Над перевалом Эрхэ шел снег. Тяжелые тучи повисли так низко, что, казалось, до их темных подбрюший можно достать рукой, немного привстав в седле. Хрупкие снежинки красиво мерцали в стылом воздухе, а затем таяли, едва достигая земли, постепенно превращая и без того разбитую дорогу в сущее наказание для пешего и конного. День клонился к вечеру, быстро темнело, и теплые желтые огни окон постоялого двора манили к себе всякого, кого непогода застала в пути. «Приют охотника» содержала семья почтенного Кампая Соога, старейшины горного орочьего клана. Приземистый дом из тесаных камней был разделен на два широких крыла. Слева располагалась трапезная с гигантским очагом, в котором можно было спокойно зажарить на вертеле целого быка, а по правую руку Кампай выстроил настоящую гостиницу с тремя десятками скромных, но теплых комнат, где всегда можно было найти более-менее чистую постель и кувшин с колодезной водой. Сами хозяева с прислугой жили в отдельном доме, соединенном с кухней крытым переходом. Все постройки были окружены каменным забором высотой по грудь взрослому мужчине, поросшим серым вьюном и дикой вилькой. От Дождевого хребта и до Тоштина «Приют» считался самым приличным заведением на всем Северном тракте. Прямо говоря, для купеческих караванов, идущих в Хэй, постоялый двор господина Соога был тем редким местом, где еще можно лечь спать раздетым, не оставляя часового возле лошадей и товара. Молодой слуга принял у пришельца усталую кобылу забавного пятнистого окраса и пообещал поухаживать за животным как полагается. Юноша-орк даже глаз не поднял на новоприбывшего, как и учил Кампай, а если бы начал разглядывать гостя, то вряд ли на его лице отразилась бы радость.

По всем приметам, в трактире веселье шло полным ходом. В центре двора, у колодца в грязной луже лежал пьяница. Судя по могучему храпу, тело недавно вынесли освежиться. Из распахнутой настежь двери валил густой пар, вонявший потом и пережаренным нутряным жиром. Пришелец презрительно поморщился, прислушиваясь к пьяным крикам, доносящимся из трактира, но решительно двинулся внутрь.

В общем зале было не протолкнуться от постояльцев. Где-то в углу умелец играл на цитре и громко пел что-то похабное, нестройный звон струн несчастного инструмента перемежался гоготом слушателей, отмечающих особо заковыристый куплет. Все столы оказались заняты, люди, орки и тангары ели, пили, ругались, орали песни. Перевал был точкой пересечения множества путей между Ветландом, Северным Минардом и малолюдными землями Доронганского пограничья. В конце осени, после завершения сезона, здесь можно было встретить кого угодно. Охотники, старатели, лесорубы и углежоги, дружинники, мытари с княжескими гербами и просто бродяги, которых грядущая зима согнала со склонов Дождевого хребта. Над головами едоков клубился сизый дым, между столами бегали подавальщики с подносами и кувшинами, под их ногами сновали собаки, а у очага поваренок крутил вертел с бараном. Возле длинной стойки народ попивал пиво. Там и нашлось одно свободное место.

Слуга за стойкой ловко и быстро наполнял кружки пивом из крутобоких бочонков и отработанным движением запускал их по столешнице прямиком в руки измученных жаждой. На еще одного посетителя никто, конечно, внимания не обратил. Тот подошел к стойке и жестом поманил слугу. Тоже, кстати, орка. Людей или тангаров Кампай из принципа на работу никогда не нанимал, доверяя лишь своим ближним и дальним родичам.

– Что желаете? – спросил слуга, не отрывая взгляда от наполняющейся мутной желтой жидкостью очередной кружки.

– Чего-нибудь горячего и мясного, – сказал пришелец и протянул золотую ветландскую монету. На его руках были странные перчатки – из акульей кожи, на левой вообще без пальцев, защищающие лишь ладонь. Особенно бросалось в глаза то, что на трех пальцах правой руки отсутствовали ногти.

– Э-э-э, – выдохнул слуга, и его узкие глаза на миг округлились от удивления.

– Точно, ты угадал, – ухмыльнулся недобро незнакомец.

– Добро пожаловать, господин Альс. Мы уж решили, что вы останетесь зимовать в Хэйе, – торопливо отозвался орк и угодливо переспросил: – Значит, как обычно, жаркое из птицы и суп?

Названный Альсом согласно кивнул и в ожидании заказа лениво осмотрел зал. К чести хозяина, заказ в «Приюте» никогда долго ждать не приходилось.

С неописуемым удовольствием он отпил глоток отличнейшего, несмотря на отвратный внешний вид, бульона. Мясо просто таяло во рту, хотя после трех дней, проведенных на дождевой воде и двух червивых яблоках, там бы растаял и речной песок пополам с опилками. Подливка и овощи заслуживали отдельного вознаграждения. Альс жадно поглощал ужин, совершенно утратив способность смотреть по сторонам. Впрочем, ничего примечательного как раз и не происходило. Тангары играли в тонк, звучно шлепая картами о столешницу, красочно расписывая умственные способности друг друга. Двое здоровенных лесорубов-людей боролись на руках, выясняя, кто сильнее «прямо сейчас». Если закрыть глаза, то невозможно догадаться, в какой из северных стран находишься в настоящий момент. А тем временем его соседи по стойке успели заметить, к какой расе принадлежит их сотрапезник. Тангары озабоченно зашептались, кое-кто из людей придвинул к себе оружие поближе. Ничего удивительного в этом не было. Найдите на севере место, где первому встречному эльфу окажутся рады, и расскажите про это чудо из чудес. Может быть, вам и поверят, но вряд ли.

Эльфы всегда считались существами агрессивными, жестокими и непредсказуемыми. Тем более что большинство из завсегдатаев «Приюта» если и не знали Альса лично, то обязательно о нем слышали. И слава, которой была овеяна пара мечей в ножнах за его спиной, была весьма сомнительная.

Эльф очень скоро закончил ужинать, аккуратно промокнув остатки подливки кусочком хлеба, и только тогда на его мрачном лице появилась тень удовлетворения. Больше всего ему хотелось сейчас опустить голову на столешницу и хоть немножко вздремнуть. Он сдержал рвущийся на волю сладкий зевок, крепко сжав челюсти. Специально усевшись спиной к залу, по быстро вытягивающемуся лицу слуги понял, что сделал это зря.

– Эй, ты! – раздался над ухом хриплый голос.

Эльф даже не пошевелился, но его все равно обдало запахом перегара, чеснока, лука и гниющих зубов.

– Слышь, Альс, или как там тебя?

Медленно, очень-очень медленно эльф встал с табурета, повернулся и молча стал рассматривать живописную группу из четырех человек, из которых только один мог претендовать на справедливое причисление к роду людскому. Самый старший, гнусного вида мужик, заросший по самые поросячьи глазки пегой щетиной, нагло ухмылялся, демонстрируя черные пеньки, оставшиеся от зубов. Вся вонь, к слову, исходила от него. В двоих парнях по обе стороны от сего красавца текла изрядная примесь орочьей крови, четвертый же, несомненно, имел тангарских предков, судя по характерным крупным чертам лица, которое еще не успело превратиться в разбойничью харю. Альс, изрядно поднаторевший в таком деле, как смешение пород, и безошибочно определявший примерное соотношение кровей, решил, что у парня как минимум дедушка был тангаром. Вся компания нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, глумливо скалилась, всем своим видом демонстрируя серьезность намерений.

– Чего надо? – довольно хмуро поинтересовался эльф, медленно переводя взгляд с одной рожи на другую.

– Ты был проводником в караване Онарзона.

Дядька не спрашивал, он констатировал факт. Впрочем, ни для кого это и не являлось секретом. Альс, не снисходя до словесного ответа, лишь пожал плечами.

– Где Онарзон?

– В Хэйе, где же еще.

– Значицца так, братанчик. Поведешь нас в Хэй – останешься с ухами, заартачишься – прощевайся и с ухами, да и с яйцами тоже. Понял, братанчик? – нагло заявил гнилозубый.

В таверне установилась настороженная тишина. Те, кто знал Альса не понаслышке, приготовились к срочной эвакуации, а те, кто видел эльфа впервые, а таких было меньшинство, наблюдали за развитием событий с нарастающим интересом. Поваренок же, наученный горьким опытом, бросил на произвол судьбы недожаренного барана и резво метнулся на поиски хозяина.

Альс нехорошо ухмыльнулся и ответил на неожиданное предложение очень неприличным тангарским ругательством. Не просто похабным, а сильно оскорбительным. Кое-где за такие слова можно было в одночасье схлопотать пол-локтя стали в живот, причем оскорбленный мог не опасаться виселицы за совершенное убийство. Любой судья встал бы на его сторону без долгих раздумий. Для самого эльфа всегда оставалось неразрешимой загадкой, каким образом язык столь богобоязненного народа, как тангары, обогатился набором таких убийственных выражений, граничащих с богохульством. То ли «братанчики» не ожидали столь жесткого ответа, то ли их неправильно информировали о нраве Альса, но тип с вонючим ртом сначала просто-напросто опешил.

– Чего? – промычал он.

И, естественно, Альс не смог удержаться от развития приятнейшей темы, оповестив благодарных слушателей о противоестественном способе зачатия своего непрошеного собеседника, добавив парочку непристойностей. Да и заканчивалась фраза почти ласково – «братанчик». Отвлекшиеся от питья тангары восхищенно прищелкивали языками, не в силах выразить иначе свое преклонение перед великим искусством сквернословия.

Первым пришел в себя тангарский внук-правнук, видимо, кровь предков поспособствовала наилучшему усвоению произнесенного. Малый удался вширь и ввысь, а потому удар его меча должен был рассечь излишне языкастого эльфа на две ровные половинки, но пострадала лишь толстенная столешница. Альс уклонился, отскочил в сторону и, нырнув под руку одному из полукровок, быстро отпрянул в сторону, чтобы как следует размахнуться и с наслаждением врезать окованным носком сапога в пах второму. Суровое плоскогорье Хейт – это не благословенные холмы Лаго-Феа, где можно ходить в мягких сапожках из тонкой замши и безнаказанно получать удовольствие от ношения национальной обуви.

К мечам Альс даже не попытался прикоснуться, а вот стилет очень пригодился, хотя в глазнице у главаря, того самого гнилозубого дядьки, изящная рукоять с традиционным растительным узором смотрелась не лучшим образом. Выведя таким образом из строя самого опытного бойца, Альс решил, что остальных он убивать не станет. Даже тангарского полукровку, невзирая на все его усилия нарваться на серьезные неприятности. Меткий бросок тяжелого табурета по уцелевшим, поставивший последнюю точку в сражении, исторг из глоток зрителей одобрительный вой. Далеко не каждый взрослый мужчина мог с такой легкостью поднять хозяйскую мебель, а уж бросить увесистое произведение неведомого плотника было и вовсе за пределами возможностей. Если посмотреть на эльфа со стороны, никогда не догадаешься, сколько силы таится в его тощем, костлявом теле.

Только одно обстоятельство по-настоящему обрадовало Альса, а именно то, что он успел завершить небольшое сражение до появления Кампая Соога во главе небольшого, но хорошо вооруженного отряда домочадцев. Хозяин сильно не любил драк, и если таковые случались, доставалось всем, кто подвернется под тяжелую руку орка. Оглядев поле недавнего боя, Кампай громко выругался. Справедливо пригрозив расчетом вышибалам, которые во время драки стояли, распахнув рты, вместо того чтобы навести порядок, орк грозно оглядел попритихшую толпу.

– Жрать и пить не перехотелось, гости дорогие? Кому не понравилось – смело может выметаться.

Желающих покинуть гостеприимный «Приют» не сыскалось. Народ вернулся к выпивке и более мирным развлечениям, благо тем для обсуждения прибавилось.

– И чего тебя нелегкая занесла к нам с Хейта? – мрачно спросил у эльфа Кампай. – Кто теперь кровищу будет убирать? А?

Эльф удивленно изогнул бровь. Похоже, зря он надеялся, что его отказ от использования мечей кто-то сумеет оценить по достоинству. Пусти он их в ход, крови было бы не в пример больше.

– И тебе привет, Кампай, – ответствовал Альс.

– Не сильно-то тут соскучились по тебе.

Эльф вздохнул. Ничего не изменилось за последний год: вкус пива, раскрасневшиеся лица, запах перегара, визг терзаемой цитры и неприязнь старикана Кампая Соога. На самом деле орк был совсем еще не так стар. В его пышном хвосте на макушке хватало седых волос, но в плечах он по-прежнему оставался необычайно широк, а в руках его имелось столько мощи, что Кампай мог без всякого видимого усилия гнуть подковы. Темно-коричневое жесткое лицо орка уже прорезали глубокие морщины, но Альс сильно сомневался, что его законная жена и десяток не менее законных наложниц имели основание жаловаться на своего супруга и господина.

– Мы тут все надеялись, что ты останешься зимовать в Хэйе. Чегой-то тебя назад потянуло?

– Дела, – легкомысленно махнул рукой эльф. Ему не хотелось ругаться. – Хочу заночевать в «Приюте». Ты не возражаешь?

– Я распоряжусь насчет комнаты, Ириен Альс, но только до утра. Понял? – проворчал орк. – И держись подальше от моих детей!

– Мы уже говорили на эту тему, – нехотя ответил Ириен. Собственно говоря, ничего иного он и не ожидал.

Разговор сочли состоявшимся только после потасовки, завершившей долгий обмен оскорблениями, когда эльф попытался отдать Кампаю оружие его погибшего сына. Тот бросился на Альса с тесаком, и эльфу стоило немалого труда отбиться и не поранить потерявшего голову орка. Их с трудом разняли, но орк не торопился менять гнев на милость и признавать, что в смерти Дориная Альс ни в коей мере виноват не был и быть не мог.

– С тебя еще кружка, – заявил эльф. – За моральный ущерб.

Не то чтобы он сильно хотел пить, тем более пиво. Просто из вредности захотелось лишний раз поддеть орка. Кампай потрясенно уставился на наглого постояльца.

– Это еще в честь какой радости?

– Мог бы и предупредить. – Альс небрежным жестом указал на выносимые во двор тела. – Они, похоже, тут отирались не один день, поджидая меня.

– А что изменилось бы? – криво ухмыльнулся хозяин «Приюта», но кружку налил доверху и водрузил ее перед носом у эльфа.

Тот в ответ пожал плечами. Действительно, разницы никакой. Ну, может быть, Альс не стал ограничиваться бы только человеком, чья смерть точно никого не опечалила. А с другой стороны, обратись эта незадачливая четверка к эльфу по-хорошему и тем более не настаивай она на немедленном сопровождении в Хэй, то он бы подробно объяснил, и где в городе можно найти Онарзона, и как застать его врасплох. Весть о безвременной кончине старого негодяя действительно порадовала бы несказанно добрую половину населения Ветланда, а вторая половина наверняка сожалела бы громогласно, что не приняла в его упокоении более деятельного участия. Большего выродка, чем Онарзон, даже в Хейте сыскать было сложно. Убийца, работорговец, насильник и растлитель малолетних, Онарзон мог спать спокойно только в окружении десятка телохранителей, но с Альсом он предпочел расплатиться по-честному, без обмана, зная, что в противном случае ему не помогут и двадцать охранников. И уж совсем излишним в беседе с Ириеном употреблялось слово «братанчик», потому что у эльфа никогда братьев-сестер не было. Один он родился у отца с матерью.

– Нет, ну почему стоит тебе переступить порог моего заведения, как сюда слетается шваль со всего Ветланда? Прямо как мухи… на то самое. Можешь мне объяснить сей феномен, Ириен Альс? – рассуждал вслух Кампай. – Мне впору устраивать рядом погост, чтобы хоронить всех убитых тобой в «Приюте» за неполных два года.

– И не так уж много их было, – огрызнулся беззлобно эльф. – По пальцам можно пересчитать.

– Ага. По пальцам рук и ног. Твоих и моих.

– Все потому, что место у тебя здесь беспокойное. Привечаешь всех подряд, без разбора – лишь бы платили серебром. От жадности так всегда и получается. По-ученому сей феномен называется «побочный эффект».

Альс совершенно определенно издевался над почтенным старейшиной благородного рода и делал это сугубо по-эльфийски – хитро и внешне пристойно. Ну не драться же приличному и немолодому орку с наемником, за которым тянется шлейф разномастных мертвецов. Кампай демонстративно сплюнул себе под ноги, выражая тем самым убежденность в бесполезности разговора с неисправимым во всех отношениях типом.

– Ты чокнутый, Альс, – вздохнул орк. – Видят боги, у тебя не все в порядке с головой. Последи за собой. Разве кто-нибудь, кроме тебя, может вести дела с тем же Онарзоном или возвращаться через весь Хейт в одиночку? На тебя же смотреть уже страшно. Даром что эльф, а сам упырь упырем. Весь аж серо-зеленый, глаза ввалились, рожа перекошенная.

– Не твое дело! – вяло огрызнулся эльф. – Чтоб ты знал впредь – эльфы никогда не сходят с ума, равно как и не болеют всякой заразой. Я здоровее всех вас, вместе взятых. Понятно?

Продолжать беседу дальше Кампай посчитал ниже своего достоинства, у него и без болтовни хватало в этот вечер забот. Вот, например, замечательный молодой барашек прожаривается только с одной стороны, а другую олух Вилай, даром что родной племянник, оставляет полусырой. Стоит только отвернуться, и лентяи норовят увильнуть от работы. Ничего-ничего, у Кампая Соога найдется управа на каждого дармоеда.

Проводив взглядом почтенного орка, Альс отставил в сторону пиво. Он не стал возражать, когда кто-то из лесорубов как бы случайно опрокинул в себя бесхозную пенистую влагу. Не пропадать же добру. Редко когда эльф искренне сожалел о том, что для него как для представителя своей расы недоступны радости опьянения, но сейчас выдался именно такой случай.

«Напиться бы сейчас, – думал он. – Напиться до беспамятства, к примеру, как во-о-о-н та грязная харя, почивающая в дальнем углу. Счастливец…»

Может быть, тогда Альс смог бы наконец выспаться. Потому что как ни крути, а в чем-то Кампай совершенно прав. Если эльф и может спятить, то он сейчас в одном шаге от этого знаменательного события. Он давно уже чувствовал, как нарастает внутри болезненное напряжение, прорывающееся наружу приступами едва сдерживаемой ярости. Никто, разумеется, в здравом уме не стал бы лить слезы над теми двумя десятками подонков, которых он только здесь, на перевале, отправил в объятия Двуединого, но с каждым лишним днем, проведенным по эту сторону пролива, контролировать свои чувства становилось все труднее. Особенно в последние дни, когда тоненький листочек письма, нашедшего его не где-нибудь, а в Хэйе, буквально жег до костей через меховую подкладку куртки.

– Чего-нибудь еще прикажете подать? – почтительно поинтересовался на всякий случай слуга.

– Хассар в вашем заведении водится?

– А как же! Немного, но держим. Дорогое удовольствие.

– Сколько?

– Три серебряные венты.

Альс презрительно фыркнул и впечатал в ладонь орка еще одну золотую монету.

– Сделай мне двойную порцию, – распорядился он. – И про сдачу не забудь.

Прислугу как ветром сдуло. Еще бы он не торопился, когда хассар заказывают на Эрхэ в первый раз за полгода. Удовольствие действительно более чем дорогое. Напиток из мелко истолченных листьев заморского дерева, густо-пурпурного цвета и ни с чем не сравнимого терпко-горького вкуса, могли позволить себе далеко не все. Богатые купцы, высокородные нобили и… наемники, охранявшие торговые караваны на пути через Хейт.

«Вот и еще одно проявление приближающегося безумия», – сделал печальный вывод Ириен, потому что транжирить на внезапную прихоть с таким трудом заработанное золото может только ненормальный. Он погладил припрятанное на груди письмо, как болезненную, незаживающую и зудящую рану. За эти дни Ириен успел выучить его наизусть, прочитав по меньшей мере тысячу раз, словно пытаясь разглядеть за изысканно-простым росчерком дорогих лиловых чернил на преступно дорогой фиалковой бумаге то, о чем отправитель умышленно умолчал. Впрочем, Арьятири постарался не оставить места для поисков иного смысла, выражая свои замыслы настолько откровенно, насколько это вообще доступно.

«Драгоценный мой враг. – Самое честное признание, с которым Альс сталкивался за все годы их нелегкого знакомства. – Надеюсь, что тебе не просто неприятно держать в руках это послание, а оно станет для тебя подлинным потрясением. Скажу больше, я намерен причинить тебе настоящие страдания. И не только тебе одному, иначе это было бы слишком банально. Довожу до твоего сведения, что времена, когда в отношении тебя проявлялась известная мера терпимости, бесповоротно закончились. Времена вообще имеют неприятную тенденцию изменяться, и произошедшие перемены, которые, как я уверен, ты в гордыне своей не пожелал замечать, поставили наши взаимоотношения на грань войны. Ты всегда любил ясность. Что ж, изволь. Я, Арьятири Локира-и-Танно, полномочный а'инт-ран Зеленой Ложи, уже не прошу возвращения в Фэйр. Я требую. Я приказываю. И, естественно, я прекрасно понимаю, что ты проигнорируешь и требование и приказ. На то всем сердцем и уповаю. Сделай так, как я предполагаю. Дай мне возможность затравить тебя, как лисицу, выкурить из той норы, в которую ты забился, превратить твою жизнь в невыносимую муку. Потому что я ни перед чем не остановлюсь. И, прежде всего я найду Джасс. Неужели ты думаешь, что твоя подруга сумеет спрятаться от нас? Да я лично переверну весь Игергард, Маргар и остальной континент, обыскивая каждую деревню, каждый хутор, каждую рощу, поднимая каждый камень и перерывая каждую выгребную яму, пока не приволоку женщину за волосы прямиком в Оллаверн. Ею, кстати, тут чрезвычайно заинтересовались вполне известные тебе особы. Очень сожалею, что я раньше не додумался до такого простого решения. Нашлись люди – подсказали. (Согласись, что люди – создания, обладающие незаурядной выдумкой, когда дело доходит до главного.) Знаешь, как они ловят некоторых опасных зверей? Поджигают лес. А я, если надо, подожгу половину мира, чтобы в итоге сомкнуть руки на твоем горле. Беги, Ириен! Беги, если получится. Но помни, что надеяться тебе не на что». И роскошная летящая подпись полным многосложным именем. Без даты. Только в нижнем уголке тушью выведена руна на Истинном языке, чтобы у Альса не оставалось сомнений, где именно написано письмо. Облачный Дом, Оллаверн, обиталище могущественных магов, названий много, а суть одна.

Случилось то, что, как Ириен надеялся, произойдет очень и очень не скоро, лучше всего после его собственной смерти. От старости. Зеленая Ложа и Оллаверн впервые за несколько тысяч лет нашли общий язык, а возможно, и объединились во имя единой цели. Да какие могут быть предположения? Раз Арья почувствовал себя всемогущим, значит, договорился не только с Кругом Избранных, но и с самим Хозяином Сфер. А уж до какой степени эти двое нашли взаимопонимание и во что теперь посвящен полномочный а'инт-ран Зеленой Ложи, Ириен старался даже не представлять. Ему от этих размышлений становилось дурно.

Эльф сдержался, чтоб не заскрипеть зубами от бессилия и злости. И то лишь потому, что почти всю дорогу из Хэйя он только этим и занимался. Ну не мог он позволить себе торчать на краю обитаемого мира всю зиму, зная, что, пока на перевалах не сойдет снег, а в море не вскроется лед, ни о каком возвращении речи быть не может. После письма Арьятири Хэй из укромного уголка превратился в вот-вот готовый захлопнуться капкан. И Ириен бежал оттуда, разрывая более чем выгодную договоренность с квартероном Маармаем, полностью меняя свои планы, а заодно и повергая весь Хэй, от проводников до шлюх, в шок. Ставки на то, что сумасшедший эльф сумеет в одиночку преодолеть плоскогорье, были примерно один к сорока пяти, причем не в его пользу. Но Ириен наплевал и на предостережения, и на реальные опасности, о которых знал совсем не понаслышке. Он рискнул перейти через Одинокую гряду, чтобы срезать существенную часть пути. Если бы он этого не сделал, то ни за что не успел бы до начала сильных снегопадов, на всю зиму закупоривающих единственный пригодный для путников перевал Дождевого хребта, соединяющий плоскогорье с остальным миром.

Словно подслушав Ириеновы мысли, рядом возник молоденький орк. Кохай, младший сын Кампая, явно намеревался сам обслужить гостя.

– Привет, Альс, – дружелюбно улыбнулся юноша. – Давненько тебя было не видно.

– Привет, Кохай.

– Ты ведь из Хейта? Правда? Караван довел?

– Ну если я здесь один, значит, довел, – устало подтвердил Альс и помимо воли тревожно огляделся: – А где твой отец?

Разговаривая с мальчишкой, эльф сильно рисковал нарваться на скандал с его отцом. Дело могло кончиться ночевкой на свежем воздухе. А с другой стороны, так можно хоть ненадолго отвлечься от невеселых размышлений.

– Да кто его знает, может, на кухне, а может, в кладовке, – хмыкнул орк. – Ты ведь будешь ночевать у нас?

– Разумеется, – согласился эльф. – Я твердо намерен провести эту ночь в кровати.

– Почему бы нет? Не думаю, чтобы отец стал возражать.

Альс на мгновение задумался.

– Скажи ему, что я уеду еще до рассвета.

– Скажу, конечно. А ты мне лучше расскажи, что было в Хейте. Мы видели такое зарево!

Золотистые глаза орка сверкали от восторга, как факелы в ночи. Его зависть была почти физически ощутима. Мальчишка локти себе кусал, что где-то произошло нечто захватывающее, а его там не было.

Про зарево Альсу вспоминать не хотелось. В Хейте все время происходило что-нибудь очень странное и страшное. Иногда дневной переход выдавался без всяких напастей – тихо и мирно, но чаще всего за собственную жизнь приходилось драться. В этот раз сначала случился оборотень – черного цвета волчище, который после смерти превратился в жуткую пародию на человеческое существо, с вывернутыми суставами и безносым лицом. Потом стая сверкающих на солнце мошек, от которых пришлось спасаться бегством, потому что иного спасения от них как такового никто еще не придумал, а смерть они несли ужасную, вгрызаясь в кожу жертвы и поедая ее живьем. Ядовитые пауки размером с суповую тарелку, летучие мыши-вампиры, какие-то немыслимых форм каракатицы, норовящие затащить в зловонную жижу, и всякая прочая нечисть, какую молоденький орк себе и вообразить не мог. Мир по ту сторону Дождевого хребта упущением богов был вывернут наизнанку. Почему так было – никто не знал. Зато все знали, что плоскогорье богато золотом.

– Расскажи что-нибудь о Хейте, – попросил Кохай.

Альс попытался припомнить какую-нибудь забавную историю для мальчишки, но быстро понял, насколько тщетны его усилия. Будь на то воля эльфа, то он бы в Хейт носа не сунул.

– Отвратительное место. Там никогда не знаешь, какая напасть поджидает тебя завтра.

– Ух ты! А у нас ничего никогда не происходит! Ну что это за жизнь? Как подумаю, что всю свою жизнь проведу на перевале и никогда не увижу ни Маргара, ни Игергарда, ни даже Минарда…

Альс слегка скривил рот, пряча невольную улыбку. Как и все мальчики на свете, Кохай мечтал о приключениях, дальних странах, огромных городах, где живут прекрасные женщины и золото льется рекой. Ничего удивительного и ничего странного в таком положении вещей Альс не видел.

– Вот Доринай… – начал было Кохай.

– Твой брат сейчас лежит в могиле и никогда не вернется в отчий дом, – резко оборвал его эльф. – А твой отец совершенно искренне ненавидит меня, считая, что это я задурил голову его сыну рассказами о дальних странах. И я даже представить себе не могу, по какой причине твой папаша до сих пор не надумал переломать мне все кости где-нибудь на полдороге к Тоштину. А еще твой отец дней на десять запрет тебя в кладовке, если узнает, что ты говорил со мной. Если тебе суждено увидеть все чудеса этого мира, то так тому и быть, малыш. Поверь мне на слово, Эрхэ не самое плохое место под небесами.

– Альс, ты хоть сам веришь в то, что говоришь? – спросил обиженно Кохай. – Я уже давно не в пеленках лежу, чтоб сказки мне рассказывать. Разве ты сам стал бы дожидаться, пока Файлак, злой бог Судьбы, укажет тебе путь? Нет ведь? Тоже мне, воспитатель выискался! Ты ведь знаешь, что здесь все одно и то же день за днем, год за годом. Кухня, двор, козы, пиво…

– Тебе скучно, засранец малолетний? – Возникший за спиной у парня Соог-старший отвесил отпрыску изрядный подзатыльник. – Марш на кухню, там тебе станет веселее!

Кохай со злостью швырнул ненавистный ему фартук и умчался переваривать разочарование и обиду. Мальчишка верно сказал, но только о том, что касалось отношений эльфа с судьбой. Альс с ней не слишком церемонился.

– Ты совершенно прав, обещая мальцу неприятности от моего имени, – мрачно проворчал Кампай Соог, рассматривая эльфа с таким напряжением, словно намеревался оторвать тому голову голыми руками. – Я еще посажу его на хлеб и воду, чтобы меньше воображал о себе.

Неожиданно орк выпучил глаза и, прошипев под нос ругательство, нырнул под стойку. Рука эльфа сама по себе ухватилась за рукоять меча, но, развернувшись, он решил, что оружие не понадобится. А понадобится исключительно терпение.

Посредине зала, в окружающем его полнейшем молчании, оказался самый отвратительный старикашка, которого Альсу только доводилось видеть в своей жизни, наполненной отвратительными личностями до отказа. Тощий, волосатый дед в грязной хламиде медленно вращался вокруг своей оси, выкрикивая что-то бессвязное, плюясь и подвывая от избытка чувств. От его лохмотьев исходили ядовитые волны зловония. И, к искреннему удивлению эльфа, ни одна живая душа даже не попыталась прервать это оригинальное, но неприятное зрелище. Еще два года назад вышибалы Кампая не дали бы такому созданию и шагу ступить в таверну. Здоровенные орки, замершие у дверей, испуганно пялились на деда, не сделав лишнего шага. А ведь в их прямые обязанности входило следить за порядком. То ли у старикашки голова закружилась, то ли ему просто надоело однообразие, но он внезапно остановился и вперил мутный взгляд прямиком в эльфа, отчего у того появилось предчувствие, что старикашка имеет желание высказаться по его, Альса, адресу.

– Ты умрешь! Э-э-э… Скоро и не скоро! Э-э-э… Один, совсем один умрешь! Солнце скатится в море, охотник, – отчетливо возопил блаженный, тыкая когтистым немытым пальцем в сторону эльфа. – Я вижу смерть твою!

Соседи Альса шарахнулись в стороны, словно предначертанная смерть могла оказаться заразной болезнью. Видимо, дедок пользовался определенным влиянием на умы местных обитателей.

– Ты слышал меня, эльф? – спросил оракул совершенно нормальным голосом, не заметив у жертвы явных признаков ужаса от предсказания скорой погибели.

На самом деле Альсу стало не страшно, а тошно. Он не любил пророков и пророчества, а нынешнее представление существенно теряло в его глазах из-за убожества исполнения и скудости замысла.

– Все рано или поздно умирают, старый пень, – равнодушно сказал эльф и, звучно потянув воздух носом, добавил: – Проваливай, от тебя воняет.

– Я видел твою смерть, – настаивал на своем упрямый дед.

– А ты уверен, что это была моя смерть, а не твоя? – медленно улыбнулся Альс самой мерзкой из крошечного арсенала своих кособоких улыбок.

У пророка глаза едва не вывалились из орбит, когда эльф спокойно подошел прямо к нему и взялся левой рукой за торчащий на шее острый кадык. Рука у эльфа, надо сказать, оказалась тверже стали двух его мечей.

– Молись, чтоб вышло так, как ты болтал, потому что, когда я вернусь сюда в следующий раз, то первым делом выдеру тебе язык, пророк чтоб тебя, – сказал Альс, швыряя деда к ногам вышибал.

Тишина за его спиной застыла в недоумении, как деревенская девка, проснувшаяся утром на сеновале и обнаружившая потерю девичества, когда он со злостью грохнул дверью. По прошествии короткого времени на заднем дворе шлепнулось визжащее тело. Вышибалы Кампая с небольшим опозданием вспомнили о своих обязанностях.

Руку пришлось долго отмывать колодезной водой, потому как на шее у доморощенного пророка застыла грязь трехлетней давности. Эльф ожесточенно тер ладонь, периодически поднося ее к носу, чтобы убедиться, что вонь исчезает. Она исчезала крайне медленно, и Альс успел за это время порядком замерзнуть. Снег к ночи только усилился, грозя перерасти в снежную бурю. Давным-давно сломанные и сросшиеся ребра мучительно ныли, настойчиво напоминая о трех сутках, проведенных безвылазно в седле. По-хорошему, надо было бы еще пару дней отлежаться, но Кампай дал понять, что не желает терпеть его присутствие более одной ночи. А жаль.

Альсу не нужно было оборачиваться, чтобы определить, кому принадлежит звук шагов за спиной.

– Кампай, ты никогда не обращал внимания на то, что людям свойственно какое-то особенное сродство с грязью? – спросил он, продолжая тереть руку об штаны. – Особенно это касается пророков. И вообще, что у вас тут происходит? Сплошное позорище.

Орк смущенно хрюкнул и проворчал:

– С меня бесплатный завтрак.

– Обойдусь, – буркнул эльф, но сменил гнев на милость и развернулся к хозяину «Приюта»: – Этот засранец отобьет охоту есть твою стряпню у кого угодно.

– Да ладно, Альс, не серчай. Самому житья никакого нет в последнее время от кликуш, юродивых, пророков и прочей швали. Вонючка еще не самый худший из этой братии. Тут такое дело… А пойдем-ка лучше в тепло, – предложил орк, видя, что стоять на холоде Альсу совершенно не хочется.

Как и было обещано, Кампай отвел наемнику вполне приличную комнату, к тому же расщедрился на добавочное одеяло из теплой козьей шерсти, памятуя о том, что северного обычая спать на мехах и укрываться мехом эльф не принимал вовсе. Но за подобную любезность Ириен расплатился долгим и обстоятельным рассказом орка о небывалом количестве помешанных, заполонивших за лето весь Ветланд. Каждая деревня теперь обзавелась собственным оракулом, а ежели не оракулом, так ясновидицей или, на худой конец, припадочной вещуньей. Будь пророчества хоть сколь бы то ни было доброжелательными, возможно, никто особенно не стал бы обращать внимание на подобную странность. Но новоявленные пророки словно сговорились возвещать направо и налево о скорой и нежданной кончине, невзирая на то что жертвы предсказаний чинили вещунам тяжелые побои и увечья. Посему реакция эльфа на вонючего предсказателя мало кого из посетителей «Приюта» удивила, а возможно, даже и разочаровала. От наемника, исходившего вдоль и поперек весь Хейт, ожидали чего-нибудь более кровавого.

– Причем на наших эта напасть не действует.

– На кого это «на ваших»? – не понял Альс.

– На орков или, скажем, на тангаров. У них ничего такого нет. А вот стоит добавить немного людской крови, как на тебе, – вздохнул Кампай. – Я думаю, это какая-то заразная болячка, у людей их полным-полно.

Альс демонстративно зевнул. Ему хотелось спать, а не ломать голову над очередной местной напастью.

– Так чего ты хочешь от меня? Чтоб я проредил поголовье местных пророков? – лениво пробурчал он. – Необходимый опыт у меня имеется.

Кампай выкатил на него ошалелые глаза, подозревая эльфа в самых кровожадных желаниях. Видят боги, с такого станется. Он заверил Альса, что хотел только посоветоваться и не более того.

– Гони их всех в шею. И Вонючку на свой порог не пускай. Вот такой тебе мой совет. Чтоб не мешал оставшимся в здравом уме пить спокойно пиво.

Эльф снова понюхал свою ладонь и недовольно поморщился.

– Нет, право слово, еще раз увижу этого Вонючку, обязательно выдеру ему язык! Слушай, Кампай, я спать хочу, – заявил Альс, решительно пресекая все попытки орка продолжить беседу.

Поначалу казалось, что сон придет, едва голова коснется подушки. Но не тут-то было: еще некоторое время эльф вертелся с боку на бок. Да еще, как назло, ветер за окном стучал ставнями с настойчивостью заправского попрошайки. В Ветланд шла зима, истинная королева и владычица этого сурового края, где жизнь теплилась только за счет того, что Дождевой хребет отгораживал его от смертельного дыхания Великого Ледяного океана. Недаром ветландцы в шутку предсказывали, что ежели до месяца верована-спелого снег не стает, то лета не будет. И случались годы, когда мрачная шутка сбывалась дословно. С госпожой Зимой шутки в Ветланде плохи, и каждая разумная и не очень теплокровная тварь торопилась найти место рядом с теплым очагом, чтобы благополучно дожить до весны. А потому о немедленном возвращении в Игергард думать было поздно. И на что бы ни рассчитывал далекий недруг, но Ириена и в более благоприятной обстановке было очень сложно заставить делать что-то против воли. И сколь бы ни подгоняло и требовало немедленного действия злополучное письмо, здравый смысл и опыт нашептывали, что торопиться не стоит, а гораздо умнее будет не пороть горячку, осмотреться, затаиться, а лучше всего дождаться очередного шага Арьятири и сделать надлежащие выводы. Подобная тактика уже приносила добрые плоды в прошлом и не давала оснований сомневаться в своей пригодности. Право же, глупо уподобляться лесному зверю, которого способны выгнать из надежного укрытия звонкие колотушки загонщиков.

Хорошенько поразмыслив, Ириен решил зимовать в Тэвре, у барона Крэнга, давно звавшего его на службу. Хорошо укрепленная крепость и маленький городок при ней. Он частенько останавливался там и даже успел завести знакомых. Можно, конечно, было отправиться прямиком в Лаффон, тем более что Ириен, сопровождая караваны через Хейт, изрядно поднакопил денег и мог провести всю зиму в любой приличной лаффонской гостинице. Но он склонялся все же к тому, чтобы принять предложение Крэнга. Бездельничать всю зиму ему как-то не улыбалось. А Лаффон являл собой тот самый неудобный вариант города, где одновременно много пришлых и все друг у друга на виду. В нынешней ситуации остановка в Лаффоне была равносильна приглашению к совершенно ненужным визитам.

За раздумьями да под теплым одеялом Ириен незаметно скользнул в сон, словно сошел с тропинки в густую высокую траву. Нырнул в сон, как в глубокий омут. Вернее, он сорвался с высокой отвесной скалы и полетел над широкой бескрайней равниной. Серебряные травы колыхал жаркий ветер, и мерцающие волны катились по степи как по морю. Это и было огромное море трав. Великую степь Ириен обозревал с высоты птичьего полета, и зрелище завораживало. Кому хоть раз довелось увидеть эту дикую прекрасную землю, тот никогда не забудет ни терпкого запаха, ни вкуса мельчайшей пыли на губах, ни цепких пальцев горячих ветров в волосах. Ириен тоже не смог забыть степь – край Великой Пестрой Матери.

Сон продолжался. Эльф оказался на земле так же внезапно, как и взлетел. Бело-серебряные ковыли тихонько шелестели под ногами. На теплом камне сидела спиной к нему женщина в платье из домотканого грубого полотна, расшитом пестрыми перышками, бусинками, полированными камушками, какие носят степнячки от мала до велика. Черноволосую голову венчала странная корона из листьев, лент, цветов и веток, пчелы вились над ней золотистым нимбом, а на толстых косах сидели синие и пурпурные бабочки. Женщина повернула голову так, что стал виден ее тонкий прекрасный профиль. Она улыбнулась краешком мягких губ и посмотрела на эльфа, словно испуганный олененок, темно-лиловыми сияющими глазами. Она сказала…

И тут он проснулся. Было раннее утро.

Предрассветный час выдался полупрозрачным и пронзительно хрупким. За ночь выпал неглубокий снег, и двор сиял чистотой. Пахло дымом и сырым деревом. Девушка-прачка вешала белье, спеша воспользоваться относительно ясной погодой. Ее черные косы смешно падали со спины на грудь, когда она наклонялась к корзине. Альс некоторое время смотрел на далекие горы, низкое небо и славную молоденькую орку, словно пытался запомнить этот миг навсегда. Мгновение абсолютного покоя, какое бывает так редко, что стоит замереть на месте, чтобы запечатлеть его в памяти. Многое, слишком многое истирается в сознании, мутится сиюминутными желаниями. Внимание рассеивается на пустяки, а что-то главное исчезает безвозвратно. Об этом Альс старался помнить всегда. Хотя он многое отдал бы, чтобы некоторые из его воспоминаний рассыпались прахом.

Девушка заметила или уловила каким-то женским чутьем, что за ней наблюдают, порозовела от смущения и бросила робкий взгляд на Альса. Он не стал улыбаться в ответ. Да и прачка не сильно возрадовалась тому, что стала объектом внимания эльфа. Она резко опустила глаза и заторопилась с развешиванием белья. Оно и понятно, девушка была прекрасно наслышана о том, чего следует ждать от наемников любой расы. Альс проводил ее одобрительным взглядом и направился прямиком на конюшню. Его лошадь Онита уже порядком соскучилась и радостно фыркнула, когда эльф коснулся ее рукой.

– Привет, милая, – ласково мурлыкнул Альс. – Как спалось моей красавице?

Окрас Ониты делал ее поистине уникальным созданием. Пятна пяти разных цветов – белого, черного, рыжего, серого и желтого, при этом хвост и грива были снежно-белыми. На рынке в Лирзе ее отдали почти даром, за чисто символическую сумму в два полусеребряных скилга. Торговец был счастлив избавиться от «уродки», на которую никак не находился покупатель.

– Какая красивая! – сказал за спиной негромкий мальчишеский голос.

– Почти как дейские кони из Шассфора, – просто ответил Альс, не оборачиваясь. Он прекрасно слышал шаги, пусть даже мальчишка старался не нашуметь.

– А Шассфор – это где?

Ириен посмотрел через плечо на ребенка. Обычный мальчик лет десяти в меховой курточке; скроенной и сшитой по его размеру, и в таких же аккуратных сапожках. Светленькая челочка, падающая на глаза, маленькое треугольное чисто умытое личико.

«Сынишка какого-нибудь небогатого купца», – решил эльф.

– В Фэйре.

– В стране эльфов?! Ух ты! – наивно восхитился ребенок. – А можно лошадку погладить?

– Можно, – буркнул Альс, продолжая седлать Ониту.

Дети любой расы никогда не вызывали в нем умиления, да и избытком чадолюбия эльф похвалиться не мог.

– А лошадь ваша, она тоже волшебная?

– Нет, самая обыкновенная. Простая лошадиная лошадь. Ты пришел вопросами меня изводить? А ну марш! – начал было заводиться Ириен, но, взглянув на мальчика, остановился на полуслове.

Голубые, как весеннее небо, глаза ребенка были затянуты какой-то перламутровой пленкой и ничего не выражали. Лицо оказалось пепельно-серого, мертвенного оттенка, совершенно бескровные губы медленно беззвучно шевелились.

«Припадочный», – лихорадочно подумал Альс и попытался придержать парня, потому что тот готов был упасть.

– Смерть летит по твоим следам, смерть как пес за твоей спиной, вернись в долину, вернись домой… – сиплым сдавленным голосом, принадлежащим взрослому, внезапно и отчетливо сказал мальчик, глядя прямо в глаза Альсу, едва только тот коснулся его рук.

Из носа ребенка побежала струйка крови, глаза закатились, а ноги подкосились. Альс едва успел придержать его голову, бессильно мотнувшуюся назад.

– Демоны! Только этого еще не хватало! Откуда ты взялся, сопляк припадочный? – пробормотал Альс, расстегивая куртку на его груди.

– Светлые небеса! Ларэнн!!!

У появившегося весьма своевременно родителя было такое отчаянное лицо, что нехорошие предчувствия Альса только усилились.

– Что это значит? Он что, больной?!

– Нет, господин Альс, он не больной, – медленно пояснил темноволосый немолодой мужчина, старательно массируя виски сына. – Ларэнн иногда видит будущее. Если сильно переутомится, то с ним случается припадок с ясновидением. Если вы, конечно, понимаете, о чем я говорю.

Альс внимательно посмотрел в лицо паренька. Больше всего ему хотелось длинно и витиевато выругаться на родном ти'эрсоне – языке, богатом сравнительными оборотами. Истинных ясновидцев, способных на самом деле различать будущие события в темных потоках времени, а не просто морочить голову доверчивым обывателям, всегда было очень и очень мало. Целые века проходили, прежде чем рождался такой человек. Целые поколения успевали прожить в гармонии с мирозданием, лишенные такого сомнительного счастья, как возможность заглянуть в будущее. И надо же иметь такое потрясающее везение, чтобы в одном из самых глухих углов мира столкнуться с истинным ясновидцем!

Когда-то на заре своей юности Альсу довелось познакомиться с знаменитой Калейос. Было это давно, но о Калейос помнили до сих пор. Пророчества ее сбывались с пугающей регулярностью, слава ширилась и росла, а после ее кончины, как грибы после дождя, пошли самые невероятные легенды. Относительно Ириена Калейос никогда ничего определенного не высказывала, хотя не раз пыталась и даже имела все основания желать эльфу не самого благоприятного будущего. А вот встреча с пророчицей – Матерью Танян стоила Альсу очень дорого, и своим нынешним положением он был обязан именно ее словам. Прямо скажем, отношения с ясновидцами у эльфа не складывались.

– Что он вам сказал?

– Как обычно в таких случаях. Предсказал скорую смерть. Или нескорую. Какая разница? – устало ответил Альс.

– На вашем месте я бы запомнил и сделал выводы, – укоризненно бросил темноволосый. – У Ларэнна такое случается крайне редко, но если уж произошло, то следует прислушаться к его пророчествам. Ларэнн никогда не ошибается.

Мальчишка тем временем потихоньку приобретал живой вид, хотя в сознание не приходил. Краски возвращались на его лицо, губы розовели, и дышал он уже спокойнее, а не какими-то всхлипами.

«Бедняга, – подумал Альс. – Врагу не пожелаю быть медиумом, какая гадость».

Ларэнн моргнул и приоткрыл глаза.

– П-п-прос-с-тите, – вполне осмысленно прошелестел он. – Я… не хотел.

– Теперь уж ничего не поделаешь, малыш, – успокоил его Альс.

– Вы запомните… – попытался вскрикнуть Ларэнн.

– Не надо, малыш. Не волнуйся. Чему быть, тому и быть. Мы все когда-нибудь умрем. Весь вопрос только в том, дадут ли нам это сделать с достоинством.

Отец и сын ничего не успели ответить, как Альс вскочил в седло заскучавшей Ониты. Видимо, у лошадей свой взгляд на предсказания.

– Прощайте, – сказал он.

Ларэнн бессильно всхлипнул и попытался приподняться.

– Он умрет, папа. Он – Последний.

– Последний кто? – не понял тот.

– Последний Познаватель.

Отец посмотрел на мальчика с недоумением. Кто, демон разбери, эти самые Познаватели?

Ириен встретил рассвет уже за перевалом, на дороге, ведущей в Тоштин. Снег пошел снова, но теперь он был мелкий, противный.

«Нет, ну что за паскудство, – думал эльф. – Два пророчества в течение суток и оба о скорой смерти». Сколько он помнил себя, все время находились желающие предсказать его судьбу, и каждый раз предсказание ничего хорошего не обещало. Десяток таких пророков Ириен с успехом пережил, потому что жизнь у эльфов долгая, а у Ириена еще имелись два острых меча в качестве весомых аргументов, которыми он умело пользовался, каждый раз откладывая исполнение предсказаний на некий неопределенный срок.

На развилке эльф призадумался, с сомнением изучая надписи на путевых столбах. Прямо или направо? И свернул направо. В замок Тэвр.