Глава 15
Парящий среди звезд

– Почему я не вижу тебя в видениях? Я видел Астри Масэнэсса, но не тебя… Я видел сотни вариантов развития событий на границе с Дорженой, но ни в одном из них не было тебя! Я видел все опасности и возможности, возникшие в связи с убийством Асы Фаэля, но опять же тебя там не было! Я видел судьбу Кодонака – и никакого Вирда Фаэля!!!

Сила бушевала внутри Вирда, пытаясь найти выход, подыскивая Путь Дара, что поможет ему выбраться отсюда, но такого Пути не было… Вирд уже пытался. Перемещение не срабатывало, Вирд знал, что это из-за оков на его руках, они сделаны особым Мастером и могут сдерживать Дар. Вирд знает до мельчайших подробностей, как этот неизвестный ему Мастер сделал оковы, как они действуют, но противостоять им не может. «Мои крылья подрезали!..» – с отчаянием думает он.

Верховный – человек среднего роста, сероглазый и убеленный сединами, но на его лице ни одной морщины, а в его взгляде столько энергии, что стариком его не назовешь. Волосы без всякой прически, используемой Одаренными, ниспадают белым плащом до самых пят. Он одет в темно-красный, шитый золотом кам, на нем черные туника, брюки и туфли. На груди висит символ Верховного – золотой овал с пламенем внутри, пересеченный двумя волнистыми линиями. Он изучает Вирда холодными серыми глазами, и под этим взглядом хочется сжаться.

Вирд ясно видит его Дар – фиолетовую мглу с яркими золотыми звездами и черное блестящее кольцо вокруг. Щупальца, исходящие от кольца, протянулись во все части его тела, опутали сердце, но они не мешают биению, а наоборот – поддерживают, подпитывают тело человека, отжившего отпущенный ему век, дают ему способность все еще удерживать огонь, который давно должен был потухнуть.

– Я не видел тебя ни в одном своем видении, – продолжал Верховный, – ни когда заглядывал в будущее, ни когда проникал в прошлое. Но ведь Мастер Путей – достаточно весомая фигура, чтобы оставить такой след в истории, какой я непременно заметил бы. Это беспокоило меня. До поры до времени. Потом я нашел тому объяснение. Хочешь знать его?

Вирд не ответил: он встретил холодный, пронизывающий насквозь взгляд Верховного и выдержал, не отводя своего.

– Ты умрешь!

Последовало молчание, сопровождаемое лишь монотонной капелью где-то за пределами камеры Вирда. Вирд вслушивался в эту капель, стараясь прогнать от себя мысли о смерти. Но уверенный жесткий голос Верховного все еще звучал в его голове: «Ты умрешь. Ты умрешь. Ты умрешь». Атосааль специально сделал эту паузу, чтобы Вирд прочувствовал всю безысходность своего положения. «Ты умрешь» – это приговор. Нет. Больше, чем приговор, – пророчество из уст Пророка Силы. Вирд видел, что он использовал Дар, когда произнес эти слова, Путь Ви́дения оковы не подавляют.

Верховный счел нужным пояснить:

– Тебя не было ни в одном из видений, потому что ты – словно случайно высеченная искра. Случайно. Не для того, чтобы упасть на трут и разжечь пламя, не для того, чтобы зажечь свечу. Ты загорелся, но через миг потухнешь. Ты был – и тебя нет. Ты не станешь жить в воспоминаниях, как Астри Масэнэсс, потому что почти никто не знает о тебе. Тебе нет места в этом мире. Ты – падающая звезда, что летит ярко и красиво, но сгорает в полете дотла, так и не коснувшись земли, и очень немногим выпадает счастье заметить ее. Ты думал, что ты человек с крыльями. Но ты не летел, ты падал. Ты не оставил следа. И твое время истекло. Хотя… некоторые неприятности тебе все же удалось мне доставить. Например, спасение Кодонака и его Золотого Корпуса, которые должны были уже лежать в могилах. Но любое деяние имеет последствия, а от твоих деяний серьезных последствий я не вижу, и это значит, что след, оставленный тобой, – лишь дым на ветру. Ты написал свое имя на воде, ты сотряс воздух, ты сверкнул на фоне полуденного солнца. Ты в моих руках. И я знаю, совершенно точно знаю, что мне не составит труда потушить твой огонь. Именно поэтому ты и жив до сих пор. Мне было интересно взглянуть на легенду – на Мастера Путей. Попрощаться.

– Ты видел, как я умираю? – спросил Вирд, и вопроса этого Верховный, кажется, не ожидал. Уверенная улыбка на долю мгновения исчезла с его лица, а в глазах сверкнул гнев. Он не видел! Вирд ухватился за эту мысль, как падающий с обрыва – за пучок сухой травы.

– Ты – молния, ударившая в море, не поразившая никого, – продолжал Верховный. – Вспышка, гром – и все!..

– Ты уверен в своих словах? – вновь спрашивает Вирд, не отрывая взгляда от его серых глаз. – Ты готов поспорить с Мастером Судеб?

– Что? – Верховный презрительно усмехается.

– Имя, написанное на воде, может сохраниться в вечности, если захочет того Создатель! – Вирд говорит уверенным тоном, черпающим силу от бушующего внутри Дара. Он вновь видит перед собой эффа, прыгнувшего на него, готовясь убить, убить наверняка… и наткнувшегося на невидимую преграду. – Ты видишь не все – лишь то, что Создатель считает нужным тебе показать!

– Глупец… – бросает Верховный, но уже не так уверенно. – Ты умрешь! – А в эти слова Эбонадо Атосааль вкладывает всю свою Силу. Они, подпитанные Даром Пророка, летят к Вирду, словно выпущенные стрелы – в сердце и в голову.

– Когда-нибудь. – Вирд тоже вкладывает в слова Силу Дара, Путь Пророка, не подавляемый оковами, и они становятся щитом на пути выпущенных в него стрел.

Заметил ли это Верховный, который уже собирался покинуть камеру Вирда? На самом пороге он обернулся:

– Я не видел, как ты умрешь, как не вижу в видениях ни одного оставленного тобой следа. Но сегодня я увижу твою смерть наяву, безо всяких видений. Нет смысла тянуть с этим дальше. Не такая уж и диковинка в наше время – владеющий не одним, а несколькими Путями Дара.

Дверь камеры затворилась с противным железным визгом. Сила внутри Вирда свернулась, сжалась в комочек, потухла… Вирд обмяк, сел на сырой, холодный, покрытый смердящей соломой пол, обхватил колени руками… «Ты умрешь! Ты умрешь!» Ты умрешь!..» И зарыдал…

Кем он был без своего Дара?.. Кто он?.. Всего лишь перепуганный мальчишка, пищащий от страха птенец?

Однажды он проснулся среди чужих, незнакомых людей. Врагов… Тогда он не знал, кто они… Тогда он ничего не знал… Ему было только семь лет, и он ничего не помнил.

– Ну что, проснулся? – склонился над ним смуглый худой человек. – Помнишь меня, мальчик?

Он не помнил… Он не знал, как зовут этого человека. Он даже своего имени не помнил! Было так страшно, будто он в полной темноте, окруженный восставшими из сна ужасами, и не понимает, куда бежать. Он – лист, оторванный от дерева. Ветер подхватил его и понес в неизвестность, а он даже не знает, от какого дерева его оторвали. Когда-то сильные, надежные и любящие руки подбрасывали его высоко-высоко, а затем ловили, не давая упасть, – и он летел! Но сейчас его подбросили слишком высоко, и он падал, земля была очень близко, скоро он расшибется об нее, а рук, что всегда подхватывали его, – не было. И он знал, что уже никогда и не будет.

– Как твое имя, мальчик? – говорит тот же человек, растягивая слова, и те звучали как-то странно… будто рычание неведомого зверя.

– Я не знаю… Я не помню… – Это его собственный голос? Такой тонкий, писклявый, жалобный?.. Все лицо и даже ворот рубахи мокрые от слез.

Смуглый оборачивается к своему спутнику, у которого кучерявая борода, огромный нос и кривые зубы, на голове повязка, а по лицу стекает пот. Здесь сильно печет солнце.

– Он, похоже, ничего не помнит!

– Это хорошо, – отвечает бородатый.

– Что будем с ним делать?

– Продадим его.

– Не стоит продавать его на общем рынке, любой узнает в нем тарийца.

Бородатый недоволен:

– Не убивать же его! Создатель не благоволит к тем, кто убивает детей! Да и Мудрец велел его продать – не убивать.

Он вздрогнул. О чем говорят эти люди?

– Продадим его к'Хаэлю Оргону – тот падок до всяких диковинок, владеет целой коллекцией. Только за то, что он тариец, Оргон отвалит нам неплохие деньги.

– Где мы?.. – вновь говорит он тонким и хныкающим голосом. «Как же меня зовут?»

Они не обращают на него внимания и продолжают свой разговор.

– Сделай на него Права. Пустые есть там, в одном из сундуков, – говорит бородатый.

Худой и смуглый роется в сундуке, достает оттуда небольшую коробочку, открывает, а затем вытаскивает из ножен на поясе большой страшный нож и приближается к нему. Он кричит от испуга, но человек с ножом только смеется, хватает его руку, сжимает больно ладонь и проводит по ней лезвием ножа.

Он пытается вырваться, но смуглый крепко держит его, от этой хватки ему больнее, чем от пореза. Человек с ножом давит на ладонь – и капли крови капают в коробочку, стекая в углубление и твердея, превращаясь в красный полупрозрачный шарик.

Смуглый наконец-то отпустил его руку, но вместо этого больно схватил за волосы, оттянув голову назад. Он плачет и кричит, но им все равно. Мучитель подносит к его лицу тот же острый блестящий нож.

«Я сейчас умру, – думает он, – и даже не узнаю, как меня зовут».

Но худой человек не режет его – просто отсекает прядь волос и кладет в коробочку, рядом с кровью. А он продолжает рыдать в голос, от страха, от боли: болит порезанная ладонь, сдавленная рука, потянутая шея и кожа на голове, от того, что его дернули за волосы.

Смуглый смеется и захлопывает коробочку.

– Теперь ты раб! Знаешь, кто это такой?

Он не знает. Он даже не знает, кем был… «Как меня зовут?»

– Какое имя написать? – вновь спрашивает у бородатого смуглый.

– Придумай любое… – Бородатый оборачивается, смотрит на него, хмурится и говорит, скривившись: – Пищит что птенец: назови его Рохо.

– Рохо так Рохо… – Худой начинает что-то царапать на крышке деревянной коробки.

Рохо сжался, свернулся в клубочек на дне повозки и старается не пищать…

Это место, куда его привезли, незнакомо ему: здесь жарко, здесь плохо, здесь одиноко. И никого здесь он не знает. Рохо сказали, что это его новый дом, что теперь он принадлежит хозяину Оргону, что если он убежит, то за ним пошлют эффа – чудовище с огромными зубами: эфф откусит ему голову и принесет хозяину. Рохо прижался к деревянной ограде вокруг серых некрасивых домов, в которых живет множество людей, он плачет и пищит… что птенец… Он один. Все, что у него есть, – это новое имя – Рохо, которое не нравится ему.

– Кто это плачет здесь? – К нему наклоняется женщина с ярко-рыжими волосами; он поднимает голову и не может оторвать глаз – такие они красивые, ее волосы. – Как тебя зовут?

– Рохо… – Это имя – все, что у него есть.

– Вывалился из гнезда, птенчик? Не плачь. Тебя не обидят. – Она обнимает его, и ему становится не так больно и не так одиноко.

Вирд вновь в своем доме… в доме отца. Он стоит в мастерской, на столе множество инструментов, кусочки драгоценных металлов и сложенные в шкатулках камни. Отец сидит к нему спиной, и Вирд, протянув руку, мог бы дотронуться до него. Но это лишь сон. И хотя Вирд чувствует кожей родной воздух своего дома, ощущает ковер босыми ногами и ясно слышит дыхание отца, он здесь – гость, которого на самом деле нет.

В мастерскую входит красивая женщина с зелеными глазами и темно-русой до пояса косой. Его мама. На руках она несет маленький шевелящийся сверток – младенец. Вирд с удивлением рассматривает ребенка, когда мама подходит совсем близко и останавливается рядом с ним. Он четко видит выбившиеся из маминой прически локоны-пружинки, видит ее сережки, видит, как в зеленых глазах отражаются, играя, лучи солнца, что заглядывает в окно. Он видит, как ее руки с нежностью и осторожностью обнимают маленькое тельце. Вирд может разглядеть каждый малюсенький пальчик младенца, который вглядывается куда-то в потолок, не понимая, что за мир его окружает.

«Это я?» Как удивительно видеть самого себя таким маленьким, беспомощным… на руках у мамы… которой больше нет…

Отец оборачивается, отрываясь от работы, и встает навстречу маме.

– Целитель советовал тебе отдыхать, – говорит он, целуя ее в щеку и улыбаясь младенцу у нее на руках.

– Я уже достаточно отдохнула. Я решила, как мы его назовем.

– О! Это славно! Но разве мастерская – подходящее место? Давай устроим праздник. Позовем друзей…

– Нет. Мастерская – самое подходящее место, чтобы впервые произнести его имя.

– Будь по-твоему.

– Вирд-А-Нэйс!

Отец, улыбаясь, поднимает брови:

– Парящий среди звезд? А не слишком ли высоко для такого ма-а-аленького, пухленького младенчика? – Он наклоняется к ребенку и ласково теребит того за щеку.

– Тебе не нравится?

– Отчего же, Лисиль, нравится! Замечательное имя! Мы будем называть его кратко – Вирд, и я не сомневаюсь – он станет летать по этому дому так, что впору будет прятать инструменты, чтобы их не сдул поднимаемый при этом ветер.

Отец смеется и повторяет: «Вирд-А-Нэйс!»

Мама подходит ближе к столу и рассматривает работу Мастера. Это небольшая фигурка человека с крыльями: вернее, пока еще только с одним крылом, другое – лежит рядом, и отец тонким инструментом вырезает на нем перья.

– Что это? – спрашивает мама.

– Пряжка для пояса…

– Для Астри Масэнэсса? – Мама смеется, но совсем не обидно.

Отец тоже улыбается, отвечая:

– Я изготовил пряжки для Верховного и Совета Семи, но их состав будет меняться, поэтому я сделал по пряжке для каждого Пути Дара, даже для Мастера Огней, хотя многие считают, что такой уже никогда не родится. И мне показалось, что чего-то не хватает, завершающего штриха – пряжки для Мастера Путей. Просто… чтобы была…

– Это очень красиво, – любуется мама.

– Еще не готово! Вот когда будет готово, тогда и скажешь!