— Если многоуважаемому, знаменитейшему и неподражаемейшему господину целителю, — прямо бездна сарказма и куча ехидства, — так неинтересна наша возня в песочнице с грубыми и примитивными магусами, он может топать на все четыре стороны света одновременно, старательно обходя мою скромную персону, ибо зачета по моему предмету не видать, как собственной задницы без зеркала! — громогласно объявил мне наставник Виррано в ответ на шепотом высказанную просьбу отпустить поприсутствовать на испытании лоперских гостей.

Однокурсники, качественно выдрессированные наставником, не шелохнулись, позволив себе только недоуменно переглянуться, посчитав обращение ко мне как к целителю за обидную кличку, которой наградил новичка Виррано, признанный мастер смешивания богатеньких студентов с грязью. О том, что это правда (то, что я — целитель, а не то, что наставник — мастер издевательств), знала одна Кламира, которая «никому ни-ни», как и обещала. А про наставника ходили слухи, будто год, прожитый без пары-тройки дуэлей со студентами, он считал неурожайным и отчаянно сокрушался о напрасно потерянном времени.

Еще говорили, что Виррано плевать свысока хотел на результаты годовых испытаний, выданных артефактом академии, и допускал до занятий в следующем учебном году только тех, кто получил зачет лично у него. Недопущенные испытывали немалые трудности в овладении аурной диагностикой и практическими навыками по применению лекарских магусов. Им приходилось искать наставника на стороне в частном порядке, и, учитывая загруженность лекарей, это стоило бедолагам немалых нервов и денег. Конечно, обидно вылететь из академии с дипломом ассистента знахаря, когда мог бы стать полноценным лекарем, и все из-за этого… трудно даже сказать куска чего… в общем, продукта переваривания овса ослом.

Впрочем, не очень-то и хотелось. Не продукта переваривания, а идти на испытания лоперцев. Я покорно кивнул и пошел устраиваться на свое место. Честно говоря, лекция наставника меня привлекала больше, чем явно бессмысленное сидение в аудитории, где будут проводиться испытания. Таращиться на застывшие фигуры экзаменуемых? Для этого там будут настоящие целители. Что я могу увидеть такого, чего не увидят эти зубры?

Наставник, одарив меня напоследок презрительным взглядом, повернулся к аудитории и начал лекцию. Что у него не отнимешь, так это умение держать внимание шалопаев-студентов в течение долгого времени. Рассказывал он темпераментно, живо и образно. Приводил массу примеров из практики. Не ленился по два-три раза объяснять особо трудные темы и требовал, чтобы студенты непременно задавали вопросы. Глупые вопросы или полное их отсутствие считал за небрежение и нагружал всю группу дополнительными занятиями. Поэтому работали у него все, причем без халтуры, в поте лица. На первой же лекции в наступившем учебном году я с помощью Виррано избавился от иллюзии, что учиться мне нечему и что я и так на голову выше этого заносчивого лекаришки.

Да, методы целителей куда более тонкие и эффективные, но по затратам времени на одного больного весьма уступают лекарским. Пусть грубо и приблизительно, но наставник в течение пяти минут описал всем студентам группы, у кого какие проблемы со здоровьем были и есть на текущий момент. Мне же, в бытность прохождения практики в различных местах, сначала тыкали пальцем, указывая, что передо мной находится больной, и только после этого я погружался в транс, формировал диагностические узоры или в некоторых случаях использовал полное слияние, чтобы определить, в чем проблема. А если бы ко мне привели целую группу из относительно здоровых (полагаю, идеально здоровыми являются только целители, у остальных что-нибудь да найдется — как говорится, был бы человек) и больных людей? Вместо пяти минут мне бы потребовалась пара часов, чтобы только определить, с кем есть смысл углубленно повозиться, а кого надо гнать в ближайший кабак запивать пивом прожаренный бифштекс.

Так называемая аура, или ореол, есть не что иное, как деструктурированная магия, образующая из обломков узоров некое облако, обволакивающее человека. Организм обменивается с окружающей средой не только веществами, но и магической энергией, потребляя ее, усваивая и выделяя. Каждый, даже мельчайший узор фонит магией, которая, выделяясь из тела, некоторое время сохраняет форму. При этом нити как бы утолщаются, распухают до определенного предела, становясь видимыми для лекарей, и наконец рассеиваются. Как раз наблюдая за этими эманациями, опытные специалисты и строят предположения о процессах, протекающих в органах тела, сбоях и нарушениях в их работе. Это напоминает лабораторный анализ вещественных выделений человека. Конечно, целители видят не отголоски деятельности структур, а сами структуры, что, разумеется, гораздо эффективнее, но, повторюсь, более медленно и затратно.

Некоторые лекари, как, например, наш наставник Виррано, достигают просто ошеломляющих результатов в диагностике и лечении. В частности, я пока даже не представляю, какими методами они определяют эмоциональное состояние человека или интенсивность работы того или иного органа, не входя с пациентом в полный контакт, который, сами понимаете, далеко не всегда удобен и даже физически возможен. Например, затруднительно провести диагностику, общаясь с кем-то на улице или мельком увидев кого-то в толпе. Контакт требует времени и сосредоточенности. Возможно, для опытных целителей это секундное дело, но я-то далеко не опытный. А вот лекари лет через десять практики могут не только поставить точный диагноз, когда сам человек еще не знает, что болен, но и определить, лжет он или говорит правду, весел или подавлен, устал или бодр и свеж… И даже могут сказать, каким было его состояние некоторое время назад. Поэтому быть изгнанным с уроков этого занозистого типа мне очень и очень не хотелось.

Впрочем, послушать лекцию наставника мне все-таки не дали. В аудиторию заглянул дедушка Лил и, пошептавшись с Виррано, поманил меня к выходу.

— Что, не отпускал? — подмигнул декан, когда мы отошли шагов на десять от аудитории, и весело рассмеялся: — Да, Виррано суров! У него не забалуешь. Даже я его побаиваюсь. Но наставник он великолепный. Вашей группе повезло с куратором. Если получил у него зачет на пятом курсе, считай, лекарем станешь точно. Ребята, будучи студентами, ненавидят его, а потом, становясь знахарями, бравируют тем, что лекарское дело у самого Виррано изучали. Это как знак качества. Так что хоть ты и целитель, а не ленись, усваивай его науку. И не только магусы и диагностику изучай — смотри, как он с больными общается, на что обращает внимание, как говорит, что говорит, как слушает, что руками делает… А он, словно мастер рукопашного боя, ни одного лишнего движения не делает! Больные его боготворят. Искренне уверены, что если мифические целители и существуют, то он — лучший из них. Да и, по правде говоря, мне кажется, что вот-вот, еще чуть-чуть, еще одно усилие — и он действительно станет целителем. Поэтому он с тобой так резок: двести пятьдесят лет упорнейшей фанатичной работы над собой — и только приблизился к качественному скачку, а тут молодой шалопай, сынок барона, зятек герцога — и сразу целитель. Без мук, страданий, многолетнего самосовершенствования. Все даром. По праву рождения. Как титул… Да понимаю я, а скорее догадываюсь, что у тебя тоже проблем немало и работаешь ты словно каторжный, но, согласись, со стороны-то выглядит все именно так, как я описал…

— Ну да, — горько усмехнулся я, вспомнив заодно рассказ Вителлины о том, как ей приходится работать, чтобы достичь той свободы и легкости на сцене, которую привык ждать от нее зритель. — Никто не знает, какой адский труд предшествует милому щебетанию певицы или непринужденному порханию балерины на сцене. Эфемерные создания! Сродни бесплотным слугам богов, которым все от рождения досталось: талант, мастерство, успех, поклонники. Но за этим стоит огромный труд. Труд, труд и еще раз труд.

Декан минуту молча шел со мной рядом, собираясь с мыслями.

— Ты думаешь, что мы с Виррано этого не знаем? «Десять процентов талант, девяносто процентов — работа» — это высказывание древнего философа ты имел в виду? Думаешь, мы его не читали или не поняли? Думаешь, Виррано не выворачивается наизнанку, медитируя и работая над собой каждую свободную минуту в попытках перешагнуть искомый рубеж между лекарем и целителем?..

В словах учителя мне послышалась такая боль, что даже спазм перехватил горло.

— Ты когда-нибудь видел, как отчаявшийся замерзающий человек лупит изо всех сил отмороженными пальцами по дереву в надежде, что они обретут чувствительность и он сможет наконец открыть коробок со спичками, запалить костер и согреться, спасая свою жизнь? Вот оно, спасение! Рядом! В кармане брюк или куртки… И недоступно, как небесная звезда, а талантливый мальчишка свободно и непринужденно делает то, что я не могу при всем старании сделать за две с половиной сотни лет упорных, каторжных трудов! И все дело в пресловутых десяти процентах таланта. Теперь ты понимаешь, почему в отношении целителей до недавнего времени соблюдалась такая секретность? Видеть небожителей рядом с собой и не иметь возможности встать вровень… Увы, черная зависть — весьма распространенное чувство. Так вот, мы все отчасти Виррано и отчасти тот бедолага, у которого рядом, буквально за пазухой, лежит надежда на жизнь и еще ближе, за плечами, стоит поджидающая смерть.

Я покраснел от стыда — действительно, кого это я вздумал учить.

— И еще. Женщин, обладающих голосовыми данными твоей певицы, не так много, но они есть и их гораздо больше, чем мы видим на подмостках. Дар… хм… Вителлины, если не ошибаюсь, ее именно так зовут, — он хитро посмотрел на меня и подмигнул, — не уникален. Однако большинство не поют на сцене, а работают кухарками, секретарями, продавцами, травницами. Им неинтересно быть певицами, и они не хотят… Понимаешь, не хотят развивать свои способности. А есть те, кто все отдал бы за возможность вот так, каторжно, в поте лица, до изнеможения и слез трудиться, лишь бы петь, но уверены в бесполезности работы над собой, ибо боги не дали им таланта. Если нет голоса, то трудись не трудись — а результат известен. Так же и в нашем деле — у тебя есть талант, но только от тебя зависит, будет ли у нас еще один целитель, будут ли спасены или продлены тысячи жизней, или этот целитель не пожелает напрягаться, поскольку у него и так уже есть все, о чем многие только мечтают. Красавица-жена, любимица-дочка, папа — барон, тесть — герцог. Кареты, слуги, балы, театры…

— Простите, — жестко ответил я. — Но для Виррано я ничего сделать не могу. И талант свой отдать, в частности, тоже…

— Ты не понял, — печально вздохнул дедушка Лил. — Ты — целитель. И ты можешь хотя бы исследовать вопрос. Помочь нам понять, как у целителей получается быть таковыми? Какова природа их таланта? Например, если для обладания голосом нужно иметь определенное строение горла, то рано или поздно можно разработать методику физиологического изменения… Горло человека, я уверен, мы изменить сумеем. Наверное. Просто никому это не надо было. Артистов и так хватает. Но целители очень, очень нужны! А в чем этот талант заключается, до сих пор даже никто не подозревает. Вот и сейчас мы идем… Знаю я, знаю о гипотетическом потенциале Лесиозы из Лопера. Идем, чтобы постараться хоть что-то подсмотреть, увидеть, проанализировать… Без особой надежды, но ведь что-то делать все равно надо. Однако самое страшное, что никто, понимаешь, никто из знакомых мне целителей даже не пытается во всем этом разобраться. Отмахиваются как от назойливой мухи. Неинтересно им это. «Не видим смысла вмешиваться в область божественного промысла. Кому не дано, тому не дано. На все воля богов», — передразнил он кого-то. — Если бы не давление КСОРа, никто из целителей сегодня не пришел бы на испытание. За исключением разве что графа Гиттериана. Но он — один. Свободного времени для исследований у него катастрофически мало…

— Гиттериан — это тот самый, кто выявил свойства клятвы?

— Да. Тот самый.

В аудитории все было готово к проведению приемных испытаний. Испытуемые тоже были на месте. Молодой помощник декана, парень с пятого курса алхимического факультета, только что закончил инструктировать гостей на лоперском языке о порядке проведения экзамена и отошел в сторонку. Дедушка Лил встал за кафедру, а я пристроился рядышком, за столом для преподавателей. Около стола было выставлено четыре кресла и напротив каждого стояли стаканы тонкого стекла и несколько графинов с соками и прочими прохладительными напитками. Справедливо решив, что это все не для меня приготовлено, я даже не попытался занять одно из кресел.

Графиня, а также ее слуги Леси и Протис, не скрывая волнения, ожидали начала испытаний. Вчера лучшие специалисты КСОРа по немагическому воздействию («инженеры человеческих душ», так сказать) довольно долго обрабатывали графиню, запершись в одном из кабинетов нашего дворца. Девушка прекрасно понимала все выгоды учебы в королевской академии Элмории — новые знания, статус высокообразованной аристократки и в то же время безопасность от покушений лоперских «доброжелателей» отца. Но вот с тем, чтобы дать образование своим слугам, она поначалу была категорически не согласна. А Лесиоза, на которую возлагались определенные надежды… Нельзя сказать, чтобы она была рабыней, но и свободной, как наемные слуги, она по лоперским законам тоже не являлась. Соответственно даже замуж она не могла выйти без согласия своего господина или госпожи. Разумеется, мы не в Лопере, однако сама Леси ни за что не соглашалась нарушать законы своей родины. Так уж она воспитана. В конце концов, говоруны из КСОРа сумели-таки переубедить Олисию, упирая на выгоды от наличия в графской семье собственного лекаря, по гроб жизни благодарного своей хозяйке, и та дала свое согласие. После этого вопрос с обучением Протиса решился сам собой. Хотя, я подозреваю, что, если бы графиня не согласилась, никто бы особо настаивать не стал.

Дедушка Лил вещал гостям что-то из истории академии. Занимал время, дожидаясь прихода запаздывающих гостей. Наконец двери аудитории распахнулись и на пороге нарисовались трое целителей. Объемистые фигуры, надменные лица, золотые жетоны на золотых цепях поверх мантий из жутко дорогого шелка. «Три поросенка» — вспомнилась мне вывеска на одном из кабаков столицы. Данное питейное заведение, кстати сказать, не самого низкого пошиба, славилось гигантскими порциями жареной свинины и сложившейся у посетителей традицией нахрюкиваться крепкими напитками до поросячьего визга. Причем на вывеске почтенного заведения почему-то красовались отнюдь не милые рожицы поросят, а хари многопудовых хряков. Почему мне вспомнилась эта вывеска, сказать не могу: может, сели эти трое рядышком и ширину лиц имели соответствующую; может, показалось мне что-то, — но никакого чувства вражды или неприязни я к ним не испытывал.

Видимо, эти представители элиты лекарского дела относились к группе специалистов, наиболее яростно требовавших отмены режима секретности. Греллиана мне рассказала, как проходила многолетняя борьба с КСОРом. Немалая часть целителей жаждала славы, почестей и признания. Им было мало скромно делать свое дело даже за очень хорошее вознаграждение. Другая часть присоединилась к ним из-за некоторых неудобств, связанных с соблюдением тайны и необходимостью маскировать участие целителя в работе с больными. Третья часть вяло возражала, собираясь и после отмены клятвы скрывать свой истинный статус, в чем ксоровцы их активно поддерживали.

Последним в аудиторию скромно проскользнул невзрачный старичок в простой мантии с эмблемой лекаря. Седые, коротко стриженные волосы и полностью серебряная длинная бороденка делали его похожим на простого деревенского травника, зашедшего в академию в надежде получить консультацию по элементарному вопросу и случайно попавшему в нашу компанию. На секунду мы пересеклись с ним взглядами, и я понял, что дедок прибыл именно туда, куда надо. Взгляд его небесно-синих глаз был ясным, проницательным, пронзительным и мудрым. Вместе с тем — по-детски озорным и веселым. А уж когда «поросенки» уважительно согнули в приветствии свои шеи, всякие сомнения отпали — четвертое кресло за столом предназначено как раз для старичка.

Наконец-то все на местах, кристаллы вставлены в крышки столов, ладони на контурах, глаза закрыты… Испытание началось.

Целители отрешились от всего, наблюдая за Леси. Не знаю, что они предполагали увидеть нового, но мне было очень интересно следить за процессом испытания. Никогда не видел со стороны, что происходит в момент контакта экзаменуемого с артефактом. Полностью отрешившись от реальности по примеру старших коллег, я увидел, как от кристаллов в левые ладони испытуемых медленно внедряются сложнейшие узоры непонятного назначения. Некоторые взаимодействовали с периферийной нервной системой, некоторые достигали головного мозга и странным образом начинали воздействовать на магическую структуру знаний испытуемых, не изменяя ее, а изменяясь сами, как бы подстраиваясь, копируя тот или иной участок.

Закончив процесс, узоры возвращались в кристалл через правую ладонь. А куда они деваются потом? Проследив за очередным узором, я вдруг увидел тонкую нить-связь, уходящую от кристалла куда-то вниз. Недолго думая (а ведь наставники предупреждали, что думать полезно) я подсоединился к ней, и… нить-связь увлекла за собой часть моего сознания. Да-да, не все сознание, а лишь часть. Вот таких успехов я добился на поприще овладения собственными способностями. Я был страшно горд своими достижениями, не думая о том, куда меня увлекло, что произойдет в конце полета и чем мне это грозит.

Я по-прежнему сидел на стульчике в лектории, одновременно осознавая себя находящимся где-то очень глубоко в подвале академии рядом с огромной друзой кристаллов. Скользнув по нити внутрь друзы, так же, как с помощью зеркала однажды попал внутрь себя, я оказался среди ажурной паутины магических нитей невероятной сложности и красоты. Они пульсировали разными цветами, дышали, переплетались в новых и новых комбинациях и, казалось, жили своей жизнью. Это была довольно сложная конструкция.

Вдоволь полюбоваться красотой и совершенством артефакта мне не дали. Что-то вдруг вытолкнуло мое сознание из друзы, а над ней отчетливо проявился фантом красивой девушки: круглолицей, темноволосой, кареглазой и улыбчивой.

— Здравствуй, полный целитель, и благодарю тебя.

Я так растерялся, что брякнул, не подумав:

— И здесь мою фигуру критикуют.

— При чем тут фигура? — удивилась девушка.

— Вы же сказали «полный целитель».

— А, вот ты о чем! — весело и задорно рассмеялась девушка. — Ну ты и насмешил меня. Нет, твоя фигура здесь ни при чем. Я имела в виду — полноценный целитель. То есть способный видеть и управлять магией на уровне нить-связь и нить-луч. Ты ведь уже освоил дальний поиск? Вижу, что да. Хвалю. Такой молодой, и уже такие успехи. Впрочем, наверняка тебе многое пришлось пережить, чтобы перейти на этот уровень искусства. Наверное, какая-нибудь смертельная опасность? Я права?

— Да, но откуда?..

— Поживешь с мое… Все просто. На качественно новый уровень переходят либо путем многолетних напряженных трудов, либо испытав сильное потрясение. В империи Сун практиковался даже варварский метод развития способностей: человека замуровывали в пещере на месяц, а то и на два. Мрак подземелья, отсутствие пищи и воды, реальная опасность умереть — все это содействовало пробуждению способностей. Но слишком многие сходили с ума.

— И что, так и становились полными целителями?

— Примерно половина из тех, кто выжил и не сошел с ума.

Меня передернуло:

— В самом деле варварство.

— С тобой, как я понимаю, это произошло случайно?

— Еще мне не хватало самому пойти на такое. А за что благодарите?

— За знания, которые я получила из твоей магической копии. Теперь разложу их по полочкам и проанализирую. Очень много лет со мной никто не контактировал. Так что еще раз благодарю. Надеюсь, ты не в претензии?

— Что ж теперь поделаешь.

— Действительно ничего. Но не переживай. Подробности твоей личной жизни так и останутся для всех тайной. Да и мне они ни к чему. Я их просто уберу.

— А кто вы? — набрался наглости спросить я.

— Я — артефакт академии. И я — целительница Лантисса.

— Вы… живая?!

— Нет, что ты, — грустно ответила девушка. — История моя такова. Я умирала от коварного узора, которым меня смертельно ранил вражеский архимаг. Коллеги ничем не могли помочь. Единственным выходом было внедрить ядро личности, которое жрецы богов называют душой, в этот артефакт, чтобы хоть как-то продлить мое существование. Они обещали, что постараются найти подходящее тело и перебросить меня обратно, но, вероятно, не смогли этого сделать. Вот таким образом душа целительницы Лантиссы всего-то двухсот пятидесяти трех лет от роду оказалась внедренной в друзу кристаллов.

— Простите за любопытство, а откуда взялся сам артефакт?

— Можно на «ты», — улыбнулась девушка-кристалл. — Мы ведь коллеги. Артефакт был создан более тысячи лет назад группой великих мастеров-целителей. Я тоже принимала некоторое участие в его создании. Мы надеялись, что он поможет обучать новых магов и целителей, а также управлять… — Она на мгновение запнулась. — Впрочем, это неважно. Работы длились около ста пятидесяти лет, и эта друза — их результат. Планировалось создать несколько артефактов, способных работать как в связке, так и автономно, но получилось у создателей или нет, я не знаю. После внедрения связь прервалась, и больше ни разу со мной никто не пытался обмениваться сведениями. Благодаря твоим знаниям я теперь понимаю, что полных целителей практически не осталось. Или они боятся проявить себя… Филлиниан, прошу тебя, помоги! Постарайся найти вторую лабораторию в Грассерских горах. Когда начались эти ужасные войны и целителей стали истреблять, наша группа как раз собиралась в те края. Там планировалось создать объединяющий центр. Твой сон в районе Сербано о прохождении лабиринта, скорее всего, свидетельствует о том, что кое-каких успехов моим собратьям удалось добиться. Сразу говорю, не знаю, что это за кристалл и какие знания передаются потенциальным целителям. Могу предположить, что базовые сведения о принципах изменения тонких структур человека. Возможно, там же заложены координаты местонахождения лаборатории, но как и когда они проявятся в сознании, сказать, опять же, не могу. Я не знаю, что группа успела сделать после того, как меня… не стало физически. Но дело наверняка на закончено, раз меня не объединили с центром. Ты реально можешь помочь в завершении гигантского труда, начатого предками.

— Да… Но как?..

— Я тебе в благодарность уже добавила кое-какие знания. Они будут храниться в свернутом виде, пока не окажутся востребованными. Возможно, они спасут тебе жизнь. — Лантисса почему-то печально и виновато посмотрела на меня. — Там информация о том, что надо делать, когда найдешь лабораторию. На момент моей гибели ее детальный проект уже был готов, поэтому мне известны основные принципы работы. Помоги, Филлиниан! Я верю — ты справишься! Не представляешь, как тяжело веками существовать практически без общения и возможности просто пройтись по лугу, зайти даже в самую паршивую таверну и выпить кружку дрянного вина. Даже такое для меня — невозможное счастье.

— Но я не знаю, состоится ли на самом деле намеченный поход в горы со студентами академии.

— Наверняка состоится.

— Хорошо, я постараюсь выполнить твою просьбу.

— Постарайся, пожалуйста. Очень многое зависит от успеха твоего похода.

— А можно задать тебе несколько вопросов?

— Спрашивай. Буду рада ответить.

— Ты сказала про вражеского архимага, но разве они способны причинить вред целителю?

— В мое время не было деления на магов и целителей. Каждый маг на начальном этапе обучения изучал магусы, потом некоторые из специалистов изучали целительство, и часть этих некоторых переходила на качественно иной уровень, становясь архимагами. После того как маг овладевал искусством управления собственной чувствительностью, он уже мог быть не только целителем, но и боевым магом, горным мастером, строителем. Совершенно не обязательно именно целителем. Однако знания и умения оставались с ними. Всегда можно было сказать, не погрешив против истины, что архимаг и целитель суть одно и то же. Понимаю, что сказанное противоречит тем историческим сведениям, которые тебе дали в схоле, но так было. А почему в учебники истории попала именно такая интерпретация, я догадываюсь. И клятва была разработана именно с той же целью — приостановить развитие магического искусства и максимально уменьшить численность архимагов. Теперь я вижу, что разработка узора клятвы удалась. Мастера, придумавшие его, рассчитывали на значительно меньший срок. Но все-таки гений нашелся и понял ее суть. Что ж, теперь вы сами отвечаете за последствия.

— Какие последствия?

— Война ведь не просто так началась. Мы думали, что слишком рано незрелое человечество овладело подобной мощью.

— Да какая там мощь?..

— Мальчик! — Лантисса посмотрела на меня сузившимися глазами как на полного несмышленыша. — Если ты знаешь парочку защитных и тройку слабеньких атакующих узоров, то уже полагаешь себя познавшим все могущество архимагов? Думаешь, этим и ограничивается арсенал так называемой целительской магии? Человек — очень изобретательное существо… особенно в вопросах самоуничтожения.

— Прости.

Лантисса кивнула:

— Ничего. Так ведь и было задумано…

— Вырвать у тигра клыки, чтобы не очень обижал зверушек, — не удержался я от шпильки.

— Точнее, притушить вулкан, чтобы не разнес весь остров, — ничуть не обиделась девушка.

— Ты сказала, что с тобой не связывались после внедрения, — постарался я перевести разговор на другую тему, поскольку почувствовал себя мальчишкой, упрямо настаивающим на том, что дважды два равно пять. — Но как же испытания? Разве ты не можешь снять копию знаний испытуемых, как проделала это со мной? И разве, используя нить-связь, ты не можешь самостоятельно с кем-нибудь войти в контакт?

— Нет, не могу. Я ведь не живая. За связь с внешними кристаллами отвечает отдельная структура. Она реализует воспроизводство потерянных кристаллов и первичный контакт с испытуемым. Мы ведь не предполагали оснащать артефакт сознанием.

— Артефакт сам выращивает кристаллы?

— Нет конечно же. В особой комнате находится стальной шкаф с ячейками, куда кристаллы помещаются после использования. Если их не хватает — потеряли, вынесли за пределы академии более чем на двести метров, случайно разрушили и так далее и тому подобное, — хранители вставляют в ячейку чистый камень, и уже в него структура внедряет узор-идентификатор. Количество идентификаторов строго ограничено.

— А как проводится само испытание?

— В друзе хранится множество обобщенных узоров профессиональных качеств, необходимых для выявления склонностей и способностей к тому или иному виду деятельности. Артефакт отправляет узор испытуемому. Узор связывается со структурой знаний человека, стимулирует ее и получает отклик. Узор возвращается в артефакт, и там соответствующий блок оценивает уровень совпадения с эталоном. Есть люди с ярко выраженными способностями, тогда артефакт помечает конкретную профессию как наиболее приоритетную, остальные три-четыре — в порядке убывания. Впрочем, ты это уже знаешь. У тебя во время испытания как раз и было почти идеальное совпадение с лекарским делом, хотя ты мог даже не предполагать подобного. А теперь тебе пора возвращаться. Скоро испытания закончатся, и окружающие не поймут твоего отрешенного вида. Напоследок один совет. Передай Финь Ю, что без должного развития тела развитие мысли затруднительно.

— Я не совсем понял, о чем ты…

— Он поймет.

— Хорошо, передам. А можно…

— Связаться со мной можно в любой момент, — улыбнулась Лантисса. — Знание, как это сделать, я тебе уже передала. — Она неожиданно подмигнула мне. — Мысли твои я не читаю, просто предугадываю, что ты можешь спросить. Я была права? Именно это тебя интересовало?

— Да.

— Ну тогда до встречи, Филлиниан. Выполни мою просьбу! Очень прошу.

Образ девушки развеялся, а я оказался снова в аудитории в полном, неразделенном сознании.