Глава 2
Благообразный отрок, зачерпнул кувшином из стоящего на огне тагана воду и вернулся назад, к князю.
Он не торопился особенно, чтоб не споткнуться, но задерживаться резона не было — не любил Журавлевский князь мешкотников и неумех. А кого князь не любил, у того жизнь почему-то короткой получалась и полной неприятностей.
Примета эта была верной и с каждым годом не развеивалась, как иные заблуждения, а напротив становилась все вернее и вернее. Взять вот хоть сапожника…
— Лей, — скомандовал князь, не дав мальчишке додумать мысль о сапожнике.
Струя кипятка из наклоненного кувшина упала в кадушку, взбурлив исходящую паром воду. Князь охнул, зашипел, втягивая в себя воздух, шевелил пальцами. Светлые волосы мальчишки, расчесанные не прямой пробор, загораживали ему лицо князя, но он и без этого знал, что тот чувствует. За три года, что служил ему, успел разобраться в привычках, понять, что к чему.
— Хорошо-о-о-о-о! — прошипел князь. — Еще добавь…
В прозрачной воде видно было, как приплясывают княжеские ноги, покрытые мозолями и шрамами. С уважением глядя на них, мальчишка подумал:
«Князь… Мог бы в тереме сидеть, мед пить, мясцом закусывать, а он весь день с седла не слезает. Вон ноги-то у самого чуть не как копыта стали…» Мозоли у князя и впрямь были не княжеские, а самые обычные. Эти вот от стремян, как и у всех его конных ратников, этот шрам от копья, что вошло в ногу, когда бился князь вместе с Киевским князем Владимиром с ромеями, а вот эта мозоль на левой ноге от плохо пошитого сапога.
«Нет, зря он все же сапожника в прошлом году на кол посадил… — подумал между делом отрок. — Сапожник-то уж сгнил весь, поди и следа не осталось, а сапогам сносу нет…» Он замешкался в воспоминаниях и тут же получил подзатыльник.
— Что застыл, ворона? Лей давай…
— Полыни, — напомнил голос за спиной. — И лебеды!
Мальчишка поднял голову, посмотрел на князя. Тот сидел и жмурился, словно кот на солнце. Подумав мгновение Круторог кивнул, и мальчишка бросил в кадушку метелку полыни. По комнате тут же запахло степью, веселой волей.
Волхв он конечно волхв, имеет право советы давать, за то и кормит его князь, но ноги-то не его, княжеские ноги.
Сквозь прищуренные от удовольствия глаза князь посмотрел на советчика. Тот сидел задумчивый, хмурый даже.
— Что волком смотришь?
— Да не овцой же мне на тебя смотреть…
Волхв вздохнул и чувствуя, что князь к разговору не расположен, продолжил:
— Не украл у тебя ничего, не обманул.
Князь кряхтел, но в разговор не ввязывался.
— Не то, что некоторые.
Волхв журавлевского князя, Хайкин, покосился на стол, где меж серебряных и позолоченных кубков лежал мешочек, набитый золотыми монетами. Лицо его омрачилось. Не то, чтоб денег было жалко (хотя и это, конечно, тоже), а жаль было князя. Простота. Обводит его там этот вокруг пальца, как несмышленыша, а впрямую сказать ничего нельзя. Не потерпит князь, а ни места такого, ни головы волхв лишаться не хотел. Приходилось так вот, осторожно, обиняками ему на жизнь глаза открывать
— Ох, князь… Зря ты с ним связался…
— С кем? — наконец благодушно спросил князь. Отрок сноровисто и умело растирал ступни, выгоняя накопившуюся за день усталость. — О ком это ты?
Волхв повернулся к князю.
— Да о нем, о нем…
Благодушия в княжеском лице не убавилось
— Не знаю, что за дурь тебе в голову пришла…
— Да все ты знаешь… По роже ведь видать, что за птица…
— Птица? — притворяясь непонимающим переспросил Круторог. — Какая птица?
Волхв, понимая, что князя ему не переспорить в сердцах сказал:
— И не птица даже. Скоре уж мышь летучая. Чем он тебе только голову заморочил? Понять не могу.
Князь знаком показал мальчишке, чтоб добавил воды. Глядя на отрока, Хайкин задумчиво продолжил.
— Три месяца он у тебя, толку никакого, а ты все терпишь. Дубовая у тебя терпелка, что ли? Или железом сверху оббитая?
Князь поморщился. Отчасти волхв был прав, но вслух сказал:
— Делает дело человек. Делает. Большое дело… Только время ему на это нужно.
Волхв хоть и не согласился, но и не напирал особенно. Знал свое место.
— Время… Золото ему твое нужно, а не время. Будь он из своих, ты за это время уже давно на кол бы его посадил, а с этим мешкаешь… Пенял я тебе, что крут ты в решениях, но в этот раз… Христиан, что ли наслушался?
Круторог опустил в воду руки и начал сам растирать ступни.
— А еще говорят «Ворон ворону глаз не выклюет». Нет. Не любят колдуны друг друга…
Хайкин обиделся.
— Это я колдун? Я волхв. Это он колдун.
— А, — махнул князь рукой, забавляясь чужой обидой. — Разница-то в чем? Нету разницы… Что ты, что он от княжьей милости живете.
Хайкин искренне выпучил глаза. Знал он, что у князей короткая память, но не настолько же…
— Есть, князь разница, есть. От меня польза, а от него пользы как от козла молока.
Сдерживая подступивший смех, Круторог спросил.
— Не кормленный ты сегодня, что ли? То птиц поминаешь, то мышей. Козла вот какого-то еще приплел… Молоко…
Хайкин не дал увести себя в сторону. Князь в последнее время и вправду вел себя странно — задумывался где не нужно, свирепел, где нужды не было, улыбался чаще.
— Может, околдовал он тебя?
Круторог не ответил, только хмыкнул, а Хайкин, ухватившись за мысль, продолжил допытываться.
— Угощает он тебя чем-нибудь? Вином или медом? Опытной рукой с едой всякое колдовство в человека ввести можно.
Князь выпрямился, потянулся, встряхнул руками. По лицу пробежала улыбка — вспомнил что-то приятное
— Да нет… Просто место у него там такое…
— Какое? — насторожился Хайкин. Княжеские улыбки ему приходилось видеть не часто. — Какое у него там «такое место»?
— Спокойное. Я как к нему зайду — так сразу хорошо мне делается.
Князь провел ладонью по груди, словно размазывал по ней невидимое масло. Или мед.
— Покойно, как в детстве. А от этого я добрым становлюсь.
— Добрым? — удивился волхв. — Ты?
Он недоверчиво покачал головой.
— Когда тебя Боги творили, то все добро пошло, наверное, на того, кого перед тобой делали. А тебе вместо добра что-то другое впихнули. Может быть, упорства, может быть — осторожности…
Князь нахмурился.
— Ты и хвалишь — как ругаешь.
Волхв помрачнел. Все-таки не понимал его князь, не понимал…
— Да не хвалю я, и не ругаю. Правду говорю. Не верю я ни в твою доброту, ни в «такие места».
Круторог посерьезнел, нахмурился. Чутью Хайкина можно было доверять. Знал волхв свое дело. Да и в чужом колдовстве разбирался. Только что вот… Да дней десять назад оборотня от города отвадил, что Пузыревку разорял.
— Думаешь колдовство? — Помимо воли задумался князь. Тряхнул головой упрямо — Нет! Да не посмеет он!
Слава о Крутороге по Руси шла страшненькая. Крутой был князь, вспыльчивый, сильный, власть свою утверждал и огнем и мечом. Так что не у всякого колдуна хватило бы смелости вот так куражиться над князем. Хайкин это понимал, потому ничего и не ответил князю. Только плечами пожал. Самому ведь непонятно было. Видел некую несообразность он в княжьем госте. Его б за горло взять, да за становую жилу подержаться, расспросить с удовольствием, да как? Княжий гость все-таки!
— А что тогда?
Глупый разговор уже надоел князю. Желая его прекратить, он бросил:
— Ну и посмотрел бы сам, коли любопытство разбирает.
Волхв не обиделся. А может и обиделся, да стерпел обиду.
Когда появился этот пришлый колдун, Круторог строго-настрого запретил Хайкину приглядывать за ним. Сам колдун поставил это условием работы у князя.
— Я бы и рад, только вот ты не велишь. Как же можно?
— А то ты не пробовал…
Волхв пожал плечами.
— Я тебе честно служу. Как можно, если ты не велишь?
Круторог только улыбнулся такой покладистости. Хайкинских хитростей он не знал, но понимал, что есть они у него, есть… Хайкин помолчал и нехотя добавил:
— Да и защита у него наверняка там стоит от любопытных. Колдуны на это дело мастера… Да и сам я…
— Какой же ты княжий волхв, если с защитой пришлого колдуна не справишься? — несколько обиженно сказал князь. — Что ж он сильнее, выходит? Выходит, зря я тебя кормлю?
Понимал волхв, что его подначивают, а все ж ответил чуть резче, чем следовало бы.
— Да нет. Ты, князь, не путай соленое с зеленым… Я его сильнее. Только ведь он сразу почувствует, когда я начну его защиту ломать, и сразу к тебе побежит. А ты сгоряча можешь…
Волхв провел рукой по горлу, показывая, что сделает князь. Тот, словно в зеркале отразившись, повторил его жест.
— Это ты правильно рассудил.
— Вот я и не понимаю этого… Чудно мне просто на тебя смотреть.
Он остановился, думая, что князь что-то возразит или, по крайней мере, скажет, но тот молчал.
— Ходишь ты туда, ходишь, третий месяц золото ему носишь… Жемчуга шапку зачем-то отдал… На что ему жемчугу-то столько? Кокошники он там вышивает, что ли?
Круторог понял своего волхва правильно. Два медведя в одной берлоге. Это ж куда не пойдешь — везде чужие ноги — не вздохнуть, не повернуться. А все же… Княжий голос звякнул металлом. Не золотом — сталью.
— Кокошники… Что он для меня делает тебе пока знать не надобно. Да и о чем промеж нас разговоры идут — тоже. Хватит того, что я и сам все знаю.
Хайкин, словно и ждал именно такого ответа, спокойно кивнул.
— Ну, вот все верно. Сейчас вот ты такой, какой и всегда. Можешь и голову снести, и кожу содрать, и на кол посадить. Тут ты нормальный. Что вот только там с тобой делается?
Он задумчиво подпер щеку ладонью, начал водить пальцем по скатерти, расправляя складки. Князь ответил:
— Ничего не делается. Разговариваем…
Волхв вздохнул. Непонятно было. То ли князь воду мутит, стравливая его и гостя, то ли и впрямь ничего не помнит. А узнать нужно было.
— От простых разговоров добра не прибавится.
Круторог нахмурился, и вынул ноги из кадушки. Отрок проворно обернул ступни холстиной, а сверху бросил полог из беличьих шкурок. Хайкин понял, что кажется малость перегнул палку.
— Ступай.
Мальчишка подхватил кадушку и быстренько потащил вон из комнаты. Дождавшись, когда тот уйдет, князь погрозил волхву пальцем.
— Не твое это дело мне советы давать, понял? Сам разберусь.
— Почему же не мое? — Обиженно переспросил волхв. — Я ж не советую тебе как дружину в бой водить? Я тебе по своему ремеслу посоветовать могу, да и помочь даже.
… «Если заднюю лапу крокодила высушить, растолочь и перетереть с корнем травы сацин, то употребить ее на пользу потерявшему удачу можно, если порошок тот рассыпать точно в полнолуние, и произнести надлежащее…»
Митридан вел пальцем по строке, морщась каждый раз, когда приходилось вспоминать ромейские слова Книга была умной, но написали ее лет триста назад, и язык за это время успел измениться. Приходилось останавливаться и рыться в памяти, чтоб понять, что имел в виду тот, кто каллиграфическим подчерком исписал свиток. Тень от пальца то густела, то становилась прозрачной, почти невидимой, когда огонек свечи вжимался в свечку. Труд, однако, того стоил. В свитке давался точный рецепт наговора на удачу, что считался утерянным еще двести лет назад. Не отрывая пальца от строчки, колдун покачал головой. Вот что уж наверняка не помешало бы ему — так это удача. В таком деле без удачи не обойтись!
«Одно плохо, — подумал невесело колдун. — Не найти тут сушеного крокодила, да и „надлежащих“ слов в свитке нет».
Он приготовился читать дальше, впрок, но от окна послышался звук, будто бы кто-то провел по ставне острым железом. От неожиданности колдун ухватился рукой за амулет, что висел на шее, но тут же отпустил его. Нечего ему было бояться. Пока, по крайней мере. Вряд ли в городе нашелся бы такой смельчак, что пришел бы к нему без приглашения, да еще не через дверь, а через окно. Мало того, что знали люди кругом, что связываться с ним опасно, так ведь еще и жил в двух шагах от княжеского терема. Сам князь, разве что пришел, только этот под окном скрестись не будет. Характер не тот. Тот все в дверь, да ногой… Нет. Не князь. За окном висела ночная тишина.
Колдун поскреб голову, вздохнул, опусти взгляд на бумагу, задумался.
Хорошо, конечно, когда князь рядом — и в обиду чужим не даст и деньгами одарит, но с другой стороны иногда урону от такой близости куда больше, чем от злого хитника. Тот хоть унесет, что в руки взять можно, а князь может под горячую руку голову смахнуть и в душу наплевать. Ох, не зря умные люди советуют подальше от власти находиться. Только как удержишься? Ведь, чтоб далеко прыгнуть надо и высоко забраться, а он собирался прыгнуть ох как далеко…
Он задумался, позабыв по стук, но тот повторился, оборвав мысли.
Прислонил ухо к ставне, прислушался. Сразу стало слышно, как кто-то шевелится там, скребется, просится внутрь.
Митридан открыл окно и отодвинул ставень. За окном разлилась темнота, сквозь которую, облитые скудным звездным светом виднелись стены домов и сараев. От сырой земли поднимался запах чего-то гнилого, каких-то помоев. Сырой ночной воздух в окне взвихрился и рванулся вовнутрь вместе с большой коричневой птицей. Когти клацкнули по дереву. Птица!
Ручной сокол проскакал по столу и застыл над древним пергаментом, наклонив голову, рассматривая и узнавая. Колдун остался недвижимыми, только сердце стукнуло по особенному, колыхнулось в груди. Не чужой сокол-то был, ох не чужой… Осторожно, стараясь не спугнуть птицу, он закрыл ставни, натянул на руку плотную рукавицу из кожи. Птица сидела, смирно оглядывая колдуна, словно ждала от него какого-то знака.
Митридан протянул руку и сокол, шумно взмахнув крыльями, уселся на нее. Колдун приподнял птицу повыше, поднес к светильнику. Так и есть. Сокол прилетел с вестью. Сердце сжалось и по спине словно сквознячок прокатился. Знобливый такой, холодненький.
Колдун передернул плечами, подобрался.
Трехмесячное сидение княжеским гостем в этой глуши сразу обрело смысл. Не тех шапок золота и жемчуга, что удалось вытянуть у хозяина, а настоящий смысл. Смысл, понятный посвященным в тайну.
Не в силах сдерживать более нетерпение, Митридан сорвал послание с птичьей лапы и, не глядя, сунул птицу в клетку. Сокол обиженно пискнул, но человеку было не до него. Он не стал оттягивать, прошептав сквозь стиснутые зубы. «Если получилось, то получилось, а если нет…Тогда получится в другой раз!»
Кусочек кожи развернулся в его руках. На пергаменте, так что не заметить было не возможно, разместились две перекрещенные косым крестом черных палочки. Несколько мгновений он смотрел нан их, соображая не кажутся ли они ему, не морок ли все это, а потом, не удержавшись на ногах от нахлынувших чувств, упал на лавку и уронил голову на стол. Птица в клетке заорала, словно предупреждала хозяина, что он все понял не правильно, что не надо отчаиваться, но колдун уже пришел в себя от нежданной радости и грохнул кулаком по столу.
Получилось! Получилось!!! И никакого другого раза не нужно!