ГЛАВА 21

Мессир Реми сидел у стола, вперив взгляд в хрустальный шар, до тех пор, пока изображение, которое ему удалось вызвать, не растаяло до полной неразличимости.

Что ж, хотя картинка и поблекла, главное узнать удалось – проклятая ведьма переместилась из Камелота в один из сопредельных миров. А точнее – в Аркону. Все идет как надо. Аркона не была для Николя Реми любимым местечком, но, в отличие от Камелота, закрытого для черного мага, оставалась вполне доступным миром.

А главное, что делало Аркону наиболее удобным местом для сведения счетов с врагами, – так называемый «арконский парадокс», загадка, над которой бились лучшие умы магического сообщества.

Аркона – место, буквально пропитанное паранормальной энергией, многократно усиливало колдовские способности и чары пришельцев, но невероятным образом притупляла те же способности и чары у коренных обитателей. То ли в древности было наложено заклятие, не позволяющее местным уроженцам добиваться особых высот в магии, то ли так действовала на них среда обитания, но сильный чародей-чужеземец, ступив на землю Арконы, не мог найти себе равных.

Это позволяло любому опытному магу, к примеру мессиру Реми, творить в арконских пределах практически все, что заблагорассудится. До сих ему было просто не нужно и не особо интересно покорять затерянный в далеких мирах островок, иначе мессир давно стал бы там верховным правителем, князем, королем, императором, цезарем, богом – то есть тем, кем счел бы нужным стать.

Но теперь, когда в Аркону занесло ненавистную ведьму Маргариту, у мессира появился там свой интерес…

Роман проснулся в доме цверга, когда солнце стояло уже высоко. А если учесть, что это было зимнее солнце, вывод напрашивался однозначный – на дворе очень позднее утро, если уже не наступило обеденное время.

– Эрик! Где вы, старина? – окликнул Роман хозяина.

– С пробуждением, благородный дон. Как почивать изволили?

– Прекрасно. От вчерашней хвори не осталось и следа. Но, боюсь, я слишком долго проспал. А ведь нельзя терять ни минуты.

– Ну к чему подобная спешка? Позавтракайте как следует перед дорогой, голубчик, и приведите себя в порядок – ванная комната в вашем распоряжении. Полотенце, шампунь, лосьон, бритву и все что потребуется найдете там – я позаботился. Вас как-никак ждет встреча с Прекрасной Дамой…

Вообще-то цверг не очень-то и хотел, чтобы испанец проследовал в Камелот и спутал там все карты. Но он понимал, что избежать этого вряд ли удастся. Поэтому надо было хотя бы оттянуть время: Камелот такое место, где иные временные законы, и планы людские там могут по земным критериям очень быстро поменяться. Вдруг какие-нибудь здешние полчаса задержки там решат все? Ну что может дать Маргарите в практическом смысле помощь неудачливого идальго? Ни-че-го! В этом мире, таком жестоком, таком неправедном, девочке нужна более сильная защита. И теперь Эрик Витольдович был как никогда уверен, что у Маргоши вот-вот появится настоящий могучий покровитель.

М-да, славно было бы, славно! Собственно, против испанца цверг ничего не имел, дон Раймундо, пожалуй, даже был ему симпатичен, но…

Но Маргарита, по мнению старика, заслуживала чего-то лучшего, чем этот метущийся неудачник.

– Эрик Витольдович, я ведь не на свидание собрался! – объяснял между тем Роман. – Я хочу иметь возможность вытянуть Маргариту обратно, если дела там окончательно запутались.

– Ой, благородный дон, вы всегда отличались умением поднимать большой шум по любому поводу! Я вас умоляю! Ну скажите мне, старику, что может запутаться в Камелоте? Это такой спокойный мир…

– Да, если туда не успели проникнуть представители нашего мира. Вот тут-то весь покой и полетит к черту.

– Ну кое-кто туда уже проник, но я не думаю, что это несет хоть какую-то опасность нашей девочке…

– Кто? Кто проник? – подхватился Роман.

– Не волнуйтесь так, идальго, ничего страшного не случилось, – попытался цверг успокоить своего гостя. – Просто три дамы из Москвы отправились в Камелот навестить свою престарелую родственницу. Знаете, старушка фея-крестная ушла от дел и обосновалась там на покое…

– Ну вот, началось! – Роман вскочил на ноги и нервно забегал по комнате из угла в угол. – Как вы можете быть уверены в намерениях и целях этих дам?

– Но я их знаю, – пролепетал цверг, не ожидавший столь бурной реакции на свои слова. – И смею надеяться…

– А я знаю, что на Маргариту нацелился Морган. Если он сумеет вовлечь ее в свой клан, она погибнет. В любом случае, это будет уже не та девочка, которую вы знаете и любите! Пребывание в клане Моргана приводит к перерождению души! Мы должны ее спасти от Алого клана! Между тем рядом с ней шпион Моргана, и, может быть, даже не один. Он мне сам в этом признался – хотел, чтобы я почувствовал собственную ничтожность и неспособность прийти на помощь к дорогому мне человеку.

– Но что же нам делать, голубчик? – залепетал цверг, который стал понимать, что интрига закручивается намного серьезнее, чем ему показалось поначалу. – Я со своей стороны…

– Подключайте ваш аппарат к Камелоту, посмотрим, что она там делает. Для начала мы должны хотя бы убедиться, что с ней все в порядке.

Эрик Витольдович включил свой магическо-электронный гибрид и долго щелкал кнопками, пытаясь затейливыми сочетаниями команд вызвать изображение Маргоши.

Но на все его мучительные попытки техника отвечала равнодушной фразой «Объект недоступен», вспыхивающей в центре волшебного шара.

– Что это значит – «Объект недоступен»? – нервно спросил Роман.

– Ну не волнуйтесь так, дорогой мой. Похоже, Маргариты просто уже нет в Камелоте.

Цверг старался казаться спокойным, но и пальцы его, и голос предательски подрагивали… Если Маргариты нет в Камелоте, то где она сейчас пребывает и по какой причине покинула свое убежище в королевстве Мерлина – это загадка. Вдруг с ней и вправду что-то случилось?

– Где же она? – Голос Романа срывался, и он с трудом выдавил из себя несколько коротких слов. – Где, если не в Камелоте?

– Может быть, вернулась в Москву?

– Миновав ваши врата? И ничего не сообщив никому из нас?

– Ну из Камелота есть и другие выходы…

Эрик Витольдович понимал, что вопросы Романа вполне правомерны: Маргарита знала только один выход из Камелота в свой мир, через дом цверга, и не имела никаких оснований прятаться от московских друзей. Вернувшись домой, она известила бы и Романа, и Эрика Витольдовича, и Нининсину о своем прибытии… Но все же, все же, мало ли, как и что?

Компьютерно-магический поиск Маргариты в Москве и в целом по России тоже не дал результатов. В хрустальном шаре по-прежнему вспыхивала надпись: «Объект недоступен».

Мрачный Роман вопросительно смотрел на цверга, даже не задавая больше никаких вопросов.

– Полагаю, она перешла в какой-то иной, сопредельный Камелоту мир, – пробормотал бледный как полотно цверг (это могло быть и результатом переданной им накануне анонимной информации, за которую он себя уже корил на чем свет стоит). – Это я, старый дурак, виноват… Я слишком легкомысленно отнесся к делу! Нельзя было отпускать ее одну! Она еще так молода, неопытна и доверчива! Я отправлюсь к Мерлину и попрошу оказать нам содействие в поиске. В конце концов, он принял девочку под свою ответственность, он тоже не должен быть в стороне!

– Лучше оставайтесь здесь, на месте, – предложил Роман. – Вам придется заниматься координацией наших усилий. Я сам отправлюсь на поиски Маргариты. Заодно и с Мерлином поговорю. Сколько порталов из Камелота в иные миры? Сто? Двести? Придется облазать их все, пока я ее не найду…

Цверг чувствовал себя глубоко виноватым и поэтому столь же глубоко несчастным. Да, в его возрасте лучше не пускаться в тайные авантюры – ум уже не столь остер и быстр, чтобы ждать от собственных хитросплетений добра. Что ж, пусть Луллий разыскивает Маргариту, по крайней мере вреда он ей не причинит.

– Послушайте, что я вам скажу, идальго! Это большая тайна, так что только между нами. Я знаю заклинание, позволяющее мгновенно переноситься из мира в мир, не утруждая себя поиском порталов и общением с их стражами. Я вам его открою, поскольку обстоятельства сложились экстраординарные. Но пообещайте, что, как только разыщете Маргариту, перестанете им пользоваться и никому ни при каких обстоятельствах не станете его открывать. Представьте, что начнется, если толпы чародеев бесконтрольно будут перемещаться из мира в мир и творить все, что им заблагорассудится? Не только наш мир, но и множество других миров будут полностью дезорганизованы и окажутся на грани гибели. Только вам, зная вашу глубокую порядочность, я раскрою эту тайну. Слушайте…

Пока князь, «кормилец, надежа и опора» Арконы, неспешно готовился к аудиенции, чужеземцев развлекал старейшина боярской думы, седобородый Вышата. Начал он с того, что показал гостям княжеский терем, подвергшийся в недавнем времени реставрации и капитальному ремонту.

– Перестройка оказалась позаковыристей, чем мы ожидали, – рассказывал Вышата, – и это при том, что на плотницкие работы подрядили одну из местных религиозных общин. Эта дешевая рабочая сила, однако, обходится гораздо дороже, чем можно поначалу предположить… Подрядчика, тиуна княжеского Бородушу, опосля обвиняли, что он, дескать, половину казны по карманам распихал с перестройкой этой, но Бородуша – мужик тертый, он от всего отбрехался и наветчиков посрамил. У нас княжеская власть нынче опять в становлении, так что бывает, Царевна, по-всякому.

Оказалось, древний княжеский род, правивший Арконой долгие века, в одночасье пресекся во время Большой Смуты.

– Всех князей и княгинь с княжатами расказнили, а имущество ихнее пустили на поток и разграбление. Веселые были денечки, – прокомментировал это событие Вышата.

Маргарита, не привычная к нравам Арконы, вздрогнула.

После падения режима княжеской власти постмонархической Арконой правил Премудрый, свергший проклятого князя. Но, поскольку народ очень быстро привык к грабежам и убийствам, чрезвычайно популярным в смутные дни, и в ушкуйники подалось все мужское население поголовно, пришлось учредить Тайный приказ, занимавшийся сыском и пресечением преступлений. Однако постепенно обязанности тайной службы видоизменились. На все преступления сил одного Тайного приказа не хватало (тем более что служившие там дьяки в свободное время тоже промышляли ушкуйничеством, как и прочие арконцы), почему приказные сосредоточились на одном виде преступлений – разыскивать тех, кто злоумышляет на правителя. С такой деятельностью всегда бываешь у высшего начальства на виду и при наградах… А все остальные, заурядные преступления: убийства, грабежи, мошенничество – передали в Сыскной приказ, который вяло занимался дознаниями и изредка передавал кое-кого из пойманных преступников суду.

Экономическая жизнь в процветающей некогда Ар-коне совершенно захирела, а ослабленный борьбой Премудрый (который сиживал в темницах еще при князе, чем и объяснялись его особая злость на княжеский режим и смекалка, проявленная им в деле свержения), видя результаты своих деяний, впал в глубокую тоску и вскоре помер.

Его соратники немножко побились за власть, поистребив друг друга, и в результате править Арконой стал Продолжатель дела Премудрого. Вскоре его стали именовать Великим Продолжателем.

При нем деятельность Тайного приказа достигла невероятного размаха. Численность населения Арконы за годы правления Великого Продолжателя сократилась вдвое, причем и остатний народишко вконец обнищал, пооборвался и голодал беспрерывно.

После кончины Великого Продолжателя власть перешла к его Сподвижнику, который вскоре объяснил людям, что при Продолжателе все делалось не так и посему именовать его Великим не пристало. Зато Сподвижника стали называть Сподвижник-Ниспровергатель. Из острогов выпустили кой-какой уцелевший люд, посаженный при бывшем Великом Продолжателе, и велели бороться за урожай.

Чтобы ничто не отвлекало от этой борьбы, арконцам запретили ловить в море рыбу и стрелять в лесу дичь: если брюхо и так сытое, кого заставишь еще и в поле пахать…

Арконцы вопреки запрету все равно потихоньку рыбачили и охотились, но считались при этом потравщиками, то есть преступниками-браконьерами, и подлежали наказанию. Поэтому княжеские стражники отдавали все силы борьбе с потравщиками (ведь с пойманных можно было брать взятки деньгами либо дичью и рыбой). А потравщики, со своей стороны, боролись за то, чтобы ускользнуть от наказания (в том числе и от дачи взяток, ущерб от которых был немного меньше, чем от преследования по закону, но противнее). А тут еще и чертова битва за урожай, которую велено вести неустанно…

Так, в неустанной борьбе, год шел за годом, еще несколько правителей сменили друг друга, но урожаи, несмотря на все усилия, становились все хуже и хуже. Дело дошло до того, что все золото Арконы пришлось пустить на закупку хлеба и возить его кораблями с далеких изобильных островов, где никто ни за что не боролся, а крестьяне просто возделывали свои поля.

С раннего утра арконцы собирались в длинные очереди у амбаров со столами раздачи и стучали котелками в дверь, чтобы им дали немного хлеба пли каши. Ждать приходилось долго, а вырывать свой кусок – в драке, и народ постепенно дичал.

В конце концов золота почти не осталось, хлеба тоже, и арконцы вывели последнего правителя за городские ворота и дали ему пинка. Прежде из страха перед Тайным приказом такое и в голову никому не могло бы прийти, но со временем и приказные одичали вместе со всем народом, хотя им-то давали двойную порцию каши и хлеба, а к праздникам еще и пряников отсыпали.

Как только Тайный приказ стал наплевательски относиться к своему делу, народ впал в ересь и потребовал, чтобы вернули князей и прежние порядки – при князьях, дескать, было лучше. Правда, тех людей, кто помнил старую жизнь, уже почти не осталось, но вера такая в народе жила.

Настоящих князей взять было негде, их всех повыбили в Смуту, и посему князем избрали того человека, который громче всех кричал в момент изгнания последнего правителя. Его и поставили править Арконой: кричал он вроде бы по существу, за правду – стало быть, был не дурак.

Новый князь не то чтобы очень уж мудро правил (ему больше нравилось, что княжеская казна оказалась в его полном распоряжении и бражничать можно было не переставая), но при его правлении биться за урожай перестали и хлеба в Арконе вдруг стало так много, хоть завались.

И года не прошло, как вечно голодные в прежние времена арконцы, приходя в хлебную лавку, начинали крутить носом. Нет, баранок, дескать, не желаем, приелись, и ситника не хотим, больно пресный… А это что – булки? С изюмом? Да что же это такое – все с изюмом и с изюмом? А разнообразие где? Хоть бы с курагой напекли, что ли. Никакой заботы о простом народе. Всем плевать на народные чаяния…

Еды стало вдоволь, и появилась возможность заработать на эту еду деньги, и не только грабежами (от которых традиционно никто не отказывался).

Но горожане вновь были недовольны. Многие (особенно те, которые из Тайного приказа и столы раздачи у которых во все времена были не такие, что у простонародья) даже говорили: «Вот в прежние-то годы правители были – не нынешнему чета. Бывало, и хлебца дадут, и кашки, и бражки, и похлебочки черпачок плеснут… А нынче сам себя корми, сам все покупай! Может, на все, что потребно, и гривенников не хватит! Может, нам наше жалованье не нравится, ежели с него же и хлебные расходы идут. Нет, прежде было лучше – пусть и бедненько, зато без заморочек».

Ну а те, кто привык жить грабежами, так грабежами и жили – для них ничего особо и не поменялось, только теперь украсть можно было побольше.

И тут один из самых ловких приказных, дослужившийся при новом князе из начальников охраны до первого княжеского помощника, стал внушать правителю:

«У нас в Арконе, князь, недовольство зреет. Гнать тебя, батюшка, взашей хотят. Вспомни, как с прежним-то управились… Ты бы, князь, лучше своей волей ушел, по-доброму – поди пожил уже всласть, всего достигнул, чего желалось. А то ведь чего не бывает, сам, поди, знаешь. Не доводи народ до греха. Ты уйдешь, батюшка, народишко злобствовать перестанет, покой наступит, благолепие… А уж я заместо тебя тут на престоле посижу покуда, чтобы княжеская власть не прервалась. И недовольных окорочу, мне-то оно не впервой».

Не то со страху, не то с перепою, но князь согласился… Вышел на соборную площадь, повелел ударить в вечевой колокол и, как только народ сбежался, объявил:

«Вот вам, граждане Арконы, новый князь. Можете его выбирать. Он вообще-то хороший, он вас не обидит».

Народ почесал в затылке. Старого князя любили далеко не все. И слушаться его распоряжений многие не желали даже в лучшие времена. Но не только покорные, но и оппозиционеры подумали: а может, новый князь и впрямь получше будет? Старый-то уж больно надоел. Ладно, новый так новый! И вроде того что выбрали…

Одной из первых акций нового князя, как только он пришел к власти, была легализация воровских шаек, и это считалось величайшим вкладом в функционирование громоздкой машины государственного управления. Принимая такое решение, князь рассуждал довольно логично: раз преступность является неизбежным злом, искоренить которое никому еще не удавалось, так пусть она будет организованной. Ворам было предложено выйти из подполья, перевести свою работу в цивилизованное русло и не превышать установленный лимит преступлений.

При такой постановке вопроса князь рассчитывал, что сможет прогнозировать ситуацию, а главное – значительно пополнит свою казну, обложив преступный элемент данью. Чтобы никому из воровского сообщества и в голову не пришло увиливать от новых правил, парочка известных воровских воротил, неуважительно отозвавшихся о начинаниях князя, подверглась гонениям, а остальные стали значительно более сговорчивыми.

В итоге все остались довольны. Главарям воровских шаек понадобилось на удивление мало времени, чтобы понастроить себе теремов, нашить красных кафтанов с гербами и научиться проводить время в роскошных трапезных вместо темных и душных вертепов, собираться в которых никто особо и не любил. К тому же очевидная реальность заключалась в том, что воровское сообщество контролировало преступность лучше, чем это получалось у городской стражи и Сыскного приказа. Так что в итоге даже зажиточные горожане не стали роптать, хотя каждый из них по-прежнему рисковал быть ограбленным.

– Князь наш – идеалист. Народ его обожает. Став правителем Арконы, он с головой ушел в самообразование, – гордо объявил боярин Вышата. – Никто никогда не объяснял ему, как править, поэтому он вынужден был доходить до всего своим умом. Ко всему прочему он подумал, что подданные должны относиться к правителю с большим уважением, и повелел титуловать себя великим князем…

– Что ж, некоторые рождаются великими князьями, другие этого добиваются, – заметила Маргарита. – Но самому объявлять себя великим – это, знаете ли, заявка… Невольно задумаешься, что князю не чуждо тщеславие, вот он и назвался великим. Причем звание генералиссимуса или отца родного, к примеру, звучит ничуть не хуже.

– Про генералиссимуса мне, госпожа, неведомо. А вот про отца родного подумать бы надо! Эй, писец, ну-кася, запиши предложение – именовать великого князя отцом родным для народа нашего. В четверток на заседании боярской думы как раз и оглашу. Мысль плодотворная. Князю надо отдать должное, а то он так или иначе возьмет это должное сам.