До того как приехать в Джубан поступать в академию, я жил с родителями в небольшом селении за отрогами Серых Гор. Село наше стояло посреди лиственничных лесов, и за дворами текла небольшая чистая и очень холодная речка. Я любил осенью стоять у воды и смотреть на плывущий мимо ковер сброшенных лиственницами иголок. Казалось, что можно выйти в самую середину, не провалившись, поверхность будет щекотно и мягко пружинить под ногами, как медвежья шкура, и речка понесет меня далеко-далеко, за гречишные поля, за дальние холмы, за пасеку дяди Миклоша, и дальше — куда? А еще я думал, что иголочки похожи на людей. Сколько их остается лежать в лесу под деревьями — никто не скажет. Наверное, и слова-то такого нет, чтобы сказать сколько. Много. Но некоторые иголки падают в воду и уплывают. Некоторые прибьются к берегу или к коряге в трех шагах от родного дерева, некоторые проплывут лигу-другую, перед тем как прилипнуть к чему-нибудь или закрутиться в омуте, намокнуть и утонуть. А некоторые уплывут далеко, в сияющие дали, и что там с ними случится — Гор ведает. Они разные, эти иголки, — одни покороче, другие подлиннее, одни прямые, другие скрученные, но вот ведь что важно: это никак не влияет на то, как далеко они уплывут. И что еще важнее: кто скажет, где лучше превратиться в гумус — под родным деревом или в тысячах километров от него?

В свою четырнадцатую осень я поделился этими и некоторыми другими своими мыслями с отцом. Он вздохнул, покачал тяжелой головой и произнес: «Не выйдет из тебя доброго селянина, не выйдет». И более ничего не сказал, но я уверен, что именно тогда отец и решил отправить меня в город. Помню, сколько шума было, когда он объявил свое решение — отдать меня на обучение в гимназию. Особенно Робин недоволен был — он жениться собирался, и те деньги, что на мое обучение пойдут, ему бы ой как пригодились. Но отец своих решений не менял, расшумевшегося старшего огрел по шее, на остальных прикрикнул и пошел Гнедка запрягать. А я так и стоял с разинутым ртом, и мысли мои вились, как рой растревоженных пчел.

Из гимназии я сбежал через два месяца, и те два месяца были и остаются самыми неприятными в моей жизни. Наивный сельский подросток оказался идеальной мишенью для жестоких насмешек городских гимназистов. Я бы сбежал в первый же день, если бы не стыд возвращения в родное село. Однако в итоге я все же отправился было домой, но на стоянке дилижансов бойкий паренек, назвавшийся Лекой, совершенно очаровал меня рассказами о магии, о великолепном Джубане и Академии магов, куда Лека и направлялся. И езды-то до Джубана, по его словам, было всего два дня, хоть и с пересадкой. Отличная история для простака, каковым я тогда был. Стоило ли удивляться, проснувшись после первой же ночевки без попутчика, верхней одежды и всех денег. Наверное, не стоило, как и не стоило удивляться тому, что Джубан лежит по ту сторону Серых Гор аж в двух тысячах ли. Так что путь мой туда занял не следующий день, а следующие полтора года.

Клянусь, если судьба сведет меня с Лекой еще раз, я не буду поджаривать его на огне и требовать назад украденные деньги, нет — я поклонюсь ему до земли и выгребу все содержимое своего кошелька. Потому что мой самый страшный сон начинается с того, что я не встретил на стоянке дилижансов этого рыжего воришку.

Крепкий хлопок по плечу, сопровождаемый возгласом: «Попался, Малек!» — вывел меня из раздумий. Я обернулся, отлично зная, чью радостную физиономию сейчас увижу. Анри Ломак, гроза всех девственниц Джубана, великий борец со скукой и первый враг всех добропорядочных мещан округи, шлепнулся рядом со мной на скамейку и интриганским шепотом поинтересовался:

— Давай колись, что натворил, — и, увидев недоумение в моем взоре, добавил: — Тебя ректор ищет, понял?

Странно. Особых преступлений за мной не числилось, по крайней мере, таких, чтобы аж сам ректор забеспокоился. Если только… Неужели милорд Тавин узнал про мои внеклассные занятия? Вообще-то самообразование в академии всегда поощрялось, но, возможно, этот случай будет исключением. Уж больно близко мои эксперименты подходили к тому, что именуется запретной магией. Я помрачнел, и Анри мгновенно это подметил, пихнув меня в бок:

— Ага! Я так и знал, рассказывай, что там у тебя, помогу, чем смогу. А уж нем буду как камень.

Я усмехнулся:

— Да уж, таким камешком светляки весьма бы заинтересовались. Нехорошо это, когда какой-то камень болтает почем зря. Ненормально, а?

Анри сделал вид, что обиделся.

— Да я надежнее, чем Основа Опор. Неужели не расскажешь? Это лучшему другу-то?

Ха, тоже мне, «лучший друг» нашелся. Кстати, он ведь и соврет — недорого возьмет…

— Скажи-ка, лучший друг, а не врешь? Меня действительно ректор ищет? Я ведь сразу к нему не попрусь, я у людей поспрошаю, смотри, если что.

Анри понял, что ему ничего не светит, и поднялся:

— Ну и демон с тобой, не говори потом, что я тебе помощь не предлагал, — и удалился, насвистывая.

Я постучался и, услышав отклик: «Войдите!» — потянул на себя высоченную, под потолок, резную дубовую дверь.

— Вы меня искали, милорд?

Ректор поднял голову, несколько мгновений недоуменно меня разглядывал, потом его взгляд осветился пониманием.

— А… Локай. Проходите, садитесь.

Я с некоторым замиранием притворил за собой дверь, подошел к указанному креслу, уселся на самый краешек и принялся потихоньку озираться — в кабинете ректора я еще ни разу не был. Осмотр меня разочаровал: книги, книги, свитки. На стенах — грамоты и пара неброских картин. И никаких чучел выворотней или голов виверн. Кабинет скорее смахивал на обиталище ученого, а не боевого мага, каковым Тавин Рокард был в свое время. Скучно.

Ректор потер пальцами бровь.

— Милорд Арэн рекомендовал вас как лучшего ментала на третьем курсе.

Вот это новость! Я аж рот раскрыл. А мне-то наш куратор неоднократно говорил, что большей бездари он еще не встречал. Не то чтобы я принимал его слова близко к сердцу, я и сам знал, что кое-чего стою и на курсе не худший. Даже полагал, что далеко не худший… но чтобы лучший?

Ректор между тем продолжал:

— И, что гораздо важнее, рекомендовал как вдумчивого, целеустремленного и честного человека. И не труса к тому же… Вы как, с темой летней практики определились?

Я судорожно сглотнул. Не каждый день такое услышишь. И от кого — от ректора!

— А… Д-да, м-милорд Арэн предложил… «Взаимовлияние и взаимопроникновение стихий». Семинар через месяц, и…

— Не буду ходить кругами. От имени Белого Круга и Академии магических искусств я уполномочен предложить вам… скажем так, работу. Белый Круг, действительным членом которого, как вам наверняка известно, я являюсь, очень заинтересован в этом деле. Смею утверждать, благосклонность Белого Круга — это весьма неплохо для любого мага, не только для начинающего. Впрочем, будет и материальное вознаграждение. Ну и, вне зависимости от результатов, это будет зачтено вам в качестве практики.

Челюсть у меня окончательно отвалилась, и я даже не пытался ее подбирать. Это мне снится, не иначе. Белый Круг… БЕЛЫЙ КРУГ! Предлагает мне — мне! — работу?! А почему не пантеон Девяти с Гором во главе? Обалдеть можно.

— Но должен предупредить: вероятно, дело будет опасным. Возможно, вам придется столкнуться с непреодолимой силой, к тому же, не исключено, враждебно настроенной.

Нет, он определенно задался целью довести меня до нервного истощения. Был у нас небольшой факультатив, лекций на пять, по непреодолимым силам в рамках теории игр. Разумеется, я их все прогулял. Мне и в голову не могло прийти, что это может иметь практическое применение — к самой-то теории игр большинство студентов относилось эдак снисходительно-пренебрежительно.

Кстати, в терминах этой самой теории, выражение «враждебно настроенная непреодолимая сила» является синонимом к понятию «конец игры». М-да… перспективочка. Объяви сейчас ректор, что в случае моей неудачи я буду причислен к лику святых, я, пожалуй, не очень бы и удивился. Но новости, похоже, закончились.

— Подробности будут вам изложены позже, если вы, разумеется, дадите положительный ответ. Вы согласны?

Ха! Он еще спрашивает, согласен ли я? Я прочистил горло:

— Кхм… Да, милорд, согласен. Но…

Ректор взметнул брови и уставился на меня заинтересованным взглядом.

— …почему я?

— Вполне закономерный вопрос, — кивнул милорд Тавин. — Действительно, есть множество магов сильнее вас и еще большее множество магов слабее вас и просто не-магов. Для силы, с которой вам, возможно, придется встретиться, нет особой разницы, кто ей будет противостоять: ректор академии или полуграмотный крестьянин. Но, по некоторым соображениям, нам нужен в этом деле именно маг. И именно ментал.

Я кивнул. Ментальная магия наиболее сложная, но у нее есть два громадных преимущества: во-первых, ментал может пользоваться магией внешне незаметно, не размахивая руками и не бормоча заклинания, а во-вторых, ментальная магия — самая быстрая. Вербалисту даже для самого простенького боевого заклинания надо произнести пару слов, как минимум, и каждую букву этих слов нагрузить смысловым узлом, что само по себе дело непростое, да и слова при этом получаются на редкость непроизносимыми. А пока он эту «пару слов» произносит, даже самый неповоротливый воин успеет сообразить, что к чему, и заткнуть болтуну рот. Частенько — навсегда заткнуть. Так что существование миссий, в которых ментал даст сто очков вперед любому, я признаю. Но в то, что я лучший ментал в округе, как ни заманчиво это звучит, — не верю. О чем я ректору и сообщил. Ректор же вдруг озорно улыбнулся и заявил:

— А вот это будет вам маленьким экзаменом на сообразительность. Вопрос: почему именно вы? Все, что нужно для правильного ответа, вы знаете.

И откинулся, довольный, на кресло. Вот чего я терпеть не могу, так это вот такие угадайки. Особенно девушки любят: «А угадай, почему? А угадай, что? А угадай, сколько?» Ненавижу. Но ректору же так не скажешь, пришлось задуматься.

Почему третий курс? Нелогично. На четвертом курсе студенты получают допуск к заклинаниям первой ступени, проходят Представление Свету, и вообще, четвертый курс — это качественный скачок… Стоп!

Определенно я нашел причину и… Короче, она мне понравилась.

— Мм… эта непреодолимая сила… возможно, она будет враждебно настроена к светлым магам?

— Именно, — ректор удовлетворенно кивнул. — Более того, она будет определенно враждебно настроена к светлым магам. Вам, разумеется, хорошо известно, что в последние четыреста лет все без исключения практикующие маги обязаны пройти Представление Свету. И сумеречных, и уж тем более темных магов на сегодняшний день совершенно не осталось. По крайней мере, Белому Кругу о таковых ничего не известно.

Ректор встал, прошелся, заложив руки за спину, по комнате.

— Поэтому мы в своем выборе были ограничены третьим курсом академии. Вы обладаете магическими способностями и знаниями, будем надеяться, достаточными для выполнения вашей миссии, и в то же время фактически не являетесь светлым магом… Ну хорошо, если у вас не осталось более вопросов, попрошу следовать за мной.

— Но… милорд… Куда?

— К месту выполнения вашей работы. Проблема, с которой мы столкнулись, не терпит отлагательств, и чем скорее вы к ней приступите, тем лучше. Вся информация и снаряжение, необходимые для выполнения работы, будут вам предоставлены на месте. — Ректор распахнул дверь: — Идем.

Анри, разумеется, был тут как тут, стоял за первым углом, делая вид, что поглощен изучением объявлений. Видно было, как вопросы метались у него во рту, подобно рыбешкам в кульке, но присутствие ректора не дало ему вывалить их на меня. И слава небесам. Просто боюсь представить, что бы я в нынешнем состоянии ответил ему и до каких размеров он раздул бы мои ответы.

Мы с ректором быстро прошествовали через весь корпус, и у меня аж голова закружилась от непрерывных пожеланий здравствовать (желали, ясное дело, не мне, а ректору, но кивать и здороваться в ответ приходилось), спустились вниз, вышли во двор и направились к… о да! К башне Сверра. Определенно сегодня день чудес — в башню пускали только с пятого курса и только по делу. Ходили среди студентов байки о некоем магическом арсенале в подвалах башни — неужто мы направлялись туда? Я бы не отказался от магического оружия… и от пары талисманов, скажем, от кольца невидимости… или… Но тут ректор прервал мои предвкушения, поздоровавшись с привратником и распахнув передо мной дверь башни. Едва слышный сдавленный вздох прозвучал у меня за спиной, я обернулся и заметил застывшую на лужайке фигуру. Анри, ну разумеется. На его лице было такое неописуемое выражение, что я не удержался и показал ему язык. И переступил порог башни, еще не зная, что переступаю из одной жизни в совсем-совсем другую.

К моему большому сожалению, мы сразу отправились не вниз, к гипотетическому арсеналу, а наверх.

Наверх, наверх и наверх. Ох! К моменту, когда мы достигли цели, мною уже можно было протирать полы. А вот ректор, что интересно, даже не запыхался. Лестница упиралась в закрытую дверь. Ректор хмыкнул, порывшись в кармане, достал что-то мелкое и приложил к металлической пластине на двери.

Ключ! Я моментально забыл про усталость. Кто сказал, что арсенал должен быть обязательно в подвале? Но воодушевление мое прошло так же быстро, как появилось: круглая комната была совершенно пуста. Даже мебели никакой не было, если не считать резной арки, торчащей прямо посреди комнаты. Ректор, должно быть, уловил мое недоумение.

— Проходи под арку, — бросил он через плечо, возясь у двери, — это портал. Подожди меня там, я сейчас дверь закрою.

Постоянный портал?! Тень Шихара и десять Темных! Я даже не знал, что таковой существует в академии, да что там — никто не знал. Даже слухов таких не ходило. А ректор — тоже хорош. Можно подумать, я каждый день через порталы шляюсь. И где я, интересно мне знать, окажусь, когда перейду? Я оглянулся: милорд Тавин возился у двери, что-то негромко бормоча — то ли заклинания, то ли ругательства. А, была не была: я зажмурился и шагнул в портал.

И — ничего. Близко ничего похожего на то, как описывается путешествие через портал: я не падал ни в какой бездонный колодец, меня не разбирало на атомы и я не чувствовал себя растворяющимся в космосе. Я открыл глаза, увидел ту же комнату и развернулся, раздосадованный и разозленный, к этой дурацкой арке. Интересно, это портал у них поломался или ректор надо мной издевается? Наверное, все же первое. Похоже, полоса чудес и подарков судьбы кончилась, не удивлюсь, если, пока его будут чинить, надобность в моих услугах пропадет. Ну хоть в башне Сверра побывал, тоже неплохо. Я уже собрался было сообшить печальную новость ректору, но он совсем не выглядел удивленным или расстроенным. «Отойди, пожалуйста», — попросил он меня; я машинально отошел.

Ректор же прошел через неработающую арку, мимо меня, обошел ее вокруг и направился к двери, через которую мы вошли.

— А… — только и смог сказать я.

Ректор недоуменно обернулся, секунду смотрел на меня, потом понимающе усмехнулся:

— Ах да, прости. Ты ж до этого порталами не пользовался?

Нет, он определенно издевается. Я только головой мотнул.

— Удивляешься отсутствию эффектов перехода? Не удивляйся, это стационарный портал, в сущности, даже не портал в привычном значении этого слова, скорее — кусок пространства, принадлежащий нескольким местам одновременно. Удобно, знаешь ли, никаких затрат энергии и неприятных ощущений. Ну пошли.

Я только сейчас заметил, что ректор обращается ко мне на «ты», и возгордился этим неимоверно. Если он еще по возвращении будет продолжать ко мне так обращаться, хотя бы пару раз… и если это услышит Анри… ух.

Мечты, мечты, как сладок ваш обман.

Честно говоря, я все еще опасался, что это какой-то злобный розыгрыш, но все сомнения отпали, когда ректор открыл дверь. За ней тоже начиналась лестница, но она уходила вверх и не вилась спиралью, а тянулась прямо и скудно освещалась редкими фонарями. Пахнуло сыростью, недвусмысленно намекающей, что мы находимся под землей.

Ага, и довольно глубоко, как скоро выяснилось. И чего бы им не сделать порталы на поверхности? Боятся форму потерять, что ли? Задыхаясь, я поинтересовался этим вслух. Голос же ректора звучал так, словно он стоял на кафедре, а не спешил вверх по бесконечной лестнице:

— Особенность стационарного портала. Он должен в обоих местах находиться на одной и той же высоте, точнее, на одном и том же расстоянии от центра планеты. Джубан много ниже этого места, поэтому и пришлось совмещать высоту таким образом. Ну, да мы почти пришли.

Но я уже и сам видел дверь в конце этой шихаровой лестницы. Одно утешает: когда мы пойдем обратно, подниматься не придется. Я шагнул за ректором наружу в ярко освещенный проем и зажмурился. Снаружи был день и было лето.

Похоже, шагнули мы — будь здоров. В Джубане стояла осень, и одет я был соответственно, так что сейчас по спине у меня сразу потекли струйки пота. Я на ходу снял куртку и огляделся. Выход из портала одиноко торчал посреди довольно большого поля, смахивая на вход в фамильный склеп, и — никакой охраны. Ректор, и я за ним, направлялся к группе аккуратных зданий непривычной архитектуры. Вокруг, сколько хватало глаз, расстилалась степь с редкими деревцами. Только слева, почти на горизонте, виднелись какие-то руины. И что-то в силуэте этих руин показалось мне знакомым.

Особенно вон то высокое здание, похожее на трезубец… Определенно, где-то я это уже видел. И тут я вспомнил где — и застыл как настигнутый окаменяющим заклятием. Силы Тьмы! Это же Майа Аргерран — Город Последней Битвы!

Мысли тут же заметались в голове: ходила довольно популярная версия, что Арман Светоносный и Дарошель Гарвианец вовсе не уничтожили Проклятого в той самой Последней Битве, а всего лишь заточили его, и он может освободиться…

Та непреодолимая сила, которую упоминал милорд Тавин и для которой нет разницы между ректором академии и крестьянином… Уж не с Черным ли Принцем они меня собрались знакомить?!

Я помотал головой, отгоняя дурные предчувствия, и побежал догонять ректора, который успел отойти довольно далеко. Вопросы жгли мне язык, но озвучить их я не смог: когда я догнал ректора, он покосился на меня, неопределенно хмыкнул, бросил взгляд в сторону руин и буркнул: «Позже». Ну что же, позже так позже.

Мы прошли к ничем не выделявшемуся от других зданию, ректор открыл дверь и посторонился, пропуская меня. Я прошел внутрь и с любопытством огляделся. Все помещение здания занимала одна-единственная комната, и посмотреть в ней было на что: во-первых, вся стена, обращенная к Майа Аргерран, была прозрачной; я вообще сначала подумал, что этой стены нет. Во-вторых, над комнатой, похоже, хорошо потрудились идеографисты: по всему полу змеились, местами заползая на стены, линии всевозможных видов и расцветок. В узловых точках получившегося узора стояли приборы непонятного назначения и фигурки странного облика. В-третьих, потолок. По первому взгляду я было решил, что на нем нарисовано ночное небо, но, вглядевшись, понял — не нарисовано. Звезды легонько мерцали, и, пока я, открыв рот, пялился вверх, по небу прошмыгнула пара метеоритов. Короче, комнатка была — первый сорт, неудивительно, что обитателя ее я заметил, только когда он заговорил:

— Наконец-то. Я же просил — как можно быстрее, — произнес, впрочем, без особого раздражения в голосе, высокий мужчина в простой серой робе, и я вздрогнул от неожиданности. Милорд Тавин коротко вздохнул и представил меня:

— Малик Локай, наш бесцветный маг.

Что-то мне в его тоне не понравилось. Особенно как он произнес «бесцветный». Но тут мне стало не до размышлений, потому что ректор повернулся ко мне и сообщил:

— Алисол Мирна, архимаг Белого Круга, первый принципал Ордена Содействия Свету.

Вот это да! Сам главный светляк, чтоб мне свиньей переродиться! Жаль только — никто же не поверит. И вот тут у меня первый раз появились сомнения — вернусь ли я вообще в академию?

— Мое почтение, — автоматически произнесли мои губы незнакомым голосом.

Светляк кивнул.

— Рад встрече. Действительно — рад. — Он посмотрел на ректора. — Я думаю, мы не будем затягивать знакомство и перейдем сразу к нашей проблеме. Ты ввел его в курс дела?

— Нет, — проворчал ректор, — сам же сказал: «Хватай в охапку и тащи». Вот — притащил.

— Долго что-то тащил, — недовольным тоном отозвался принципал. — Ладно, тогда для вас, молодой человек, краткая лекция на тему «Последняя Битва и ее участники».

— Я вообще-то в курсе… — тихонько ответил я. Есть у меня такая беда — язык. Никак не могу его научить держаться за зубами.

— Вот как? — живо заинтересовался светляк. — И что же вы нам можете поведать?

— Увольте, — опять ворчливо сказал ректор, — это без меня. У тебя в столовой еда какая-нибудь осталась? Я бы поел чего, а то с утра — только чашка чая да два сухаря.

— То-то ты такой кислый, — усмехнулся светляк. — Осталась еда, осталась. Половина вчерашнего барашка тебя устроит? В печи лежит, теплая еще. И по полкам пошарь, где-то там початая бутылка красного гвенийского лежала. Второй урожай триста семьдесят первого года, между прочим, если это тебе о чем-то говорит.

— Мммм! — одобрительно произнес ректор и, пряча в усах улыбку, удалился.

Светляк повернулся ко мне:

— Давайте все же не будем тратить время на очередное повторение общепринятой версии Последней Битвы. Поверьте мне, я знаю ее отлично, как-никак, сам сочинял. (Я недоуменно поднял брови: как это — «сам сочинял»?) Про самоотверженную армию Детей Света. Про героического Армана, который, явив все свои благородные качества в превосходной степени, поверг-таки Врага Всего Сущего, хоть и ценой собственной жизни. Поступок, прямо-таки достойный Князя Света, не находите? И про его верного друга и непременного спутника Гарвианца, который завершил дело и добил Проклятого. И про других участников, чьи имена начинаются с чрезвычайно большой буквы. Ведь именно это вы мне собирались поведать?

В его изложении это звучало немного пафосно, но суть он выделил верно, о чем я и сообщил принципалу легким кивком и невнятным мычанием.

— В таком случае для вас будет внове узнать, что эту историю с истинной связывают только две фигуры — Армана ре-Хонора и Дарошеля Макка Силти из Гарвиана. Они действительно существовали, хотя и были практически незнакомы друг с другом. Ах да: нечто подобное Последней Битве также имело место. Все остальное — просто наглядная демонстрация высказывания «Историю пишут победители». Хотя… называть нас победителями — слишком громко. Мы просто те, кто остались. Для начала, краткий экскурс в четырехсотлетнее прошлое.

В 4107 году по старому летосчислению или за три года до Последней Битвы Арман ре-Хонор был избран Мастером Белого Круга. Это было большой ошибкой со стороны уважаемых архимагов, хотя… кто знает, как бы все сложилось, не сделай они этой ошибки. Арман был властолюбив, честолюбив, горд сверх меры и вдобавок исповедовал принцип «цель оправдывает все». Но, надо признать, магом он был великолепным, его вклад в вербалистику трудно переоценить. Это и повлияло на выбор архимагов, которые посчитали, что Арман, достигнув вершины, перестанет увлекаться подковерными играми и сосредоточится на исследованиях. Однако архимагам следовало бы побольше внимания уделять и естественным наукам, например психологии. Тогда бы они знали, что, достигнув одной цели, человек, подобный Арману, тут же поставит себе другую, еще выше. Так оно и случилось: Арман задумал увековечить свое имя, уничтожив Черный Круг. Задачка, прямо скажем, непростая. Черный Круг тогда ни по численности, ни по силе ничуть не уступал Белому, более того, скажем прямо, он его превосходил.

Но даже и не это было основной проблемой. Видите ли, это сейчас понятия «Черный Круг» и «средоточие зла» — синонимы. Вообще-то Черный Круг был всего лишь альтернативой Белому и вовсе не представлял собой скопище тиранов, садистов и прочих картинных злодеев. Более того, адептов той магии, которая зовется сейчас запретной, в Черном Круге было не более одной десятой. А уж Представленных Тьме — тем более. Посвященных вообще было — по пальцам перечесть. Кстати, Представление Свету тогда тоже не являлось требованием членства в Белом Круге.

Да и что с того? Вы уже на третьем курсе учитесь и, я надеюсь, научились мыслить самостоятельно. Наверняка вы уже, хотя бы про себя, ставили вопрос о целесообразности запрета на запретную магию? Ведь то, что маг использует в своей работе, например, некротические связки, вовсе еще не характеризует его как злодея. Скажем, целитель может использовать подобное, чтобы эффективно отделить гниющую плоть от здоровой. Да мало ли вариантов! Более того, скажу вам по секрету, на советах Круга периодически выдвигаются предложения не просто снять запрет, но более того, открыть факультеты, которые выпускали бы некромантов и хаотиков. Разумеется, пока эти предложения большинством голосов проваливаются, но — эхо горы ломит.

Я сидел, открыв рот и развесив уши. Ладно бы, если бы мне это рассказывала бунтарка и безбожница Ирси, с которой мы возвращали лягушек и которая твердо решила после третьего курса провалить экзамены, чтобы не проходить Посвящение Свету, а всерьез заняться ведовством. Кстати, что-то подобное она мне и рассказывала, не слово в слово, но по духу — практически то же самое. Но чтобы это мне говорил — кто! Глава ОСС, чья цель — Выявлять и Искоренять. Мечом и Светом. С Жалостью, но без Пощады.

Хотя как раз ему-то и можно. Его небось никто выявлять не станет и искоренять не припрется. Я сделал непроницаемое лицо и слушал дальше.

— Справедливости ради скажу, что стычки у Белого и Черного Круга случались, и порой довольно масштабные, но как раз в тот период, четыреста лет назад, мы жили вполне мирно и даже, бывало, сотрудничали. О войне никто и не помышлял. Скорее нам больше беспокойства доставлял Серый Ковен — своей неуравновешенностью и прямо-таки вселенским раздолбайством.

Так что задачу себе ре-Хонор поставил почти невыполнимую. Уж не знаю, понимал ли он это сам, но за ее решение он взялся с присущими ему рвением и целеустремленностью. Для начала он просто потихоньку начал сеять семена недовольства и неприязни. В отличие от остальных членов Белого Круга, человеческую природу Арман изучил в совершенстве, и довольно скоро архимаги, иначе как плюясь, Темных и не упоминали. Но это была капля в море, не думаю, что у Армана получилось бы раскачать Круг на полноценную войну, не помоги ему Темные.

У группы архимагов Черного Круга в очередной раз созрела идея построить государство, основанное на магии. Подобный эксперимент уже проводился около двухсот лет назад до описываемых событий и с треском провалился. Было много шума, крови и разрушений. Но людская память коротка, а маги — те же люди, разве что живут подольше. Двести лет вполне хватило Темным, чтобы решиться на вторую попытку. Ошибка, говорили они, была в том, что в прошлый раз магию внедрили в уже зрелое общество, наполненное болячками и нарывами. А если внести ее в молодую и здоровую цивилизацию, все выйдет просто замечательно, и лет через сто они построят идеальное общество. Я вообще удивляюсь: почему-то с идеями насчет идеального общества и идеального человека всегда носились именно Темные, а Светлые всегда относились к этим идеям со скепсисом. По идее, должно бы быть наоборот. Но это я отвлекся.

На этот раз Темные взялись за племя кочевников из Ассарских степей. Начали в темпе натаскивать тамошних шаманов и довольно скоро добились впечатляющих результатов: боевой вождь одного из небольших племен на очередном большом сборище перебил вождей соседних племен, объявил себя «великим вождем» и повел кочевников на Сарисс. Подобное там происходило чуть ли не каждый год, поэтому никто особо не встревожился. Вот только на этот раз степняки вдребезги разбили Сарисскую армию, с ходу захватили считавшуюся неприступной столицу Сарисса — Кендор и неудержимым валом покатились дальше по стране.

Белый Круг забеспокоился. Послали ноту Черному, но получили ответ типа: «Не мешайте эксперименту, детишки поиграют и успокоятся, а что поломают немного — не беда, как же без этого». «Детишки», однако, успокаиваться и не собирались, наоборот, входя во вкус, куролесили вовсю. Белый Круг собрал силы и вышиб степняков из Сарисса, причем это потребовало куда больше сил и принесло намного больше потерь, чем рассчитывали архимаги. Белый Круг сильно призадумался. А тут еще Арман постоянно крутился повсюду и подливал масла в огонь. Когда до архимагов дошла новость, что Черный Круг не только не успокоился, но даже, наоборот, увеличил свои усилия, они были уже на грани закипания. И тогда Арман бросил на очередном совете «шаровую молнию»: оказывается, теперь все степные шаманы в обязательном порядке проходят Представление Тьме!

Совет взбесился, новость действительно была из ряда вон; эксперимент грозил выйти из-под контроля и обернуться такими неприятностями, по сравнению с которыми события двухсотлетней давности показались бы детской шалостью.

Кстати, похоже на то, что Арман мистифицировал совет. Та пара шаманов, которых он привел в качестве доказательства, видимо, была единственной. Уже после окончания войны орден долго рыскал по степям — и никаких следов Изначальной Тьмы на степных землях обнаружено не было. Да и то сказать, эксперимент экспериментом, но давать в руки диким степнякам такое оружие — на это вряд ли пошел бы даже самый безумный из Серых.

Как бы там ни было, война была уже делом решенным. Эту стену Арман проломил. Но легко сказать — война. Черный Круг был на пике силы, кроме того, у него неожиданно обнаружился союзник, которым, как показали последние события, пренебрегать не стоило, — обращенные степняки. И Арман начал искать друзей, обратившись в первую очередь к неизменному союзнику Белого Круга во всех серьезных стычках — Серому Ковену. Ре-Хонор вполне мог рассчитывать на помощь Серых: те издревле были помешаны на равновесии, а сейчас оно было явно нарушено в сторону Тьмы. Вдобавок с главой Серого Ковена Арман заблаговременно установил приятельские отношения.

Но Арман не учел, что глава Ковена для не признающих над собой никакой власти Серых — это совсем не то, что Мастер Круга — для Белых. А между Серыми и Белыми тогда водилась немаленькая такая неприязнь. Вдобавок в Сером Ковене происходили какие-то свои пертурбации, и на призыв главы откликнулось десяток безусых юнцов да еще пара скучавших магов покрепче. Не на такую помощь рассчитывал Арман, о чем он и сказал Рендору Тер-Дзару — тому самому главе Серого Ковена. Рендор сокрушенно согласился и удалился за некой «помощью». Тем временем степняки собрали новую силу и нацелились на этот раз на более лакомый кусок — на Азалис. Разумеется, сделали они это по наущению «старших братьев» из Черного Круга, сами бы они лезть на одно из сильнейших государств Севера не рискнули. Белый Круг, резиденция которого традиционно располагалась в столице Азалиса, объявил Черному официальную войну.

Настроения в Круге менялись от шапкозакидательских у оторванных от жизни магистров до панических — у знающих истинное положение дел. Арман относился ко вторым и тоже стал проявлять признаки испуга, начав понимать, что у него появился шанс увековечить свое имя, но как последнего Мастера Белого Круга.

В этот момент вернулся Рендор, вернулся один, но не с пустыми руками — он принес короткую, вычурно изогнутую трость, на поверку оказавшуюся не чем иным, как жезлом Тависса — Принципом Изменений. Арман вначале не поверил — истории об Инструментах Богов давно уже были отнесены в разряд сказок. А потом, после получения неопровержимых доказательств, его залихорадило. С Инструментом Богов в руках он мог не только подчистую уничтожить весь Черный Круг даже в одиночку, но самые дикие и недостижимые мечты могли стать реальностью. Однако Рендор категорически отказался выпускать жезл из рук и строго оговорил варианты его применения. Арману это не понравилось — он уже видел себя полноправным владельцем жезла. В общем, наш Мастер потерял голову. Он собрал нескольких наиболее преданных последователей и напал на Рендора. Ему удалось убить главу Серого Ковена, но в остальном Арман потерпел полное фиаско. Жезл исчез, что с ним успел сделать Рендор — никто не понял, но никаких следов вожделенного жезла Арману найти не удалось. Более того, перед смертью Рендор успел связаться с кем-то из Ковена, и через день к войне подключились Серые, но — на стороне Черного Круга.

Арман заметался. Он устроил несколько покушений на верхушку Черного Круга и Серого Ковена, но не добился ничего, кроме того, что облысевший и потерявший глаз Мастер Черных, прежде не слишком пристально следивший за этой глупой войной, поставил себе целью взять Армана живым и зверски его замучить. Хотя, говорят, Мастер Черного Круга был не таким уж плохим человеком. В Белом Круге поднялась паника, многие маги и даже некоторые архимаги попросту бежали и попрятались кто где.

Союзная армия Черных и Серых раскаленным валом прокатилась по стране, сметая все попытки сопротивления. Впрочем, Арман проявил себя как талантливый полководец. В каждой стычке он старался минимизировать свои потери, легко идя на отступление, если силы противника превосходили, но при этом пользовался любой, даже самой мелкой возможностью нанести врагу урон. Так что, когда армия подступила к стенам Азы, сил у Армана было почти столько, сколько в начале войны. В Азе Арман изменил своему принципу и решил стоять насмерть. Да и то дело, если и был шанс где-то остановить врагов, то только здесь, где каждый камень был пропитан многовековым воздействием средоточий Изначального Света.

Битва, которая потом войдет в анналы под названием Последней, случилась третьего числа месяца травеня и длилась восемь суток. В результате заметно потрепанные и поредевшие силы Светлых были выбиты из города. Арман погиб в бою, отступившие войска возглавил Дарошель Гарвианец. Темные, справедливо решив, что теперь оставшиеся Светлые никуда от них не денутся, отложили преследование на потом и дали своим войскам день на отдых.

В разгар пирушки какой-то замшелый маг из Серых вдруг бухнулся на колени перед статуей, стоявшей у входа в Высшую академию магии Азы. Я окончил ее за три года до этих событий, поэтому хорошо помню ту статую. (Я насторожился — за три года… это сколько же лет милорду первому принципалу?.. Где-то четыреста двадцать — четыреста тридцать, получается?) Изображала она высокого бородатого человека с грозно нахмуренными бровями и протянутыми вперед ладонями — вылитый маг. Неудивительно, что такая статуя украшала именно Академию магии. Причем она была изготовлена с фантастическим искусством и из странного материала — аспидно-черного цвета, неимоверной прочности; каждый волосок на статуе был отдельным, как у настоящего человека, но при этом следовало приложить громадные условия, чтобы обломить хотя бы один. Просто руками это было сделать никак невозможно. Впрочем, студентов это не останавливало, и за столетия стояния борода статуй порядком поредела. А кому-то даже удалось отломить кусочек уха, который так и не смогли приклеить обратно — на статуе не держался никакой клей и никакая краска. Маги столетиями ломали головы над составом материала, из которого она была сделана, и над тем, кого же она изображала, но это было покрыто мглой веков.

И вот какой-то Серый говорит, что знает тайну ее происхождения и что вовсе это не статуя, а сам глава и основатель, только окаменевший. И что род их второе тысячелетие ищет своего пращура по всему миру и вот наконец нашел. После чего этот Серый сообщил, что из поколения в поколение у них передается описание ритуала, которым можно вернуть статую к жизни и каковой он немедленно и исполнит, если будет на то разрешение высших офицеров союзной армии. Проходивший мимо архимаг Черного Круга поинтересовался лишь, какого цвета был окаменевший предок, и, получив ответ, что чернее черного, махнул благосклонно рукой и пошел дальше по своим делам. Серый собрал своих родичей из тех, что оказались поблизости, и приступил к ритуалу.

Ритуал завершился удачно. Предок вернулся к жизни и моментально начал действовать. Неизвестно, при каких обстоятельствах он превратился в статую, но, надо полагать, не на дружеской вечеринке. Похоже, тысячелетия окаменения пролетели для него единым мигом, и оживший черный маг продолжил то, чем занимался непосредственно перед тем, как окаменеть. В живых из незадачливых родичей, только что поздравлявших друг друга с успешным завершением многовекового обета, не осталось никого. На шум сбежались другие бойцы союзной армии и, увидев творящееся непотребство, не стали утруждать себя излишними размышлениями и набросились на ожившего мага. Но тот разметал и их, однако шуму при этом получилось еще больше. Вскоре на огонек начали слетаться архимаги, и катаклизм перешел на качественно другой уровень. Надо заметить, что город после бегства Белых оставался целым, свой нынешний вид Аза приобрела именно в результате той драки. Древний маг оказался крепким орешком, и озадаченные и ничего не понимающие союзные маги обрушили на него всю свою мощь. Начавший сдавать маг обратился к Изначальной Тьме. Очевидно, он был на уровне Посвященного, потому что не стал мелочиться и накрыл весь город чем-то вроде Багровой Пелены. Чем-то вроде, но не ею, потому что воздух над городом остался прозрачным и чистым; однако эффект действия был как от Багровой Пелены — любое живое существо гибло. Кроме того, древний маг применил еще какое-то заклинание. Похоже, он собирался применить Остановку Времени, но что-то перепутал. По крайней мере, больше никаких действий он не предпринял. Но и того, что было сделано, оказалось более чем достаточно — из зоны действия смертоносного заклинания выбралось с превеликим трудом лишь двое черных магов, все остальное воинство Черного Круга и Серого Ковена нашло свою смерть на улицах Азы.

Неизвестно, что ощутил Дарошель, когда до него дошла эта новость. Только что бывший на волосок от смерти, он вдруг оказался победителем. Надо отдать ему должное, он быстро пришел в себя, собрал боеспособное войско из остатков разбитого и из тех, кто разбежался еще до начала войны, и принялся за планомерное уничтожение остатков Черного Круга и Серого Ковена. С Черным Кругом было проще, практически все архимаги полегли в Последней Битве, рядовые же члены какой-либо заметной силой не являлись. А вот остатки Серых Дарошель выжигал еще лет двести.

Но вернемся к нашей статуе. Вот. — Светляк наконец прервался и протянул мне какие-то бумаги, оказавшиеся при пристальном рассмотрении визотипами какого-то участка развалин. Видны были полуразрушенная колонна, портик здания и чья-то рука из-за обломков стены. На разных визотипах рука занимала разные положения. Сколько я ни вглядывался, так и не смог сообразить, какой глубинный смысл таился в этих изображениях и зачем понадобилось применять дорогостоящую магию, чтобы запечатлеть несколько моментов простого движения чьей-то руки. Пожав плечами, я положил бумаги на столик поблизости.

Милорд Мирна удовлетворенно кивнул, подошел к прибору, похожему на дальноглядную трубу, посмотрел в нее, хмыкнул и жестом подозвал меня. Я подошел.

— Взгляни, — сказал светляк, отодвигаясь.

Я взглянул. Прибор оказался действительно дальноглядной трубой и был нацелен на какие-то развалины. Нескольких мгновений мне хватило, чтобы опознать тот же вид, что на виденных минуту назад визотипах. Вот только руки там не было. И, если я правильно понял только что рассказанную историю, не могло быть. Я недоуменно взглянул на принципала. Он кивнул:

— Визотипы делались в течение последних девяноста лет с периодом в десять лет.

Я удивленно поднял брови. Архимаг продолжал:

— Несомненно, это был тот самый древний маг. По всей видимости, он собирался наложить на себя Остановку Времени, но ошибся с четностью. В результате Остановка Времени вышла с обратным знаком. Но это только называется так — Остановка Времени, в действительности это просто очень сильное ускорение, раз так в десять миллионов. А если перепутать, то получается такое же, но замедление. Довольно распространенная ошибка для этого заклинания. И, применительно к нашему другу, вполне простительная, если вспомнить о ситуации, в которой он оказался. Мы не имели возможности подтвердить наше предположение, защита от накрывшего город заклятия так и не была найдена. Некоторое время мы развлекались, посылая туда конструкты, но с ними тоже пока ничего не получалось. Мы полагали, что у нас есть еще лет сто — двести, прежде чем тот маг осознает свою ошибку и снимет замедление. Но ошибались. Вчера утром рука исчезла. Вчера же с города снята Багровая Пелена, или что там на нем лежало. По городу спокойно летают птицы, и, по всей видимости, человеку теперь в нем также ничего не грозит. Здесь мы плавно переходим к вашему заданию.

Алисол Мирна искоса взглянул на меня. Усмехнулся:

— Нам нужен человек, который пойдет в город и, скажем так, осмотрится. Сканирование показало отсутствие там людей, но это ровным счетом ничего не значит, интересующий нас человек мог легко закрыться от сканирования. Должен признаться, мы за все прошедшие четыреста лет удручающе мало узнали об интересующем нас маге. Все, что нам удалось узнать, — его предполагаемое имя: Урс Ахма Кайел. Большой Серый Медведь в переводе с тамырского — был такой исчезнувший ныне народец. Большинство источников сходятся в том, что Урс Ахма — Посвященный Тьме, хотя в одном свитке встретился странный термин — Вошедший во Тьму.

Мне показалось, что я где-то слышал это выражение, но отвлекаться на воспоминания не стал.

— Именно поэтому нам потребовался бесцветный маг, все источники согласны в том, что белых магов Урс Ахма сначала убивает, а уж потом с ними разговаривает.

Я улыбнулся.

— Зря улыбаетесь, это не шутка. К сожалению, никакие проблемы или явления не исчезают оттого, что мы пытаемся о них забыть. И некромантия как раз к таковым относится.

Улыбка сама собой сползла с моего лица. Еще и потому, что я вспомнил вдруг, где встречал этот термин — «Вошедший во Тьму». Мысли заметались у меня в голове, подобно стайке вспугнутых головастиков, но я приструнил их и слушал дальше.

— Если встретитесь с ним, постарайтесь его разговорить. Не думаю, чтобы это оказалось сложным, он наверняка уже понял, что с ним произошло, и ему нужна информация. Ничего не скрывайте, солгать вы ему, скорее всего, не сможете. Наоборот, обратите его внимание на то, что сегодня все маги — белые.

— А если он меня прищучит сгоряча, услышав такую новость?

Первый принципал пожал плечами. Ничего не скажешь, умеет утешить.

— Скажите ему также, что это — полностью его заслуга. Прямо не говорите, просто сообщите всю необходимую информацию, чтобы он догадался об этом и о том, что Белый Круг ему благодарен за избавление от конкурентов. Постарайтесь избежать вопроса «кто тебя послал?», по крайней мере на первых порах заболтав его как-нибудь.

«Заболтав»? Это не ко мне. Я вспомнил про Анри. Вот кого им следовало выбрать для этой миссии. Я вздохнул.

— Не переживайте сильно. Я считаю куда более вероятным, что вы его не встретите. Скорее всего, он уже далеко отсюда. Не настолько он глуп, чтобы не сообразить, что его будут искать. А в его положении сейчас самое разумное — скрыться и, не привлекая лишнего внимания, осмотреться и сообразить, что к чему в окружающем мире, а уже потом как-то действовать. Но кто его знает? Поэтому вам следует держать в голове такую возможность. Второе. Зачем нам нужен именно маг. Затем, что вам могут встретиться всяческие, — принципал выдержал паузу, — артефакты. Более того, они наверняка вам встретятся.

Я испытал досаду. Об артефактах я подумал сразу, как понял, что мне предстоит первым после дня Последней Битвы посетить город ее имени. Не то чтобы я всерьез рассчитывал, что светляк про них не подумает или забудет упомянуть, но надежда такая была. Светляк, кстати, мою досаду заметил.

— Я вижу, у вас уже возникали мысли о всяких таких амулетах. Так вот: вам следует обратить внимание на каждый магический предмет, который вам встретится, отметить его расположение на карте, вкратце описать сам предмет и его ауру. Но не более того. Категорически запрещаю прикасаться к таковым и тем более — подбирать или, чего доброго, надевать. Более того, настоятельно рекомендую не подходить к ним близко. Если предмет ощущается, но недоступен для осмотра, ограничьтесь описанием ауры. Прошу вас отнестись к моим словам со всей серьезностью, исключительно для вашего же блага. Очень многие боевые амулеты настроены на своего владельца, и даже те, что не настроены, вполне способны убить носителя при неправильном с ними обращении.

Я сделал подобающее случаю выражение лица и горячо закивал. Принципал скептически посмотрел на меня.

— Ладно, надеюсь, у вас хватит ума прислушаться к голосу здравого смысла. Третье. На карте, которую вам выдадут, красными кружочками обозначены места, где предположительно погибли архимаги Черного Круга, про которых известно, что они являлись Посвященными Тьме. Вам известно, что тела адептов Изначальной Тьмы не обретают покой после физической смерти?

Сглотнув, я кивнул. Принципал продолжал:

— То заклятие, что накрывало город, было губительным для низших не-мертвых, каковыми являются последы Представленных Тьме, но насчет Посвященных полной ясности нет. Скорее всего, для них тоже, ибо никакая высшая нежить не стала бы таиться четыреста лет; но, повторюсь, полной ясности нет. Поэтому вам надлежит, соблюдая всяческую осторожность, осмотреться в указанных местах и попытаться внести ясность в этот вопрос. Осматривайте издалека; если, приближаясь к такому месту, почувствуете опасность — бросьте и обойдите подальше. Риск нам не нужен, нам нужно, чтобы вы вернулись живым, здоровым и с информацией. Даже если вы просто войдете в городскую черту и вернетесь, это уже будет для нас достаточно ценно. Ясно?

Я опять кивнул.

— И последняя, сугубо личная просьба: желтым кружочком на карте отмечено место, где в последний раз видели в живых магистра тауматургии Ховара Мирну, моего отца. Он был в звании гранд-офицера, и вы сможете его узнать по золотому шитью на одежде. Я буду вам крайне благодарен, если вы просто осмотритесь в том месте в поисках его останков. Прикасаться к ним не надо, просто посмотрите. На этом все. Все необходимые припасы и амуниция подготовлены еще утром, и чем раньше вы приступите к своему заданию, тем лучше. Вопросы есть?

Я подумал, вспомнив и про инкунабулу, в которой упоминался термин «Вошедший во Тьму». Возможно ли, что эта книга настолько редка, что за четыреста с лишним лет ни один экземпляр не попал в руки Ордена Содействия Свету? И что будет, если я о ней сейчас упомяну? Сдается мне, ничего хорошего. Поэтому я отрицательно покачал головой и сказал:

— Нет вопросов, милорд Мирна. Я готов.

Принципал удовлетворенно улыбнулся.

— В таком случае вы можете присоединиться к милорду Тавину за обедом, если там еще что-то осталось, и приступать к работе.

Каурая лошадка странной тонкокостной стати негромко цокала по тому, что когда-то было дорогой, а я размышлял, покачиваясь в седле. Каким образом в городскую библиотеку попала та книга? Наткнувшись в запасниках на объемный фолиант в старинном переплете с вычурной надписью по корешку «Семижды семьдесят семь советов благочестивому мужу», я утащил книгу домой просто для смеха, полагая, что там найдется немало достойных фразочек. Но внутри обнаружилось нечто значительно более достойное — в переплет была вложена другая книга. Без титульного листа, без указания и названия, со светло-серыми страницами из непонятного материала — гладко-блестящего на вид и шероховатого на ощупь, и притом — очень прочного. Сколько бы лет ни было этой книге, годы были не властны над ней, я сначала решил, что она вовсе не старая, просто в библиотеке перепутали переплеты разных книг. Даже то, что она написана на орисском, не обеспокоило меня: несмотря на то что Орису уже второе тысячелетие покоится под водами Изменчивого моря, орисским до сих пор пользуются многие маги и ученые. Только через недельку, со словарем в руке, продираясь сквозь дебри странного диалекта, я заподозрил неладное. Показал книжку Ирси, она лучше всех на курсе знала орисский. Наверное, лучше было бы вместо этого показать ее кому-нибудь из преподавателей. Разумнее, по крайней мере. Ну да ладно. Сейчас меня больше волновала возможная перспектива встречи с живым Вошедшим во Тьму. Я припомнил цитату из той самой инкунабулы: «…отсюда следует, что Восхождение во Тьму является последним шагом темнавца, решившего пройти до конца путь вниз. И потому достойно звать такового Рыцарем Тьмы. Ежели и возможен шаг далее этого, то ступивший его будет тот, кто он есть, — Отец Ужаса, Чрево Тьмы и Омут Заблудших Душ — Шихар Всевеликий». Насчет дословности не поручусь, но очень близко — никогда не жаловался на память. Интересно, милорд первый принципал действительно не знает, кого к нам вынесло из тьмы веков, или просто не стал мне говорить, чтобы не пугать? Вкратце в той же веселой книжке были упомянуты последы — то, во что превращается тело адепта Тьмы, если убить оного ненадлежащим образом. «Послед темнавца — суть оболочка его, ставшая вместилищем тьмы. И столь велик будет сосуд, сколь сильна была связь темнавца с Изначальной Тьмой». Проще говоря, чем круче черный адепт, тем более неприятная тварь может из него получиться, не приведи Гор. А еще в инкунабуле категорически не рекомендовалось убивать Вошедших во Тьму, что грозило прямо-таки апокалипсическими последствиями. Хотя, думаю, на этот счет мне можно не беспокоиться — вряд ли этот приятный во всех отношениях тип предоставит мне возможность себя убить.

Так, коротая время в веселых размышлениях, я добрался собственно до города. Стоявшие когда-то перед его стенами деревянные дома давно превратились в труху, и на их месте теперь только угадывались смутные контуры. Но почему-то время (или не время?) не так уж сильно затронуло трупы — немногочисленные возле первых домов, ближе к стенам они уже устилали землю во множестве. Видимо, накрывшее город заклятие было губительным для всех форм жизни — трупы не сгнили, а мумифицировались, что делало и без того малопривлекательную картину еще более мерзкой. Скелеты меня бы не сильно напугали, но эти — с серыми обтянутыми лицами, с провалами глаз и безгубыми оскаленными ртами, замершие в нелепых позах, в которых настигла их смерть, — навевали на меня невыразимую жуть. Несколько раз я вздрагивал, заметив стоящую на четвереньках или прислонившуюся к стене фигуру — казалось, труп двигался куда-то по своим делам, а замер вот только-только, заметив меня, и теперь просто ждет, пока я подойду поближе. Хорошо еще, что время давно выветрило запахи смерти, и лошадка не обращала на окружающие нас картины никакого внимания; начни она нервничать, я, наверное, повернул бы обратно, даже до стен не доехав. Но лезть в город через пролом, как рекомендовал мне милорд Мирна, намечая маршрут, я все же не стал — трупы там были навалены в несколько слоев, надо было слезать и расчищать путь для лошади, а это было выше моих сил. Поэтому я повернул и поехал к воротам, благо они были распахнуты. В воротах тоже хватало трупов, но здесь они лежали все же в один слой. С отвратительным хрустом, от которого съеденный недавно барашек начал проситься наружу, я проехал внутрь города. Как ни странно, сразу за стенами трупов было меньше. Я потихоньку начал различать представителей противоборствовавших сторон. На картинах, посвященных Последней Битве, Белые всегда изображались в белом, а Черные, как нетрудно догадаться, в черном. Здесь же на всех были примерно одинаковые серые мундиры, только у Черных потемнее, желтоватого оттенка, а знаки различия у них были вышиты нитью того же цвета, что и мундир, и становились различимы только вблизи. Офицеры же Белых щеголяли когда-то золотым шитьем, и чем выше ранг, тем больше золота сверкало на мундире. Разумеется, все это относилось только к регулярной армии и к офицерам — большинство лежащих были одеты кто во что горазд, и определить, которой стороне принадлежал такой труп, было непросто.

Я вытащил карту и прикинул свое местоположение. Моей целью номер один было здание Академии магии, точнее, место, где это здание когда-то стояло. Согласно намеченному плану, именно туда я и собирался направиться, благо стояла академия в центре города и шла к ней, судя по карте, прямая широкая улица. Но как говорил наш преподаватель по стратегическому планированию: «У всех планов есть один, но большой недостаток — они редко пригождаются». Так и здесь — главная улица была перегорожена баррикадой, причем построенной на совесть. Мне хватило одного взгляда, чтобы тут же оставить идею перевести через нее своего скакуна, даже если никто и не будет чинить мне препятствий. Поэтому я посмотрел еще раз на карту, где были обозначены кружки, и, сверившись с обстановкой, с некоторым трепетом поехал по радиальной улице по направлению к месту, обозначенному одним из них. Впрочем, далеко продвинуться снова не удалось из-за царившей вокруг разрухи. Лошадь здесь не пройдет, и гадать не стоит. Но я не стал по этому поводу сильно расстраиваться, такой вариант был ожидаемым — светляк сразу сказал, что передвигаться по городу конным у меня, скорее всего, не получится.

Я привязал поводья к первому попавшемуся столбу и, настороженно вслушиваясь, стал пробираться по развалинам на своих двоих. Разумеется, я понимал, что никого живого в городе, скорее всего, нет, но как раз наличие живых меня мало беспокоило. Если б я так же был уверен насчет нежити — увы, когда я напоследок поинтересовался, не мог ли какой не-мертвый впасть в спячку на то время, пока на городе лежало заклятие, светляк ответил: «Низший — не мог, а остальные…» — и красноречиво пожал плечами. Подбодрил, нечего сказать.

Сделав пару шагов, я обернулся и вдруг заметил, что оставляю следы. Цепочка отчетливых отпечатков тянулась за мной всю дорогу. Я недоуменно посмотрел на землю, потом на свои подошвы — и понял. Провел пальцем по первой попавшейся поверхности — так и есть, на пальце остался слой светло-серой пыли, похожей на пепел. Не знаю, что это была за пыль, но я этому явлению порадовался — по крайней мере, мне не грозила опасность заблудиться среди развалин.

Перебравшись через засыпанную мусором воронку, преградившую мне дорогу, я увидел, что она — лишь первая в цепи еще нескольких таких же. Правда, ось, на которой лежали воронки, не совсем совпадала с направлением улицы, и, преодолев еще две, я мог, хоть и с осторожностью, идти уже по относительно ровной поверхности. Пройдя шагов двести, я вышел к небольшой, вытянутой по направлению к городской стене площади. Почему-то на ней совсем не было трупов и не валялось мусора. Я достал карту и тут же понял, что это и есть моя первая цель — красный кружок окружал, несомненно, эту самую площадь.

Я осторожно вышел на середину, огляделся — и сердце мое пропустило несколько ударов, потому что я сразу увидел его. Я осмотрел замершую черную фигуру истинным взором, осторожно прощупал ее на предмет магической деятельности и поуспокоился — кто бы это ни был, он мертв. То есть совсем мертв. Я подошел поближе: тварь явно подохла не сразу — судя по вывороченным из земли камням и глубоким царапинам в брусчатке, она некоторое время билась в агонии, прежде чем вытянуться во всю длину и замереть. Тварь… м-да. Больше всего это было похоже на то, как если бы человек решил превратиться в корову, но на полпути передумал и принялся отращивать клыки. Результат получился нелепый и очень-очень жуткий. Я поежился: если эта дрянь хоть раз приснится мне чуть более живой, чем она есть сейчас, я поседею.

Вздохнув, я записал результаты наблюдений и задумался: путь к центру опять преграждала баррикада, и, я полагал, не единственная; но зато на этом пути было сразу два кружка, отмеченных на карте: желтый и красный. И до академии оттуда было уже рукой подать, что являлось немаловажным обстоятельством: солнце уже давно перевалило за полдень.

Я представил, что остаюсь здесь после заката, вздрогнул и полез на баррикаду. С верха ее я посмотрел вперед и выругался: она была далеко не единственная. Но делать нечего, и я со вздохом двинулся дальше. В какой-то момент мне показалось, что я слышу звук, похожий на ржание лошади, и вроде бы со стороны, где я оставил свою. Интересно, с чего бы ей было ржать? Я замер, прислушиваясь, но звук не повторился.

Ближе к центру начали попадаться те самые артефакты. На первый я наткнулся неожиданно — в какой-то момент я совсем расслабился, шел себе спокойно и совсем не обратил внимания на негромкий жужжащий звук, до тех пор, пока не увидел его источника. И хорошо, что не обратил, — так даже лучше вышло, я испугался уже после того, как выскочил на перекресток и почти наткнулся на висящий в воздухе полупрозрачный пульсирующий шар, издающий негромкий звук, похожий на жужжание небольшого насекомого. Я замер, но ничего не происходило. Шар висел аккурат над очередным трупом, судя по нашивкам — офицера союзной армии. Уж не знаю, полагалось этому шарику защищать того, кто под ним лежал, или, наоборот, это была его последняя жертва — я не стал разбираться, а, едва дыша, прошагал за угол и только там остановился, чтобы пометить это на карте. Дальше магических штучек стало попадаться намного больше — мечи с яркой магической аурой, жезлы с еще более яркой аурой, кольца, браслеты, амулеты, медальоны, магические доспехи и предметы всевозможных видов. Вот только ни одно из них не спасло своего владельца.

Поначалу я тщательно помечал на карте и описывал каждый такой предмет, потом начал описывать их оптом (три кольца, один амулет, пять мечей, один жезл), потом вообще бросил это занятие и помечал только особо выдающиеся артефакты. Я так увлекся рассматриванием магических предметов, что не сразу заметил высокого статного мужчину, который стоял, сложив на груди руки, и, казалось, пристально следил за мной. Множественная аура оплетала его разноцветным хороводом. Я замер. Мужчина смотрел на меня и не шевелился. Мы стояли так довольно долго, прежде чем мне пришла мысль посмотреть в карту — так и есть, я находился посредине очередного красного круга. Отсюда, шагов с двадцати, мужчина выглядел целехоньким, более того, готов поклясться, он следил за мной злым, тяжелым взглядом. Но подходить и проверять, так ли это, я не отважился, а пошел дальше к центру, каждые пять шагов оглядываясь. Провожающих у меня так и не объявилось, чему, нетрудно догадаться, я был только рад.

В районе, который был отмечен желтым кружком, трупов не наблюдалось. А может, они и были, но — под обломками зданий. Впечатление складывалось такое, будто кто-то хорошенько дунул сверху на участок города, построенный из бумаги и птичьих перьев. Если отец милорда Мирны покоился под всем этим, то дух его мог быть доволен — могила вышла на славу. Я даже искать ничего не пытался.

В центре тоже было чисто, и площадь выглядела как эдакие живописные руины — любимое место романтиков и прибежище влюбленных. Я сразу узнал знакомые развалины на возвышении и угол стены, за которым должен был находиться обладатель той самой руки.

Я постоял, набираясь смелости, и взбежал по истертым ступеням к разрушенной стене. Заглянул за нее.

Никого.

Темные следы начинались в углу, вели наружу через проем наискосок от меня и уходили с площади. Я смотрел на них, и мурашки бежали у меня по спине. Вернись я сейчас, милорд первый принципал мне и слова поперек не скажет, более того, наверняка похвалит за разумное решение. Вот только я сам всегда буду жить с мыслью, что не пошел по этим следам только потому, что струсил. А все остальные доводы — всего лишь попытка найти себе оправдание. Я горько вздохнул и зашагал в ту сторону, куда вели следы, стараясь держаться подальше от них — среди простого народа есть устойчивое мнение, что маг может почувствовать, когда кто-то наступает на его следы. Вообще-то это приводится как пример обывательского мифа, но… кто его знает? Береженого Гор бережет.

Сначала мне показалось, что следы упираются в лежащее человеческое тело. Я замер, присмотрелся и увидел, что это не тело, а отпечаток его — шедший передо мной древний маг в этом месте упал ничком. Другие следы я заметил много позже, и у меня было этому оправдание — на краю моего зрения вдруг что-то зашевелилось, я обернулся туда и увидел… мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, что я увидел.

Возьмите крупного дождевого червя и увеличьте его раз в двести. Потом порежьте на несколько кусков. Нет, лучше сначала порежьте, а потом увеличьте. Так будет безопаснее. Я, во всяком случае, отдал бы десять лет своей жизни и правую руку в придачу только за то, чтобы не встречаться с этим червячком до того, как он был порезан на куски. Кстати, порезан совсем недавно — из лежащих среди развалин останков чудовища сочилась густая фиолетовая жидкость, некоторые куски еще шевелились, а привлекшая мое внимание часть — голова (или хвост) — конвульсивно подергивалась, временами вытягиваясь раза в полтора, шаря вокруг, а потом, резким движением, сопровождаемым хлюпающим звуком, втягивалась обратно. Я почувствовал позывы к рвоте и отвел взгляд.

Достал карту — разумеется, я находился в пределах очередного красного круга. Старательно обходя потеки вытекшей из останков гигантского червя жидкости, я пошел дальше. Следы древнего мага, который после всего увиденного представлялся мне чуть ли не родным, привели меня к высокому зданию — тому самому, похожему на трезубец, силуэт которого обязательно изображают на всех картинах, посвященных Последней Битве. Привели — и исчезли. А в воздухе серебрились остатки ауры, которую я сразу узнал, хоть и никогда не видел ничего подобного раньше. Но только межпространственный портал может оставлять такую ауру, тут у меня не было никаких сомнений. Я удовлетворенно вздохнул. Задание можно было считать выполненным на все двадцать пальцев, — я усмехнулся, — и даже на двадцать один. Все трое последов локализованы, древний маг свалил через портал. След портала продержится, насколько я в этом смыслю, еще пару суток, и специалисты (к которым я не отношусь) смогут выяснить, куда он ведет, и последовать за прошедшим. Но это уже — без меня.

Я достал карту и прикинул маршрут возвращения. Вовсе незачем идти по своим следам, намного проще повернуть налево на первом перекрестке впереди, и тогда я выйду на свой старый маршрут еще до точки встречи со вторым черным магом, каковой факт меня только радовал. И я пошел, насвистывая легкомысленную мелодию, машинально отмечая на карте попадающиеся магические предметы и стараясь отделаться от ощущения, что кто-то крадется следом, ступая шаг в шаг за мной и замирая, когда останавливаюсь я. Наконец я не выдержал: выхватил меч (лунное серебро, между прочим, кто знает, тот оценит), обернулся к своим следам и выкрикнул:

— Кто бы ты ни был — жить иль нежить, если ты не трус, выйди и сразись со мной!

Что-то, похожее на лошадиное фырканье, донеслось до моего слуха, песок и несколько камешков прошуршали по стене соседнего дома, я отшатнулся, выставив клинок перед собой, — крупная черная птица выскользнула из-за полуразрушенных стропил и, тяжело махая крыльями, скрылась за домами. Я сплюнул, сунул меч в ножны и зашагал дальше, не обращая внимания на ощущение чужого присутствия. Покажите мне человека, у которого не зашалят нервы в такой ситуации!

Шагов через триста я вышел к знакомому перекрестку. Взглянул на свои следы — и тут же метнулся к стене, вжался в нее спиной и выхватил меч. Рядом с моими тянулась еще одна цепочка следов, поменьше. Кто-то неизвестный явно крался за мной. Тихий довольный смешок отчетливо донесся до моих ушей, заставив нервно закрутить головой в поисках его источника.

Не помню, сколько я простоял так, вжимаясь спиной в острые камни выщербленной стены какого-то дома, пока способность трезво мыслить не вернулась ко мне. Удар выданного мне светляком меча смертелен почти для всех порождений Тьмы. Скорее всего, именно поэтому мой преследователь еще не набросился на меня. Другое дело, что воин из меня тот еще, и в схватке с кем-либо более подвижным, чем пьяный инвалид, шансов у меня немного. Единственный вариант — покончить с противником первым же ударом, воспользовавшись внезапностью. Слева, шагах в пятидесяти от меня, высилась баррикада. И я точно помнил, что на другой ее стороне стоит поставленная на попа телега. В ней можно спрятаться и подождать, пока невидимый преследователь не пройдет мимо меня, подставив под удар спину. Разумеется, это в том случае, если он даст мне спокойно перелезть через баррикаду и если у него память хуже, чем у меня. И если у него вообще есть спина.

Через баррикаду я пролез беспрепятственно и через пару мгновений уже таился внутри телеги. Перед внутренним взором ясно встала картинка, как шустрая нежить легко перепрыгивает препятствие и смотрит мне в глаза пронзительно-насмешливым взглядом голодных желтых глаз. Но нет — прошла целая вечность, прежде чем я, не слухом даже, а каким-то шестым чувством услышал легкие поскребывания на баррикаде за досками телеги. Я покрепче сжал меч и затаил дыхание. Чья-то тень промелькнула, на мгновение заслонив щели моего укрытия.

Сейчас!

С криком ярости я кинулся вперед, направив меч в то место, где должен был находиться мой противник. Что-то рыжее и серое мелькнуло у меня перед глазами, что-то похожее на копытце врезалось мне в челюсть, развернув меня и отшвырнув на груду мусора. Я рухнул на четвереньки, отчаянно размышляя, стоит ли перерезать себе горло сейчас, пока я еще в состоянии это сделать и пока меня не начали пожирать живьем.

— Ты че, Малек, совсем охренел? — донесся до меня такой знакомый голос.

Выставив меч перед собой, я перевернулся на спину.

Посасывая костяшки кулачка, передо мной стояла… если бы я не знал точно, что нахожусь в десятках тысяч ли от Джубана, я бы сказал, что передо мной стояла Ирси. Но я-то знал, что этого не может быть.

— Тебе следовало убить меня, пока была возможность, тварь, — сказал я, поднимаясь и поднимая меч.