Книга: Легенда о свободе. Мастер Путей
Назад: Глава 26 Кровь последнего
Дальше: Глава 28 Объятия смерти

Глава 27
Разорванная сеть

Гани Наэль
Мило мчался галопом, пригнувшись к лоснящейся холке своего породистого вороного жеребца, ветер равно развевал черный плащ благородного короля и черный хвост благородного животного.
Гани пустил пегую кобылу рысью, та дернула головой, фыркнула, выражая ему свое неудовольствие. Ей бы мчаться со скоростью ветра следом за жеребцом, – но Гани еще не решил завершить с этой жизнью. На короля, оторвавшегося от эскорта просто ради удовольствия быстрой скачки, Мастер Музыкант поглядывал с тревогой: тот слишком торопится исполнить произнесенное когда-то над младенцем нехорошее пророчество. Вирд всегда говорил ему, – а Мастер Путей в этом, безусловно, лучше понимает, – что однозначно далекое будущее Пророк Силы не может видеть – только варианты. Но Мило настолько не ценит ни свою жизнь, ни свою безопасность, что не нужно обладать особыми Дарами, предсказывая монарху неприятности.
Сегодня у короля было замечательное настроение. Гани знал почему: Мило предстояла приятная процедура – приятная для него, не для остальных, – но чтобы выполнить задуманное, желательно целым добраться до поместья Палстора.
Граф, ехавший на длинноногой белой фа-ноллке, торжествовал. Его всегда прямая спина казалась еще более прямой, чем обычно, опущенные уголки рта умудрялись оставаться презрительно опущенными даже при натянутой улыбке, а острый подбородок ходил ходуном. Старый лис не учуял неприятностей. Он одет в отменный алый с желтым кам, на груди золотой вышивкой красуется герб – раскидистый дуб. Шикарный плащ из белого меха северной горной кошки покрывает не только спину Палстора, но и круп лошади. Только короны на голове не хватает – монарх монархом…
Скрывшийся было за холмом далекий силуэт всадника-короля снова предстал пред их ясные очи. Мило притормозил и нетерпеливо гарцевал, дожидаясь спутников. На горизонте виднелись башни поместья Палстора. Оно было построено Одаренным, Гани это заметил и почувствовал еще во время первого своего визита сюда. А теперь он знал, почему это Архитектора Силы вдруг привлекли к строительству загородного дома какого-то графа…
– Икрус!.. – крикнул Мило, широко улыбаясь. – Мы почти приехали! Сейчас посмотрим, как нас здесь ждут!
– Несмотря на то, что желание вашего величества посетить мое скромное поместье стало для меня неожиданостью… – высокопарно ответствовал Палстор, – вас всегда ожидают в этом доме! И клянусь честью, разочарованы вы не будете!
– Надеюсь!.. – усмехнулся король и пришпорил коня.

 

Все было совершенно иначе, чем в прошлый раз. Хотя бы потому, что гости были трезвы. Встречавшие их в большом холле дочери Палстора вызвали у Гани умиление. Ему было искренне жаль, что все так вышло… Золотые завитые локоны Малисинии обрамляли лебединую нежную шею и ниспадали на обнаженные по последней моде плечи, огромные голубые глаза, стыдливо прикрытые длинными ресницами, влажно поблескивали, когда она поглядывала на Мило. Ей так идет голубое… Баглисая, пухленькая, округлая, словно свежая булочка из печи – в желтом. Пышная грудь вот-вот вывалится из-под кружев – все-таки последняя мода Гани по нраву… Удивительно, что у такого неприятного типа, как Палстор, могли появиться настолько хорошенькие дочери. Взгляд Музыканта упал на огромный портрет женщины, изображенной во весь рост, который располагался в центральной части холла над камином. Очень красивая женщина… Еще в прошлый раз кто-то сказал ему, что это покойная жена графа, но тогда Гани не стал разглядывать картину – не до того было. Дочери, по крайней мере, внешностью, пошли в графиню Палстор. Что до характера… сложно судить. А все-таки Мило достаточно жесткий и суровый человек: Гани на его месте, окруженный такими красотками, таял бы от одного их присутствия и делал бы все, что они скажут. Еще и две сразу!.. Еще и не дерутся между собой!.. Рай! Он тяжело вздохнул, припоминая истинную причину их визита сюда, но оторвать глаз от приятных белых округлостей Баглисаи не мог.
Детей нигде не было видно. Палстор пригласил его величество и эскорт, который сегодня состоял из семи рыцарей, но не людей графа, а отличившихся в Ливаде офицеров, в обеденный зал.
Стол, несмотря на неожиданность визита короля, ломился от яств и напитков. Граф приготовил и развлечения: слуги с осторожностью внесли и установили огромную – с человеческий рост – арфу посреди парадной залы. Гани давненько на такой не играл. Он огляделся по сторонам, ища, кто же будет музицировать. Как оказалось – Баглисая! Ах! Она еще и играть умеет!..
Гани было так любопытно и так не терпелось услышать музыку в исполнении младшей дочери графа, что он даже не чувствовал вкуса фаршированного фазана и запеченных свиных ножек. Наконец, Баглисая улыбнулась, присела в реверансе – от этого вида Гани едва сдержал стон умиления, – и направилась к инструменту.
В приглушенных витражными стеклами солнечных лучах она выглядела посланником Мастера Судеб, но руки держала неправильно и ноги на педалях – тоже. Гани так и подмывало обхватить ее сзади, поставить в правильную позицию ее… изящные кисти рук. Он откинулся на стул, обмахиваясь салфеткой, на лбу выступил пот. Здесь жарко?..
Баглисая взялась за струны. Король и придворные отложили столовые приборы и внимательно слушали. Гани скривился от фальшиво взятых нот лишь пару-тройку раз: удовлетворительный показатель для непрофессионального исполнителя. Громкие аплодисменты смутили молодую женщину: она заняла свое место, приняв поздравления Гани.
– А ты, Музыкант, исполнишь для нас что-нибудь?
– Только не «Обманутого короля», у меня уже оскомина на эту балладу…
Король расхохотался.
– У меня, признаться, тоже. Пой, что знаешь, Наэль!
Гани знал подходящую к случаю песню. Он не воспользовался громоздкой арфой – за ней неудобно петь, – подстроил лады на своей неизменной лютне и начал:
Плясал мотылек на лугу в цветах,
Купался в солнца лучах,
Хмельной пил нектар, на пыльце он спал,
С собою красавиц звал.
Блеснули на солнце два алых крыла,
Она за собой звала,
Такой красоты не встречал мотылек,
Вид дивный его увлек.
За ней полетел он в дремучий лес,
Где солнце скрыто в ветвях,
И луг за деревьями вдруг исчез,
Ему же не ведом был страх.
«Ее я найду», – мотылек наш пел
И смело во тьму летел,
Но алые крылья скрылись с глаз,
И свет надежды угас.
И он заметался в лесной тиши:
«Где луг мой? И где цветы?»
И жадно искали его души
Враги: «Заблудился ты?»
Летел он, не глядя, что впереди,
Летел и света искал.
И вот паутина дрожит на пути,
И виден врага оскал.
Паук уже лапы свои потирал,
И в сеть мотылек попал.
Спешит убийца героя добить
И крови его испить.
«Как хороша ловушка моя,
Не подвела никогда,
Как я хитер, как ловок я.
С тобой же случится беда!»
Рванулся в отчаянье наш мотылек,
Освободил крыло,
Но враг-паук уже не далек:
«Тебе, друг, не повезло!»
И вот уже алчно сверкают глаза,
И вырваться уж не успеть,
Прощанием с жизнью, скатилась слеза,
Паук подготовил сеть…
Вдруг тень накрыла собою двоих:
Убийцу и жертву его,
И птица спустилась с небес на миг,
Чтобы склевать одного.
Проглочен тот, кто торжествовал,
Кто царство ловушек плел,
Что есть посильнее его – не знал
И этого не учел.
И освободился наш мотылек,
И к лугу дорогу нашел,
Как он был от дома далек!
Как далеко ушел…
И радуют глаз родные цветы,
Красавицы-мотыльки,
А алые крылья – пустые мечты,
Обманчивы и горьки…

Мило громко зааплодировал; рыцари и Палстор, а также Малисиния с Баглисаей присоединились к королю. Гани остался сидеть на импровизированной сцене, на стуле посреди залы, около огромной арфы. Его руки сами потянулись к золоченым изгибам и водопаду струн. Инструмент был восхитителен: пальцы Музыканта заскользили, и звуки полились, наполняя пространство залы. Совершенно неподходящая музыка для того, что должно произойти сейчас… Слишком нежная, слишком чистая…
– А где Мило и Брай? – спросил вдруг король, заставив Малисинию улыбнуться, Баглисаю замереть, а Палстора, изумленного таким вопросом, поднять бровь: раньше его величество никогда о детях не справлялся.
– Они с нянечками в детской, – сказала Малисиния.
– Так ведите их сюда!.. – добил Мило Палстора. Тот не знал – обрадоваться ему или насторожиться.
Малышей привели, и Мило подхватил двухлетнего Брая, усаживая к себе на колени.
– Когда не думаю о них, как о моих сыновьях, проникаюсь глубокой симпатией и умилением, – сказал король, доброжелательно улыбаясь.
«Что означает сия фраза?..» – мучительным раздумьем читалось на лице графа.
Король достал медальон, подаренный когда-то Малисинией и, не снимая с шеи, дал Браю поиграть с ним. Малыш вцепился в блестящую штуковину, рассматривая ее широко распахнутыми глазами.
Гани взглянул на эту сцену и отвернулся. Что будет с этими мальчиками? Они ни в чем не виновны…
– Тебе нравится, малыш? – спросил Мило у Брая. Тот закивал. – Тогда возьми себе. Когда-нибудь подаришь своему сыну. Там внутри, – король открыл медальон, – ты и… Мило. Меня тоже зовут Мило. А тебя зовут, как моего отца.
Король наклонил голову, давая возможность мальчику стащить с него цепочку с медальоном.
Морщинка пролегла между красиво изогнутых бровей Малисинии, лицо Палстора оставалось каменным, Баглисая хлопала длинными ресницами… Гани играл. Музыка его сама по себе становилась тревожной и печальной.
– Когда-нибудь… – продолжал король, как будто по-прежнему обращаясь к Браю, – вот так же, как тебя, я буду держать на руках собственного сына.
Палстор вскочил.
– Ваше величество?.. – прозвенел тревожным колокольчиком нежный голосок Малисинии.
Баглисая спрятала порозовевшее личико в ладонях.
– Это и есть ваш собственный сын, ваше величество!.. – процедил сквозь зубы Палстор.
– Беги, малыш… – Мило ссадил его с колен и подтолкнул легонько к няне, та подхватила ребенка и по знаку Малисинии поспешила к выходу. Девушка, державшая все это время на руках Мило, последовала за ней. Брай уносил в маленьких ручках сверкающий драгоценными камнями медальон…
– Эти дети очень милы, Палстор… – холодно произнес король, – мне жаль, что они стали твоим орудием. Орудием лжи, интриг… Я позабочусь о том, чтобы они выросли достойными людьми. Но эти мальчики – не мои сыновья!
– Вы оскорбляете меня, ваше величество! – Палстор побагровел. – Вы можете не признавать их законными, это так – они не рождены в браке… Но – это ваши дети! Рожденные от вас! Они похожи на вас! Это низко, ваше величество! Вы же не станете отрицать, что у вас была связь с моими дочерьми… невинными на тот момент!
Баглисая вся сжалась, ее голые округлые плечики содрогались; она плакала.
– Я не буду этого отрицать, граф Палстор… – Мило говорил совершенно спокойно. – Но, видишь ли, я недавно узнал, что у меня не могло быть детей! – Палстор схватился за сердце. – Так что Мило и Брай – либо чудо, либо обман! А так как Мастер Силы, Целитель сотворил чудо для меня лишь полтора месяца назад, то твои внуки – скорее второе, как ни горько мне это говорить!
Граф осел. Краска сошла с его лица – мертвенно-бледного теперь. Гани перестал играть и, опустив голову, положил руки на колени.
– Малисиния?.. – обратился граф к дочери, выговаривая слова непослушным сиплым голосом. – Что это значит?
Палстор не знал?!
– Скажи, Малисиния, кто настоящий отец Брая?.. – невесело улыбнулся король.
Она гордо подняла голову и стала в этот момент удивительно похожей на Палстора… чем-то неуловимым.
– Бастой Ангил, – сказала женщина.
Палстор застонал:
– Одаренный…
– Он студент!
– Дай угадаю… – рассмеялся Мило, – будущий Мастер Перемещений?..
Короткий кивок златокудрой головки.
– А кто твой герой, Баглисая? – спросил король.
Вместо ответа – лишь всхлипывание и дрожь прелестных плечиков…
– Тоже… этот… Ангил?.. – заскрипел зубами Палстор.
– Нет, отец!.. – ответила ему Малисиния, более волевая и смелая, нежели сестра. – Это было по любви, а не из-за твоих интриг! Отец Мило – другой мужчина.
– Кто он?!
– Баглисая сама назовет его имя, если пожелает!..
– Я его найду!.. – Граф сжал кулаки. – Зачем вы так поступили со мной?! Почему вы меня обманули?..
– Чтобы ты не заставлял нас больше спать с человеком, которого мы не любим!.. – заявила Малисиния, не менее злобно, чем граф. – Ты хотел, чтобы мы родили детей – мы это сделали! Ты посылал меня к королю до тех пор, пока я не забеременела! Весь двор смотрел на меня, как на развратную продажную девку, когда я напрашивалась к Мило Второму в постель! Ты не знаешь, чего мне это стоило! Понятия не имеешь, какие унижения от фрейлин королевы и престарелых графинь я пережила! Я была в отчаянии… Тогда я решилась на обман! И Баглисае посоветовала сделать то же!.. Ей не пришлось унижаться так долго, как мне!..
Палстор откинулся на спинку стула, отирая пот со лба; он тяжело дышал.
– Не думал я, что ты не знал, – усмехнулся Мило. – Вот так история! Твои милые дочери наказали тебя лучше, чем я, Палстор…
– Этот будущий Мастер… Ангил, готов взять тебя в жены, Малисиния? – обратился король к старшей.
Она кивнула.
– Тогда я благословляю ваш брак. И твой брак тоже, Баглисая! А тебе, Палстор, настоятельно советую этому не препятствовать и дать за дочерьми хорошо приданое. Я не кровожаден и не гоняюсь за зрелищем слетающих с плеч голов, мне будет достаточно, если я не увижу больше твоей поганой паучьей рожи при дворе!
Мило встал и подошел к графу, бледному и обмякшему. Наклонившись к самому его уху, сказал тихо:
– И не думай, что тебе поможет твой покровитель… твой предок – более верное определение… Не так ли? Скрытый корень твоего дуба на гербе. Я о нем знаю… И Верховный тоже знает! А также Советник Кодонак…
Лицо Палстора исказила гримаса боли, он схватился обеими руками за левую часть груди и сполз со стула, рухнув на пол. Дочери и прислуга подбежали к нему, засуетились вокруг.
Мило отвернулся, подозвал одного из своих людей.
– Скачи за Целителем… – негромко сказал король.
– Печально… – вздохнул Гани. Подошедший к нему Мило, соглашаясь, задумчиво покивал.

 

Хатин Кодонак
Хатин шел, минуя одну за другой одинаковые двери, за которыми находились покои Советников Большого Совета. Дальше, в отдельном крыле, располагались комнаты Семи. Здесь и его теперешнее жилище. Хатин никогда не привязывался к месту. Ему все равно, где жить: в казармах на окраине Города, на улице Мудрых в собственном доме, в Шеалсоне изгнанником, в подземелье, во временном военном лагере или в лучших помещениях Здания Совета, над возведением стен и интерьером которых поработали Мастера Силы. Ему приходилось очень часто менять квартиры. Самым уютным своим обиталищем он бы назвал комнатку с окнами в сад у госпожи Миче. Самым привычным и подходящим ему – строгое, без излишеств, свое место отдыха в башне над казармами Золотого Корпуса, с видом на плац для тренировок бойцов. Но в последнее время он там не часто бывает.
Позади вышагивали, гулко стуча каблуками, Алисандес Миче и Мартек Брафэт. На такое дело не принято ходить в одиночку, хотя он бы и сам справился. Все ж лучше, чем с Исмой… Предатель, которого ты считал другом – совсем иное, нежели предатель, который никогда не вызывал у тебя симпатии, а лишь желание придушить. Крыса… обычная крыса… Для такого волка, как Кодонак, – один щелчок челюстей… Но выследили и разоблачили эту крысу не он, а Гани Наэль… тот еще лис, как и все междуморцы, и Марто с Алсаей – сумасшедшая парочка, они еще не один сюрприз преподнесут ему.
Вирд, поговорив с мальчишкой Биби, которого и в самом деле хотели продать в рабство в Ару, пришел в такое бешенство, что порывался в то же мгновение испепелить Холда… А у Мастера Путей – много способов испепелить. Но с Советниками Малого Совета так не поступают. Над Холдом будет суд. Потом… после войны.
О том, что его ждет, Холд еще не знает. Не знает он и о смерти Палстора от сердечной болезни. Кодонаку только что доложили. Гнездо стервятника разорено. И Хатин желает выслушать его оправдания, перед тем как отведет под замок в подземелья Здания Совета.
Кодонак обернулся к сопровождающим:
– Ждите здесь.
Миче и Брафэт кивнули, дотрагиваясь до д’кажей. Следующие пятьдесят шагов по коридору Хатин прошел один. У входа в покои Холда дежурили Брис и Микил – Мастера из бывших Тайных. Им он доверял, насколько вообще можно доверять этим… Тайным…
– Доложи Советнику Холду обо мне, Мастер Брис. А после – вы оба свободны.

 

– Советник Кодонак!.. – радостно вскричал Холд, услышав о его прибытии, и поспешил навстречу, словно к долго отсутствовавшему брату, возвратившемуся домой.
– Советник Холд… – коротко приветствовал Кодонак. «До суда ты – Советник, хоть и лишенный голоса. Неприятная это процедура – суд, уж я-то знаю…»
– Ты один?..
Кодонак только ухмыльнулся в ответ.
– Я так понимаю… – протянул Холд, услужливо предлагая ему присесть и вручая бокал с вином, – ты по тому делу, о котором мы совсем недавно говорили?
– Можно сказать и так.
– Значит, я сделал верную ставку!.. – Холд рассмеялся. – Ведь всему Городу Семи Огней известно, что Кодонак никогда не остается в проигрыше. Да что там городу – всей Тарии!..
– И всей Тарии известно, что с Кодонаком лучше не садиться играть… – усмехнулся Хатин, отмечая про себя, что вино – отменное.
– У тебя на все есть стратегия, позволяющая выиграть!..
– Признаюсь тебе, Холд, что не всегда стратегия помогает мне одержать победу – чаще просто везение.
– Правда?
– Чистая правда!.. К делу!
– Да. К делу… – Холд присел, слащавая улыбка не сползала с его лица. – У меня есть рычаги влияния практически на всех правителей крупных тарийских городов, я контролирую торговлю, а также производство наиболее ценных товаров… И предлагаю все это – тебе!
– И я так понимаю, что ручейки, стекающиеся в казну Тарии, не сравнить с реками, которые огибают ее?..
Холд на мгновение замолчал, затем довольно ухмыльнулся:
– Тебя не провести. Ты хваток…
– Позволь спросить, Холд, как ты добился такого влияния? На чем оно зиждется?
– Это… достаточно тонкий вопрос…
– Достаточно скользкий, ты хотел сказать?
– Может быть, может быть… Как посмотреть…
– Итак?..
– Основа моего влияния – семья, доверие и понимание.
– Вот как?.. – Хатин был искренне удивлен.
– Городские Советники доверяют мне. А я их понимаю. Даю им то, в чем они нуждаются.
– И в чем это проявляется? С чего вдруг городские Советники стали тебе доверять?..
– Городские Советники обижены на правительство Тарии, Кодонак. Очень обижены. Они далеко от власти, от Города Семи Огней с его преимуществами. Когда-то я был одним из них, таким же обиженным, огорченным. Но я вовремя понял, что нужно делать. Мне повезло, у меня появился наставник, покровитель…
– Я его знаю?
– Да, Кодонак, должен знать. Это Алигий Милэль. Ныне покойный.
– Он был Советником из Семи лет сто тридцать назад…
– Именно. Он нашел меня и рассказал, как это работает. Городской Советник может получить гораздо больше, чем лишь должность и содержание, может позволить себе работать на себя, а не только во благо Тарии. В результате выигрывают обе стороны – и держава и Одаренный. Я был талантливым и усердным учеником, я не только усвоил урок, но и развил то, что создал мой учитель. Я охватил семьдесят процентов всех тарийских Правителей. Более того, я имею влияние и на неодаренных!..
– Я слышу странные слова. Ты хочешь сказать, что семьдесят процентов тарийских Советников сколачивают себе состояние, пользуясь своим положением?..
– А как ты думал – городские Советники, выброшенные из Города Семи Огней, практически изгнанные, оставшиеся в одиночестве среди людей, завидующим им, среди тех, от кого они отличаются (и за это их ненавидят), согласились на такую жизнь сугубо из патриотических чувств? Удовлетворились тем ничтожным содержанием, что выделила им Тария? Да, они не голодают, как и их семьи. Но пропорциональная ли жертве плата? Ты не задумывался? Иметь дело с жителями дальнего городка, объяснять без конца, что Целителей на всех не хватает, поэтому их хромые останутся хромыми, а слепые – слепыми, некоторые из них умрут от болезней; обещать, что Мастера Полей заглянут к ним в следующем году, и оправдываться, когда те не заглядывают и на четвертый. Понимать, что твой долг обязывает тебя совершенно бесплатно обеспечивать гражданам благоприятную погоду, и тут оказывается, что погода, благоприятная для выращивания льна, совершенно неблагоприятна для перевозчиков, так как от дождя размокают дороги и товары. А если все-таки ты обеспечиваешь погоду, которая устраивает всех людей, то понимаешь, что нарушил природный баланс и изменил климат не только этого региона, но и соседнего. Вы презрительно называете нас погодниками, считаете, что наши возможности ничтожны и ни в какое сравнение не идут с работой Целителей, Мастеров Роста, Архитекторов, да даже с вашим маханием мечом… Но управление погодой – сложный, важный и опасный процесс. Я не могу за пару минут разрушить город, но дайте мне несколько лет – и посмотрим, кто будет жить в пустыне или на болоте. Есть теории, что возникновение пустыни Листан, где раньше были буйные прерии – результат деятельности именно тарийских Мастеров Облаков, особенно в районе Междуморья… Прости… я отвлекся. Каждому Мастеру Силы, которого отправляют Советником в захудалый городок, а восемь из десяти таких Мастеров – именно погодники, обещают возвращение в Город Семи Огней, увеличение содержания, избрание в Большой Совет и так далее и тому подобное… Но сколькие вернулись? Ты знаешь таких, Кодонак? И я – нет! А заметь, в последние лет пятьдесят никто особо и не стремится возвращаться. Знаешь, почему? Нет? Благодаря мне!..
– О! Ты не отягощен излишней скромностью!..
– Глупо быть ею отягощенным, как и чем-либо другим быть отягощенным, Кодонак. Знаешь, что я предпринял, чтобы оставить Советников на местах, сделать их заинтересованными в управлении? Я дал им имущество! Собственность!.. Завуалированную, не узаконенную, увы, но собственность! Я не просто закрывал глаза на всевозможные схемы, но и подсказывал их: выгодные браки; обучение детей, неодаренных, да, иной раз и просто откровенно лишенных обычного человеческого таланта, в Пятилистнике. Незаконнорожденные дети Мастеров, носившие чужую фамилию, часто становились их ключами к процветанию. Получив браслет, а затем и звание, земли, поместья, должности, – не без моей помощи, конечно, – такие дети на самом деле передавали управление этими активами своим более мудрым отцам, которые, пользуясь опытом, связями, положением, приумножали благосостояние, обеспечив будущность не только детям, но и внукам и правнукам…
– Интересная схема. А Главами городов, как понимаю, становились наиболее способные из детей Одаренных, так?
– И не только…
– Или ты все должности предпочел распределить между собственными потомками?
Холд побледнел, не ожидая вопроса в лоб. Он с готовностью признался в том, что вовлек в преступные схемы практически всех поместных Советников, а о своих многочисленных семействах, родоначальником которых является, не желает говорить.
– Я изучил происхождение двадцати Глав наиболее крупных и богатых тарийских городов и заметил странную закономерность – практически все являются представителями рода с гербом-деревом. Вяз, дуб, ива, ель… – да какое угодно дерево… И как оказалось, у них всех один «корень»!..
– Я предан семье, Кодонак!.. Я дорожу родственными связями… Разве это преступление?.. Разве это не естественное стремление человека – заботиться о своем продолжении: о потомках?
– Сколько у тебя родственников, Холд?
– Я основал пятнадцать аристократических родов. – Он сказал это с гордостью, высоко задрав подбородок. – Я не хотел, чтобы об этом стало известно, но разве что утаишь от такого человека, как ты… Да и не должно быть между нами никаких тайн…
– Пятнадцать родов… – протянул Хатин. – Забота о потомках?.. Разве Тария когда-либо обижала семьи Одаренных? Как бы ни накладно было ей содержать всех тех детей, которых можно произвести на свет за сто пятьдесят лет, пока мы плодовиты…
– Детей, Кодонак! Но не внуков, не правнуков, не говоря уже обо всем древе! Ты ведь тоже родоначальник рода, и не одного. Разве твои потомки не могут тобою гордиться?
Хатин знал своих потомков только по именам… А официально женат он был лишь один раз. Все это было в прошлой жизни… дети… семья… род. Для него все эти слова – странные, чужие, словно на иностранном языке, но почему-то смутной виной трогают сердце…
– Забота о семье – это честь для мужчины!
– Честь?.. Но скажи мне, Холд, чем владеют эти пятнадцать родов? Землями, замками, золотыми приисками, рощами с шелкопрядами, кузнями, кораблями? Не так ли?
– Я бы не допустил, чтобы мои потомки, кровь от крови моей, прозябали в нищете!
– Разве о нищете речь? Скажи, а как они все это получили? Не благодаря ли твоим длинным «одаренным» рукам? Рукам Советника из Семи?..
Улыбка сползла с лица Холда, и он слушал, насторожившись, – заподозрил…
– Ты дал им много, слишком много!.. – продолжал Хатин. – Похвально для отца, родоначальника. Но – преступно для Мастера Силы!
– Преступно?! – Холд вспыхнул. – Кодонак! Ты подмял под себя всю власть среди Одаренных и осуждаешь меня, поделившегося добром со своей семьей?!
– Чтобы поделиться добром, нужно им владеть, Холд. А в Тарии Одаренный служит, а не владеет! Ты забрал это у кого-то, чтобы отдать своим. Это преступление. – Он говорил холодно, стараясь не замечать оскорблений.
– Я думал, мы найдем общий язык, Кодонак… Но ты оказался намного более жадным и властолюбивым, чем я думал. Ты не любишь делиться!.. Я доверился тебе, я пришел к тебе с открытыми ладонями, предлагая то, что есть у меня. А ты, прознав о моих достижениях, решил все у меня забрать, прикрываясь законами Тарии и благородными намерениями? Твоя маска чести и принципиальности очень выгодна, она привлекает людей. Первый рыцарь Тарии – Хатин Кодонак, покаравший преступника Холда! О! Это звучит!.. Но ты забываешь, что, убрав со своего пути меня, ты разрушишь систему! Не думай, что сможешь пользоваться тем, что я создал, так легко, как тебе это кажется!
– Кто тебе сказал, что я собираюсь пользоваться твоей гнилой системой?..
Холд выпучил глаза:
– А как же?.. Ты что, собираешься в такое время убрать с должностей всех городских Советников и Глав? Или ты думаешь, что они, узнав о моей судьбе, будут верны тебе? Тарию ждет бунт, Кодонак! Бунт!.. Поверь мне! Твоего ставленника Фаэля сметет народ! Он сложит голову так же, как легендарный Астри Масэнэсс, если сказки о нем правдивы, только в гораздо более юном возрасте! И тебе не видать Сияющего Престола! Скипетр Силы просто расколют на украшения для женских ожерелий! А власть Одаренных будет свергнута!
– А я всегда думал, что ты погодник, но ты, оказывается, – Пророк!..
– Тут не нужно быть Пророком! Все очевидно! Без меня тебе власть не удержать! Я – клей между Одаренными и неодаренными! Я…
– Ты слишком высокого о себе мнения, Холд. Ты вор, клятвопреступник и работорговец.
– Что? Работорговец? Неужели все из-за того дурацкого случая в Кинтелэне? Этот глупый мальчишка Нанель проговорился?..
– Тебя разоблачили случайно. Я же говорил, что везение порою гораздо больше значит, чем лучшая стратегия!
– Это просто бизнес, Кодонак. Мелкий, не особо прибыльный, но развивающий связи и отношения в плане торговли другими товарами. Я сбывал никому не нужных, угрожающих спокойствию Тарии, бесполезных людей – преступников, воров, убийц, шлюх!..
– Среди них были невиновные люди. Граждане Годжи. Дети… Тарийские дети! Ты думаешь, это простит тебе Верховный?
– Наш Верховный – просто раб! Был рабом и останется навсегда! Слабым, бесхребетным, причитающим над проворовавшимся беспризорником, который не задумываясь ткнул бы его ножиком в бок за медную искру!
– Раб – ты, Холд. Раб своих схем и мыслей. Ты не способен понять великодушие такого человека, как Вирд. Всех измеряешь своей меркой, а когда этой мерки не хватает, ты решаешь, что измеряемый вовсе не выше тебя, а просто встал на табурет. Ты хитришь и извиваешься и думаешь, что остальные подобны тебе. Но ты не с тем сел играть, Холд. Тебе не выиграть ни у меня, ни у Вирда. У нас еще достаточно и ума, и Силы Даров, и везения, чтобы, отказавшись от твоих гнилых систем, создать новые – честные и справедливые, предотвратить катастрофу и приструнить зарвавшихся Мастеров Силы. А Верховного ты просто не знаешь, обзывая слабым и бесхребетным. Он сломит твой хребет, но ты – последний в очереди. Дождись конца Атаятана, Эбонадо Атосааля и прочих. Потом займутся и тобою. Пойдем. Нам пора… Хватит разговоров…
Хатин встал.
– Куда?.. – вскинулся Холд.
– В тюрьму.
– Советника из Семи – без суда…
– …можно лишить права голоса и посадить под замо́к, пока суд этот не состоится. Вот ты и посидишь в подземелье.
Холд смотрел на Кодонака с нескрываемой ненавистью, его глаза горели, а змеиный разум работал над способами, как избежать наказания.
– И еще… печальная новость для тебя. Вернее, даже две… Внуки Палстора, одного из которых ты надеялся посадить на трон, оказались детьми не короля, а совершенно других мужчин.
– Этого не может быть!
– Может. Ты просчитался. Мило Второй был бесплоден, его исцелили только недавно, в Ливаде. А твои праправнучки обманули и тебя и своего отца. Сердце графа этого не выдержало – он скончался…
Холд сник, вмиг осунулся, побледнел… Неужели род и семья на самом деле так много значат для него? Для этого беспринципного, лживого вора…
– Но есть и хорошая новость, – продолжил Хатин, – малыш Мило – Одаренный.
– Что? – Холд еще больше нахмурился. – Как это узнали?..
– Не стану утруждать тебя долгими рассказами, но Эдрал Инаси никогда не ошибается. И ты будешь смеяться – у него боевой Дар! Более того, он, похоже… Стратег!
Холд действительно рассмеялся – тонким, истеричным хохотком.
А Хатин задумался: о семье, потомках, содержании, желании Одаренных владеть имуществом, обиженных городских Советниках… И о том, что в чем-то Холд прав – Тарии нужны перемены…
Назад: Глава 26 Кровь последнего
Дальше: Глава 28 Объятия смерти