Глава 8
ГЕРОЙ
Грамаль оказался весьма беспокойным старикашкой. Он без конца ворочался, стонал и, совершенно забыв о гигиене, испражнялся прямо под себя. За что и получал по зубам. Вскоре его лицо напоминало тарелку с кровавой кашей. Но никто не узнает об этом, на последней ночевке мы помыли его, стерли запекшуюся кровь и слегка приодели. Оказалось, все не так страшно, выглядит он вполне прилично. Ну синяки, ну шишки, так брали-то его с боем. А если эта сволочь начнет рассказывать, как с ним обращались, – получит еще.
Едва повозка с Грамалем въехала в ворота, к нам бросилась толпа народу. Генерал лично пожал мне руку, свободной рукой поглаживая себе лысину и млея от удовольствия. Капитан расчувствовался. Он долго всех обнимал, хлопал по плечам и, размахивая перед нашими лицами огромным кулаком, кричал, какие мы молодцы. Толпа бесновалась и славила бесстрашных солдат его величества.
А вот я не радовался. Проходя сквозь толпу, я слышал, что именно они пели, и от этого становилось дурно. Бесстрашные! Чушь собачья. Мы-то бесстрашные? У меня вон коленки трясутся и мутит со страху, того и гляди, брошу все и побегу в лес прятаться. Или как в детстве, под кровать, там ни один страх не найдет. Хотя лучше на кровать, спать жутко хочется.
Я спал два дня, не просыпаясь. На третье утро, разлепив глаза, увидел на стуле, рядом с кроватью, новенький мундир с медалью на лацкане. Твою мать!
Это чего это я, с усталости койку перепутал? Вот черт, вернется хозяин – зароет. Ладно, без паники, чей он хоть, а то, может, договоримся, будить же не стали.
Я сел, тупо глядя на сверкающий пуговицами китель. Я перепутал койки. Капельки холодного пота собирались на спине в широкий ручеек. Три галочки на предплечье, жалкое подобие погон на плечах. Сержант, чье место я занял, меня убьет. Маленький кусочек украшенной вензелем бумаги торчит из нагрудного кармана. Наградная! Может, меня простят? Я осторожно, двумя пальцами, за уголок извлек бумагу и развернул ее.
Пару минут я покрывался потом, читая мелкие штабные закорючки. Пару минут после этого приходил в себя. А еще пара минут ушла на то, чтобы унять смех, разобравший меня вместо исчезнувшего страха. Мой! Это мой мундир висит на стуле. И койки я не путал. Это мое. Я теперь сержант и медаль имею. Поев, побрившись и снова поев, я совершил вылазку.
Ну не мог я не надеть новенький, сверкающий пуговицами и позолоченными лычками мундир. Солнце припекает совсем не по-осеннему, птички поют, и жизнь прекрасна, когда в желудке есть место для вина.
– Эй, капрал, а ну-ка поди сюда! – окликнул меня веселый, до боли знакомый голос.
Я повернулся на пятках начищенных кем-то сапог и, выставив напоказ лычки, встретился с Молотом взглядом. Он поперхнулся. Его рот открылся, а взгляд, лишь мельком скользнув по моему сияющему лицу, вцепился в знаки отличия.
– Это что еще такое? – прохрипел он, ставя на сбитый из неструганых досок стол кружку. – Ты что, совсем охренел? А ну, сымай мундир, пока начальство не увидело!
– И не подумаю. – Я надул губы.
С чего бы это вдруг я должен снимать собственный мундир? Не дождется, если, конечно, не снимет силой.
– Да ты что? – Он поднялся. – Снимай, тебе говорю! Не как командир говорю, как брат. Знаешь что с самозванцами делают?
– Доброе утро, сержант, – отсалютовал мне шедший мимо Окорок. – Как спалось?
– Да вы что? – Молот побагровел. – Совсем мозгов лишились? Ну ладно этот – мальчишка, но ты, Окорок, тебе ли не знать, что с ним будет.
– А что с ним будет? – Окорок остановился и вытаращил глаза. – Ну ответственности больше станет, людей под команду добавят. И жалованья подкинут поболе моего раза в два, – грустно добавил он.
– Не заставляй меня делать это силой, сымай сам! – взревел Молот.
Я не шелохнулся.
– Святые ляжки, мой-то тебе зачем? – зажимая ворот мундира руками, вскрикнул Окорок.
– Ладно, – Молот встал. – Метис, помоги-ка мне образумить этого недоумка.
– Да пошли вы! – пискнул Окорок и удрал.
Я остался в одиночестве. Молот обходил меня справа, Метис – слева. Против двух скал в живом обличье у меня никаких шансов. Да и против одного, любого из них, тоже. Я отскочил назад и вытащил из кармана бумагу.
– На, – гордо произнес я, – почитай! Только внимательно читай и платочком запасись, еще прослезишься.
Молот взял листок и погрузился в чтение. Метис по-прежнему стоял, плотоядно глядя на меня, и разминал кулаки. Меня это пугало. Метис – безмозглое орудие в руках Молота, но не дай бог встретиться с ним в темном переулке. Он никогда не думает, ему просто нечем да и незачем утруждать себя подобным занятием, но кости он ломает отменно. Ломая кости, он и дослужился до лейтенанта. А став офицером, сдружился с Молотом и забросил службу. И пока Молот читал, Метис не сводил с меня взгляда.
Молот читал внимательно и очень медленно, и чем дольше он читал, тем кровожаднее становился Метис. Точно руки ломать будет, он уже выбрал какую. Наконец мой брат просиял и вернул ее мне.
– Ну ты, братишка, даешь! – качая головой, проговорил он. – Стоит тебя на день оставить, так ты либо выкрасишься, либо отличишься. Что ж, поздравляю! – Его огромные руки сдавили меня. – С тебя выпивка!
Я пожал плечами. Выпивка – это само собой, кто ж упустит возможность выпить за чужой счет, да еще при таком поводе? Я и сам не прочь поставить.
– И раз уж ты такой герой, у меня для тебя сюрприз. Завтра приезжают Шепот с Аделью. Ну как, ты рад?
Ага, рад, как утопленник рад тому, что утонул в песчаном месте. Хороши же у него сюрпризы, мог бы для разнообразия приятное что-нибудь сказать. Нашли же время приезжать. Подождали бы немного, вот отправим Грамаля, тогда пожалуйста.
Я потрогал медальон на груди и, пообещав завтра отметить лычки, удалился.
Не понимаю, за что мне все это? Звание, награда, всеобщее внимание, как будто я лично Грамаля схватил. Если уж на то пошло, то все это должно было свалиться на Треску. Это он врезал Грамалю мечом и спеленал его как младенца. Это его заслуга, а я гулял и свежим воздухом дышал. Так за что? Я же теперь шагу не могу ступить, чтобы за спиной не услышать шепот: «Смотри, смотри, вон идет, это он Грамаля поймал». Теперь каждая тварь будет следить за мной и ждать чего-нибудь в том же духе, ну а я, если их надежд не оправдаю, в лучшем случае буду разжалован в рядовые. За что?
К вечеру все прояснилось. Пока я мирно спал в казарме, Треска под большим секретом поведал Трепе, как я геройски дрался. А чуть позже Трепа и сам вспомнил пару интересных подробностей.
Самое удивительное, что болтун и сам верил в то, чего не то что не видел, но даже и не было. Он расписывал поимку мага на каждом углу, каждому, кто был готов его слушать, и с каждым повторением она расцветала новыми красками, а мое участие становилось все более весомым. Если так дальше пойдет, то дня через два я один одолею всю охрану Грамаля и поймаю этого старого пердуна, а все остальные в это время в картишки будут дуться. А что убитых столько, так это они поскользнулись или от медвежьей болезни концы отдали. А может, и я их ненароком зацепил. И никто не станет слушать ни меня, ни остальных, кричащих о причастности к этому. Но никто и не думал кричать, оставив все сомнительные удовольствия от победы мне.
Впрочем, зря я ною, и в положении героя есть свои плюсы, единовременное денежное пособие, например. И сержанты теперь не смотрят свысока и не отправят на кухню лук чистить, а капралы, так те вообще разбегаются. О рядовых я молчу, самый страшный для них человек-капрал, а сержант уже полубог, офицеров же они видят только в кошмарах. И невдомек им, бедным, что я тоже был рядовым совсем недавно.
А уж как действует новый сержантский мундир на женщин, я и представить боюсь. Надо бы увольнительную в город выпросить, опробовать его на тамошних красотках и медаль надо нацепить. Обязательно! Они, женщины, на всякие там висюльки сильно падки. Эх, чую, все бабы будут мои, другая солдатня там может не появляться, ничего им не обломится. Все же неплохо быть героем. Спасибо, Треска!
Я разочаровал Молота, отказавшись идти встречать Адель. Он-то думал, что я во сне кричу ее имя и постанываю. Может, и так, вот только что теперь мне снится?
Не решился я ему сказать, повода не нашел. Пускай относится к ней как обычно и отпускает свои шуточки насчет скорой нашей свадьбы. Все равно никто ни разу не смеялся. А я до тех пор, пока не подвернется возможность все узнать да проверить, от нее подальше буду.
Не получилось. Едва войдя в заполненный пьяными рожами кабак, она бросилась ко мне и повисла на шее. Ее руки сцепились за моей спиной, а губы добрались до щеки. Адель нежно поцеловала меня. Я не смог ответить тем же, ужом вывернулся из ее рук и отошел в сторону. Она надула губки и округлила глаза.
– Медный, ты мне не рад?
– Рад, – соврал я.
А что я должен говорить: «Не могу я, как раньше, тебя обнимать, пока все не выясню»? Тьфу! Ну и ситуация, я рад ее видеть, но совсем не рад, что она здесь.
– Плечи болят, – улыбнулся я, – ранило меня.
Все разом взглянули на меня, Треска кивнул. Он-то понимал, он-то знал.
– Что ж ты раньше-то не сказал? – прогудел Молот, он с уважением относится к ранам. – А ну покажь!
– Когда это тебя? – прошептал Следопыт, сдвинув брови.
– Потом, – я увернулся от лап Молота, – мундир долго снимать. Потом, – кивнул я Следопыту.
Он пожал плечами и успокоился. Молот успокаиваться не собирался.
– Да не стесняйся ты. Шрамы украшают мужчину. Верно, Шепот? – Он подтолкнул в бок хищно улыбающуюся тетку.
Ну авторитета и опыта тете Шепот не занимать. Половина солдат нашего гарнизона прошла через ее постель. Да что там гарнизона – армии. Половина из них ее не помнит, другая уже мертва.
– Точно! – Она спрыгнула со стола так, что все собравшиеся увидели ее великолепные ноги. – Снимай курточку! – Она протянула руки, но я снова увернулся и попал прямиком в цепкие лапки Адели.
– Отстаньте от него! – крикнула она, прижимаясь ко мне. – Что пристали к герою?
Она уже слышала? Вот черт, кого брал с собой Молот, чтобы встретить их? Неужто Трепу? Я погиб.
– Да, в самом деле, чего вы накинулись на парня? – откуда-то сверху прогудел Гробовщик.
А этот как здесь оказался? Что-то затевается. Молот ни в жизнь не стал бы собирать всех своих людей просто так. До сбора «урожая» вроде еще далеко. Что он замыслил?
Я огляделся. Дед и Носатый мирно беседуют за дальним столом. Пони о чем-то разговаривает с Карманником, Блоха потягивает пиво у стойки. Сколько знакомых и давно не виденных лиц. Нет, ну не ради же моих лычек они собрались?
– Ладно, – примирительно кивнул Молот, – потом – так потом. – Он цапнул Шепот и усадил себе на колени. – Я не понял, малыш, где выпивка?
Малыш? Для него, конечно, младший брат всегда малыш, пусть даже борода до земли и седая вся. Ненавижу его за это. Один на один еще ладно, но при подчиненных… Вон как Треска лыбится, за стол держится. Он что, уже поддал? Скотина!
Вино лилось рекой, я потратил значительно больше, чем хотел, но, когда мои денежки кончились, останавливаться никто не захотел, и на стол полетели монетки, припрятанные на черный день.
Откуда столько народу? Половину из них я в глаза раньше не видел, и все сидят, пьют, поздравляют меня и смотрят с надеждой. Они думают, я им еще налью? Ни хрена! Пора выбираться отсюда. И продолжить скромно, в семейном кругу. Человек на тридцать.
Но меня опередили. Молот, при поддержке Метиса и Гробовщика, выставил всех лишних, пощадив лишь местную пьянь. Никто и не посмел вякнуть что-то против. Руки, носы и зубы ценили все.
Вот теперь можно сидеть хоть до утра. Завтрашнего.
Шепот плюхнулась к Молоту на колени. Он обнял ее, словно она была его женой и, подмигнув мне, спросил:
– Как Окорок?
– Чего? – не понял я. – При чем тут Окорок?
– Ты был с ним, когда Грамаля ловил. Ты же теперича сержант, а мне капрала искать. Производить кого-то долго, волокиты много: с капитаном договорись, документы подготовь, отправь и сиди, жди. Некогда этим заниматься. Сезон охоты на носу. А так, взял готового, и вперед, мясо отлавливать. Так как тебе он?
– Геройский парень. Дрался здорово.
– Когда это он дрался? – растянув губы в улыбке, спросила Шепот. – Ты ж один всех победил.
Трепа, сукин сын. А подать мне его сюда на блюде, да с яблочком в его незакрывающейся пасти.
– Ты слушай больше, че мелют, – подавив гнев, проворчал я, – не такого наслушаешься. Не знай я, как выглядит Грамаль, – на первом же суку повесился от таких россказней.
– На каких это суках ты собираешься вешаться? – Мне на колени уселась Адель и, устраиваясь, принялась ерзать.
Я чуть не завыл. Молот, глядя на меня, расхохотался.
– Тебе меня уже мало? – сказала она заплетающимся язычком и смачно икнула. – Ты еще и по сукам ходишь. Смотрите на него, какой герой. Тетя Шепот, ты права во всем: мужики все сплошь подлецы.
Она что, напилась? Какая свинья ей наливала?
– Прям-таки все? – засмеялся Молот.
– Все! – кивнула Адель и свалилась под стол.
Вот так все и происходит. Он пьян, она тоже ничего не соображает, и раз – через девять месяцев одной головной болью у него больше. Ну, Медный, успокойся, не нервничай, ты не в той ситуации. Держи себя в руках, рядом с такими птицами, как она, воробью никогда не обладать лебедем. Ну почему я не нашел этот медальон на день позже?
За те месяцы, что мы не виделись, Адель изменилась. Округлилась там, где надо, подросла и, ведомая по жизни тетей Шепот, научилась обольщать. Надеюсь, что вприглядку.
– И как ты собираешься это обстряпать? – спросил я Молота, поднимая Адель и усаживая на стул.
– Перетащу его, и дело с концом, – ответил Молот.
– А отдадут?
– Куда денутся? Мне все достается. Правда, Шепот?
– Это точно. – Она встала и увлекла его за собой. Выходя, он подмигнул мне и знаками показал, чтоб я действовал.
Я не отреагировал, но Адель, похоже, видела этот жест.
Поганое выдалось утро. Солнце слишком яркое, птички слишком громкие, голова слишком тяжелая. Все сейчас слишком: слишком красивая Адель рядом и слишком перепивший я.
Мы лежали на кровати в маленькой, но отдельной, комнатенке Молота, которую я занимал с позволения высшего начальства, конечно, в его отсутствие. Я был голый. Она тоже, и тепло ее тела скорее пугало, чем приносило радость.
Меня разом охватили приступы ужаса и тошноты. Как же так я попался, нет, этого не может быть. Но коли уж произошло, то теперь ничего не изменить.
Стараясь не разбудить ее, я аккуратно вылез и… Это же Шепот! Какого черта? Она же ушла с Молотом! Как она здесь оказалась и где, черт ее возьми, Адель?
Шепот открыла глаза и улыбнулась.
– Куда ты? – потягиваясь, спросила она и схватила мою руку.
Вырваться мне удалось часа через два. Я был изможден, но доволен. Может, поэтому и не заметил капитана, мнущегося у двери.
– А где Молот? – спросил он, глядя, как я суетливо натягиваю штаны. – Ну ладно, мне на самом деле ты нужен. – Его не смущал ни мой внешний вид, ни торчащие из-под одеяла голые женские ноги. – Я слышал, погуляли вчера? Так вот, когда протрезвеешь, зайди ко мне. – И с этими словами он удалился.
Как-то недобро смотрел на меня Следопыт, видать, тоже башка раскалывается.
Молот все отрицал, называя меня сумасшедшим, и твердил, что Шепот сбежала от него и теперь это он должен на меня злиться за пропавшую ночь. Но в его глазах я явно читал другое. Он знал все. Похоже, он сам подбил ее на это. Мы говорили тихо, сидящие вокруг ничего не слышали и не обращали на нас внимания. И только Следопыт бросал на меня злобные взгляды.
– Как ты мог? – спросил он, когда мне надоело пререкаться с братом и я подошел к нему.
Я его не понял. Вчерашнее вино напрочь отбило у мозгов возможность соображать. И я тупо смотрел на Следопыта, тщетно силясь понять, о чем он. Но он сам пояснил:
– Треска мне все рассказал! – сказал он, глядя на меня сквозь кружку.
Вот же гад наш Треска. Вроде рыба, а молчать совсем не умеет. Надо было отправить его в наряд или еще куда подальше. Скажем, на далекий северный необитаемый остров. Пускай бы там медведям все рассказывал.
– А что я сделал? – спросил я.
– А ты не знаешь, что делал с Аделью ночью?
– Знаю. Но откуда тебе-то это знать? Может, мы всю ночь в карты на поцелуи играли. – Я решил не говорить ему, что провел ночь с Шепот. И утро тоже. Вообще об этом никому не скажу. Молот знает, и достаточно.
– Мне-то ты можешь не рассказывать, – обиженно надулся Следопыт. – В карты они играли. Так я тебе и поверил.
– Ну а даже если не в карты. Что с того?
– Но она же чья-то там дочь!
– А вот это надо еще доказать, – разумно сказал я. – Может, она вообще никто, а мы тут панику развели.
А в самом деле, чего я расстроился, ведь не известно еще ничего, может, она и не имеет никакого отношения к тому портрету. Просто на нее та тетка похожа или она на тетку. Жутко похожа.
– И что теперь ты будешь делать? – на всякий случай спросил я.
– Молчать, как и ты, – ответил он и одним глотком осушил кружку.
Мы замолчали. Следопыт погрузился в созерцание дна кружки, я же вовсю напрягал остатки мозгов, стараясь понять, как он может пить после вчерашнего.
– Надо бы как-нибудь рот Треске заткнуть, – промолвил я.
– Так она ж никто, – усмехнулся Следопыт.
– Ну так, на всякий случай, – смущенно ответил я. – Может, никто, а может, и кто-то. Представь, что будет, если она кто-то.
– Будет чертовски много трупов и красного цвета, – невесело усмехнулся Следопыт. – Все станет красным от крови, – вздохнул он. – Ты прав, Медный, лучше нам пока придержать эту тайну при себе. Если все выплывет, не думаю, что кто-нибудь из наших вчерашних собутыльников останется в живых.
– Может, нам смотаться, пока еще не поздно? – предложил я.
Следопыт ничего не ответил. Разинув рот, он смотрел мимо меня, вверх. Я медленно повернулся. Шепот стояла у перил, потягиваясь и выставив напоказ скрытую легкой тканью великолепную грудь.
– Так это была Шепот! – осклабился он.
– Где? – Быть дурнем до последнего – мой единственный шанс не стать посмешищем.
– Не валяй дурака, Медный. Я слышал, что творилось там, у Молота. Я подходил.
– А-а, – протянул я, выигрывая время, – так это Молот был.
Следопыт обернулся, его глаза сузились и укололи.
– Был там и здесь. С каких пор он занялся магией?
– С рождения. Слушай, чего ты меня допрашивать взялся? Я тебе что, пацан, стащивший монету?
Он промолчал.
– И вообще, ты чего-то уж больно разошелся. Рискуешь, я же теперь сержант.
Какое-то время Следопыт пытался взглядом продолбить во мне дыру, затем его взгляд скользнул по столу, ища более подходящий для этого инструмент. На мое счастье, ничего под рукой не оказалось, и он снова нырнул в кружку.
– Сержант, говоришь, – не отрывая кружки от губ, усмехнулся он. – Ну раз ты теперь начальство, скажи мне, как мы вляпались в такое липкое и вонючее дерьмо?
– Ну-ну. Не мы, а я.
В зал вошла Адель.
– И никуда мы не вляпались, так, слегка наступили, – поднимаясь, прошептал я и, встав, направился навстречу моей девочке.
Однако дойти было не суждено. Едва не сбив ее с ног, влетел адъютант капитана и завопил, перебудив всех до единого чертей в аду, и они сразу взялись за меня.
– Медный, скотина ленивая, быстро к капитану!
– Вот теперь мы в дерьме, – бросил я Следопыту. Молот поймал мой взгляд и слегка пожал плечами.
Проходя мимо Адели, я как мог лучезарней улыбнулся и подмигнул. Она улыбнулась в ответ. Боже, что у нее за улыбка, сколько в ней притягательного и многообещающего. И сама она вся светится. Будь проклят Грамаль с его медальоном! Надо спрятать чертову побрякушку подальше, а то таскаю удавку на собственной шее. Наверняка этого старого пердуна уже допросили и он выложил им все.
Допрашивать наши умеют, знаю, сам видел. Если не признать, что ты убил королеву, то они на тебя повесят и свержение богов, и разжигание костров в аду, и пособничество в продаже душ.
А Грамаль не силен. Он сразу растает и все выложит. Конечно, он вспомнил про медальон, и капитан вызывает меня, чтоб спросить, а не брал ли ты, сучий сын Медный, такую маленькую блестящую штукенцию? Коли брал, то будь добр, верни, шибко уж она важна для всех и вся. Хрен вам, а не Адель.
Капитан знаком приказал мне войти и заткнуться. Я так и сделал, присел у дальней стены и старался не дышать, может, тогда они меня не заметят. Но наш капитан ничего не забывает и, выслушав донесения разведчиков, он повернулся ко мне.
– Значит так, Медный! – Он обеими руками ухватил кончики усов и начал их подкручивать. – У нас приказ отправить Грамаля в Лесфад. Князь-регент хочет его лично допросить.
– Ясно, а при чем тут я?
Капитан вздохнул:
– Князь хочет посмотреть на того героя, что поймал чародея.
Вот-те хрен. Они не допросили его, это хорошо, но они отправляют его в Лесфад, причем вместе со мной, а это плохо. Очень плохо. Это ужасно!
– Капитан, а можно я не поеду?
– Можно, – фу, отлегло, – если за два дня сдохнуть успеешь.
– Капитан, но не я же его взял. Это все Треска. Это он его…
– Я знаю, Медный, знаю. – Он вздохнул и по-отечески добро взглянул на меня. – Знаешь, что там тебя ждет?
– Знаю. Поэтому и не хочу. Я еще сержантский мундирчик толком не поносил. Может, все же Треску?
– Приказали тебя. – (Да что они ко мне прицепились, князь-регент меня в глаза не видел, сдался я ему!) – Ты же знаешь Грамаля, видал его, еще не будучи солдатом. Так что ты.
– Понятно, – загрустил я.
– Через два дня сюда прибудут люди князя, и ты поедешь с ними.
– Один?
– Нет. С тобой будут Холодок с десятком людей. Горгон и Плеро поведут повозки.
– И все же, почему я?
– Ты знал Грамаля. – Он правильно понял мой вопрос – Ты у нас единственный специалист по этому магу. К тому же ты капрал и командовал его блестящей поимкой. Так что кому еще?
– Ну почему я? – Временами голова отказывается работать. – Окорок тоже капрал, а разведчиками так вообще лейтенант командовал.
– Он погиб.
– Я знаю, сам видел, как его зарубили.
– Ты спал, когда решался вопрос… – Капитан умолк и бросил на меня взгляд, словно сказал слишком много.
– Ясно, – до меня начало доходить, – вам нужен был герой, и не нашлось более подходящей кандидатуры, чем спящий Медный.
– Извини, – пожал плечами капитан.
– Спасибо вам за все. Особливо за звание и медальку. Что прикажете мне делать теперь? – Грубо вышло, да мертвецу наплевать.
Капитан молчал. Он смотрел мимо меня, отводя взгляд всякий раз, когда мне удавалось его ловить. Славный старикан наш капитан. Он никогда не дал бы в обиду никого из нас, но и он ничего не может здесь поделать. Приказ есть приказ.
– Я могу идти? – Хочу напиться, да так, чтоб самого пьяного бога стошнило.
– Иди. – Капитан занялся своими делами, уткнувшись в карту и подозвав к себе разведчика.
Я вышел на воздух. Вдохнул вечернюю прохладу, подтянул пояс и, махнув на все рукой, поплелся в трактир заливать последние дни своей никчемной жизни вином.
