Выйдя на покачивающуюся палубу, по которой ветер нёс обрывки пены, Фиона с удовольствием вдохнула холодного свежего воздуха. М-да, после вчерашнего в глазах ещё немного зеленело, а к горлу подкатывала противная муть, но волшебница мстительно не пользовалась протрезвляющим заклинанием, здраво рассудив, что лучше положиться на естественные процессы и покрепче запомнить на будущее о последствиях неумеренных возлияний. И всё же она обратила внимание на плавную, лёгкую и игриво покачивающуюся походку «Леди». Насколько же она отличалась от недавнего, спотыкающегося и неуверенного ковыляния дряхлого корабля! Против ожидания, Фиона сумела самостоятельно сделать несколько шагов и обняла поющую весёлую песнь мачту. Нет, какое же это всё-таки чудо – такого единения корабля и моря она не чувствовала ещё никогда. Красавица скользила меж гигантских валов словно сама Фиона меж закованных в сталь здоровяков-гвардейцев – весело и очаровательно подмигивая каждому да посылая налево-направо воздушные поцелуи. Капитан обнаружился на корме, и вид у него до сих пор был счастливый и немного ошеломлённый. Он о чём-то переговаривался со стоящим на руле Калханом, удерживающим штурвал кончиками пальцев и легко, словно пёрышко, направляющим стремительный бег корабля. Прикоснувшись пальцами к шляпе, Эстрем уделил знатной и таинственной гостье самое вежливое и пристальное внимание. В ответ на вопрос о состоянии дел он смущённо улыбнулся:

– Да вы и сами изволите видеть, леди – чудеса всё-таки случаются! Да, слова тут были излишни. Достаточно постоять немного на палубе и прикоснуться к басовито гудящим вантам, подставив лицо солёным брызгам.

– А как быстро мы плывём? – поинтересовалась Фиона, не без труда оторвавшись от радужных и безоблачных мечтаний, прямо-таки навеваемых плавным движением корабля.

– Моряки говорят «идём», – и капитан распрядился забросить лаг. Двое матросов тут же зашвырнули за борт какую-то штуковину, в коробке что-то защёлкало, затренькало, и один из них тут же восторженно завопил:

– Семнадцать узлов, шкипер! Стушевавшись под строгим взглядом капитана, он тут же опомнился и доложил по всей форме. А Фиона по своей непоседливости и милой привычке докапываться до истины поинтересовалась – семнадцать узлов это много или мало? Эстрем пожал плечами:

– Ветер чуть переменил направление к восходу, так что теперь он для нас самый что ни на есть попутный. Но мы ещё отошли недалеко от Ривердэйла, и как бы находимся в его тени. Вот ближе к ночи посмотрим… И многоопытный капитан оказался прав. Едва над горбатыми просторами спустились не сумерки, а лишь только тень их, как началось. И такое, что Фиона на некоторое время даже струхнула – словно все демоны океана сорвались со своих цепей и, визжа и хохоча, принялись носиться над одиноким кораблём. Однако трёхмачтовая красавица лишь пренебрежительно повела носиком да прибавила хода. Капитан молодецки тряхнул головой да распорядился поставить какие-то там королевские паруса. И волшебница с замиранием смотрела, как матросы полезли в невообразимую пугающую высоту, почти на самый верх царапающих низкое небо мачт. Крохотные клочки серой парусины напряглись, и теперь корабль весь оказался укрыт парусами, словно куст сирени цветами в мае. И «Леди» не подвела – лишь громче запела победную песню, танцуя с волнами в белоснежных кружевах пены. И понесла немыслимую при попутном шторме громаду парусов легко и непринуждённо – да ведь она и была рождена для такого! Для стремительного и прекрасного бега над волнами. Капитан смеялся и плакал, когда матрос с круглыми от восторга глазами сообщил:

– Двадцать узлов, сэр! И идёт легко, вот уж воистину Леди! Эстрем обернулся к щурящейся от ветра и клочьев пены Фионе. Миг-другой смотрел на неё, а затем шагнул ближе и почтительно поцеловал руку.

– Двадцать узлов, леди Абигайль! Сорок лиг в час – неслыханное дело! Фиона осторожно скосила глаза за борт. Но от вида уносящихся назад барашков и пенных струй ей стало немного не по себе. А капитан в своём восторге ничуть не разделял её опасений:

– Двадцать узлов! А ведь мы не гоночная яхта и не легкогружёный пассажирский скороход – «Леди» всё-таки грузовой корабль, и у меня в трюме почти тысяча стоумов груза (около восьмисот тонн – прим.авт) Волшебница всё-таки прониклась его восхищением и вздохнула с некоторым облегчением.

– И никаких поводов для волнений? Во взгляде шкипера мелькнула укоризна.

– Голубушка, как можно? «Леди» как раз и была создана для этого – полёта с попутным штормом! Из дополнительной парусности я даже могу поставить лунные и ещё немного прибавить хода – моя красавица несёт паруса легко и совсем без напряжения. Но тогда мы рискуем прийти в Монтеро раньше срока и огрести штраф от тамошней купеческой гильдии. Получив от капитана подтверждение, что с таким ходом «Леди» не только наверстает потерянное время, но и придёт в порт назначения вовремя, Фиона изрядно повеселела. Настолько, что поблагодарив моряков, прошла на нос несущегося сквозь бурю корабля. Постояла некоторое время у бушприта, со страхом и восторгом глядя вперёд – большой корабль летел сквозь хаос со скоростью породистой лошади и уверенностью снежной лавины. И от этого ощущения молодая женщина получила просто-таки неописуемое удовольствие. Настолько большое, что она кивнула своим мыслям и принялась строчить что-то на клочке бумаги, закрывшись от ветра полой широкого морского плаща и покрывая листок ровными светящимися строками – благо надменно выпяченный парус укрывал её от любопытных взглядов. И когда в ответ на её призыв из низко нависающих тёмных туч на плечо волшебницы сел огромный буревестник, она прикрепила к лапке птицы послание и с усмешкой отправила её в полёт. А наутро, встав с тем лёгким и безмятежным настроением, что навевает сон человеку с чистой совестью под лёгкое покачивание несущейся сквозь шторм «Леди», Фиона даже уболтала капитанов самой постоять за штурвалом. Оба моряка

– почтенный и молодой – терзались сомнениями, всё-таки буря вокруг нешутейная. Однако Эстрем уже давно заподозрил, что леди Абигайль совсем, совсем не так проста и бесхитростна, как мог бы предположить зачарованный её внешностью глаз мужчины. А посему, поломавшись для очистки совести и пробормотав что-то о самой банальной ревности, он под надзором Калхана и беспечно попивающего чай рулевого положил ладони молодой женщины на большое штурвальное колесо, выточенное из красного и чёрного дерева и легонько подрагивающее под руками. Ощущение оказалось настолько своеобразным, что Фиона легонько взвизгнула от восторга. Большой по её представлениям трёхмачтовый корабль слушался малейшего движения столь же чутко, как и умная скаковая лошадь. Мало того, почти сразу волшебница почувствовала, чего и когда хочет эта морская ведьма, лукаво прикинувшаяся благородной «Леди». И когда немного успокоенный капитан Эстрем убрал свои руки и женщина оказалась наедине с океаном – и самой собой, восторгу её не было предела. Несущийся по океану корабль не то чтобы не чувствовался, скорее наоборот

– сама Фиона и ощутила себя большой серокрылой птицей, шаловливо и грациозно раскинувшей крыла и стригущей макушки медлительных волн. Свободно и легко она мчалась вперёд, танцуя над стихиями, и сам дьявол играл ей свою музыку. И от взгляда улыбающейся сверху Ледды на щёки выхлестнул румянец а губы дерзко запели старую пиратскую песню.

Пей, и ром тебя доведёт до конца. Пятнадцать человек на сундук мертвеца. Йо-хо-хо, и бутылка рому!

Унылая осенняя погода плакала за стенами королевского дворца. Полоскала хлопающие бело-синие стяги, беспощадно орошала отфыркивающихся от влаги солдат и их прядающих ушами коней. Потерянной сиротой стучалась во все двери. И вот сейчас, словно отчаявшись, швырнула горсть капель в это окно ярко освещённой комнаты на втором этаже у балкона. Сибелис вздрогнул, на миг прервав свой рассказ, и оглянулся на окно – плотно ли заперты створки. Затем неодобрительно покачал головой и продолжил неспешную речь. С каждым днём всё труднее и невыносимее оказывалось удерживать на себе прежний, весьма неприглядный облик. А новый, чудесно изменивший не только тело, но и самую душу, прямо-таки рвался наружу. И только после целого дня хамелеоньих ужимок здесь, в надёжно запертой комнате покоев её величества, компания собиралась на традиционные посиделки, и уж перед своими-то можно было не таиться. Берта, очаровательный белокурый бесёнок, рисовала что-то прямо на стене. Не касаясь гладко оштукатуренной поверхности, обнажившейся после того, как с неё ободрали драгоценный камморальский шёлк и облицовку из старого, потемневшего дуба, художница лёгкими шевелениями пальцев изображала то согнувшиеся пальмы острова, над которым проносился свирепый тайфун южных морей, то невольничий караван, с трудом пробивающийся сквозь пылающее горнило пустыни. И величавый маг с еле заметной благородной сединой в волосах не без оснований предполагал, что где-то и когда-то всё как раз и приходит в соответствие с капризами и прихотями молодой Художницы. Королева Изольда… ох, Королева – что уж тут сказать! Мечта любого подданного и мужчины, в строгом, чёрном брючном костюме от Берты, который после долгих уговоров она всё-таки согласилась «разочек примерить», блистала своей элегантностью, шармом и в то же время величием. Алмазные серьги неземным блеском сверкали в её ушах, хоть как-то отвлекая и не давая ослепнуть от созерцания такой красоты. Королева удобно устроилась на бархатном диванчике, одновременно занимаясь своим рукодельем, поглядывая на молодёжь и впол-уха слушая волшебника. У ног её развесёлая компания из Принца, Красавицы и Сказочника – то бишь Фреда, Мальвы и Алекса – самым разгильдяйским образом бездельничала, с азартом резалась в карты и цедила лёгонькое красное вино ещё из запасов графини Ривердэйла. Причём красавица Мальва делала вид, что легонько дуется на Фреда, а Алекс делал вид, что пытается её у друга отбить. На что принц небезуспешно изображал, что страшно – просто ужасно – ревнует. И все трое иногда похихикивали. А сам Сибелис сидел в кресле и рассказывал, рассказывал, рассказывал… о диковинках и странностях, о дальних странах и необычных животных. О сокровищах подземного мира и дивных созданиях мира магического – словом, о всех тех чудесах, коими горазды нас удивить боги и матушка-природа. И под его взором на боковой стене проплывали видения, блеском и живописностью едва ли уступающие творениям Берты. Вся компания поглядывала на них, иногда ахая от восторга или брезгливо морща носы, и частенько обрушивая на Сибелиса град уточняющих и каверзных вопросов. Однако оказалось, что умудрённого жизнью волшебника не так-то просто загнать в тупик, и что он если и не знает всего на свете, то весьма и весьма к тому близок. Что такое отдых душой и телом – среди своих и когда над совестью ничего не висит – объяснять не надо? Вот как раз это оно и есть, вечерние посиделки «в гостях у королевы-матушки». И весело, и интересно да полезно, и все приличия соблюдены. Берта как раз взмахом ресниц очистила отведённый ей под художества участок стены и стала изображать танец над волнами двух диковинных, дышащих воздухом чёрно-белых рыб. Всё бы ничего, но вот только взгляды у них получались жутко умные и изрядно хитрющие. Только Сибелис хотел подтвердить, что дельфины действительно – сообразительностью вряд ли уступят некоторым не шибко умным личностям, как за окном раздался шум и лёгкое шелестящее хлопанье, перекрывшие даже ворчание непогоды. Обернувшись туда, люди немало удивились – освещённая светом, на перилах балкона сидела и прихорашивалась преизрядных размеров белая птица.

– Ничего себе, как далеко забрался, – буркнул маг, прицениваясь к пернатому взглядом. – И каким же ветром тебя сюда занесло, красавец? Однако птах по вполне понятным причинам не отозвался. Заглянул в комнату сначала одним, затем другим глазом – а потом так врезал по окну крепким клювом, что стёклышки чуть не осыпались из частого свинцового переплёта.

– А кто это? – еле дыша, осведомилась зачарованная видением Берта.

– Большой океанский альбатрос, – улыбнулся Сибелис. Королева всё-таки удивилась и оставила своё вязанье.

– Океанский? А кто у нас там – Ривердэйл?

– Мам, а уж не привет ли это от сестрицы Фионы? – заинтригованный Фред даже приподнялся с ковра.

– Хм, а может быть, – пробормотал волшебник и встал из кресла. Подойдя к окну, он распахнул его. Поморщился от ворвавшегося в комнату холодного ветра и ледяных брызг, и протянул к птице руку. Однако зловредный альбатрос предостерегающе щёлкнул здоровенным жёлтым клювом у самых пальцев волшебника. Затем неуклюже перевалился, взъерошив перья, и выставил вперёд розово-жёлтую лапку. И через некоторое время, когда в ладони Сибелиса оказалось свёрнутое в трубочку и чудесным образом ничуть не намокшее послание, хрипло, оглушительно квирркнул – и сорвался с перил в темноту.

– Фу, как же от него прогорклой рыбой несёт, – поморщился волшебник, закрывая окно и возвращаясь в комнату. К слову сказать, немногие волшебники владеют секретом тайнописи, при которой каждая закарлючка несёт смысл целой фразы, а загогулина размером со слово – и вовсе текст целого листа. Но Фиона как лучшая ученица Сибелиса блестяще овладела этой наукой, и потому не удивительно, что расшифровка и чтение послания затянулось до глубокой ночи. Зачарованно блестя кукольно-красивыми глазами, Мальва лежала на ковре. Легкомысленно болтая в воздухе длинными и стройными ногами, она слушала размеренный голос волшебника, читающего письмо сестры и иногда дающего пояснения. Рядом, положив голову на руки, валялся Алекс. И даже не надо быть семи пядей во лбу, чтобы по особому блеску глаз, мерцающему иногда не в такт огонькам свечей или язычкам пламени в камине, догадаться – в его голове уже рождается новая сказка. Может быть, о великом человеке, одному из миллионов, кому удалось воплотить и при жизни увидеть свою мечту. А может быть, о рыжей зеленоглазой ведьме, похитившей у ясноокой Ледды осенний шторм и танцующей с ним на пенных макушках волн. В любом случае, Алекс так крепко держал язык за зубами, что даже забыл об осторожности – о том, что его плечо уж слишком близко от зубок лежащей по другую сторону Берты. Художницу так взволновал рассказ о старых легендах и нынешних чудесах, что она бросила укоризненный взгляд на Королеву.

– Говорила я вам, маменька – надо было ещё задержаться в Ривердэйле! Корлева Изольда осуждающе качнула радужными брызгами в ушах и рассудительно заметила, что всю жизнь на райском острове не проведёшь. И попросила мэтра Сибелиса продолжать. И только Фред, покусывая кончик растопочной лучинки, помалкивал. Уж он-то знал, что сестрица без нужды не станет так подробно и восторженно расписывать свои впечатления – что-то за этим кроется. И верно. После окончания повествования воцарилась долгая пауза, пока слушатели переваривали услышанное и восхищались. Но Королева – она королева всегда и во всём.

– Сибелис, а ведь ваша ученица выбрала вам наказание. И я склонна согласиться с этой рыжей девчонкой.

– Восстановить весь букет «танцующих Л»? – брови волшебника взметнулись вверх, ибо работа предстояла немыслимо дорогая и хлопотная. Но ответил ему доселе молчащий принц Фред. Улыбнувшись той мысли, что верно предугадал намерения сестрицы, он вздохнул:

– И этот флот будет принадлежать нам. Но если самый лучший в мире корабль не будет называться «Королева», то клянусь всеми богами, Сибелис – я каждый день буду протыкать вас шпагой, копьём и прочими острыми железками. Усмехнувшись этой немного жестокой шутке, Сибелис призадумался – а кого же принц имел в виду под Королевой? Глаза его заметались между Мальвой и Изольдой так явственно, что красавица усмехнулась и ласково потрепала своего принца за ухо.

– Успокойтесь, мэтр – Королева у нас одна. А мне и принцессой больше нравится. Фред с самым счастливым видом кивнул, и Изольда с горделивой материнской улыбкой глянула на валяющуюся на ковре молодёжь.

– Спасибо, – а затем перевела взгляд на крепко задумавшегося волшебника.

– И не затягивайте, Сибелис – не хочу просить Берту, чтобы добавила в нашу команду Палача. Лицо почтенного волшебника так перекосилось, когда до него дошёл смысл сказанного, что все чуть не попадали со смеха – и даже на точёном лице Королевы расцвела тонкая улыбка.

Над этим городом словно стояла вечная непогода. Во всяком случае, одинокая тёмная туча постоянно нависала над широкой, самой высокой центральной частью. Но при ближайшем рассмотрении оказалось, что имя этому мрачному феномену – королевский дворец. Построенный ещё дедом нынешнего короля, прозванным Железнобородым за серо-рыжеватую поросль на лице, издали похожую на пучок слегка тронутой ржой железной проволоки. И от всех прочих дворцов именно этот отличался той особенностью, что снаружи весь был облицован особым образом воронёными пластинами стали. Специально выученная пара мастеров каждодневно осматривала и чинила облицовку, всматриваясь усталыми и дрожащими от страха глазами – уж не отошла ли где чешуйка? Не вгрызлась ли в чернёное железо вездесущая и беспощадная ржавчина? И не появилось ли, упаси боги, где пятнышко на безукоризненно чёрной репутации короля? Гуго остановил коня на краю широкой площади, другим концом осторожно касающейся ограды королевского дворца. Буквально остолбенев от восторга перед этим мрачным великолепием, он с трудом пришёл в себя – при весьма необычном внешнем виде сооружение оказалось ещё и весьма красивым. Под самое небо вздымались горделивые чёрные башни с тонкими и острыми, словно когти ночного дракона, шпилями.

– Впечатляет, – смущённо заметил он невозмутимо сидящему в седле барону ван Хольму. – Извращённо, но – впечатляет. Хмыкнув – какое впечатление произвела на молодого человека резиденция повелителя, барон тронул поводья. Неспешно, с вызывающим и преисполненным достоинства цокотом подков по брусчатке, они вернулись в глубину улицы, направляясь обратно к гостинице для знатных приезжих, куда определили гостя. Но Гуго всё оборачивался – и смотрел назад, где сквозь тесноту города всему миру грозил дом чёрного короля. М-да – зрелище не для слабонервных дамочек… Уже под самой дверью богато обставленного, с обилием украшенных резьбой панелей из морёного дуба номера, барон обратился к нему.

– Сэр Майкл, ещё одно дело – по закону вы не можете находиться в городе с боевым оружием, – взгляд его оказался чуть напряжённым. – В моём присутствии ладно – но я отправляюсь с докладом к его величеству. И если вам вздумается пойти прогуляться, могут возникнуть серьёзные неприятности. Зайдя внутрь, Гуго огляделся, слегка поморщившись от помпезной и немного мрачноватой обстановки и кивнул в знак того, что слова спутника он понял. Он вынул из придверной стойки для зонтов определённый было туда меч. Чуть выдвинул клинок из ножен, прислушивался миг-другой, наслаждаясь его неслышной никому кроме хозяина песней, а затем задвинул обратно. Хотя по пути сюда подраться случая так и не довелось, меч ничуть не обиделся – он ждал и знал, что терпение его окажется вознаграждённым. Протянув меч барону, Гуго самым серьёзным голосом ответил:

– Мне стоит очень больших усилий хотя бы на миг расстаться с ним. Впрочем, оцените сами. Осторожно приняв в руки протянутое ему в знак доверия оружие, ван Хольм точно так же обнажил меч – на пару ладоней. Одного взгляда на светлую каёмку по обеим сторонам режущих кромок и на мерцающее изумрудным светом клеймо оружейника опытному воину оказалось достаточно. Выдержка на миг изменила ему, и один лишь восхищённый взгляд сказал Гуго о многом.

– Осторожнее, ваша светлость, – дёрнулся непрестанно маячущий за плечом барона маг. – На клинке чары…

– Сам вижу, болван, – пробормотал ему ван Хольм и поднял на Гуго вопросительный взгляд.

– Так, от воров и ржавчины зачарован, – великосветски отмахнулся принц, не спешащий пока что посвящать окружающих в тайну своего рождения. Шагнул к столику и налил себе вина, красноречиво подставляя незащищённую спину. Однако у барона, очевидно, мозгов и впрямь оказалось куда больше нежели у простолюдина, ибо он даже не стал рассыпаться в комплиментах и эпитетах так потрясшему его клинку.

– Понимаю, сэр Майкл, – он бережно провёл по благородной стали пальцами и затем не без вздоха вернул клинок в ножны. Поставил обратно в стойку, встряхнул головой.

– К тому же, это подарок от очень дорогого мне человека, – добавил наблюдающий за ним Гуго. Кивнув, барон бросил на сопровождающего его мага один только взгляд – и тот буквально испарился сквозь закрытую дверь. А ван Хольм помялся чуть, затем всё-таки решился.

– И всё же, что вы задумали, скрывающийся под именем сэра Майкла некто?

– Пока не знаю, – честно ответил Гуго, усмехнувшись. – Пока что немного осмотрюсь, ведь уверен, что так быстро подобные вопросы с аудиенцией у чёрного короля не решаются. Бюрократия, она повсюду. Ван Хольм долго, с непонятной мрачностью смотрел на гостя. И наконец он решился.

– Ведь моя обязанность – защищать короля. Но что-то мне говорит, что я бессилен. И что решающая ошибка уже совершена. Гуго призадумался. Он вспомнил то своё видение, усиленное и подсмотренное королевским магом. То самое, когда он руководил битвой закованных в воронёную сталь – и когда левым крылом его армии командовал верный и надёжный как скала барон ван Хольм в изрубленных доспехах.

– Знаете, барон – ваш нынешний король уже мёртв, хотя сам он об этом не догадывается, да и знают об этом только немногие, – мягко ответил он и, подумав чуть, добавил. – А я не знаю ещё, скольких мне придётся отправить в ад следом за ним. Кто знает, где витали мысли полководца и вельможи, но ван Хольм всё же спросил:

– И что мешает мне кликнуть солдат и изрубить вас в капусту, попросту задавив численностью? Покачав головой, Гуго хмыкнул и с самым легкомысленным видом прошёлся по тёмному однотонному ковру, покрывающему пол. Качнул на полке литой стеклянный колокольчик, но не позволил тому издать звон и вызвать прислугу.

– Не выйдет, барон. Меня защищают такие силы, что ваши маги их не смогли даже обнаружить – это выше их.

– Муравей и гора? – оказывается, барон тоже читывал книги эльфийских философов и знал притчу о насекомом, неспособном ни окинуть препятствие взором, ни понять его своим скудным умишком. Гуго взглянул на собеседника с неподдельным интересом. Много ли вы знаете дворян и выдающихся полководцев, знакомых с этакими тонкостями логики? Он кивнул мрачно задумавшемуся ван Хольму.

– Да. А сверх того – поцелуй ведьмы, подаренный после ночи любви. Собеседник вздрогнул и посмотрел в ответ с мистическим, почти суеверным страхом.

– Но ведь древнее пророчество гласит… – и лишь невероятным усилием воли он заставил себя замолчать. Коротко, скомкано распрощавшись, барон вышел из номера. Шатаясь и разрывая неверной рукой вдруг ставший тесным ворот, он кое-как добрёл до лестницы вниз. И лишь взобравшись на коня, ван Хольм немного пришёл в себя. И всё же этот сильный, неробкого десятка мужчина, проезжая мимо гостиницы, не осмелился поднять взгляд вверх – туда, где из окна на него с бледной улыбкой на устах глядел сир Майкл.

Вдоволь налюбовавшись видом на вечерний Эксер с макушки Алой привратной башни, Гуго погладил ладонью благородный камень. Возведённая в давние времена для защиты города в период смут и распрей, сложенная из красноватого дикого камня башня нынче потеряла свою важность и осталась всего лишь одной из многочисленных достопримечательностей. Ведь король правил страной воистину железной рукой – и любой бунт теперь оказывался лишь экзотическим способом самоубийства. А до границ тысяча лиг… Стражники у ворот за пару монет отомкнули дверцу входа на винтовую лестницу. И пропустили поглазеть наверх прилично одетого дворянина, к тому же трезвого – а лёгонький аромат золотистого вина из Таларны это так, для бодрости духа. Спустившись вниз, Гуго кивнул служивым – вернулся, мол, запирайте – и направился обратно в центр большого города, беспечно разглядывая парки и тёмные, нависающие над ним громады непривычно выглядящих зданий. Нет, верно сказала матушка – «Малыш, тебе там не очень понравится!» И всё же даже её власти Королевы оказалось недостаточно, чтобы запретить и не отпустить своего Воина малость порезвиться. Размышления молодого человека оказались прерваны осенним дождём, хлынувшим с уже почти совсем почерневшего неба. Брать наёмный экипаж он не захотел, а посему припустил бегом. Весело шлёпая по бегущим по булыжнику потокам и распугивая редких прохожих развевающимся плащом, Гуго вихрем пронёсся по улицам и влетел в ярко освещённый вестибюль мокрым до нитки, но весьма довольным. На бегу он едва не сшиб молодого худощавого парня в походной куртке, очевидно только заселящегося, так как тот стоял у широкой, крытой алым ковром лестницы и отдавал распоряжения слугам насчёт багажа. Но всё-таки успел подхватить его и придать вертикальное положение (а если б упал, то тут уже оскорбление и вплоть до дуэли или какого другого конфуза).

– Извини, братишка, – Гуго с полувзгляда оценил, что паренёк из дворянского сословия, но не кичливый. Принеся затем самые вежливые извинения и проявив раскаяние в несдержанности, он в знак примирения протянул руку. Тут он только обратил внимание на вытянувшиеся и побледневшие лица окружающих. И заметил, что правая рука парня не в порядке. То ли усохла, то ли от рождения такая – но… брр! Мгновенно подав левую руку, он осторожно пожал узкую ладонь молодого человека, вынужденного вести отнюдь не здоровый образ жизни и оттого не отличающегося его собственной крепостью и статью. Извинившись ещё раз и получив заверения, что инцидент исчерпан, Гуго легонько приобнял паренька за плечи, шепнув при этом на ухо, что выпивка с него, и уже куда осторожнее взбежал по лестнице на свой третий этаж. Слуга привёл одежду молодого господина и его самого в относительный порядок, а потом взбодрившийся после холодного душа в ванной Гуго отдал должное мастерству здешних поваров. Одетый в одно лишь небрежно обмотанное вокруг бёдер полотенце, он сыто и блаженно потянулся. Вышел на балкон и, облокотившись на перила, ещё долго смотрел на засыпающий великий город. И размышления, нежные и лиричные, вовсе не подобающие суровому Воину, привели его в умиротворённое и чуточку романтичное состояние. Третий день от барона ни слуху, ни духу, лишь соглядатаи по пятам ходят да легонько иной раз по сознанию словно кто пушистой кисточкой пройдётся – не иначе магики шалят. Да и пёс с ними со всеми! Потому не удивительно, что когда в дверях номера нарисовался помощник хозяина гостиницы и подобострастно стал кланяться, Гуго не швырнул в него чем-нибудь не особенно тяжёлым и острым, как имел обыкновение делать, а немного философски на него воззрился. Выяснилось, что непрестанно кланяющийся и потеющий человечек ни много ни мало как предлагает молодому господину одно из тех развлечений, коими приезжие обычно балуются вечерами и ночами на широкой постели. А попросту говоря, девочку – приятной внешности и ласкового обхождения. Заслышав, что здешний контингент ещё и обучен искусству возвышенной беседы, Гуго прямо-таки изумился. А потом недобро ухмыльнулся про себя. Интересные дела тут происходят, однако! Две ночи приезжему давали скучать в одинокой, хотя и весьма шикарной кровати, а тут нате вам – спохватились. Уж не кроется ли здесь нечто? Посмотрим… И он с великолепной небрежностью кивнул, разом прервав все словоизлияния и уверения в свей преданности.

Она вошла, как ласковое дуновение ветерка. Как первое дыхание ночи, принёсшей свою свежесть на смену душному полудню. Сказать, что девонька оказалась хороша – значит ничего не сказать. Просто шикарна. Лёгкая накидка из полупрозрачной ткани по желанию умеющей носить такое одеяние хозяйки могло скрывать все прелести, а могло и наоборот – подчёркивать. Так вот, сейчас вошедшая весьма изящно демонстрировала и тонкую талию, и длинные, почти как у Мальвы, ноги. И… ну в общем, всё остальное тоже – впору просить Берту запечатлеть на полотне сие юное и прекрасное создание. Гуго от нечего делать валялся на кровати, закинув одну руку за голову, а другой незаметно поглаживая под атласным покрывалом рукоять неразлучного кинжала. М-да, что тут сказать – он абсолютно не имел понятия, каков уровень здешних ночных бабочек, но что эта на их фоне просто царица, готов был прозакладывать душу. И всё же это не усыпило его подозрений – наоборот, только укрепило их.

– Что пожелает мой господин? – а голос у девчонки тоже хорош – нежный, с той легчайшей чувственной хрипотцой, которую так великолепно умела изображать Фиона.

– Подойди. Да и походочка просто умопомрачительна! Отметив, как изящно и вкрадчиво ступают по толстому ковру узкие щиколотки с позвякивающими на них тонкими браслетами, Гуго с присущей настороженному взгляду чуткостью отметил, что девица явно обучалась танцам и наверняка – фехтованию.

– Шпага или рапира? – напрямик спросил он. Удивление в блестящих тёмных глазах плескалось всего лишь миг. А затем ресницы дрогнули, и на прелестных губках расцвела тонкая, еле заметная улыбка.

– А вы наблюдательны, мой повелитель. Рапира, в школе мастера Мэрля. Хмыкнув над своей мыслью, что больше похоже на шпагу – да ещё и в паре с кинжалом, принц ещё раз окинул взглядом сногсшибательную, пока ещё закутанную полупрозрачным маревом одежд фигурку. Встав, он с грацией ленивого тигра обошёл по кругу остановившуюся почти у кровати гостью. Разумеется, он не позволил мохнатому и здоровущему полотенцу соскользнуть со своих бёдер, а мимолётное движение руки, спрятавшей под складки кинжал, осталось незамеченным. Обойдя, он не без удовольствия осмотрел девицу. Но неслышно втянул ноздрями воздух с той стороны, куда от той относило запахи легчайшее дуновение ветра из приоткрытой балконной двери. Хм, интересно – и весьма. В дамских парфумах он разбирался примерно как матушка в фехтовании двуручником. Однако что во всём мире представительницы древнейшей женской профессии пользуются настойкой из корня мерля, чтобы самым банальным образом не залететь, знал не понаслышке. А тут – ни малейшего следочка, и некурящий Гуго незаметно улыбнулся своей сообразительности. Остановившись перед молчаливо и спокойно стоящей девицей, он легонько, прикосновением пальца приподнял нежный подбородок и взглянул в это лицо. Чёрт!

– Берта не упустила бы такой модели для портрета! Пропорциональная и весьма миловидная мордашка, коих в общем-то, не так уж и мало для умеющего искать. И всё же еле заметно вздёрнутый кончик носа и некая неуловимая, легчайшая неправильность придавали этому лицу особую, незабываемую прелесть. Задумавшись на миг, кого же ему напоминают эти тёмные, почти чёрные глаза, Гуго отметил слегка расширенные зрачки.

– Магичка? Девица эдак легонько встрепенулась. Смутилась на миг, но тотчас с собой справилась.

– Всего лишь щепотка травки, мой господин – чтобы притупить восприятие. Не в обиду будь сказано, но частенько клиенты не отличаются вашей приятственной внешностью, зато обнаруживают гнусную и разнузданную фантазию. Врёшь, девонька – уж Алекс-то, разрабатывавший планы разгрома наркоторговли в родном Царстве Света, заставил на совесть выучить и запомнить, как выглядит и пахнет дурь во всех её разновидностях. А уж травка с Золотых островов и вовсе пахнет резко, приторно и весьма специфично. Что ж, значит, определённо магичка… И после всех этих лёгоньких несуразиц Гуго окончательно уверился, что дело тут нечисто. Он вернулся на постель, некоторое время с любопытством разглядывал гостью.

– Расслабься – фантазии мои гнусностью не отличаются. Будь сама собой. И

– как тебя зовут? Только уж сделай одолжение, хоть на этот раз ответь правду. Девица посмотрела в ответ немного удивлённо и даже пытливо. Но после еле заметной паузы улыбнулась. Совершенно раскованно утянула со столика бутылку и два бокала. Принеся их с собой, плюхнулась на край кровати и протянула вино Гуго.

– Раскусил-таки… а ведь предупреждал же меня барон! Я Патрисия. Дочь короля Олафа и стало быть, принцесса, – и, словно упреждая сам собой разумеющийся вопрос, продолжила. – Я так заинтересовалась рассказом ван Хольма, что решила лично прийти посмотреть. А что под маской девицы лёгкого поведения – так даже пикантнее. Гуго тем временем расправился с тугой пробкой и плеснул в бокалы вина.

– Ну, и каковы результаты осмотра? – а сам незаметно собрался. Уж наверняка сейчас на них смотрят несколько арбалетов и загодя приготовленных заклинаний. Возможно, придётся начинать крошить весь этот город прямо сейчас… ах, чёрт – меч остался в прихожей! Ну да ладно – авось магия рыжей ведьмы не спасует… А она весьма рисковая девица – правда, и хороша, чертовка! Это ж получается, если покойный ван Дерек, чтоб его черти в аду миловали, приходился королю братцем, то эта Патрисия выходит – двоюродная сестра? Ага, точно – кузина. И он посмотрел на шалую гостью совсем другими глазами. Умна, хороша собой, и если не врут данные Алексовой разведки, магичка, хоть и без особых талантов. Неплохой экземплярчик в нашу семейку. Как там Фи выражалась? Гадюшник? Змеиное гнездо? Едва пригубив тёмного, ароматного вина, он отметил, что Патрисия сделала то же самое. Та тоже заметила это, и поиграв бокалом, демонстративно выпила до дна. Ну, вино неплохое и вряд ли успели чего подмешать – Гуго его купил и принёс в номер лично. А посему улыбнулся легонько и выпил тоже.

– Результаты внешнего осмотра вроде приятные, – ответила с непонятной улыбкой принцесса. – Но, может быть, гость проявит ответную любезность и представится тоже? Не дожидаясь внутреннего исследования – моей магией или инструментами палачей. Принц, втихомолку начиная потихоньку забавляться ситуацией, открыто усмехнулся.

– Я сын своей матери, – он продемонстрировал на пальце кольцо. То самое, с чёрным бриллиантом и прыгающим через него соболем на ободке белого золота. К слову сказать, металл этот обычное золото и есть. Но по какой-то прихоти бессмертных, сотворивших этот мир, на населённом загорелыми до черноты людьми континенте в южных морях оно оказалось немного светлее обычного – оттого-то и так ценилось.

– А отец? – Патрисия выудила из складок одеяния плоскую коробочку. Извлекла из неё тонкую длинную сигаретку из целого табачного листа и тут же прикурила от огонька, выросшего на кончике пальца.

– Отец? – Гуго пожал плечами. – Он очень, очень умно сделал, не дожив до этого дня. Иначе сейчас я убивал бы его долго и с невыразимым наслаждением. Тонкие изящные ноздри Патрисии хищно раздулись. Какая великолепная загадка, какая интрига! Жаль, что этот великолепный образчик самца скоро превратится в кусок мяса на пытошном столе…

– И всё же? Как-то даже неприлично принцессе крови прыгать в постель хоть и к красавчику, но всё же незнакомцу.

– Этого не будет, – заверил Гуго. – А кто я? Потерпи, сама всё узнаешь – если доживёшь. Патрисия откровенно удивилась.

– Ты откажешь – мне? – и пальчики её легко, шаловливо пробежались по широкой груди так заинтересовавшего её незнакомца. Сколько же вас таких было – сильных и самонадеянных, мечтающих скинуть отца с Железного Трона… Гуго только улыбнулся в ответ – но если бы кузина сейчас могла заглянуть в его душу, то сиганула бы прямо с балкона, невзирая на третий этаж, и поползла бы подальше. Поползла бы, скрипя по булыжнику переломанными руками-ногами и тщась уйти как можно дальше… Видение это оказалось столь отчётливо, что Гуго на миг зажмурился, отгоняя его. Однако Патрисия, неверно истолковав это, усмехнулась – все вы одинаковы. Отставив в сторону бокал, она наклонилась к самому лицу. Погладила по голове, ласково ероша короткие волосы воина. Долго, бесконечно долго всматривалась в эти глаза, а затем, легонько потеревшись носиком о его кончик носа, прикоснулась своими губками – к его. От яростного шипения едва не заложило уши. А ярчайшая вспышка слепящего света отбросила незадачливую принцессу в угол комнаты. Невидимая сила ещё несколько мигов ощутимо реяла над комнатой, а затем скрыла своё присутствие.

– Разве барон не предупредил? – Гуго проводил полёт Патрисии едва поворотив голову и почти не двигаясь – лишь немного расслабилась его ладонь, ласкающая не женщину, но рукоять кинжала. – Поцелуй ведьмы тебе не по силам, принцесса. Та некоторое время шевелила обожженными, стремительно покрывающимися волдырями губами. Затем встряхнула головой, прошептала над собой какое-то заклинание. Видимо, всё же гордая наследница обладала немалой силой, ибо прошло не так уж много времени, а лицо её приняло подобающий вид – и на бледных от ненависти щеках даже появился румянец. А сам Гуго, с недоумением почувствовав на своих собствнных губах лёгкое жжение, недоумённо провёл по ним пальцем.

– Каменный яд, – усмехнулась Патрисия. – Посмотрим, справится ли неведомая ведьма с этим. Я заранее приняла известное очень немногим противоядие и смочила губы эликсиром. Принц пожал плечами. Любви Фионы всё равно – экзотическая отрава или арбалетный болт. Защищает ничуть не хуже, чем материнское благословение. А если учесть, что маменька Королева… Он потянулся рукой, достал тончайшего полотна батистовый платок, и просто протёр губы – словно ему противно было гадливое ощущение после неудавшегося поцелуя принцессы. Та уловила подтест, дёрнула щекой, а в глазах к ожиданию смерти своего обидчика добавился гнев. Однако отнюдь не страдающая отсутствием хитрости Фиона подарила своему Воину этот платок не просто так. На нём через равные промежутки ею нанесены были тонкие риски различных, закреплённых магией составов.

– Хм, действительно – каменный яд, – улыбнулся Гуго, увидев, как чуть потемнела и проявилась третья полоска в правом ряду. Время текло и текло – как и дождь снаружи, а он всё ещё был жив. Патрисия вылезла из своего угла, шагнула поближе на заметно подрагивающих ногах и всмотрелась недоверчиво.

– Жаль, – вздохнула она. – Хоть папенька и изрядный мерзавец, но всё же лучше отец-король, чем никакого. Она прошлась по полутёмной, освещённой лишь парой свечей комнате. Тронула цитру, зазвенела тихонько струнами. Хмыкнула рассеянно, обнаружив, что на инструменте семь струн – против общепринятых в здешних местах шести. Взяла в руки, перенастроила. Гуго лежал по-прежнему на постели, чувствуя себя одиноко даже в присутствии двоюродной сестры – красавицы и редкостной стервы. Он смотрел на лицо сидящей посреди широкого ковра женщины. Черты её чуть обострились, стали жёстче – и чуть сильнее проявились скулы. Глаза Патрисия закрыла, играя какую-то старую, почти забытую мелодию, и лишь на щеке блеснула слезинка. Вдруг она резко оборвала музыку, и отлетевшая в угол цитра лишь обиженно загудела.

– Что ж… я сделала всё, что могла. Силой тебя не прошибить, как женщина я тебя не интересую. Принцесса резко встряхнула лицом, устыдясь своих слёз.

– Дай мне свой кинжал, – потребовала она. Миг – и брошенный умелой рукой клинок вонзился в ковёр рядом с ней. И не успел Гуго предпринять никаких действий, как Патрисия одним движением ухватила оружие за рукоять – и вонзила себе под левую грудь. В ставших огромными чёрных глазах ещё колыхалась детская обида и изумление, а тело избравшей свой путь принцессы уже медленно, словно под водой, стало опускаться вниз…