Глава 6
ЗАГОВОР ОБРЕЧЕННЫХ

Оллаверн, сокрытый тайный град людских волшебников, не зря называли еще и Облачным Домом. Только облака гостили здесь, безбоязненно пересекая невидимые границы, приходя и уходя без спросу и дозволения верховных иерархов. Не вели сюда мощеные дороги, не стремились караваны кораблей, и алчные взоры светских владык обходили стороной несметные богатства, накопленные поколениями волшебников. А о тех сокровищах, которые хранили библиотеки Оллаверна, все ученые мужи, все летописцы, историографы и просто томимые жаждой познания люди и нелюди могли только мечтать. Если бы знали об их существовании. Пожалуй, только в недоступном эльфийском Фэйре хранилось больше книжной мудрости. Возможно.

Здесь обитали только самые талантливые, самые одаренные, самые сильные, самые… в общем, люди, жившие в Облачном Доме, по праву почитались как могущественнейшие волшебники своей расы. Здесь каждый день вершились удивительные чудеса, здесь круглый год зеленели сады под куполами оранжерей, здесь росли растения и содержались животные, о существовании которых забыли в остальном мире, здесь никто не знал ни настоящего голода, ни особой нужды, ни опасных болезней. Зачастую именно здесь решались судьбы царств и великих королей, не говоря уж о простых смертных. Да, волшебник не может надеть венец властелина, но кто мешает мудрому правителю испрашивать совета у не менее мудрого мага? И не надо лукавить, господа, рассуждая о судьбах мира. Этот мир был в надежных руках. Очень долго. Почти несколько тысячелетий. Пока однажды, примерно пятьсот лет назад, игергардский король Эверанд Завоеватель не решил присоединить к своим немалым владениям небольшое королевство Осскилл. Подумаешь, несколько островов и узкая полоска прибрежных земель, уже имеющих своих законных властителей.

Узкие коридоры королевского замка были пустынны, словно крепость уже пала. Ни вездесущих служанок, ни поварят, ни лакеев и горничных, не говоря уже о простой страже, лорд-генерал королевских войск Игергарда не увидел на всем своем пути от ворот до главного зала. Молодой офицер, сопровождавший высокого парламентера, освещая путь факелом, ни разу не обернулся и не проронил ни единого слова. Лорд Мариал много раз приходил в осажденные крепости для переговоров, иногда его жизнь при этом висела на волоске, иногда его принимали как дорогого гостя, но прием в Осскилле его порядком удивил. Тем более что переговоры ему придется вести с женщиной. Плохой знак.

Сопровождающий распахнул двери в тронный зал Островных королей, приглашая лорда-генерала войти. В узкие проемы окон сочился бледный закат, и желтовато-розовые пятна света лежали на камнях пола, как нелепые цветные тряпки. Сплошной резной камень стен, кое-где украшенный старинными стягами, добытыми в давным-давно позабытых войнах. Тронный зал был совершенно пуст. Парламентер ждал, что здесь его встретят ряды разъяренных воинов, жаждущих мести и крови. Его ждала тишина. И женщина, сидевшая на троне.

Мариал никогда раньше не видел осскилльской королевы. Он примерно представлял, сколько ей лет, если старшему сыну было пятнадцать. Чуть больше тридцати, должно быть, но выглядела она гораздо моложе.

– Ваше величество!

Лорд-генерал преклонил колено, как того требовал этикет, ибо на голове бледной молодой женщины была надета тонкая золотая корона, похожая на обруч.

– Говорите, милорд, раз пришли, – тихо сказала королева.

Они встретились глазами, словно скрестили клинки на поле боя. Лорд Мариал сразу понял, что не следует обольщаться юным видом и бледным лицом королевы. В светло-серых глазах сверкало не серебро, а сталь.

– Мой государь предлагает вам сдаться на более чем почетных условиях, ваше величество. Было бы верхом безумия сопротивляться теперь, когда ваш супруг и король пал на поле брани. Прикажите своим людям сдаться и тем самым спасите их и их семьи от бесчестия и смерти. Спасите вашу малолетнюю дочь. Спасите саму себя, в конце концов!

Он на самом деле желал ей добра. От всего сердца.

– Вы говорите так, словно мой сын тоже мертв и у Осскилла более нет наследника, – прошептала королева, до синевы в суставах сжимая подлокотники трона.

Лорд-генерал замешкался на одно лишь мгновение.

– К сожалению…

– Он умер… быстро?

Голос треснул, как тонкая льдинка под сапогом.

– Ваше величество…

– Лиинар умер быстро?

– Да. У Эверанда не было другого выхода.

– Эверанд обещал пощадить моего сына, и только поэтому я согласилась принять вас в качестве парламентера. Вы понимаете, что я не могу принять условия Эверанда?

Мальчика убили еще накануне. Эверанд не желал оставлять в живых законного наследника Осскилла, в котором текла кровь Анрада Быстрого.

– Нет, не понимаю. Ваше упрямство теперь будет стоить жизни вашей дочери, а сына все равно не воскресишь, даже пролив целые реки игергардской крови. Подумайте, Ильимани, хорошенько. Вы – дочь короля, супруга короля…

– Вдова короля, вы хотите сказать. Или мать короля? – горько усмехнулась королева.

– Такова воля богов, что победа достанется владыке Игергарда, и ваша собственная судьба сейчас в его руках. В ваших силах только сделать так, чтобы у вашей дочери было будущее. Смиритесь, ваше величество, как это приличествует женщине. Даже жизнь в глухом монастыре лучше смерти в огне, а в том, что Эверанд сожжет замок, я даже не сомневаюсь. А у вашей девочки будет шанс стать королевой Игергарда. Со временем, конечно. Мой король твердо намерен отдать ее за принца Сухара.

– Стоит ли мне верить в слова Эверанда еще раз?

Мариал осекся на полуслове. Он не ожидал услышать столько сарказма из уст убитой горем жены и матери. Однако, возможно, ему лишь послышалось, и он продолжил:

– Если до следующего захода солнца остатки вашей армии сдадутся, то Эверанд обязуется отдать вам для достойного погребения тела мужа и сына; ваши вассалы не будут обложены данью, если присягнут игергардской короне, а лично вам гарантируется почетное изгнание в Горную обитель и пожизненное содержание. Что же касается вашей дочери, то ее будущность я уже изложил достаточно подробно. Земли Осскилла станут ее приданым. Это и есть условия моего государя.

Ильимани молчала, глядя в пространство перед собой. Она и вправду была так красива, как о ней рассказывали трубадуры. Серебряные светлые глаза под сенью длинных черных ресниц, тень от которых лежала на нежной коже щек, полные розовые губы, словно надкушенный плод, нервные крылышки ноздрей. Интересно, какого цвета у нее волосы, скрытые под плотной траурно-белой накидкой? Она молчала. Так молчат камни, из которых сложен был замок Осскилл, так молчат мертвые – ее муж и сын, так молчат хрустальные воды горных озер…

– Идите, лорд-генерал, я сообщу свое решение утром.

– Благодарю вас, ваше величество. Надеюсь, вы сделаете разумный выбор.

Низко склоняясь в глубоком поклоне, парламентер едва сдержал довольную улыбку. Строго говоря, Мариал даже не сомневался, что королева согласится на все условия Игергарда. Ну максимум, выторгует себе небольшие поблажки. Эверанд разрешил ему обещать все, что угодно.

Уходя, лорд-генерал сделал самую большую ошибку в своей жизни. Он не обернулся и не увидел лица Ильимани.

Высокие резные двери сомкнулись за спиной посланника с зловещим грохотом. Как крышка свинцовой гробницы, как могильная плита… Все! Жизнь кончилась. Жизнь кончилась, хотя королева Ильимани еще дышала, сердце ее билось, глаза смотрели, но в том не было уже никакого смысла. Ее мальчика больше нет! Нет крикливого, беспокойного младенца, нет пухлого шаловливого малыша, нет трогательно-угловатого подростка, и стройного юноши тоже не будет, как и мужчины, каким он мог бы стать. Каким он бы вырос? Смуглым красавцем, как отец, с иссиня-черными материнскими волосами, порывистым и сильным, великим королем, отцом и мужем? Да, наверняка. Ильимани закрыла глаза, стараясь представить себе Лиинара таким, каким она его видела в последний раз, в драгоценном эльфийском доспехе, в остроконечном шлеме, с луком. Но перед мысленным взором был лишь годовалый малыш, с трудом удерживающий равновесие, крошечными ручками хватающийся за материнский подол. Анрад был так горд первенцем и наследником, в четыре годика выучившимся читать на адди, а в шесть взявшим в руки свой первый меч. Анрад был, Лиинар был… Теперь Ильимани будет говорить о них только в прошедшем времени.

Шестнадцать лет непрерывного пьянящего счастья, радости и любви было у осскилльской королевы, любимый и любящий муж, ни разу не оскорбивший ее изменой, здоровые, красивые и умные дети… Дети… Ильимани осторожно положила ладонь на свой живот. Ребенок, которого она носила под сердцем, еще не шевелился, но королева точно знала, что это будет мальчик. Столь долгожданное, желанное дитя, о котором она молила богов почти восемь лет, теперь обречено. Эверанд не пощадит младенца, как только станет ясно, что семя Анрада продолжает жить даже после его смерти. Так или иначе, но это дитя умрет, вопрос только во времени.

Женщина бессильно сползла к подножию собственного трона и сжалась в комочек, словно изнемогала от страшной боли. Ненавистью и отчаянием сочилась ее нестерпимая душевная мука. Ненавистью, горячей и жгучей, как огненная лава, кипела ее кровь. Ненависть кровью стучала в виски, плясала зелеными ядовитыми пятнами перед глазами, обжигала дыхание. Ненависть была схожа с жаждой, только жажда иссушала тело, а ненависть душу. И утолить эту страшную жажду могла только месть. Месть и проклятие.

Медленно-медленно, как после смертельной болезни, королева подняла непослушное тело одним усилием воли. Она не привыкла сдаваться без боя. Анрад гордился бы своей женой, если бы видел ее в тот миг, Анрад любил ее именно такой, несломленной, непокорной. В юности Ильимани страшно сожалела, что не родилась мужчиной, что ей не дано сжать в ладони меч. Юность прошла, сожаления забылись, но меч… меч у нее все-таки был. И, возможно, более разящий. Сильнее и безжалостнее, чем все мечи поверженного Осскилла и победоносного Игергарда, вместе взятые.

Ничего не сказала королева своим подданным, никого не позвала с собой, лишь приказала ждать и надеяться. А сама поднялась на самую высокую башню королевского замка, откуда в ясный день была видна береговая линия Игергарда. Но сейчас Ильимани не нужно было видеть тот берег. Для обряда вообще ничего не требовалось.

Утром шел дождь, такой холодный и резкий, что У Мариала из рода Шанрод пропало радужное настроение от предвкушения очередной дипломатической победы. Он отказался от завтрака и вина, торопясь услышать из уст королевы слова капитуляции. Он едва не в спину толкал вчерашнего сопровождающего, размеренные шаги которого раздражали еще больше, чем дождь.

Ильимани сидела на троне, словно и не покидала его со вчерашнего вечера. Только она была еще бледнее, соперничая цветом лица с белоснежным платьем. Рядом, по правую руку от нее, стояла худенькая девочка десяти с небольшим лет, тоже облаченная в белые одежды. Принцесса Кайира пошла внешностью в отца – такая же темноглазая и золотоволосая, обещая вырасти необычайной красавицей. По левую руку стоял Геррит Роенсор – верховный военачальник Осскилла, главный враг Игергарда, самый непримиримый, самый упрямый, самый могущественный из вассалов покойного короля Анрада.

«Одно из двух, – решил Мариал Шанрод. – Или королева каким-то чудом сумела уговорить Роенсора, или его самого сейчас обезглавят, чтобы в качестве ответа прислать Эверанду голову его лорда-генерала».

Он не стал преклонять колено, чувствуя, что никто этого и не ждет. Время тянулось медленно, и молчание густым туманом повисло в тронном зале. Мариал дал себе зарок, что не разомкнет первым уст даже под угрозой смерти.

– Вы еще хотите услышать мое решение, милорд? – молвила королева.

– Да, ваше величество, – твердо ответил лорд-генерал. Он уже знал ответ.

– Мы не собираемся капитулировать ни сейчас, ни когда-либо в будущем. Мы сочли за оскорбление со стороны Игергарда и короля Эверанда смерть нашего супруга и наследника престола Островных королей. Гнев наш соизмерим с нашей неизбывной скорбью, и потому Игергард будет наказан со всей жестокостью и без пощады.

Мариал поразился ее невероятной, сверхъестественной наглости. Он не ожидал ни подобного ответа, ни тона, коим все было сказано. Столько холода, ненависти и ярости он не встречал даже в гуще самой жестокой битвы.

– Мы с тобой, Островная королева, – сказал Роенсор, низко кланяясь. – Мы все умрем за тебя.

– Никому не нужно будет умирать, лорд Геррит. Теперь на нашей стороне могущественные силы, – спокойно заверила женщина.

– Вы все сошли с ума! – ахнул Мариал. – Вы хоть понимаете, что наделали? Вы понимаете?

– Я? – жестко ответила она, вскидывая на него пылающие гневом глаза. – Это вы убили Анрада, законного правителя Островов, но вам было мало взрослого мужчины, и вы убили моего мальчика. Это вы НАДЕЛАЛИ. Постарайтесь запомнить это и ПОТОМ никогда не забывайте, кто и в чем провинился первым.

– Вы уведете за собой в могилу и эту девочку!

Ильимани усмехнулась сначала слегка, а потом и вовсе во весь рот, сверкнув зубами. Но только никому не было смешно.

– Эта девочка станет королевой Игергарда еще до того, как вступит в пору женственности, и я желаю, чтобы вы, милорд, дожили до того дня, когда лично принесете ей присягу как королеве и своей государыне. Я не стану пророком, если даже скажу, что сегодняшние верные вассалы Эверанда приползут на коленях к этой девочке и предложат ей корону Игергарда. Те, разумеется, кто останется жив.

– Вы помешались, ваше величество, – пробормотал Мариал, с ужасом вглядываясь в лицо королевы в поисках отпечатка безумия.

В ясных светлых глазах плескалось лишь горе, но совсем не безумие.

– Возможно, вы не знали, милорд генерал, возможно, даже Эверанд не удосужился поинтересоваться, кем была жена Анрада Быстрого до того, как стала его королевой. Правда? Я так и думала.

Внезапно она встала и подошла к Мариалу вплотную. Роенсор схватился за меч, но королева жестом остановила его. Вассал повиновался мгновенно, будто хорошо выдрессированный пес.

– Пойдемте со мной, милорд, я вам кое-что покажу.

Они вышли в соседний зал, гораздо меньше по размеру, зато с большим окном, открывавшим вид на залив. Ильимани его распахнула настежь, и внутрь ворвался мокрый ледяной ветер. Королева ткнула пальцем в сплетение свинцово-серых туч, похожее на клубок рассвирепевших змей.

– Шестнадцать лет назад я стала королевой и надела корону, но прежде, прежде я сняла синие одежды жрицы бога Оррвелла. Я отвергла силу, что нашла приют во мне, но не перестала быть Повелительницей ветров, Владычицей небесных вод и Царицей погод.

Ветер сорвал с ее головы белое вдовье покрывало и подхватил черные, как вороново перо, волосы. Они шевелились точно живые, трепетали за ее спиной, как крылья, как черное шелковое знамя. Ильимани рассмеялась разрывающим душу смехом:

– Сегодня ночью я заплатила сполна за то, чтобы моя сила и власть вернулись ко мне в полной мере. И всю эту силу я направила против Игергарда. Всю без остатка, милорд Мариал. Спросите у верховной жрицы Оррвелла или у самого Хозяина Сфер, сколько могущества можно купить ценой невинной крови, жизни и духа нерожденного ребенка. Теперь я стану терпеливо ждать, когда первые из великих лордов Игергарда принесут корону Эверанда для моей дочери, для дочери Анрада Быстрого. Убирайтесь, лорд-генерал!

Королева порывисто вышла, звонко хлопнув дверью, и Мариалу впервые стало жутко. Его никто не задерживал, незамедлительно подали коня, и только выезжая из ворот, лорд-генерал решил обернуться.

Маленькая принцесса смотрела ему вслед не по-детски серьезно. Девочка знала, что они скоро встретятся, а лорд Мариал еще этого не знал. Потому что девочка безоговорочно верила своей матери, а лорд Мариал пока не верил.

Дождь усилился, словно разозлился, стегая нервными жесткими струями одинокого всадника-парламентера, несущего своему королю недобрую весть.

«12-го числа весеннего месяца Альсира года 1179 небо над землею заволоклось тяжелыми черными тучами, и хлынул дождь, длившийся без остановки 100 дней и 100 ночей. Ни единое зерно не взошло в ту весну на пашнях, ни единый плод не завязался на деревьях. Реки вышли из берегов и смыли плодородные земли, превращая целые провинции в болота и топи. Скот пал от холода и голода. Затем тучи рассеялись, и выглянуло солнце, но его тепло обернулось вместо блага бедствием. Все, что не размыл дождь, изжарилось под палящими лучами немилосердного светила. Так было ровно пятьдесят дней, а затем снова пошел дождь, быстро сменившийся снегом и морозом. Моря же кипели от штормов и ураганов без устали и перерыва.

И пришел в Игергард лютый мор, коего не знали люди от начала времен. Голод и нужда распахнули врата, в которые вошла Великая Чума. И те, кого пощадила голодная смерть, позавидовали мертвым, ибо их пленил еще более могучий и страшный враг. И ни барон в высоком замке, ни монах за стенами обители, ни даже король не смогли оградиться от ниспосланных богами напастей. Игергард обезлюдел, и только падальщики кружили над бескрайними погостами…»

(Безымянный летописец. «Слова Зрящего», 1190 г.)

– Она пришла, мама, – сказала негромко Кайира.

– Пусть войдет.

Губы с трудом шевельнулись на желтом, иссушенном болезнью лице. Островная королева умирала. Мучительно, медленно и тяжело от неведомой лекарям хвори, беспощадной, как лютый зверь, терзающей тело и душу. Королева смирилась с немощью и болью, а ожидание смерти стало для нее почти сладким, как ожидание любовного свидания. Одно было плохо: она умирала в чужом ей и ненавистном городе – в Орфиранге.

– Кто ты? – спросила Ильимани, щуря почти слепые глаза.

– Меня зовут Ттаса, – медленно сказала высокая женщина в широком темном плаще. Голос у нее был удивительно мелодичный. Как у эльфов. Но нет, Ттаса не эльфийка. Ильимани осторожно коснулась руки гостьи. Широкая ладонь выдавала простое происхождение. Впрочем, для высшего иерарха Бога-Странника происхождение не имело никакого значения.

– Добро пожаловать, леди Ттаса.

Слишком длинная фраза, казалось, лишила Ильимани последних сил. Она закрыла глаза в изнеможении, продолжая держать леди за руку.

– Ты умираешь, Ильимани, – шепнула та.

– Я знаю.

– Оно пожирает тебя изнутри. Зачем ты сделала это?

Королева не слышала в голосе Верховной жрицы гнева или осуждения. Так мать журит свое любимое дитя за невольную шалость. Только жалость и забота. Мысленно Ильимани рассмеялась. Это у Верховной-то жалость? Женщина, поднявшаяся с самого низа до вершин власти, наверняка позабыла о таких глупостях. «Любовь», «жалость», «доверие» – это только слова, которые можно писать угловатыми аддическими рунами или говорить мягким, как снег, голосом – и не более того.

– Ты отмстила за мужа и сына, смыла их кровь морем крови и слез целого народа, уничтожила династию и королевство. Ты удовлетворена? Рада? Счастлива?

– Да, – твердо сказала Островная королева.

– Ты не можешь умереть. Сила уничтожит тебя медленно. Сердце твое будет биться, а ноги уже начнут есть черви. Разве ты этого не боишься? Тебе не страшна такая участь?

О, она знала, что значит бояться. Она боялась когда выходила замуж за Анрада, и когда рожала Лиинара – тоже боялась, и когда Эверанд пошел на Острова войной, боялась; а сейчас она уже ничего не боялась. Страх умер, и осталась лишь усталость, серая и тяжелая, как каменная пыль. Ильимани в ответ только покачала головой. Она берегла силы.

– Все умерли, Ильимани, – печально сказала Ттаса. – Я осталась единственной Верховной жрицей. Аднес и Кальвина умерли от голода, Толлэ унес мор, Годай утопилась. Ты ведь помнишь леди Годай. Она была такая веселая, самая красивая, самая умная. Аднес скончалась прямо на моих руках, она знала, что это ты сделала, но она тебя не винила. Никто тебя не винил. Наверное, ты имела право всех нас ненавидеть.

Она и сейчас их всех ненавидела, весь Игергард, каждого человечка, каждый локоть этой щедрой земли. И если бы смогла, то унесла бы их всех с собой в могилу. Всех до единого, так, чтобы море сомкнулось над Игергардом и город Орфиранг покоился на самом его дне. Ильимани давно подозревала, что вместо крови течет в ее венах красная ненависть, потому что настоящая кровь ее истлела в башне над осскилльским замком десять лет назад.

– Что тебе надо, Ттаса? – тяжело выдохнула она.

– Отрекись и прости, – просто сказала жрица, низко наклоняясь над умирающей и срываясь на горячий шепот. – Пусть зло кончится вместе с тобой, пусть оно уйдет вслед за теми, кто тебе причинил столько боли. Эверанд мертв, его наследники и весь его род тоже, дочь твоя сидит на престоле. Проклятие должно иссякнуть. Разве ты хочешь навредить собственной дочери?

Веки казались тяжелыми, отлитыми из золота, и каждая ресничка весила, как свинцовая плитка. Любой свет теперь причинял глазам нестерпимую боль, тьма наползала со всех сторон. И никого не было в той тьме.

– Как ты думаешь, они ждут меня… там?

– Не знаю, – честно призналась Ттаса.

– А что говорят, боги?

– Боги молчат.

Ильимани хмыкнула:

– Даже Двуединый Куммунг?

– Особенно он.

За каждым словом лежала темная глубокая пропасть. Ильимани казалось, что они говорят быстро, но на самом деле прошло более двух часов. Мысли плавали в голове у королевы ленивыми полусонными рыбами и были такими же скользкими и противными, как рыбы.

– Значит, никакого утешения не будет?

– Зачем? – удивилась жрица. – Ты скоро сама все узнаешь.

Ильимани почему-то эти слова разозлили, до слез разозлили, но злость быстро испарилась, как роса под солнцем, оставляя неприятное душное чувство. Да, она умрет, очень скоро умрет, и что бы там ни говорила жрица, о чем бы ни молчали боги, но там, за гранью Начала и Конца, ее ждут. Она чувствовала, она догадывалась и надеялась.

– Сила проклятия, которое ты призвала на Игергард, не отпустит тебя за Грань, – сказала Ттаса, словно прочитав мысли королевы. – Отрекись, пока не слишком поздно.

Слишком поздно практически никогда не бывает, бывает либо рано, либо просто поздно. Почему ни жрецы, ни Хозяин Сфер не остановили Эверанда двенадцать лет назад? Почему Троекратный благословил в Дарже его поход на Осскилл? Почему никто из оракулов, никто из пророков не предрек Эверанду Игергардскому и его детям страшной смерти? А теперь… теперь поздно. От сил дважды не отрекаются. Если можно было бы вернуться во времени назад, то Ильимани повторила бы каждый свой шаг снова и ни о чем не пожалела бы. Игергард заслужил все бедствия, мор и голод, что обрушились на него.

От нового приступа боли мир содрогнулся, раскололся на несколько острых осколков, и в их ослепительном сиянии Ильимани увидела миг своего наивысшего торжества – коронацию Кайиры. Огромный Тронный зал, сердце Красного замка – Каннелой, где от века в век восседали игергардские короли, был украшен со всей возможной пышностью. Белоснежные розы, синие атласные ленты, парадные знамена, шелка нарядов, серебро и сталь доспехов, и тысячи, тысячи лиц, среди которых не было ни одного равнодушного. О да, на коронацию собрались все: победители и побежденные, остатки гордой игергардской аристократии и суровая осскилльская гвардия, послы всех сопредельных держав и гости из-за Вейсского моря, патриархи народа тангаров, главы десяти родов высшей касты орков, синеглазые эльфийские принцы. Они все видели падение старого Игергарда, как видела его Ильимани, они все засвидетельствовали миг, когда строгий алмазный венец лег на голову Кайиры, и все опустились на колени перед новой королевой. Ильимани искусно тянула время, отказываясь быть регентшей, дожидаясь, пока Кайире не исполнится четырнадцать, чтобы насладиться этим мгновением сполна. И когда она сама склонилась перед дочерью, вместе с ней склонился и весь мир. Долгими бессонными ночами на холодном ложе Ильимани продумала все до мельчайших подробностей, всю церемонию от начала и до конца.

Одно только коронационное платье Кайиры, серебристо-белое, искристое, как снег, расшитое хрустальными и стальными бусинками, с высоким ажурным воротником повергло всех в изумление – даже знающих толк в роскоши маргарцев, даже эльфов. А когда на головы присутствующих обрушился дождь из лиловых лепестков священного тальфина, все они только ахнули. И звонили колокола, и ревела восторженная толпа простолюдинов, и сам Хозяин Сфер кланялся дочери Анрада Быстрого. Но те, кто видел ликование в глазах Ильимани, сильно ошибались, если думали, что причиной тому исполнение ее мести Игергарду. Одна только она, и только она пока знала, какова на самом деле хрупкая невысокая девчушка, ее дочь, принимающая изъявления верноподданства с нежной улыбкой на устах. Пусть никто не обольщается ее малыми годами и тихим голосом, пусть никто не думает, что сможет влиять на юную королеву, пользуясь ее неопытностью и доверчивостью.

Да, Кайира сумела развеять все иллюзии относительно себя. Игергард получил такую властительницу, с которой пришлось считаться всем. Малышка заставила себя уважать. Ильимани не боялась оставить дочь одну. В свои неполные двадцать та держала в кулачке всю страну, всех вассалов, так что никто и пикнуть без ее соизволения не смел. Видят боги, Анрад мог гордиться своей наследницей.

Внезапно Ильимани стало так легко, боль покинула ее так быстро, что ее отсутствие воспринималась как невероятное блаженство. Удивительная прохладная легкость охватила все измученное тело. Будто перышко, плывущее в ладонях нежного весеннего ветра в неведомые радужные дали, обычно скрытые от глаз смертных. Жрица увидела блаженную улыбку на прозрачных губах королевы и поняла, что не сумела достучаться до сердца умирающей.

– Я не раскаиваюсь и не отрекаюсь, Ттаса. И если Двуединый не примет меня, то тем хуже для него и для всех вас, – спокойно, почти равнодушно сказала Ильимани, сжав до боли ладонь жрицы в своей руке. – Прощай.

Молча молилась над телом матери королева Кайира, рыдали плакальщицы, плавал над дворцом мерный и печальный голос одинокого колокола, а Верховная жрица не могла отнять от себя руки покойницы, понимая, что это не мертвая плоть держит ее, а воплощенное проклятие не хочет отпускать своей жертвы. И леди Ттасе было страшно, как никогда в жизни.

Ильимани – Островная королева умерла с ненавистью в сердце, так и не простив своих мертвых врагов. И ненависть эта обречена была отныне витать над Игергардом, неутоленная и неугасимая.

Оллаверн замело по самые крыши. Исчезли в снежной кутерьме дома, мосты, дворцы, река и залив, и стороннему наблюдателю казалось, будто Высокая башня плывет в гордом одиночестве над белым пушистым океаном. Тот, кто стоял лицом к окну и смотрел вниз, видел лишь бесконечное кружение снежинок. Он кутался в роскошный меховой плащ, хотя в комнате было тепло. Камин жарко пылал, разгоняя по углам сырость и сквозняк. Для этого дров не жалели. Хозяин апартаментов любил тепло в любых количествах. Наверное, сказывалось южное происхождение. Любовь к теплу и солнцу – единственное, что осталось у него от затерянного в глубинах памяти и времени детства на берегу далекого теплого, ласкового моря. Он молчал, словно выжидая, когда у тех, кто сидел за столом за его спиной, кончится терпение. Ему самому терпения было не занимать. Он и так слишком долго ждал этого момента. Слишком долго даже для Верховного мага Оллаверна.

Хозяин Сфер медленно повернулся и кивнул собранию. Шафф – Глашатай Ночи, холеный аристократ в наимоднейшем камзоле, шитом жемчугом и серебром, великий интриган и незаменимый шпион. Итан из Канкомара, похожий каждой черточкой на хищную птицу, загорелый до черноты и опасный, как обнаженный кинжал в руках наемного убийцы. Тафила Юннис, в фиалкового цвета весьма откровенном платье с высокой талией, с гроздьями бриллиантов в розовых ушках. И наконец Ноэль Хиссанд – Первый Погонщик, самый молодой в Круге Избранных, самый талантливый в последнем поколении магов. На него Ар'ара возлагал большие надежды. Самый узкий круг посвященных, между которыми уже не существует тайн и недомолвок, и не от избытка дружеских чувств. Просто на определенном уровне отсутствие доверия между магами равносильно самоубийству. Это – аксиома, известная всем в Круге Избранных.

Великие волшебники выглядели молодо, как и должны выглядеть магистры, живущие много дольше простых смертных. Заклинания вечной молодости были по силам далеко не всем магам, но большинство из особо одаренных предпочитало остановиться в промежутке между сорока и пятьюдесятью годами. Кроме женщин, разумеется. Те непременно желали выглядеть как юные девы. Тому пример – вечно молодая Тафила Юннис, разменявшая уже вторую сотню лет и тщательно сей факт скрывавшая. Хозяин сфер усмехнулся своим мыслям. Впрочем, не стоит никого судить, ведь, несмотря на свое возвышенное положение, Великий магистр Облачного Дома внешне оставался молодым сильным мужчиной, смуглокожим и белозубым, с модно подстриженной короткой бородкой, а вовсе не сгорбленным старым патриархом, каким его представляли люди, услышав имя – «Хозяин Сфер». Если только не смотреть в его глаза.

– Итак, господа магистры, я собрал вас сегодня, чтобы смутить, порадовать и разочаровать, – сказал Хозяин Сфер удивительно красивым и мелодичным голосом. – Сегодня знаменательный день, который, несомненно, еще войдет в анналы истории как особая дата. Не стану слишком впадать в патетику и испытывать ваше терпение.

Тут Хозяин Сфер сделал многозначительную паузу, переводя взгляд с одного Избранного на другого. Прекрасная выдержка, крепкие нервы и мастерское владение мышцами лица. Тафила Юннис даже слегка изогнула идеальную соболиную бровь. Верховный маг ответил волшебнице мягкой улыбкой. Он ее не любил.

Насладившись накалом эмоций и драматизмом паузы, Хозяин Сфер пересек зал по диагонали и остановился возле пустой стены, на которой обычно висел гобелен с охотничьей сценой. Стая грифонов терзает дракона. Никто сразу не обратил внимания, что сегодня полотно отсутствовало. Магистр сделал легкий жест левой рукой, сопровождая его нужной фразой, и на голой стене образовалось светящееся сиренево-синее пятно, быстро растущее, вращающееся подобно водовороту. Тафила Юннис сдержанно ахнула. Хозяин Сфер открывал портал в собственных личных апартаментах. Если бы он специально старался удивить своих многоопытных гостей, то никакая иная попытка не смогла бы удаться ему с таким блеском. Синее сияние стало нестерпимым для глаз, потом ярко полыхнуло алым, и из портала вышли двое, держась за руки.

– Миг нашей встречи запомнят светлые небеса, – сказал Хозяин Сфер на чистейшем ти'эрсоне – классическом эльфийском, ухмыляясь довольно, как кот, съевший мышь. – Господа, я рад представить вам лорда Арьятири и леди Ингеналь.

Избранные продемонстрировали всю гамму человеческих чувств – от едва сдерживаемого гнева Тафилы Юннис до напускного хладнокровия Итана. Никто и никогда не ожидал, что Ар'ара пригласит в святая святых, в Высокую башню, эльфиийских Ведающих, волшебников из легендарной Зеленой Ложи Фэйра. Поистине Ар'ара был тысячекратно прав, когда назвал событие историческим. Не то чтобы Оллаверн и Ложа когда-либо в обозримой истории враждовали или соперничали. О, нет и нет! Эльфы относились к людской магии слегка снисходительно, чуть-чуть надменно и капельку с иронией. Этих «чуть-чуть» вполне было достаточно, чтоб магистры Облачного Дома, говоря фигурально, повернулись к Ложе спиной.

Арьятири рассматривал людских волшебников с тайным любопытством. Такие разные, такие… странные и такие могущественные, и все вместе, и каждый в отдельности.

«Наверное, многое теперь изменится, и неважно, в какую сторону», – думал эльф, твердо сжимая тонкую руку Ингеналь.

Она опустила длинные ресницы, словно смущенная девушка, и казалась такой хрупкой, такой нежной. Эльфийка не зря выбрала серебристое струящееся платье, блестящее, как водопад, словно сшитое не из ткани, а из ледяных струек. Ожерелье в виде стайки рыбок дополняло впечатление изысканности.

– Мы несказанно рады лицезреть наших многоуважаемых… хм… коллег, и, надеюсь, они не сочтут за невежливость наше потрясение и растерянность, – безрадостно сказал Глашатай Ночи Шафф, косясь на прекрасную эльфийскую волшебницу, как настороженный конь.

Ар'ара наслаждался замешательством Избранных, особенно порадовала его Тафила Юннис. По сравнению со свежей естественностью эльфийки ее утонченность казалась примитивной. Скажем прямо, волшебница смотрелась, как намалеванная красотка с дешевого базарного лубка. И поделом. К чести Тафилы, несмотря на все свое высокомерие и надменность, волшебница еще не утратила способности к здравым выводам и сама прекрасно поняла, что в данном случае лучшей косметикой станет максимальная доброжелательность.

– Ах, мессир, что же вы не предлагаете нашим гостям присесть? – прощебетала она. – Присаживайтесь, присаживайтесь.

Улыбка у Тафилы вышла удивительно искренней. Ар'ара сразу решил, что с чародейкой по-прежнему нельзя терять бдительности. То ли в своей фальшивости она достигла совершенства, то ли открыла в себе талант великой комедиантки. Искренних улыбок он не видел на ее губах уже лет сто.

– Приветствуем вас, Высокие, от имени всех магистров Облачного Дома. Ваш неожиданный визит для всех нас великая честь, – отчеканил Ноэль церемонно, кланяясь эльфам. – Мне кажется, что наша встреча станет рубежом и поворотным пунктом в долгой и неоднозначной истории отношений Оллаверна и Зеленой Ложи.

– Благодарю, – тихо молвила Ингеналь чарующе нежным голосом, способным остановить мужское сердце.

Арьятири мысленно усмехнулся. Он-то знал, что на самом деле у Ведающей был низкий и грудной голос. А сейчас она внаглую эксплуатировала все возможные людские заблуждения об эльфах. Все эти людские чародеи видели изумительной красоты эльфийскую даму и соответственно ждали от нее утонченных поступков и изысканных жестов. Ну что же, как говорят сами люди, «кто ищет, тот всегда найдет». Кстати сказать, эльфийский волшебник тоже не преминул нарядиться в длинные церемониальные одежды ярко-синего цвета с традиционным растительным узором, шитым золотом по вороту и рукавам. Малиновый кушак и такого же цвета замшевые сапожки дополняли его яркий образ.

– Долгое время Оллаверн и Ложа были закрыты друг от друга, наши отношения страдали неполнотой и были отмечены странным недоверием, – торжественно сказал Ар'ара, делая некий объединяющий жест в сторону гостей. – Но времена, к счастью, меняются, и наконец пришло время забыть о былых противоречиях и вспомнить о том, что мы родственные расы, вышедшие из единого корня в незапамятные времена. – Тут Хозяин Сфер сделал многозначительную паузу. – Никто не совершенен, ни мы – люди, ни вы – сидхи, и иногда наши деяния требуют взаимных усилий. Тем более когда годы упорного труда могут пропасть безвозвратно. Ты хотел что-то сказать, Итан?

Ар'ара уловил только недовольное движение краешка губ, но тут же ухватился за эту соломинку. Теперь требовалась реплика канкомарца. И тот, естественно, не разочаровал своего патрона.

– Мне тоже не хотелось бы, чтоб все наши труды и достижения попали в чужие руки. Я не стану темнить и скажу прямо. Мне совершенно непонятно присутствие здесь, в Кругу, лорда Арьятири и его, без сомнения, прекрасной спутницы. Простите за резкость, высокие гости, – отчеканил Итан, сверкнув яркими голубыми глазами.

«Красиво сказано, – подумал Хозяин Сфер. – Спасибо тебе, Итан».

Итан из Канкомара не зря был патроном воинского клана магов последние полстолетия. Поджарый, как охотничий пес, он вел жизнь аскета, которую целиком посвятил искусству боевой магии. Воин до мозга костей, он всегда отвечал за свои слова. Хозяина Сфер не было причин ему не доверять. Канкомарец весьма предсказуем, и он обязан бы, высказаться именно так, как Ар'ара и ожидал. Раньше или позже. Хозяин Сфер чуть сменил позу. Ему хотелось посмотреть также и на реакцию эльфов. Арьятири изобразил деловитую полуулыбку, призванную показать, что он прекрасно понимает сомнения канкомарца и сам на его месте высказался бы не менее резко. Эльфийская волшебница взмахнула ресницами, сделав плавный жест рукой, выражавший некоторую обиду.

– Высокочтимый Хозяин Сфер, надеюсь, вы разъясните лорду Итану цель нашего присутствия здесь, – сказала Ингеналь, бросая удивленный взгляд на Ар'ару.

– Разумеется, леди, – заверил ее тот.

Хозяин Сфер спокойно обвел взглядом всех присутствующих. Путей обратно уже не существовало. Присутствие двух членов Зеленой Ложи перевернуло страничку оллавернской истории, безвозвратно унося в небытие тысячу лет неизменных правил и традиций Облачного Дома. Он был абсолютно уверен, что и эльфийские Ведающие сделали шаг навстречу отнюдь не от хорошей жизни. Долгая дипломатическая игра через две дюжины посредников могла увенчаться успехом только при взаимности интересов. Хотя полностью и до конца Ар'ара целей волшебников-эльфов и не понимал, но не терял надежды обрести полную картину их задумки. Не столь уж эльфы и отличаются от людей, если говорить откровенно. По крайней мере, маги и короли обоих народов во все времена демонстрировали очень похожий нрав и наклонности. Взять хотя бы принца Финнэджи с его завоевательными войнами, до которого многим людским владыкам по части властолюбия еще расти и расти.

– Лорд Арьятири и леди Ингеналь, я первым делом хочу извиниться перед вами. – С этими словами он отвесил эльфам легкий поклон. – Да, да, именно извиниться, потому что не дал себе труда изложить членам Круга Избранных те соображения, которые и свели нас вместе. Ибо только объединенными усилиями мы сможем достичь наших целей. Нам нужна Джасс'линн из Яттмура, дочь Хакка Роггура от первого брака, нынешнего супруга королевы Тианды. По нашим расчетам, она является четвертым по счету воплощением Белой Королевы Ильимани. Я упоминаю об этих общеизвестных фактах специально для наших многоуважаемых эльфийских гостей. Да и всем нам нужно чаще вспоминать о высшем смысле наших поисков. Ведь не беглую рабыню ищем, так ведь? Не стану напоминать также, какую потенциальную опасность представляет Царица ветров для всего континента. В том нет никакого смысла. Впрочем, я несколько отвлекся. Так вот, по мнению лорда Арьятири, у нашей царицы есть очень сильный и непредсказуемый союзник. Тоже из народа сидхи.

Историю про Белую Королеву Арьятири слышал еще в детстве наряду с другими эльфийскими и людскими сказками. Его родители считались весьма просвещенными и толерантными сидхи, а потому поощряли интерес сына к истории и легендам других рас, в том числе и тангарским и орочьим. Сказание об осскилльской королеве Ильимани и ее дочери Кайире показалось ему тогда жестоким и кровавым, но силу личности людской королевы Арьятири оценил много позже. Впрочем, до недавнего времени эльфийский маг менее всего был склонен сопоставлять сегодняшние реалии с событиями древности, ставшими основой красивой и страшной легенды. Зря Ар'ара считал, что в Зеленой Ложе игнорировали проблемы, волновавшие магов по другую сторону гор Ши-о-Натай. Арьятири прекрасно знал о судьбе предыдущих трех воплощений Белой Королевы. Гислар сошла с ума и умерла своей смертью в глубокой старости. Леа умертвили в возрасте десяти лет, и ее преждевременная смерть вызвала невиданную засуху на всем континенте. Дениила покончила жизнь самоубийством, не дожив совсем немного до двадцати трех, и еще полстолетия лютые зимы сменялись то чересчур жарким, то необычайно дождливым летом. Тассельрад почти обезлюдел. Угроза явления новой Царицы ветров беспокоила волшебников-сидхи ничуть не меньше, чем людских чародеев, но у Зеленой Ложи имелась еще одна проблема. Очень и очень серьезная.

– В свое время мы достаточно пристально наблюдали за маргарской лангой под командованием эльфа Ириена по прозвищу Альс. Компания была презанятная – два эльфа, тангар, орк и трое людей. Потом в Великой степи к ним прибились Джасс'линн и принц Яримраэн. Какое-то время они действовали вместе, но затем двое погибли. Эльф по имени Унанки и человек-маргарец Элливэйд. Мы мало знаем об обетах ланги, потому не берусь пояснять, почему Альс расформировал свой отряд. Но в Инисфаре оставшиеся в живых разбежались в разные стороны, точно крысы с тонущей тикки.

Хозяин Сфер говорил бесстрастным тоном школьного учителя, но тень усмешки витала на его губах, не давая слушателям расслабиться хоть на мгновение. Магистры Круга Избранных прекрасно знали, что может сулить такая вот мимолетная улыбочка. А ничего хорошего, кроме плохого.

– Так вот, милостивые господа маги и чародеи, этот самый эльф по прозвищу Альс, по утверждению представителей Зеленой Ложи, невероятно могущественный чародей. Верно, леди Ингеналь?

– Абсолютно точно, – согласно кивнула эльфийка.

– Очень точное описание «могущественный чародей», – фыркнула Тафила Юннис, бросая на Ингеналь не самый свой ласковый взгляд. – Мы тут тоже не ученики пекаря. Полная комната могущественных чародеев налицо.

– Полное имя вышеупомянутого Альса звучит так, – ничуть не смутившись, продолжала Ингеналь, – Познаватель из Шассфорской Цитадели.

В помещении воцарилась гробовая тишина. Удовлетворение Ар'ары было полным и безраздельным. Одни только боги знают, за сколько лет ему удалось сорвать маски спокойствия с лиц своих соратников. Даже Итан-канкомарец замер с неплотно прикрытым ртом. Не говоря уже о перекошенном личике Тафилы и совершенном обалдении Ноэля Хиссанда. Глашатай Ночи прошипел что-то не слишком приличное, не стесняясь своей досады. Кого-кого, а Шаффа Хозяин Сфер понимал прекрасно. В конце концов, он сам онемел, когда услышал эти же слова, но чуть раньше остальных. Шутка ли дело, совсем рядом топчет землю Последний Познаватель. Вот и не верь после такого в чудеса.

– Ну и дела! – выдохнул Итан, подводя итог своим сумбурным размышлениям. – И все же я хотел бы знать, с какой стати наши эльфийские гости решили поделиться с нами такими стратегическими сведениями? Может быть, просветите меня, недалекого оллавернского магистра, лорд Арьятири?

– Отчего же нет, высокочтимый мастер Итан? Для того я здесь и нахожусь, чтобы, так сказать, просвещать желающих, – довольно ядовито ответствовал эльф. – Ириен Альс, к величайшему нашему сожалению, никогда и никому не был подконтролен. С одной стороны, это невозможно по определению, он – Познаватель, и этим все сказано, а с другой стороны, он сам того не желал.

– Я так понимаю, что у Зеленой Ложи с этим самым Альсом затяжной конфликт, – осторожно заметил Ноэль, решив наконец подать голос.

Ингеналь ограничилась неопределенным пожатием плеч. Каждый раз, когда в Зеленой Ложе поднимался вопрос о Ириене, все заканчивалось крупным скандалом.

– Наши отношения с Познавателем – это наше дело, – твердо отрезал Арьятири, дабы оградить свою спутницу от дальнейших расспросов. На такие вопросы они не были уполномочены отвечать.

– Прежде всего нас должен волновать альянс эльфа с Джасс'линн. Познаватель и Воплощение – это, знаете ли, что-то особенное, – ухмыльнулся Глашатай Ночи, заслужив благодарный взгляд Ар'ары.

– Насколько я знаю Альса, он не зря разогнал свою команду. Он что-то разузнал относительно девушки и предпринял какие-то шаги в силу своего разумения. В Игергарде тогда была война, а на юге от Ятты вообще царил полный хаос. Лучшей возможности затеряться трудно себе вообразить. Ириен может быть чудовищно осторожен и предусмотрителен, когда желает исчезнуть из поля зрения. Мы целый год оставались в неведении относительно места его пребывания. И только перед самым Йони Познаватель дал о себе знать в Северном Ветланде.

Шафф слушал эльфов очень внимательно, полуприкрыв веки, чтобы хоть как-то замаскировать свое возбуждение. Эльфийскую проницательность, чем демоны не шутят, со счетов сбрасывать не стоит. В Фэйре, конечно, и знать не могли о встрече Глашатая Ночи с Ириеном, произошедшую в Канегоре через десять дней после исторической битвы при Ятте. Если б знать тогда, что наемник-эльф прежде всего Познаватель, а уж потом любовник Джасс'линн, то Шафф не дал бы ему уйти просто так в неизвестность. Он прекрасно помнил разговор в «Королевском олене» и, наверное, уж никогда его не забудет.

…После знаменитого сражения, решившего судьбу Яттмура, отыскать наемника-эльфа из Вольной армии оказалось делом весьма и весьма сложным. Это самое войско представляло собой сборище кондотьеров всех мастей, включая неудавшихся висельников, пиратов и прочего отребья, готового за деньги резать любое живое существо. Там было такое количество нелюдей, а также метисов, полукровок и прочих квартеронов, что люди Шаффа потратили целое шестидневье на поиски чистокровного эльфа по прозвищу Альс. Еще пару дней за ним проследили в Канегоре, но слежка ровным счетом ничего не дала. Эльф лечил ранения и из таверны, где остановился, почти не выходил. Шафф решил, что дальше ждать не стоит, и направился на встречу лично. Не то чтобы он не доверял своим людям, но ему хотелось самому составить представление о почти легендарном маргарском лангере, чья удачливость и отвага вошли на юге чуть ли не в поговорку. Шафф не стал усложнять себе жизнь и попросту попросил через слугу передать приглашение господину Альсу спуститься в общий зал для важного разговора. Эльф не стал уклоняться от встречи. Только по тому, как он осторожно спускался с лестницы, можно было догадаться о недавнем ранении в правую ногу. Несмотря на то что у эльфов раны заживают чуть ли не втрое быстрее, чем у людей или орков, Ириен Альс вид имел еще тот. Если по прошествии десяти дней правый глаз все еще выглядел, как узкая щелочка в черной припухлости кровоизлияния, занимающего чуть ли не пол-лица, то как все это выглядело в самом начале, Шафф не стал себе даже представлять. Спекшаяся корка на разбитых губах и осколки выбитых передних зубов не оставили ничего от реального облика Альса. Говорить, будто все эльфы красивы, было бы пойти против истины, но надо признать, что все представители этой расы отличались тонкостью и правильностью черт. В тот момент к Ириену это утверждение не относилось. Ириен нисколько не смутился внезапным визитом незнакомца, бросив на Шаффа лишенный всякого выражения взгляд серебристым неповрежденным глазом. От вина он категорически отказался, а стал с отвращением пить какую-то бурду, замешанную на молоке.

– Заклинание целителя стоит не только бешеных денег, но нужно пить еще и эту гадость, иначе останусь без зубов, – нехотя пояснил он, постучав пальцем по кружке, и добавил: – Я полон внимания.

Шафф представился вымышленным именем, не утаив того, что он чародей. Разумеется, свое истинное положение он раскрывать не стал. Ходить вокруг да около тоже не имело смысла, и потому Глашатай Ночи спросил напрямик о Джасс'линн и ее нынешнем местонахождении. Эльф в ответ довольно нагло поинтересовался, за каким демоном многоуважаемому магу понадобилась эта женщина? И обязан ли он, Ириен Альс, отвечать на вопросы первых встречных многоуважаемых магов? И что будет, если он пошлет этого самого мага куда подальше? Шафф нисколько не смутился и заверил Ириена, что их разговор вполне приватный и никто, конечно, не собирается принуждать его к откровенности.

– Я не собираюсь причинять вред вашей подруге, поверьте. У нас с Джасс'линн есть немало вопросов друг к другу, и так как я не могу найти ее, то решил обратиться к вам, господин Альс, – терпеливо пояснил Глашатай Ночи.

– Почему я обязан знать, куда направилась Джасс? – равнодушно поинтересовался эльф.

Спокойствие и невозмутимость Альса не обманули посланца Оллаверна. Для эльфа умение держать свои эмоции под контролем столь же присуще от природы, как птице летать, а рыбе плавать.

– Я предполагаю о вашей осведомленности исходя из того, что в Маргаре вы были достаточно близки. Или я ошибаюсь? – ответил скромно Шафф.

Эльф поморщился от боли, пытаясь саркастически усмехнуться. На губах выступила кровь.

– Езжайте в Инисфар и ищите там Джасс, если она вам нужна. Ну а если она не пожелает с вами встречаться, то это не моя забота.

– Так вы не знаете, где ее искать?

– Нет. Я не знаю, – отрезал Ириен Альс слишком, на взгляд Шаффа, категорично.

– Позвольте вам не поверить, господин Альс. По моим сведениям, с вышеупомянутой особой вас связывали отнюдь не шуточные отношения, – начал было Шафф, но осекся, сделав вид, будто с опозданием осознал, что болтает лишнее.

Где-то в глубине светлых глаз эльфа, и здорового и заплывшего, всполохнула белым огоньком настоящая злость. На какое-то мгновение Шаффу показалось, будто жизнь его висит на волоске, неважно, что эльф не вооружен, а в углу зала сидят трое его людей, готовые защитить своего патрона и магией и оружием. Однако ответил Ириен совершенно спокойно, как ни в чем не бывало.

– Ничто не вечно в этом мире. Все союзы имеют тенденцию распадаться, будь то воинский союз или любовный. В Игергард я приплыл один и ничего к сказанному ранее добавить не могу. Да и не хочу, – подвел итог Ириен, давая понять, что разговор окончен.

Понятное дело, знай Шафф, что эльф с разбитым лицом на самом деле Познаватель, он повел бы себя по-иному. Тогда же пришлось откланяться, рассчитывая на то, что встревоженный им Альс тут же бросится оповещать свою пассию о визите волшебника. Но, к величайшему разочарованию, ни на следующий день, ни через десять, ни через двадцать, ни через месяц эльф не выказал ни малейших признаков обеспокоенности и не предпринял никаких активных действий в ожидаемом направлении. Наоборот, он лечился, старательно отращивал новые зубы, восстанавливал физическую форму, словом, всеми силами лелеял свою особу, включая продолжительный сон и полноценное питание. Шафф просто вынужден был свернуть наблюдения, чтоб попусту не расходовать время и силы своих людей – сильных и самолюбивых чародеев, которых столь бестолковое занятие выводило из себя…

Впрочем, Шафф ничем не хуже эльфийских волшебников – Ведающих. Те вообще потеряли Познавателя из виду на целый год.

Тем временем Высокий эльф продолжал свое повествование:

– Сейчас Альс обретается в промежутке между границей Чернолесья и отрогов Дождевого хребта, сопровождая караваны в Хэй и обратно. Его навязчивое желание закопаться в такой глуши мне кажется весьма подозрительным. Не то чтобы он брезговал работой наемника, как раз этим Ириен и занимался большую часть сознательной жизни, но, имея определенные сбережения, дом в Ритагоне и обширные связи в разных слоях общества большинства королевств Севера, вести себя так… Это выглядит по меньшей мере странно, вы не находите? – Он обвел взглядом честное собрание.

– Говоря проще, Познаватель кое-что выяснил и решил на какое-то время исчезнуть, чтобы потом воспользоваться своими открытиями по своему усмотрению. И обязательно воспользуется, – довольно дерзко перебила Арьятири его прекрасная спутница.

Арьятири, похоже, совсем не обиделся за то, что его прервали, а скорее наоборот, с удовольствием отдал инициативу в нежные дамские ручки. Они не были бы эльфами и тем более Ведающими, если бы все повороты разговора, все фразы и реплики не были просчитаны и отрепетированы заранее. Ингеналь владела в совершенстве давно утраченным даже самими эльфами искусством Воздушных Голосов – отточенными плавными движениями создавать нужные смысловые формы. Арьятири и сам иногда предпочитал общаться с Ведающей невежливо, стоя к ней спиной.

– Вы думаете, что ваш эльф Познаватель знает, где искать Джасс'линн? – поинтересовался Ноэль, внимательно изучая свои ногти, не иначе как в поисках несуществующих заусениц.

– А это ему совершенно не обязательно, мессир Хиссанд, – заверила его Ингеналь. – Если Познаватель пожелает кого-либо найти, то сделает это так быстро, как только возможно.

– Значит, надо сделать так, чтобы Познаватель пожелал. Весьма непростое решение, если учесть, что Познавателя нельзя заставить, – резюмировал Ноэль.

– Поверьте, нам хватило бы терпения дождаться того момента, когда Ириен Альс решит распрощаться с добровольным уединением. Чего-чего, а терпения нам в Зеленой Ложе не занимать, – сладко улыбнулась эльфийка, обнажая в улыбке ровный ряд мелких зубок. – Другое дело, что он резонно решит присовокупить к собственной силе еще и силу Царицы ветров. Согласитесь, то будет настоящая катастрофа.

Магистры вполне согласились с доводами леди Ингеналь.

– Ириен всю жизнь привык полагаться только на свой меч, вернее, на два меча. Он очень жесткий, жестокий и опасный противник, и его сложно остановить, – сказал внезапно Арьятири с самым серьезным выражением лица. – Он никому не доверяет, кроме разве что бывшей своей ланги.

– Ага! А вот это интересней, лорд Арьятири, – оживился Итан. – Их имена вам, наверное, известны, так поделитесь.

– Нет ничего проще, уважаемый магистр Итан. Мэд Малаган, островитянин-эрмидейец, оньгье Аннупард Шого, орк Сийгин из клана Лост и тангар Торвардин, сын Терриара, внук Энардина из Ролло. Нахождение первых двух неизвестно, а тангар пребывает в родном Ролло, воссоединившись с многочисленным и многоуважаемым семейством. Орк осел в Тэссаре, остепенился, женился на полукровке, отчеканил – эльф, всем своим видом показывая, что не замечает скрытой в словах патрона Погонщиков насмешки.

Итан не зря задал этот вопрос. Он знал о лангах больше, чем все чародеи, что собрались в апартаментах Хозяина Сфер, включая и самого главного иерарха. Во-первых и в главных, ланга не могла быть бывшей. Либо члены ланги были живы, либо мертвы, и только это могло дать основание называть ее бывшей. Ланга, это сугубо заморское изобретение, хотя и выглядела как простой воинский союз, на самом деле являлась чем-то вроде ритуального, почти магического братства. Серьезное сообщество, если вникнуть. Слово, данное лангой, не могло быть нарушено до тех пор, пока оставался в живых хоть один из лангеров. Связь же между лангерами была почти кровной, крепче, чем у братьев-близнецов, сильнее, чем у аймолайских кровников. Так что эти двое, которых назвал эльф, были для Ириена Альса не просто соратниками. На них можно было ловить эльфа-Познавателя, как щуку на живца. Но своими соображениями Итан делиться не спешил, памятуя о том, что спешка еще никогда ни к чему хорошему не приводила. Тангары народ своеобразный, и просто так прижать Торвардина, сына Терриара, не удастся даже самому Ар'аре. Да и всех остальных, как их там… еще, в общем-то, найти нужно. Словом, оставим лангеров как запасной вариант.

– Итак, расстановка сил более-менее ясна, – подытожил Хозяин Сфер, морщась, как от зубной боли, и сделал вид, что не заметил, как переглянулись Тафила и Итан. Пусть себе.

– Только один вопрос, мессир, – внезапно вмешалась Ингеналь, продолжая с осторожностью пользоваться мелодичными колокольчиками в своем голосе. – Мы бы в свою очередь хотели узнать об… этой женщине. Как я понимаю, она сейчас… вне поля вашего зрения?

Эльфийка решила взять реванш за недавний допрос Арьятири, который им учинил канкомарец. Она права. Чтобы эльф не встал на защиту сородича? Такого нет, не было и не будет.

– Хвастаться нам, прямо скажем, нечем, – жестко сказал Ар'ара, бросив на Глашатая Ночи красноречивый взгляд. – Правильно я говорю, мессир Шафф? Джасс'линн ушла у нас из-под носа в Арнаг-Улле. Вернее сказать, не ушла, а улетела. О да, представьте себе, леди Ингеналь. Один старикан из разбойников построил летун, а наша подопечная воспользовалась изобретением со всем присущим ей бесстрашием.

– Магический летун? – уточнила эльфийка серьезно.

– Нет, моя леди, обыкновенная механическая игрушка, только большого размера и способная поднять в воздух двух человек. Кстати, спутником Джасс'линн оказался ваш соотечественник – принц Яримраэн.

– О! – очаровательно округлила глаза Ингеналь.

Что она имела в виду под этим «О!», не понял даже Арьятири.

– Улетела вместе с эльфом? – спросила насмешливо Тафила Юннис, обращаясь непосредственно к Шаффу. – Его-то вы хоть сумели отыскать?

– Нет, – отрезал Глашатай Ночи. – Принц Ярим тоже бесследно исчез.

– Не волнуйтесь, мессир Шафф, с принцем-бастардом мы окажем вам всяческое содействие. Двор Тинитониэлля отдал нам все полномочия относительно его особы, – сказал Арьятири. – Даже сам владыка Иланд не станет вмешиваться в дела принца.

Избранные встретили его слова с величайшим сомнением, не решаясь забыть о том, что Яримраэн ведь не простой эльф. Он – бастард владыки Иланда, и более того – признанный, а для эльфов кровь кое-что да значит, особенно королевская. Арьятири не стал разочаровывать своих новых «коллег» относительно политических и кровно-родственных раскладов королевского двора Фэйра.

– Мы виноваты в том, что переоценили свои силы и потеряли бдительность. Наш мир не так уж велик, чтобы женщина могла раствориться в нем без всякого следа. Она обязательно еще обнаружит себя… или мы должны заставить ее это сделать. Это не столь важно. Главное, чтобы, когда она объявится, мы все были готовы. А посему я хочу, чтоб вы перепроверили все ее связи в Маргаре, Аймоле и, разумеется, в Игергарде. Итан, ты должен расширить свою сеть агентов, – говорил Ар'ара тоном, больше всего подходящим тому, кто имеет высочайший ранг. Хозяин Сфер таким и был, потому что одной только интонацией мог заставить других подчиняться и слушать себя.

– Я свое дело знаю, мастер Ар'ара. Мои люди будут носом землю рыть, – отчеканил в ответ Итан, замирая в ритуальном поклоне.

– Прекрасно. Тем более стоит скоординировать наши дальнейшие действия, чтобы не делать лишней работы, – деловито предложил Хозяин Сфер.

Ар'ара отошел к окну, как бы погружаясь в размышления, а на самом деле дожидался, чтобы эльфы и магистры начали обсуждение. Едва это случилось, он сотворил заклятие Десяти Стен Молчания. Осторожность не помешает, даже в святая святых Оллаверна.

«Все-таки странно видеть перед собой человека одного с тобой возраста», – думал Арьятири, наблюдая за тем, как Хозяин Сфер собственноручно наливает в бокалы пурпурное саффское и яблочный сок. Вино для себя, сок для эльфа. Еще одна ненавязчивая демонстрация богатства Облачного Дома. Вино, которое столь щедро лилось из хрустального кувшина, стоило баснословных денег и употреблялось только на королевских пирах и по особо важному поводу. Да и сок выжат из редчайшего, позднего сорта яблок, который разводили только в оранжереях Оллаверна. Эльф попробовал угощение и одобрительно улыбнулся, оценив старания Хозяина Сфер, но вслух говорить ничего не стал. Раз Ар'ара пригласил его на разговор посреди ночи, то пусть первый и начинает.

– Надеюсь, ваша прекрасная спутница, леди Ингеналь не станет обижаться?

– Что вы не подняли ее из уютной теплой постели? О нет, мессир. Скорее она будет вам несказанно благодарна. Да и я тоже. Невыспавшаяся женщина способна испортить настроение десятку мужчин.

– Вот и прекрасно. Кроме того, я хотел бы обговорить несколько деликатных тем.

– Например? – спросил эльф, слегка удивившись.

Но ответил ему молодой маг:

– Видите ли, лорд Арьятири, дело в том, что в свете наших дальнейших планов нам просто необходимо знать такие вещи, о которых можете рассказать только вы. Относительно вашего Познавателя. Его личности, так сказать.

– Я постараюсь быть максимально откровенным. Что именно вас интересует?

– Почему эльф-Познаватель ушел из Фэйра? Что могло заставить его покинуть Цитадель, стать наемником, затем лангером? Зачем? И почему он не вернулся, когда распалась его ланга?

– Альс был в своей жизни не только наемником и воином. Он строил корабли, пас скот, искал сокровища, ходил по канату, ловил жемчуг, охотился на морского зверя и делал еще много разных других вещей. Но почему он поступил именно так, я не знаю и уверяю вас, что никто в Зеленой Ложе не сможет объяснить его поступков. Это странно и это бесконечно досадно для нас. Мы много раз пытались наладить с ним контакт, просили о помощи, искали возможности найти общие интересы, но тщетно. Возможности Познавателя столь велики, что у меня кружится голова от перспектив, которые непременно открылись бы, будь у меня хотя бы третья часть его могущества.

– Я не понимаю…

– Я, поверьте, тоже. И, наверное, никогда не пойму. Хотя, возможно, Ириен просто знает больше, и это знание заставляет поступать его так и не иначе.

– А Цитадель?

Арьятири печально вздохнул, пригубив из бокала. Яркий изумруд сверкнул на его тонком пальце.

– Цитадель пуста, Мастера ее мертвы, а Врата замкнуты, и непохоже, чтобы Ириен пожелал их отворить. А сделать это может только он один.

Ар'ара прекрасно понимал, что чувствует сейчас этот гордый эльф. Грустно быть великим волшебником и не иметь возможности добиться желаемой цели. Магия и власть идут рука об руку, как кровные братья. Магия – это, прежде всего, жажда познания, жажда совершенства, а великий волшебник гоним великой жаждой. Человек ли, эльф ли просто не сможет стать великим магом, если не поставит перед собой великую цель и не сделает все, чтобы ее достигнуть любой ценой, любыми средствами.

– Видимо, до сих пор у вашего Познавателя не имелось уязвимого места, – усмехнулся Ар'ара. – Но женщина меняет дело, – добавил он многозначительно. – Мы, люди, очень уязвимы, когда пытаемся защитить любимого или любимую. Для нас любовь – это страшный капкан, в который может угодить каждый, с ее помощью можно заставить сделать все, что угодно. Большинство людей именно таковы, абсолютное большинство. А что вы скажете о своих сородичах?

– Ах, вот вы о чем! Может ли женщина стать слабым звеном в жизни Ириена Альса?

Эльфийский волшебник призадумался, прикрыв глаза рукой. Ему было одновременно и смешно и грустно. Смешно оттого, что мышление людей оказалось столь предсказуемо, а грустно – потому что он сам не знал, как ответить на такой простой вопрос. Что значит любовь для эльфа? Что означает она для мага? И что такое любовь для Познавателя? На что он сам был бы способен, решись кто-нибудь причинить вред Лакморе? И чем смог бы поступиться для ее спасения? Вопросы, вопросы, вопросы…

– Вы зря думаете, что в этом плане мы сильно отличаемся от вас. Разве среди людей мало таких, которые запросто бросят на произвол судьбы собственных детей или позволят родителям умереть голодной смертью? Сколько раз люди предавали своих любимых ради власти, богатства, карьеры? Тут нет и быть не может каких-то определенных гарантий. Мы последний раз встречались с Ириеном чуть более двадцати лет назад в Орфиранге. Тогда он обучал наследника престола фехтованию, и, признаться, я сильно рисковал, поворачиваясь к нему спиной, когда мы были наедине. С Познавателями и без того очень непросто, Ложа в свое время намучилась с его учителями, стариками вредными и неприступными, но Ириен превзошел их всех, вместе взятых.

– Приятно думать, что не только у людских волшебников могут быть неразрешимые проблемы, – иронично улыбнулся Хозяин Сфер, любуясь игрой огня через толстое стекло бокала. – В таком случае, почему бы вам не попытаться сделать решительный жест?

Брови эльфа вопросительно изогнулись.

– Насколько я знаком с вашими сородичами, лорд Ведающий, не в обиду будь сказано, вы редко действуете дерзко и жестко, полагаясь в основном на свое долгожительство. Дескать, нужно лишь запастись терпением, и рано или поздно… Короче, мне ли вам все это рассказывать. Верно?

– Что вы мне предлагаете? – напрямик спросил эльф.

Улыбка Верховного оллавернского мага сделала бы честь дракону.

– Иногда нужно поджечь лес, чтоб поймать строптивого зверя, лорд Арьятири. Какова ни была бы сила Познавателя, он один-одинешенек. Один в поле не воин.

Арьятири хотел было сказать, что у его народа как раз все наоборот. Одиноких воинов даже с превеликим избытком. Но вовремя подумал, что людской маг примет его слова либо за банальное бахвальство, либо за оправдание собственного бессилия.

– Если мы правильно построим игру, то получим каждый свой трофей.

Ириен Альс менее всего подходил под определение Ар'ары. Но в чем человек на самом деле целиком и полностью прав, так это в том, что Альс двадцатилетней давности и нынешний Альс, судя по всему, это два разных существа. Ланга изменит кого угодно, даже Познавателя. Не говоря уже о женщине.

Разумеется, эльфийка не спала.

– Что тебе сказал Ар'ара?

– Посоветовал поджечь лес.

– Очень по-человечески. Может быть, он прав?

– Не знаю, но ничего умнее я все равно придумать не могу.

– Мы должны опередить магистров…

– И пока они будут разгребать последствия высвобождения Проклятия…

– …он будет обречен вернуться в Фэйр…

– Арья, неужели ты не боишься, что он придет за тобой?

Ведающий поглядел прямо в глаза своей спутнице:

– Не боюсь. Я далеко не так крепко цепляюсь за жизнь. Но я должен попробовать.

– Вы так похожи, что мне иногда становится страшно.

– Не бойся, Нальи. Так и должно быть.

Короток зимний день, особенно если небо затянуто непробиваемой пеленой снеговых туч. Зато ночь длинна и полна одиночества и предчувствий.

– Послушай меня внимательно, Ноэль.

– Я готов! – вскинулся он.

– Даже не сомневаюсь. Но ты должен понимать, о чем действительно идет речь.

Слово «действительно» смогло бы встревожить даже каменных василисков, охранявших вход в Белую башню, не то что чувствительного к малейшему изменению тончайших сфер молодого мага. Он вопросительно поглядел на своего господина и наставника.

– Ты всегда умел не только слышать, но и слушать. Так вот, Ноэль Хиссанд, Проклятие Ильимани – это слишком серьезно. Гораздо серьезнее, чем о нем обычно принято судить. Да, всяческие напасти да бури, наводнения, бураны и засухи, но не это главное. Островная королева, сама того не зная, создала чудовищную ловушку. Ты знаешь, что магия так или иначе черпается из сил природы и стихий.

Ноэль завороженно кивнул.

– Проклятие же действует наоборот, оно превращает магию в энергию стихий. Безвозвратно, Ноэль, навсегда.

– Не может быть…

– Может, может! Еще как может. Но вся беда в том, что проклятие намертво привязано к душе смертного. Потому и рождаются Воплощенные, что такой могучей силе нужен выход. Но пока проклятие заперто в живом теле, оно накапливается, пружина закручивается все туже и туже, и смерть с каждым разом высвобождает все более и более могучую силу.

Оказывается, Хозяин Сфер тоже может чуть ли не до крови закусить губу. И у него могут мелко дрожать тонкие смуглые пальцы.

– Тебя тогда на свете не было, когда зимы обходили стороной Облачный Дом и здесь царило вечное лето. Теперь принято считать, что магистры решили вернуться к естественным природным циклам из любви к гармонии. Я же сам и придумал эту сказочку. Но на самом-то деле у нас просто не хватило сил удерживать защиту. Я не буду рассказывать тебе про хрупкую ткань мироздания, про то, что по ней уже прошла трещина. Наш мир выдержит, и земли не уйдут под воду, и не исчезнет род людской с его лика, да и нелюдям найдется место. А вот нам, магам, придется худо. О, я понимаю, ты думаешь, что старый негодяй боится потерять свою власть и тянет одеяло на себя, а на весь остальной мир ему глубоко плевать.

– Я так не думаю…

– Думаешь, Ноэль, конечно, ты думаешь. Но это не так. Мир уцелеет, но станет гораздо хуже. Не станет ни целителей, ни провидцев, ни ворожеев. Кто-то скажет, ну и демоны с ними. Но плотины запретов рухнут, и вот тогда снова настанут Темные века. В огне перемен сгорят культура, искусство, мораль, в конце концов. Как тебе перспектива?

Молодой магистр вообразил себе такой мир и понял, что он не хочет в нем жить. Совсем. Может быть, Ар'ара уже сыт и жизнью, и властью, и удовольствиями, и чувствами, но когда тебе чуть более сорока, жизнь только начинается.

– Теперь ты знаешь, – признался Хозяин Сфер. – Я не мог отпустить тебя навстречу судьбе, не дав шанс осмыслить цену, которую придется заплатить за возможность войти в историю. Поэтому, когда ты встретишь Джасс'линн, то за оболочкой обычной женщины, а она – просто женщина, сосуд с силой и не более, ты должен, ты просто обязан видеть погибель для себя и для всего того, что составляет всю твою жизнь.

– Я понял, мессир. Спасибо.

– Потом будешь благодарить. Потом.

Ар'ара ходит, как кот, бесшумно и быстро. Вот он стоит рядом, и его уже нет, только тихонько прикрывается дверь. До утра далеко, но Ноэль все равно не сможет уснуть. Он увидит ту женщину из сна. Очень скоро. Тут не уснешь, только отдавишь все бока на узком ложе. Хотя никакая кровать все равно не сможет сравниться по неудобству с лежбищами в Обители. А ведь именно на том жестком, как доска, тюфяке он увидел ее впервые…

…Ноэль проснулся на рассвете с отчаянно бьющимся сердцем, дрожащий от холода и совершенно разбитый, словно не спал всю ночь, а грузил бревна. Голова отчаянно болела и кружилась. Такого с ним давно не случалось. Вернее, и было-то всего один раз. Пророческие сны отнимали у магов множество сил и здоровья. За способность заглядывать сквозь пространство и время даже самым могущественным приходилось платить дорогую цену. Ноэль ее и платил. Каждый день. Всю свою недолгую, скучную и однообразную жизнь. В Обители один день походил на другой, каждый был расписан поминутно строгим уставным каноном, сменялись только сезоны. За долгой зимой следовала короткая весна, затем два-три шестидневья лета – и все повторялось вновь. Когда-то Ноэлю здесь нравилось, но когда детство кончилось и его, как всякого подростка, потянуло куда-то за горизонт, кончилось и душевное умиротворение. Сначала он приставал к Мастеру, получая в ответ пустые отговорки, потом он строил планы побега, к счастью так и оставшиеся планами, а потом стремление увидеть мир превратилось в глухую тоску.

Накануне он едва уснул, долго ворочаясь с боку на бок, пока не нырнул в глубокий омут тяжелого болезненного забытья, которое язык не поворачивался назвать сном. Сон пришел позже. Сначала отрывками, кусочками яркой мозаики, затем отчетливой картиной черной гряды гор на горизонте и пологих, заросших низким кустарником холмов, между которыми петляла мелкая бурная речушка. Вода шумела и пенилась на камнях, вращалась серебристыми водоворотами в заводях. Ее хотелось пить, хотелось опустить лицо в прохладные струи… Их было восемь, вернее семь, потому что один был мертв. Уже почти целые сутки. Они стояли возле помоста погребального костра, прощаясь с тем, кто должен был занять на нем свое место. Мертвец лежал закутанный в темный плащ, безразличный ко всему. Его бледно-серое лицо с ужасной рубленой раной через лоб было тщательно отмыто от крови, веки плотно сомкнуты, а на губы нанесена синяя краска, как это принято у эльфов. Товарищи мертвого эльфа выполнили все обряды его народа, хотя знали, что он был равнодушен к ритуалам и мистике. Ноэль не видел их лиц, но на грудь покойника падали теплые капли. Тот, кто умер, был оплакан… Слезы затуманили глаза Ноэлю, он жалобно всхлипнул и проснулся…

Холодный пол кельи обжег голые ступни, пока юноша нащупал войлочные туфли, по обыкновению своему заброшенные как можно глубже под кровать. За ночь под окном, через щель в ставнях, намело целый сугроб снега, и Ноэль умылся им, стараясь хоть как-то взбодриться. Проведя почти всю жизнь в Обители, он так и не привык ни к ледяным сквознякам, вечно гуляющим по кельям и коридорам, ни к вою ветра в печных трубах, ни к постоянному чувству голода, сопровождающего воспитанников изо дня в день. Ноэль закутался в жесткую шерстяную накидку с капюшоном, единственное, что полагалось по канонам носить ученикам помимо длинной грубой туники на голое тело и тяжелых башмаков на деревянной подошве. И то только в течение трех самых суровых зимних месяцев. Юноша заковылял по темному коридору, торопясь застать Мастера до того, как тот отправится в библиотеку. Он успел вовремя. Мастер Логан встретил его на пороге своей кельи.

– Ноэли? – удивился он. – Ты заболел?

Тот помотал головой, как немой. Он стучал зубами и, казалось, совсем не был способен к членораздельной речи.

– Заходи, согрейся.

Мастер завел паренька внутрь, усадил в кресло и поторопился разжечь маленький шандал, чтоб тот мог согреть пальцы. Логан казался абсолютно спокойным, но на самом деле он здорово испугался, увидев смертельно-бледное лицо послушника с расширенными зрачками. Но сначала нужно было согреться.

– Мастер, я видел сон, – тихонько сказал Ноэль.

– Какой сон?

– Тот самый, Мастер. Как в прошлый раз, – обреченно выдохнул юноша.

Мастер Логан внимательно посмотрел на воспитанника. Ну что ж, это должно было когда-нибудь случиться. По крайней мере, парень сильно вытянулся за последнее лето и уже не похож на паршивого гусенка. Хорошая еда, свежий воздух и умеренные физические нагрузки могли бы превратить худого юношу в сильного мужчину. Если он, конечно, доживет до того возраста, когда его можно будет так назвать.

– Что же ты видел? – спокойно спросил Мастер, присаживаясь напротив. – Рассказывай очень подробно.

Ноэлю описания давались очень непросто, и поначалу он сбивался с мысли, но потом голос его окреп, и речь потекла более гладко и, главное, более связно. Юноша очень внимательно вслушивался в свои воспоминания, стараясь не пропустить деталей. У него неплохо получалось.

– Это степь, – сказал Логан и пояснил: – То место, что ты видел во сне. Огромная дикая страна за маргарскими горами. А река называется Стиаль. Одна из немногих полноводных рек тех мест. Продолжай. Опиши поподробнее тех людей, что ты видел.

– Их было семеро. Я не видел их лиц, Мастер. Только мертвеца. Он был эльфом. Светлые волосы и все такое прочее.

– Да, да, я понимаю, все эльфы для тебя на одно лицо. Это неважно. От чего, ты говоришь, он умер?

– Ему разрубили череп, – прошептал юноша. – Они похоронили его на берегу реки, возле кургана. Они поклялись отомстить.

– Даже не сомневаюсь. – Мастер едва сдержал улыбку. – Месть – это все, что у них осталось. А теперь припомни, был ли среди них такой высокий мужчина с длинными светло-серыми волосами, собранными в две косы? Тоже эльф.

Ноэль напрягся, воспроизводя мысленно свое недавнее видение. Этим свойством отличались магические сны от обычных, которые быстро истирались в памяти. Со временем они становились все отчетливее. Из глубин сознания сновидца всплывали детали и всяческие мелочи. Да, он видел два меча за спиной, стальные пряди длинных волос, потертые шнурки с нефритовыми шариками на концах, серебряное кольцо на указательном пальце. В видениях обычно так и бывало, когда детали всплывали много позже после пробуждения.

– Да, он был. С двумя мечами.

– Правильно. Очень хорошо. Теперь вспомни, может быть, там была еще и женщина?

– Не знаю. Честное слово, не знаю. Может быть, то плакала женщина.

– Плакала? – насторожился Логан.

– Да. Я видел слезы.

Мастер Логан задумался. Он знал множество женщин, которые не пролили в жизни своей ни слезинки и вообще не были способны на жалость и сострадание. Также он знал немало мужчин, способных разрыдаться по самому незначительному поводу и упасть в обморок от вида капельки собственной крови. Но что-то подсказывало ему, что слезы, оброненные на могилу эльфа, принадлежат той самой женщине. Той самой, которая…

– Ты больше никому не рассказывал о сне? – осторожно поинтересовался Мастер.

– Нет, кому бы я успел, – пробормотал сонно юноша. Его разморило в тепле и неумолимо клонило в сон.

– Вот и правильно. Хочешь вздремнуть? Тут, у меня?

Ноэль виновато кивнул.

– Ну тогда оставайся. Я тебя закрою, только никому не открывай. Договорились?

Мастер Логан усмехнулся краешком тонких губ, видя, как парнишка удивительным образом, подбирая под себя торчащие во все стороны локти и колени, сворачивается клубком на кресле, словно бродячий кот, пригревшийся в чужом доме. Пусть поспит, пока есть время. Другое дело, что времени осталось мало, видят Великие Старые боги. Он дождался, пока Ноэль засопит, и осторожно выскользнул за дверь, закрыв келью на оба замка. Так, на всякий случай. Значит, вот с чего все начнется. Странно, решил мастер Логан.

Ноэль спал почти до обеда, никем и ничем не потревоженный. И сны его были самыми обыкновенными человеческими снами. Мастер разбудил послушника легким прикосновением к плечу и запахом свежайшего бульона, целую миску которого держал в руках. К бульону прилагались теплые свежие лепешки с луком.

– Ешь, мальчик мой, ешь и старайся не подавиться.

Когда Ноэль, обжигаясь и неприлично чавкая, одолел свой необычайно сытный для Обители обед, мастер Логан сумел потрясти его еще больше. Он внимательно посмотрел юноше в чистые серые глаза и сказал:

– Тебя ждут в Оллаверне, Ноэли. Вот видишь, мечты рано или поздно сбываются. Теперь ты увидишь и Белую башню, и знаменитые зимние сады, и… да что там говорить. Ты увидишь весь мир, и я верю, что мир тоже заметит тебя.

Глаза юноши зажглись радостью, ожили, и теперь он до краев был полон надежд. Долой Обитель, долой однообразные длинные и тоскливые дни, долой вечный холод и одиночество. Ноэль не мог сдержать радости, хоть искусал все губы, пряча рвущуюся наружу улыбку.

Оллаверн, Облачный Дом, средоточие всей магии этого мира! Даже в самых смелых мечтах Ноэль Хиссанд не смел заглядывать за этот высокий порог. Мало ли кому снятся пророческие сны, сны о том, что еще не случилось, что еще должно произойти. И тот эльф, будущий мертвец, сейчас вполне жив, бродит по этой далекой степи, за маргарскими горами, и ведать не ведает, что суждено ему шагнуть в погребальный огонь на берегу горной речушки по эльфьим меркам совсем скоро. А Ноэль знает.

Сопроводительные бумаги соорудили поразительно быстро, и не успел Ноэль Хиссанд привыкнуть к своему счастью, как по его душу и тело в ослепительном сиянии портала явился не кто-нибудь, а сам Шафф Глашатай Ночи. Великолепный Шафф, как о нем говорили за глаза. Потому что далеко не каждый может произнести это без страха…

Вино оказалось как раз очень кстати. Глашатай Ночи успел примитивно замерзнуть, пока дождался появления Верховного магистра. Еще бы! Они уговорились встретиться на смотровой площадке Белой башни. Кутайся в медвежью доху, не кутайся, все равно окоченеешь до костей.

– Давай выпьем? – предложил Ар'ара.

– Давай. За что?

– Как это за что? За то, что у нас появился шанс переманить на свою сторону Познавателя. Ты чувствуешь, как это слово вибрирует на кончике твоего языка, Глашатай Ночи?

– Ты думаешь, что такое создание купится на банальный шантаж? На смертную бабу? Ты его не видел. У него на лице написано «мразь» большими черными буквами, – проворчал Шафф.

– Ты прочитал только то, что он тебе показал.

– Да, я помню. Я прошляпил Познавателя, – с нескрываемым раздражением согласился маг.

– Самобичевание – это похвально, Шафф, но в любом случае надо попытаться обойти Ведающих. На свою сторону – это как получится, но собственноручно отдавать Познавателя, заметь, Последнего Познавателя, эльфам я бы не хотел.

– Давай будем реалистами, Ар'ара, и не станем замахиваться на что-то превышающее наши возможности. Наша цель – Джасс'линн. Ты сам учил меня решать проблемы по мере их поступления и степени важности. Ты еще на принца Ярима замахнись для полноты охвата.

– Ты учи, учи меня, мальчишка! Кстати, мы так и не выпили.

Они по очереди приложились к горлышку кувшина, делая по большому глотку горячительного. Вино из запасов Ар'ары было всегда восхитительное.

– Уфф!

– Я рад, что тебя еще радует вкус вина.

– А иначе?

– Пришлось бы тебя убить. За утрату взаимопонимания.

Они дружно и легко рассмеялись, вполне отдавая себе отчет в том, что это могла быть и не совсем шутка.

– Кого ты пошлешь в Лаффон? – почти равнодушно полюбопытствовал Ар'ара.

– Ноэля и Ангера. Ноэль – умница, а Ангер знает эльфа лично.

– Это правильно. Только не забудь дать Ноэлю амулет Перехода. Не хочу, чтоб с парнем что-то случилось.

– Как скажешь, хотя я бы и так его подстраховал. Без твоих напоминаний.

Они еще немного полюбовались буйством ледяного ветра и неистовством зимней бури. Кто спорит, это было действительно красиво.