Глава 15
Завершенное дело

Все тело затекло, выпрямиться нельзя, говорить тоже нельзя, близкое дыхание Марто становится невыносимо горячим, но хуже всего то, что она чувствует влечение к нему, такое неуместное здесь и сейчас, да и в любом другом месте в других обстоятельствах тоже… неуместное. В тесноте темной ниши, где они притаились, ожидая Абвэна, негде расправить руки и ноги, но ливадцу это не мешает, он выжидает с терпением и невозмутимостью охотящегося тигра. Алсая же то и дело подавляет в себе желание переместиться отсюда.

В последние месяцы ее захватил азарт охоты, она не думала о том, что будет, когда им удастся наконец выследить Абвэна, настигнуть, что будет потом… когда они его убьют… А смогут ли?

Алсая покрепче сжала рукоять кинжала, врученного ей Марто в тот последний день, который они провели в Городе Огней: в клинке ничего примечательного, разве что исходящее тепло, но бывший комендант утверждает, что это оружие способно поразить Абвэна в его нынешнем неуязвимом состоянии.

Входная дверь скрипнула, и у Алсаи замерло сердце. Сколько времени она не видела его? Поток воспоминаний об их любви вдруг хлынул, будто прорвавшая плотину река; и захлебываясь в этой реке, Алсая заодно припомнила и слухи, разговоры, сведения о том, что творил сейчас Абвэн, следы… кровавые следы, оставленные им… Он скармливал отродьям Древнего целые города. Как мог Карей… ее нежный, добрый, понимающий, ласковый… Карей стать таким жестоким ублюдком? Или он и был всегда таким?

Абвэн мрачен. Он хмурится и, похоже, скрипит зубами. Что-то рассердило его. Но… как же он красив! Еще прекраснее, чем прежде… Движения по-кошачьи мягкие, чертами лица можно любоваться часами, к его волосам так хочется прижаться, вдыхая их аромат…

Карей не заметил, что в комнате кто-то есть. Он раздраженно пнул ногой плащ, валявшийся на полу серой бесформенной грудой, прошелся взад-вперед, что-то бормоча, налил себе вина и уселся в кресло, уставившись в одну точку перед собой.

– Пора… – услышала она над ухом решительный шепот Марто.

Алсая вышла первой, как они и договаривались. Абвэн резко обернулся и увидел ее… Как изменились цвет и выражение его глаз за прошедшее время!.. Это не Карей!.. Его глаза не смеются… они прожигают ненавистью, но на губах – улыбка.

Теплые чувства к нему разом схлынули, как волна откатывает от берега, а на смену им пришли гнев, боль и ненависть. Этот человек – обманщик, предатель, убийца! Он кормил смаргов Атаятана, отдавая им мужчин, женщин, стариков и даже детей!!! Он не знает жалости и не заслуживает милосердия! И он – незаконченное ее дело… Если бы Алсая тогда ударила еще один раз… сколько жизней можно было бы спасти. Его нужно остановить! Он – чудовище!

Она глубоко вдохнула, наполнив грудь воздухом, а сердце решимостью, перехватила поудобнее в руке кинжал и сделала шаг навстречу ему.

– Алсая… – заговорил Абвэн, и его голос просочился к самому болезненному, уязвимому, сокровенному месту ее души, – как же я ждал этой встречи!..

Зачем она здесь? Зачем у нее в руке кинжал?

– Моя любимая!.. Моя красавица!.. Моя охотница!.. Как ты сегодня хороша!.. – Он встает ей навстречу.

«Карей! Возлюбленный! Дорогой мой, прекрасный Карей! Как же я люблю…» Из глаз Алсаи брызнули слезы… Наконец-то они встретились! Они снова вместе!

– Я люблю тебя… – шепчет она.

Она рассеянно замечает движущуюся тенью вдоль стены фигуру с обнаженным мечом – Марто!.. Он приближается к ее Карею… он хочет убить его! Нет!

Карей тоже обнажает меч, он не носил раньше оружия, но сейчас сможет защитить себя. Сильный, мужественный, прекрасный…

– Даджи Марто, – обращается он к ливадцу, – ты пришел с мечом? Чтобы мстить? Я не посягаю на твою Таян, я отпустил ее давно… очень давно. К чему эта месть? Я уважаю тебя – ты хорош в бою, но зачем нам сражаться с тобой? Между нами мир. Даже ваш Верховный пошел на перемирие с Атаятаном. Не станем же мы нарушать это перемирие?!

Как верны и правдивы его слова!.. Но почему Марто не прислушивается к ним? Он продолжает двигаться, осторожно обходя Карея, и выражение его лица не меняется. Этот проклятый Марто может причинить вред ее любимому! Сердце Алсаи сжалось, затрепыхалось тревожно: «Карей!»

Их клинки сшиблись, и звон металла о металл пронзил сознание Алсаи, на мгновение рассеивая пелену безграничной, всеобъемлющей любви к Карею… Убить его… она должна убить… Нет! Нет!..

– Алсая!.. – Он зовет ее. Он любит ее.

– Алсая, мы с тобой одно целое! – Он отбивает выпад Марто.

– Я всегда тебя любил!

Ливадец вновь нападает. Марто – Мастер, но ее Карей тоже может драться… как Одаренный мечник, для него несложно победить обычного Мастера из Пятилистника!

– Алсая! Я прощаю тебя! Останься со мной!.. – Прохладная вода для ее иссохшей души!.. Карей не винит ее в содеянном тогда безумии, не винит в том, что она хотела его смерти… из ревности… из-за обиды… в приступе помутнения разума!..

– Карей!.. – кричит она.

Мечи звенят. Марто смотрится неуклюже рядом с ее Кареем, и она не верит, что комендант Та-Мали сможет хотя бы ранить его – беспокоиться не о чем. Вот меч Карея задевает левое плечо ливадца, и белая рубаха того мгновенно окрашивается красным.

– Даджи Марто! Зачем ты хочешь меня убить? – Музыка его слов не может не касаться сердца, не завораживать, не пропитывать любовью к нему… А этот ледяной дикарь, Марто – совершенно глухой: не реагирует, не отвечает ни слова!.. – Я не враг тебе!

Они продолжают сражаться, уклоняясь от ударов, нанося их и отражая. Марто вновь ранен, на этот раз в бедро – теперь он прихрамывает.

– Марто! Не нужно, прекрати! – кричит ему Алсая. – Прекрати! Карей не враг! Я люблю его!

Карей тоже снова и снова пытается воззвать к его благоразумию.

Но мечи звенят, наступает то Карей, то Марто, а последний получает все новые и новые раны. Этот смаргов упрямец скорее истечет кровью, чем отступится от своей глупой затеи. Против Карея, слава Мастеру Судеб, у него шансов нет!

Но вдруг Марто, с неестественной для него, с учетом ран, ловкостью уклоняется от направленного в грудь удара и выбивает меч из руки Карея.

Алсая вскрикнула. Ее Карей безоружен! И Марто, что стоит к ней спиной, сейчас убьет его. Раздумывая лишь долю мгновения, Алсая бросилась к ним, целя кинжалом меж лопаток врага ее возлюбленного. Она не допустит, чтобы Карей умер! Не допустит!..

Замах… Удар… Спина Марто исчезает, выскальзывает, уклоняется… Алсая теряет равновесие и падает, продолжая держать кинжал наизготове… прямо на грудь Карея. Удивлением сверкают его глаза, открываются его губы, чтобы что-то сказать… нож входит в плоть мягко… медленно… нежно… Алсая кричит в ужасе и не слышит себя… «Карей!.. Карей!..» Они падают вместе, и его руки, что обхватили было ее, безвольно откидываются в стороны… Голова с глухим стуком ударяется об пол… Удивленные глаза замирают… Грудь не вздымается… Из уголка рта идет кровь…

Алсая вынимает кинжал, пытается стянуть края раны, пытается зажать ее, чтобы кровь не лилась… Поздно… Окровавленными руками она хватает его прекрасное лицо, целует глаза…. губы… лоб, волосы…

– Карей… – шепчет она. – Карей! Очнись! Что я наделала?! Карей…

Она рыдает в отчаянье, припав к его груди…

Вдруг, как под порывом ветра, одурманивающий туман рассеивается. Ясность понимания милосердно приходит к Алсае. Абвэн убит! Это то, чего она хотела… Он что-то сделал с ее разумом, когда заговорил. Она была околдована… А теперь он мертв. Ясность сознания вернулась, но боль и отчаянье остались. Отчего?..

Алсая отстранилась. Посмотрела на свои руки в крови… Почему кровь такая черная?.. Она завершила начатое, хотя пыталась сделать совсем другое – убить Даджи Марто…

Она поспешно встала, оглянулась на стоящего и наблюдающего за всем происходящим ливадца. Почему на него не подействовали голос и слова Абвэна? Почему он не потерял рассудок так же, как она?

– Ты не поддался на его уловку? – недоумевая, спросила Алсая. – Его слова сделали меня неспособной трезво мыслить… Я едва тебя не убила… Прости… Хорошо, что все так обернулось… Но как тебе удалось не поддаться этим его… чарам?..

– Что? – Марто, непонимающе хмурясь, принялся вынимать что-то из ушей…

Алсая поморщилась. Воск… Он попросту не слышал Абвэна!..

Закончив свою процедуру очищения ушей, Марто склонился над Абвэном, пощупал его пульс, осмотрел рану, приподнял полузакрытые веки… Алсая отвернулась.

– Он точно… мертв?.. – пробормотала она.

– Мертвее мертвого!.. – весело ответил Марто. – На этот раз ты не сплоховала! Хорошо, что я не попал под твой удар!..

Он улыбался, почти смеялся! Даджи Марто смеется?..

– Ты ранен? – Алсая с беспокойством дотронулась до кровоточащего пореза на его левом плече, Марто обхватил ее свободной рукой, привлек к себе и поцеловал… в макушку…

– Ты сделала это!

Алсая опешила…

– Сестра!..

– Сестра…

Королева и стоящая напротив нее Предводительница ливадских воительниц – высокая, светловолосая с чертами настолько резкими, что даже хищное лицо Алинии рядом с ней казалось мягким и женственным, – положили каждая правую руку друг другу на левое плечо.

Алиния: прямая, стройная, подтянутая и гибкая, похорошела в доспехах. В платье она совсем другая… На щеках играет возбужденный румянец, за спиной по-ливадски висит меч. Тарийские доспехи, созданные специально для нее на ливадский лад, облегают ее худощавое тело, кольчужный капюшон прикрывает голову и шею. На нагруднике красуется пламенный лев, стоящий на задних лапах, под сердцем – белая лилия Ливада: кажется, что лев держит цветок. На лбу королевы золотой обруч, украшенный крупным рубином, с правой и левой стороны от которого – чистой воды сапфиры размерами чуть поменьше, но голубые глаза королевы сияют сейчас ярче, чем драгоценные камни.

Мило оставил ее здесь, в казармах воительниц, а сам управляется с тарийским войском. Гани он повелел следовать за королевой, пока она не сражается, а когда начнется бой – ожидать с Целителями Силы, которые заняли белое прямоугольное здание в центре крепости.

Предводительница ливадских воительниц, которых, всех до единой, Алиния называет сестрами, и в самом деле родная ее сестра, во всяком случае – по матери. Королева Пая еще не прибыла, ожидают ее завтра.

Гани чувствовал себя неловко среди этих воинственных, высоких, вооруженных женщин, хищно косящихся на него – почти безоружного мужчину, забредшего в их лагерь. Алиния же на него внимания не обращала. Она рада, словно девчонка, попавшая с подружками на пикник. Вот только игры у них… с мечом, копьем, луком…

Зря Мило надеется, что из Гани получится хорошая «тень» королевы. Вот – он уже потерял ее из виду… А, нет! Вон там сверкают серебром ее доспехи, и пылает лев. Она здоровается по ливадскому обычаю с другой такой же высокой и белокурой женщиной. Музыкант вздохнул. Может, лучше сразу отправиться к Целителям, спросить, не прибыл ли еще Кодонак… он, скорее всего, занят, если и прибыл… Вирд – тем более. Может, Ото Эниль появится?

– Мастер Наэль, – оказалась вдруг рядом с ним Алиния, – шел бы ты… куда-нибудь. А то надо мной уже посмеиваются сестры, мол, я стала тарийкой настолько, что не могу без сопровождения мужчины. Здесь одни женщины, разве не видишь?

– Вижу, ваше величество. Но король приказал…

– Знаю я, что приказал тебе король! Отлично знаю! Так вот, давай договоримся: ты исчезаешь с глаз моих долой, а я пообещаю тебе, что если получу хоть маленькую царапину в бою, то сразу же предстану перед Целителями Силы, и они, – она рассмеялась, – сделают со мной все что захотят. Иди, договаривайся с ними, чтобы лечили как следует! А уж если меня убьют, то тебе первому принесут эту радостную весть.

– Вовсе не радостную. Зачем же так шутить?.. – Гани был серьезен – разве шутят о смерти?

– Для тебя, может, и не радостную… Ну да ладно. Договорились? Веришь моему слову?

– Да, ваше величество. Договорились. – Гани с облегчением вздохнул и зашагал по направлению к зданию Целителей.

Среди Одаренных, которые его не знали, он чувствовал себя еще хуже, чем среди ливадских воительниц. Напыщенные Мастера Целители прохаживались меж пустующих коек, внимательно изучая каждую деталь интерьера, изводя ливадских слуг придирками к чистоте белья и пола, словно это важно для того, кто действует при помощи Силы. Гани подошел к одному из них – тому, что командовал больше всех, и представился:

– Мастер Музыкант Гани Наэль.

– Я Мастер Шейлс. Музыкант? Почему же вы не с Советником Тореттом? – изогнул Целитель черную бровь над светло-голубым глазом.

– Я здесь как королевский советник. Я неодаренный, – уточнил Гани, и Мастер Силы чуть презрительно скривил губы.

– Советник? Что угодно его величеству? Можете передать: мы проследим, чтобы раненым оказывали должную помощь. Мы обеспечим исцеление наиболее важным персонам, и исцеление самых тяжелых ран. Думаю, нас не стоит утруждать исцелением легко раненных, так как наши силы не безграничны. – Чуть презрительное выражение не сходило с молодого лица Целителя, которому наверняка уж перевалило за сотню лет.

– Конечно, – кивнул Гани, – но у меня другое к вам дело.

Вновь бровь собеседника вопросительно поползла вверх. Гани хотел было изложить суть этого дела, но вдруг подумал, что ему придется рассказывать каждому Целителю (он не знал, является ли Мастер Шейлс здесь главным) о необходимости исцелить Алинию, если она сюда попадет, от женского недуга; к тому же неизвестно, как воспримут они слова неодаренного Музыканта, пусть и королевского советника. Он поступит по-другому – останется здесь и будет ждать, а если уж случай представится, тогда и наступит время разговоров и пояснений – не всем, а одному конкретному исцеляющему Мастеру.

– Если король или королева будут ранены или убиты, их ведь доставят сюда? Не так ли?

– Ранеными – да, – хмыкнул Шейлс. – Убитыми? Уж не знаю… У меня нет такой Силы, чтобы вернуть с того света, даже вскорости после смерти.

– Я должен находиться здесь и узнать одним из первых, если что-нибудь случится с королевской четой, – заявил Гани и, не спрашивая дозволения, нагло уселся на стоящий неподалеку белоснежный, как почти все здесь, стул.

Шейлс еще раз хмыкнул, на этот раз громче.

– Мастер Наэль… – медленно проговорил он, – я думаю, что вы бы могли узнавать новости быстрее, находясь в дозорной башне.

– Может быть… – Гани располагался, доставая бурдюк с вином и расчехляя лютню, уж если наглеть – то по полной, – но повеление Короля-Наместника для меня, неодаренного, то же, что для вас – приказ Верховного. Я остаюсь! Могу вам сыграть или даже спеть, чтобы развеять скуку.

– Это ни к чему. Мы, Мастера Целители, любим тишину. Хотя никогда не отказываемся от Музыки Силы, которая увеличивает яркость Дара и помогает в нашей работе. Но вы ведь неодаренный…

Гани пожал плечами: «Не хотите – не надо». И, откинувшись на спинку стула, стал потягивать вино.

Только сейчас в глубине зала он заметил сидящего с книгой в руках около одной из пустых коек своего старого знакомца – Арея Балатаса; тот не смотрел в его сторону и делал вид, что не узнает Гани, но подвижное лицо Арея, походившее на обезьянью мордочку, сморщилось от презрения, будто засыхающий овощ.

Когда-то, в Пятилистнике, Гани был дружен с сокурсником Балатаса Одаренным Строителем Даном Иджемом. Балатас же терпеть не мог Гани, поднимал на смех каждый раз, когда встречал, из-за того, что тот верил в существование Астри Масэнэсса. «Если столько баллад и легенд сложено об этом человеке, то такой Мастер не мог не существовать на самом деле», – утверждал тогда Наэль и был прав, ни искры, ни пламени! Балатас, призывая в свидетели провинциальной забитости Гани как можно больше народу, при каждой удобной возможности развенчивал этот миф повторениями авторитетных высказываний Профессоров. Но в обиде на Целителя Гани был не за это. В тот день, когда он подрался с Седдиком и потерял сознание, а громила перепугался, что убил его, Дан предложил отнести почти бездыханное тело Гани к юному Целителю Арею. Сам Гани событий этих, естественно, не помнил, он знал о них лишь по рассказам друзей: Седдик, подхватив его на руки, будто ребенка, понес в комнату Балатаса в Академии Силы. Дан упрашивал Одаренного исцелить Гани, но Арей не просто отказался – он выбежал из комнаты, чтобы Дар, которым тот еще не очень хорошо управлял, не вынудил его сделать это помимо его воли, и прямиком направился к Мастеру Ректору жаловаться на Иджема. У Дана после были серьезные неприятности, а Гани выкарабкался сам и подружился с Седдиком, который его побил, а после вы́ходил.

Мастера Целители разбрелись по углам в ожидании битвы, а следовательно – и работы. Некоторые занимали друг друга беседой, другие читали, как и Балатас, двое двигали неспешно фигуры хо-то по красно-белой доске, прочие просто задумчиво молчали; все они время от времени бросали на Гани неодобрительные взгляды, только Балатас не взглянул ни разу и не отрывался от чтения. «Какая занимательная книга…» – думал Музыкант, посмеиваясь.

Гани то и дело подмывало оставить в покое этих напыщенных Одаренных и отправиться к каким-нибудь воякам, спеть для них пару неприличных песен, выпить пива, сыграть в кости… хотя сейчас все военные на позициях… Битва вот-вот начнется. А может, и в самом деле отправиться в дозорную башню? Он изнывал от собственной скуки и от презрения, источаемого Целителями и наэлектризовавшего комнату, но из упрямства продолжал сидеть.

За дверью послышались шаги, бодрые, четкие, лязг оружия и доспехов, голоса. Тонкий слух Гани уловил знакомые нотки. Он улыбнулся.

Вирд был одет в тарийскую кольчугу в форме кама с капюшоном, тонкую и легкую, будто ткань, и непробиваемую, словно лучшая сталь. На серебристой поверхности кольчуги в центре груди Верховного красовалось ярко-оранжевое тарийское пламя. На лбу повязан д’каж, у бедра «Перо смерти», за спиной второй меч – тонкий, с округлой гардой: по рукояти Гани определил, что не только манера ношения, но и сам клинок – ливадские.

За Вирдом в подобном одеянии, только без второго меча, шли Кодонак и Стойс, а еще чуть позади – безоружный Ото Эниль в темно-синем шерстяном каме.

Целители вскочили, дотрагиваясь до д’кажей на лбах. Музыкант тоже встал, чуть склонил голову, коснулся браслета Мастера.

Вирд молча поприветствовал присутствующих, быстрым взглядом окинул комнату и собрался было уходить, когда заметил Гани. Верховный улыбнулся и подошел к нему, чем вызвал недоумение на лицах Целителей.

– Что ты здесь делаешь, Гани? – Вирд обнял его по-братски, ничуть не стесняясь разницы в положении. Его примеру последовали все трое Советников – они многое пережили вместе в подземельях штаба…

У Шейлса обе брови взлетели вверх, у Балатаса вытянулось лицо, и он едва не уронил свою книгу.

– По поручению короля… – усмехнулся Гани. – Он надеется, что хоть посредством сражения Алинию можно будет загнать к Целителю.

– Но я же посылал к ней Целителя четыре раза… – удивился Вирд.

– Она от него скрывалась. Обещает, что после Ливада все изменится… Ну да тебе не до дворцовых интриг сейчас, Верховный.

– Это уж точно… – Вирд вздохнул.

– Мало одного меча? – Гани кивнул на ливадский клинок за спиной Вирда.

– Дар королевы Паи. Она сердита на меня… за перемирие… Тебе что-нибудь нужно?

– Возможно, мне понадобится Мастер Перемещений.

Вирд обернулся к Советнику Стойсу.

– Здесь у Целителей постоянно будет дежурить один из наших «прыгунов», – ответил Тайшиль. – Я отдам распоряжение, чтобы они в случае чего переместили тебя, куда скажешь.

– Спасибо.

– Что-то еще, Гани? Что я могу сделать для тебя? – Это уже совсем не тот мальчик, которого Наэль когда-то встретил в Буроне и который таращился перепуганно на протянутую ему руку. Но Вирд остался таким же: простым, честным, добрым. Не появилось у него надменной кичливости во взгляде… К этому его пронзительному взору еще и надменной кичливости – так вовсе можно будет дыры прожигать одними глазами… Это тот самый юноша, который готов исцелять смертельно раненного, будучи сам уставшим до полусмерти, готов перетащить из Ары почти четыре десятка рабов ценой двух недель невыносимой боли, готов встать и закрыть собой даже самого никчемного человека…

– Предупреди Целителей, чтобы помогли мне с Алинией в случае чего, а то эти Мастера Силы поглядывают на меня, как на курицу, случайно проникшую в дом, где семья собралась за обедом… – «Сам Верховный Тарии, легендарный Мастер Путей, человек, для которого почти нет ничего невозможного, спрашивает у меня: «Что я могу сделать для тебя?», – размышлял Гани, – а я прошу о королевской чете… Ни искры, ни пламени!..»

Бесконечное море уродливых великанов с поднятыми кожистыми воротниками, увенчанными изогнутыми шипами, сжимая в руках обнаженные мечи, по сравнению с которыми полновесный двуручный меч кажется игрушкой, с луками, в которых вместо стрел можно использовать копья, двигались в их сторону, сопровождаемые нарастающим низким гулом. Они производили этот гул топотом босых ног по каменистой почве и ревом хриплых голосов. Порывы ветра со стороны надвигающегося противника доносили исходящую от них вонь гнилого мяса.

Ото чувствовал себя не у дел. Он единственный из Совета Семи был в этой битве полностью бесполезен. Он стоял на безопасном от вражеских стрел расстоянии, его окружали двое Мастеров Оружия – слишком много, когда каждый боец на счету, особенно Одаренный, – и двое Мастеров Перемещений, готовых в любой момент переправить старика в еще более безопасное место, хоть в сам Город Огней… Такие предосторожности (безусловно, излишние) – личный приказ Вирда.

Остальные шестеро из Малого Совета, да и сам Верховный участвуют в сражении. Кодонак руководит ходом битвы, они со Стойсом появляются то тут, то там, отдают распоряжения. Сегодня Золотой Корпус разбит на тройки – по два Мастера Оружия и Мастер Перемещений в каждой. Они за мгновение могут оказаться в противоположной части поля боя. Лучники Маштиме, получившие такую мобильность, стали в сотни раз опаснее арайских ос.

Нихо Торетт лихо наигрывает военные марши во главе немалой армии Музыкантов Силы и обычных Мастеров Пятилистника, вооруженных барабанами, горнами, лютнями, цимбалами и прочими орудиями, производящими звуки музыки. Именно таким Ото всегда и представлял Торетта: с горящими азартом глазами, мощной фигурой возвышающийся над своими людьми, волосы развевает ветер, а на лице суровое воинственное вдохновение; он сегодня полностью в своей стихии, и нужно отдать ему должное – его музыка даже сердце такого миролюбивого старика, как Ото, заставляла биться чаще в жажде сражения.

Элинаэль, окруженная еще большей охраной, чем он сам, и стоящая еще дальше, тем не менее наносила серьезный ущерб врагу. Ее огонь и молнии с завидным постоянством вспыхивали в рядах слуг Древнего, оставляя после себя визжащих от боли, сгорающих целыми десятками тварей…

Даже Килей Холд нашел себе занятие: узнав, что бойцам нужна вода, он с другими погодниками пригнал сюда с севера тьму дождевых облаков, и ливень полосой пролился на вражеские полчища.

Какой-то замысловатый танец затеяли Мастера Стихий вместе со Строителями. Их руки и тела метались в неистовом живом рисунке, сопровождаемом грохотом, взрывами, всплесками дождевой воды, появляющимися то тут, то там застывшими стенами, и воплями погибающих отродий Древнего.

Мастера войны из Пятилистника и войска короля сражались не менее отчаянно, чем Одаренные. У них были метатели Утариса, арбалеты с особыми болтами, специальные копья – все произведенное Оружейниками Золотого Корпуса и с успехом поражающее смаргов.

Но их – и Одаренных и неодаренных – было слишком мало против слишком многих. Будто бы горка песка возомнила преградить дорогу разливающейся реке… Ото сам напросился на эту битву, чтобы записать для истории. Будет ли у них эта история… будет ли кому читать ее, если даже он и выживет, чтобы положить свои наблюдения на бумагу?..

Сейчас ему было даже страшнее, чем в кабинете Эбонадо Атосааля, когда тот спросил его о выборе, когда он был пойман в ловушку и не имел шансов вырваться. Сколько же их? Они сметают все на своем пути. Кто может победить такую мощь?..

Ото стал искать глазами Вирда, ожидая найти его там, где громче всего шум битвы и гибнет наибольшее число врагов, но Верховный оказался как раз в самом тихом месте, в центре тарийского фронта. Ото с возвышенности его прекрасно видел. Вирд-А-Нэйс стоял неподвижно, вглядываясь в надвигающееся море, как в лицо смерти. Рядом с ним ярким пламенем рыжела голова его друга кутийца, облаченного в тарийские доспехи, и здесь же была Лючин – отважная девушка, она выпускала стрелу за стрелой, будто и не целясь, но без промаху попадала всякий раз в глаз какого-нибудь из смаргов.

«Почему не сражается Вирд?» – удивился Ото, и в тот же миг Верховный, будто услышав мысли старика, поднял руки.

Вначале пальцы и кисти его заметались, сплетая невидимый узор, затем он нагнулся всем корпусом, ударяя руками по воздуху, вправо и влево – и правый, а затем левый фланг уродливых воротников свернулись, как под порывом ураганного ветра.

Вирд возводил руки к небу и резко опускал их к земле, он зачерпывал ладони воздуха и бросал их в скопление врагов, он бил наотмашь, будто невидимым мечом, и каждое его движение пожинало урожай вражеских смертей. Вирд танцевал какой-то свой неистовый танец, не похожий даже на танец Мастеров Стихий. Он танцевал под музыку Торетта. Какой Путь он использовал? Перед врагами разверзалась земля, смыкались скалы, давя их собою, они гибли в огне, пойманные в ловушку выросшими из земли монолитными стенами… На них обрушивались порывы ветра такой силы, что могли бы и могучее дерево вырвать с корнем… Лужи воды то замерзали у них под ногами, то вскипали, и облака пара окутывали все вокруг. Ветер, вода, земля, огонь, созидание и разрушение – все вместе, запущенное в действие танцем Вирда, противостояло надвигающейся лавине. То место в скопище врагов, куда направлял Вирд свои удары, стало настолько жарким, что даже всем своим, вышедшим было вперед, пришлось отступить, и Верховный сражался один против тысяч…

Танец его длился больше часа. Ото зачарованно следил, как метались его руки, как легко переступали стопы ног, как склонялся он, прогибаясь, для очередного броска. Грохот, крики, смерть в стане врага… Никто из врагов не мог приблизиться к нему, волны смерти сметали одного за другим…

Но затем все прекратилось, несмотря на то, что Вирд продолжал танец. Его руки все больше были обращены в небо над надвигающимися полчищами. И Ото уже стал беспокоиться, что движения Верховного не причиняют никакого вреда врагу, и смарги все ближе к нему, – когда увидел слабое, но нарастающее свечение в небе. Переливы алого и зеленого задрожали под хмурыми грозовыми облаками, пригнанными Холдом и его людьми. Сверкающее, волнующееся гигантское полотно раскинулось над основными силами смаргов Древнего. Вирд двигался все более резко, и было видно, что силы покидают его – он устал. Один раз, взмахнув рукой, он тяжело упал на колено, но тут же встал и продолжил. Полотно разгоралось все ярче и ярче, и Вирд принялся опускать сияние. Едва дрожащие переливы коснулись вражеских голов, как тела смаргов с глухим стуком повались наземь. Даже криков не было. Полотно, похожее чем-то на северное сияние, обезглавило смаргов, в мгновение ока сжигая те части тела, которых касалось. Весь центральный фронт оказался выкошенным, будто серпом… Полотно двинулось вправо, пожиная урожай смерти. Смарги гибли тысячами, умирали неизменно и беззвучно, но сияние меркло, а Вирд уже едва шевелил руками, он стоял на коленях, и Ого поддерживал Верховного.

Топча груды трупов своих сородичей, задние ряды смаргов приближались к Вирду, а он уже стал заваливаться на бок, вложив в этот бой все силы. Ото видел, как кутиец подхватил его на руки, легко, словно тот ничего не весил, и бежит с ним к своим, прикрываемый стрелами Лючин и еще тридцати появившихся там лучников Маштиме. Тех смаргов, кому все же удалось приблизиться на опасное расстояние, внезапно поглотило яркое горячее пламя – Элинаэль следила за происходящим на поле битвы рядом с Вирдом.

Мастера Перемещений наконец забрали Ого вместе с Вирдом на руках, Лючин и всех, кто был там с ними. Верховный в безопасности. Ото облегченно вздохнул и ужаснулся, окидывая взором ряды врагов: сколько их погибло… но еще больше продолжало атаковать: океан, вырвавшийся из берегов. Кодонак скомандовал отступление…

– За стены! За стены! – раздавался со всех сторон передаваемый из уст в уста его приказ.

«Надеюсь, – думал Ото, – что стены выдержат…»

Битва стихала. Раненых было все больше: в основном Одаренные – Мастера Силы взяли на себя основную атаку. А Вирд сплел полотно, которым уничтожил большую часть вражеских войск. Гани несколько раз покидал убежище Целителей, поднимался на дозорную башню, наблюдал за ходом битвы, любовался смертоносным сиянием. Встретил Ату… Как она-то тут оказалась? Дикарка глянула на него странно, очень странно, пробормотала что-то про Песнь Севера, про знамение, про сову… Гани поспешил убраться от нее подальше, а то мало ли что взбредет в голову этой свихнувшейся Ташани – начнет еще тыкать его иглами и заставлять пить какую-нибудь отраву из птичьего помета… Брр…

Прошел слух, что Вирд ранен. Потом Гани узнал, что это лишь отток, и успокоился. С Мило все было хорошо, он видел короля собственными глазами гарцующим на тарийском скакуне перед центральными воротами – тот возвращался с поля боя.

Гани, уставший от беготни, вернулся в помещение к Целителям, сами Мастера тоже еле держались на ногах, все чаще и чаще отказывая легко раненным.

Арей Балатас, так и не сказавший Гани ни слова за весь прошедший тяжелый день, сейчас сидел, прислонившись к стене, запрокинув голову и устало прикрыв глаза. Шейлс выглядел более бодрым, еще принимая раненых и отдавая распоряжения по организации исцеления.

В дверном проеме появилась группа ливадок. Их стройные, облаченные в доспехи фигуры и хищные взгляды сразу же привлекли внимание. Пламенеющим львом, выполненным эмалью, порядком уже поцарапанной, среди них выделялась Алиния. Она заметно прихрамывала, но без посторонней помощи подошла к Гани.

– Вот видишь, Музыкант! Слово я держу: из-за небольшой царапины, – она обнажила лодыжку, распаханную, по-видимому, стрелой одного из смаргов, а стрелы у них – еще те… – обращаюсь к Мастеру Силы. Ты уже сказал им, от чего еще меня нужно исцелить? – засмеялась она.

Гани вместо ответа подозвал предупрежденного заранее Шейлса.

– Ее величество королева Алиния!.. – громко представил он.

– Мы знакомы… – небрежно бросил ему Целитель и улыбнулся королеве, дотрагиваясь до д’кажа. – Ваше величество, позвольте вам помочь.

– Помогай! – не переставала смеяться та. – Помогай! Раз уж мы оба с Мило живы!..

Не успела она договорить, как столпившихся у входа ливадских воительниц растолкали тарийские солдаты с обеспокоенными лицами, несшие носилки. Гани привстал и с ужасом узнал лежащего в них бледного окровавленного короля.

– Мило!.. – воскликнула Алиния и подбежала к нему резво, несмотря на собственную рану.

Он был без сознания. Шейлс сделал знак рукой одному из Мастеров, еще не вконец измотанному и способному исцелить серьезное ранение. У короля был задет правый бок, не очень глубоко, но он потерял много крови, пока его уносили с поля боя.

– Почему его не доставили Мастера Перемещений? – спросил Гани.

– Они все заняты… – промямлил один из воинов.

Предводительница ливадок Ачинса, сестра королевы, протиснулась сначала между своими воительницами, затем сквозь скопление тарийцев, выгнала гневным окриком вон из помещения и тех и других и сказала:

– Он не послушался гласа разума и приказа Командующего – погнался за смаргами. Советник Кодонак приказал отступить, чтобы полотно завершило дело. А твой безумный муж, – она сверкнула глазами на Алинию, – решил стать героем…

– Или хотел умереть… – прошептала королева бледными губами, – она тоже теряла кровь, и Шейлс принудил Алинию присесть на койку, занявшись ее ногой.

В эти же мгновения исцеляли и Мило.

Шейлс закончил первым. Целитель постоял еще немного с вытянутыми руками над Алинией, у которой на месте кровавой раны теперь была гладкая белая кожа, затем обернулся к Гани, с удивлением глядя на него.

Мастер рассеянным кивком ответил на «благодарю» королевы, затем подошел к Гани и прошептал ему в самое ухо:

– С ней все в порядке – она здорова!

– Спасибо, Мастер Шейлс: королевский двор и Верховный не забудут вашей службы… – начал Гани, но тот прервал его:

– Вы неправильно поняли, Мастер Наэль! Она изначально не имела никаких проблем… кроме раны на ноге… Она и была здорова!..

У него чуть не отвалилась челюсть. Как же так?..

– Исследуйте короля!.. – наклонился Гани к Шейлсу, тот кивнул и направился к Мило, уже розовевшему и начинавшему дышать ровнее.

Алиния не обращала внимания на перешептывания Гани и Шейлса, она выглядела… озабоченной. Как только Целители закончили и оставили Мило отдыхать, королева, словно примернейшая супруга, бросилась к нему и нежно взяла его за руку. Король открыл глаза.

– Вы правы! – Мастер Шейлс вновь вернулся к Гани, указал на стулья в дальнем конце комнаты и, подойдя, устало упал на один из них. Музыкант сел рядом. – Проблема была в короле… это Мило не мог иметь детей…

Мастер Наэль поднял брови, криво улыбнулся, хмыкнул и едва удержался от нервного смеха.