Гулг супротив всего Совета? Не тресни, пухлятина, не нарушай государственный устой и уклад.

Этого магистр не вынес. Он топнул короткой ножонкой, взмахнул бородой и заверещал, пронзительно и противно:

— А, язычник! Убогий поклонник шайки грязных божков! Да мы твой Совет… всю эту шушеру загоним нужник Великому Гулгу чистить, а богинь покрасивше, коли найдутся такие, — в гарем, так и знай, мерзейший!

Тут бы генералу хихикнуть — мол, что же это за Гулг такой, что его дерьмо выгребать нужны три дюжины не самых хилых богов… Глядишь, и повернулась бы наша история иным образом, и кто знает, к чему бы привела и чем бы кончилась. Но Панк вскипел, словно бы и не отвел душу на гзурах. Уж над своей верой он никому не позволял издеваться! Да, по сути, никто и не пробовал. Кто хотел придраться к гоблину — придирался легко без теологии и получал своё беззлобно и деловито. Да и кому смеяться над сборищем гоблинов в Большом Совете, когда у всех свои боги чудны настолько, что впору стать безбожником! Только гном и мог дойти до такого…

И генерал наплевал на вопиющее неравенство сил.

— Клянусь ножами Бараки и шляпой Райдена, — процедил он очень медленно, отчего вышло особенно зловеще, — за это ты отве…

И прыгнул.

Надо сказать, генерал — в который уже раз — все перепутал. Барака, искусный в поединках бог рукопашного боя, пригодился бы в схватке со стражами, а могучий бог грома Райден мог бы разве что добавить силы в и без того неудержимый гоблинский рывок. А вот окликнуть богиню меткости Милину генерал не допёр — а может, постеснялся взывать к помощи женщины в сугубо мужском предприятии.

Гном в ужасе шарахнулся, запутался в полах рясы, грохнулся наземь и завопил благим матом. С боков мощно и стремительно рванулись охранники. Генерал обрушил меч с одной руки ещё из прыжка. Ближний воин уже заслонил гнома и отмахнулся длинным мечом. Панк чуть развернул клинок — он рухнул на ребро вражьего меча, перерубил как сухую ветку, а на излете промял ещё и двинутый навстречу щит. Тиффиуса было уже не достать, и генерал принял неравный бой, отлично понимая, что он будет последним.

Второй верзила ударил топором в голову, Панк с удивительной для его туши мягкостью поднырнул и колющим ударом под щит вогнал меч ему в грудь. То ли набитая рука ударила точно в невидимый глазу стык пластин, то ли Райден и впрямь помог, но меч ушел аж на фут.

— Живыыыым!!! — гаркнул непонятно зачем гном откуда-то из-за плеча.

Ну, ежели живым, то это вам дорого станется! Обезоруженный охранник набегал сзади. Генерал выпустил меч, развернулся, поймал летевшую в голову руку в латной перчатке и вмиг сотворил грубый, но действенный приём — швырнул могучее тело противника через бедро прямо в подступающих стражей. Телохранитель сдавленно охнул, сшиб троих, а генерал моментом освободил свой меч. Глянул за плечо — магистр отползал, не вставая на ноги. Панк бросился за ним, особо ретивый страж рванул наперерез, вскидывая щит, но гоблин вместо меча коварно хряснул в дерево плечом, опрокинул бойца, перекатился через него, вскочил. Сильно ударило в спину. Генерал устоял — как там гном ни либеральничал, а остальные едва ли хотят его имать живым, а когда перед тобой такое чудище, не до соблюдения приказов, так что сейчас истекали последние мгновения его жизни, и Панк готов был встретить смерть бестрепетно, лишь бы удалось дотянуться до главного обидчика. Ударило снова, потом сразу в обе ноги, и он покатился кубарем. Оглянулся — стражи метали копья тупыми концами, уже метнувшие вытаскивали мечи и обтекали с боков, толстая задница Тиффиуса исчезла за коновязью… Эх, непруха! Впрочем, у коновязи очумелыми глазами следили за подвигами хозяина кони, а трое стражей с мечами, что на пути, — не такая уж и крепкая преграда, особливо ежели убивать правда не будут!

Но едва лишь генерал вспрыгнул на ноги, на него мягкой, по неумолимой подушкой обрушилось Заклятие Сна. Магическое начало гоблина воспротивилось, и он успел ещё взвиться в очередном прыжке и даже рубануть с двух рук одного из стражей, но тут искусно сплетенное заклятие взяло верх над хаотичной сущностью, и генерал не узнал даже, уложил ли этого противника. Прямо на лету издав богатырский храп, он тяжко рухнул на плечи двум другим стражам, сбил их с ног, но и зловещий воронёный клинок вывалился из бессильно разжавшихся пальцев.

Тиффиус трусливо высунул нос из-за коновязи и огляделся. Посреди улицы ненавязчиво серел ещё один гном — местный хундертауэрский Верховный Жрец Гулга. Наместник мало что знал о нём, встречался раз шесть в год по религиозным праздникам да на званых обедах, которые сам же время от времени и давал. Жрец занимал роскошные палаты в глубине замка, проводил какие-то изыскания в области магии да службы во славу Гулга, больше Тиффиус ничего не знал и узнать не порывался, а Жрец, в свою очередь, не вмешивался в подвластные Наместнику административные дела.

Жрец проводил равнодушным взглядом полёт и падение Панка, после чего поклонился Наместнику и неспешно удалился в неизвестном направлении. А несокрушимый генерал так и остался лежать в одном прыжке от коня, и сознания в нём было на порядок меньше, чем в гзуре, что старательно прикидывался трупом под окном.

Опасность миновала, и гном сразу ожил.

— Эй, олухи! — обратился он к страже. — Вы, вы! Вам говорю, болваны! Сотника сюда, да поживее! Да зевак разгоните, БЫСТРО!!!

Зевак вокруг и впрямь обнаружилось преизрядно. Стража вяловато двинулись отпихивать их копьями, те так же неспешно потекли с места на место, а из-за безопасного уголка в отдалении вальяжно выплыл сотник. Был он облачён в изящный панцирь с золотой насечкой и вооружён тонкой рапирой в изукрашенных ножнах. Вдобавок сотник был красив, высокомерен и беспробудно глуп. Какими путями он добрался до чина сотника, Тиффиусу было страшно даже предположить. Кажется, дело было в заслугах его семейства перед Орденом. И то, не желая позорить свои элитные отряды такого рода сокровищем, заправилы Ордена закатали старину Эразма сюда, на край мира. Расхрабрившийся ввиду явной несостоятельности гоблина сотник едва ли не вприскочку подпорхнул к Наместнику и подал руку в щегольской перчатке. Гном за неё ухватился, едва не повалив хуманса, и с трудом воздел себя на ноги.

— Что делать с варваром, почтенный наместник? — елейным голоском осведомился сотник. — Смею ли предложить принятую в иных метрополиях меру от таких вот незваных гостей — сажание на кол? Либо, может быть, в петлю? Головы рубить, как я помню, положено только лицам дворянских кровей, да и топор тупить — гоблины, знамо дело, народ дюже прочный…

Гном подумал, поглядел на Панка. Генерал, как истинный герой, безмятежно дрых. Ха, варвар?.. Генерал всё же, и вон на поясе не иначе как дворянская золотая цепь (и почему на поясе?! Сползла?). Да и толстая пергаментная газета Ордена приходила Тиффиусу по воздушной почте каждую неделю. Кое-что о генерале Панке Наместник знал, и знание это было неутешительное. Вот будет штука, если завтра выручать этого генерала из заключения или там мстить за его безвременную кончину примчится весь его боевой расчет — полторы дюжины звероподобных детин в железе с ног до головы да пара колдунов-дестройеров, плюс дракон, дышащий огнём, плюющийся кислотой и, пардон, очень метко справляющий нужду прямо на лету… А система ПВО ни к чёрту. И сотня лоботрясов вон уже смекнула, что к чему, и от следующего гоблина разбежится, как свора зайцев от горного волколака. Нет, обращать на себя гнев общественности не резон. А вот ежели подойти к делу хитрецой…

— Нет, Эразм, — пробурчал Тиффиус с почти натуральным омерзением. — Не к лицу нам, смиренным гулгитам, проявлять кровожадие. На коня — и вон из города. По Южному, понятное дело, тракту.

Эразм покривился. В гулгиты его не приняли ввиду исключительной тупости. Догматы Ордена были сформулированы столь хитроумно, что определить, присуще ли действительно его членам упомянутое кровожадие, было задачей не из лёгких.

— Итак, — объяснил Тиффиус терпеливо, — на коня. Чтоб ничего не пропало. Он и поймёт, что зла ему здесь не желали, он порядок нарушил, мы его выставили, все честь по чести, а обществу таковая либеральность шибко по сердцу. Уразумел?

— Нет, — признался сотник застенчиво.

— Ну, и не поймёшь. Туп, аки сей гоблин, добро бы ещё мечом так же научился… А в гулгиты метишь, голова пустопорожняя. Выполняй!

— Слушаюсь, — ответствовал Эразм удручённо (он давно уже мечтал провести показательную казнь). — Эй, вы двое! Взять тело оное и на коня водрузить, да покрепче утвердите, не то свалится ещё, а Ордену Всеблагого Гулга через это позор ужасный грозит — верно я понял, почтенный Наместник?

Тиффиус сокрушённо вздохнул и сказал только:

— Меч вернуть не забудьте, жульё…

Стражники, не обременённые политическим мировоззрением, бездумно сложили щиты и приступили к исполнению приказа. К чести генерала Панка, вдвоём его тушу они не смогли приподнять больше чем до колен и, только задействовав ещё двоих, ухитрились взвалить бесчувственного гоблина на седло. Избрали они почему-то каурого коня, который был привязан задним и уж конечно никак не мог задавать темп. Генерал так и не почувствовал, как его вывозили через Главные ворота, как гнали плетьми коней, как кони долго трусили по утоптанной дороге, как оставался позади гоблинский оплот, лишённый самой своей сути, а равно и довольно спорного своего достояния — гоблинов…

Магистр же Тиффиус, вернувшись в свою башню, первым делом для успокоения нервной системы угостился сладким пирогом с яблоками и кружечкой тёмного южного пива, а затем уселся за письменный стол, придвинул к себе лист пергамента, взял перо и сочинил послание такого вот рода:

Дорогой Коальд!

В знак высочайшего благоволения к тебе и достойному твоему роду Орден Великого Гулга имеет сообщить тебе нижеследующее:

Побывав в Хундертауэре, отправляется Южным трактом в иные земли гоблин Панк, именующий себя генералом. Зная о нелюбви твоей к этому недостойному племени и подозревая гоблина того во взаимности, сообщаю, что из Хундертауэра он отбыл после полудня третня сей седмицы. Коли поспешит, так может достигнуть твоих владений к ночи. Гоблин сей — личность неприятная и опасная сверх всякой меры, а кроме того, имеет при себе изрядно злата, коему рачительный сеньор наверняка найдет лучшее применение, нежели безродный бродяга. Полагаюсь на твою безмерную мудрость, а от себя смею заверить, что Хундертауэр не был обрадован визитом вышеозначенного Панка, и я лично буду безмерно благодарен всякому, кто избавит вверенные мне владения от дальнейших такого рода посещений.

С безграничным почтением

Наместник Ордена Гулга в Хундертауэре

Тиффиус

P. S. Я полагаю, искушённому в политике мужу, каким ты, вне сомнения, являешься, не стоит напоминать о строгой конфиденциальности этого послания.

Гном старательно перечитал сочиненное, покивал, оценив собственный гладкий слог и непревзойденное хитроумие. Поставил в конце личную закорючку, подул, высушивая чернила, свернул лист в трубочку, запечатал должностной печатью. Подумал, отломил печать и скрепил трубку обычным шнурком — нечего разбрасываться официальными документами.

— Прощайте, генерал Панк, — процедил Тиффиус со злорадной улыбочкой и громко потребовал почтовую птицу, а также заливного поросёнка и графинчик лурестанского винца.

…А когда генерал Панк с трудом разлепил словно залитые липучей смолой веки, ему захотелось прыгать от радости и вообще вести себя подобно юной бестолочи, перепившей по неопытности горячительного: над ним маячила фигура, в которой безошибочно угадывались родные гоблинские черты. Страшный сон кончился! Фигура насвистывала и шмонала по генеральским карманам, а большего в лесном сумраке было не разобрать. Единственный еле различимый лучик, пробившийся через сплетение ветвей, отражался от золотой дворянской цепи Панка. Долгожданный собрат держал её в зубах и покачивал ею, как маятником, словно аккомпанируя собственному бездарному свисту. На душе у генерала потеплело — свой в доску брат-мародёр! Как же это по-гоблински — походя обшарить карманы сражённого кем-то ещё героя! Хумансы гнушаются, кивают на любимых своих эльфов, придумали даже хитроумное словечко «благородство» — трезвый гоблин и не выговорит. А того не понимают, что эльфы по карманам не шарили исключительно по недомыслию — сами они одежду носили без карманов, ну и забывали, как правило, что у кого-то другого они могут и иметься.

— Э-э, — проскрипел генерал. — Здрав будь, брат гоблин!

— Ждорово, — нимало не смутился мародёр. — Ты не вштавай. Видать, в бою дошталошь порядком?

— Ты, это, цепь-то выплюнь!

— Жашем? Ещё пригодитша.

— Выплюнь, грю, а то кулак в рожу суну! Даром что от гномизма пострадал!

Неизвестный гоблин мигом выплюнул цепь куда-то в сторону, рывком поставил генерала на ноги и принялся с жаром пожимать ему руки. Генерал шатался, как камыш под ветром. Меч тянул взад и вниз, словно ломовая лошадь, колени тряслись, в затылке словно заезжий дварф открыл кузнечное дело и набрал в обучение дюжину ретивых хумансов.

Гоблин перед Панком стоял откровенно странный. Ростом недотягивал до шести футов — а Панк и себя-то не считал особо крупным, видал богатырей и поизряднее; к тому же был непривычно сухощав, словно туго сплетен из тонких, но крайне прочных верёвок. Были на нём кожаная тужурка без рукавов, но с обилием плотно набитых карманов, мешковатые холщовые штаны и низкие сапоги из мягкой кожи. Над макушкой дюйма на три торчал пучок волос, крепко спелёнутых шнурком; выше шнурка волосы свободно свисали на ухо. Вот ведь гоблинская везуха, мысленно ругнулся генерал: второй гоблин на все исконно наши земли — и тот какой-то невиданный…

— Борцу с гномизмом в помощь Экс, Райден, сам Занги и скромный я! — выпалил этот тип с неподдельным чувством. — Звать меня Чумп, я в своем роде мирный ущельный гоблин.

— А-а-а… — проныл генерал жалобно. — Вот оно чего… ущербный, ага…

— УЩЕЛЬНЫЙ! Легче на поворотах, верзила, а то не посмотрю, что брат по несчастью и от гномов пострадал! Мирный я только в своем роде.

— Лады… Я сам из горных. Панк, рода Драго, генерал от драконации. Слышь, друг Чумп, дела требуют срочного вмешания!

— Вмешательства?.. — Чумп болезненно сморщился.

— А называй как хошь, я не эльф — к словам придираться. А только потребно пробраться в Хундертауэр, изловить там злокозненного гнома Тиффиуса и раскрутить ему эдаких, чтоб и небо с овчинку показалось!

— Ему или его? Хотя можно сперва его, а потом ему! А в чём повинен? Он тебе и навесил, что ли?

— Мечтай, эт не вредно. Засел, понимаешь, в родном моём замке, стражей себя окружил, цеплялся к боевому офицеру, а под конец, не поверишь, Совет оскорбил дрянными словами! А уж во что не поверишь точнёхонько — во всем Хундертауэре ни единого гоблина не осталось, даже в корчме одни гзуры проезжие! Вот еще, мыслю, неплохо бы гнома расспросить, куды оне подевались — а то он там Наместником прозывается… Понял, нет?

Чумп хмурился. Глаза генерала привыкали к сумраку, и он уже более или менее рассмотрел мрачную личность собеседника. Ущельные гоблины были сродни горным, только что отсчёт рода своего вели не от Того, старшего сына Занги, а от его единоутробной сестры Силистры. По каким-то причинам они в незапамятные времена переселились с горных отрогов в многочисленные ущелья Железных Гор, а самые бойкие, по слухам, откочевали даже далеко на юг, в Горы Кобольдов — хотя, совершенно понятно, никаких кобольдов там и в помине не было. Играть в национальную гоблинскую игру «догони-меня-валун» в ущельях оказалось неспособственно, и ущельники физически деградировали, ну а спустя некоторое время, что неудивительно, деградировали и умственно — набрались где-то разума. За что их, собственно, и перекроили в ущербных.

В груди Панка начало закипать раздражение. Вот ведь же! Нечего было выпендриваться, надо было идти воевать куда звали, в Дэмаль так в Дэмаль, ну и хрен, что оводы, слепни и пиво только по праздникам, зато всё предельно ясно: этих выстраивай и гони в атаку, а тех — истребляй всеми доступными способами, потому — за тем и приехал… А то вот, нате вам — поддался порыву, и с тех самых пор всё наперекосяк! Да встреть второго гоблина навроде себя — и вынесли бы в Хундертауэре все ворота, хумансов разогнали бы, а гнома подвесили бы за бороду на центральной площади, выпытав предварительно всё про сородичей. Так нет же, напоролся на ущербника! А это единственный подвид гоблина, который семь раз отмерит и всё равно резать за ненадобностью поостережётся. Как раз когда нужны ребята, гораздые семь раз отрубить безо всякой примерки. Вот стоит, размышляет… Да и хиловат для гоблина, впрочем, это не значит, что слаб — всё же гоблин, крепко сбит, жилист, ни жиринки, сплошь плотные сухие мышцы. Другое дело, не выглядит воином… Генерал с первого взгляда мог определить, чем тот или иной горазд пользоваться в бою, но тут он запнулся. Слишком Чумп был лёгок для любителя булавы, неразнесённые плечи указывали на то, что не орудовал он секирой, для лучника у него была узка спина, а для благородного мечника слишком уж жуликовата морда.

— Ответь мне, гоблин! — взрыкнул Панк исступлённо. — Ежели гномий род у самых Железных Гор обретается — это ж разве можно терпеть?!

Чумп выкатил ясные глаза.

— Ну, — ответил он неуверенно, — нехорошо, конечно, что гномы вообще воздух портят… а вот насчёт где — чего такого? Я вот, к примеру, год аж в Мкаламе прожил, пока ноги делать пора не приспела.

— Так то Мкалама, то гоблин, хоть и… гм… А гномы в Северных землях — это ж никак не простительно!

— Почему?

— Да ты никак гномам продался?!

Чумп поморщился, почесался, покосился в сторону.

— Эт ты зря, анарал, — сказал он с укоризной. — Я, как ты верно подметил, всё ж гоблин. И гнома при встрече прирежу как свинюка, это да, благо ещё и свои счеты есть с этой братией. Но… оно, может, и неправильно, что гномы тут гнездятся, а только я лично иных-то времён и не застал. Их-то исконное обиталище, Гномистан, не наши ли герои огнём да мечом причесали в своё время? Так что и им где-то жить надо.

— Эт ещё для каких нужд?

— Да для наших же. Извели вон уже эльфов, гномов изведём, а мы ж без врага не умеем — так за кого будем браться? Из старых только дварфы да тролли, ты как хошь, а мне с ними ратиться не в радость. Уж лучше гномов на развод оставить, потом их плющить со вкусом и не мучиться.

— Ты, эт самое, мне тут мозги не вкручивай! Гномиты без тебя уже вкрутили! Отвечай по совести: помогешь гному с прихвостнями всыпать?

Тут генерал горделиво вздернул голову и даже длань простер эдак красиво, не зря подсмотрел жест у одного западного монарха и не раз репетировал в одиночестве. Чумпа, впрочем, жест не пронял. Он тоскливо оглядел Панка с ног до головы, прислушался будто бы к себе (даже генерал услышал, как в тощем брюхе ущельника жалобно квакнуло), подумал о чем-то с полминуты и наконец ответил без энтузиазма:

— Ну, делать всё едино нечего… Помогу, чего уж… Гоблин гоблину друг, товарищ и брат, а гномы суть выплодки выгребной ямы и подлежат битью и колотьбе.

— Эт ты здорово сказанул!

— Это не я… Это, по преданию, Занги. Правда, не больно верится — мужик более к секире был способен, нежели к мудрым речам… хотя, по свету помотался, мог и подслушать где… Так иной раз сказанёт — любо-дорого…

— Вот оно и ладно! Двое — уже сила! Стража в Хундертауэре хумансская, едва ли больше сотни — размечем, как тролль лягух по весенней дури!

— Сотню не размечем…

— Почему это? Ежели с умом и должным опытом… Меч у тебя есть или хоть что?

Чумп нехотя крутнулся на каблуке. Когда на краткий миг оказался повернут к генералу спиной, тот углядел за поясом два перекрещенных кинжала — один явно не новый, простой и на вид побывавший в деле, второй вычурно изукрашенный чеканкой и позолотой (ох, узнал бы его тот гонец, которого намедни несправедливо казнил Наместник…).

— Не воин я, анарал, — уныло признался ущельник. — Один ножик сто лет таскаю, второй давеча, э-э-э, нашёл… Дубину выламывать и то устал — то мала, то велика… Лук думал сделать, так руки не из того места…

— А кто ж ты есть? На мага никак не похож, не воин, не моряк, явно не рейнджер, коли лук сварганить не умеешь, в жрецы с такой-то рожей… гм, даже я бы не взял… Ремеслом, что ли, каким промышляешь?

— Да, так оно и есть. Ремесло мое простое и известное — по кошелькам да шкатулкам…

— Ну, не беда! — Панк уже мысленно накручивал на кулак бороду Тиффиуса. — Всё едино не хлюпый хуманс. Добудем всё — меч, доспехи, славу, злата кучу, бабы к ногам будут валиться и всё такое. Дело оно привычное… А где тут мои коняги?

Чумп кивнул куда-то в особо непролазную чащу.

— Я их изловил, когда мимо бежали, а ты на одном висел, как куль с… ну, висел, словом. Так что затащил я их поглубже, а то мало ли кто позарится. Места, оно, конечно, глухие, ну да мы с тобой ребята видные, хоть тати со всего Дримланда сбегайся.

— Верно мыслишь, хоть и уще… льный. Там вроде где-то мой топор висел, так ты его и возьми на первое время, а там справим и что-нить эдакое, по руке… Ах да, вот ещё чего: где они, гоблины-то?

— Которые? В Копошилке у меня друг есть. Ещё дальше на юге, в Рухуджи, встречал парочку. Ну и думаю, что, ежели прошерстить частым бреднем окрестные леса да как следует расспросить Тёмных альвов, которые нынче в горах обитают, можно найти не одну сотню наших.

— Да ты погоди! Какие еще альвы? Которые эльфийские отродья? Так сроду они в горы не лазили, а касаемо гоблинов, так я Хундертауэр имею в виду. Как я уходил — их туча была, я ещё порывался с каждым напоследок выпить, но где-то на второй сотне скопытился, только и очнулся что на подъезде к Копошилке, там тогда перевалочный пункт был… Где эти все? Мне там один две монеты должен, а другому я в рыло дать не успел, а очень надо…

— Давно ли уходил?

— Да вот сорок лет минуло…

— О-о, сорок лет! Я на свете-то живу много меньше. А ты что же, вовсе об экспансии Ордена Гулга ничего не слышал?

— Об Ордене слышал, они ж во всяком городе корчмы свои втыкают, тут уж не захочешь, а познакомишься. А вот это — как ты сказал?.. не люблю эльфийского словоблудия, излагай доступно и понятно — что сие значит?

— Экспансия?.. ну… применительно к гномам — большое оборзение.

— Ага, ага… И чего же? Как из этого вытекает пропажа нашего брата?

Ущельник тяжко вздохнул, ещё плотнее сдвинул брови, качнул своим пучком.

— Давай-ка на юг двигать, — сказал он. — До Копошилки нам так и так, не переть же и впрямь вдвоем на Хундертауэр… Пивка, это самое, ну и обмозгуем честь по чести. А про то, как вместо гоблинов гномы получились, я тебе по дороге обскажу, как знаю, — история эта не из коротких.

Генерал, щурясь, глянул вверх. Солнце чуть подсвечивало в угол левого глаза. Закат?

— Темнеет уже, однако… далеко ли до той Копошилки? Ежели верно смекаю, к ночи никак уже?

— Разве что к завтрашней. Зато с юга с утречка проехали один за другим двое — сытые и сонные. Видать, постоялый двор недалече. Не ручаюсь, правда, что там нет гномьих прихвостней…

— Порубим — и вся недолга, — уверил Панк, подобрал цепь и пощупал пояс. От кошеля остались только обрезки завязок, а ведь там было два десятка золотых — хватило бы на хороший меч Чумпу и неделю безбедной жизни в Копошилке, известном злачном городе на границе Северных земель и Срединных королевств. Генерал бессильно развел руками:

— Глянь ты — кошеля нету! Никак гномьи прислужники срезали…

Чумп почему-то покраснел так, что озарил полянку наподобие факела, и пробурчал что-то в том смысле, что они-де теперь в одной упряжке и потому первичные расходы с готовностью оплатит он, Чумп. И похлопал по карману. Там глухо и как-то очень знакомо звякнуло. Генерал повеселел. Жаль кошеля, слов нет, зато можно проехаться на халяву — а это любимое гоблинское предприятие. Чумп ссутулился и ломанулся сквозь заросли, Панк поспешно ринулся следом, пытаясь одновременно отгребать руками колючие ветви от глаз и составлять план действий.

Вдвоем стражу не одолеть, это Чумп прав. Одно дело храбриться, совсем другое — и взаправду лезть на копья двумя неподготовленными задницами. Гоблин, даже такой странный, как Чумп, в кабацкой драке стоит полудюжины крепких хумансов, но, когда дойдет до мечей, — всё будет иначе. Коли Чумп ничего серьёзнее ножа в руках не держал, то едва ли устоит и против пары мечников из стражи. Сам генерал на мечах был замечательно крепок, но против дюжины копейщиков не помогло бы и всё его умение. А если хумансы не будут дурнями и достанут после давешнего казуса арбалеты, наверняка положенные городской страже, то к ним будет попросту не приблизиться. Так что, коли задаться целью переколбасить всех этих злонравных хумансов, потребуется минимум пара дюжин крепких гоблинов, вооружённых на все случаи жизни. Нужен позарез колдун, а то ведь всех переусыпляют — вот уж будет зрелище… Впрочем, всех никак не смогут, заклятие это хорошо известное, прицельное, снять его проще простого — достаточно плеснуть в околдованного водой. Но свой колдун — это уже половина успеха, уж больно он вдохновляет рубак своими фейерверками. Дракона хорошо бы, да где взять, драконы редки нынче, у самого всемогущего короля Бутраиля Булака V их всего три, причём один совсем старый, а другой полный придурок, да и переть до Бутраиля не меньше трёх седмиц, да и, наконец, ни хрена король дракона не даст, невзирая на немалые Панковы заслуги. В Железных Горах, на их северных склонах, по слухам, до сих пор драконьи гнезда встречаются, так что отловить и зачаровать можно, есть и подходящие заклятия, но это дело совсем не быстрое — самое малое год, дракон — не лошадь и даже не слон, с ним возни бывает больше, чем с королевским наследником. За это время забудешь, зачем тебе дракон, а коли вспомнишь и нагрянешь — так уже и Тиффиуса не застанешь. Так что придётся обойтись без дракона… Можно, правда, сторговаться с иными умельцами, что летают на птицах Рок и боевых орлах, но уж больно ничтожна эта скотинка рядом с могучим драконом, а стоит таких денег, какие только гном заработать и горазд. Чумп, правда, оказался незаменимым парнем в финансовых делах…

Рассуждая так, генерал бодро проламывался вслед за Чумпом, пока они не вывалились на маленькую полянку, где смирно ожидали привязанные к дереву кони. Здесь же на суку болтался полупустой мешок-заплечник.

— Мое хозяйство, — похвастался Чумп. — Жрать нечего, не пускай слюни. Там всякое нужное… что на еду меняется и вообще глаз радует. Но здесь, увы, без толку. Вон там фляжка — это допивай.

Генерал нашёл прицепленную повыше фляжку и в два глотка её опустошил. Кислятина — аж язык свело, но дрожь в ногах сразу ослабла, а молотобойцы в голове поутихли. Это было приятно, и генерал решительно взялся за свой тюк. Узел сам же затянул так, что не развяжешь, но признаться самому себе стеснялся, честно обломал два ногтя и только после этого попросил помощи. Чумп оглядел узел с видом знатока, потрогал пальцем и сообщил:

— Знаю парочку заклинаний на этот случай. Отпирания и Отмыкания не к месту… Расстёгиваться тоже вроде нечему… Самое близкое — Разрывание… но, гм, не очень метко будет… как бы что другое не попортить…

— Нет, что другое не надо, — открестился Панк и на всякий случай отодвинулся подальше.

Чумп кивнул и сделал рукой быстрое движение. Клинок коротко блеснул и исчез, как будто и не появлялся. Перерезанный шнурок соскользнул, и из тюка с громким лязгом высыпалась куча генеральского барахла. Ай да умелец, порадовался генерал про себя. Если и мечом может махнуть с такой же резвостью и точностью, то, выходит, знатный боец! Попасть клинком с маху в ножны, что за спиной — это фокус, достойный признания. Глядишь, не так уж и неудачен первый спутник… И генерал склонился над своими вещами.

Была тут кольчуга, обшитая поверху некрупными стальными чешуями — знаменитая броня гоблинов-драконариев. Чумп поёжился — весит такая шкурка пуда два, в такой не больно-то шевельнёшься! Панк и не предложил, стащил перевязь с мечом и принялся надевать броню. Конечно же, попал обеими руками в один рукав, да и тот оказался воротом, помянул Стремгода, запутались каким-то образом ноги, хотя вроде намного ниже… Но новый друг не дремал — подхватил, удержал, дёрнул, повернул, и генеральская голова вылезла в ворот, а там и руки попали и рукава. Отличный спутник будет этот самый Чумп, ежели, конечно, по привычке не сопрёт с груди железные пластины.

Пару одеял генерал сапогом отпихнул в сторонку и оглядел остальное имущество. Был тут акинак вроде гзурского, с локоть длиной, был шлем с коротким откидным забралом, безразмерный балахон вполне унылого цвета, котелок, запасные ботфорты, свиток с картой Дримланда и ещё много всякой житейской мелочи.

— Это тебе. — Генерал поддел ножнами меча и подал Чумпу балахон. — На всякий, эт самое, случай. Сойдёшь за баракиста, ежели не приглядываться и рот открывать не будешь. И эту железку прибери, мне всё едино ни к чему, а ты, гляжу, ловок с такими огрызками.

Балахон почти полностью поглотил Чумпа, из капюшона торчал лишь острый нос-клюв, какой можно встретить только у гоблина. Акинак исчез где-то под робой, да так быстро, что генерал мысленно с ним попрощался (и, забегая вперёд, скажем, что никогда больше его не видел). Свою физиономию генерал частично замаскировал шлемом. Если теперь они с Чумпом благовиднее и не стали, то по крайней мере связываться никому не захочется…

Из чащи гоблины выломились, как стадо лесных кабанов, покрушив кустов и наломав веток столько, что хватило бы на погребальный костер для целого гоблинского племени. Панка спасла от увечий кольчуга, а Чумпа нечто глубоко личное, как то: изворотливость и неподражаемая шустрость. Кони прошли по оставленной просеке не поцарапавшись, словно по ковровой дорожке во дворце. Генерал им даже позавидовал и хотел было вернуться обратно и тоже гордо прошествовать по торному пути, как пристало хозяину положения. Но солнце и впрямь клонилось к горизонту, и предстояло поспешить, чтобы не остаться ночевать посреди дороги. Согласно гоблинским народным поверьям, на ночь Стремгод выпускает побродить по земле всяких чудищ из своего богатого бестиария, и те безжалостно подъедают всех, кто вовремя не спрятался, — так сказать, профилактический отъед.

— Сам-то Стремгод, поди, татей жрать завещал, мужик был не без понятия, — неуверенно предположил Чумп, во все глаза взирая, как Панк пытается взгромоздить свою избитую тушу на седло вороного. — Да только зверюги у него тоже не последние дурни — на шиша им с татями связываться? Это народ такой, что лучше сразу ноги в руки. Вот и жрут кого ни попадя, не считаясь с чинами и доблестью…

Генерал лежал животом в седле и бессильно хрипел, но разумную мысль заметил. Верно ведь — тати. Прошли, конечно, времена легендарного Роланда, который один разнёс бы любую гномью шайку и ещё успевал бы поглядывать по сторонам в поисках всеразличных благ материального свойства. Но и те, что остались, тоже могут пригодиться. Как-то судьбина закинула Панка в далёкие земли королевства Ардания, и там он впервые увидел, как ставят самых явных татей, именуемых звучно баргларами, вровень с почтенными и всеми уважаемыми рейнджерами, жрецами и монахами. Своя гильдия, своя иерархия, свои правила и даже привилегии — вот до чего доводит разгул либерализма! Так вот, в бою оные бандюги не могли, конечно, потягаться с истинными воителями, рыцарями и паладинами этой же самой Арданской Короны, но своими отравленными болтами попортили противнику немало крови — генерал не раз ловил себя на мысли, как же всё-таки здорово, что он волею судеб оказался на их стороне. Если бы удалось заручиться поддержкой этой самой гильдии баргларов, Хундертауэр не устоял бы и дня… вот только лежит та Ардания за океаном, а океан — это лужа, шире которой генерал в жизни своей не видывал. Однако к словам Чумпа стоит прислушиваться — глядишь, и ещё что-нибудь пользительное сболтнёт… мыслит верно, хоть и ущербный.

Чумп наконец додумался зайти со стороны дрыгающихся генеральских ног, ухватил одну из них и перекинул через седло. Общая масса той стороны перетянула, и Панк мешком свалился под ноги коню.

— Легче, гзур окаянный! — взвыл бедняга генерал, хватаясь за отшибленный зад. — Я ж боевой офицер, как-никак, а не базарный кейджианин!

— Извини, анарал, фигня получилась, — без малейшего раскаяния отозвался Чумп, обогнул коня, ухватил генерала под микитки и, крякнув от натуги, вздёрнул на ноги. Здоров, аж чудно. Немногие генеральские знакомые ухитрялись поднять его тушу в боевом облачении. Такой и с нехилым генеральским топором шутя управится, если, конечно, Барака наградил его при рождении хоть каким-то талантом, а не только Райденова милость ему явлена. Да, пожалуй, в пресловутой гильдии баргларов Чумпа ждал бы скорый и неминуемый карьерный рост — сила везде в почёте…

— Ну, давай ещё! — потребовал Панк самоотверженно. — Только осторожно, бережно, с почтением к летам и званию. Понял, нет?

— Скажи, анарал, а на кой тебе стремена?

— Мне? Это тебе кто-то на стременах нужен!

— Ни фига, я один работаю, от шухерника вреда завсегда больше пользы, вот хоть тебя поставь — смех и грех… А я про эти вот висюльки. Ведаешь, на кой нужны?

Генерал в растерянности подёргал стремя.

— Не ведаю… Надобно, небось… Да и красиво.

— Ногой вступить не пробовал?

Генерал сверкнул очами.

— Ну ты, темнотень ущельная! Не бывал ты в эльфийской стране Брулайзии! Не зрел ты красот чудного государства Мариого, что лежит на берегу прекраснейшего из водоёмов — Пенного моря… И не узришь уже, ибо я лично прошел там во главе воинства злых орков и жадных холмарей… Да и в Китонии, поди…

— В Китонии был, — буркнул Чумп. — Туда ты со своими орками опоздал. Там уже прошёл я, а это, считай, то же самое.

— Во-во. Чуть что — ногой наступить, попрать… Культуры-то нетути?

— Чего нетути, того нетути. Гляди и ужасайся, культуртрегер.

Чумп вразвалку дошёл до каурого, вдел ногу в стремя и легко взвился в седло.

— Ужаснул, — признал Панк дрогнувшим голосом. — Прямо эльф… Где обучался?

— Жизнь научила, — напыщенно пояснил Чумп. — Бывало, подтибришь чего… самую малость… А тут же бить кидаются. Жадный же у нас в Дримланде народ, ну просто до изумления. Вот и езжу на ком придётся, немалого мастерства достиг… На осле, на коне, на завросе, на волколаке, на Роке, на паланкине, на ковре-самолете, на тролле, помню, как-то довелось… Не советую — бежит тряско, норовит с плеч уронить, ни стремян, ни седла, да ещё и пивом пои, каждую версту…

Он высмотрел у седла топор, сдёрнул с крюка. Тяжёлый рыцарский колун на прямой рукояти, против бездоспешного неудобен, зато отлично подойдёт против латного — прорубит любой доспех, сомнёт, сокрушит, раздавит. Чумп по молодости, как все, забавлялся оружием, но топоры особо не жаловал. Впрочем, не жаловал и боевые забавы вообще, особенно с тех пор, как научился отпирать чужие замки. Однако не от всего, что ждёт впереди, удастся оборониться отмычками. Лучше быть готовым — и Чумп принялся примериваться к оружию, увешивать в руках, прицеливаться. Генерал, обойдённый вниманием, с пятой попытки попал ногой в стремя, подтянулся и, наконец, с величайшим трудом утвердил свою монументальную фигуру в положении верхом.

— Ишь ты, — подивился он. — Ловок же я, чтоб мой дед не вылезал из гзурского плена!

Доселе генерал если и садился в седло, то либо с плетня, либо при помощи ординарцев и всякой штабной шушеры. Всё-таки был он гоблин горный, прыгать и скакать умел не хуже горного архара, но вспрыгивать в седло обоснованно опасался — эдак ведь ещё хребет бедной лошадке переломишь.

— Солнце-то садится, — напомнил Чумп нетерпеливо. — А сколько чесать до постоялого двора, один Всевидящий Кано ведает.

— Понял, понял, не скучаешь ты по Стремгодовым зверушкам. Давай, поехали. Только по ходу дела разъясни ты мне, друг с отмычками, что же всё-таки с гоблинами сталось.

Кони тронулись, Чумп погнал было своего в галоп, но генерал отстал и протестующе захрипел ему вслед: снова всё заныло, опять забурлило в желудке — когда-то ел в последний раз? Сошлись на нетряской рыси, генерал догнал, кривясь от многостороннего внутреннего безобразия, спросил мстительно:

— А откель ты-то, сопливый эдакий, знаешь чего-то там, что во время оно творилось? Сам, поди, окромя меня, и гоблина хундертауэрского не видывал?

— Не видывал. — Чумп вздохнул. — Так оно и есть. Только я, видишь ли, с детства историю изучал. Есть такое слово эльфийское — хобби… Кто вон карты рисует, заместо того чтобы по старинке переть куда глаза глядят. Иной на досуге фигурки вырезывает, кто тетивы плетёт, ты вон со всем пылом постигаешь тайны строевого бестолковства, а я вот историей с малых лет увлекся. Дело не больно приятное, зато полезное. Всегда знаешь, когда какой король или там волшебник был богатый, а богатые — они завсегда тайники после себя оставляют. Вот я и ищу, когда не удираю от наследников…

— А что, препоны чинят?

— Удивишься, коли узнаешь, какие… Что я, виноватый, что знаменитый герцог Элвин Дорменбургский схрон устроил прямо в стене родового замка? Лень было дураку задницу вынести за пределы ленных владений… А я как пошёл стены выстукивать, так набежали эти, как их… потомки, и ну права качать, да в таких выражениях — повторить совестно… Частная, видите ли, собственность… Ну и так всегда — найдётся кому помешать работать.

— И много ли нашёл?

— Нашёл изрядно, да много ли унесёшь? Они ж, подлецы древние, по дикости своей монеты да камушки оставляют редко. То рубин нашел — мне по пояс, я такой не то что сдвинуть — представить-то себе не мог. Кому, думаю, продашь? Пусть уж лежит… У другого золотая колонна в два обхвата, да не простая, а под чарами — начнёшь пилить, а оно за пилой обратно склеивается. У колдунов — смех и грех, книги какие-то, бутыли, свитки, у одного так видел стеклянную посудину, а в ней сидит НЕЧТО, живое и вроде злобствует, хотя тайник запечатан тому лет тыщу… К одному вон пролез, все бока ободрал и лучшую отмычку обломал, а всего и нашёл, что две дюжины доспехов да мечей, причём на верзил покрупнее тебя, белое, как я не знаю…

Панк рассеянно кивал, вдруг подавился воздухом, глаза полезли на лоб.

— Ка…какие доспехи?! Рыцарские, тяжёлые, шлемы без забрал? Мечи двуручные в твой вот рост?!

— Ну да… Ты, что ли, заначил? — Чумп на всякий случай отъехал на пару шагов в сторону. — Я думал, какой древний…

— Да я тя! Древний! Оно и есть древний, это ж снаряжение Белых Теней, голова садовая!

— О-о, тех самых? — Тон у Чумпа был оскорбительно равнодушный.

— А ты чего ж… Где?.. Да мне… Да мы… Поехали!

— Хоть сейчас. Это в Тум-Фуине, в руинах храма, а не то капища, чего у них там было, ты часом не в курсе? Ну, по пути нам либо через Мкаламу, а я туда в ближайшие пять лет носа не суну, либо через Брулайзию, тоже невелико счастье, а то прямо через море, но тогда на пути получается Тол-Белег…

Генерал погрозил кулаком.

— Чего это ты совсем на эльфийский перешел?

— Я вроде на нашем, анарал, а что до Тол-Белега, так он кроме как по-эльфийски никак не называется.

— Ну и говори: мол, остров этот самый, без названия… А то взяли моду, молодёжь! Ты сам-то эльфа видел хоть раз?

— Не довелось. А ежели ты даже их языка не приемлешь, то к чему тебе доспехи их, если не ошибаюсь, работы?

Генерал скрипнул зубами. Этого и впрямь не учёл! В памяти сохранились лишь излюбленные фрагменты кощун о Белых Тенях, несокрушимых воинах-призраках, а пели об их подвигах немало. Хоть дракона сразить, хоть армию разметать — всё было им под силу. А что таковыми их сделала из обычных бестолковщин-троллей эльфийская магия и она же под завязку заполняет их латы, мечи и скакунов — забыл. Эльфийское оружие гоблинам заказано. Хорошо, если просто останется мёртвой железякой и переломится на втором ударе, а может и полыхнуть так, что без рук останешься.

— Ну, всегда троллей отловить можно…

— Ага, так и представляю болотного тролля в образе латника… меч через час потеряет за ненадобностью, а уж для каких целей шлем приспособит…

— Ладно, ладно, убедил… Только не вещай более про клады, пока пора не приспела. А то вдруг ты и булаву Гого видал?

Лицо Чумпа озадачилось, потом вдруг прояснилось.

— А-а, так вот что это была за дубина! Я-то думал, какой огр-олух потерял, а оно вон как обернулось. Ну спасибо, анарал. Я — полный дурень.

— Чего вдруг?

— Да я её кобольдам махнул на шмат мяса. Не знаю уж чьё, но вкусное, а булаву ту я всё едино еле поднял. Зато теперича мы с кобольдовым старшим волхвом в большой дружбе, он заходить предлагал и все такое… Как я лопухнулся, а? Мог бы поторговаться, кабы знал, что на руках… кроме мяса, там, ножик какой или отмычку, как мыслишь?

Панк в ярости осадил лошадь.

— Да где ж ты ее взял???!!! Она ж, всем ведомо, в секретном капище, кое и разглядеть-то немыслимо!

— Ну, значит, мыслимо. Хотя мне не довелось. Я ту булаву нашёл прямо посреди горной тропы. В телеге лежала. А при телеге было с дюжину альвов, сурьёзных и сумрачных, в латах и вообще благородного вида, и ещё маг один, в чёрном весь и такой тощий, что я было хотел ему на пропитание подать, да мелочи не приключилось. Зачем ему, интересно, булава Гого? Он бы её точно не свернул, сто пудов.

— В булаве?

— Это присказка. Чего встал? Сейчас уже твари полезут.

Генерал пнул коня пятками в бока. Уже и впрямь здорово потемнело, и под стать окружению омрачились и Панковы мысли. Дюжина благородных рыцарей-альвов в куче, да чтоб не передрались? Альвы — они народ боевитый и озорной, недаром прародители их, те самые эльфы, в свое время две войны развязали, чтоб прищучить особо непочтительные кланы этих своих последышей. И коли их много, да ещё в горах — авось не на прогулке… Да и тощий в чёрном… На загривке у Панка шерсть встала дыбом, хоть её там и не было отродясь. Уж больно Чумпов маг напомнил эльфа — и кто ещё удержал бы в узде ораву крушил, кои и гоблинам-то мало уступают? Правда, от истинного мага-эльфа, надо отдать им должное, не больно-то сбежишь, да ещё волоча на спине легендарную булаву старшего сына Занги, весом едва ли меньше полутора пудов… Гого, всяк знает, растили Амбал да Берсерк, двое богов не самых мудрых, но уж силищей никак не обделённых. Генерал покосился на Чумпа. А ведь, пожалуй, этот и сбежал бы. Может, груза он, генерал, сволок бы и больше раз в пять, недаром тренировался много лет, бегая с камнем, с бревном, а на пике — в полном боевом облачении, с мешком песка на плечах, с двумя мечами, топором и щитом, да ещё и зажав коленями двухпудовый мельничный жернов; но вот по скорости Чумп дал бы, поди, фору не только Панку, но и его лошади.

Итак, эльф… Мало радости в таком известии. Эльфы добрались не просто до оружия, но до зарока несокрушимости Марки Горных Кланов. Хоть и мало кто слышал про эти кланы — они, как и дварфы, отгородились от мира неприступными скалами, и единственной связью Марки с остальным миром много веков был Хундертауэр, — они живут, и нет в Дримланде силы, что вышибла бы их с обжитых за века мест. И мощь это такая, что шороху навела бы по всему миру, нимало не напрягаясь. Но даже для таких, как сам Панк, чистокровных горцев нет хода обратно в Марку. То есть — просто пути не найдёшь. Путь, говорят, можно узнать в Цитадели, Призрачном Замке Занги, но призрачный он всерьёз, пройдешь мимо и не разглядишь. Так же было зачаровано и капище в Кобольдовых Горах, но вот же — на тебе… Эльфы, гм…

— А гоблины-то? — припомнил генерал. — Ну, наши, хундертауэрские?

— Ах, ну да. Началось это лет тому полста. В Аракане — а это такая держава на востоке, где Нейтральная Зона, — власть поменялась. Надо, кстати, туда наведаться, не было ещё такого, чтоб от старой династии никаких заначек не осталось. Правда, ничем тот Аракан не славен, кроме как тем, что трон тамошний дварфами из скалы единой сработан, а это даже если сопрёшь…

— Ты о гоблинах…

— А я о чём? Сменилась власть, и в короли выбился типец пренеприятнейший — вот вроде тебя, тоже весь из себя полководец, единственно что из хумансов. Замечал, анарал, какие у хумансов проклятых амбиции? Ты вон до высот ратного дела, коли не врёшь, вознёсся, так и то сопишь в две дырки, а этот в короли полез, а сам, поди, и кошелёк срезать не умел… Впрочем, это тебе не по плацу шаг печатать, тут нужна тонкость и душевный подход…

— А гоблины?

— А чего гоблины? Ты меня с мысли не сбивай! Ну вот, вылез он в короли — правил, правда, недолго, сместили его, так что от этого едва ли хоть кубышка денег осталась… Не-а, не поедем в Аракан, разве что по пути будет, вот ещё новость — ноги бить, чтоб на тот трон глянуть… Не рычи, подбираемся к гоблинам. Выйдя в короли, объявил тот деятель перепись и подсчёт всех коренных жителей с целью взятия их на воинский учет.

— Это ещё зачем? — хмуро полюбопытствовал генерал.

— А хотел объявить поголовную мобилизацию. Это не по-эльфийски… кажется… хотя не знаю, надо будет в Копошилке у Хастреда спросить, он известный слововед и словоблуд… у нас вроде таким словесам нарисоваться не откуда… А значит это, чтоб тебе понятно было, — согнать всех в войско и пойти войной на соседнее государство.

— А-а, — сказал генерал с уважением, наконец-то что-то поняв. — Это дельно. Свой парень. Не припомню такого толкового, а знал бы, взял бы сержантом, вечно нехватка понимающих унтеров. А гоблины при чём? Никогда мы, по-моему, ни в каких араканах не жили, хотя слово и знакомое…

— Многие араканцы на учёт сей браться не желали и рвения на сей счёт нимало не испытывали. Ну и рванулись они всем скопом в поисках лучших мест. А поскольку на север, в земли Марки, им хотелось ещё меньше, а на восток был океан дюже глубокий, часть из них забурилась и в Хундертауэр твой ненаглядный. Это ты вроде помнить должен.

— Всего не упомнишь. — Панк с достоинством сморкнулся двумя пальцами. — Детство-то у меня было весёлое, каждую неделю то цирк какой заедет, то ярмарка, то караван… Лорд это дело поощрял, потому — знал, что коли нас не развлекать, так мы сами начнем развлекаться, а уж тут камня на камне не останется. Впрочем, может, и не врёшь — бывало, что и хумансы толпами набегали… И чего? Они у нас долго не выдерживали.

— А им и не надо было. Их роль в другом. Напели они гоблинам про героев и чудовищ, царства и битвы, войсковые манёвры и колдовские коленца, прекрасных женщин и злата кучи, ну и прочее всякое.

— Винцом ещё прельщали, — припомнил генерал. — Глянь, как гладко врёшь! Прям-таки само вспоминается.

— Вот и потянулись гоблины в Большой Мир — впервые за последние четыреста лет; кто возвращался — тряс мечом или там цепью вроде твоей под носом у иных других прочих, вот и те в корчах от завидок поперли в Мир как в кабак. И тебя вот чаша сия не миновала. Там все они и сгинули, кто в офицеры выбился, кто укатил так далеко, что и не вернёшься, а многие, поди, и вовсе полегли, ибо войн с тех пор было больше, чем за те четыреста лет, что гоблины сидели взаперти. Опять, небось, не без гномьей подачи обошлось…

— Но не все ж умотали? Куды бы мой дед пошёл? Ему и до корчмы-то путь был в тягость, потому он и не ходил — поселился прямо в корчме, а как корчмарь на него покатил, так вмиг об него скамейку обломал, а новый корчмарь был уж предусмотрительнее…

— А вот тут как раз входят в нашу историю гномы, а конкретно — знакомый тебе, анарал, Орден Гулга.

— Ну-ну?

— Орден Гулга был создан где-то в самом конце Эпохи Хранителя. Точнее не скажу — не интересовался, ибо никаких таких ритуалов при этом не совершалось и особые материальные ценности вложены не были, ну так чего зря голову сушить? И вообще, Орден это, сам понимаешь, не рыцарский, а также и не религиозный — кто, вообще, такой этот самый Гулг, кто бы знал… Всех интересов у подлых гулгитов — захват территорий, ну да ты сам заметил.

Генерал Панк отвел душу, изощрённо выматерившись по адресу неправильного Ордена и его безнадёжно испорченных членов. В глазах Чумпа промелькнуло уважение.

— Что значит офицер… В общем, не знаю, стены ли Хундертауэра им приглянулись или они всё гребли под чистую, даже нашими логовищами не гнушаясь, но долго ли, коротко ли, а въехали они и живо навели свои порядки.

— Это как же? Нешто повырезали всех? Да нет, это ж какие войска стянуть надобно, я бы прослышал!

— Многое можно и не вырезывая. Ты вот кем начинал карьеру?

— Ополченцем, кем ещё? Дубину в руки — и бегом за обозом. Потом уж пикинёром взяли, благо статью вышел, в фалангу, потом и мечником в панцирную пехоту, а тут и в Бутраиль занесло, там драконы были, вот уж тут-то я разогнался!

— Не всякий польстится, верно? А тут вдруг подходит к тебе гном и говорит: ты вона какой могучий, чего б воевать не пойти? Мы тебе прямо сразу — доспехи, меч и коня! А старикам: ты мудрый, тебе бы байки рассказывать где-нить в метрополии! На вот тебе злата кошель, поживи там на старости лет в своё удовольствие. А малым — оплата обучения в престижной школе, тоже подальше. А хумансам, к примеру — всё то же самое, ежели соберут манатки и вселятся в Хундертауэр. Вот так, не в один день, но из года в год — гоблины уходят, хумансы приходят, но сколько себя помню, а это зим почти тридцать — ни разу не видывал и даже не слыхивал про хундертауэрских гоблинов…

Генерал мучительно передернулся. Где подвох? Не видать. Вроде по-честному, если не считать, что ему никто меч и доспехи не дал на халяву, пришлось самому заслуживать. А что по шее накостыляли, так ведь не убили же, а вот он и впрямь с гзурами погорячился — соседи бароны, например, и сами не дураки в корчме подраться, но меч обнажать считают зазорным. А ежели смотреть на дело с философической точки зрения — мол, всё течёт, всё изменяется, пожили в Хундертауэре гоблины — пришла пора и гномам… хм, вовсе хоть извиняйся…

Чумп понял страдания генерала по-своему.

— Не переживай ты за гоблинов, анарал, — буркнул он. — Мы народ такой — палкой не убьёшь, сам же знаешь. Ну выселили нас по природному раздолбайству из замка, чего ж теперь? Заверяю как историк — на нас всю жизнь шишки за весь мир сыплются. Зато однажды как проснутся братья гоблины… пиво там кончится или всех разом слепни одолеют… Вот уж тут потеха пойдет так потеха, только и успевай колотить на все стороны.

— Кому просыпаться-то? Где они, гоблины?

— А вон на Лунном Кряже Роки живут по сей день. Знаешь, на кой нужна птица Рок? Эх ты, всё бы на драконе… Рок нужен, дабы на нем летать, во какой финдель. А видывал ли ты хоть раз гнома, да чтобы летал на Роке?

Генерал невольно фыркнул. Да уж! Гоблин на Роке — это привычно, гоблины вообще летают на всём, что способно махать крылами и поднимать при этом десять пудов мяса, стали и безудержной удали. Но гном-рокер — это уже даже не сказки, это анекдот! Гномы и ездят-то только на телегах, а летают разве что самые отважные, только при крайней необходимости и разве что на Летучем Корабле, сиречь чисто магическим способом. Но Панка беспокоило другое.

— Ты мне вот чего скажи, историк. Гномы — они народ жадный?

— Ну, — ответил Чумп со знанием дела. — Тут и историком быть незачем. Гномы, они все жаднющие. И не только гномы. По мне так любой, кто не ссудит меня монеткой, — жадный. А что? Злость копишь?

— Не гунди. Гномы, значит, дюже жадные?

— Спрашиваешь. Однажды стибрил у гнома пузырёк какой-то, так гном со стражей за мной двое суток гонялся, поесть некогда было, молчу уж — поспать или там, пардон, нужду справить… Я в горы от греха, так и гном за мной, да так резво прыгал по валунищам — меня завидки взяли. Пузырёк-то был так себе, на полглоточка, к тому же пустой, кажется… а гном не унимался — золотые горы за него сулил, а не то на палю за злодеяния… Отстал, только когда я тот пузырёк в сердцах о камни хлопнул. И то небось не отстал бы, да помер вдруг, не иначе как от жадности, и недосуг ему стало.

— А с какой тогда радости гномы каждому гоблину полную справу закупают? Даже если броня дешёвая, меч сырого железа, а конь — кляча заморенная, это ж тоже денег стоит! Хотя, конечно, гномы горазды добывать всякое разное оптом по бросовым ценам, я всегда говорил, что для победы нужен гоблин-генерал и гном-каптенармус, а прочее приложится, но не вижу, как даже гном уложится менее чем в полста золотых на одно рыло нашего брата, а уж рыл оных, поверь, в Хундертауэре было видимо-невидимо!

— Ну, а ежели вышибать иным путем, к примеру, твоим любимым, в атаку стальными рядами, — дешевле, что ли, обошлось бы? Да кабы поднялась буча, думаю, хундертауэрский главный — как бишь его? лорд? — связался бы как-нибудь и с самой Маркой, а уж её смести — ни золота у гномов, ни мечей в Дримланде не наберётся.

— Да зачем гоблинов вообще вышибать? Чтоб посуду не били? Так ведь всё одно бьём, только теперь уже по всему миру.

Чумп насупился.

— Я тебе, анарал, не гном — их поступки изъяснять. Мало ли, какая кому вожжа под хвост. Может, воздух в сих краях очень для гномского здоровья пользительный.

— Гномы Хундертауэр подмяли под седалище своего Гулга. Кто-то, на эльфа похожий, — ага, ага, теперь дошло? — булаву Гого отыскал, едва не заполучил… Что-то ещё с ней твои кобольды сотворят?.. Дальше что? Цитадель?

Чумп явно был озадачен.

— Это вряд ли, анарал, а вот… Драугбурз?

И впрямь, есть ещё этот форпост гоблинов далеко за Железными Горами, в самом сердце Земли Вечного Холода. Хоть он и давно необитаем, но хранит немало страшных тайн, за овладение которыми дорого бы дали эльфы и гномы…

Генерал решительно пришпорил коня, и Чумп не отстал.

Уже зажглись в почерневшем небе бледные северные звезды, когда гоблины добрались до своей цели. Собственно, не совсем до цели: у дороги высился не постоялый двор, а крепко срубленная крепость-острог, по сравнению с Хундертауэром игрушечная, но генерал оценил высоту стен, морёный дуб, из которого они были сложены, многочисленные бойницы, лес, вырубленный на добрую сотню шагов во все стороны от стен. С малой дружиной тут можно оборону держать, пока провиант не кончится, и не возьмет никто — а впрочем, кому надо?

— Там, небось, и заночевать можно, — заявил генерал с облегчением. — Пошевеливайся!

— А-а… Мало тебе в Хундертауэре навешали, анарал?

— Мало не мало, а отказать в гостеприимстве не могут!

В этом он был прав, но Чумп уже обдумывал, как бы самому, не очень нервируя хозяев укрепления, отказаться от их гостеприимства. Его намётанный глаз высмотрел бойницах что-то сероватое, скруглённое, до боли смахивавшее на железные шлемы, а также нечто злое и острое. Панк, наблюдательный как дохлая муха, щурился на эмблему, приколоченную к окованным железом воротам острога. Вроде эмблема была на ромбической основе, что значит — не гоблинская, но и не гномья никаким концом, а там — кто его знает.

— И-йех, анарал, влипнем мы с тобой сейчас, как гзурины в Волшебном Лесу, — сумрачно предсказал Чумп, хлопнул но топору, но тут же спохватился и спешно отдёрнул руку. — Как пить дать, истыкают стрелами, коли хоть что не так отчубучим. А за мной это водится, да и ты, как я погляжу, малый не без вывертов.

Генерал не внял предупреждению.

— А ведь онтская эмблема-то, пожалуй, — отозвался он рассеянно. — Был паренёк при моём штабе, когда на Страну Храмов, что ли, поход затевали, да не дошли, стало быть, по причине несносных погодных кондиций. Айсом звали. Здоровая была репа, в таких латах, что клевцом и то едва ли вскроешь. Так вот герб у него был похожий, только вот змей — у Айса он, точно помню, без крыльев был…

— Это дракон, — вяло пояснил Чумп, глянув на герб.

— Хрен тебе в сумку, сухопутный. Видал дракона хоть раз?

— Видал. Всё равно. Это стилизованный дракон.

— Какой-какой? Ври, да не завирайся! Не бывает таких драконов. Змея с крылами, и всё тут. А еще у Айса чашка была на гербе, я как раз хотел себе такую для эля добыть, всё просил щит — срисовать её, проклятую. Да он чего-то заартачился, фамильную честь помянул, до дуэли, веришь ли, дошло… Здесь чашек нету, разве вон та финдулина?

— Рог изобилия. Если ты не звезду имеешь в виду.

— Не имею я никакую звезду ни в каком виду. А что до ИЗБИЛИЯ — так мы… по крайней мере, я с онтами не ссорился.

— А дуэль с Айсом? Или помирились?

— Да я готов был, зла не держал, только зарубил его сгоряча к этой его онтской матери, а так бы непременно замирились… Отличный боец был, чуть ухо мне не отхряпал, и конницей руководил талантливо… драконов вот только, как ты, вечно с Роками путал…

Чумп поёжился и, как мог, выпрямился в седле, надеясь сойти за приличного странника. По мере приближения к острогу он всё лучше различал гладкие шишаки и высокие плечи дальнобойных луков, отчётливо различил неспешный скрежет арбалетного ворота. А потом дрогнули ворота, тяжёлая дощатая створка, окованная тремя толстыми полосами сырого железа, со скрипом откатилась, и на тракт неспешно вышли трое онтов.

— У-ух, перемать, — сипло выдохнул Панк — пробрало даже и его.

— Во-во, — поддержал Чумп. — Раз видел таких на драккаре, что вокруг Дэбоша пиратством промышлял, и больше надеялся не узреть… На всякий случай прощай, анарал.

Двое онтов остановились на дороге, растопырив длинные мускулистые руки толщиной с брёвна. Были они высотой футов по семь, облачены в кольчуги двойной вязки, что спускались до колен и синевато искрились в полутьме — признак минимум холмовой ковки, такая броня плетётся на заказ и стоит куда дороже, чем голова её нынешнего владельца. У обоих на поясе — благо рост позволяет — громадные двуручные мечи, излюбленное оружие знаменитых на все Северные Земли берсеркеров. Из-под рогатых шлемов лучшей стали бездумно смотрят тусклые водянистые глаза. У этих из всех атрибутов разумного существа — одни рефлексы, а вот третий…

Он прошёл вперёд. Был он чуть выше генерала и даже пошире его в плечах. Не первой молодости, но и в пожилой возраст ещё не вошел. Шлем на нём был с забралом, правда поднятым, а поверх кольчуги — ещё и пластинчатый доспех, все сочленения тщательно прокованы и подогнаны, генерал сразу мечтательно подумал о чекане, тяжёлом боевом молоте с острейшим клювом, больше ничем эту красотищу не проломить. За спиной — синий плащ, а вместо меча — здоровенная обоюдоострая секира. Чумп мысленно сравнил её со своим топором и завистливо засопел.

— Приветствую, странники! — гаркнул старший онт, колыхнув рыжей бородищей. Взгляд его скользнул по генералу и задержался на подозрительном Чумпе. — Кто таковы будете?

— И вам привет, дети несущего стужу Саб-Зиро, — ответствовал Панк со знанием этикета и едва не удивил онта традиционным для того тройным приветственным полупоклоном с топаньем и хлопаньем, коему успел научиться у Айса, но вовремя спохватился: пришлось бы слезть с коня, а вдруг приспичит спешно удирать? Второй раз в седло не влезешь, небось не эльф. — Я лично генерал Панк, а это мой боевой спутник Чумп. Прапорщик.

Чумп нехорошо посмотрел на рекомендателя, помечтал секунду о ржавой пиле, которую было бы неплохо применить к его языку, и отдал честь, приложив руку к капюшону.