Глава 39
Древний Бог ошибся и тут.
Не случилось на их пути никаких горячих озер, если, конечно Бог не спутал их с цепочкой мелких болот, что тянулась от гор в сторону степи. Правда, про лес сразу за горами Бог не говорил, и так оно и случилось. Как ни надеялся Гаврила пройтись под березами и елками — ничего у него не вышло. Те несколько деревьев, что он высмотрел и принял за начало леса, оказались сиротами. Два десятка стволов так и не стали не то, что лесом, они при ближайшем рассмотрении и на рощу не потянули. Так, стояли себе вразброд, словно перессорившиеся родственники, каждый сам по себе. Меж ними даже запаха лесного не уловил Гаврила — не было тут ни влажной сырости, ни мха, а только сухой воздух, становившийся тем теплее, чем дальше они уходили от гор.
Сразу за полосой кустов начиналась полоса песка, и от нее обратным ходом прокатилось то, что Масленников видел, подходя к горам — степь и пустыня. До неё они, правда, не дошли, но в залетавшем сюда горячем ветре чувствовалось её дыхание.
Время от времени он оглядывался на цепочку воинов, качал головой.
Он бы дошел сюда и в одиночку, но идти пришлось с новыми товарищами.
Можно было бы все-таки одному остаться, но для этого пришлось бы поубивать некоторых или покалечить многих, а он не хотел этого. Гораздо проще было дойти до города вместе с ними, чем иметь за плечами возможную погоню.
С этим тут было строго.
Дорогой Бегдан рассказал, что какой-то из колдунов или магов — кто их разберет и отличит одного от другого? — предсказал, что смерть к высокому господину Перетрию придет с той стороны гор. Обличье её колдун обрисовать не смог и теперь по приказу Перетрия каждый, кто спускался с той стороны гор, задерживался до выяснения намерений. Тех, кто пытался пройти незамеченным преследовали и, заранее уверенные в злокозненности намерений, заставлявших таиться от преследователей, убивали без расспросов.
Гаврила покачал головой и посетовал на тяжесть такой службы, но Бегдан только усмехнулся.
— Скука — это да. А все остальное…
Все-таки Храм и пустыня, что лежала с той стороны гор, сами по себе были достаточными препятствиями на пути тех, кто хотел зла высокому господину Перетрию Митрофади. С Гаврилой поступили не так как со всеми. Он попал в число счастливчиков, которых отводили к город, чтоб выяснить, что к чему.
Гаврила подумал, каким может быть такое выяснение, и поёжился. Ни время, ни здоровье терять ну никак не хотелось.
— Я бы вообще мимо города прошел. Мне вообще может быть в другую сторону нужно… Замок Ко где у вас тут? Или город Кир?
— Это ты сам у господина Перетрия спросишь. А вот уж ответит он или нет…
Гаврила покачал головой расстроено.
Бегдан улыбался, но глаза оставались холодными.
К городу они подошли уже ближе к вечеру.
Гаврила уже кое-что повидавший в этой жизни понял, что городок был поменьше Экзампая, да и, пожалуй, поменьше Киева. С Чернигов, пожалуй.
Он стоял рядом с озером, отражаясь каменной стеной в спокойной воде вместе с облаками и деревьями, вышедшими к самому берегу. Люди остановились, переводя дыхание.
— Вот и пришли! — сказал Бегдан довольным голосом.
Город проскочил мимо Гаврилы, словно короткий зимний день.
Только вроде вот-вот начался и как-то в один момент, глазом не успел моргнуть, как все кончилось. Небольшой каменный дом, не дворец вовсе, стоял на холме в самой его середке.
Распахнулись ворота, скрипнули железные петли…
Один за другим они вошли в дом и, пройдя кривыми, удобными для обороны, перходами, остановились в небольшой комнате.
Бегдан, чувствуя, что все вот-вот определиться, подмигнул Гавриле, зашел в дверь и через вздох, вернулся. Там, откуда он вышел, кто-то закричал протяжно, нечеловеческим голосом и все смолкло. У Гаврилы холодок шмыгнул по спине, но только и всего. Мало ли… Может быть за дело кого-то жизни учат…
«Ничего… Не зарежут», — подумал он. — «Ну, а если начнут…»
Он потер ладони, хрустнул пальцами
Бегдан кивнул товарищам, чтоб те отошли в сторону, и рукой пригласил дорогого гостя.
— Заходи. Только, чур, богов своих тут оставь.
Гаврила пожал плечами — последнее дело с хозяевами спорить, отстегнул меч, снял щит и шагнул за порог. Не драться же с ними, ей Богу…
За спиной скрипнули, закрываясь двери…
Эта комната оказалась побольше той, что осталась за плечами. По бокам тут стояли люди — кто в доспехах, кто просто так, без железа на теле, но в золоте и серебре, а впереди, между двух больших от пола до потолка окон, сидел на золотом кресле человек.
Одного взгляда хватило Гавриле, чтоб разглядеть комнату. Ковры на стенах, цветные картинки на окнах, огромные вазы с цветами и клетку с диковинной птицей. Она взмахнула крыльями и заорала. Гаврила узнал крик и улыбнулся. Вот она цена страхам-то…
Запахи, витавшие в комнате, были подстать убранству. Сладковатый запах цветущего сада смешался в воздухе с ароматом горящего дерева. Гаврила, уже зная, что увидит, посмотрел в дальний угол. Там то ли на золочёном, то ли вовсе на золотом столике дымилась ароматным дымом малая лучинка.
Он засмотрелся, вспомнив, что видел такую же у Марка, но тут его неожиданно ухватили за руки и сжали с обеих сторон. Масленников дернулся от неожиданности, но, вспомнив про волшебный кулак, расслабился. Страха в нем не было. Только веселое любопытство. Покосился назад, увидел уже знакомые лица и подумал, что те, бедные, еще не представляют с кем связались.
— Ты кто? — Человек из кресла приблизился на десяток шагов. — Говори! Кто послал?
Знакомый был человек-то. Знакомый. Друг почти… В прошлый раз, правда, он выглядел как-то проще, но тогда поход, вдали от дома, а сейчас… Сейчас был он чернобров, чернобород и ухожен. На чистом, белом лице резко выделялись черные усы и ухоженная, волосок к волоску борода.
— А то ты не узнал. Гаврила я, Масленников! — снизу вверх сказал Гаврила.
Он дернулся, пытаясь сбросить чужие руки с плечей, но ничего не вышло. Держали его крепко. Не приближаясь, Перетрий обошел его полукругом.
— Первый раз вижу!
— Так уже и в первый? — удивился Гаврила. — Мы с тобой хлеб соль делили, ночь вместе провели. Ты мне про замок Ко рассказывал, а потом ты исчез…
Патрикий всмотрелся в него.
— Точно?
— Еще бы! Вспомни! Дней десять назад. На берегу моря. Ты же сам еще мне про врага своего рассказывал. Про Патрикия Самовратского!
— Так ты и его знаешь? — улыбнулся Перетрий. Гаврила увидел раздвинутые в улыбке губы и улыбнулся в ответ, не разглядев, что глаза у хозяина остались холодными.
— Конечно! Он тут недалеко, кстати… У Аккореба стоит. Позавчера с ним разговаривал!
— Врешь! Он под замком.
— Был, — согласился Гаврила. — Был… А потом его отпустили… Я сам удивился.
Окружающие вокруг взволновались отчего-то, заговорили разом, завертели головами, и Гаврила опять дернулся вперед. Патрикий почувствовал его стремление к нему и рукой остановил.
— Не торопись. Потом расскажешь!
Взгляд его уткнулся куда-то за спину и Гаврила сообразил, что самое интересное сейчас произойдет позади него. Он начал поворачиваться, но державшие его руки не ослабли, а напротив, вцепились, не пуская. Почувствовав сопротивление он рванулся всем телом не от испуга, а, просто подумав, что то, что утаивают от него как раз и есть самое тут интересное…
Он успел!
Правда и тот, кто стоял позади него, не опоздал.
Тот удар, который должен был прийтись по затылку, угодил Гавриле в лоб, как раз в то место, где жители одной далекой горной страны высверливают дырочку, открывая посвященным возможность видеть мир не таким, каким он кажется простому человеку, а таким, какой он есть на самом деле.
Он принял его, и все кругом завертелось…
…Клубок распался на отдельные фигуры.
Бедный славянин, неуклюже вывернув локоть, лежал навзничь, такой дикий, такой грязный и такой ненужный на чистом мозаичном полу, изображавшем схватку двух пантер. Рядом все еще покачивая деревянной колотушкой, стоял стражник, а в отдалении, словно боялся испачкаться, покачивался с пятки на носок хозяин дома. Он уже не смотрел на варвара, а отдавал приказания свои людям. Те срывались и спустя несколько мгновений в зале не осталось почти никого, только портьера колыхалась за последним выбежавшим. Из-за стены слышался топот, кто-то бежал по двору и кричал неразборчиво.
Аккуратно поставив колотушку за спину, оставшийся в зале воин подтянул рукава и спросил:
— Куда его, господин?
Патрикий подошел ближе, носком сапога повернул голову.
— Это какой? Третий?
— Кабы не четвертый, хозяин… Третий был с месяц назад. Тот, с отравленным ножом…
Перетрий не стал выяснять кто прав, а только головой покачал.
— Неймется врагам.
Несколько мгновений он смотрел вниз, потом решил:
— Тогда в яму его.
Похоже, это слово говорило не только куда нужно отнести гостя, но и то, что с ним теперь станет.
Воины подхватили бесчувственное тело в волчевке и, словно муравьи, потащили к дверям. Грубый шов на Гавриловом плече, явно зашитый неумелой мужской рукой, больше знакомой с ножом, чем с иголкой, сдвинулся с места и пропал за краем зеркала.
Игнациус чуть повернул стекло и успел увидеть, как подошвы Гавриловых сапог уплывают в темноту перехода.
Маг рукой стер изображение с зеркала и прислонил к стене, за ненадобностью.
Растратив волшебство, оно стало простым куском стекла, в котором отразился цветной ковер, что закрывал противоположную стену и еще одни сапоги.
Игнациус посмотрел на них с удивлением, но вспомнил, что не один тут. Рядом лежал местный маг, из-за своей гордыни так и не сумевший понять, что с незнакомыми людьми лучше договариваться, чем не подумав бросаться заклятьями..
Он улыбнулся с чувством превосходства.
«Хотя какие тут заклятья…»
Игнациус кряхтя, поднялся с пола. Теперь в зеркале отразились ножка стола и кусок двери.
Жизнь впереди становилась все понятнее. Она сама подсовывала решения, словно устала ждать от него чего-то и сама решила подвести его к удаче.
— И ведь хотел же по-хорошему… — вздохнул маг, припомнив свои намерения. — По-честному хотел, чтоб, значит всем хорошо…
Он оглянулся по сторонам, прикидывая, что полезного можно будет захватить из дома неуча, по глупости собравшегося меряться с ним силой, но только рукой махнул.
Чего уж теперь обхаживать этого славянина, при таком раскладе-то? Вместо того, что б тащить того из застенка и становиться спутником в дурацких поисках и тратить на разные глупости бесценное время проще было пойти к тюрьме и за малые деньги попросить стражника вынести волчевку. Всего и делов-то…
Он постоял немного перед дверью, размышляя об этом, потом махнул рукой, мол, с Судьбой не поспоришь, а если и поспоришь, то тебе же и хуже будет, и вышел.
