Глава 25
Возвращение

Его рвало горькой мутной водой. Эрси стоял на коленях, отчаянно трясся, отплевывался от водорослей. Рядом на земле валялся извлеченный из его груди кинжал – весь в крови, обильно разбавленной речной водой. Слой палых листьев вокруг тоже был измазан его кровью. Дар развернулся самостоятельно… его самого в тот момент уже не было… он уже умер… или почти умер… Но Дар сработал. Срастающаяся плоть, затягиваясь, выталкивала всаженный по самую рукоять кинжал, и когда Эрси течением вынесло на берег, клинок окончательно расстался с его телом и упал на землю. Отток не начинался. Эрси с тревогой ждал, крепился, чтобы вынести еще одно испытание: боль, тошноту, обморок… но ничего не происходило. Хотя и без оттока ему было так худо… что куда уж дальше…

Еще один приступ рвоты вывернул его наизнанку. Во рту он ощущал жгучую желчь. Эрси упал на бок и поджал к животу ноги, обхватив себя руками – не согреться… он весь – одежда, волосы, лицо – мокрый от воды и крови, измазанный в прибрежной глине, в налипших поверх всего листьях. Холод пробирал до костей. Начинало смеркаться, портилась погода, с неба моросил дождь… ледяной… мерзкий… казалось, еще более холодный, чем пропитавшая одежду вода.

Эрси попытался нагрести на себя листьев, чтобы хоть чуть-чуть согреться, но все листья были сырыми. Он беспомощно заскулил…

Лежать тут и скулить бесполезно… Он вдруг вспомнил о паскудно улыбающемся человеке в черном плаще, который стоял на берегу. Кинжал, брошенный в Эрси, – дело рук этого незнакомца. Кто хотел его убить? Годже Каха было за что убивать, но не Эрси… Его скромная одежда даже повода грабителю не давала. Убийца или заказчик убийства знал, кто он на самом деле…

Он с огромным трудом, скользя по мокрым листьям, поднялся на ноги, осмотрелся: река и деревья… деревья и на том берегу, и на этом. Сердце кольнуло тревогой. «Надеюсь, меня не вынесло за пределы Города, – думал он, беспокойно озираясь, – за пределы купола…»

Эрси поднял кинжал, заткнул его за пояс, рядом с небольшим кинжалом отца, который носил при себе постоянно, и побрел в глубь дубовой рощи, подальше от реки, с которой веяло холодом. Он отчаянно выискивал под ногами тропку, дорожку… но в сгущающейся мгле это бесполезно. Эрси без конца спотыкался, иногда терял равновесие и падал, один раз чуть не вывихнул ногу, вступив в ямку, прикрытую палой листвой, но шагу он не сбавлял – если идти быстро, то можно не только скорее прийти куда бы то ни было, но и согреться по пути.

Чем дольше он шел, тем слабее была надежда и прийти куда-нибудь, и согреться… Дождь усиливался. Лес густел. Тьма поглощала остатки света… Хоть волком вой… Эрси был в отчаянии. Так скверно он не чувствовал себя со дня нападения на него разбойников, хотя нет… тогда все довольно быстро закончилось, сейчас хуже… Не нужно было выходить из Здания Совета… Понесло его бродить по Городу. Стало скучно!

– Это была яркая вспышка!.. – услышал вдруг Эрси сквозь громкое клацанье собственных зубов. Знакомый голос…

Он замер, развернулся на звук, с трудом разглядел темный силуэт среди деревьев.

– Твоя смерть… или приближение к смерти… Я даже не знаю, преступил ли ты эту черту. Но это не важно. Если даже ты и не умер сегодня, то был настолько близок к этому, что зажег сигнальный огонь для Пророка, который тебя ищет!

– Эбонадо? Ты?.. – Голос Эрси походил на комариный писк.

– Я. Неужели не узнал?..

«Значит, все-таки вынесло за город!..»

– Узнал…

– Тебе помочь, Годже? Ты, как я погляжу, промок, замерз?..

Эрси подумал о ноже за поясом. Справится ли он с Эбонадо? Рядом с бывшим Верховным выросли две фигуры – тот не один. С тремя Эрси уж точно не справится. Смарг их сожри! Он же совсем забыл, что обычным оружием их не возьмешь… И бежать ему некуда. Сейчас точно попался…

– Что же ты молчишь? Старый друг предлагает тебе помощь – невежливо отмалчиваться…

– Это я от неожиданности… – усмехнулся Эрси.

Две темные фигуры приблизились к нему – во тьме, ставшей вдруг тягучей, будто молочный кисель, заплясали искорки.

– Тебя не узнать… – заключил Эбонадо, оглядев переодевшегося, наконец, в сухое Эрси.

В камине огромной комнаты с высокими потолками – даже выше, чем в Здании Совета или Дворце Огней – ярко и жарко горело тарийское пламя. Тепло от него ласкало намерзшееся до полусмерти тело Эрси получше какой страстной любовницы. На нем была привычная со времен Совета Семи одежда – туника из тончайшего шелка, свободные штаны, кам, богато расшитый золотыми нитями. Но Эрси совершенно равнодушно относился к прикосновениям к коже лучшего шелка, к блеску золота на каме, самое важное сейчас для него – это тепло.

– Ты остриг волосы? Зачем?..

Эрси пожал плечами, подходя к камину и протягивая к огню ладони.

– Так что же с тобой произошло, Годже? Что это? Чувство вины? Страх? Патриотизм? Что?

– Ты же Пророк, Эбонадо… Я думал, что ты все уже увидел…

– Годже! Кому-кому, а тебе ли не знать, как работает мой Дар? Если я что и вижу, то лишь обрывки, нужно хорошо поломать голову, чтобы потом склеить все это вместе. А есть вещи, ради которых голову ломать мне лень… ведь легче спросить. Не так ли?..

Эбонадо Атосааль сидел в широком, обитом бежевым бархатом кресле с резными подлокотниками. В обширной комнате мебели было немного: вот это кресло, еще три точно таких же, столик из дерева Сот, диван в тон креслам, массивная золоченая тумба, стоящий в дальнем углу шкаф, наполненный книгами, его близнец – в противоположном углу, и большой круглый черный полированный стол, окруженный изящно выгнувшими витые спинки стульями. Пол устилали арайские ковры. Белоснежные стены комнаты, украшенные выточенными в мраморе рисунками, дышали завораживающей красотой, какую может вложить в строение лишь Одаренный Архитектор. Эрси был во дворце Атаятана…

Он глянул на Атосааля с бокалом вина в руке, на роскошный светло-зеленый кам того, на длинные серебряные волосы, тщательно расчесанные, переброшенные через подлокотник и ниспадающие на пол шелковыми волнами – Эрси всегда удивляло, как они не мешают Пророку, – и на мгновение ему показалось, что ничего не изменилось, что все по-прежнему… Он – Годже Ках, и Верховный – Эбонадо Атосааль обсуждают что-то важное, что-то судьбоносное для Тарии и для всего человечества, планируют, как поделить этот мир…

Но нет… Оба они изменились, необратимо изменились… Мир поделен, а Годже… Эрси… отказался от своей части. Цена слишком высока – ему не по карману…

– Так что же? Расскажи, Годже, удостой меня ответом. Мне очень любопытно, почему ты, который был со мною с самого начала, предал?..

– Предал?..

– А как ты это назовешь?..

– Банкротство…

– Что?.. – Эбонадо склонил голову, недоумевая.

– Ты часто говорил о цене, Эбонадо. Так вот – я не способен был заплатить… Я – банкрот!

Эбонадо рассмеялся:

– Значит – страх…

Эрси обиделся – он хотел облечь свой поступок в более благородную форму, это – не банальный страх… хотя какой нормальный человек не станет ужасаться Атаятану!

– Может, и страх… Но не только. Я не хотел во всем этом участвовать… создавать смаргов… Что может быть более омерзительно? – Эрси даже сейчас едва не стошнило.

– Я видел, что с тобой творится неладное. Да ты особо и не скрывал… – Эбонадо задумчиво отпил вина из своего бокала. Эрси он вина не предложил. – Мне следовало обратить на это внимание. Ты всегда был недостаточно стоек. Небольшое неудобство – и ты сбежал, сломался…

– Небольшое неудобство?! – Эрси взорвался. – Ты называешь небольшим неудобством то, что творилось со мной?.. То, что я испытывал?.. Я готов был умереть, Эбонадо, чтобы прекратить это! Это более мерзко, чем убивать и поедать младенцев, более мерзко, чем потрошить мертвецов, которые месяц пролежали в земле, более отвратительно, чем питаться червями с их тел! Это то же самое, что спать в выгребной яме! И принимать ванну из протухшей рыбы! Это – не неудобство, Эбонадо! Это – плевок в лицо Мастера Судеб! Извращение! Такое же извращение, как совокупляться с собственной мертвой матерью!.. Ты понимаешь?..

– Фи! Годже, ты перегнул палку!.. – Эбонадо поморщился.

– Я эту самую палку как раз чуточку недогнул!.. И чуточка эта – размером с Северный разлом!..

– Хорошо… Ты слабый, импульсивный человек. Тебе никогда не приходилось сдерживать свой Дар, и он руководил тобою – это отразилось на твоем характере. Предположим, ты не выдержал давления, нашел способ – а с твоей изобретательностью это не проблема, – как избавиться от связи. Уговорил Иссиму освободить тебя. Я все это понимаю. Но зачем ты настроил ее против меня? Зачем освободил Мастера Огней? Зачем якшался с Кодонаком и Энилем? И с Фаэлем?! Как ты мог помогать Фаэлю?! Неужели ты хотел таким образом отмыться от убийства его ни в чем не повинных родителей?..

Эрси нервно повел плечами:

– Ты знаешь, Эбонадо, что нельзя было оставаться в стороне. Невозможно сохранить нейтралитет! Я не с вами – значит, я против вас! Атаятан-Сионото-Лос стал бы меня искать, и с далеко не лучшими намерениями! Добровольно создавать для него смаргов я больше никогда не стану! Слышишь! НИКОГДА!!! – Эрси весь горел, сжимал и разжимал кулаки, он смог продолжить, только когда его немного отпустило. – Фаэль, Кодонак и остальные… они могли дать мне… безопасность…

Эбонадо снова рассмеялся: заливисто, злорадно, издевательски.

– И тебе это помогло?.. – сказал он, но мог бы и не говорить – его смех все выразил.

Краска ощутимой волной отлила от лица Эрси.

– Годже, Годже… – Пророк покачал укоризненно головой, его стальные глаза продолжали насмехаться. Эрси специально не исправлял свое имя в его устах – помнил уроки Эбонадо. Зная имя и его истинное значение, можно влиять на судьбу человека, можно вертеть им, как хочешь… – Глупый трусливый Годже! Убежал от сильного, пристал к слабому, надеясь, что слабый защитит его от сильного! Ты прав, Атаятан тебя искал. Вернее, я тебя искал по его приказу. И нашел благодаря твоей… смерти…

– Так я умер?

– Ты у меня спрашиваешь?… Ты был под куполом. А этот купол… прелюбопытнейшая штука, скажу я тебе. Действительно, он может обезопасить Город Семи Огней. Но мы все равно войдем в него рано или поздно. Чем больше изощряется Фаэль, тем интереснее эта игра Атаятану.

– Кто-то хотел меня убить… – пробормотал Эрси.

– Не знаешь кто?

– Не знаю… Мало ли у меня врагов?

– У предателя всегда много врагов с обеих сторон.

Эрси фыркнул.

– Оружие сохранилось? – спросил Эбонадо.

Эрси не ответил, но рука самопроизвольно дернулась к поясу, где под камом находился кинжал убийцы.

Атосааль заметил это движение, улыбнулся и протянул к нему ладонь:

– Позволь взглянуть. Тут я тебе помогу. Мне тоже любопытно…

Эрси поколебался мгновение, извлек оружие и протянул Пророку. Тот прикрыл глаза, задрал подбородок, как делал это всегда, призывая Дар. Годже Каху очень хорошо была знакома эта его поза. Эбонадо провел в неподвижности несколько мгновений, затем с торжествующей улыбкой взглянул на Эрси и вернул кинжал.

– Холд!.. – заявил он.

– Холд?..

– Да. Он побаивается, что ты расскажешь новому Верховному о его делишках. Мы-то закрывали глаза на его возню с торговлей и землями, но мальчишка может заняться им, движимый глупым чувством справедливости. А так как до сих пор не занялся – Холд сделал вывод, что ты еще не успел ничего рассказать. А чтобы не рассказал в будущем, он решил тебя устранить, как только представится удобный случай.

Эрси недоумевал, ему даже в голову не пришло разоблачать Холда – это было настолько мелко… настолько незначительно в свете последних событий…

– Но Холд никогда не отличался умом и знаниями. Он не учел, что убить такого сильного Целителя, как ты, можно разве что отсечением головы. Дар ведь не вырастит тебе новую голову?.. – Последние слова показались Пророку смешными.

– Ты меня убьешь?.. – бросил Эрси и заметался по комнате взад-вперед.

– Нет. Я – нет. Мне нельзя…

Эрси остановился:

– Почему?

– Атаятан хочет разобраться с тобою сам. Лично…

Эрси едва не грохнулся на пол. «Лично…»

– Думаю, ты еще можешь вернуться. – Перед тем как сказать это, бывший Верховный выдержал долгую, томительную паузу.

– Нет, не могу! – отрезал Эрси.

Эбонадо многозначительно хмыкнул:

– С тобою ведь не произошло того же, что с Эбаном? Ты ведь не утратил Дар? Иначе Атаятан не называл бы тебя больше Целителем…

Эрси ничего не ответил и продолжил свое хождение по комнате.

– Годже, я же знаю тебя очень хорошо. Ты был мне почти сыном. Себя ты можешь обмануть, но не меня! Я готов поспорить на что угодно, что не пройдет и суток, как ты позволишь пронзить себя Доа-Джотом повторно.

– Никогда!

– У Атаятана для тебя есть место в Первом Круге.

– Я не собираюсь снова связывать себя с ним. На этот раз, Эбонадо, если ты поспоришь, то – проиграешь.

– Глупости. Ты сдашься, притом почти не сопротивляясь. Признаться, меня возмущало осознание того, что ты можешь вот так безнаказанно предать всех нас, а затем, как ни в чем не бывало, вернуться в Первый Круг. Но, видя, как неприятно тебе использование Атаятаном твоего Дара, я, пожалуй, позлорадствую немного. За все нужно платить.

– Не эту цену!.. – Эрси нашел в себе силы остановиться и взглянуть прямо в холодные глаза Атосааля… может, впервые…

И Эбонадо отвел взгляд – это уж точно впервые!.. – сделав вид, что увлеченно разглядывает вино в своем бокале.

Воцарилось молчание, нарушаемое лишь шуршанием шагов Эрси по арайскому ковру.

– Иссима… и ты… – тихо сказал Эбонадо, голос его звучал непривычно слабо, – вы самая тяжелая моя потеря… Вы та цена, которую пришлось заплатить мне… помимо воли… Я не ожидал этого…

Он сожалел, и Эрси был удивлен.

– Вы – те, кто связывал меня с этим миром… – продолжил Пророк. – Я любил ее и тебя… Знал, что ты слабый, безвольный, что ты трус… но не думал, что предатель. Если бы ты просто предал меня, но ты забрал у меня и Иссиму! Рассказал ей все… представив в таком свете, в каком…

– Ты хотел, Эбонадо, – перебил его Эрси, – чтобы твоя правнучка, которую ты любил, как утверждаешь, пережила все то, что пережил я?.. Она ведь тоже Целитель!.. А я повторяю тебе который раз – для Целителя эта связь хуже последнего извращения!..

– Ты когда-нибудь видел пытки?

– При чем здесь пытки?

– Один стерпит содранную кожу, а другой будет орать не своим голосом от небольшого пореза. Ты – из последних. Ты слишком преувеличиваешь. Я думаю, что Иссима нашла бы в себе силы вытерпеть подобное, тем более – есть ради чего терпеть!..

– Нет! Ты не понимаешь! Я не мог…

– Достаточно! – Эбонадо поднял руку, поморщился, отвернулся. Эрси, не договорив, сжал зубы. – Это бесполезный спор. Ничего ты мне не докажешь. Мне жаль, что все так вышло. Ты уже никогда не станешь для меня тем, кем был – сыном… Никогда. Но не думай, что я позабыл о той помощи, которую ты оказывал мне последние тридцать лет. Благодаря тебе я жив. И в деле пробуждения Древнего ты сыграл не последнюю роль. Я уверен, что ты согласишься вернуться в Первый Круг, уверен также в том, что Атаятан не станет тебя наказывать. Все будет по-прежнему, но тем не менее все изменилось… Ты – другой, я – другой… И я уже никогда не смогу доверять тебе. Мы будем работать вместе, править вместе, но каждый сам за себя.

– А разве так не было всегда? Каждый сам за себя?..

– Для тебя, наверное… было…

– Не дави мне на чувства, Эбонадо! Ты всегда думал только о себе, иначе не пробудил бы Древнего! Атаятан по большому счету нужен был только тебе, чтобы продлить твою жизнь! Но ты не мог действовать в одиночку, поэтому убедил других следовать за тобой. И меня в том числе… Ты просто использовал всех этих людей! Афэль Таш, Эбан, Майстан, Исма, Абвэн – все они мертвы!

– Разве я их убил? Меня можно обвинить разве что в смерти Таша… – устало возразил Эбонадо. – А с истинным убийцей двоих из названных тобою – Кодонаком, ты в последнее время на короткой ноге. Его ты тоже обвинял?..

– А сколько людей из Вторых и Третьих Кругов погибло! – Эрси не обратил внимания на его слова. – Вместо обещанных неуязвимости, могущества Мастера Путей, долголетия – они получили в награду смерть! Умерли, проклинаемые всеми, как предатели огня жизни! Из тех, кто следовал за тобою с самого начала – кто остался? Идай Маизан? Динорада? – Эрси запнулся на мгновение – Я хочу взглянуть ей в глаза! Спросить, счастлива ли она? Не сожалеет ли об уплаченной цене?..

– Так взгляни!.. – запросто ответил Эбонадо, и Эрси испугался. – Взгляни и спроси.

Чего он испугался? Холодных черных глаз? Пронзительного укоризненного ее взора? Упрека: «Я всегда знала, Ках, что ты слабый и ничтожный, ничего не решающий глупец!»? Эрси закусил губу – и тут же подумал: «Какое мне – Эрси Диштою, дело до упреков в адрес Годже Каха?..»

– Она здесь?..

– Да. А где же ей быть? Атаятан на время отпустил ее от себя. Она долгие месяцы играла для него.

– Долгие месяцы?

– Почти непрерывно.

– Это как?

– Ты не дождался окончательных изменений в своем теле; если бы дождался, то понял бы, что нам теперь не так важны пища… сон. Мы можем обходиться без этого достаточно долго, не испытывая дискомфорта.

Эрси удивился.

– У нее теперь новое имя, ей понравится, если ты будешь называть ее Инихантой.

– Что это значит? – Звучание этого нового имени отчего-то неприятно напомнило Эрси об Эт’ифэйне.

– Серебряная флейта.

Хотя значение имени красиво и подходит Динораде.

– Так ты хочешь с ней встретиться? Или с Атаятаном прежде?..

– Конечно же с Динорадой. С Атаятаном я вовсе не хочу встречаться!..

Атосааль ухмыльнулся:

– Ладно, потешься. Может, после встречи с ней ты станешь более благоразумным, она всегда оказывала на тебя благотворное влияние.

Пророк встал, поставил неспешно бокал на столик, покрылся туманом перемещений и исчез.

Эрси остался недоуменно хлопать глазами – непривычно, что Эбонадо исчезает, как «прыгун»… Он подошел к столику Эбонадо, налил вина в чистый бокал, отпил, не ощущая вкуса от волнения. Он был уверен, что дверь в комнату заперта, но все равно прошелся к ней и дернул за ручку – убедился. Эрси пересек помещение в обратном направлении, подошел к шкафу, вынул оттуда книгу в красном переплете, полистал рассеянно страницы – какие-то пророческие бредни…

Наконец, молочный искрящийся туман стал сгущаться около камина, он рассеялся – и Эрси увидел ее. Динорада была прекрасной, как никогда раньше. Она была совершенством! Удивительной! Превосходной! И… чужой… Словно нарисованная художником, который приукрасил ее черты и совершенно не передал в картине ее душу…

Холодные черные глаза были еще более черными, отрешенными, в них искрилось болезненное… отчаяние. Ерунда… ему показалось!.. Или нет?

– Здравствуй, Динорада…

– Здравствуй… – мелодично произнесла она.

Он не знал, что говорить.

– Как мне тебя называть? Иниханта?

Она вздрогнула, но тут же взяла себя в руки.

– Называй, как тебе нравится, – ответила холодно. Раньше Динорада была огнем с ледяными глазами, а сейчас – куском льда с отсутствующим взглядом. Ее отчужденность неприятно давила на нервы.

– Мне нравится – Дин. Ты не возражаешь?

Ему на самом деле очень нравилось так ее называть: нежно, звонко – словно звук колокольчика, она же это сокращенное имя ненавидела и раньше наверняка запустила бы в него предметом, случайно попавшим под руку. Эрси ожидал чего угодно: крика, укола злым словом, запрета… но не безразличного пожатия плечом и короткого:

– Не возражаю…

Снова молчание.

– Может, присядем? – предложил он.

Они оба сели в мягкие кресла Эбонадо, и Эрси принялся терзать коричневую бахрому накидки подлокотника.

– Возвращаешься в Первый Круг?

– Нет.

– Ты же не утратил Дар?

– Нет.

– Значит, не Первый? Так тебя хотят наказать? Второй? Третий Круг?

– Ни Первый, ни Третий и даже не Шестой… Я не собираюсь возвращаться!

– Что это значит? – Она удивленно выгнула бровь.

– То, что я сказал, Дин…

– Тогда зачем ты здесь?

– Спроси у Эбонадо. Будь моя воля, я был бы за сотни миль отсюда.

– Так ты не сам пришел?

– Нет, конечно.

– Хм… Насколько я поняла намерение Атаятана, он хочет во что бы то ни стало вернуть тебя. А убивать тебя запретил, так же как и Архитектора, Мастера Путей и Мастера Огней. Ты в четверке его избранных…

Эрси не ответил, так как это было ему неприятно. Разговор не клеился, он говорил словно не с Динорадой, о которой в последнее время так часто вспоминал, а с совершенно незнакомой, чужой ему женщиной. И он решил спросить в лоб:

– Скажи, Дин, ты довольна? Ты счастлива? Ты не сожалеешь?..

– А что можно изменить?.. – спросила она устало и обреченно, как утратившая всякую надежду.

– Так, значит, сожалеешь?

– Помнишь тот день, когда ты впервые рассказал мне?..

Он помнил. Помнил, как шептал маленькой, до безумия привлекательной для него женщине, с такими красивыми черными глазами, страстные признания в постели: о том, что она его увлекает, о том, что он готов ради нее пойти даже на преступление, о том, что хочет поделиться с ней властью… И находил заинтересованный живой отклик в ее взгляде. Слова: «власть», «сила», «могущество» заставляли ее сердце биться быстрее, он слышал это биение, и, обманывая себя, думал, что его – Годже – близость тоже оказывает влияние на этот ритм… Надеялся, что прекрасная Динорада хотя бы немного его любит.

– Прости меня, Дин… Прости…

– Я не обвиняю тебя… – печально произнесла Динорада, и он заметил, что на длинных черных ресницах, полуприкрывающих сейчас глаза, дрожит и поблескивает слезинка… Она сорвалась, упала маленьким бриллиантиком. Эрси проследил взглядом, как слеза разбилась о голубой шелк платья на колене Динорады… – Я получила то, чего хотела. Я скажу тебе – спасибо… И еще скажу – возвращайся!..

С этими словами, сказанными холодным и равнодушным тоном, несмотря на несколько оброненных слез, она встала, призывая туман…

– Постой, Дин!.. – тоже вскочил он. – Погоди! Я скучал…

Она не удостоила его взглядом. Туман стал гуще, и искры в нем засверкали чаще. Она ушла… Эрси упал в кресло.

Прямо перед вторым креслом, в котором только что была Дин, появился Эбонадо и присел, рассеивая движением своего тела остатки молочной дымки перемещения. Эрси был искренне рад ему – оставаться наедине с мыслями о совершенно другой, чужой, потерянной и глубоко несчастной Динораде ему не хотелось.

– Ну что? Спросил?

– Да, – кивнул Эрси.

– И сделал какие-то выводы? Я думал, что встреча займет больше времени…

– Вывод один: мой выбор верен.

Эбонадо громко хмыкнул:

– По-прежнему упорствуешь? Не желаешь возвращаться в Первый Круг? И на что же ты надеешься?

Надежды было мало… Его слабая, бледная, истощенная спутница – надежда на то, что он умрет от чего-то другого, а не от того, что Атаятан-Сионото-Лос, этот непонятно откуда взявшийся выродок, выпьет его Дар, – сегодня сдала последние позиции.

– Неужели на Фаэля? Годже!.. Это же глупо! Ты думаешь, что человек может быть настолько мягкосердным, что ринется спасать убийцу своих родителей, рискуя собственной жизнью? Или ты думаешь, что он в ближайшее время победит Атаятана?

– Он же справился как-то с Эт’ифэйной… – проворчал Эрси, но для Эбонадо это – не аргумент.

– Эт’ифэйна Атаятану-Сионото-Лосу не годится в подметки! И если Фаэль думает, что погрузить Атаятана в сон будет настолько же легко, то он – дурак. Впрочем, мертвый дурак…

– Ты до сих пор придерживаешься этой версии? Не перестал предсказывать его смерть?..

– Я никогда не делал более верного и точного пророчества, Годже. А теперь даже вырисовывается, как это случится…

– Ты увидел?..

– Нет. Догадался…

– И как же?

– Тебе интересно?

– Ну… – протянул Эрси, – надо же хотя бы попытаться оценить свои шансы…

Эбонадо расхохотался:

– Ты слышал о том, что он прочел по крови одного из нас?

– Элия Итара.

– Да. От тебя, я вижу, у них тайн нет… Я предчувствую, что именно Итар его убьет.

– Итар? – Эрси пожал плечами. – В одиночку? Тогда как вы втроем не справились с Фаэлем в «Песне горного ветра»?

Пророк побледнел, и нижняя его челюсть выдвинулась вперед – он всегда так делал, когда злился:

– Ты до сих пор в Совете, Годже?

– Нет, – Эрси, усмехаясь, продемонстрировал свою правую руку без радужного перстня, – отдал свой перстенек Стойсу.

– Ты проявляешь слишком большую осведомленность для того, кто стремится сохранить нейтралитет.

– Стремление – это одно. А необходимость – совершенно другое.

– Философия?.. Ты же никогда не проявлял к ней склонности… Ну да ладно; Итару не обязательно пронзать сердце Фаэля мечом, он может убить его совершенно другим способом.

– Каким же? Он, насколько я помню, – Разрушитель? Свалит на голову Фаэля Здание Совета?

– О! Итар мечтает об этом… Но – нет. Я думаю, все будет по-другому: прозаичнее, но трагичнее для некоторых участников. Я хорошо знаком с этим явлением – чтением по крови. Когда-то меня угораздило… А так как Дар Пророка у меня очень яркий, то и последствия моего неразумного, по молодости, поступка были ужасными. Я чудом выжил, когда мой «прочтенный» умер. Хорошо, что рядом оказался Целитель, почти такой же сильный, как ты. С тех пор я ценю Целителей. У Фаэля все Пути очень яркие. И Пророка в том числе. Он ведь даже прочел Итара необычным способом. Он дотрагивался до читаемого лишь мечом. Он через меч его прочел!.. Кто на такое способен?.. И он остановился на волоске от того, чтобы зарезать Итара! Не причинил Элию вреда, сдерживая, когда тот стал все разрушать. И ко всему прочему – исцелил!

– Что ты хочешь сказать? Я теряю нить…

– Только то, что Фаэль не сможет пережить смерти Итара. Это его погубит… Он умрет вместе с Элием. Забавно будет, если и Итар погибнет от его же руки.

Эрси нахмурился:

– Как-то все слишком запутанно и не логично…

– Не логично? Ты еще и логикой стал увлекаться?..

– Тебя в молодости спас Целитель, а Фаэль – сам Целитель, да еще такой, что я ему не чета! Меня убить можно разве что, как ты сегодня сказал, отсечением головы. А Фаэля? Разве его возьмешь банальной смертью «прочтенного»?

Эбонадо внимательно смотрел на Эрси, выслушивая, затем засмеялся, не меняя серьезного выражения глаз.

– Не знаю… Может, ты и прав?.. Но хватит ли яркости его Пути Целителя, чтобы перекрыть Путь Пророка?

– Спроси у Астри Масэнэсса… – раздраженно буркнул Эрси, которому стал надоедать этот разговор. Тут свою бы шкуру спасти…

Пантэс знал, что великий Атаятан-Сионото-Лос не ошибся. Подумать только, когда-то он боялся произнести это имя слишком громко… А сейчас готов повторять многократно во весь голос – кричать на весь мир. Его господин – не какой-то там глупый трусливый человечишка. Не смертный пустой император, не имеющий даже огня Создателя. Не кичливый упрямец Хатар Ташив, не способный меняться, тогда как меняется все, что живет, даже гряда Сиодар завтра не та, что сегодня. Его хозяин, его К’Хаэль – могущественнейшее существо под этим небом, а может, и не только под этим. Идай иной раз думал, что Атаятан-Сионото-Лос самому Создателю способен бросить вызов. Прекраснейший из прекрасных, мудрейший из мудрых, сильнейший из сильных. И своим именем также гордился Идай: Пантэс – Угождающий. Угождать такому господину – честь!

Другие слуги Древнего из Первого Круга не понимали очень многого, они роптали, некоторые из них – Абвэн, например, – уже поплатились за такой ропот. Но Идай Маизан знал, что Атаятан-Сионото-Лос никогда не ошибается! Все задуманное Древним исполнится в свое время, и не человеческому разуму пытаться опередить это время – понять, что именно должно произойти и когда, негодовать, что господин медлит. Пантэс роптать не станет – это недостойно.

– Возьми Потфара, еще двадцать Целителей, шесть Музыкантов и десять Мастеров Роста, – повелел ему господин, когда другие сражались в Ливаде, – и отправляйся в Ташир. Там мои новые дети. Пусть насытятся плотью и напьются крови. Таширцам никто не придет на помощь. Вирд-А-Нэйс сражается за Ливад и думает, что обхитрил меня. Но пока он сражается с ними, я буду ковать новое оружие войны. К концу перемирия его страну уже ничего не спасет, и он поймет, что сможет править ею лишь под моей рукой.

В Ташире, завязавшим войны со всеми окрестными странами, прервавшим всякие отношения с Ливадом, Тарией, даже Жадой, Микутой и Балией, – было достаточно пищи для того, чтобы взрастить новую армию смаргов без ненужных битв. Их густонаселенные города и деревни были словно богато накрытый стол в день пира. Смарги росли и множились со скоростью, достойной восхищения. За три месяца из неразумного вечно алчущего существа вырастал настоящий воин, могучий, крепкий, быстрый, предназначенный, чтобы убивать. Вооружать их тоже было нелегким делом, но вооруженные – они более опасны и эффективны. Взрослые смарги из первого и второго поколений могли самостоятельно изготовлять оружие и доспехи. Для этих целей в одном из уничтоженных городов Ташира были организованы кузни, туда свозили железо со всех окрестностей. День и ночь смарги, вошедшие в полную силу, проводили за упражнениями в военном искусстве.

Эти существа восхищали Идая. Мощь, заключенная в их мускулах, острота их по-звериному опасных зубов, мастерство, с каким они овладевали оружием. Так восхищали его когда-то эффы. Но от эффов Атаятан-Сионото-Лос отказался, так как они не были совершенны – их легко было обратить против создавшего их. Идай с отвращением вспоминал бросившегося на него зверя в подземельях Обители Мудрецов, ненависть к нему в глазах пса…

Потфар выглядел уставшим и недовольным. Он был мирным Мастером, как говорили в Тарии, то есть человеком чуждым войны и крови, трусливым и мягким. Работа со смаргами не нравилась ему, хотя в страхе перед Атаятаном-Сионото-Лосом он всегда льстиво лгал, что счастлив, выполняя ее, что почитает за честь ковать орудия войны.

– Потфар! – окликнул его Идай.

Тот обернулся с искривленными раздражением губами:

– Чего тебе, Пантэс?

– Ты не закончил… – Идай указал ему на троих смаргов, готовых произвести на свет подобных себе. Они были бесполыми, но в определенный момент взросления способны были размножаться, рождая других смаргов: все, что им было нужно для этого – много пищи и помощь Целителя Силы. Без воздействия Дара Целителя они погибали вместе с потомством.

– Я устал… – прошипел он. – Эти трое ничего не решают. Я посмотрю, может, ими займется кто-нибудь из моих помощников… Или пусть подыхают! Я устал! А моя жизнь намного ценнее, чем их!..

– Ты слышал, что вернулся Ках?.. – Лицо Ужвина Хайшо исказилось еще больше: Каха он ненавидел, а еще больше ненавидел, когда его сравнивали с Кахом. Идай же уважал когда-то этого человека – Годже Каха, а сейчас Маизану для составления мнения о беглеце было достаточно того, что Целителя ценит Атаятан-Сионото-Лос.

– Вернулся?! – взвизгнул Потфар. – Вернулся!.. Вернулся, когда вся грязная работа уже сделана?.. Где он? Я что-то его не вижу?… Пятьсот тысяч! Пятьсот тысяч смаргов, Маизан!.. Я их сделал! Я их создал! Я их отец! А кто он, Ках? Он явился, когда все почти закончено! Теперь он приложит руку к десятку-другому новых тварей и станет колоть мне глаза их превосходством над моими, как было с первыми поколениями, теми, что родились еще на севере от Дочерей Снегов!

– Его возвращение обрадовало нашего господина, Потфар…

– Не называй меня так… не называй…

– Но это твое имя!..

– Да… но не называй. Я закончил на сегодня и в конце дня хочу побыть просто Ужвином Хайшо… Так что, прошу, не называй…

Идай пожал плечами:

– Как пожелаешь…

А Потфар отвернулся и зашагал к своему небольшому, наскоро сооруженному домику, где он жил в последнее время. Идай знал, что Хайшо злят неудобства, в которых тот вынужден был работать, он также знал, что такая работа на господина отнимает у Потфара много сил, но сейчас время терпеть и прилагать усилия – придет еще время править!

Идай Маизан должен был вернуться сегодня к Атаятану-Сионото-Лосу, он проверил кузни, и это место, где работал Потфар с Целителями. Посетил он также особое место, где Мастера Роста, Целители и Музыканты пытались создать совершенно новое существо, имеющее крылья… Работа продвинулась, хотя существо не проживало больше трех дней. Идай был уверен, что приложи руку к творению Годже Ках, и оно не просто жило бы дольше, а стало бы практически бессмертным!..

Идай, немного помешкав – до сих пор это не давалось ему легко, – призвал Дар Перемещений, Дар из Второго Круга. Почувствовал чужую тонкую нить Силы. Молочный искрящийся туман окутал его, и уже через мгновение он стоял перед входом в зал Атаятана-Сионото-Лоса.

Пантэс набрал полную грудь воздуха, готовясь предстать перед господином, и открыл дверь.

Атаятан-Сионото-Лос царственно сидел на золотом престоле посреди белоснежного зала, позади него в огромном окне всходило солнце, создавая сияющий ореол вокруг головы Древнего – величественное зрелище. Глаза Атаятана-Сионото-Лоса были неподвижны, как и он сам. Рядом с ним стоял Бинк Лийталь, юный белокурый Музыкант из Второго Круга Динорады Айлид, который помогал пробудить Эт’ифэйну. Лийталь играл на арфе, не поднимая глаз и не замечая, что творится вокруг.

– Он не здесь… – услышал Идай негромкий голос Атосааля.

Бывший Верховный стоял сразу за сиденьями Первого Круга. Рядом с ним – нервно озирающийся, невысокий светловолосый человек, в котором Идай чуть погодя узнал Годже Каха. Ках без своей косы – так же неузнаваем, как Идай без бороды. Бороду Идай снова отращивал, но она все еще была очень коротка.

– Он путешествует?.. – так же тихо спросил Идай. Господин пользовался Путем Тени.

– Да. И уже давно… Похоже, мы не дождемся сегодня его возвращения. Придется прийти завтра.

Они втроем направились к выходу, и только когда массивная белоснежная с золотым дверь в Зал Древнего осталась позади, Идай поздоровался с Кахом:

– Приветствую тебя, брат. Рад, что ты вернулся.

Тот, к удивлению Идая, лишь скрипнул зубами, а Атосааль ухмыльнулся.

– Мне нужна твоя помощь, – вновь обратился Пантэс к давнему своему соратнику. – Грайлы живут лишь три дня после создания. Я уверен, что твоя чистая Сила могла бы это исправить…

Глаза Каха округлились:

– Грайлы?!

Эбонадо прыснул со смеху, что совершенно не пристало такому солидному человеку.

– Грайлы?! – Ках казался возмущенным. – Грайлы!.. Ты слышал, Эбонадо? Что еще за грайлы?..

– Нечто, что может летать… и убивать… – ответил Атосааль. – Работа – как раз для тебя…

– Какая-то гадость вроде смаргов?!

– Да…

– Да?! Я тебе еще раз повторяю, Атосааль, лучше будет, если ты меня прирежешь прямо здесь и сейчас!.. Я даже думать не хочу об этих твоих грайлах! Даже думать не хочу!!! Меня сейчас вырвет!!!

Он и в самом деле позеленел. Идай даже остановился, изумленный реакцией Годже Каха. Целитель лишился ума? Эбонадо Атосааль положил Каху руку на плечо и исчез – переместился вместе с ним.

Идай вздохнул. Работа на сегодня закончена, а он совершенно не устал, он полон сил и энергии, способен сворачивать горы… Пантэс направился в свои покои. Ходить ему нравилось больше, чем перемещаться – последнее приводило в некоторое смятение: он терялся и несколько мгновений не мог прийти в себя после использования чужого Дара. Его же собственный Дар, изначально направленный на работу с эффами, изменился. Всех существ, создаваемых Атаятаном-Сионото-Лосом, он чувствовал так же, как псов Древнего когда-то, именно поэтому господин поручает ему такую важную работу.

Покои Идая Маизана в этом дворце были несравнимо больше, чем его комнаты в Обители Мудрецов. И несмотря на некоторую нехватку мебели, здесь было более величественно. Сами стены – белоснежные с золочеными рисунками, дышали красотой, силой, влекли, словно домой… Хотя иной раз Идай Маизан просыпался посреди ночи и ему казалось, что белый мрамор, размягчившись и превратившись в кисель, обволакивает его, перекрывает дыхание, погребает, давит… Обернув его, будто саваном, мрамор вновь твердеет, и он оказывается погребенным заживо, без способности пошевелиться или хотя бы издать звук. Белая масса проникла в его рот, нос, уши, заполнила его изнутри, затвердела, остановив его кровь, остановив биение сердца, но он жив, он чувствует все, он знает, что не умрет, но жить по-настоящему уже не будет… С криком Идай просыпался, хватал ртом воздух, открывал окно, впуская в комнату ночной воздух, и только тогда ему становилось легче.

В покоях его ожидали женщины из Третьего Круга. До смерти Арташанэя они были в его Втором Круге, а сейчас перешли к Идаю, в награду за смиренную службу. Пять красивых длинноволосых Мастеров, гордых и строптивых когда-то. Сейчас глаза их опущены, как и подобает женщинам, они готовы угождать ему во всем. Он дал им имена, как его хозяин дал имена своему Первому Кругу.

Черноволосую, но голубоглазую Киенсану Тавтар – Мастера Строителя, он назвал Шунчи – Паучиха. Он плела своим искусством стены и дома. И у нее злое сердце, как у паука. Она служит ему, пока боится. Золотоволосую Инди Янш – Мастера Полей – такую же скользкую и негодную пустую женщину, хоть и красивую, – он назвал Тийтс – Летучая Мышь.

Женщины Абвэна очень красивы, одна лучше другой, но все они такие же, каким был сам Арташанэй: вечно недовольны, готовы роптать и предадут, как только представится возможность. Как мог, Идай учил их покорности.

Шунчи и Тийтс учатся медленнее остальных. Тайкал (Холодная река на древнеарайском) – Мастер Музыкант; Бирких (Дождь смерти) – Мастер Оружия, лучница; Дайдали (Покорная) – Мастер Целитель – уже знали свое место, уже не сверкали на него злобными глазами, когда он приказывал им ложиться в его постель.

Тайкал и Дайдали, увидев его, подбежали, чтобы помочь снять одежду, Шунчи и Тийтс нехотя направились к ванной, чтобы приготовить все для купания. Бирких преподнесла ему кубок с вином. Когда Идай был Мудрецом, он не вкушал вина. Но сейчас все изменилось, и вино – это кровь перемен. Идай выпил залпом. Позволил снять с себя кам, остался в шелковой тунике и брюках – он уже свыкся с тарийской одеждой.

– Почему мы должны прислуживать этому смаргову арайцу? – услышал он приглушенный шепот из комнаты, где готовилась ванна. Шунчи и Тийтс не знают, какой острый слух у тех, кто в Первом Круге, – глупые женщины. Они будут наказаны!

– От него и воняет смаргами!.. И никакое мыло здесь не поможет!..

– Неужели нет неодаренных служанок?.. Меня выворачивает наизнанку, когда я его мою!..

– Карей никогда бы не позволил такого…

– Карей мертв… И мне кажется, что я тоже…

– Пусть эта проклятая Алсая Ихани сдохнет поганой смертью!..

– Я ей того же желаю каждый день!..

Голоса смолкли, а Идай заметил, что три женщины, находящиеся с ним в комнате, смотрят на него широко раскрытыми испуганными глазами. Он увидел свое отражение в большом – на полстены – зеркале: перекошенный гневом рот, бледное лицо, стиснутые челюсти, взъерошенная борода.

Идай пригладил бороду, это движение успокаивало. Наказание подождет.

– Советник Ках вернулся… – снова шепот из соседней комнаты, прекрасно различимый для него, но не для прочих женщин.

– Ну и что? Что нам от того?…

– Он станет заново набирать Второй Круг. Круг изначально у него был не полон, а после его ухода некоторые не выжили…

– Ты бы пошла во Второй Круг к Каху?..

– Это лучше, чем быть в том положении, в котором мы сейчас… Годже Ках – мягкий человек, хотя и раздражительный… Но уж лучше терпеть его нервозность, чем унижения проклятого Маизана!..

Идай сжал кулаки, направился в соседнюю комнату; входя, сам скинул одежду и влез в ванну. Теплая вода обволокла его, расслабила мускулы, успокоила гнев. Женщины принялись было тереть его мочалками, но он жестом приказал им уйти прочь.

«Почему Годже Ках ведет себя так странно?.. – размышлял он. – Куда исчез Элий Итар?..» Варталас пропал уже как с неделю, хозяин ищет его. И отчего-то не может найти; не способен его отыскать, как ни странно, даже Пророк Атосааль.

Господин поведал Идаю Маизану, что желает поставить Варталаса во главе армий. Идай не считал его достойным такой чести, но Атаятану-Сионото-Лосу, безусловно, видней…

Элий остался лежать на развороченном борьбой пляже, среди груд песка, ям и расщелин, которые уже наполнила просочившаяся морская вода. Он не двигался, пока солнце шествовало с востока на запад, не пошевелился и тогда, когда наступила ночь, он не спал, не закрывал глаза: просто лежал и глядел в небо. Оно потемнело, высыпали звезды, взошел ущербный месяц. Над Элием прокатились созвездия, и небесный свод вновь развернулся дневной стороной к нему. Элий не шевелился, ему казалось, что он умер, потому что продолжения своей жизни не видел…

Следовало признать, что Фаэль сильнее… Намного сильнее – Элий рядом с ним, что ребенок… Он должен был понять это еще тогда, в башне на горе Волков. Фаэль блокировал его Дар, удерживал его, изловчился делать это так, чтобы не причинить Элию вреда, а потом еще и исцелил… будто в насмешку. Этот смаргов Мастер Путей жонглировал Дарами, словно фокусник цветными шариками, мог использовать одновременно несколько Путей и учился с быстротой, недоступной ни одному Мастеру Силы… Но случай в «Песне горного ветра» – ничто по сравнению с произошедшим здесь: Фаэль его игнорировал, заключив себя в купол, и если не считать того первого удара, сбросившего Элия с Элинаэль, то Вирд даже не посчитал нужным не то что биться насмерть – просто как следует его проучить… Да, Фаэль мог его избить, не убивая, не утруждая себя фехтованием с «Пером смерти»; избить, игнорируя неуязвимость тела Элия… Но что неуязвимость, когда он может чувствовать боль?.. Подобное избиение было бы унизительным, но не настолько унизительным, как сочувствующий понимающий «братский» взгляд!..

Вирд просто посмотрел на него. И все… Никакого поединка между ними не будет. Это то же самое, что десятилетнему мальчишке прыгать, вызывая на дуэль опытного воина. С самого детства, когда Элия называли хромоножкой, он не чувствовал себя таким беспомощным и таким униженным…

Элий продолжал лежать, глядя в небеса, он прикрыл глаза, лишь когда солнце ослепило его. Шуршание песка и приглушенное фырканье заставили его разомкнуть веки и повернуть голову. Крупное, похожее на собаку существо пятнистого окраса с массивными передними лапами и покатой спиной, так как задние конечности были короче передних, приближалось со стороны леса. Короткая толстая голова. Полуоткрытая пасть, оскаленная рядами острых зубов, исходит слюной. Тварь двигалась к нему, издавая звуки, напоминающие рычание, смешенное с повизгиванием. Зверь приблизился, обнюхал босую ногу Элия и неожиданно впился в нее острыми зубами, вернее – попытался впиться, так как зубы лишь скользнули по его коже, но он почувствовал неприятное прикосновение слюнявой пасти и остроту клыков… Элий зарычал, взмахнул рукой, сметая животное потоком воздуха прямо в ближайшую расщелину. Послышались всплеск, вой, передние лапы забили по воде. Твари удалось выбраться, она отряхнулась, обрызгивая Элия, и убежала в лес, неуклюже подтягивая низкий зад.

Он нехотя встал. Ударил еще не свернутой Силой по песку, подняв пыльное густое облако, и тут же развеял, очистив воздух. Элий взглянул в сторону моря и заметил на горизонте едва видимый черный силуэт, движущийся вдоль пляжа. Человек. В этих местах? Он подошел к воде, позволяя волнам ласкать ноги, и стал ждать.

Человек двигался быстро, бежал, не останавливаясь, не отдыхая, равномерно, словно какой-то механизм. Приблизившись к Элию, не выказал сбившегося дыхания, просто остановился и… улыбнулся.

В черном как смоль лице, широком носе, курчавых жестких волосах, прихваченных на макушке кожаным шнуром, заточенных чудны́м образом зубах, что походили на клыки хищного зверя, не было ничего знакомого, но эту улыбку трудно не узнать.

– Атаятан-Сионото-Лос… Чего ты хочешь от меня?..

– Ты принадлежишь мне по праву крови. Я твой хозяин. Ты не отвечаешь на мой зов, Варталас. Ты решил, что стал свободным?..

Он не ответил. Элий знал, что в чужом теле Атаятан не сможет причинить ему вреда, но нужно быть глупцом, чтобы полагать, будто Древний не найдет иного способа наказать непокорного…

– Я пришел за тобой…

– Убьешь меня?..

– Нет. Не убью. Ты не сделал того, что хотел. И ты научился. Я бы убил тебя, как обещал, если бы ты лишил жизни Огненосца или Вирда-А-Нэйса. Но ты не мог этого сделать. И ты понял, что сил в тебе недостаточно. Ты научился.

– Ты прав. Я кое-что понял…

– Ищи силы, Варталас. Гнев без силы – ничто! Я могу дать тебе такую силу. Но я не хочу смерти тех четверых, чьи имена я назвал вам. А ты – непокорный ветер, что не желает слушать гласа разума. Чего ты хочешь больше, Элий Итар: остановить сердце твоего «брата» или разрушить сердце Тарии?..

Элий взглянул изумленно на человека, через которого говорил Атаятан… Откуда знает Древний о его мечтах? В самом деле, чего он хочет больше: увидеть смерть Фаэля и освободиться, или узреть Город Семи Огней в развалинах?..

– Я хочу, чтобы Тария пала!..

– Тогда оставь Вирда-А-Нэйса. Он – мой! Он будет служить мне! Дай клятву, что не убьешь его, как и Архитектора, Целителя и Огненосца, и я дам тебе такую силу, благодаря которой ты – а не он! – будешь играть с ним, будто со слабым ребенком. Ты будешь видеть его беспомощным и знать, что можешь лишить его жизни в любой момент, но ты не станешь этого делать. Он будет в твоей власти, но убивать его тебе не дозволено.

– Я согласен! – воскликнул Элий. Неужели Атаятан может дать ему силу, позволяющую смеяться над Фаэлем так, как тот смеется над ним: просто игнорировать попытки атаковать, шутя блокировать мощь?.. – Я клянусь, что не убью Фаэля! Клянусь также, что не убью остальных троих. Вирд будет жить, но он будет страдать!..

– Пусть так… Только помни, что он – мой, как и ты! Приди в мой дворец и получи то, ради чего поклялся.

Элий не стал дожидаться, пока кожа сползет с черного, почти обнаженного тела… Так всегда случалось с теми, в ком была Тень Атаятана. Он закрыл глаза и переместился прямо в зал Древнего.