Валерий Иващенко
Маленькая ведьма
Моей дочери, из споров с которой и родился этот роман, ПОСВЯЩАЕТСЯ
Часть первая
Пустоцвет
— Проснись, Сопля, пора!
Тихий шепот под сводами полуразваленного здания привел к тому, что груда истлевшего тряпья в углу начала шевелиться. Это продолжалось до тех пор, пока оттуда, в почти полностью сгустившиеся сумерки, не выбрались две щуплые, одетые в рваные лохмотья фигурки. Та, что была чуть выше и откликалась на столь лихую кличку, потянулась. Зевнула со вкусом и, встряхнувшись, словно собака, отгоняющая от себя сон, скользнула к окну.
— Линн, да рано совсем — вон, вторая стража еще не сменилась.
Второй обитатель городских трущоб только презрительно фыркнул в ответ. Это была девочка-подросток лет пятнадцати. Она обладала той прирожденной грацией, столь необходимой танцору и фехтовальщику, которую невозможно было не заметить даже в потемках. Девчонка тоже прильнула к замызганному подобию подоконника, огляделась и даже принюхалась к еще холодному воздуху весенней ночи.
— Чушь все собачья, что Упырь придумал, — погорим в два счета. А потому слушай сюда…
Сопля, парень лет шестнадцати, хмуро и недоверчиво слушал негромкий шепот, время от времени почесываясь и шмыгая вечно сопатым носом — словно оправдывая свою кличку.
— Слышь, Линн, ты это тово… лихо придумала. А как через крышу — там же фонарь? Да и веревку туда не закинуть — высоко очень.
— Ты, дубина, про мою Синди забыл. Зря я, что ли, дрессировала ее цельными днями, когда работы не было? — И с этими словами Линн, так звали девчонку, заботливо вынула из-под своих лохмотьев дрорду.
Почуяв холодный воздух, маленькая сородичка великих драконов — несравненно меньшая, но такая же царапучая и агрессивная — недовольно пискнула. Так же, как и ее большие собратья, самочка дрорды умела плеваться огнем и тоже отличалась недюжинной сообразительностью. Красивого цвета старой, чуть позеленевшей, но еще блестящей бронзы, Синди встрепенулась, цапнула легонько, для порядку, хозяйку за палец и своенравно вскарабкалась по рукаву на плечо. Расположившись на привычном месте, дрорда хамски зашипела на Соплю, широко разевая маленькую пасть с острыми зубками.
Тот отшатнулся от неожиданности, но Линн уже достала и всучила ему другой предмет — это была бухточка тонкой, но прочной веревки с завязанными через небольшие промежутки узелками и легким крюком на одном конце.
— Ну, ты ва-аще… — восхищенно заметил Сопля, разглядывая оснастку, и вновь шмыгнул носом.
Тем временем Линн снова порылась под лохмотьями, и в тусклом свете луны из-под одежды появилась половинка почти свежей лепешки. Девчонка быстро сжевала ее, причем рыбная начинка досталась оживившейся и явно обрадовавшейся Синди, а затем вытерла ладошки о себя. Напарник тоже подкрепился ломтем хлеба с тонкой полоской вяленого мяса, а потом поделился с Линн двумя глотками воды из предусмотрительно припасенной бутылки.
С башни далекой ратуши донеслись одиннадцать ударов колокола.
— Пошли? — озабоченно просипел Сопля.
Девчонка кивнула, и пара сорванцов неслышно выскользнула из укрытия наружу. Они привычно петляли по темным подворотням улицы, которая изобиловала зигзагами, чтобы не давать разгона и простора вражеской коннице, если таковая ворвется в город. А в многотысячелетней и весьма бурной истории Сарнолла, города, где жили Линн и Сопля, такое бывало не раз. Дважды его вообще поднимали из руин, лет пять он даже был столицей, где правил самозванный король Фалерн, но это было в прошлом веке. Город весьма велик, он раскинулся по обоим берегам в устье реки Изели — это очень удобное место, если спускаться с гор в леса, и к тому же Сарнолл является великолепным портом.
Многие знатные соседи жадно да алчно поглядывали на Сарнолл, и многажды он менял покровителей. Его грабили и жгли, облагали данью и непосильными налогами, но люди все равно жили в великом древнем городе. Тем более что Мост — последнее творение почившего в истории Ковена Магов — по-прежнему незыблемо стоял, соединяя оба берега своей несокрушимой каменной громадой.
Туда-то и держали путь два малолетних правонарушителя: а в том, что это были именно они, не возникло бы ни малейшего сомнения ни у обывателя, ни у стражника, если бы они оказались настолько глупы, чтобы посетить этот квартал в такое время. Юркие и не ведающие еще о безносой, не знающие страхов и сомнений, они миновали без приключений и трущобы, и кварталы работного люда — ведь Сарнолл славился своими мастерами.
И лишь на подходах к Мосту, где Площадь Тернака изрыгает из себя широкую и тянущуюся на ту сторону, в чистую половину, улицу Старого короля — в заросшем буйной сиренью скверике, выходящем на величественное здание Белого Банка, Сопля чуть не вывалился из кустов прямо на городской патруль. Служаки тихо сидели на скамье под густой акацией и с немалой сноровкой, делавшей им честь, употребляли «для поднятия духа».
Востроглазая Линн вовремя дернула напарника назад, подсекая его под коленку, чтобы тот как можно тише опустился на землю. А затем она швырнула вверх свою подругу Синди. Та весьма небезуспешно изобразила из себя случайно переполошившуюся птицу, ибо размерами хоть и превосходила воробья, но с вороной потягаться на равных без выпускания огня никак не могла.
Шумно захлопав крыльями и кувыркаясь от броска бесцеремонно запустившей ее в полет ладони, дрорда сразу выправила свое скольжение и, скрывшись в тени, описала за деревьями круг. Тихо подлетев сзади, она пощелкала челюстями, фыркнула что-то негодующее на ухо хозяйке и снова привычно уселась на плече.
— Умница, Синди, — еле слышно выдохнула Линн, и расслабилась. Стражники захохотали во весь голос над какой-то своей замысловатой соленой шуткой, поэтому не обратили внимания на странное поведение ночной птицы.
Наконец сброд, из которого только и состояли эти якобы рьяные ревнители порядка, поднялся на ноги. Подобрав железо, солдаты бодро замаршировали по булыжной мостовой дальше — через площадь, к кварталу кузнецов.
А приободрившаяся девчонка пребольно ткнула сконфуженного напарника под ребра, да еще и кулачком пригрозила. Обычно доставалось, наоборот, ей, но сейчас сплоховал Сопля, и потому в ответ он лишь замахнулся для острастки.
Вновь двое потянулись к своей не видимой пока цели. Под телегой рыбаков, спешащих доставить вечерний улов в гостиницы и дворянские дома, чтобы господа поутру могли полакомиться свежей рыбкой, Сопля и Линн благополучно миновали залитую лунным светом площадь и, наконец добрались до Моста.
Сие сооружение настолько величественное, огромное и древнее, что заслуживает отдельного рассказа. Шириной Мост раза в три более проезжей части, весь изъязвленный какими-то выступами, грандиозными статуями да отнорками, которые располагались в самых неожиданных местах. Это место давно уже завоевало статус отдельного квартала, так как длина его составляла почти лигу и магией оно было пропитано до последнего камня. Мост несокрушимо стоял уже третье столетие, давая приют многим нищим и попрошайкам этого города.
Здесь, в спрятавшихся от нескромных взоров хибарах и отгороженных закоулках, рождались, жили и умирали многие поколения людей. Здесь были забегаловки, ночлежки, и даже старьевщик Пьяттро открыл тут свое дело. А под гранитным барельефом, который был посвящен стершейся из людской памяти битве, за узким лазом скрывалась целая гильдия попрошаек и нищих. Между прочим — не самая презренная и отнюдь не самая бедная гильдия.
Однако все это разнообразие мало волновало Линн, когда она по внешнему парапету с ловкостью никогда не виданной горной козы (просто ходило в языке такое сравнение) миновала патрулировавшийся въезд на Мост. Сопля последовал за ней и чуть не расцарапал руку о край одной из глыб, составляющих сооружение, за что и получил еще одну награду — полновесный подзатыльник.
Нужно заметить, что Сопля был не совсем ее напарником. Хотя вовсе не тем, о ком могли бы подумать особо извращенные любители малолеток — ничего такого. Все дело было… да во многом. Начать хотя бы с того факта, что Линн не знала ни родителей, ни какого она роду-племени и отличалась от других девиц и прочих особ женского пола.
В Сарнолле и окрестностях преобладал знакомый и очень полюбившийся тип женщин: пышнотелые и светловолосые, с весьма заметными соблазнительными округлостями в нужных местах. А пятнадцатилетняя (более точно не знал никто) Линн даже в таком возрасте отличалась темными, почти черными волосами и худощавостью. Но пуще всего — той самой бросающейся в глаза грациозностью, что проявлялась в каждом жесте и движении.
— Дурное семя, проклятая кровь, — плевались вослед ей женщины и старухи Воровской гильдии. — Не иначе как кто-то из Древних с твоей мамашей позабавился, чтоб ей пусто было!
Как бы то ни было — возможно, эти старые кошелки не так уж были неправы в своих предположениях, а Линн выделялась на общем фоне как породистая гончая в стае блохастых дворняг. Хотя, если поразмышлять, в этом положении можно было найти и приятные стороны.
Девчонка прекрасно знала, чем любят забавляться с ее сверстницами и более великовозрастными девками мужчины. Но ее как-то обходили стороной похотливые взгляды подвыпивших домушников и карманных дел мастеров. Да и природа пока не спешила наделять Линн женской статью — она так и оставалась больше похожей на ловкого и проворного подростка.
Никто толком не знал, кто такие были эти Древние. Их упоминанием пользовались как ругательством. От старого Зугги, что делал воровскую оснастку, а после нескольких хороших глотков становился не в меру словоохотливым, Линн слыхала, что кое-где в глухих местах встречаются остатки сооружений этого таинственным образом исчезнувшего, неведомого племени. Сам Зугги, кстати, был из дальнего города в предгорьях — из Игфаррена. Но ему там стало немного жарковато, так что бывший кузнец, промышлявший изготовлением нестандартного инструмента, благоразумно перебрался сюда и теперь иногда забавлял слушателей, в том числе и Линн, своими россказнями.
Другая же причина, за которую ее в гильдии ценили и ненавидели, — это невероятная, прямо-таки сверхъестественная удачливость Линн. Было ли тому причиной острое обоняние или же чутье на опасность, а, может быть, способность неплохо видеть в непроницаемой для других глаз темноте (о последнем Линн благоразумно помалкивала, хотя Упырь, как за глаза называли первого мастера и хозяина гильдии Салдана, наверняка догадывался), но ушки и ноздри девчонки еще не знали ужаса встречи с клещами палача. А ведь почти все обитатели ночного притона хоть раз, да попадались…
В общем, сколько Линн себя помнила, она никогда не покидала Сарнолла. Если кто и мог бы пролить свет на тайну ее рождения или младенчество, так это и был нынешний повелитель всего городского отребья, нервный и злой тип по прозвищу Салдан. Но он имел весьма похвальную и благоразумную привычку помалкивать, а сама Линн с расспросами не приставала, да и вообще старалась держаться со всеми рядом, но при этом оставаться в тени.
Так вот, именно Сопля, раздосадованно облизывающий ссадину на ладони, сменил обучавшую Линн нелегкому воровскому ремеслу девчонку Баррану только осенью прошлого года. Баррана несколько отяжелела. Короче говоря, стала не такой ловкой и проворной с годами, как прежде, а посему перешла на роль наставницы молодежи. И теперь новый напарник не столько помогал, сколько присматривал за строптивой и своенравной девчонкой, а без него Линн, прекрасно усвоившая нелегкие уроки стервы-Барраны, с успехом справилась бы и сама.
Разумеется, удирать из города или учудить еще какую-нибудь подобную неожиданность чернявая полукровка не собиралась — некуда было бежать.
Но она, повинуясь еще какому-то не до конца оформившемуся инстинкту, не спешила посвящать Упыря в такие тонкости, а предпочитала держать его в легком напряжении…
Мало-помалу, петляя меж ветхих построек и непонятно зачем выточенных из камня гигантских пальцев, эта парочка миновала Мост. Идти дальше поверху означало попросту нарваться на неприятности, А посему, не мудрствуя лукаво, Сопля зацепил за край перил крюк, сбросил вниз разматывающуюся веревку, и они спустились прямо к тому месту, где на мелководье лениво плескались шаловливые волны Изели, а туман пах сыростью, гнилью и тиной.
Само собой, место под Мостом было давно занято и даже обжито. Из темноты к Линн стали приближаться темные фигуры, прячущие за спинами нечто острое и, скорее всего, незаконное. Но Сопля шепнул тем несколько слов — то ли пароль, то ли еще чего — и фигуры исчезли в ночи так же быстро и незаметно, как и появились. Линн ни к чему не прислушивалась — она была занята. Но умница Синди не подкачала: сверху на девчонку упала веревка, а рядом о прибрежную гальку тихо звякнул освобожденный дрордой крюк.
Смотав снасть, Линн вручила моток угрюмо посапывающему напарнику и следом за ним вскарабкалась по прибрежной насыпи.
Это была уже «чистая» половина — господская часть города. Дома и особняки знати, купцов и богатеев. Банки и гостиницы, театр и даже неслыханное дело — музей древностей. Правда, в последнем почти не было ничего интересного: что не выгребли соратники пробирающейся в ночи парочки то втихомолку прибрали к рукам толстосумы.
Под широким портиком у входа в украшенный резными каменными завитушками и статуями дом, где когда-то злодейски зарезали то ли графа, то ли маркиза и где ныне обосновался купец со своими домочадцами и многочисленной челядью, была темнота — то, что надо. Сопля чуть передохнул и отдышался, пока зоркая Линн настороженно вглядывалась в оба конца переулка. Но здесь, в богатой части Сарнолла, народу было куда меньше, а те редкие прохожие, которые попадались в эту пору, считали ниже своего достоинства глядеть по сторонам.
— Пошли, — буркнула зловредная девчонка, дергая напарника за рукав, — уж она-то даже дыхание не сбила, бестия этакая!
Вот наконец и нужный дом. Разумеется, широкую, с гостеприимно распахнутыми створками арку Линн и Сопля обогнули десятой дорогой. А вот к угловой башенке, вздымающейся в ночное небо на добрую полусотню эрдов , вот туда-то и лежал путь юных злоумышленников. Стена здесь не охранялась и была сделана из цельного камня, без единой щелочки, не было даже окна.
— Бззлик! — что-то подобное прошипела Линн, вручая своей воспитаннице крюк с привязанной веревкой.
Кому-то могло бы показаться, что такая ноша непосильна для диковинной птахи. Но недаром говорят, что в полете дракона (пусть даже такого недомерка) больше магии, чем силы. И Синди взмыла ввысь, унося с собой вес, в несколько раз превышающий собственный. Через несколько сетангов дрорда вернулась и уселась на плечо хозяйки. Радостная от того, что так легко и быстро выполнила поручение хозяйки, она довольно встрепенулась и что-то квирркнула в коротко стриженные волосы и ушко девушки.
— Ну-ка… — проворчала Линн, с силой дергая за уходящую к зубцам башни веревку.
Однако дрорда зацепила крюк на совесть, и опасность слететь вниз и упасть с высоты, пусть даже на лужайку, никому не грозила.
— И еще разок, милашка, — Девчонка нежно почесала дрорду где-то в том месте, где, по идее, затылок должен переходить в шею.
В свете звезд и дальнего, стоящего на перекрестке фонаря, было видно, как Синди томно смежила веки и потянулась всем тельцем за лаской. Но суровая хозяйка снова скомандовала:
— Блзис! — и указала рукой вверх — туда, где наверху башни в кокетливом стеклянном куполе горел светильник, оповещая всех, что хозяин дома.
Дрорда вздохнула совсем по-человечески, и можно было поклясться, что в ее взгляде промелькнула укоризна.
— И не лентяйничай — если справишься, поймаю для тебя большую вкусную лягушку! — негромко сказала Линн, улыбнувшись ей.
При упоминании о лакомстве, которое дрорда обожала до дрожи в лапках, она разом навострила свои остренькие кожистые ушки и немедля взмыла в ночное небо.
Сопля смотрел на все это разинув рот и был в таком изумлении, что даже забыл шмыгнуть носом. Однако, опомнившись, тут же исправил свою оплошность и задрал голову вверх. Чуть позже в свете фонаря мелькнула неясная тень и светильник тотчас погас.
— Умница моя, — так поприветствовала Линн дрорду, неслышно слетевшую из ночного неба и деловито севшую на ее плечо.
И такая неподдельная нежность была в ее голосе, что Сопля внутренне возликовал: «Вот оно, твое слабое место, гордячка! Стоит только пригрозить свернуть зверушке цыплячью шейку, и…». Что «и…», еще не знал и он сам — но это можно было обдумать и на досуге, после дела.
Но парень забыл или не знал, что Линн неплохо видит в темноте. И уж совсем ему было невдомек, что юная полукровка прочла его мысли во взгляде…
— Хотел бы я знать, как оно это сделало, — Сопля, задыхаясь от усталости после подъема наверх, покосился на неповрежденный купол и столь же целехонький фонарь под ним.
Как бы то ни было, но огонь, надежно защищенный от всего двойной стеклянной преградой, оказался погашенным.
— Я тоже не поняла. Да и зачем мне это? — Более практичная Линн уже втянула веревку наверх и, зацепив крюк снова, опять скинула ее вниз, но уже во внутренний двор.
Дом, который эта парочка собралась немного обчистить, представлял собой нечто вроде большой буквы П. С внешней стороны к дому была пристроена арка с массивными, закрывающимися воротами, которые надежно охранялись. Но сейчас это не имело никакого значения — нужное им окно было под ногами.
Перебирая ладонями по узлам веревки, Линн легко, словно паучок, спустилась по стене вниз. Последний раз прислушалась, осторожно заглянула в стрельчатое, неширокое полутемное окно и скользнула вовнутрь. Следом, куда менее проворно, чуть слышно возясь и пыхтя, вполз Сопля. Он едва не застрял в узковатом для него проеме, но, немного повозившись, все-таки пролез в дом.
Окно оказалось над лестницей, а под ногами была площадка верхнего этажа башни, выложенная большими шестиугольными плитками. Отсюда два коридора вели в верхние покои здания, да зачем-то стояло большое мягкое кресло между двух увядающих пальм. Свет проникал откуда-то снизу, и можно было расслышать тихие голоса, но на самой площадке все было тихо.
Линн показала рукой на два таких же окна в противоположной стене башни, которые выходили наружу. В отличие от окна, через которое они проникли, это были самые настоящие бойницы — узкие и высокие. Сопля кивнул — дескать, вижу, а затем всем взглядом и фигурой изобразил вопрос. Девчонка отрицательно затрясла головой. Затем протянула ладонь к напарнику в выжидательном жесте.
Сопля подумал, пожал плечами и стал рыться в своих лохмотьях. Со стороны могло показаться, что мальчишка чешется или гоняет вошь, но через пару сетангов тот достал крохотный пузырек и не без колебаний положил на ладошку Линн.
Ведьминская настойка — жутко дорогой и опасный эликсир. Выпивший его изрядно рисковал здоровьем — если не телесным, то душевным точно. Однако на десяток-другой ангов лихой экспериментатор обретал нечеловеческую чувствительность ко всякого рода мелочам и странностям, в том числе у него появлялись способности к магии. Надо ли упоминать, что зелье это ценилось на вес золота и в свободной продаже его попросту не существовало. Однако Упырь, следует отдать ему должное, на такое дело не поскупился.
Ощущение, которое испытывал человек после глотка содержимого, было непередаваемо мерзким. Линн судорожно передернулась и едва не выдала настойку обратно — вместе с остатками ужина. Потом в шею и щеки ударила жаркая волна, лицо заполыхало нездоровым румянцем, а перед глазами все сначала поплыло, размазалось на несколько сетангов, чтобы потом вновь вернуться и стать пронзительно отчетливым.
Линн видела. Видела и ощущала истину, недоступную прочим смертным в обычном состоянии. Видела, как пляшут в незримом магическом поле пылинки, заметила и отпечаток чьей-то сальной ладони на полированном подлокотнике кресла, и крошку хлеба, застрявшую в лохмотьях Сопли…
— Только по белым плиткам, — медленно, чуть нараспев шепнула она.
Ибо по своему опыту, а несмотря на свой юный возраст, домушница она была весьма опытная, Линн знала, что очень сильно меняется и скорость реакции. В таком состоянии она могла бы соперничать не только с орлицей в зоркости, но и с котом-мышеловом в ловкости.
Девушка осторожно отошла от окна, поставила ногу на белый шестиугольник. Присмотрелась еще и, удовлетворенно кивнув, смело пошла — но не в коридор, а к лестнице. Наклонилась, высмотрела что-то, видимое только ей, и, сокрушенно качнув головой, одним грациозным прыжком, который мог повергнуть любого в черную зависть, вскочила на перила для того, чтобы подняться на ярус выше.
Сопля следовал за ней старательно, хотя и с куда меньшей сноровкой. Он едва не сорвался с перил вниз, прямо в лестничный проем, но затрепетавшая на плече девчонки Синди вовремя предупредила ту об оплошности напарника. Линн подала руку незадачливому подельнику, чтобы помочь ему удержать равновесие и прочно утвердиться в положении циркового канатоходца. А затем, сделав последний шаг, спрыгнула прямо в коридор, уходящий в западное крыло здания.
Сетанг-другой девушка постояла, присматриваясь к обстановке. На губах ее заиграла легкая мимолетная улыбка — сам глава гильдии Салдан пришел бы в ужас и немедленно удрал бы, завидев эту странную и непонятную улыбку. Но девчонка стояла к Сопле спиной, и тот ничего не заметил. Он спрыгнул рядом с ней и пошел следом, старательно ступая по таким же белым плиткам, но уже квадратным. К двери в нужную комнату они добрались без помех. Тут Линн, пренебрежительно фыркнув и совершив пару легких движений, открыла замок-одно-название и преспокойно отворила створку.
На самом деле, над запором этим пришлось бы попотеть самым отпетым и опытным негодяям Воровской гильдии, но под воздействием эликсира Линн открыла его куда легче и быстрее, чем могла расколоть орех. Нужная отмычка, словно сама собой, скользнула в ладонь из рукава, пальчики сами нашли и нажали нужные пружинки — и вот, пожалте!
Напарник, тихо и недоверчиво сопя, еще только озирался в богато убранной темной комнате с обилием мебели и драпировок, а девчонка уже обнаружила искомое: за отодвинутой картиной вмурованный в каменную стену массивный сейф с толстенной дверцей, двумя замочными скважинами и наборным замком.
Завидев подобный изыск пытливой мысли изобретателя секретных замков, Сопля испуганно вжал голову в плечи — такие сейфы, по слухам, были только в банках, да в домах богатейших вельмож. Однако первый замок почти сразу сдался искусным и нежным девичьим пальчикам, издав тихое кррак!
— Набирай: три-девять-красное, — еле слышно пропела впавшая в транс Линн.
Искомая комбинация словно огнем горела на наборном диске перед ее взором. Недоумевая, как может этот неповоротливый увалень не заметить такое, она провернула один раз отмычку, блеснувшую в тусклом свете окна.
— Два-четыре-золотое… — провернула еще раз. Посмотрела на сейф, ласково погладила его. Затем вставила в скважину еще одну стальную отмычку — на этот раз тонкую и длинную.
— Семь-пять-белое. — И едва Сопля вспотевшими и чуть дрожащими пальцами выполнил ее команду, как она резким движением крутанула свои железки.
Сейф негромко вздохнул, как будто признавал свое поражение. Линн осторожно потянула за ручку, и массивная дверца неожиданно мягко и бесшумно отъехала на хорошо смазанных внутренних петлях.
Сопля заглянул внутрь — и его во второй раз чуть не хватила падучая. Там было столько…
— Мешок! — разъяренной кошкой прошипела на него Линн, деловито протягивая руки к добыче.
Толстая пачка векселей, тяжеленные суконные мешочки с золотыми монетами, маленькие замшевые мешочки, в которых хранились только алмазы, и под конец — сверкающие драгоценными камнями и переливающиеся всеми цветами радуги даже в полутьме прекрасные украшения белого золота: легкий ажурный обруч на лоб и шейная подвеска. Как они там называются у ювелиров, никто из двоих юных налетчиков понятия не имел — такая добыча просто никогда не попадала к ним. Да и ни к кому из гильдейских тоже.
Едва содержимое сейфа перекочевало в легкий, но прочный заплечный мешок Сопли, как неугомонная Линн потребовала закрыть сейф в обратной последовательности. Шатающийся, истекающий от страха и волнения потом, напарник едва нашел в себе силы добраться вслед за ней до окна, залезть на крышу башни и потом спуститься вниз, на пустынную улицу.
Легким и неслышным бегом, свойственным лазутчикам и ворам, двое подростков оставили позади себя богатый район. Вот уже впереди замаячила каменная громада Моста, но они и не пошли туда. Вот еще — сразу после работы тащиться в гильдию, словно больше им дела нет, кроме как проложить горячий след, чтобы по нему спустя некоторое время нагрянули ищейки!
Вместо этого Линн стала забирать левее — туда, где к реке спускался парк. Любимое место отдыха зажиточных горожан, дела и болячки коих заставляли своих обладателей оставаться на лето в городе. Но сейчас парк был пустым, печальным и темным.
Выйдя к павильону, где заезжие труппы бродячих актеров обычно давали свои немудреные представления, девчонка огляделась.
— Зугги, выходи! Вроде бы чисто сработали! — шепнула она в сторону тени под одним из деревьев, едва заметно колышущейся в такт дыханию.
Старина Зугги не заставил себя долго ждать. Он вперевалочку шагнул ближе. Так было положено, чтобы вернувшихся с дела встречал кто-то из умеющих вести всякие хитрые дела. Мало ли, может, нужно вскрыть ящичек или шкатулку, которые невозможно продать, не добыв из них вожделенного золота. Или распилить поводок , ежели кто выскользнул из цепких лап стражников.
Однако сегодня работы старому мастеру не нашлось. И все же он, удивленно качая головой, переложил добычу в особые, заранее принесенные с собой мешочки. А родную, так сказать, упаковку завернул в тряпицу вместе с увесистым булыжником и закинул подальше в реку.
— Вы что, купеческий банк подломили? — нехотя выдавил он, недоверчиво вертя в пальцах добытые золотые украшения.
Затем спохватился, вытащил из кармана специально подготовленную для Линн бутылку воды и напоил девчонку, которую после того, как действие ведьминского эликсира прошло, стало просто-таки колотить крупной дрожью. На лице ее тотчас выступил пот, глаза почти закатились от нахлынувшей слабости, и путь к дереву у воды, где Зугги оставил свою лодчонку, она скорее прошла не сама, а почти проехала на плече пожилого инструментальщика.
— Подожди, разговор есть, — негромко выдохнула она, когда Зугги энергичными гребками уже вывел плоскодонку на середину реки.
Сидящий на носу парнишка хотел уж было привычно отвесить этой соплюшке полновесную зуботычину, чтобы не разевала пасть, но старик, оставив весла, остановил его руку.
— Не гоношись, Сопля, Линн если базарит, то всегда по делу.
Зугги огляделся, несколькими гребками подогнал лодку к каменной опоре Моста и спрятал ее в тень.
Некоторое время Линн только слабо шевелилась, открывая и закрывая рот. И лишь когда проклятущая реальность вокруг перестала покачиваться, то и дело норовя накрыться белесой мутью забытья, она прошептала:
— Упырь продает нас…
Ее напарник всплеснул руками, изобразил известный жест пальцем у виска.
— Нишкни, Сопля, пусть говорит дале.
Зугги насупился, но воспринял слова девчонки довольно спокойно. А та, широко раскрыв черные глаза с бездонными зрачками, еще не отошедшая от действия зелья, стала продолжать:
— Седмицу тому Мелкот и Рузан погорели по-крупному. Три дня тому Надь еле вырвался, а Гуся вовсе порубили злыдни…
— Ну и что? Совпадение! — Сопля было взвился, но широкая ладонь Зугги, словно каменная, придавила его плечо.
— Сегодня вечером Ганку на рынке схватили с чужим кошелем за пазухой, — горько, словно не своим голосом, уронил кузнец. — О том слух среди наших еще не прошел, но я ненароком разговор двух вертухаев прослышал.
Сопля схватился за голову и вполголоса выругался: «Ежели берут с уликой — то это уже не просто вырывание ноздрей или мочек ушей. Это уже тянет на отрубание руки, а то и головы».
— Но и это не все… — продолжила Линн, жадно отняв у старика бутылку и вновь хлебнув воды.
По телу вновь растеклась противная слабость, делая все расплывшимся, словно кисель. Но пить было необходимо — сразу выступающий пот вымывал из организма остатки отравы.
Сплюнув от омерзительного привкуса за борт, девчонка продолжила:
— В доме богатой купчихи Шалики нас ждала засада. Меня словно дергало что-то с утра — вот я и намылилась сбегать да последить малость с крыши храмовой пристройки за углом. Трое сыскарей да десяток особых.
Ежели кто из обывателей не знает, то особыми в народе кличут отдельный отряд стражников, выделяемый в помощь при дознании особо важных дел. Они вовсе не такие бездельники и неумехи, как рядовые служаки, вовсе нет. Отменно натасканные, рьяные да резвые. Одним словом — погибель.
Обмерев от неожиданности, Сопля неуверенно выдохнул:
— Как это ждали? Дык ведь никого не было в доме-то? Чисто сработали мы…
Линн снисходительно посмотрела на него и со вздохом покачала головой.
— Как ты был дураком, так дураком и помрешь. Не сообразил еще? Постройка только похожа — один мастер эти два дома строил. А на самом деле мы обнесли хату хозяина Купеческой гильдии, почтенного Соломона. Вот почему так много взяли.
Тут уже Зугги от изумления едва не выпустил шершавый камень опоры, за который держался, чтобы лодку не унесло течением.
— Да что ж ты такое говоришь? Пропажу из этого дома рыть будут до тех пор, пока не сыщут — хоть год, хоть пять.
Что правда, то правда. Искать станут, себя не помня от усердия, а уж глава Купеческой гильдии славного города Сарнолла всегда найдет, чем воодушевить и подстегнуть служебное рвение стражи. Недаром на совете в ратуше он завсегда сидит на почетном кресле. Но нашлась и на почтенного купца проруха…
— Вот я к тому и веду, — продолжала вспотевшая и мокрая как мышь чертовка, возбужденно блестя глазами. — Сегодня Упырь нас с Соплей подставил, а уж после дознания в пыточной и ты там, кузнец, оказался бы.
Впервые в жизни Сопля, доселе катившийся по жизни, как по наезженной колее, призадумался. Разом он вспомнил мелкие несуразицы в поведении Упыря, когда тот наставлял его перед отправкой на дело. Припомнил и шепотки по углам, скрываемые от хозяина и все же не прекращающиеся. И тут страх холодной волной запоздало толкнул его под дых.
— Что скажешь, Зугги? Ведь не хватит всей городской казны подкупить нашего Салдана…
Кузнец молчал, в задумчивости уронив на грудь начавшую уже седеть голову. Кто знает, где бродили его вовсе уж невеселые мысли, но он наконец поднял смутно белеющее в полумраке лицо и сказал:
— Есть вещи, коими можно подцепить на крючок посильнее, нежели золотом. Очень похоже на то, Сопля. Я никому не сказывал досель… когда из Игфаррена рванул, там как раз такие же непонятки начались. Я не стал дожидаться, чем там дело кончится, — потому-то и жив досель. Да ноздри и ухи целы.
Линн затаила дыхание, пока старина Зугги примет решение и озвучит его. Хотя она для себя все уже давно решила еще тогда, зимой. И вот — желание перерастает в насущную и весьма острую необходимость…
Старый кузнец вздохнул. А затем посмотрел на девчонку.
— Линн, не отпирайся, ты ведь давно готовилась удрать. Не знаю, как Сопля, а я с тобой.
Парнишка, не дождавшись, пока та ответит, привычно шмыгнул носом и зыркнул исподлобья.
— А чо я, хуже всех, что ли? Мне тоже к палачу неохота…
Линн улыбнулась, благо в тени Моста этого никто не мог заметить. «Какие же предсказуемые эти мужчины! Стоит только чуть напеть да подтолкнуть в нужный момент — и нате, пожалте вам!» — подумала девушка. Вслух же она хрипло от волнения и под воздействием до конца не вышедшего из тела зелья распорядилась:
— Зугги, давай к пристани, где большие лодки.
Кузнец пару сетангов раздумывал, потом согласно кивнул головой. Уже разворачивая плоскодонку уверенными, сильными, но бесшумными гребками, он одобрительно проворчал:
— И то дело — на большой лодке можно выйти в устье. А там вдоль берега, а то и на острова податься. Даже если снарядят погоню, то надо сначала узнать, куда мы пошли, а не токмо догнать. Лишь бы у нас сил грести хватило…
Однако на лодочной пристани, мимоходом сковырнув замок с цепи, удерживающей вместительную крутобортую шлюпку, девчонка зачем-то потребовала, чтобы Сопля загрузил в нее десяток-другой булыжников с насыпи. На вполне резонный вопрос, какого рожна он станет это делать, Линн столь же резонно ответила, что думает и решает тут она — как более хитрая.
— А ты давай, да не грохочи каменюками-то.
Пожав плечами, тот молча принес и уложил камни на дно шлюпки. Но напарница отрицательно покачала головой, когда Зугги вознамерился перегрузить скромные пожитки и перебраться туда же сам.
— Давай на середину реки, старый…
И, едва оба берега почти черной в ночи Изели стали одинаково далеки, она сделала знак Зугги — хватит.
— Послушайте, завтра, когда обнаружат наше исчезновение, а потом и пропажу большой лодки, то где нас станут искать?
— Ясно дело, в устье. Против течения на такой не выгребешь, тем более втроем, — Сопля хмуро уставился на девчонку, ожидая очередного подвоха.
Та усмехнулась, поглаживая задремавшую на плече дрорду.
— Вот и пусть ищут. Зугги, продырявь ту лодку чтобы потопла здесь, на глубине. А мы вверх поплывем — вдоль бережка, где течение послабее. Утром будем уже далеко, а там уж ножками, ножками. И пусть нас возле устья ищут хоть до посинения. Зугги прямо-таки изумился. — Молодца девка — хитро придумала! Чего сидишь, Сопля, — помогай давай!
Сказано — сделано. Не без сожаления проводив взглядом тихо и бесславно потопшую вместительную шлюпку, троица отправилась совсем в другую сторону. Правда, пришлось высадиться у канатного сарая, где в кустах Линн припрятала предусмотрительно украденную у старой булочницы Аниты всю дневную выпечку. Толстуха оставила ее остывать, в то время как сама весьма неосмотрительно отвлеклась, чтобы поболтать с соседкой…
В том месте, где река втекает в пределы городской черты Сарнолла, еще старыми мастерами на обоих берегах были построены две большие и крепкие каменные башни. Они равно хорошо защищали город как от атак с воды, так и от возможных нападений со стороны суши. Но главное их назначение было не в этом. И даже не в том, что с них начинались две половинки городской стены, широкими дугами опоясывающие город и весьма надежно охраняющие его от неприятеля.
Главное назначение башен заключалось в том, что между ними была протянута толстая цепь якорной выделки. И если нужно было преградить путь кораблям, то эту цепь, обычно свободно провисающую почти до дна, немного поднимали, натягивали и перекрывали реку сверху. На ночь цепь обычно тоже поднимали — мало ли что.
Зугги немало поволновался по этому поводу, прежде чем сообразил, что на середине цепи образуется прогиб, вполне достаточный, чтобы проплыть на их плоскодонке, не заметив преграды. Грести по самой стремнине против течения — дело трудное.
Линн бесцеремонно растолкала Соплю. Тот самым беззастенчивым образом дрых на лавке, свернувшись в клубочек и накрывшись позаимствованным с большой шлюпки парусом.
— Смени Зугги, бездельник, — вишь, старик совсем умаялся.
Тот пытался было отпихнуться, но против его недосмотренных снов оказались сразу двое, и парнишка нехотя подчинился. Плеснув в лицо холодной воды, он сел за весла и кое-как продолжил грести.
Грести на лодке приходится сидя спиной вперед. А каждый раз поворачиваться и таращиться в темень — туда ли плывем — это развлечение весьма и весьма сомнительное. Но полукровке с ее острым зрением света звезд и луны было более чем достаточно — так что Сарнолл удалялся довольно быстро.
Несколько раз приходилось причаливать к берегу и прятаться в кустах, когда чуткая Синди во сне начинала волноваться и вздрагивать на плече у хозяйки, а это верный признак, что сверху плывет баржа запоздавшего купца или барка с ватагой ночных гуляк. И Линн подумала, что было бы черной неблагодарностью откупаться от дрорды одной лишь лягушкой…
Зугги съел пару лепешек, запил водой прямо из-за борта. И, почесав в затылке, лег на дно лодки.
— Я умаялся малехо, подремлю чуток. Ежели чего — будите…
Словам кузнеца никто и не подумал возразить — стены и башни Сарнолла уже давно исчезли где-то в ночи, так что он поработал на славу.
Линн бездумно смотрела на дрожащую в воде луну, на серебристые, разбегающиеся по поверхности осколочки ночного светила и отчего-то на сердце было спокойно, как никогда. Словно выдернули из души какую-то занозу — и девчонка отметила сама для себя, что не вернется в Сарнолл ни за какие денежки.
А, собственно говоря, зачем ей туда возвращаться? Что ее там ждет — или кто? Рано или поздно она либо попалась бы в лапы к особым, либо Упырь, что смотрел все более косо день ото дня, придумал бы какую пакость, чтобы сжить ее со свету.
Она еле заметно усмехнулась, припомнив, как сегодня сдался наконец последний замок на тщательно оберегаемом сундуке главаря гильдии, пока он совсем рядом, в соседней каморке, тешился с Тайши. Вспомнила тяжесть нескольких самых ценных мешочков, перекочевавших на надетый под лохмотья пояс с потайными кармашками. И зеленоватый яд, что Линн, заперев обратно сундук, осторожно нанесла лучинкой на чуть потертые места, где Салдан наверняка хотя бы раз прикоснется рукой — а соку цветков аконита этого достаточно, чтобы разлиться по телу человека смертельным ядом… Вспомнила и улыбнулась своей странной загадочной улыбкой.
Предутренний туман скрыл реку так надежно и такой ватной тишиной глушил все звуки, что Линн немного забеспокоилась. Даже она едва ли видела дальше десятка шагов. Но чуть впереди уже заметно светлело, а чарующе подмигивающие звезды потускнели, словно устав глядеть на троицу беглецов. И когда вокруг уже начало светать, девчонка приказала развернуть лодку на очень кстати показавшуюся впереди песчаную отмель.
— Хватит, Сопля, пора определяться.
Тот, мокрый и распаренный, встряхнулся всем телом, отчего со слипшихся сосульками волос полетели брызги, втащил в лодку весла, уложил их вдоль бортов и потеребил спящего Зугги. Кузнец проснулся сразу, словно и не спал, так что Линн даже восхитилась.
— Что?
— Светает, старик. — Сопля умылся, тяжело и запаленно дыша, а затем, чуть подумав, достал из котомки лепешку и принялся жевать. В это время лодка мягко ткнулась в берег и наконец-то замерла.
— Где мы, Зугги? — В голосе Линн слышалась неприкрытая озабоченность.
Тот тоже плеснул себе в лицо холодной воды, потянулся, встал во весь рост и начал осматриваться.
— А неплохо — до города отсюда часа три пехом топать. Далеко ушли. И что теперь?
Линн чуть подумала и сказала, что днем на реке делать нечего. А вот в какой лесок забиться, да поглуше, и от деревень подальше — это было бы самое лучшее.
Зугги почесал лохматую голову и согласился. Осмотрелся вновь и сел на весла. Сильными и частыми гребками он в пару ангов пересек реку, На ходу объяснив, что на этом берегу деревня совсем рядом, а вот на том — как раз лес хороший и есть.
И действительно — на другом берегу заросли оказались такие, что никогда не покидавшим город подросткам они показались чуть ли не сказочными джунглями. Дрорда признаков беспокойства не подавала, и Линн зачем-то шепотом сообщила остальным, что вблизи никого нет. Кивнув, Зугги выбрал место, где упавший ствол дерева был наполовину в воде, а наполовину на суше, и подогнал плоскодонку туда.
Девчонка, нагрузившись котомками и тяжеленным узлом с давешней добычей и инструментами кузнеца, вспорхнула по дереву с легкостью белки. А вот мужчинам пришлось попыхтеть, чтобы вытащить и спрятать в прибрежных кустах лодку.
Запомнив место, где они оставили лодку, беглецы прошли немного в глубь леса, поднимаясь выше, — там, по крайней мере, было не так сыро. А от холода и неподвижности девушку пробирал озноб, к тому же отсыревшие лохмотья почти не грели.
Зугги прихватил с собой весла и парус, заметив, что так положено. Мало ли — от дождя укрыться да под себя постелить.
Под толстой и величавой елью, при виде которой Сопля восхищенно разинул рот, было сухо и весьма уютно. Зугги постелил парус, бросил рядом весла, а Линн со вздохом облегчения опустила на землю свою ношу.
То ли от свежего воздуха, то ли от незнакомых, но отчего-то приятных и кажущихся родными запахов, а может, и от бессонной ночи голова немного кружилась. Но прежде чем завалиться спать, следовало решить и сделать еще немало.
Первым делом Линн упорхнула в густые заросли какой-то колючей ягоды и с облегчением присела — ибо терпеть ей пришлось долго. Подумав, присыпала место и даже утрамбовала ногой в грубом башмаке. Прислушалась.
Тишина утреннего леса пугала. В городе такого не бывает — всегда есть какой-то шум. Если не деловитый гам работных людей, то крики и перебранка. Если не цоканье копыт и грохот грубо окованных железом колес по брусчатке, то звон колокола с ратуши. А здесь… легчайшее, нежнейшее перешептывание древесных крон да неуверенное пение какой-то пичуги невдалеке.
На плече завозилась Синди. Дрорда всю дорогу так и продрыхла, завернувшись в крылья, как старая художница Амарга в свою шаль, и цепко ухватившись за ткань на плече хозяйки всеми четырьмя лапками. Синди открыла глаза — оранжево-золотистые, с вертикальным черным зрачком. Со вкусом и заразительно зевнула, обнажив остренькие зубки и на миг сверкнув тонким, раздвоенным на конце язычком. Затем осмотрелась и недовольно фыркнула, дернув ушком, требовательно заклекотав что-то прямо в ухо хозяйки. Ах, ну да — большая, толстая и зеленая…
— Ищи лягушку, Синди! — шепнула ей Линн и направила стопы в ту сторону, куда немедля спланировала сорвавшаяся с плеча дрорда.
Когда маленькая негодница хотела, она летала совсем бесшумно. Под ногами уже начала чавкать прибрежная сырость, когда из быстро тающего тумана вынырнула Синди и порхающим на ветру листом закружила, указывая направление. Линн разулась и стала прокрадываться дальше с максимально возможной осторожностью.
Однако здешние квакуши оказались совсем непугаными, и девчонка легко оглушила толстой, заранее прихваченной палкой такую замечательную толстушку, что засомневалась, а осилит ли Синди такую?
Однако дрорда, разглядывая вожделенную квакшу горящими от восторга глазенками, сразу цапнула ее всеми четырьмя лапками — едва Линн вытащила оглушенную лягушку из реки. Трепыхая крылышками, Синди радостно пискнула — и утащила добычу на берег. Все бы хорошо с этими малышами дракошками — огня не боятся, сообразительны сверх меры, но вот вода и водная стихия для них еще более ненавистны, чем для кошек. А посему Линн, убедившись, что поблизости больше не осталось достойных Синди экземпляров, развернулась и побрела по мелководью обратно, беззаботно раздвигая осоку.
— Где ты была? — укоризненно буркнул Зугги в ее сторону, когда она, наступая на сухие сучья и поднимая невероятный треск так, что слышно было за пол-лиги, пришла к месту стоянки.
Линн молчала, разглядывая бледного, прислонившегося к старой сосне Соплю. Лицо его белое с закрытыми глазами заострилось — и, несмотря на утреннюю прохладу, по лбу сбегали крупные капли пота. Он учащенно и как-то мелко дышал.
— Вишь, парнишку скрутило. Болесть подхватил или съел не то… — Старый кузнец озабоченно поковырялся в своей заплечной сумке, позвенел чем-то и извлек клепаную жестяную кружку.
— Воды принеси, штоль… сейчас взвару сделаю. — И он стал собирать хворост для костра, выбирая ветки посуше, чтоб не дымили.
Девчонка и тут промолчала. Взяла кружку и потопала обратно к реке, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не рассмеяться. Она сильно сомневалась, что Сопле поможет отвар из трав. Ведь не просто же так она еще там, в купеческих покоях, не предупредила напарника, чтобы ступал за ней след в след. Вот и вляпался тот в какую-то магию. Что это было не охранное заклинание, поднимающее трезвон на весь дом, она поняла сразу — нет, это было что-то весьма вредного, неспешного действия. И у Линн тогда в голове молнией созрела идея отделаться от Сопли. Ну не было ее напарнику места в ее дальнейших планах…
Когда она вернулась — уже гораздо тише, ибо свои башмаки сыромятной кожи связала кожаной ленточкой и повесила на плечо — оказалось, что Зугги стоит на коленях перед кучкой хвороста и стучит железкой по кремню. Искр сыпалось вполне достаточно, но трут чуть отсырел и упрямо не хотел загораться. В конце концов кузнец промахнулся, заехал себе по пальцу и только плюнул от злости.
Линн внутренне усмехнулась. Погладила осоловевшую после более чем сытного завтрака Синди, сняла ее с плеча и поднесла к кучке хвороста.
— Лю! — сказала она и постучала свободной ладошкой по сложенным шалашиком веткам.
Старый Зугги с интересом и недоверием смотрел, скептически скорчив морщинистое лицо. Но едва девчонка успела отдернуть от растопки руку, как дрорда смешно дернула тонкой шейкой, раскрыл махонькую пасть, словно собиралась извергнуть обратно останки несчастной квакуши, и плюнула на дерево ослепительной вспышкой огня.
Почти сухие сосновые ветки занялись сразу, будто на них плеснули земляного масла. Линн даже сама подивилась, насколько точно Синди соразмерила свои способности.
— У-умница… лапочка моя… — проворковала она, водружая дрорду обратно на плечо и ласково почесывая ей затылок и шею.
Та, млея от удовольствия, что-то тихо и нежно чвирркнула в самое ухо Линн, повозилась, устраиваясь поудобнее, поглазела на восхищенно захлопотавшего у огня кузнеца, моргая прозрачными веками, — и, зевнув, вновь спрятала голову под крыло. Одна ты, верная подруга, — лучшая и единственная…
— …полезная иногда зверушка эта дрорда. — Линн вернулась от своих мыслей сюда, услышав окончание фразы Зугги.
Она покопалась в котомке, вытащила пару лепешек и нанизала их на прутики. Куда приятнее есть их подогретыми на огне, с легким запахом дымка, а посему она приступила к процессу осторожного поджаривания. Покосившись на безучастного ко всему Соплю, так за все утро и не открывшего глаза, Линн пожала плечами и достала третью лепешку.
Дрорда, куда более чуткая, нежели люди, чуть беспокойно завозилась во сне на насиженном плече — она почувствовала, что кто-то приближается.
И действительно, совершенно незаметно у костерка возник человек. Только что его не было, но стоило только моргнуть, как на мягкой хвойной подстилке уже стоит крепкого сложения, гладко выбритый мужчина, скептически глядя на незадачливых путешественников.
Зугги коротко оглядел его чистую, добротно сделанную накидку серой шерсти, богато вышитый золотой ниткой пояс, крохотный синий камушек вместо серьги в левом ухе, и плечи кузнеца обреченно поникли — жрец. Вернее — морской колдун. Нашел-таки, проклятый, — не удалось обмануть погоню!
— Иду я вдоль реки, проверяю, нет ли каких безобразий — а тут такая интересная компания… Здрасьте! — нарочито ласково, даже с улыбкой, проговорил незваный гость.
Но никого не обманул его вежливый и чуть насмешливый тон пожалуй, только впавший в беспамятство Сопля ничего не понял. Земля эта — кто называет ее Зееландия, кто Крумт — исстари славилась, кроме всего прочего, и тем, что здесь иногда рождались люди с даром повелевать неведомыми силами. И по какой-то прихоти судьбы чаще всего со способностями к морской волшбе. Переменить ли погоду, найти ли путь кораблю в любом тумане или наколдовать волшебный, непрекращающийся попутный ветер в паруса — на многое были горазды эти жрецы морских богов.
Какие выражения мелькали в головенке Линн — не стоит и перечислять, но огорчена она была, хоть плачь. А ведь так все хорошо начиналось…
Давясь слезами, она выдернула воткнутые у костерка прутики, на которых уже подрумянились и исходили духмяным паром лепешки, посмотрела с сомнением на едва уже дышащего напарника, покачала головой и протянула самую первую лепешку гостю, чтоб его разорвало! «Все ж Сопля есть не будет, да и не сможет. А этот колдун…» — подумал лукавая девица.
— Небось, тоже с утра не емши, по реке-то бегаючи? — беззлобно проворчала она.
Тот не без интереса принюхался, легким кивком то ли поблагодарил, то ли утвердительно ответил ей и, взяв в руки прутик, колдун прошептал над ним заклинание от ядов. После этого он принялся маленькими кусочками отправлять в рот аппетитно пахнущую на свежем воздухе пищу. Зугги поднес было свою долю ко рту, но только вздохнул горестно и опустил руки.
Линн тоже хотела было ухватить лепешку, ибо есть хотелось прямо-таки нестерпимо, невзирая на бедственное положение. Аж набежал полный рот слюны в предвкушении. Она взглянула на свои ладони, испачканные тиной вперемешку с прибрежной мулякой, и поморщилась. Взяла полную кружку воды, чуть плеснула на руки, размазала грязь. Смыла еще каплей воды, вытерла о себя. Осмотрела ладони — и только потом потянулась к своему прутику.
Тем временем колдун, явно нагулявший на свежем воздухе еще тот аппетит, улыбнулся довольно, съев свою лепешку. Облизал губы! Протянул руку, взял долю Линн и принялся нахально уписывать и ее лепешку тоже.
— Вам оно уже не понадобится — все равно до вечера не доживете… — объяснил он с набитым ртом, усмехаясь. — Все вас в устье и вдоль берегов ищут — а я, умный, догадался и вверх по течению пошел. Вот утру нос мастерам!
Девчонка не без интереса разглядывала его мощную, не знающую голода фигуру. Стриженую голову и до синевы выбритое лицо. «Вот же ж дали боги! Да с такой статью он и безо всякого колдовства десяток человек расшвыряет — здоровяк-то какой. Ручищи поболе в обхвате, чем у тощего Зугги ноги-то. И шея как у быка, короткая и толстая. Аж голова, кажется, прямо на плечах сидит. И дурна-ая голова, ох, дурная…» — думала девушка.
Съев и третью лепешку, отнятую у безучастно потерявшего ко всему съестному интерес кузнеца, колдун сыто потянулся, благодушно вздохнул. Затем погладил себя по животу, прислушался к чему-то, и на лицо его набежала легчайшая тень недоумения.
— Тикай! — бросила Линн в сторону Зугги и отчаянным рывком, не обращая внимания на внезапно сорвавшуюся с плеча дрорду, прыгнула за ближайшие деревья.
Падая, перекувырнулась на мягкой хвое, пребольно поставив синячище о некстати подвернувшуюся под спину шишку, — и припустила наутек. Однако, отбежав едва ли пару десятков шагов, она услыхала позади себя звериный вой, в котором уже едва ли было что-то человеческое.
Вот и все. Линн остановилась, победно усмехаясь. Послушала немного, наслаждаясь, словно музыкой. Затем забрала чуть в сторону, крадучись перебегая за замершей в безветрии лесной порослью, и тихо вернулась назад.
Настороженная, словно взведенный арбалет, готовая в любой миг юркнуть обратно за ствол дерева и пуститься наутек, она выглянула из-под еловой ветки на место стоянки.
Колдун лежал, дергаясь в судорогах, прямо где стоял, и нога его уже затлела в разворошенном кострище. На миг в его глазах мелькнуло осмысленное выражение, с залитых кровью и зеленой пеной губ сорвался мерзкий хрип, а затем он снова скорчился и затрясся, руками разрывая свой живот и сгорающие в невыносимой муке внутренности.
Мало-помалу он затих, выплевывая на пожелтевшую прошлогоднюю хвою кровь пополам с потрохами. Дернулись в агонии скрюченные ладони — да так, что раздавленная печень брызнула Линн прямо в лицо, и он затих навсегда.
Девчонка чуть не подпрыгнула с перепуга, когда на плечо уселась тихо подлетевшая Синди. Дрорда недовольно заявила что-то своей хозяйке, посмотрела на разгромленное место стоянки, а затем, явно успокоившись — на покойников она не обращала внимания категорически, — вознамерилась продолжить свой прерванный сон.
— Зугги, возвращайся. Подох колдун, — звонко крикнула Линн, безбоязненно выходя из-за укрытия и затаптывая затлевшую уже от раскиданных угольев хвойную подстилку.
Однако прошел добрый десяток ангов, прежде чем из-за сосны выглянуло белое, перекошенное от страха лицо кузнеца. В это время девчонка устраивала поудобнее полумертвого Соплю и (прямо тебе образчик заботливости!) вытирала холодный пот, струящийся по его лицу. Если бы ее в этот миг увидел распорядитель лицедеев и бродячих актеров, то не мешкая взял бы Линн на самые сложные роли — если бы знал подоплеку странных… нет, более чем странных происшествий.
— Чего это с ним такое? — отчего-то шепотом спросил Зугги, боязливо косясь на застывшее тело колдуна.
— Съел, наверное, что-то не то, вот и похарчился… — неопределенно ответила Линн, со вздохом оставив в покое парнишку.
Она посмотрела на кузнеца, засмеялась мелко и нервно — ее только сейчас начало колотить от пережитого. Затем всплеснула руками, едва сдерживая так и рвущийся на волю смех, достала из рукава и продемонстрировала тому махонький пузырек с белым, искрящимся в лучике солнца мельчайшим порошком.
— Растолченный в пыль алмаз, — коротко пояснила она, кивком указав на нелепо вывернутое, окровавленное тело.
— Понятно. — Зугги судорожно сглотнул, кивая, но по глазам его было видно — ничегошеньки он то ли с перепугу, то ли по необразованности своей не соображает.
Меж тем Линн, трясясь от схлынувшего и оставившего мерзкий холодок в груди возбуждения, протянула ему кружку.
— Полей мне. Да не мимо — что это у тебя руки трясутся? — и принялась тщательно мыть свои ладони и запястья, натирая их вырванным стеблем мыльнянки.
— Дык, это… он же ж магию свою супротив отравы читал. — Кузнец никак не мог понять.
С трудом вздохнув, удерживая так и рвущийся наружу то ли вой, то ли хохот, девчонка терпеливо объяснила:
— Так алмазная пыль и не яд. Хоть и мелко толченная, а все потроха ему порезало. Пока вы рты разевали, я ему в лепешку щепоть и сыпанула — в дырочку от прутика. А он, дурак, и слопал — а там на десяток таких бугаев хватило бы.
Наконец, дважды вымыв и сполоснув ладони — а кружка у Зугги была знатная, почти ведерного размера, — она вытерла их чистой тряпицей.
— Я свое дело сделала, а ты привяжи колдуну на шею каменюку какую да спихни в реку-то.
Зугги озадаченно почесал в затылке, все еще сомневаясь в том, что колдун действительно умер.
— Да как же оно? Никто ничего и не заметил — даже покойник, чтоб его демоны в аду миловали…
Линн уже села на край сложенного в несколько раз паруса, обняла колени, чтобы не так трясло, и кое-как выдохнула непослушными губами.
— Куда уж вам заметить… ты кузнец, он маг. А вор-то тут я!
Старик повздыхал, поворчал, все еще удивляясь — как оно так вышло. Затем, уважительно посмотрев на тихо рыдающую девчонку, сделал над собой отгоняющий зло знак — и принялся за работу.
Вытащил из мешка нож (не оружие, а инструмент), отрезал от края холстины длинную неширокую ленту и, осторожно прикасаясь к коченеющему телу, привязал ее одним концом за шею. Затем ускользнул за деревья, побегал вдоль берега реки, нашел размытый обрывчик и приволок оттуда подходящий булыжник, словно специально обкатанный — с выемкой посередине, а затем прикрепил его к свободному концу ленты.
Хекнув от натуги, взвалил на плечо тяжеленное, в смерти словно ставшее еще тяжелее неподвижное тело и потащил к воде, шурша в зарослях и хрипло дыша.
Вернулся он нескоро — мокрый до пояса и с узлом в руках.
— Усе, утоп бедолага — да ловко так пошел… Я одежонку его позаимствовал — неприметная она. А то чего ж добру пропадать? Да в поясе его сначала пошарил. — И он вывалил на холст парусины тяжело звякнувший мешочек, ничем не приметный кинжал в обтянутых кожей ножнах и аккуратно свернутую накидку.
Подумав, махнул рукой на все эти треволнения. Сел рядом и принялся укорачивать добротную шерстяную одежду, подгоняя ее под свой рост. Он еще некоторое время привычно занимал натруженные руки работой, отвлекаясь от тяжких мыслей. Прошло довольно много времени, прежде чем кузнец поднял седеющую голову и посмотрел на бездумно глядящую во вновь разожженный костер девчонку.
— Мне вот ни разу не доводилось людей к Падшему отправлять. А ты легко как-то перенесла.
— А мне уже приходилось — и куда страшнее. Зимой, — мертвым и невыразительным голосом неожиданно для самой себя ответила Линн.
Она чуть покачивалась из стороны в сторону по своей привычке, незряче уставилась прямо в огонь и подсунула к нему босые, озябшие, замурзанные пяточки. Спящая дрорда чуть колыхалась на плече Линн. Страшное напряжение схлынуло полностью — и в опустошенной душе ее вертелась только одна мысль: «Тупой ты, Зугги — хоть и неплохой дядька…»
Тот не мог угадать ее мысли. Только взглянул в эти огромные, безумные глаза, поперхнулся вопросом — и вернулся к своей работе.
