ГЛАВА 14
Закованный в сверкающие на утреннем солнце доспехи, рыцарь боялся даже дышать на пребывающую в глубоком обмороке девушку, навек сраженный ее красотой. Наконец нежный румянец тронул бледную кожу. Затрепетали пушистые ресницы. Спасенная из лап дракона прекрасная дева глубоко вздохнула и открыла большие глаза цвета небесной лазури. Легкая улыбка, подобная пригревающему солнышку, тронула губы. Она устремила благодарно-влюбленный взгляд на рыцаря, благоговейно преклонившего колени перед спасенной для мира красотой, и протянула ему для поцелуя лилейно-нежную ручку.
Вот примерно где-то так это обычно бывает в сказках. В нашем же конкретном случае все сложилось несколько по-другому…
Долгое тормошение развязанной подруги не дало видимых результатов. Она мямлила что-то неразборчивое, категорически отказываясь открывать глаза. Успеху приведения в чувство поспособствовало энное количество озерной воды, выплеснутое наемником Эоне в лицо. Последствия не заставили себя долго ждать: девушка подскочила, как-то умудряясь одновременно визжать и склонять на все лады тех крайне нехороших личностей, что посмели привести ее в сознание столь нецивилизованным способом.
Подругу немного штормило, что почти не сказывалось на качестве ругательств. С некоторым смущением я опознала в них большинство своих любимых крепких выражений.
Способная девочка.
– Рель!!! – Наконец моя несколько истрепанная последними событиями особа была опознана, и с еще более громким визгом, на сей раз радости, светловолосая бросилась мне на шею.
Восторженный, бессвязный лепет лился безостановочно.
– Я так боялась… но ты сказала… Кирина… а они… а ты… почему так долго? Но я так рада, так рада… – Вновь экзальтированный визг и душные объятия. – Рель!!!
– Одна громкая, но другая – вообще кошмар для ушей, – пробурчал наемник, пытаясь утрамбовать голову астахи в пусть громадный, но все равно маловатый для такого грандиозного трофея мешок – несмотря на то что взрывом снесло нижнюю челюсть и выжгло череп изнутри, боковые наросты и обрубки щупалец существенно осложняли процесс упаковки.
Девушка отпрянула от меня, стремительно разворачиваясь к Верьяну. Тот под ее подозрительным взглядом поднялся с корточек, тряхнул косичками и с ленцой потянулся всем длинным телом, давая возможность полюбоваться своей значительной персоной. Эона мрачнела с каждой секундой.
– Это еще кто такой? – угрюмо поинтересовалась подруга, со всем пылом будущей неранки пытаясь изобразить презрение к мужскому роду в целом и вот этому конкретному его представителю в частности.
Нашла перед кем стараться: Верьяну на ее актерские потуги (к слову, совершенно бездарные) было откровенно наплевать.
– Твой спаситель, детка, – прямо-таки мурлыкнул он, бесстыдно разглядывая роскошные формы Эоны, облепленные промокшей тканью плаща.
Ох, до чего быстро сообразил, шельма, как можно привести в ярость мою подругу. Или смутить. Что, похоже, устраивало его куда больше.
Оттерев в сторону багровеющую Эону, я с претензией выдала:
– Эй, парень! У тебя совесть есть?
– А что такое? – Наигранная невинность шла ему, как покойному ныне астахе крылышки.
– Ты кого это «деткой» называешь, а?
В предчувствии шикарной бабской истерики Верьян зубасто усмехнулся и кивнул на стоящую позади меня девушку. Наивный!
Эона зашипела, как вскипающий чайник – с тем же характерным посвистом. Вовремя отдавленная нога не дала крыше этого «чайника» сорваться окончательно.
– Не-е-е, друг, так не пойдет. «Детка» – либо она, либо я. Где твоя фантазия? Пора бы уже разнообразить убогий словарный запас. Или память с возрастом подводит? – делано посочувствовала я. – Сказывается нервная работенка? Имена стало трудновато запоминать, да?
Парень молчал, задумчиво почесывая кончик длинного носа. Я могла бы праздновать победу, если бы не странный взгляд Верьяна – так смотрит на попавшуюся птичку змея, которая всю жизнь охотилась на мышек. На вид – подозрительно, а по запаху – вроде вкусно.
– Хорошо, – изрек он после недолгого молчания, – «деткой» будешь ты, а она, – указующий кивок на Эону, – «малышкой».
Вот ведь гад! Наглая, желтоглазая сволочь!
– Только не попутай. – Я нашла в себе силы беззаботно улыбнуться. – За каждый промах вычитаю из гонорара золотой.
– Как скажешь, детка, как скажешь. – Верьян был сама покладистость. – Кто платит – тот и прав. Пока у него есть золото, само собой.
Его многозначительный тон вызвал в памяти одну картину…
Мокрая ткань бинтов, плохо поддающаяся под усталыми, ободранными пальцами, недолгий блеск золота и кровавое подмигивание рубинов в моей грязной ладони. Золотая цепь проворно меняет хозяина под произнесение обета, больше похожее на зачитывание вслух стандартного срочного договора на предоставление услуг.
«Я, Веарьян Илиш (свидетельство об Имперском учете за номером один два четыре ноль один, серия „Н“ три шесть пять, охотничья лицензия пять восемь семь семь два пять продлена в девятый день Предсказывающих, год четыреста второй от второго пришествия), обязуюсь обеспечивать охрану присутствующей здесь девицы Лии за вознаграждение в оговоренном ранее размере».
И в правой ладони наемника рождается вспышка света. Яркого. Того, что не ослепляет, а скорее изобличает, детализируя окружающее и выявляя в нем даже самые мелкие изъяны – точно освещение в прозекторской.
«Договор теряет Силу в последний день Изменяющихся сего года».
Свет гаснет, поглощенный нашим крепким рукопожатием…
– Ну мое золото теперь у тебя. – Я осторожно прощупала почву возможной язвительной контратаки.
– Точно у меня, – с глубокомысленным видом кивнул Верьян и, опережая мою следующую реплику, заметил: – А я сволочь.
– Еще какая сволочь. – Безнадежный взмах руки и тяжелый вздох. – Может, все-таки признаем ничью, а?
– Отчего ж не признать, – неопределенно пожал плечами наемник. – За соответствующее вознаграждение – всегда к вашим услугам, рена [Вежливое обращение к горожанке.] Лия.
– Рель, дорогой охранничек, – стараясь не скрипеть зубами, с милой улыбкой уточнила я. – Просто Рель. Легко запомнить, не так ли?
Прежде чем он успел ответить, в разговор вмешалась светловолосая. Выдерживать молчание, особенно когда говорят другие, Эона могла куда меньше меня. И кричала она тоже громче.
– Рель, кто этот наглый мужик?! Как он смеет так с тобой разговаривать?!!
Вновь усталый вздох покинул мои губы – воинствующий феминизм в лице подруги утомлял донельзя. Наемник заинтересованно уставился на меня, ожидая, что же я начну про него рассказывать.
– Эона, познакомься, это Верьян. – Собственный голос преувеличенной жизнерадостностью резал слух даже мне. – Некоторое время… он будет… э-э-э… моим охранником. Так получилось, что мне пришлось его нанять и… вот.
Я беспомощно развела руками и смолкла в крайней растерянности, поняв, насколько дико все это звучит.
«Меня шантажировали» – выглядит намного лучше». Цыц!
– Но, Рель? – Девушка задохнулась от возмущения. – Зачем?! Зачем тебе эта грязная, нахальная ско… Ой!
Та же нога была отдавлена по второму разу, а Верьян, поняв, что ничего особо интересного ему не расскажут и не покажут, как-то поскучнел и, прихватив топорик, вернулся к упаковке трофея. Только бросил напоследок: «Вы пошустрее там!»
– Рель, но как же… Рель… – беспомощно промямлила Эона. Светло-карие глаза наполнились слезами, в серых подтеках мордашка жалобно сморщилась – девушка явно собиралась заплакать.
Вообще-то я прекрасно ее понимала: роль потенциальной жертвы вряд ли сделает чью-нибудь нервную систему крепче. Как и наркотик неизвестного происхождения, коим одурманили нашу феминистку. Резкие перепады настроения, расширенные зрачки – все говорило за эту версию. Но я понимала и другое: стоит только проявить хотя бы видимость жалости – истерику подруги будет уже не остановить.
– Заладила – «Рель» да «Рель»! Что, слов других не знаем?
Эона попыталась влезть с оправдательными комментариями, но я не стала ее слушать, продолжив:
– Если бы не этот парень, мы бы сейчас здесь не стояли и не разговаривали. Поэтому, будь добра, повежливее. – Далее последовало хмурое, недовольное ворчание. – Ты мне лучше вот что поведай, красавица моя, куда тебя леший из корчмы понес, когда я четко и ясно, а главное – доходчиво сказала сидеть в комнате, а?
Слезы у девушки разом высохли, осталось лишь возмущение.
– А ты б еще дольше непонятно где ходила! – Эона замахала руками как ветряная мельница. – Я же беспокоилась! Жду-жду – а тебя все нет и нет: не знала, что уже и думать!
Дождаться от меня сочувствия оказалось не легче, чем от Кирины.
– Во-во, сразу видно, что не знала, иначе подумала бы и никуда не поперлась.
– Ну и в нужник мне приспичило, – слегка покраснев, созналась Эона, – а тут как раз…
Что «тут как раз» произошло, мне узнать так и не довелось: девушка придушенно пискнула, узрев наконец, что Верьян опять забросил свои упаковочные работы и с горячим интересом наблюдает за импровизированным стриптизом в ее исполнении – от бурной жестикуляции завязки на плаще распустились, и он самым гнусным образом распахнулся. Учитывая то, что из одежды бережливые хмельчане обеспечили жертву лишь балахоном, валявшимся сейчас грязным комком неподалеку, заинтересованность парня очень даже можно было понять. Эона вспыхнула до корней волос, сгребла в горсть ворот плаща и спаслась бегством в ближайшие кусты.
Я мрачно посмотрела на наемника, но, увидев на его длинноносой физиономии озадаченно-мечтательное выражение, не удержалась и прыснула в кулак. Парень дернул плечом и отвернулся с независимым видом, на удивление удержавшись от своих скабрезных шуточек. Работа прямо закипела у него в руках: астахова голова в четыре удара была освобождена от остатков щупалец и утрамбована в мешок в рекордные сроки.
Оказывается, мы не такие уж и непробиваемые, какими хотели казаться.
«У любого даже самого сильного мужчины есть своя слабость». Обычно пышногрудая и блондинистая.
Верьян поднял на меня, довольно лыбившуюся, непроницаемый янтарный взгляд:
– Чего уставилась? Собирайся давай! И подругу поторопи. – Интересно, мне привиделось или он и правда, вопреки блуждающей на лице глумливой ухмылке, слегка покраснел? – Местные, конечно, до полудня к астахе в пасть не сунутся, но все-таки поспешить бы не мешало…
Все еще негромко похихикивая, я подхватила сумки и поплелась вслед за убежавшей Эоной – что ж, попытаемся приодеть нашу стриптизершу, пока ее не разоблачили окончательно.
Солнце почти скатилось за горизонт, одаривая нас на прощание кусочками предзакатного золота. Небо подозрительно насупилось тучами, но с непредсказуемой погодой ранней осени ни в чем нельзя быть уверенным – то ли похмурится и прояснится к утру, то ли дождь зарядит на неделю. Очень хотелось верить, что природа потерпит с осадками хотя бы до рассвета, ибо наша компания собиралась заночевать пусть на укрытой кустами и мохнатыми елками от шального ветра поляне, но все же без крыши над головой.
Уютно потрескивали дрова в костре, рассерженно брызгая жиром, благоухал на вертеле цыпленок, размерами не уступающий взрослому петуху.
Желудок пару раз болезненно трепыхнулся, а рот наполнился едко-горькой слюной. Мы с Эоной страдальчески переглянулись и уткнулись каждая в свою кружку с намешанным на скорую руку горячим комковатым киселем, чей вяжущий вкус был призван успокоить взбунтовавшиеся внутренности.
Ох, не впрок пошел нам обед в придорожной корчме!
Начиналось все вполне оптимистично. Верьян пинком (драгоценный трофей оттягивал руки нам обоим – поднять голову астахи в одиночку наемнику оказалось не под силу) распахнул дверь в почти безлюдное, уставленное длинными деревянными столами и лавками помещение. Обстановка радовала взгляд дремотным покоем, а обоняние – не выветрившимися еще «ароматами» перегара и скисших дрожжей. Кроме сыто жужжащих сонных мух корчма могла похвастаться только одним посетителем – в углу негромко храпел засидевшийся до утра в обнимку с недопитой кружкой эля мужичонка забулдыжной наружности. За стойкой клевала носом столь же бодрая разносчица – девочка лет десяти-одиннадцати.
Мы опустили на пол тяжеленный мешок и кое-как запихали его под приглянувшийся Верьяну стол. Наемник смахнул с его покоробленной поверхности пару засохших хлебных корок – на освободившееся место мягко спланировала скинутая Верьяном потрепанная широкополая шляпа – да оседлал ближайшую к столу лавку. Мы с Эоной, не сговариваясь, уселись напротив. Пододвинув свободную лавчонку, я с наслаждением закинула на нее усталые ноги. Подруге так не повезло: купленное в Хмеле платье (кстати, раскритикованное девушкой в самых крепких выражениях) обязывало совсем к иному поведению – крепко сдвинутым коленям, благочестиво сложенным в молитвенном знаке рукам и опущенным долу глазам. К несчастью Эоны, другой одежды для нее у нас не нашлось – отлично зная характер подруги, я позаботилась об этом заранее. И очень надеялась, что девушка не сможет опознать в тряпках, которыми я перетягивала грудь, свои рубашки.
Шум с некоторым запозданием, но все же внес приятное разнообразие в сонное царство корчмы: мухи заметно оживились, доносящиеся из угла храпы стали раздаваться пореже. Девчонка наконец повернула к нам веснушчатую мордашку. Помимо конопушек ее достопримечательностью были большие, слегка навыкате глаза цвета застоявшейся озерной воды. Разносчица сползла с высокой табуретки, одернула грязно-коричневое платьице, поправила фартук не первой свежести, подтянула ленточки на куцых хвостиках, недолго постояла, раздумывая о чем-то своем и ковыряя в ухе. И только после этого, старательно шаркая ногами, соблаговолила подойти к нашему столику.
Да, что уж тут скажешь: до расторопности обслуги в столичных заведениях девочке ох как далеко!
– Чего желают достопочтенные господа? – Сонные глаза смотрели на нас без всякой заинтересованности в клиентуре.
Достопочтенные господа хотели много чего, а точнее, сытно и вкусно поесть, однако почти ничего из того, что могло бы порадовать нас, на кухне не оказалось.
– С вечера, почитай, ничего и не осталось, сожрали все, – охотно разъяснила скудость ассортимента разносчица. – Папаня намедни в Дрюсс подался, вот старая Гриня, кухарка наша, и запила.
Еще немного подумала и добавила:
– Вообще-то она всегда так.
Чувство голода полученная ценная информация, к сожалению, не притупила. Однако после длительных, утомительных переговоров с этим «веснушчатым кошмаром ресторанного бизнеса» мы все же заполучили каравай ржаного хлеба, шмат сала, пять луковиц, три холодные вареные картофелины, большую пузатую миску маринованных грибов и кувшин попахивающего прокисшей бражкой эля. Причем каждого нового кушанья не блещущего разнообразием обеда приходилось дожидаться столько времени, будто разносчица, прежде чем доставить к нашему столу заказанное блюдо, делала с ним по селу круг почета.
В одну из таких пауз Верьян задал живо интересующий нас троих вопрос.
– Куда дальше двигаемся, девушки? – Ловко орудуя ножом, он нарезал крупными ломтями каравай прямо на столе.
– Вообще-то нам в Умузбулар. – Я тяжело наступила на ногу попытавшейся встрять с ответом Эоне. Та ойкнула и обиженно отвернулась, подперев для надежности рукой щеку. – Но если тебе срочно надо совершенно в другую сторону – езжай, ни о чем не беспокойся. Потом нагонишь.
Парень широко улыбнулся и ладонью покатал круглую золотисто-коричневую головку лука по щербатой деревянной поверхности, прежде чем снова взяться за нож.
– Мне теперь до волховника [Волховник – одиннадцатый месяц года (прост.). Официально принятое название – месяц Существующих Силой.] твою тень изображать. – Острое лезвие быстро и точно рассекло луковицу на четыре части. – И избавиться от меня никак не получится. Да и чревато…
– Угрожаешь?
Нож с размаху острием воткнулся в дерево, чуть покачался, прежде чем его соизволили вытащить.
– Советую.
«Чем в данном случае угроза отличается от совета?» Формой изложения.
– Никто и не собирался сбегать! – наигранно оскорбилась я, но под насмешливым взглядом охранника закруглилась с показухой и поинтересовалась: – Разве тебе не нужно гонорар забрать? Не зря ж ты с этой обгорелой головой носишься как шептун со скоропортящимся зельем для привередливого клиента.
Два точных удара – и еще одна луковица распалась на четвертинки, разбрызгивая капли едкого сока. В носу знакомо засвербело. Вздрагивающая от каждого звука Эона, решив встречать опасность лицом к лицу, вновь повернулась к нам.
– А что голова? – Верьян взялся за третью луковицу. – Заглянем по дороге в поместье Лешеро – сдадим барону за хорошую плату, заодно и путь до Моска срежем. А там, обозом, и до Умузбулара – рукой подать.
Я ничего не имела против Моска и озвучила свое согласие громким чихом. Некультурно вытерла ладони прямо о штаны и пододвинула поближе к себе одной рукой миску с плавающими в маринаде опятами, а другой – тарелку с картошкой. Эона продолжала сидеть не шелохнувшись, медитируя над пустой кружкой.
– Подруга, а ты чего как неродная? – Я пихнула девушку локтем. – Верьян тут угощает, а ты нос воротишь!
– Я угощаю?! – неподдельно изумился парень. – Размечтались! Каждый сам за себя платит.
– В таком случае трофеи этот каждый тоже пусть самостоятельно таскает – мы ему грузчиками не нанимались.
Верьян для порядка побухтел, что-то про прожорливых девиц на свою (а не астахову) голову, и благоразумно заткнулся. В ответ на мое заговорщицкое подмигивание воспрянувшая духом Эона широко улыбнулась и ловко увела у расстроенного наемника из-под носа самый большой ломоть хлеба.
Знали бы мы, какой «приятный» вечер нас ожидает, не налегали бы так на угощение – поберегли бы фигуру и здоровье.
Дожидаясь ужина, отвратительно здоровый (на наш с подругой пристрастный взгляд) Верьян увлеченно возился со своим внушающим почтение оружейным арсеналом.
Как он только все это на себе прет, непонятно…
Наемник поставил рядом с собой небольшую плошку с водой и начал выкладывать на промасленную тряпицу извлеченные из ножен кинжалы, пару метательных ножей, около десятка крошечных стрел, а также оружие убитых стражников – короткое копье и меч…
Непослушно кудрявятся у висков волосы, а в широко раскрытых, остекленевших глазах мутнеет светлеющее небо…
– Рель, а ты круг обережный не хочешь изобразить? – вдруг поинтересовалась, глядя в кружку, светловолосая.
– Что? – переспросила я, не в силах тотчас оторваться от страшных воспоминаний о прошлой ночи. – Что ты сказала?
– Оберег бы нарисовать, – неожиданно робко повторила просьбу девушка.
А шаманский танец с бубном вокруг костра не сплясать?
– Чего-то не хочется.
– Круг был бы нелишним, – как бы между прочим согласился с Эоной наемник, берясь за точило и окуная его в плошку. – Мало ли…
Я неопределенно хмыкнула.
Мерный скрежет отдался нытьем в зубах, вынуждая поморщиться. Мысль о том, чтобы вставать и тащиться рисовать этот хмаров круг, меня как-то не вдохновила. Пусть мошкара, слетавшаяся на свет костра, нахально лезла в глаза, но выбираться из-под плаща в холодную темень не было ни малейшего желания. Желудок охотно со мной согласился, почти прекратив дергаться.
– Смысл? – задала я риторический вопрос и вновь прикрыла глаза.
Покосившись на подозрительно благосклонного наемника, девушка продолжила канючить:
– Ну Ре-е-ель! Вдруг волкодлаки какие нагрянут или еще что похуже…
– Да ну тебя к лешему, – отмахнулась я. – Накаркаешь еще!
Эона тотчас заткнулась, обиженно посопела и даже попыталась улечься спать. Однако после недолгого затишья нудеж на тему «Трудно некоторым колдануть!» начался сызнова.
Верьян тактично помалкивал, а скорее всего, просто прикидывал, насколько достанет моего терпения. Надолго, понятное дело, его не хватило.
– Эона, умолкни уже со своим «обережным кругом». – Широкий заразительный зевок. – Можешь спать спокойно: всю нечисть, что покрупнее, астаха распугал…
Но девушку это не впечатлило.
– То крупную!
– …а на всякую шушеру мелкотравчатую у меня охранник имеется – честно проплаченный, между прочим. – Мелкими глотками я допила кисель и припечатала: – Вот и пусть бдит.
Осторожно потянулась, ожидая в любой момент болезненных кульбитов желудка, и также с опаской встала на колени. Кружку мыть было лень, хотя, если этого не сделать, кисель к утру присохнет намертво – не ототрешь. Придя сама с собой к компромиссу, я просто залила наши с Эоной чашки кипятком и отодвинула посуду подальше от костра.
– Ладно, глаза уже слипаются. – Позевывание стало почти беспрестанным. – Всем спокойной ночи. При такой-то охране ей другой не быть.
Разумеется, без бравады здесь не обошлось. Однако я на самом деле не видела смысла утруждаться: Силе еще восстанавливаться не день и не два – тратить ее попусту не хотелось.
Охранник потянулся к вертелу с цыпленком и продемонстрировал, каким именно образом он будет бдеть. Я сглотнула слюну и поспешно отвернулась, все еще не уверенная в крепости собственного желудка. Подгребла к себе сумку, успешно заменявшую мне подушку, и подкатилась к теплой спине успокоившейся Эоны.
– Этот тип мне не нравится. – Подруга нашла новый повод для волнения и озвучила его громким шепотом.
– Что я, тилан золотой, чтоб всем нравиться? – незамедлительно подал голос Верьян, оторвавшись от цыпленка.
Эона фыркнула и перевернулась на другой бок. Взгляд светло-карих глаз умилял серьезностью.
– А Кирине это уж точно не понравится. – Девушка потрудилась понизить голос.
– Надеюсь, ко времени нашей с ней встречи нам уже удастся отделаться от назойливого сопровождения, – одними губами, почти беззвучно шепнула я, – опасно было недооценивать слух наемника.
– Убьем? – Не многовато ли воодушевления в шепоте моей спутницы?
– Никого убивать я не… – Я хотела сказать «буду», но, вспомнив давешний разговор с Верьяном, поправилась: – Не собираюсь.
– Но как же тогда…
Наемник подозрительно притих, точно прислушиваясь к нашему перешептыванию.
– Время придет, узнаешь. Спи давай.
Эона послушно заснула. Я тоже.
Серое перекрестье.
Зеленое свадебное платье. Длинные косы. И приятная бесплотность. Обычный джентльменский… тьфу… дамский набор. Эдак если дальше пойдет, переносы сюда станут совсем привычными, оборачиваясь рутиной.
Давненько я во дворец не заглядывала. По-хозяйски огляделась – все ли в порядке, не бегают ли в панике туда-сюда взмыленные слуги. Нет, тишь да гладь в округе.
«За каким лешим нас опять в столицу принесло?» Чует мое сердце, недолго мне в неведенье оставаться.
В ответ на неосторожные мысли пространство взвихрилось сумасшествием красок, затянув меня в свой водоворот, побезумствовало и мягко улеглось.
Проявившаяся из хаоса комната была мне незнакома – я с опаской огляделась. Не спеша отгородиться тяжелыми портьерами, ночь в большом окне смущенно укрылась за белой вуалью из невесомого тюля. Обшитые панелями из розового дерева стены, казалось, вбирали свет развешанных вдоль них гирляндой хрустальных шаров с магическими светляками внутри. Огромный письменный стол из лакированного дерева на тон темнее, кресло с высокой спинкой, пара наглухо закрытых шкафов, больше напоминавших сейфы, да обитая темно-вишневым велюром низкая, широкая кушетка – вот и вся мебель. Пожалуй, я охарактеризовала бы это помещение рабочим кабинетом: и дело здесь даже не в строгости, почти аскетичности обстановки по сравнению с другими дворцовыми помещениями – неуловимый аромат казенности пропитывал сами стены этой просторной комнаты.
На обтянутой бордовым шерстяным сукном столешнице находилась лишь литая подставка из золота с чернильницей и заточенным пером, да завлекательно поблескивал нетронутой белоснежностью мелованной поверхности листок бумаги. Собираясь изучить сей предмет более подробно (а возможно, и похулиганить, оставив надпись, где душевно обругать всякими нехорошими словами Единого, Империю, Императора, Церковь и Верховный Совет Гильдии скопом), я чуть было не споткнулась о не замеченный мной ранее предмет обстановки. Однако совсем не это заставило меня отскочить как можно дальше, а опознание личности лежащего на полу человека.
Презрев удобную кушетку, а также проигнорировав ворсистый ковер цвета спелой вишни, широко раскинув руки, Его Императорское Величество, будто какой-то простолюдин, лежал прямо на мраморном полу. Каменные плиты не самое удобное место для отдыха, но Дэрриша, видимо, все устраивало.
Венценосный супруг, по обыкновению, вырядился в любимый цвет властителей Тилана. В одежде Императора безраздельно царил угольно-черный: от шелковой рубахи с широкими манжетами и удлиненного камзола до узких штанов и невысоких, до середины голени, сапог из кожи искуснейшей яссирской выделки. Ярким пятном в этом царстве черного выделялся лишь подвешенный на тяжелой цепи нагрудный Знак Единого – тонкий платиновый медальон размером с мою растопыренную пятерню. Над его поверхностью золотом выступал крест, делящий круг на четыре неравные части. Каждая из них была инкрустирована драгоценными камнями, согласно традиции, коей уже более тысячи лет.
Впрочем, об истории религиозной символики лучше поразмышлять в другой раз, а сейчас все внимание необходимо уделить оказавшемуся в поле зрения супругу.
Антрацитовые волосы неровными прядями разметались по розовому с прожилками мрамору. Совершенное лицо почти бесстрастно: лишь слегка нахмурились асимметричные брови – синие глаза Императора с вдумчивым интересом разглядывали потолок. Я невольно задрала голову, любопытствуя, созерцание чего так увлекло Дэрриша. Потолок был девственно чист: ни замысловатой, вычурной лепнины, ни красочных витражей, ни благородных фресок на классические темы, даже косметического морока придворные маги не удосужились навесить.
«Руки надо было по-другому сложить. И свечку не забыть. Достовернее вышло бы». Непринципиально. Ему всяко идет.
В непонятной растерянности, подойти ли поближе или удрать без оглядки, я застыла на месте, по-глупому вытянув шею.
– Не стоит меня стесняться – устраивайся поудобнее.
При звуках глубокого, хорошо поставленного для выступлений перед многотысячной толпой голоса Императора меня подкинуло чуть ли не выше стоящей рядом кушетки. Пальцы до посинения вцепились в велюр ее спинки.
«Только без Силы, только без Силы, только без Силы», – зажмурившись, занялась я самовнушением.
«А что так?» Притяжения и, как результата, страстных приветственных объятий с муженьком после долгой разлуки мне сейчас для полного счастья и не хватало!
Приоткрытый глаз показал, что Дэрриш уже не валяется на полу, а сидит на том же месте, подтянув колени к подбородку и глядя прямо перед собой. Во избежание всяких недоразумений я осторожно обернулась: кроме нас, в кабинете больше никого не было.
Ох, и нервная у Императоров работка-то! Правит всего ничего, а уже сам с собой разговаривает и сам себе поудобнее устроиться предлагает.
«Разговаривать самому с собой – какой моветон!» Молчу, молчу.
Негромкий, подобострастный стук в дверь заставил меня снова подпрыгнуть. Пожалуй, участь Избранной понервней будет.
– Занят, – бросил Император, красивым слитным движением легко поднимаясь на ноги. С наслаждением, до хруста в затекших суставах, потянулся всем телом.
– Но, Ваше Императорское Величество, вы просили напомнить… Совет… – проблеяли из-за двери.
– Просил. Вы напомнили. А теперь прочь. – Каждое слово Императора будто тяжелый камень, падающий в глубокий колодец.
– Но…
– Давно не было в столице показательных казней, – произнес Дэрриш в сторону, однако достаточно громко, чтобы его слова услышали в приемной.
Там испуганно пискнули и предпочли ретироваться, как говорится, несолоно хлебавши. Император глубоко вздохнул, будто пытаясь вернуть утраченное спокойствие, сцепил длинные смуглые пальцы в замок и отвернулся от двери.
– Так на чем мы остановились? – Секундная заминка. – Ах да. Будь как дома, Лия.
