ГЛАВА 4
В ближнем пригороде Москвы, всего в трех километрах от Окружной дороги, стоял довольно обычный по нынешним временам двухэтажный особняк с высокой черепичной крышей и балконом, терявшийся среди своих элегантных кирпичных собратьев, вольно раскинувшихся в зеленых садах элитного поселка.
Но обычным этот дом казался только внешне. Стоило перешагнуть порог, и посетитель попадал в какое-то удивительное место, где пространство вело себя столь свободно, что нарушало все физические законы… Как в двухэтажной даче могли разместиться все эти огромные залы со сводчатыми потолками, галереи, украшенные пузатыми колоннами, бесконечные лестницы, ведущие в высокие башни и мрачные подземелья, арки, балюстрады, тайные комнаты и жилые антресоли, было совершенно непонятно. Это ведь был подмосковный дом, а не старинный рыцарский замок неимоверных габаритов. Или все-таки замок?
Слишком уж непривычными для этих мест были и гаргульи, сидевшие на выступах мраморной лестницы, и мрачные гобелены в дубовых рамах, развешанные вдоль широкого, вымощенного каменными плитами коридора, уводящего в бесконечность, и рыцарские доспехи, попарно, как почетный караул, застывшие у каждой двери… Конечно, прихоти у богатых людей порой бывают весьма и весьма странные, но это уж явно чересчур.
Впрочем, особенно удивляться необычности интерьера было некому: посетителей в этом доме было мало, и они не имели привычки чему-либо удивляться. А случайным людям переступать порог обычно не доводилось.
Один из этих редких посетителей, считавшийся в доме за своего, как раз шел по коридору в окружении лишь гулкого эха от собственных шагов.
Не доходя до конца коридора, терявшегося где-то во мраке, он свернул к массивной дубовой двери, украшенной медными львиными головами и лапами.
И тут рыцарские доспехи – судя по всему, совершенно пустые – одновременно шагнули ему навстречу, заступая дорогу, словно в них и вправду были облачены стражи дверей. Пришелец молча предъявил им амулет, висевший у него на шее на толстой золотой цепи. Стражи расступились, а дверь сама собой распахнулась, пропуская гостя внутрь.
Там, в просторном темном зале, освещаемом лишь одной свечой, у возвышения, напоминающего алтарь, стоял человек. Он казался молодым и почти красивым, насколько одинокая свеча позволяла рассмотреть его лицо, вот только несколько резкие черты его портили впечатление. Но если бы света было больше, можно было бы рассмотреть, какая бесконечная усталость сквозит в его взгляде. Да, с выводами о молодом возрасте этого человека спешить не следовало. Он был по меньшей мере немолод, а порой выглядел совершеннейшим стариком.
Гость с необыкновенным почтением опустился перед хозяином дома на одно колено и поцеловал край его одежды.
– Да будут вечными ваши дни, мой господин, – еле слышно проговорил он, но хозяин его прекрасно услышал.
– Встань, Александр. Обойдемся без церемоний и без пышных фраз. Что ты можешь знать о вечности? Говори о деле, которое я тебе поручил.
– Госпожа Маргарита принимает в своем доме молодую женщину. Говорят, это ее внучка.
– Старая ведьма! – в сердцах воскликнул хозяин. – Да, у нее и вправду была внучка… Она так старательно прятала эту девку, что я совершенно забыл о ее существовании. Закрутился с другими делами, что называется. А ведь ничего нельзя пускать на самотек.
– Теперь старуха передаст все ей, – по-прежнему тихо прошелестел Александр. – И сделать что-либо трудно. Как можно пресечь…
– Замолчи! У тебя никогда не было настоящего дерзновения. Старуха доживает последние дни, я это точно знаю. А девка еще ничего не получила, она не обучена и не посвящена… Надо ее устранить – и дело с концом. Всю силу старой Маргариты ты можешь забрать себе, тебе это придется кстати. Меня же интересует только один предмет. В сущности, мелочь, сувенир, антикварная безделушка. Но мне он очень дорог. И чрезвычайно несправедливо, что старая карга владеет им без всякого права. Помни, в момент перехода Маргариты в мир иной ты должен быть рядом с ней и сделать все, чему я тебя учил. А девки там быть не должно! Ни там, ни вообще… Пока она не ведьма, а всего лишь жалкий потомок существа, обладающего магической силой. И лишь потому несет в себе некую предрасположенность к восприятию таинства ведовства. Не более того! В нашей воле позволить ей принять таинство либо не позволить. Ступай. Я всегда помогал тебе. Теперь пришла пора вернуть долг.
В первый вечер Маргарита собиралась задержаться у бабушки лишь до утра, а утром пойти на работу и вернуться оттуда, как обычно, к себе домой. Но уже пошел третий день, а она все никак не могла оставить бабушкин дом. Рассказы и наставления старушки, напоминавшие модные мистические романы, завораживали. Дома Марго за все это время побывать так и не удосужилась.
Да и что ей делать дома – сидеть в одиночестве и переживать из-за того, что случилось на суде? Бабушка по крайней мере умеет отвлечь от неприятных мыслей. Вот только работа… Маргоша позвонила начальнице и попросила, чтобы ей дали все отгулы, тщательно скопленные за полгода, потому что надо ухаживать за прихворнувшей бабушкой. Ведь других родственников у нее нет…
В версию о болезни бабушки никто из коллег не поверил: все знали, что бабушка Маргоши давно покоится на кладбище, а о существовании другой бабушки никто никогда не слышал ни слова. Но как запретить человеку взять собственные отгулы? Просто врать незачем, Горынская могла бы честно сказать: после развода нервы ни к черту, хочу несколько дней побыть одна и привести себя в форму – рассуждали многоопытные сотрудницы. Это было бы всем по-человечески понятно и вызвало бы сочувствие. А выдумывать на следующий же день после завершения бракоразводного процесса какие-то байки о непонятно откуда взявшейся бабушке, сраженной тяжким недугом, по меньшей мере неумно.
Ну да что взять с травмированной личными неудачами женщины? Бог ей судья.
– Детка, еще раз прошу тебя: когда ты обретешь силу, веди себя по-умному, – говорила бабушка, сидя с Маргошей за чайным столом. – Никакой мелкой мести, это так убого… Никаких любовных приворотов для подавления воли понравившегося тебе мужчины. Никаких глупых шуточек вроде оленьих рогов, выросших на голове скандального соседа. Не унижайся до подобных фокусов. Знаешь, как люди всегда ненавидели ведуний? Ведунью могли заживо сжечь на костре лишь за то, что несчастная недалекая баба, которую невесть почему отметила печать древних знаний, в сердцах портила корову своей вздорной кумы.
– Но ведь эта ведунья, или – как там ее? – вайделотка, могла одним взглядом уничтожить всех обидчиков, – подсказывала Маргоша совершенно очевидный, на ее взгляд, выход из положения. – И просто не позволить себя сжечь.
– Увы, дитя мое, никто не может чувствовать себя неуязвимым. Существует множество способов лишить мага или вайделота его тайной силы. А среди столпов инквизиции было сколько угодно сильных магов, которые, прикрываясь христианскими догматами, просто уничтожали конкурентов и подпитывались их силой…
– Но инквизиции, слава богу, уже давно нет, и даже папа римский попросил у мира за ее дела прощения.
– Дитя мое, инквизиции нет, но не думай, что никаких врагов у нас не осталось. Тебе надо быть очень осторожной, умной и проницательной, чтобы не попасться в их ловушки…
К вечеру третьего дня, проведенного со своей вновь обретенной бабушкой (почему-то казалось, что они всю жизнь были близки и никогда не разлучались), Маргоша собралась ненадолго сходить домой. Надо было полить цветы и прихватить кое-какие необходимые мелочи: она ведь пришла сюда с одной маленькой сумочкой, вовсе не рассчитывая загоститься так надолго.
Правда, бабушка это понимала и тут же обеспечивала ее всем необходимым по мере появления у Маргоши каких-либо желаний.
Ну в том, что у бабушки нашлись запасная зубная щетка в пластиковой магазинной упаковке, хороший фен и даже шампунь той самой марки, к которой Маргоша привыкла, ничего особо чудесного не было. Когда Марго понадобилась ночная сорочка, бабушка достала с полки миленькую розовую рубашечку с вышивкой, и халатик нужного размера нашелся, шелковый, с яркими бабочками на темном фоне… Но вот когда на столике у Маргошиного дивана появились те самые духи «NOА», французская крем-пудра оттенка «021 nude», книга воспоминаний Агаты Кристи, которую Марго не успела дочитать дома, и колода карт для раскладывания вечернего пасьянса, внучка заподозрила, что бабуля немножко поколдовала…
И все же Маргошу страшно тянуло домой, словно бы ее там ожидало нечто важное.
– Я ненадолго, бабуля, – объяснила она. – Только полью цветы, посмотрю, все ли в порядке, прихвачу кое-какие вещички и вернусь.
– Погоди, дитя мое. Прежде чем выходить из дома, надень вот это.
И бабушка нацепила на шею Марго золотую цепочку, на которой болталась какая-то подвеска.
– Бабуленька, не надо, прошу вас. Это слишком дорогой подарок, – запротестовала Маргоша, мысленно решившая ни при каких обстоятельствах не принимать у бабушки ничего ценного: золотых украшений, денег, антиквариата и прочего, – она не за тем пришла.
– О да, подарок дорогой. Ты даже и догадаться не можешь, насколько дорогой, – фыркнула Маргарита-старшая. – Поэтому я тебя прошу не только принять, но и никогда – слышишь? – никогда не снимать его. Это ограждающий пентакль. Надеюсь, тебе он послужит так же верно, как служил мне.
Долго дискутировать с бабушкой было невозможно (особенно если понятия не имеешь, что такое «ограждающий пентакль»), и Марго так и ушла с ее подарком на шее, лишь спрятав золотую подвеску под вырез блузки от греха подальше. У нее не было привычки разгуливать по вечерним улицам с ювелирными украшениями, выставленными напоказ.
