Глава 24
Лошади были чужими, и поэтому Марк их не жалел.
Купец азартно хлестал заморенных работой кляч, раз за разом заставляя убегать от боли.
Стук колес слился в непрерывный треск, в котором затерялись крики преследователей. Прохожие, заслышав его, прижимались к стенам, освобождая дорогу, и от этого стремительность побега не снижалась. Копыта лошадей, бешено бьющие в пыль, треск колес, свист ветра в ушах и единственная мысль в голове: «Бежать, бежать, бежать, спрятаться, скрыться!»
Марк не сомневался, что их будут преследовать, поэтому сбивая погоню со следа, купец юлой завертелся по улицам, стараясь при этом все же держать направление к морю.
Оно уже чувствовалось не только ноздрями. Упругие волны, пахнущие солью и водорослями, трепали волосы и туго били в грудь.
Несколько поворотов и повозка вылетела на окраину города.
С одной стороны стояли дома, а вдоль другой тянулась каменная стена, из-за которой торчали мачты кораблей и шипели, выбегая на песок волны. Этой стеной рачительный Император, или кто-то из власть предержащих города, обнес порт, чтоб не было у купцов соблазна проскользнуть в город в обход таможенной стражи.
Марк нахлестывал лошадей, постепенно остывая. Мысли в голове перешли с галопа на шаг. Хотя одна беда от них отстала, зато другая делалась все ближе и ближе.
Ворота в порт наверняка охранялись. Не так-то просто будет пробиться сквозь стражу, что охраняла выход из порта в город и брала сборы с иноземных купцов. Он и сам не раз бывал тут и помнил, что воинов там хватало… Он замотал головой и даже зашипел от огорчения. Ай, как кстати пришелся бы там богатырь Гаврила Масленников, любимец Богов и Киевского князя!
Марк бросил взгляд вниз, боясь оторваться от дороги. Гаврила лежал внизу совсем никакой, голова болталась в такт толчкам.
— «Только б до ворот его довести!» — подумал купец. — «Только б там его опять на ноги поставить, да напугать!»
Может быть, так оно и вышло бы, но Мусил спутал все карты. Он тоже думал о входе в порт и страже, что охраняла его.
— Там стража! — крикнул он, посчитав, что Марк слишком быстро едет. Гаврила, до этих слов спокойно лежавший, забился, поднялся, разбрасывая товарищей. Начальника купеческой охраны подбросило вверх, но он каким-то чудом удержался на повозке. Марк повернулся и увидел как Гаврила, словно медведь из-под завала, вылезает из-под облепивших его тел.
— Держите его! — крикнул купец, но куда там… Масленников протяжно закричал, лошади рванулись в разные стороны и под этот крик повозка налетела на столб и развалилась. Сбитое с оси колесо покатилось по улице и пропустив поворот со всего маха врезалось в стену, усеяв землю вокруг себя мелкими щепками. Все смешалось. Лошади рванулись вперед, а люди покатились в пыль. Гаврила ничего не видя и не чувствуя вышел из пыльного облака и, не разбирая дороги, пошел вперед. Стену на своем пути он заметил только тогда, когда камни из пролома рухнули ему на голову. Тут колени его подогнулись и он упал, ничего не чувствуя и ни о чем не помня.
Несколько мгновений товарищи его раскрыв рты смотрели, как каменные глыбы рушатся вниз, погребая героя под собой. Никто ни слова ни проронил пока Марк не поднялся с земли. Отбросив в сторону придавившее колесо, он первым бросился вперед, взбежал на кучу обломков и заглянул за стену. Груда щебня то поднималась, то опускалась. Любимец Богов и Киевского князя еще дышал.
С облегчением в глазах купец повернулся к товарищам..
— Откопайте его! — крикнул он. — Быстрее.
Понятное дело, задерживаться тут никому не хотелось. Люди молча обступили груду камней и начали растаскивать ее, добираясь до дергающегося под камнями тела, а сам Марк боком протиснулся на другую сторону и сделал несколько шагов вперед.
Одним взглядом купец обежал причал. Три корабля. Два парусника и галера. Времени на выбор у него не было. Нужно было правильно угадать с первого раза.
Над причалом носились чайки. Ветер с берега шевелил снасти, заставляя спущенные на палубы паруса время от времени вздуваться неровными пузырями. Парусники сидели низко, около них не было ничего, а вот около галеры суетились несколько человек, перетаскивая какие-то тюки с берега на палубу.
Позади послышался топот ног, несдержанная ругань. Марк обернулся. В проломе никого уже не было. Все беглецы стояли кучей, поводя мечами по сторонам и только грязно-белый от каменной крошки, Гаврила безжизненно висел на плече у Мусила, да облачко белой пыли оседало на землю, словно не сквозь стену только что прошли, а через мельницу пробежали..
Купец жестом подозвал их к себе. Осторожность еще пересиливала страх, заставляла их медлить, и Марк подстегнул их.
— Быстрей, быстрей! Бегом! На галеру, пока по стреле в задницу не получили от благодарных городских властей…
Наверное, вид их был достаточно грозен, так что те, кто носил тюки, не желая наживать себе неприятностей попрятались на берегу. Защищать хозяйское добро навстречу им выбежал только один надсмотрщик. Люди, так и не успевшие еще по настоящему прочувствовать, что такое быть рабом, по доброте своей просто выбросили его за борт, как и троих выскочивших на шум то ли слуг, то ли моряков. У тех хватило ума молчком доплыть до берега и только там, скрывшись за мешками заорать, призывая стражу.
Под эти вопли, не без суеты, но слаженно и быстро незваные гости обрубили якорный канат и начали поднимать парус.
Положив Гаврилу около мачты, Марк спустился вниз. В темноте, освещенной несколькими светильниками, да случайно залетевшими сюда в палубные щели солнечными лучами, сидело десятка два гребцов. Тут пахло неволей, и даже свежий ветер, что высвистывал на палубе в снастях, казалось, боялся залетать сюда и потревожить запах беды.
Марк не стал ничего объяснять гребцам, просто крикнул в утробную темноту:
— Дружней навались, ребята. За волей, за своим счастьем плывете!
Галерники не ответили. Только кто-то завозился в темноте, кто-то очень знакомо звякнул цепями. Марк шагнул ближе, поднес светильник к первому ряду. Безразличные лица, потухшие глаза… То, что он говорил не касалось их. Слова «воля и счастье» были за пределами привычной им жизни. Марк не стал никого уговаривать. Не раздумывая, он поднял колотушку и ударил в барабан, задавая ритм.
Звук вдохнул жизнь в невольников, дал жизни смысл. По рядам прошло волнообразное движение, дерево заскрипело о дерево, весла поднялись и опустились.
Кто-то неразличимый в темноте спустился вниз и начал командовать.
— Навались! Раз! Раз! Раз!..
Марк сунул ему в руки колотушку и пошел наверх.
Безлюдный берег быстро уходил за корму. Мусил, вставший позади, сказал:
— Пока везет. Гаврила-то каков, а?
— Каков ни был, а весь вышел, — ответил Марк. — Теперь на себя только надежда, да на случай.
— Да на шторм.
Мусил кивнул за спину, где на горизонте клубились тяжелые облака.
— От стражи ушли, а от непогоды…
— У шторма больше милости, нежели чем у Императора.
Они не успели обсудить так ли это, как от недалекого еще берега отвалили два корабля. Мусил бросил взгляд на мачту. Ярко-красная лента, привязанная на самой верхушке, рвалась по ветру, выплясывая какой-то танец.
— Ставьте парус! С ветром уйдём!
Парус взлетел на мачту, и корабль ощутимо прибавил в ходе, отрываясь от преследователей. Сколько времени прошло — никто не считал, но вскоре и там поймали ветер.
Гаврила пока в голове у него не наладилось, смотрел на это отстранено, а когда ветром всю муть из головы выдуло, кряхтя поднялся, и тоже встал у борта.
Паруса, за которыми и кораблей-то еще было не видно, делались все отчетливее. Глаза беглецов еще не различали самих кораблей, но белый цвет парусов постепенно обретал форму, становился прямоугольным.
— Догонят! — сказал кто-то обречено. — Не один так другой…
Барабан под палубой гремел не переставая, но весла вспенивали воду тяжело, словно морские Боги привязали к каждой лопасти по невидимому камню. А у преследователей трудностей вроде и вовсе не было…
То ли ветер им помогал, то ли Боги…
— Боги им, что ли помогают? — жалобно прозвучало за Гавриловой спиной не высказанная им мысль
— Моряки там получше… Настоящие моряки… — сердито ответил Марк. Напряжение, с которым он смотрел на паруса, передалось и Гавриле.
— А у нас таких нет?
Марк даже не оглянулся.
— Кто хочет жить, пусть будет готов сменить гребцов, когда те устанут.
— Догонят…
— Может и нет…
— Догонят, — надрывно повторил тот же голос. В голосе не было желания драться. Было только желание поскорее умереть без мучений. — Догонят же…
Марк смолчал, не желая отвечать.
— Догонят — кулаками отмахаемся… — ответил за него Гаврила. — Вон у тебя на каждой руке по кулаку. Думаешь боги их просто так подвесили?
Беглецы разбрелись по палубе. Марк пошел вниз и на корме остался только Гаврила и Мусил. Они молча наблюдали как паруса увеличиваются в размерах, растут, а под ними проявляются корпуса кораблей. Они подошли так близко, что уже можно было увидеть, как на палубе копошатся люди.
Видно было, как преследователи накручивают ворот, словно посреди корабля вдруг образовался колодец, и они задумали через него вычерпать море.
— Что это они? — спросил Гаврила
— Сейчас сам догадаешься…
Гаврила и впрямь догадался. Воины отскочили в стороны, а деревянная рама, на которой и укреплены были вороты, подпрыгнула и оттуда сорвалась гроздь камней. Они поднялись в воздух, а потом, став невидимыми на фоне волн, упали в воду.
— Не докрутили.
— Ну и радуйся…
— Пока можно, — невозмутимо согласился Мусил. Гаврила посмотрел на него с удивлением и тот пояснил:
— Я подсчитал. Девять оборотов. Дальше у них не получится…
Те, на корабле и сами это поняли. Барабан там застучал чаще, и оба корабля рывком придвинулись к Гавриле.
— Гляди, гляди…
Там опять закрутили ворот, что-то щелкнуло и здоровенное бревно плюхнулось в воду левее борта.
— Черт! — взвыл Гаврила, — и ответь же нечем!
Безнаказанность преследователей бесила, жгла душу. Они вели себя так, словно знали, что бояться им нечего. Гаврила сжал кулаки, зубами скрипнул. Страха не было — только злость.
— Не боятся они этого, — сказал сзади Марк, озабоченно глядя на то, как весла все реже и реже погружаются в воду. — И как ты тут зубами скрипишь, им тоже не слышно…
Гаврила оглянулся. Не на Марка смотрел — смотрел на палубу. Те, кому корабль принадлежал до них, не поленились, и заставили палубу какими-то бочками, ящиками, закутанными в рогожи.
— Сил нет у гребцов…
— Сил нет? — Гаврила ударил кулаком по борту. — Сил нет терпеть все это!
Он нагнулся, попробовал поднять бочку. Та только чуть приподнялась и легла на место. Гаврила закусил губу. Был выход! Был! И он знал какой именно!
— А ну-ка доставай свой заветный корешок… Не потерял?
Марк хлопнул себя по лбу. Торопясь, пока герой не передумал он, оторвав одну из кистей с пояса, растрепал ее, и вынул белый кусочек корня, величиной с три ногтя. Разорвав его на две неравные части он меньшую протянув Гавриле строго сказал.
— Разжуй, но глотать не вздумай… Понял?
— Жалко, что ли? — Гаврила кивнул на большую часть, что купец оставил себе, укоризненно покачал головой. — Речь о жизни идет, а ты…
Марк ничуть не смутившись ответил.
— То-то и оно… Хороший купец все яйца в одной корзине не носит…
— Что задумал? — серьезно спросил Масленников, укладывая свою часть корешка за щеку. Горечь потекла под язык, заставляя неметь губы.
Купец, пальцам расправляя остаток на ладони, объяснил:
— Пока ты с ними драться будешь, я отвар сделаю… Гребцам дам. Твоей силы они не обретут, но с веслами управиться хватит.
Масленников расплылся в улыбке.
— Голова…
Он покачнулся, ухватился рукой за борт.
Марк вздернул голову, повернул к солнцу, посмотрел в глаза. Корешок уже начал действовать. Глаза у журавлевца заблестели, в уголках рта появилась слюна.
Камни вспенили воду за кормой. Гаврила отбросил руку Марка, повернулся к врагам, ладонью загородившись от солнца. Тем не терпелось, а может быть, они тоже чувствовали дыхание надвигающегося шторма и хотели быстрее закончить дело и вернуться в гавань, к вину и девкам.
Прикрыв глаза, Гаврила прислушался к себе. Он стал другим. Теперь сила переполняла его. Она бежала по рукам и ногам, вихрем проскакивала через грудь, заставляя сердце стучать словно молот по наковальне. Казалось, любое резкое движение разорвет его или опрокинет за борт.
Сунув руку за спину, он нащупал кусок ткани. Мир вокруг был ясен, играл красками, словно кто-то услужливый вымыл его перед тем, как он разобьет его вдребезги.
Рогожка отлетела в сторону и Гаврила увидел каменную фигуру. Бородатый мужик лежал, приподняв руку, в которой сжимал короткие молнии.
Не мороча себе голову мыслями кто это такой — бог это или не бог, он отломил голову истукана. Слом блеснул белой крупчатостью снега или соли. Едва увидев это, он в мгновение вспомнил Митридана и обращенного им в такой же белый камень разбойника. Чуть не выронив статую, Гаврила все же взял себя в руки.
— Откуда ж вас, колдунов, столько на белом свете-то? — прошептал он сквозь зубы, догадавшись у кого довелось отбить корабль. — Мало вас добрые люди бьют…
Погладив каменную голову, сказал.
— Извини, брат, что так вышло… Только ведь тебе уже все равно, а я и за себя, и за тебя с гадами поквитаюсь…
Он взвесил ее на руке, примеряя вес к расстоянию до корабля. Ладонь Масленникова качнулась вверх-вниз, вверх-вниз, и вдруг резко взметнулась в небо. Камень сорвался и, поднявшись в небо, упал в воду, не долетев до корабля. На нём, похоже даже не заметили, что у рабов есть что-то получше их катапульт.
— Не добросил, — напряженным голосом заметил Мусил. Он снова считал, как ромеи накручивают ворот. — Посильнее бы, а?
— Ага, — ответил Гаврила, ощущая веселое бешенство. — Сейчас… Поучи меня еще…
Он ударил безголовой статуей о колено, словно хотел ветку сломать. Мусил ахнул и покривился лицом, представляя, что случится с ногой, но обошлось… С сухим хрустом камень разломился на две половинки. Гаврила посмотрел на них с удовольствием. Такими ладными половинками можно было лихих дел натворить!
— Если удачно попадешь — ты им палубу проломишь и днище.. — восторженно сказал Мусил. — Тебе бы только прицелиться… Так и мне работы не останется.
— Останется, останется… сказал Гаврила. — Работа дураков любит… Поберегись..