ГЛАВА 25
– Что это? – запинаясь, прошептала княжна.
– Подарок великого князя Дмитрия Павловича, – небрежно бросила Валька. – Насколько я понимаю, это вещица из приданого его матери, греческой принцессы Александры. Бедняжка, если вы помните, вышла замуж за Павла, младшего брата императора Александра Третьего, но умерла молодой. Как раз когда рожала Дмитрия. Я всегда была уверена, что роды – вредны. Ну вдовый Павел со временем сошелся с женой полковника фон Пистолькорса, она развелась с мужем, был страшный скандал… Впрочем, это все уже неважно. Когда дети принцессы Александры выросли, отец разделил материнские драгоценности между Дмитрием и его сестрой Марией. А они и ценности в них особой не видели – капризные ребята были, балованные. Ну великие князья, как же! Дмитрий тогда мне много побрякушек надарил из материнского наследства… Я думаю, сберегу, может, сам еще вспомнит о маминой памяти. И в четырнадцатом году, когда он уходил на фронт с полком кавалергардов, я его подарочки прикопала до лучших времен. Меня тогда тоже на войну потянуло… Сперва пришлось фронтовой сестрой пойти, а потом уж… Эх, что теперь вспоминать. А о ларце, честно сказать, я как-то и забыла в суматохе. Тогда ведь такое началось – то война, то революция, то снова война! Вообще я не увлекаюсь частной собственностью. Зато теперь мне есть что оставить Ритке в наследство. Своих внуков-правнуков у меня нету, не обзавелась, а ты мне, Ритуха, как родная. На, носи!
– Да куда же я в таком ожерелье буду ходить? – пролепетала Маргоша.
– Ну к императору в гости, к примеру. Ты ведь уже не первый раз по магическим делам попадаешь к царственным особам, не грех и принарядиться для такого случая. Мне-то и подавно пойти в бриллиантовом колье некуда, кроме праздничного вечера в Доме офицеров. А там без сапфиров и бриллиантов спокойнее. Они не в стиле нашей дивизии.
Маргарита, слушая Валькину болтовню, вдруг осознала, чье имя та только что назвала (значит, чары смешения мыслей отступили, и память приходит в норму). Великий князь Дмитрий Павлович… Неужели тот самый? Убийца Распутина?!
– Валя, – запинаясь прошептала она, – мне показалось, или ты рассказываешь о великом князе Дмитрии? Кузене императора Николая II?
– О нем, сердешном, – вздохнув, ответила Валька. – Он, конечно, был парень легкомысленный и на амурные дела слишком падкий, но до чего хорош, мерзавец…
Валька закрыла глаза, покачала головой и вдруг заговорила в совершенно непривычном для себя тоне. Такими словами изъяснялись героини романов из великосветской жизни, написанных лет сто назад. Видимо, валькирия по-настоящему прониклась ушедшими воспоминаниями.
– Его совершенство поражало воображение. Красавец: светлые волосы, уверенный взгляд, скульптурная челюсть. Обаяние невероятное. А какое изящество!
Маргоша уже представляла Вальку благовоспитанной и элегантной светской дамой, коротающей досуг в обществе великих князей, но та быстро превратилась в саму себя, игриво добавив:
– А сколько в нем было, грубо говоря, необузданной сексуальной мощи… Ну как тут устоять?
Их разговор прервали сдержанные рыдания. Плакала княжна.
– Что с вами случилось на этот раз, дорогая моя? – участливо поинтересовалась размякшая от романтических воспоминаний Валька.
– Ну почему мир так жесток и несправедлив? – горестно вопросила княжна. – Ну почему – одним дается все, а другим – ничего? У меня вот даже серьезного романа ни разу не было! В моем прошлом осталась лишь тоскливая безответная любовь.
– Тоже мне повод для расстройства! – фыркнула Валька. – У меня вот романов было, как грязи, и не могу сказать, что все они мне очень понравились. Бывает, что после и не отплюешься! Поверьте, княжна, лучше с тоской вспоминать возлюбленного, бросившего тебя в юности, чем годами терпеть рядом с собой мужчину в разных стадиях умственной и физической деградации. Вот Бальдр, сын Одина, умер молодым, и я всю жизнь вспоминаю его с теплом. А великий князь Дмитрий… Когда-то он обещал много… В том смысле, что был многообещающим юношей. Но потом случилась история с Распутиным, в которую по наущению Феликса Юсупова встрял этот коз… в смысле мой ненаглядный. После убийства Распутина Дмитрия сослали в дальний гарнизон на границе с Персией, а дальше все покатилось, как снежный ком: одна революция, другая, его скитания по Ближнему Востоку, английская армия, парижская эмиграция… Конечно, Дмитрий Павлович много испытал, но постепенно стал скучный, как бухгалтерская книга, и страшный, как дефолт 1998 года… Впрочем, в Гражданскую видали мы кое-что и пострашнее. Но мне Дмитрий как-то быстро надоел – не люблю мужчин, которых могут сломить обстоятельства. Меня лично обратно в Россию потянуло – в начале тысяча девятьсот тридцатых в Европе было скучно, глобальный экономический кризис, то да се, и наши эмигранты вечно ноют о стране, которую прос… пардон, профукали ни за грош. А в Москве как раз стали набирать женские авиационные полки. Я всегда любила летать, даже без самолета. А уж на самолете-то, за штурвалом, совсем милое дело. Я взяла себе новое имя – Валентина Гризодубова и вскоре совершила беспосадочный перелет Москва – Дальний Восток. Это в те-то времена и на той технике! Но летать приходилось за железным занавесом, извините за выражение. Дмитрия я из виду совсем потеряла, только какие-то слухи о его жизни до моего самолета и докатывались. Вроде связался в Париже с Коко Шанель, но она его вскоре бросила; потом женился на американской миллионерше, но она его тоже бросила. Стал пить, много болел и рано умер от туберкулеза… А ведь в белоэмигрантских кругах считался одним из главных претендентов на императорский престол.
– О, боже! Престол! Император! Мы забыли о главном! – вмешалась тетушка. – Нам пора во дворец! Я согласна, это восхитительное колье; пусть Алексис его быстренько почистит, Маргарите оно будет к лицу. Надеюсь, при дворе никто не узнает вещь, некогда принадлежавшую Романовым, и не обвинит нас в бестактности в связи с ее использованием… Меня теперь смущает лишь одно, девочки. Даже не знаю, как и сказать… При дворе не принимают разведенных дам… А ведь ты, Маргарита, была замужем.
Нет, что и говорить, тетушка совершенно заигралась в старосветские условности. И подыгрывать ей становилось все труднее. Неужели она и вправду воображает, что сейчас в Эрмитаже расположился императорский двор и покойный государь даст им аудиенцию?
Пора расставить все точки над «i» и объяснить старушке, что этого не может быть. Потому что этого не может быть никогда! Тетушка вряд ли обрадуется, но всем в этой жизни приходится с чем-то мириться.
Маргарита уже открыла было рот, чтобы ошеломить тетушку логически выстроенными аргументами, но Валька ее опередила:
– Чепуха, княжна! Нынче ведь в церкви не часто венчаются, а бумажку, выданную ЗАГСом, при дворе доказательством замужества никто не посчитает и всерьез не примет. Бывшего мужа вполне можно считать брошенным любовником, а куртуазные приключения – не такая уж редкость в придворной жизни. Мужа можно вообще приравнять к случайным знакомым.
Маргарита возмутилась:
– Бывший муж – не случайный знакомый! Мы все-таки жили вместе…
– Только не надо афишировать подобные факты, – пресекла ее возражения тетушка.
Валька оказалась с ней солидарна.
– Тоже мне – событие! Они жили вместе! Если бы тебе не было наплевать на собственную судьбу, выставила бы этого козла за дверь сразу же. Скажи спасибо, что в дело вмешалось Провидение, и ты не успела окончательно загубить себя этим дурацким замужеством…
Обиженная Маргарита прикусила язык.
Через полчаса она вместе с тетушкой вышла из дверей особняка. Перед домом княжны стояла карета. Настоящая карета, с позолоченными княжескими гербами на дверцах, кучером в красной ливрее и лакеем на запятках, который предупредительно соскочил на тротуар, чтобы распахнуть ближайшую дверцу перед дамами. Карета выглядела настолько старомодно, что в ее реальность трудно было поверить. У Маргариты с языка сорвался совершенно неуместный вопрос:
– Тетушка, вы сделали ее из тыквы?
– Из тыквы? Что за глупости! – возмутилась княжна. – Это наш фамильный экипаж. Алексис вывел его из каретного сарая, смазал колесные оси и слегка подновил лак. Все-таки мы едем во дворец…
Маргарита по-прежнему не могла поверить в происходящее.
– А милиция на улице не задержит нас, как сумасшедших?
– Мы в Санкт-Петербурге, дорогая, – снисходительно ответила тетушка. – Здесь и в нынешние времена каретой никого не удивишь. Старинный экипаж на улицах не редкость. Прохожие подумают, что снимается кино или состоятельные туристы заказали конную экскурсию в экипаже для осмотра городских достопримечательностей.
Кучер, в котором Маргарита узнала принарядившегося в ливрею Алексиса, отозвался с козел:
– Да сейчас уже время позднее, какие экскурсии… Большинство праздных прохожих по домам сидит и сериал про ментов смотрит.
– Один Бог знает, что ты говоришь, – возмутилась тетушка. – Я не понимаю, что значит – сери ал проментов? Это по-русски? Впрочем, нам некогда вести пустые разговоры. В Зимний, Алексис! Трогай!
Карета и вправду не вызывала у прохожих никакого интереса. Только стоявший на «зебре» у перехода алкаш удовлетворенно кивнул – вот, дескать, как народ приохотился деньги зашибать, хоть каретой, хоть чем, – и крикнул вознице:
– Эй, браток, с барышей подкинь на бутылку!
В Зимний дворец с Моховой улицы можно было проехать разными дорогами, но Алексис направил коней к Фонтанке. Маргарита подумала, что это, наверное, не самый короткий и удобный путь… Но она могла и ошибаться. Коренным петербуржцам было виднее, как лучше проехать на Дворцовую площадь.
У моста экипаж остановился.
– Ну вот, Симеоновский мост, – удовлетворенно заметила тетушка. – Мост мы должны перейти пешком, дорогая. Алексис с экипажем нас позже догонит. Сегодня – особая ночь. Полная луна переходит в дом Стрельца. Самое время для чудес, которые можно сотворить при помощи лунной магии.
Тетушка вышла из кареты и предложила Маргарите следовать за ней. Надо сказать, парадный наряд от мадам Ламановой был не самым подходящим одеянием для пеших прогулок, и Маргоше пришлось подхватить подол длинного платья, чтобы случайно не наступить на него.
Тетушка ее жест одобрила:
– Тебе, дитя мое, не откажешь в природной грации. Чувствуется наша порода.
Да, мало кто был так пристрастен к собственной породе, как княжна, но… при этом Маргарита чувствовала, что может очень многое простить этой сумасбродной старушке. Родственники все-таки. Голос крови…
В дымке белой ночи город казался призрачным. Фонтанка светилась изнутри от затонувшего в ней света, а в небе, подкрашенном темным золотом спрятавшегося в низкие тучи солнца, как фарфоровое блюдо висела большая бледная луна.
В руках у тетушки неизвестно откуда появилась старинная бутыль темного стекла. Княжна, не любившая делать что-либо собственными руками, вопреки обыкновению сама вытащила тугую пробку и взболтала содержимое. У Маргариты мелькнула абсурдная мысль, что сейчас тетушка поднесет бутылку ко рту и сделает прямо из горлышка глоток-другой горячительного.
Глупую фантазию пришлось усилием воли отогнать, а княжна тем временем щедро плеснула из бутылки прямо под ноги себе и внучатой племяннице какую-то жидкость…
Легкий речной туман вдруг стал сгущаться, заклубился, и дамы на мосту оказались в молочно-белой пелене, перестав различать не только окружающие предметы, но и друг друга.
Нащупав руку Маргариты, тетушка крепко сжала ее и прошептала:
– Скорее на мост! Не бойся, дорогая! Смелее! Сделай первый шаг!
Маргарита шагнула туда, где, по ее представлению, должен начинаться мост. Идти было так трудно, как будто на ногах висели чугунные гири… Главное – не упасть, иначе роскошный наряд может оказаться безнадежно испорченным, коленки разбитыми, и все усилия мадам Ламановой пойдут насмарку. Еще один шаг – и ноги Маргариты пронзила острая боль.
– Идем же, идем, девочка моя! – торопила ее тетушка. – Каждый шаг приближает нас к цели. Сейчас тебе станет легче!
– Не могу, – задыхаясь, прошептала Маргарита. – Мне словно кто-то мешает. И мне очень больно!
– Неудивительно! Ведь ты входишь в другой мир. А это требует огромных усилий, а зачастую и боли… По крайней мере у нас, в России, всегда было только так. Ты, конечно, можешь сдаться и навсегда останешься снаружи, по эту сторону моста. Но если ты хочешь получить шанс и изменить свою жизнь, помни – проникнуть в иной Петербург можно, только преодолев себя. В этом и заключается твой жизненный выбор.
Без сомнения, Маргариту трудно назвать опытной колдуньей, но кое-какой магический опыт у нее был. И ей уже довелось побывать в иных мирах, пробираясь в них без всякой боли, трудностей, страданий и мучений. То есть кое-какие страдания в тот момент у нее все-таки наблюдались, но исключительно морального плана и совершенно не связанные с переходом из мира в мир. Напротив, как раз переход явился следствием этих страданий, а не наоборот.
Впрочем, тогда ей предложили воспользоваться комфортабельными порталами, ведущими в иные миры. Порталы эти устроили европейские маги, ценившие уют и удобство превыше всего. А в России почему-то так принято, чтобы все, за что ни схватишься, было мучительным для человека. Конечно, страдания духовно возвышают… И каждому приятно возвысить окружающих, отравляя им существование и поднимая при этом на небывалую духовную высоту…
Маргарита сжала зубы и побрела вперед. Ощущения были невероятными – казалось, что в тело впиваются чьи-то когти, что языки пламени лижут ступни ног, что приходится продираться сквозь густой колючий ельник и колени каменеют и перестают слушаться свою хозяйку. Но она упорно двигалась вперед.
Вероятно, это какая-то специальная проверка на никчемность. И стоит только дать слабину, как все магическое сообщество в один голос заговорит, что наследница рода Горынских ничего собой не представляет и все ее подвиги мнимые; дескать, возгордясь, она потеряла голову и пыталась совершать чудеса, не доступные ей ни по жизненному опыту, ни по врожденным способностям. Нет уж, такой радости Маргарита никому не доставит. Она напряжет все силы, соберет всю волю, но перейдет этот чертов мост. Нечего себя беречь, человек становится только крепче, выдержав настоящее испытание. В конце концов, Маргоше тоже не привыкать к трудностям, ведь она родилась и выросла в России.
Как ни странно, после этого решения идти стало легче, боль с каждым шагом становилась все слабее, и Маргарита с радостью заметила, что уже почти перешла мост, а густой туман вокруг рассеивается.
– Умница, – похвалила ее тетушка. – Мне сразу следовало сообразить, что ты – деловая женщина, у которой амбиции стоят на первом месте. Ты выдержала ниспосланное тебе испытание.
За спиной Маргоши раздался цокот копыт, и из тумана, клубившегося на противоположном берегу, выглянули лошадиные морды в упряжи.
Карета остановилась рядом с дамами, предупредительный лакей, спрыгнув с запяток, распахнул перед ними дверцу, и поездка продолжилась.
