Глава 12

Двое всадников, не спеша проехав по пыльной деревенской улочке, миновали последние дома. Подсвеченные сзади ласковым утренним солнцем, они оставили наконец позади огороды с покосившимися плетнями и вновь, как и два дня назад, перед ними раскинулась дорога, прихотливо вьющаяся среди полей и перелесков.

Когда через день после приезда покидали Хлопотушки, Valle поковырялся в кошельке, взвесил на ладони двойной цехин полновесного золота, и шепнул Изабелле.

– Подари хозяйской дочери. Той, которая так хорошо играет. А то от меня не возьмёт, да и подумают нехорошо.

Изабелла, сияющая и счастливая, улыбнулась. Посмотрела на супруга так, что у него сладко защемило на сердце и, помотав головой, сложила ладони ковшиком.

– Сыпь, сколько не жалко. Ведь это она… и спасибо ей, что мы нашли друг друга.

Valle не стал жаться, насыпал ладошки с верхом. Поглядев внутренним зрением, как его жена шепчется с огорошенной Жанеттой, только покачал головой. И как женщины умудряются нагородить кучу слов там, где достаточно двух-трёх? А затем он пошёл рассчитываться с хозяином. Тот, впрочем, тоже остался весьма доволен щедростью господ постояльцев, а свои мысли оставил при себе. Что, впрочем, не помешало ему рассыпаться в благодарностях и изъявлениях любезности.

Отдохнувшие кони уже ждали у крыльца, вещи были собраны – в путь! Туда, где закат по вечерам окрашивает полнеба в багровые тона.

А можно и в другое место, рассудила Изабелла и только собралась сказать об этой мысли своему нежному другу, как сзади на дороге раздался топот копыт. Это оказался хозяин постоялого двора, весь какой-то взъерошенный, верхом на успевшей запыхаться деревенской кляче.

Надо отдать должное, баронет отказался взять назад золото, резонно заметив, что отказывать своей супруге в мелких капризах не намерен, да и непорядочно это.

– А вообще, почтеннейший, это не тебе. Это дочери твоей, Жанетте. Хочет – пусть на приданое сбережёт. А нет… кстати, если будете с ней в столице, зайдите к распорядителю Императорского театра. Милейший человек оказался, я с ним по случаю познакомился. Так вот, скажи ему, что от меня, и пусть прослушает дочь твою, да пристроит к месту. Дар к музыке её столь велик, что грех прятать его от людей. Пусть учится и души людские радует.

Оробевший от таких речей селянин перевёл глаза на Изабеллу, словно ища у неё поддержки. Та усмехнулась.

– Да, хозяин. Совет хорош, и лучше последуй ему.

Оставив позади озадаченного трактирщика немилосердно чешущим в затылке, молодые люди чуть пришпорили лошадей, и лишь через поллиги, оглядевшись по сторонам, разразились задорным хохотом.

Вот теперь путешествие стало даже приятным. Изабелла вспомнила о своём желании поехать куда-нибудь не просто так и, комически надув губки, потребовала отправиться на море. К её тётушке Фло, супруге рыцаря где-то на северном побережье. Разумеется, такое дело потребовало обсуждения, да заодно и пообедать пришла пора.

В общем, полдень застал счастливую парочку в объятиях друг друга на крохотной поляне невдалеке от дороги. Причём супруга, как бы мстя за свои прошлые страхи, потребовала постелить на шёлкову траву именно тот самый, чёрный плащ некроманта, что и было исполнено Valle без малейших возражений.

– Это, наверное, станет моим любимым развлечением… – тихо шепнула ему Изабелла, постепенно приходя в себя из сладкой и блаженной истомы. Лениво сорвав длинную травинку с пушистой метёлкой на конце, она стала втихомолку щекотать своего любовника, смотрящего на неё глупо-счастливым взглядом. Он начал отбиваться, а затем, памятуя, что лучшая защита – это нападение, в шутку стал бороться, и плавно, незаметно, их игра вновь привычно перешла в куда более сладостную.

Задыхающаяся от счастья Изабелла лежала на ставшем таким родным плече, слушая, как постепенно унимается стук большого сердца, и в это время лошади, стреноженные на соседней полянке, тревожно заржали.

Чьи-то грубые голоса захохотали в ответ, выкрикнули по поводу незадачливой парочки оскорбления, и затем раздался затихающий топот копыт.

– Ну вот… никакой романтики – и тут конокрады. Побудь здесь, – буркнул чуть посерьёзневший Valle. Душераздирающе зевнул, накрыл Изабеллу полой плаща. Чмокнув ласково в этот прелестный носик, нехотя нырнул в брюки, не спеша, но споро надел сапоги. Во властно протянутую руку с земли взмыл меч, на лету освобождаясь от ножен. И, как-то чудно размазываясь в воздухе, полуодетый баронет исчез меж деревьев, непостижимым образом исчезнув и не потревожив даже ни единого листика.

Заинтригованная Изабелла быстро оделась, благо супруг настоял, чтобы она научилась в случае чего обходиться и без служанки.

– В иных случаях она лишняя, – непонятно шепнул он седьмицу назад.

Осмотрев полянку, она подобрала здоровенные ножны с болтающимися ремнями. Подняв плащ, ещё хранящий его тепло и их запах, прижала к лицу, вся полная сладкой неги. А когда отняла и повесила на плечо, из заросли деревьев также неслышно появился Valle. Левой рукой он вёл в поводу обеих лошадей, а с длинного меча в правой стекли на траву несколько алых капель.

– Ты их ... ? – осторожно спросила Изабелла.

Valle внимательно посмотрел на супругу, и осторожно кивнул.

– Так было надо. Они видели тебя… и заплатили сполна. Ты не будешь падать в обморок, солнце моё?

Сердечко Изабеллы радостно чирикнуло от последних слов, и она, зажмурив глаза, только помотала головой, отчего её волосы медной гривой засияли в солнечном свете.

– Я принимаю тебя таким, как есть. И давай поскорее забудем об этой неприятности.

Сказано – сделано, и через полквадранса парочка выехала на тропу.

Valle, держа едущую рядом супругу за ладошку, объяснял.

– Это вроде как более короткий путь, только через другие миры.

Изабелла покосилась на мрачные кряжистые деревья, поросшие тёмно-зелёным мхом, среди которых пролёг их нынешний путь, и боязливо заметила:

– А где демоны? – и чуть ближе прижалась к засмеявшемуся супругу.

– Да нет их здесь. Скорее эльфа или леани можно встретить, да они ко мне даже на полёт стрелы не подойдут…

А когда вышли в реальность, и в лица ударил свежий солёный ветер, то взгляду изумлённой донельзя Изабеллы предстал бескрайний океан, сердито и неутомимо гонящий седые волны на песчано-каменистый берег. От грохота прибоя сразу заложило уши, но на личике её было написано такое радостное удивление, что только ради этого стоило проделать путь в сотни лиг.

Чуть левее, на берегу укрытой от волн бухточки, обнаружилась небольшая рыбацкая деревенька. Судёнышки по случаю непогоды частью болтались на мелкой зыби в свинцовой воде бухты, а частью были вытащены на берег.

– Для починки, ваши благородия, – как пояснил попавшийся по дороге седой старикан с корзиной грибов.

Тётушка Фло, захлопотанная особа средних лет, не сразу признала племянницу. Но присмотревшись и услышав от Изабеллы несколько фраз, известных только семье, радостно всплеснула руками.

– Да как выросла, Белль, как похорошела! Добро пожаловать, сэр Valle, к нам в замок.

Супруг её, благородный рыцарь сэр Мортенсен, оказался грузным седеющим здоровяком. Пустой правый рукав его кафтана был заправлен за пояс.

– На той войне потерял, – нехотя пояснил он, настороженно присматриваясь к нежданым гостям. Однако, когда выяснилось, что молодая парочка ненадолго, до утра, да и денег одалживать не собирается, слегка подобрел.

– Манор у нас с Фло небольшой, степенно рассказывал он за ужином, – Село за холмами, да рыбацкая деревушка, через которую вы приехали.

«Всё верно», – думал Valle, поглощая немудрёную, но сытную пищу, – «И замок ваш скорее крепость, а не уютное жилище. И готов побиться об заклад, что тётушке Фло не в диковинку самой хлопотать по хозяйству. Впрочем, оружие начищено и гарнизон хоть и мал, но вышколен что надо».

Сложенный из громадных серых глыб замок по существу состоял из большой башни, вросшей в вершину каменистого холма. И если сравнить его с уютными и роскошными дворцами иных вельмож, то более был похож на закованного в латы сурового воина рядом с придворными щёголями. Впрочем – пограничье, тут надёжность и целесообразность испокон веков ценилась превыше всего. А сын рыцаря, плечистый парняга лет шестнадцати, блеском манер не отличался, равно как и обе сестры его. Но опытный взгляд с одобрением заметил на ладонях следы, которые оставляют только тренировки с арбалетом и иным оружием.

Изабелла, поблагодарив за угощение и тёплый приём, осведомилась, нельзя ли искупаться в море, мол «супруг мой волшебник, и обещал, что я окунусь в воды всех морей, что омывают Империю», тётушка хохотнула и сообщила, что есть тут заливчик…

Океанская водица оказалась по-северному холодна, зато в укромной бухточке, надёжно укрытой от ветра и волн, они наплескалась от души.

– Во всех морях, говоришь… – в шутку возмущался плавающий рядом Valle, – Ну ничего себе!

– А что, разве это неосуществимо? – Изабелла сделала такие кокетливо-умоляющие глазки, что оказать ей было решительно невозможно, и попавший в нежный плен волшебник в конце концов сдался и пообещал, что так оно и будет.

Возвращались в сумерках, мокрые и счастливые. Ветер с моря подхватил их и обнял, когда они выбрались на тропинку наверху, ведущую к замку, и повлёк за собой. Изабелла раскинула руки и, закрыв глаза, летела, летела на крыльях своего счастья. А Valle… он шёл рядом и просто любовался, наслаждаясь всем – погодой, молодостью, красавицей-женой. И покоем.

Наутро погода успокоилась. Изабелла, выглядывая в верхнее окошко башни, видела выходящие на лов рыбацкие судёнышки, храбро ныряющие на не совсем ещё улёгшихся волнах. Она терпеливо решила заплести косу и теперь делала это сама. Впрочем, под чутким руководством тётушки Фло. Чуть раньше тётушку втихомолку выловил одну на лестнице супруг племянницы и, сделав страшное лицо, сунул в руки тяжёленький мешочек серебряных цехинов.

– Молчать и слушать, – приказал он, – Это на хозяйство. Тут нас по дороге хотели ограбить… да не на тех нарвались. Изабелла согласилась, что вам нужнее будет.

– Молчать! – нажал он голосом, заметив возмущённо вскинутые было брови тётушки, – Если я обижусь…

Впрочем, о такой перспективе леди догадалась и, осуждающе, всё же покачав головой, шепнула «спасибо». Смущённо повертев в руках изрядную для небогатой рыцарской четы сумму, тут же умчалась к заветной ухоронке в подвалах.

Полдень застал парочку в такой дали от дома, да и от Империи тоже, что Изабелла только поёживалась от тревожного восторга. Впереди, у самых ног, плавились под солнцем мелкие волны необъятного восточного океана. Где-то далеко за ним, в невообразимой дали, раскинулись земли Древних, непонятных и вроде бы не совсем людей.

А позади простирались владения орков. Сотнями лиг отделяли они от кажущейся отсюда такой надёжной и уютной Империи. Бескрайними лесами и полями; горами, подпирающими небеса, и бездонными пропастями. Пустынями и редкими поселениями кровожадных полудиких существ, испокон веков наводивших страх на соседей. Прищуренные от яркого света глаза Изабеллы выражали просто-таки щенячий восторг – ведь она была в такой дали, где не могла бы и представить…

– Ну что ж, – прервал её восторженные восклицания Valle, после того как чутко огляделся и обследовал окрестности с помощью своей магии, – Поблизости никого, давай по-быстрому окунайся.

– В воды восточного моря, – с ехидцей добавил он, и уселся прямо на песок, в неверной тени прибрежных сосен.

Впрочем, по-быстрому не очень-то и вышло. Изабелла потянула с собой в воду и его, а потом её жутко напугал здоровенный краб, отчего-то вознамерившийся цапнуть прямо за пальцы на ноге. Никогда не видав подобных созданий, купальщица с визгом вылетела на берег и уже оттуда, из-за прикрытия надёжных плеч мужа, сконфуженно стала таращиться в лениво накатывающиеся мелкие волны. В конце концов Valle пришлось встать, отряхнуться от песка и, зайдя по колено в воду, выловить это вреднющее морское животное, которое вовсе и не подумало удирать.

– Ишь ты, непуганный, – он с удовольствием разглядывал свою бестолково машущую шипастыми клешнями добычу, держа её за панцирь, – А давай-ка его съедим?

– Что?!! – изумилась Изабелла, – Такую страшную, кусючую гадость ещё и есть можно? Ни за что!

Однако, видя, что муж вовсе не шутит, проворно собрала сухих сосновых веток, благо рядом. С некоторым недоверием, пристроившись рядом, она наблюдала, как Valle, сквозь зубы помянув Падшего так, что того в аду небось перекособочило, с усилием добыл огонёк на кончике пальца и разжёг костёр. Затем из бездонных седельных сум появился на свет котелок. За водой к ближнему ручью, правда, муж её сходил сам и тут же повесил посуду над огнём. Сыпанул в воду щепоть соли, да пучок укропа туда же не глядя забросил. Необидно посмеиваясь над округлившей глаза от изумления Изабеллой, он запустил в закипевшую воду незадачливого краба.

– Нет, ну ты серьёзно? – не унималась супруга, между делом отряхивая с плеч налипший песок, – Будешь это есть?

Valle усмехнулся, деловито помешивая варево палочкой, а сам убеждал, что будет, и с удовольствием. Затем он достал бокалы, салфетку и оплетённую бутыль белого вина, отлитую для удобства носки вместе с ручкой. Наконец, очередной раз заглянув в котелок, одобрительно буркнул что-то и отставил его от огня. Краб, уже буро-красного цвета, парящий, был осторожно выложен на походную деревянную тарелку.

Отломав здоровенную клешню, супруг тут же разделал её и, извлекя бело-розовое, одуряюще пахучее мясо, принялся смаковать, демонстративно выражая удовольствие. Озадаченно принюхавшись, Изабелла всё-таки пересела поближе. Проводив взглядом очередной кусочек, исчезнувший во рту Valle, не утерпела.

– Может, попробовать чуточку?

– Мгу… – муж одобряюще кивнул, и аккуратно поднёс ей ломтик. Принюхавшись ещё раз, супруга с видом мученицы осторожно взяла губами, пожевала, настороженно выискивая подвох. Но его не оказалось.

– Вау! Вкуснятина какая! А ещё можно?

Valle, добродушно посмеиваясь, тут же отломал для супруги вторую клешню. С непривычки повозившись, чувствуя как во рту скопилась слюна, Изабелла, сломав таки о колючий панцирь ноготок, всё-таки добыла себе изрядную порцию лакомства и тут же набила рот.

– Ой, что-то он маленький какой-то был, – она с хитрющей улыбкой посмотрела на мужа, когда от поживы остались рожки да ножки, – А вино осталось ещё…

Неужели счастье возможно?

Разведя руками и получив шуточный шлепок по спине в напутствие, супруг был препровождён в море с приказом не возвращаться без добычи. Но, к счастью, пара крабовых собратьев деловито сновала тут же на мелководье, за что и поплатилась.

– Во! – показал Valle обе занятые шевелящейся добычей руки, когда вышел на песок. Изабелла, в предвкушении потирая лапки, добавила хворосту в притухший было костер и вернула котелок на своё место над огнём. Заглядывая через плечо мужа на его священнодействя, она аж приплясывала от нетерпения. Заглянув ещё раз в исходящий ароматным паром кипяток, она наградила мужа поцелуем. Впрочем, он несколько затянулся… но пища не пострадала.

– Слушай, я и не знала, что такая жизнь бывает, – Изабелла, наплевав на все и вся правила этикета, облизала пальчики и сыто, с блаженством вздохнула. Лениво подошла к мелко плещущемуся морю, абсолютно не смущаясь своего вида, нежась в ласковом ветерке и солнце, всмотрелась в воду.

– Неужто ещё хочешь? – удивился муж, допивая вино из бокала.

– Ой, что ты, – рассмеялась Изабелла, – Просто высматриваю, не цапнет ли меня в отместку кто из крабовых собратьев, если я плюхнусь. А то вся извозюкалась в соке.

Вздохнув, Valle огляделся, взял одну из сосновых веток, что попрямее. С одной стороны заострил кинжалом вроде как для колышка. Подойдя к воде, пошептал что-то такое над палочкой, отчего у Изабеллы противно заныло под ложечкой. Зайдя неглубоко, он с усилием воткнул колышек в дно.

– Всё, теперь плескайся, только это не трогай. Теперь вся живность удирает отсюда изо всех ног, плавников, хвостов или что там у них растёт…

– Мог бы и не предупреждать, – не без ехидства заметила Изабелла, заходя в воду, – Я и так ни за какие деньги не прикоснусь. Уж кое-как соображаю, кто меня в жёны взял.

Зайдя по колено, обернулась лицом к берегу. Расставив руки в стороны, медленно откинулась назад и плашмя, подняв тучу сверкнувших в свете солнца брызг, именно «плюхнулась» в море. Солнце и взгляд мужа успели мазнуть по её точёной фигурке, и ещё неизвестно, что было нежнее.

Valle, вернувшись в тень, улёгся подперев локтем голову. Некоторое время с ленивой истомой наблюдал за резвящейся супругой, а затем задремал. Мутно-зелёный, туманный, пронизанный невиданным колышащимся светом сон поглотил его, потянул куда-то. Но всё-таки его потянуло куда-то вбок и вверх, и через некоторое время он выскочил, как поплавок из воды. Голова его покоилась на коленях Изабеллы, а её серые глаза нежно смотрели на него. Ласково поглаживая волосы мужа, она тихо-тихо напевала какую-то меленную, неимоверно старинную песню.

Некоторое время он слушал, прикрыв глаза, донёсшиеся из глубины веков искры прекрасного, а когда песня закончилась, вздохнул от избытка почему-то нахлынувших чувств и негромко, боясь спугнуть очарование, спросил.

– Это эльфийская? Так нежно и в то же время сильно…

Изабелла некоторое время смотрела на него своими отчего-то затуманенными глазами, а затем, стряхнув сладкое наваждение, засмеялась.

– Ну ты и грамотей!.. Чему ж тебя там учили, в твоём Университете?

– Убивать. И защищаться от тех, кто пытается убить. Напускать моровое поветрие и бороться с ним. Обращать в прах жизнь. Поднимать и допрашивать мертвецов, и упокаивать нежить всяческих видов. И многому другому, спасительному для друзей и гибельному для врагов. Гораздо менее интересному, что надо знать нек…

Посмотрев в его глаза, Изабелла увидела, что муж абсолютно серьёзен. Закрыв его губы нежным поцелуем, она затем шепнула.

– Давай не будем об этом, хотя бы в эти дни. Пусть они будут только моими…

Несколько мигов Valle всматривался в наклонившееся над ним прекрасное лицо, столь быстро ставшее таким родным, а затем потёрся щекой о руку Изабеллы.

– Прости, я забылся. Пошли купаться? – и, одним прыжком вскочив на ноги, подхватил на руки хохочущую супругу и понёс в море.

В конце концов Изабелла умудрилась с непривычки чуть обгореть на солнце, и перебралась в тень. Непринуждённо разметавшись в обворожительной наготе, она полулёжа, облокотясь на колени мужа, блаженно щурилась на переливающийся всеми оттенками – от лазурного до серого – океан, с деланным негодованием пресекая все покушения и поползновения в сторону своей обнажённой персоны.

– Я тебя настолько смущаю, дорогой мой?

Valle усмехнулся, и только погладил её по шелковистому от морской воды плечу. Зарылся носом в пахнущие солью и родным теплом чуть влажные волосы, и промурлыкал кое-что, не предназначенное для посторонних ушей…

Две нахальные чайки, нимало не интересуясь целующейся парочкой, деловито рылись в останках трапезы, квирркая время от времени своими резкими голосами. Изабелла лениво поглядела на птиц, прищурив глаза от яркого света, закинула руки за голову, ласково обнимая за шею своего супруга.

– И правда, непуганые…

В конце концов, уже вечером, их самих спугнул лениво ковыляющий по прибрежной тропинке орочий отряд, и парочка, тихо хихикая, смущённо ретировалась. После почти часа езды по весьма неаппетитно пахнущим и чавкающим болотам, перемежающимся с каменистыми пустошами, под тем низким, туманно-серым небом, какого никогда не бывает, путешественники вывалились во влажное тепло южной ночи. Звёзды на небе были столь ярко-заманчивыми, а протянувшийся меж них Мост Богов казался столь близким, что их, наверное, при должном желании можно было потрогать руками.

– Где это мы? – огляделась малость подуставшая Изабелла, пробуя ногой оказавшуюся восхитительно тёплой воду. Её фигурка, подобравшая складки платья, была столь обворожительна на фоне лунной дорожки, что Valle не сразу нашёлся с ответом.

– Жемчужный залив…

– Ой, – Изабелла от неожиданности потеряла равновесие, стоя на одной ноге, и чуть не упала в поутихшее к ночи зеркало воды, – Это самый юг материка, между Стигией и степняками?

Она выправилась и восхищённо повернулась к мужу. Оказывается, девушку учили не только музыке и хозяйству…

– Да, прелесть моя. Земли тут бросовые, всё больше неплодородные. Стигийцам вроде и ни к чему, да и кочевникам тут делать нечего, – он первым делом прощупал округу на предмет нежданых встреч и, вполне удовлетворённый отсутствием кого бы то ни было кроме них двоих, стал разгружать лошадей, – Вот когда война, тогда они через эти места и хаживают друг к другу.

– Но гораздо севернее, – поспешил добавить он, видя тревожное выражение лица Изабеллы, – Там с гор ручьи сбегают, родники есть, трава для лошадей. А тут – пустыня пустыней… Кое-где деревья да кустарник.

На ночлег они устроились прямо в прибрежной рощице пыльных и волосатых фиговых пальм, как их назвал всезнайка Valle. Их громадные, странно шелестящие листья тихо покачивались над головами, то закрывая, то открывая звёзды. И какую извечную сказку рассказывали они зефирному дуновению ночного ветерка, слышали только эти двое…

– Я бы сам не додумался до такого замечательного путешествия, – шепнул Valle привычно устроившейся на его плече Изабелле, – Думал просто по Империи поездить… Спасибо.

Его драгоценная половина блаженно потянулась, и тут же с чисто женским кокетством ласково куснула в нос.

– Маменька так и говорила. У вас, мужчин, мысли слишком… прямые, что ли. Воевать, пить, приставать к кому ни попадя… Ну вот, что я и говорила! – притворно возмутилась Изабелла и ласково впилась коготками в руку мужа, – Давай сегодня просто отдохнём, я немного устала…

После некоторых препирательств согласие было установлено, и нежная подруга, зарывшись носом в шею своего благоверного, не без доли ехидства, продолжила.

– Так вот, муж-объелся-груш, маменька учила, что управлять вами нужно, и неустанно. Направлять на путь истинный, вдохновлять на свершения, дабы вы ради нас совершали не то, что вы называете подвигами, – Изабелла при этих словах пренебрежительно фыркнула, – А дело делали.

– И при этом нас не забывали, – добавила она и ласково потёрлась щёчкой о плечо мужа.

– Интересно как! – возмутился было Valle, а затем насторожился, – А зачем, милая, ты мне это рассказываешь?

– А разве между нами может быть неискренность? С какой бы то ни было стороны?

Супруг долго молчал, глядя на вечные, любопытно прислушивающиеся звёзды. Чуть подмаргивая, они разноцветной россыпью драгоценностей летели в безбрежном чёрном бархате Ночи, оттеняя её извечную красоту и загадочность.

И наконец шепнул.

– Да, радость моя, не должно быть и не может…

– То-то же! – Изабелла ласково чмокнула мужа. Чуть поворочалась, устраиваясь поудобнее, – Спокойной ночи…

Среди ночи Valle проснулся, потревоженный крабом-отшельником, которому вздумалось пошнырять по берегу и при этом нарушить квадрат охранных заклинаний. Брезгливо отбросив нарушителя подальше, он призадумался, сонно щурясь на залитый лунным светом огромный залив и белеющую полосу прибрежного песка. Пока вспомнил, что тут надо добавить к заклинаниям, чтобы они не только сторожили, но и отгоняли разную мелочь, в изобилии снующую возле границы воды и суши, сон вроде как прошёл, и трубочка, набитая душистым табаком, пришлась очень кстати.

Попыхивая дымком, Valle прошёлся по границе сторожевых заклятий, обновляя и переделывая их. С удовлетворением пронаблюдал, как очередной мелкий бродяга, как бы не тот же самый, наткнувшись на невидимую полосу, боком, боком принялся удирать. Проводив его струйкой дыма, волшебник удовлетворённо кивнул и аппетитно, с хрустом, потянулся. Вернулся к месту ночёвки, осторожно укрыл разметавшуюся во сне жену и, подумав, тоже улёгся рядом – досыпать.

Изабелла проснулась с ощущением никогда доселе неизведанного неимоверного, как она сама сказала, аппетита. С лихостью умолотив приготовленный мужем завтрак, сразу полезла в воду.

– Ой, да она такая тёплая здесь! – возмутилась она, резво плескаясь на мелководье.

Valle лениво усмехнулся, обгладывая ножку копчёной курицы, благоразумно прихваченной ещё из Хлопотушек.

– Это что, – сообщил он и указал куриной косточкой куда-то за лениво плещущийся под утренним солнцем залив, – Когда ветер со стороны Харада подует, то тогда тут просто пекло.

– А туда мы пойдём? – между делом спросила Изабелла. Она таки нашла раковину, соответствующую описанию жемчужной устрицы, рассказанному Valle, и деловито принялась её разделывать кинжалом. Кр-рак! Створки подались, и разочарованная добытчица вытащила на испачканную слизью ладонь какую-то мутно-серую, неправильной формы горошину.

– Фу, я думала, тут и в правду жемчуг! – с негодованием воскликнула Изабелла. Тут же зашвырнула свою добычу подальше в море и полезла опять плескаться, всё-таки высматривая опять.

Муж угорал со смеху, валяясь под пальмой и меж делом следя за женой.

– Слушай, ну я же не знаю, как там их различают ловцы жемчуга, – он кое-как отдышался, – Да и зачем тебе сырой жемчуг? В столице я тебе хоть пригоршню обработанного куплю…

А сам выводил палочкой на песке какую-то трёхэтажную заковыристую формулу.

– А я хотела сама добыть. И вообще, друг мой сердешный, – Изабелла наконец-то вылезла из воды и, нимало не смущаясь, подошла. Осторожно перешагнула через надписи, роняя серебристые капли, и присела рядом, – Надо же позаботиться о содержимом моей будущей шкатулки для драгоценностей…

Valle угукнул, приписывая какой-то значок, когда наконец-то смысл слов супруги дошёл до него. Он поднял на неё глаза.

– Вообще-то, добывать деньги это моя забота. Твоя – их тратить.

– Надо же! – сначала возмутилась Изабелла, а затем рассмеялась и стала сушить волосы, – Такой подход к семейному бюджету мне нравится. А всё-таки, есть тут в море сокровища? Затонувшие корабли там, или пиратские клады? Интересно же – столько читала об этом…

Хмыкнув, Valle подошёл к кромке воды, и мелкая волна тут же лениво лизнула его босые ноги. Какое-то заклинание тихо слетело с его уст и ушло вдаль, за ним ещё, и ещё одно.

– Да, золота и камушков тут на дне полно, – он наконец повернулся к загорающей на песке супруге, – Только вот – морское волшебство не по моей части.

Изабелла сделала вид, что надула губки, но надолго её не хватило. Весело рассмеявшись, она принялась расчёсывать свои подсохшие волосы.

– Кстати ты, дорогой мой, не озаботился запасной одеждой для своей драгоценной супруги.

Valle посмотрел на платье, небрежно брошенное на песок. В самом деле, батист и бархат ни по прочности, ни по стилю не годились для путешествия. Подол с одной стороны даже разошёлся, а левый рукав висел на честном слове. Повертев в руках то, что уже с трудом можно было назвать одеждой, он достал кинжал и принялся орудовать.

– Эй, милый, ты не увлёкся? – Изабелла обеспокоенно приподнялась на песке, глядя за лихими манипуляциями мужа.

В конце концов он показал на руках нечто, весьма свободное, навроде сарафана Жанетты, но на бретельках вместо плечиков с буфами. И длиной оказалось изрядно выше колен, когда смеющаясья Изабелла скользнула в него.

– А ничего, – одобрила она, – Не жарко и не жмёт. Правда, матушка если увидит, с ней сердцебиение сделается, если не чего хуже. В обморок хлопнется.

– От ужаса или от зависти? – невозмутимо спросил Valle, критически оглядывая супругу, – А знаешь, тебе идёт – в этом ты выглядишь красивой и желанной женщиной, а не придворной дамой-пугалом.

Супруга повертелаясь, тоже оглядев себя насколько возможно.

– А знаешь, может и от зависти, – улыбнувшись, сообщила она. Повесив втрое полегчавшую обновку на воткнутую в песок пальмовую ветку, она разбежалась и с визгом-хохотом, опять прыгнула в ласковое тепло воды, благо там всё-таки было прохладнее.

Рано или поздно приходится признать, что не всё оно так хорошо, как хотелось бы, и как подтверждение этого тезиса, запасы еды подошли к концу. Valle со вздохом оседлал осоловевшего от жары и безделья коня, облачился в чёрные облегающие брюки и такого же цвета сапоги. Натянул на загорелые плечи слегка потерявшую белоснежность рубашку. За спину повесил неразлучный меч, на пояс тяжелый кошель, набитый тем, для чего вещь была предназначена, и запрыгнул в седло.

Изабелла, весело посмеиваясь, примостилась у мужа на коленях.

– Пусть моя Звёздочка побудет здесь?

Муж пожал плечами со сразу размокшей рубашкой, и накрыл лагерь заклинанием невидимости. Оглядев последний раз притихшие под утренним, но уже беспощадным солнцем окрестности, кое-как заставил двигаться своего обленившегося коня. На том берегу залива находился небольшой портовый городок стигийцев, но расстояние тут значило мало, даже с учётом объезда по берегу, и менее чем через квадранс парочка вынырнула в реальность из чахлой пальмовой рощицы в виду крайних городских хибар.

Смуглые, загорелые почти до шоколадного цвета местные, хоть и не проявляли особых восторгов по поводу явно белокожих приезжих чужаков, но спасибо, хоть не кидались с оружием. Пялились, и всё. Лишь одуревший от солнца и жары патруль на базарной площади, где заковывали в колодки какого-то несчастного, проявил какое-то внимание к диковинно выглядящей парочке. Но выходить из-под тени, образованной навесом у колодца, и не подумали.

Valle с ходу, не слезая с коня, чуть ощутимо для Изабеллы напрягся, выписал пальцем в воздухе какую-то светящуюся руну. Дунул на неё, и странный волшебный знак поплыл в жарком мареве к растерянным стражникам, озадаченно почёсывающим бритые затылки под яркими тюрбанами. Не долетев, руна рассыпалась зелёными искорками, сопроводив этот махонький фейерверк затихающим, как звук серебрянного колокольчика, весёлым смехом. Затем баронет показал солдатам пальцем на свою супругу, а потом показал им кулак. Затем подумал, и швырнул в сторону старшего из них приветливо блеснувший в лучах солнца золотой цехин.

Обрадованные стражники усердно закивали, показывая, что присмотрят – с леди и волосок не упадёт, и только тут понятливая Изабелла соскользнула наземь. Оглядевшись, она вполне резонно заключила, что снабжение провиантом мужчинам лучше не доверять, и что начать всё-таки нужно с палаток, торгующих одеждой и предметами гигиены. Тощий купец в первой лавке обеспокоенно посмотрел на рыжую красавицу без чадры и кошелька, беззастенчиво роющуюся в дорогих товарах. Затем старательно отвёл непроницаемые восточные глаза от мини-платья покупательницы в сторону.

Valle, улыбнувшись растерянному купцу в неизменной чалме, успокаивающе похлопал по приятно звякнувшему кошельку, и тоже спрыгнул с коня, рассудив, что и ему не обязательно торчать на солнцепёке. Взяв за повод, пошёл в тень под навес. Тут уже закончили с темнокожим грязным мужичонкой в одной набедренной повязке, надев ему разборную деревянную колодку, удерживающую руки и шею, а теперь примеряли такую же к замурзанному мальчишке лет шести-семи, размазывающему слёзы по грязным щекам. Подходящего размера всё не находилось, и потеющий от жары и ярости плотник негромко ругался сквозь зубы.

– Толмач! – бросил баронет международно известное слово, и в пальцах его появилась серебряная монетка.

Словно из-под земли, в воздухе перед ним соткалась тощая фигура в пыльном, выгоревшем белом бурнусе. Переводчик, обязательно имеющийся в каждом порту, чуть поклонился уважительно, сложив ладони, и монетка тут же упала в них.

– Что благородному господину угодно? – привычно-профессионально забубнил он, безошибочно угадав в странном волшебнике дворянина и уроженца Империи.

– Что тут происходит? – Valle указал взглядом на заковываемую в колодки парочку.

Толмач мелкой рысью подбежал к стражникам, потарахтел с ними негромко, и так же юрко вернулся.

– Осмелюсь сообщить, благородный господин, – зачастил он, – Презренного Саиба продают в рабство за воровство. А поскольку штраф он уплатить не может, то и дочь его тоже.

Баронет неодобрительно покачал головой, поглядывая на несчастных.

Изабелла, которую сопровождали двое вертлявых мальчишек-носильщиков, уже нагрузила коня несколькими тюками и свёртками. Соблюдая здешнее почтение к мужьям, она тем не менее посмотрела на супруга так, что тот понял.

– Погодите! – негромко, но властно бросил он, и поманил пальцем старшину стражников. Тот поспешно, уже предвкушая развлечение и прибыль, но всё же сохраняя по мере сил приличествующее стигийскому воину достоинство, подошёл.

– Я хотел бы выкупить эту худышку и подарить своей молодой жене! – мысль была выражена ясно и в то же время с намёком.

Толмач бесстрастно перевёл. Старшина нахмурился, посопел, и коротко что-то бросил.

– Благородный господин, этот воистину уважаемый стражник говорит, что ваше пожелание противоречит нашим законам, – и тут же переводчик заметно вспотел отчего-то, заметив, как недовольно приподнялась бровь его нанимателя.

– Сколько стоят ваши законы?

Толмач посерел от страха, но кое-как, убитым голосом перевёл. Стражник коротко рыкнул, выразительно положив ладонь на эфес сабли, а другой рубанув в воздухе, и заговорил. Толмач, вжимая голову в плечи и проклиная в душе свою жизнь, тоже забормотал.

– Подкуп стражи, неуважение к священным законам…

Неизвестно, до чего они ещё бы договорились, если бы умница Изабелла не шепнула пару фраз в пыльное ухо переводчика. Тот окончательно стушевался и стал о чём-то шептаться с переменившимся в лице стражником.

Наконец, они пришли к общему мнению, и толмач забубнил.

– Благородный господин, за рабыню и улаживание формальностей надо отдать пять таких же золотых монет, как вы подарили уважаемому стражнику, да продлит Сет его дни.

Голос его вроде бы даже не перекрывал ленивого, полуденного базарного гама, и всё же обладал тем преимуществом, что как-то ненавязчиво, но понятно доносил слова прямо до ушей.

– Пять золотых? – удивился баронет, протягивая слова, – За тщедушную девчонку?

– Дорогой, – капризно надув губки, великолепно сыграла свою роль Изабелла, – Подари мне её.

– Ладно, – смилостивился Valle и отсчитал в ладонь старажнику пять золотых монет, добавил ещё две.

– Старшине стражи и тебе, толмач. За то, чтобы вы о нас сегодня же забыли.

Беспрестанно кланяясь, тот перевёл. Стражник улыбнулся белозубой улыбкой, но кланяться не стал – отдал воинский салют. По его приказу во мгновение ока выписали какой-то документ на клочке папируса, смотались на подпись и печать к местному бею, и с поклоном вручили бумагу и покупку баронету.

Изабелла аристократично наморщила носик, обнаружив, что от преданно глядящей в глаза смуглой девчонки просто-таки невыносимо по жаре несёт потом и благовониями. Наскоро купив ей несколько одёжек и красивые башмачки из кожи буйвола, потихоньку, обезлюдевшими по жаре улочками выбрались из города.

Valle вёл в поводу увешанного свёртками и тючками коня, а рядом шли обе, гм, женщины и втихомолку приглядывались друг к дружке. Наконец, удалившись от города по раскалённой дороге, Изабелла не выдержала и задорно расхохоталась. Смуглокожая девчонка сначало растерянно переводила взгляд с одного из супругов на другого, а затем и сама осторожно, как мышонок, улыбнулась.

Когда прибыли на место и волшебник небрежно снял с лагеря и лениво пофыркивающей Звёздочки заклятье невидимости, глаза у девчонки от удивления стали окончательно круглыми, как полная луна. А когда Valle, аккуратно примерившись, кончиком кинжала сковырнул с её худущей шеи медный, свежезаклёпанный рабский ошейник и под одобрительным взглядом супруги зашвырнул далеко в море, даже открыла рот.

Затем баронет разжёг небольшой костерок из нескольких щепок, сунул в руку девчонки папирус с купчей и властным жестом указал на пламя, та удивлённо протарахтела, в сомнении вертя в ладонях свиток.

– Эце тхели суани?

Изабелла улыбнулась, прислушиваясь к мелодичным, напевным и совершенно непонятным словам, и кивнула, тоже показывая – в огонь! Молодая стигийка, испуганно вжав голову в плечи, осторожно протянула руку с папирусом к костру, глядя на госпожу и каждый миг ожидая злорадной насмешки и побоев. Чуть помедлив, осторожно разжала пальцы, уронила своё рабство в огонь и закрыла глаза.

Несколько мигов ничего не происходило, лишь обрадованный пищей язык пламени радостно трещал, поглощая свою добычу. Наконец, девчонка открыла глаза и сторожко осмотрелась. Госпожа с волосами цвета благородной меди уже добыла из узлов кусок благородного яблочного мыла, большое мохнатое полотенце и прямо-таки устрашающих размеров полированный черепаховый гребешок. А её молодой, но вовсе не страшный и улыбающийся господин поманил рукой к ручью и показал ладонями – умываться!

Девчонка тут же упала на колени и принялась целовать ноги своей хозяйке, и отвлечь её от этого занятия удалось с изрядным трудом.

– Вот же забитый народ, – ворчал Valle, таща её к ручью.

Дважды пришлось намыливать и окунать дрожащую от холода и страха девчонку в ручей, а волшебнику пришлось применить одно из своих изменённых и ослабленных заклинаний, чтобы избавить её от насекомых в волосах – извечных спутников бедности. Наконец, мучения ребёнка окончились, и изрядно посветлевшая, она была целиком завёрнута в полотенце и, совсем уже растерявшаяся, на руках баронета приехала в лагерь, где Изабелла мигом организовала такой пир, что дитё снова испугалось и даже всплеснуло от удивления руками.

Изабелла с Valle обменялись взглядами и улыбками, и с трудом заставили девчонку поесть как следует. А затем в тени пальмы состоялся маленький урок, в результате которого осоловевшая от сытости маленькая стигийка научилась выговаривать «каспажа Исабелль» и «каспадин баронетт», а также выяснилось, что её зовут Ки-Тон-Сет.

– Если я правильно понимаю, Ки – это её имя, Тон – родовое, а Сет – она родилась в год бога Сета. А было это… – он посчитал, рисуя чёрточки на бело-золотистом песке, – восемь лет назад, если я не путаю стигийский двенадцатилетний календарь.

– Да, похоже, что так и есть, – согласилась супруга и, с сожалением отодвинув очередной бокал изумительной вкусности местного сока, явно снова собралась плескаться в море.

– Один вопрос, дорогая, – улыбнулся Valle, – Что ты там шепнула толмачу, что он чуть от страха прямо в бурнус свой не … обделался ?

Изабелла победно усмехнулась, – Да ничего особенного. Что ты очень сильный колдун, друг самого принца, и вообще – вправе сравнять этот городишко с землёй и ничего тебе за это не будет. Даже если узнают, так – пожурят немного за шалость, и всё.

И, пока супруг отходил от приступа хохота, удрала в ласковую и тёплую воду. А когда, наплескавшись вволю, наконец соизволила выйти, баронет коснулся пальцами плеча изнывающей от безделья малышки-стигийки, указал ей глазами на полотенце и – на весело отряхивающуюся от воды жену. Смышлёная Ки-Тон-Сет поняла и сделала всё правильно.

Вечером, когда полыхающий золотым светом лик благословенного Риллона спрятался где-то справа, если смотреть в сторону залива, после ужина и короткого, совещания Изабелла и Valle единогласно переименовали девчонку в Кито, благо она не особо и сопротивлялась, и в конце концов покорно кивнула темноволосой головой. Она уже малость освоилась, уяснив, что положение служанки куда лучше, чем быть рабыней, и старалась угодить, как могла. Только страшно боялась помять своё новое платьице из зелёного харадского шёлка, которое подарила ей госпожа, и которое по общему мнению, очень Кито шло.

Баронет курил, неторопливо пуская колечки дыма в сторону Луны, а сам небрежно вырезал из прихваченной по пути ветки палисандрового дерева фигурку сидящей кошки. Сидящая напротив Кито с восторгом следила за его ловкими пальцами – ведь в Стигии почитают кошачьих ненамного меньше, чем самого Сета!

– Завтра, наверное, уйдём, – проронил Valle, тщательно наводя последние штрихи своим кинжалом, – Похоже, ветер переменится, и задует с полудня. Тогда тут будет как в печи.

– А куда, дорогой? – осведомилась Изабелла, укорачивая и подгоняя по своей фигуре купленное в городе платье. Кито хотела было помочь, но ей дали понять, что сегодня она от работы освобождена, и девчонка, пожав худенькими плечами, уселась рядом с остальными у костра.

Valle сунул кинжал в ножны, отложил трубку и заключил готовую фигурку в свои ладони. Накрыл, прошептал что-то, затем ещё, и к неописуемому восторгу обеих девиц, глаза махонькой кошки засветились в полумраке яркими зелёными огоньками.

– Вау! – не сдержала радостного удивления нахватавшаяся словечек Кито а затем, спохватившись, покорно потупилась и прикрыла дерзкий рот ладошкой. Изабелла, которой муж преподнёс готовую фигурку, некоторое время с восхищением рассматривала её, поглаживая пальчиками, а затем, взглядом попросив у супруга прощения, подарила Кито. Малышка сначала не поверила, широко раскрыв от удивления чёрные глаза. А затем снова бухнулась на колени и принялась благодарно лопотать, бережно прижимая к себе ладни со спрятанным в них подарком.

В это время Valle достал и развернул карту. Его палец отметил точку на Северном море, потом на восточной части материка. Постучал по голубому заливчику на юге, а затем указал куда-то в область Серединного Моря.

– В остальные места не стоит соваться, – буркнул он.

– Даже тебе, дорогой? – спросила Изабелла, закончив шитьё и невозмутимо примеряя белое шёлковое платье.

– Особенно мне, как чёрному магу, – подчеркнул её супруг, блестя глазами, – А к твоему загару идёт белое, радость моя! Ты в нём очень красивая и немного таинственная… А ну, иди-ка сюда!

В конце концов Кито засмущалась и совершенно верно сделала, что прихватила одеяло и отправилась спать к лошадям, к которым, как оказалось, питала необьяснимое пристрастие.

Равно как и они, сразу и без выбрыков принявшие её.