Глава 44
Волновался теперь только он.
Славянин Гаврила, виновник того, что тут происходило, и ещё будет происходить, лежал на туго натянутом платке с закрытыми глазами и похрапывал в собственное удовольствие. Сказанное вовремя Слово Сна отделило его от этого мира, и славянин давно уже пребывал в блаженном неведении о том, что земная твердь находится от него не ближе чем в двух верстах, да сам замок Ко находится так далеко, что искать его отсюда просто бессмысленно.
Что сейчас тут произойдет, чем все закончится, его так же не интересовало. Пребывал он, бездельник, в потусторонних далях, всю важную работу перебросив на Имперского мага Игнациуса.
А того это обстоятельство, кстати, вовсе и не печалило. Грех было требовать от славянина чего-то большего. Что мог славянин — то сделал, и просить его сделать что-то сверх сделанного нельзя, да и глупо. Раз уж так вышло, то придется обходиться без него.
Платок, теряя колдовство и становясь обычным шелком, скользнул над травой, так же легко, как недавно скользил над песком.
Полянка осталась такой же нетронутой, как и в момент его отлета отсюда. Все тут осталось таким же как и было — нетоптаная трава, не потревоженная никем рощица, скудный, им же и наколдованный ручеёк и семейка грибов-уродов. Все тут осталось таким же, как и было.
Грибы смотрели на него, и в глазах их бился страх, перемешанный с надеждой. Игнациус мельком оглядел врага и удовлетворенно улыбнулся, увидев белёсые пятна птичьего помета на грибных шляпках. Все шло, как и задумывалось. Митридан, сидя тут испытывал страх и унижение. Глазами-то он смотрел, а вот утереться ему было нечем. Маг подошел, наклонился.
— Ну и как тут у тебя? Нескучно? Птицы не донимают? Комары?
Ждать ответа от того, кто по определению не может ответить — глупо. Игнациус уселся напортив, сломал с ближнего кустика ветку потолще.
— Ну, что делать будем? — спросил он больше самого себя, чем безгласного колдуна. — Пришло время как-то определяться.
Грибы заморгали глазами и вроде бы даже пританцовывать начали на одном месте все видом свои показывая, что готовы сразу на все.
— Слушай, Митридан.
Грибы замерли, настежь открыв глаза. Игнациус задумался. Стараясь изложить свою мысль так просто, чтоб не только эти, но и любые другие грибы поняли, что он хочет сказать.
— Ты меня знаешь. Я слов на ветер не бросаю. Сейчас я тебе одно предложение сделаю.
Он рассчитано задумался, давая зародиться надежде.
— Как хочешь на него смотри. Хочешь как на заслуженное счастье, а хочешь как на неожиданную удачу.
Грибы захлопали глазами. Игнациус небрежно махнул рукой в сторону платка. На котором валялся Гаврила.
— Вон там знакомый твой валяется. Тот, кого ты по глупости тени лишил…
Он рывком приблизился к глазастой кучке, глянул на колдуна.
— Не забыл?
Несколько мгновений буравил его глазами, ловя желание грибов разбежаться и попрятаться в высокой траве, но где там…
— Вижу, что помнишь. Так вот… Оба мы с тобой знаем, что сделанное нельзя сделать не сделанным…
Он поднял палку, словно примеривался, как бы половчее посбивать шляпки с грибов. Кое-кто из них зажмурился от страха, но вместо удара маг отбросил её в кусты.
— Но то, что сделано, можно переделать! И ты сделаешь это. Прямо сейчас!
Игнациус встал, прошелся по поляне. На четвертом шаге обернулся, посмотрел назад.
— Только давай уж без глупостей. Если поперек моей воли пойдешь…Ты же знаешь. Я тебя не пожалею.
Он оглянулся, что чем-нибудь зримым показать огрибленному колдуну, что может сделать с ним но палка была уже далеко и он ограничился словами.
— Из одной твоей половинки суп сварю и другую половину его съесть заставлю…
Колдун заморгал всеми глазами, видом своим без сомнения показывая, что готов подчиниться и выполнить любой приказ. Только мало этого было Игнациусу. Даже сейчас, когда цель — вот она, считай в руках уже, об осторожности забывать не стоит. Кто знает, какие там хитрые червяки у него под шляпкой завелись?
— А чтоб червяки глупости тебе шляпку не точили, то я тебя от этого отважу.
Выполняя давно придуманное, он раскрытой ладонью начертил в воздухе над грибными шляпками Печать Эскабиуса. Воздух вспыхнул десятком полосок, расточая туманный свет. Грибы попытались закатить глаза, чтоб увидеть что там творит маг, но куда там. Шляпки же на головах. Ничего не видно. Но маг и не собирался ничего скрывать.
— Это Печать Эскабиуса, — любезно объяснил он. — Если я её не сниму — жить тебе до полного восхода.
Маг посмотрел на восток. Звезды там уже теряли свой блеск в ожидании дневного светила, но того времени, что осталось, должно было хватить колдуну, чтоб вернуть украденное.
— Но ты не беспокойся. Ты у нас колдун умелый. Справишься.
Мановением руки Игнациус собрал его в человека. Грибы с чмоканьем выскакивали из земли и сбивались в кучу, перемешиваясь друг с другом, и из этой кутерьмы в один момент собрался человек.
— Понял?
Митридан сразу кинулся вытирать голову. Игнациус довольно засмеялся.
— Что? Не нравится под птицами жить? А? В единении-то с природой?
Колдун не ответил, словно говорить разучился за эти дни. Он даже не посмотрел на мага — только на Солнце. Про печать Эскабиуса он явно слышал, а может быть даже и сам накладывал.
— Давай, давай, делай дело. Может тебе за чистоту души и послабление выйдет.
Стоя за спиной колдуна, он смотрел на то, как Митридан творил свое колдовство. На его счастье колдуну в голову не могло прийти, что за трудности испытывает могучий маг. Талисман по прежнему висел на Гавриловой шее, открытый любому взгляду — бери кому нужно.
«Наверное, думает, что я над ним издеваюсь или что на благородстве умом повернулся», — подумал Игнациус. — «Ну и пес с ним». Вот уж, что думают о нем бывшие грибы, его никак не интересовало.
Едва отзвучало последнее заклинание, маг произнес слово Сна и колдун повалился в траву. Несколько мгновений он ждал чего-то, а потом, сдерживая нетерпение, пошел к Гавриле. Солнце било славянину в лицо и того, что было у него за спиной, Игнациус не видел. Шаг, другой, третий… Он кругом обошел его…
Есть!
Вместе с первыми лучами солнца, что легли на траву, позади Гаврилы легла и его тень.
Задрожавшей рукой Игнациус дотронулся до талисмана. Он ждал чего угодно, того же вихря, но все вокруг оставалось спокойным. Хранители талисмана, а может быть и сам талисман, не возражали против того, что он выполнил свою часть сделки.
Он вернул тень, и теперь талисман стал его собственностью! Стражу талисмана не в чем было его упрекнуть!
Голову дикаря можно было отрезать, но он не захотел пачкаться и просто сорвал «Паучью лапку» с шеи.
Подняв талисман, он повернулся к солнцу и в исступлении закричал:
— Моё! Моё!
Крик улетел в небо вместе с напряжением последних недель. Он сделал! То, что не удалось многим, удалось ему одному! Удалось!
Он не стал задерживаться.
Платок поднялся над травой, оставив внизу два тела. Прощальным жестом маг снял с колдуна Печать и засмеялся, представив, что сделает с беззащитным колдунишкой жестокий славянин. С этим смехом он развернулся спиной к Солнцу и поплыл домой.
Его движение в Зеркале было едва заметным и оттого, Хайкин испытывал неодолимое желание смахнуть его, словно муху, что присела на обычное зеркало. Сделать это можно было, но только хозяин сумел бы сделать это как нужно, чтоб ни костей не осталось и даже мокрого места. Хайкин ждал, ждал… Но Белоян так ничего и не предпринял. Просто сидел и с удовольствием смотрел как «Паучья лапка» уплывает с Руси.
— Чего ждешь? — крикнул журавлевский волхв. — Уйдет!
Белоян засмеялся. Хайкин наклонился над зеркалом, глядя как платок делается все меньше и меньше.
— Роняй его!
Смех Белояна стал громче. С довольным рычанием он чесал лохматую грудь, сквозь вырез вышитой крестом рубашки. Вид улетающего врага будил в нем не злость, а радость.
— Светлые Боги с тобой! Зачем его ронять? Злой ты какой, оказывается. Пусть уж летит… Он для нас с тобой хорошо поработал, большое дело сделал.
Хайкин отвернулся от зеркала и внимательно посмотрел на довольного жизнью киевлянина.
— Так талисман же…
Голос киевлянина стал строже, но не на много. За словами все еще слышался сдержанный смех.
— Кем бы я был, если позволил ему около настоящего талисмана круги делать…
Хайкин прищурился. Белоян чувствовал как в его голове быстро-быстро пристраиваются один к одному кусочки разных событий и разговоров, составляя новую картину.
— Настоящего?
— А ты думал… — усмехнулся волхв. Он ухватил здоровенную кружку кавы и прихлебнул с удовольствием, глядя как ветер несет Имперского мага все дальше и дальше. — Много их, хитрых, до чужого добра охочих. А талисман у нас один.
Хайкин сидел, понимая, что что-то изменилось, но не понимая, что все уже кончилось. Белоян тронул его за плечо, отвлекая от ненужных уже мыслей.
— Ты бы лучше про Гаврилу подумал. Сними его оттуда, пока он колдуна не пришиб. Попадет еще бедолага под горячую руку.
— Так, значит это все…
Хайкин хотел сказать «обман» но сдержался.
— Нет, — серьезно сказал Белоян. — Не обман. Испытание…
Он махнул ладонью в сторону зеркала, где уже и не видно было Имперского мага Игнациуса. Голос его стал тверже и смешинки только что переполнявшие его куда-то исчезли.
— Нам с тобой с Имперскими магами еще схлестываться и схлестываться, а врага знать нужно. Вот мы одного из них на прочность и проверили. Теперь пусть приходят. Пусть попробуют.
Конец!
Назад: Глава 43
На главную: Предисловие
