Глава 2
Артефакт
Снежинки на лице. Воздух как густой кисель, обволакивающий тело и мешающий движению. Серая дымка перед глазами, расплывающиеся силуэты. Невыносимо тяжелые руки, отказывающие повиноваться. Тупое, заторможенное сознание, почти неспособное сосредоточиться. На дне, на самом дне. И только светлое пятнышко над головой, как слабое напоминание о привычном мире. Из последних сил отталкиваешься от земли и плывешь к небу. Сначала очень медленно, едва заметно, с трудом преодолевая нечеловеческую тяжесть. Но с каждым мгновением ты становишься все легче и легче, а свет все ближе…
– Ы-ы-ы!!!
Боль, страшная боль. Каждая мышца скручена жестокой судорогой, каждый нерв трепещет и стонет. Бьешься в конвульсиях, хочешь закричать, но не можешь, сведенные челюсти мочалят толстую палку, вставленную в рот. Глаза словно стремятся вывернуться наизнанку, сходя с ума от безумного, обжигающего света.
– Ы-ы-ы!!!
Сознание скручивается жгутом и бьется об стенку, искрясь воспоминаниями и разбрызгиваясь сукровицей.
– Ы-ы-ы!!!
Тело вытягивается струной, звенящей болью на все октавы, связанные руки тщетно рвут веревки, срывая кожу и пачкая их кровью, а скованные ноги безуспешно скребут землю, оставляя глубокие, рваные борозды. Трещит дерево под стиснутыми зубами, бьется о твердую почву затылок и…
Все… все, отпускает. Судорога прошла. Тело бьет крупной дрожью, холодный пот льется ручьями, зрачки расширены, взгляд безумен. Во рту противно от вкуса древесины, смешанного с кровью. Но это все, это и в самом деле все.
Чьи-то теплые ладони развязывают узлы и вынимают измочаленную палку из твоего рта. Освобожденные зубы выбивают оглушительную дробь. Хрипишь.
Те же ладони освобождают твои руки и скованные цепью ноги. Становится холодно, сознание звенит и по-прежнему отказывается сосредоточиться. Съеживаешься калачиком и дрожишь.
Сильные руки поднимают тебя и переносят на теплое одеяло, укрывают сверху другим одеялом и подносят к губам железную горячую кружку с дымящимся настоем. Ты не в силах пить, настой разбрызгивается и течет по подбородку. Тебе осторожно помогают, придерживая дрожащую челюсть и буквально вливая в рот ароматную жидкость. Ты обжигаешь себе язык, обжигаешь нёбо, но при этом согреваешься и понемногу успокаиваешься. Настой выпит. Твое лицо вытирают мягким платком, и ты, скорчившись под мягким одеялом, безучастно смотришь, как над тобой стремительно проносятся серые тучи в маленьком окне, окаймленном верхушками окружающих тебя деревьев. Мышцы расслабляются, затихает дрожь, блаженное тепло возвращается в твое тело, и ты засыпаешь.
Сколько ты спал – час, два или, может, вечность? Все та же картина перед мутными после сна глазами. Качающиеся деревья и серые тучи в маленьком просвете. Тело ноет от перенесенного напряжения, но оправившееся сознание наконец-то начинает искать ответы на не заданные еще вопросы.
Рустам откинул тяжелое одеяло и, сделав над собой усилие, с трудом сел, застонав от боли. Перед его взглядом предстала небольшая поляна, окруженная густым хвойным лесом. Посреди поляны, в трех шагах от его ложа, горел костер. Над костром весело булькал казанок, умопомрачительно пахнущий вареным мясом. Рядом с костром сидел высокий и худой мужчина с задумчивым выражением лица. Длинные волосы его были подвязаны узорчатой ленточкой, а черные глаза машинально щурились, словно им не хватало больших очков в старомодной роговой оправе.
– Ронин, – хрипло выдохнул Рустам и закашлялся.
– Такое ощущение, будто ты не рад меня видеть, – криво улыбнулся Ронин и предупреждающе вскинул руки: – Только не пытайся встать, ты еще слишком слаб.
Рустам послушался его совета и не стал искушать судьбу. Тело было слабым и очень легким, словно все мышцы в одночасье превратились в воздух. Он провел подрагивающей ладонью по лицу и спросил:
– Где я? Что произошло?
– А ты не помнишь?
– Не-а… то есть…
В голове закрутились смазанные картинки: вокзал… остановка… сломавшийся стартер… замерзшая проститутка… пьяные мужики… драка… резкая боль в спине… окровавленный грязный снег…
– Черт!
– Вот тебе и черт, – усмехнулся Ронин и бросил Рустаму светлую рубаху. – На лучше, переоденься. А то ты весь мокрый от пота.
Рустам снял джинсовую рубашку, бывшую больше чем нужно почти на два размера, и натянул рубаху. Задумчиво пощупав материю, из которой она была сшита, он высказал догадку:
– Мы в Глинглоке?
– Молодец, – похвалил его Ронин, – соображаешь. А ведь могло быть и иначе. – Он взял снятую Рустамом рубашку и разложил ее на бревне рядом с костром. – Пускай обсохнет. Это моя любимая, – пояснил он зачем-то Рустаму и многозначительно покачал пальцем, – цени.
– Так это твоя… А зачем?
– А затем, друг мой, что из морга я тебя забрал абсолютно голого. Такая вот глупая традиция – оставлять покойников без одежды.
– Ты хочешь сказать… – начал было Рустам и замолчал на полуслове.
Ронин кивнул:
– Да, как раз это я и хочу сказать. Тебя ударили ножом в спину, парень. И ты умер прямо на операционном столе. Твое изрезанное тело отвезли в морг и прикрепили бирку к большому пальцу. Теперь напишут свидетельство о смерти и вычеркнут тебя из всех списков. Но…
– Но?
– Да, именно «но». «Но» всегда мешает, ты заметил? Это маленькое слово мешает даже смерти. А сколько раз оно мешало мне… Впрочем, не буду отвлекаться. Ты и вправду умер, НО я вовремя почувствовал, что с тобой приключилось нечто нехорошее. Дальнейшее было уже делом техники. Я проник в больничный морг и забрал твой труп…
– С помощью магии?
– С помощью денег. Трупы, знаешь ли, не так уж и дороги. Короче, я забрал тебя из морга, отвез в укромное местечко и перебросил сюда. После чего вплотную занялся твоим воскрешением. Между прочим, пришлось изрядно потрудиться.
– Я человек? – спросил Рустам с некоторой опаской.
– Человек, человек, – успокоил его Ронин. – Зомби и вурдалаки, к твоему сведению, выглядят и чувствуют себя несколько иначе.
В другое время Рустама обязательно заинтересовало бы, как чувствуют себя зомби и вурдалаки, но сейчас ему было не до зомби.
– Я умер, и ты меня воскресил. Ты что, бог?
Ронин насмешливо хмыкнул и скривился:
– Сплюнь и постучи по дереву. Вот еще не хватало. Я маг, Рустам, просто маг. И я тебя не воскрешал, я тебя всего-навсего излечил.
– Ты сказал, что забрал меня из морга. И даже не меня, а мой труп.
– Хм, это всего лишь фигура речи. Не придирайся к словам.
– Хорошо, тогда объяснись.
– Легко сказать! – фыркнул Ронин. – Как объяснить слепому, что такое красное? Ладно, попробую. В общем, так: в твоем мире современная медицина реанимирует больных, которых в прежние времена безоговорочно посчитали бы мертвыми. А в этом мире, мире Глинглока, целители способны излечить тех, на ком ваши реаниматологи не сговариваясь поставили бы крест. В свою очередь то, на что способен я, даже не снилось самым сильным из здешних целителей. Но это вовсе не означает, что кто-то из нас воскрешает мертвецов. Вовсе нет, мы всего лишь реанимируем тех, кто еще жив.
– Значит, – задумчиво произнес Рустам, – я все еще был жив?
– Да, – кивнул Ронин, – несмотря на то что сердце твое не билось, а тело было изрядно изрезано кухонным ножом и скальпелем хирурга, ты был все еще жив. Впрочем, я едва успел, еще бы немного и… процесс стал бы необратимым. А еще, скажу без ложной скромности, излечить тебя было очень сложно. Мне даже пришлось перенести тебя сюда, потому что в твоем мире магии раз-два и обчелся, а здесь очень сильные потоки.
– Наверное, я должен сказать тебе спасибо, – заметил Рустам.
– Наверное, должен, – пожал плечами Ронин, доставая из дорожной сумки деревянную чашку и наполняя ее из казанка бульоном. – А впрочем, обойдусь. Вот лучше бульончику попей, – протянул он Рустаму чашку, – мясо тебе пока есть рановато, а вот бульончик будет в самый раз.
– Спасибо, и за бульон, и за… лечение.
– Пожалуйста.
Ронин достал из сумки вторую чашку и, наполнив ее не только бульоном, но и мясом, с удовольствием принялся за еду.
– Кстати, – сказал он, когда первый голод был им утолен, – надеюсь, ты догадываешься, что тебе теперь придется остаться здесь.
– Догадываюсь, – кивнул Рустам. – Воскрешение из мертвых вызовет нездоровую сенсацию и пристальное внимание спецслужб. Возникнет много вопросов.
– Не в вопросах дело, – отмахнулся Ронин. – Это-то как раз несложно, минимум магического вмешательства, и все в порядке.
– Тогда я не понимаю…
– А между тем все просто, – перебил его Ронин. – Тебе попадались магические артефакты? Вижу, что попадались. Так вот, артефакты ничто без энергетических магических потоков. Перенеси артефакт в твой мир, и он испортится в одночасье.
– Я не понимаю, – повторил Рустам.
Ронин вздохнул:
– Рустам, ты теперь сам – артефакт. Без здешних энергетических потоков ты не проживешь и минуты.
Прошло два дня. После того разговора Рустам ушел в себя и был непривычно молчалив. С каждым часом в его тело возвращалась жизнь. Окрепли мышцы, исчезла противная слабость, прошла боль. На утро третьего дня Ронин стал собирать его в дорогу.
Первым делом он распаковал одну из своих дорожных сумок и достал из нее полотняные штаны, рубаху, кожаные сапоги и кожаную же куртку.
– Одевайся, – велел он Рустаму. – Одежда не новая, зато чистая и по размеру, да и вопросов ненужных ни у кого не вызовет.
Дождавшись, когда Рустам оденется, Ронин протянул ему широкий пояс и меч в ножнах.
– Держи, это твое. Сохранил, как видишь. В твоем мире он был не к месту, но здесь пригодится.
Все так же молча Рустам надел пояс, пристегнул ножны и, не удержавшись, обнажил меч. «Верой и правдой» – блеснули на солнце знакомые руны. Рустам провел по ним ладонью, глубоко вздохнул и вернул лезвие в ножны.
– И вот еще что, – сказал тем временем Ронин и протянул Рустаму маленький кожаный мешочек. – Здесь, правда, только серебро, да и того немного, но чем богат. Уж больно неожиданно все произошло, а евро здешние банкиры не признают. Конечно, я могу наколдовать тебе золотишка, вот только наколдованное золото добра не приносит, примета верная, ты уж поверь.
Рустам молча взял мешочек и привязал его к поясу. Ронин взглянул на наручные часы, смотревшиеся немного дико на фоне средневековой одежды, и сказал:
– Пора. Иди вслед за мной и постарайся не сломать шею с непривычки. Повторно возвращать к жизни уже не буду.
Долго идти не пришлось, часа через полтора деревья расступились и Рустам с Ронином вышли на дорогу. Ронин снова сверился с часами и сказал:
– Оставлю тебя здесь. Никуда не уходи и скоро встретишь знакомого тебе человека.
Рустам молча кивнул в ответ. Ронин пристально посмотрел на него и спросил:
– Попрощаться не хочешь?
Рустам спокойно выдержал его взгляд.
Ронин пожал плечами:
– Ну как хочешь. Бывай, может, еще свидимся.
Ронин махнул рукой и успел сделать несколько шагов по направлению к лесу, когда Рустам неожиданно его окликнул:
– Ронин! Почему меня?
Ронин оглянулся и недоуменно наморщил лоб:
– Не понял?
– Почему ты оживил именно меня? – пояснил Рустам. – В том морге наверняка были еще люди, которых можно было вернуть к жизни. Почему только меня?
Ронин улыбнулся:
– Чувство вины. Я тогда не совсем хорошо с тобой поступил и, когда почувствовал, что ты в беде, решил вернуть должок.
– Чувство вины? – переспросил Рустам и ухмыльнулся: – Мы такие благородные, да? Что ж ты тогда не помог пассажирам недавно разбившегося самолета или умирающим от СПИДа детям из Шымкента, которых заразили недобросовестные врачи? Что ж ты им-то не помог, Ронин?
– А я им ничего не должен, Рустам, – усмехнулся Ронин. – Это не я заразил их СПИДом, и не я испортил двигатели у того самолета.
– Удобная точка зрения.
– Удобная, – не стал спорить Ронин, – мне, по крайней мере, нравится. Еще вопросы есть?
– Нет.
– Может, просьба какая напоследок? Ты говори, не стесняйся, если не слишком обременительно, я исполню.
Рустам задумался, а потом улыбнулся одними губами и, четко выговаривая каждое слово, произнес:
– Больше никогда в моей жизни не появляйся. Сможешь исполнить?
Глаза Ронина потемнели.
– Запросто.
А разбойнички-то совсем распоясались, не врал трактирщик. Прямо посреди чистого поля дорогу преграждала банда человек в тридцать. Стояли не таясь, наглые и самоуверенные. Одетые кто во что и так же разномастно вооруженные. Сразу видно, что до этих мест твердая рука молодого короля еще не добралась.
Купец проворчал проклятия и невольно натянул поводья. Всполошились охранники, подтягивая завязки шлемов и доставая оружие. Заерзали на своих местах возничие, правившие тихоходными повозками. И только Гарт был по-прежнему спокоен, лишь побелела кожа на обострившихся скулах.
– А ну тихо! Чего засуетились, службу забыли? – Голос Гарта прозвучал обыденно и уверенно.
Возничие перестали ерзать, купец отпустил поводья, а охранники смутились.
– Бойцам снарядить арбалеты, возничим не дергаться и не мандражировать, едем тихо и спокойно. Всем молчать, разговаривать буду только я. Быть настороже, но без команды в драку не лезть и лошадей не гнать. А ты, хозяин, оттянись-ка немного назад и держись в середине, в случае чего там безопасней.
Все так же спокойно и размеренно торговый обоз продолжил путь и подъехал вплотную к перегородившим дорогу разбойникам. От банды отделился разодетый в крикливо-яркий кафтан парень с настоящим рыцарским мечом на поясе и поднял вверх руку.
– Тпру! – закричал он нагло и насмешливо. – А ну– ка стойте, господа купцы. Эта дорога наша, и чужакам на ней делать нечего.
Обоз остановился, повинуясь короткому жесту Гарта. Сам Гарт со скучающим выражением на лице выехал вперед. Разбойник с рыцарским мечом смерил его взглядом и осклабился:
– Впрочем, мы люди незлые. Если заплатите пошлину, то езжайте дальше, бог с вами.
Гарт остановил коня и, даже не глядя на говорившего разбойника, с нарочитой ленцой спросил:
– Кто старший?
Разбойник с мечом сделал еще один шаг вперед, заложил большие пальцы рук за широкий пояс и подбоченился:
– Ну я…
Хырс! – боевой топорик, запущенный Гартом, раскроил атаману череп. Разбойники растерянно отшатнулись и заворчали. Неизвестно, что произошло бы в следующее мгновение, если бы не раздался снова уверенный и ленивый голос:
– Кто старший?
Как будто бы ничего и не произошло – расслабленная поза, скучающий взгляд. Вот только в руках, которые до этого лениво поигрывали топориком, был уже зажат снаряженный кавалерийский арбалет.
– Я спрашиваю: кто старший? – В голосе Гарта отчетливо послышалась угроза, не напряженная и нервная, а высокомерная и раздражительная угроза.
Разбойники переглянулись и отступили.
– Нет, значит, старших. Ну а тогда что встали, босота? Освободить дорогу!
Разбойники неуверенно расступились. Гарт искривил губы, как будто и не ожидал ничего другого, и тронул поводья, поехав вперед намеренно неторопливо и безмятежно. Проезжая мимо мертвого атамана, он, не выпуская из правой руки арбалета, наклонился и вырвал левой рукой застрявший в голове атамана топорик.
– Пригодится, – услышали разбойники его холодный голос и невольно отошли от дороги еще на несколько шагов.
Умные лошади осторожно переступали через распростертое на дороге тело, безмозглые деревянные колеса проезжали прямо по нему с тошнотворными звуками, разбрызгивая смешанную с грязью кровь. Позеленевшие разбойники молча провожали их взглядами. И только когда обоз скрылся за поворотом, молодой и безусый разбойник с сожалением выдохнул:
– Эх и добрая была бы добыча…
И тут же получил хорошую затрещину от одного из старших товарищей:
– Добрая, добрая… А ты того волчару видел? Вот то-то и оно, дурила.
Купец поравнял свою лошадь с Гартовым жеребцом и, не в силах сдержать радость, крепко сжал предплечье Гарта.
– Ты… ты… ты просто о-го-го! Каково, а?! Каково?! – восторженно и бессвязно выпалил купец, не в состоянии справиться с эмоциями.
Гарт лишь усмехнулся в ответ, не забывая, впрочем, оглядываться по сторонам.
– Но откуда? – всплеснул руками улыбающийся купец. – Откуда ты знал, что они расступятся и не станут драться? Ведь ты рисковал, Гарт. Признайся, ты сильно рисковал. – Он радостно, хоть и несколько нервно рассмеялся и даже шутливо погрозил Гарту пальцем.
– Рисковал, – согласился Гарт и веско добавил: – Но не так сильно, как тебе кажется, хозяин. Эта банда привыкла к безнаказанности, но в то же время не шибко-то хочет драться. Им больше нравится запугивать проезжающих и собирать с них дань. Вдобавок среди них не было ни одного бывшего солдата и был только один настоящий вор – атаман. Стоило его убрать, и оставшиеся сразу вспомнили, кто они есть такие на самом деле. А на самом деле они простые крестьяне, по тем или иным причинам подавшиеся на большую дорогу. Так что риска особого и не было, вот ежели бы я по атаману промахнулся, тогда дело другое, а так – пара пустяков.
– Нет, Гарт, – засмеялся купец, – ты меня не обманешь. Не все так просто, как ты расписываешь. Не будь тебя, мы бы тут попали в серьезный переплет, крестьяне они или не крестьяне, а оружие у них в руках было самое что ни на есть настоящее. Так что с меня причитается.
– Ну это уже другое дело, – ухмыльнулся Гарт. – С этим я спорить не буду. Вот только погоди, хозяин, радоваться. Эта банда хоть и несерьезной оказалась, но уж шибко наглой. А это значит, что за порядком здесь никто пока не смотрит и впереди нас может ждать все, что угодно.
Купец лишь самоуверенно отмахнулся, ему сейчас казалось, что Гарт способен играючи справиться с любой угрозой, а следовательно, и бояться нечего. Однако когда чувства немного спали, он снова посерьезнел и даже помрачнел. Дорога сворачивала налево и уходила в лес, чьи гущи вполне могли таить новые опасности для хрупкого купеческого счастья.
В лесу Гарт решил удвоить бдительность и велел двум охранникам ехать в ста шагах впереди обоза. Какое-то время все было вполне спокойно, но скоро словно начали сбываться его худшие предсказания. Не успел головной дозор свернуть за очередной поворот, как тут же показался снова и понесся к обозу сломя голову. Осадив коней возле встревоженного Гарта, охранники выпалили:
– Там впереди нас уже ждут! Снова разбойники, как и раньше!
Гарт бросил быстрый взгляд на побледневшего купца и спросил:
– Сколько их?
– Всего один, но стоит нагло прямо посреди дороги, а на поясе меч, как и у того.
– Один, говоришь, – прищурился Гарт. – А вот это уже плохо, значит, остальные в засаде. Эти уже поумнее будут. Так, слушай мою команду! Продолжаем движение. Возницы, будьте настороже, если из леса начнут стрелять, падайте на дно повозки. Но вперед не гоните, если оторветесь от нас – вам конец. Бойцы, наблюдайте за лесом, в случае чего – спрыгивайте с лошадей и прячьтесь от стрел за ними. Арбалеты зарядить, но стреляйте, только если увидите противника, начнете лупить в белый свет – выпорю. А ты, хозяин, лезь в первую повозку и ложись на дно.
– Я не трус, – гордо сказал купец.
– Я знаю, – мягко заметил Гарт. – Но в первую очередь мы охраняем тебя, и будет очень глупо и обидно, если мы прорвемся, а тебя убьют.
Купец блеснул глазами, яростно встопорщив усы, оглядел смотревших на него охранников и возничих и, недовольно фыркая, словно кот, слез с лошади и забрался в повозку. Никто и не подумал засмеяться или презрительно скривиться. Раз Гарт сказал «надо», значит, надо.
Обоз снова тронулся в путь. Гарт опять выехал вперед, но на этот раз он вместо топорика сразу взял в руки заряженный арбалет. Судя по всему, дураков там, за поворотом, не было. И если придется драться, то драться придется жестко.
Дозорные сказали правду. Посреди тракта, широко расставив ноги, их ждал всего один человек, перепоясанный рыцарским поясом с прицепленным к нему мечом. И этот человек не был ни вором, ни крестьянином. Это был воин, настоящий воин, Гарт определил это сразу, даже еще не видя лица, а уж Гарту в этом деле можно было довериться. Напряжение, охватившее Гарта при виде этой стоящей к ним спиной и затянутой в простую кожаную одежду фигуры, не ускользнуло от внимания вымуштрованных им охранников, они подтянулись и приготовились к худшему. Пробрало даже почтенного купца, лежащего на дне повозки. Вполголоса матерясь и чертыхаясь, купец прижимал к груди заряженный арбалет, готовый вступить-таки в намечающуюся схватку, что бы там Гарт ему ни говорил.
Когда до воина, преградившего им дорогу, осталось каких-то двадцать шагов, он повернулся лицом. И тут Гарт закричал так сильно, что одновременно произошло сразу несколько событий: охранники спрыгнули на землю и, попрятавшись за лошадьми, судорожно принялись выцеливать в лесу противника, возчики, ополоумев от страха, упали на дно повозок, а купец, напротив, выскочил из повозки, воинственно размахивая арбалетом.
В следующее мгновение им всем стало не то чтобы стыдно, но как минимум немного неудобно. До них наконец-то дошли слова Гарта, кричавшего как заклинание:
– Не стрелять! Не стрелять!
Охранники растерянно переглянулись, купец опустил арбалет, а возчики подняли головы. Не обращая на них внимания, Гарт, отбросив оружие в сторону (чего за ним никогда не водилось), спрыгнул с коня и, подбежав к стоящему посреди дороги воину, заключил его в свои медвежьи объятия.
До ничего не понимающего купца донеслись его восторженные восклицания:
– Рустам! Рустам! Твою в черта душу мать, живой, чертяка! Живой!
Норфолд, разграбленный и разоренный город, обрел новую жизнь. Указом короля Георга город стал столицей основанной королем северной марки. А графству Норфолдскому был придан статус маркграфства со всеми вытекающими из этого привилегиями и обязанностями. Отстраивались дома, открывались восстановленные купеческие лавки, оживали кварталы ремесленников. В город ежедневно прибывали тысячи возвращающихся беженцев – прежде чем вернуться на свои земли, они должны были пройти через Норфолд. Здесь их ставили на учет, вносили в восстановленные реестры, снабжали толикой денег, зерном для посева и пропитания, скудным сельхозинвентарем, большим семьям, бывало, выделяли и скотину, и отправляли по родным деревням. Жизнь налаживалась.
Купец рассчитался щедро и без обмана. Попутно постаравшись договориться и на обратную дорогу. Но Гарт лишь пожал плечами, назад, в Эдвитанию, купец собирался не раньше чем через два месяца, а так далеко вперед Гарт не загадывал. Если к тому времени Гарт со своими ребятами будет в городе и не будет обременен другими обязательствами, тогда – пожалуйста. Ну а если нет, то недаром же говорится – «на нет и суда нет». Купца подобный ответ конечно же не устраивал, но что поделать, не может же он целых два месяца платить жалованье (и неплохое) бездействующим охранникам, пришлось уступить.
В переполненном беженцами городе ночлег найти было непросто, многие ночевали прямо под открытым небом, в своих повозках, наспех сделанных шалашах или просто на земле, положив под голову кулак и укрывшись чем придется. Постоялые дворы и гостиницы были переполнены, в рассчитанных на два спальных места комнатах спали по трое, четверо или даже пятеро постояльцев. Но Гарта, похоже, это обстоятельство не особенно-то и взволновало. Получив у купца расчет и по справедливости рассчитавшись со своими людьми, он уверенно повел Рустама чуть ли не через весь город к приютившемуся у самой городской стены постоялому двору «Толстый кот». Где им без всяких возражений тут же выделили комнату на втором этаже, правда, с одной кроватью, зато довольно просторную и чистую.
Умывшись с дороги и немного отдохнув, Рустам с Гартом спустились вниз, чтобы поужинать. В столовой было многолюдно, но хозяйка без долгих разговоров освободила для них уютный угловой столик, а круглолицая веселая служанка, не дожидаясь заказа, принесла лапшу с курицей и пироги с зайчатиной. Рустам удивленно покачал головой:
– Тебе не кажется, Гарт, что нас что-то чересчур обхаживают? К чему бы это?
Гарт почему-то смутился и несколько натянуто улыбнулся:
– Не бери в голову, ничего удивительного в этом нет. Хозяйка, наверное, сразу распознала в тебе рыцаря, отсюда и уважение.
Рустам недоверчиво хмыкнул, но возражать не стал, воздав вместо этого должное сытному ужину. Когда с лапшой было покончено, а от пирогов остались только крошки, хозяйка самолично принесла кувшин с яблочным сидром и тарелочку с порезанным на тонкие ломтики сыром. При этом она одарила Гарта таким выразительным взглядом, что Рустам сразу же все понял.
– Интересно, а муж у нее есть? – спросил он как бы между прочим.
Гарт посмотрел на друга, понял, что больше нет смысла притворяться, и тяжело вздохнул:
– В том-то все и дело, что мужа у нее уже нет. Вдова. Умная, красивая, веселая и к тому же абсолютно свободная вдова.
– Но это же хорошо, – неосмотрительно вырвалось у Рустама.
Гарт скривился:
– Ну да, лет эдак через десять, я думаю, это и в самом деле было бы хорошо. Пришла бы пора остепениться, повесить оружие на стенку и успокоиться.
– А почему бы… – начал было Рустам.
Но Гарт решительно поднял руку:
– Все, хватит, не хочу больше ничего об этом слышать. Давай лучше о тебе поговорим.
– А что обо мне говорить, – пожал Рустам плечами. – Ты и так все уже знаешь.
– Я не о прошлом, – отмахнулся Гарт, – я о будущем. Что делать-то будешь?
– Не знаю, – признался Рустам. – Я вообще-то о возвращении и не думал. Все-таки там мой дом, семья. Все знакомо, все привычно. Родина. Только-только зажил по-человечески, работать начал, машину купил…
– Это такая повозка, про которую ты рассказывал, что она без лошадей может ездить, на одних только деньгах? – уточнил Гарт.
– Угу, – кивнул Рустам. – Я, правда, немного по-другому объяснял, но суть ты уловил верно, закидываешь туда деньги, и она едет. Проблем с этой повозкой зачастую больше, чем пользы, но что поделать, в моем мире без нее трудно. Вот я и купил себе такую повозку. В общем, все у меня было нормально, иногда, правда, хотелось все бросить и вернуться в Глинглок. Да только что бы я здесь делал? Война-то ведь закончилась.
– Да, – согласился Гарт, – война закончилась. Мне очень жаль, что тебе пришлось покинуть родину.
– Мне тоже. Но что поделать, там я умру, здесь буду жить. И никто в этом не виноват, кроме меня самого. Слишком я расслабился, размяк, вот и получилось то, что получилось.
– Ты изменился, – заметил Гарт, – возмужал. Уже не мальчишка – мужчина.
– Возмужаешь тут, – смутился Рустам, – чем меня только не протыкали и не рубили. Тут и копье, и топор, и меч, и даже заурядный нож.
– Надоело?
Рустам хотел уже ответить «да», но перехватил взгляд друга и задумался.
– К чему ты это? – спросил он у Гарта.
– Ты вернулся, – улыбнулся Гарт. – Там, у себя, ты мог быть кем угодно, но здесь ты рыцарь, братец. И этим все сказано.
– То есть…
– А то и есть. У рыцарей служба бессрочная. Раз вернулся, то должен решить, готов ты к новым передрягам или не готов. Если готов, тогда обязан явиться к здешнему маркграфу, отметиться и получить назначение как рыцарь глинглокской короны.
– А если не готов? – тихо спросил Рустам.
– Все равно должен показаться у маркграфа, отметиться и попросить, чтобы тебя перевели в списки дворянского ополчения. Это значит, что, пока не начнется война, ты свободен как ветер в поле и волен делать все, что тебе заблагорассудится. В этом нет ничего зазорного, – добавил Гарт, – многие рыцари именно так и поступают.
– Я не знаю, – растерянно произнес Рустам. – Все так неожиданно произошло. В который раз все с ног на голову. Я не могу…
– Рустам, – мягко прервал его Гарт, – не напрягайся. Я не маркграф и не король, я твой друг. Не торопись, обдумай все, реши, а потом вместе пойдем к маркграфу. Хорошо?
– Хорошо.
– Вот и ладушки. А сейчас пошли-ка, братец, спать. Утро вечера мудренее, да и дорога была нелегкой.
О том, что у них всего одна кровать на двоих, Рустам вспомнил, только когда они поднялись в комнату. Он растерянно почесал в затылке и поинтересовался:
– Кто будет спать на полу, а кто на кровати? Может, монетку бросим?
– Рустам, знаешь… – Гарт замялся. – Не нужно монетки. Можешь спать на кровати. Я, видишь ли, буду спать… мм… в другом месте.
– Ага, – только и смог выдавить из себя Рустам, вспомнив о многообещающих глазах хозяйки.
– Вот тебе и ага, – ухмыльнулся Гарт и вышел из комнаты.
«А жизнь не стоит на месте, жизнь меняется, – философски подумал Рустам, перед тем как уснуть. – Влюбленный Гарт, надо же, бывает, оказывается, и такое».
– Как его звали?
– Кого, ваше величество? – удивился граф Честер.
– Лакея, погибшего во время покушения, – пояснил король.
– Ах лакея. Линтер, его звали Линтер.
– Линтер, – тихо повторил король. – У него была семья?
– Жена, двое сыновей и дочь, ваше величество.
– О них позаботились?
– Да, ваше величество. Вдове назначена хорошая пенсия. А дети получат образование и будут пристроены при дворе.
– Тяжело, – едва слышно произнес король.
Но граф Честер все-таки услышал.
– Что тяжело, ваше величество?
Георг отвернулся от открытого окна, возле которого стоял, скрестив на груди руки, и посмотрел графу в глаза:
– Тяжело быть королем, Честер. Когда над тобой только небо, а за тобой целое королевство. Этот лакей, он же не воин, но, когда пришло время, он не раздумывая пошел за меня на смерть. А я ведь даже не знал его имени.
– Не он первый, не он последний, ваше величество, – заметил граф Честер. – У каждого народа свои знамена, и не нужно быть воином, чтобы понять, что за знамена можно и нужно отдавать жизни. На наших знаменах написано ваше имя, ваше величество. И Линтер это знал.
– Да, Линтер это знал, – согласился с ним Георг.
Неожиданно взгляд его потвердел, и граф понял, что минута слабости прошла. На какое-то неуловимое мгновение король позволил себе расслабиться и немного размякнуть, но мгновение прошло. И перед графом снова предстал требовательный правитель.
– Но чье же тогда имя было на знаменах предателя Локсби?
– Герцога Аркского, ваше величество, – ответил граф без промедления. Лирика кончилась, начался серьезный разговор.
– Это меня не удивляет, – заявил Георг, усаживаясь напротив графа. – Меня удивляет, что ему дали нанести удар. Как такое могло случиться, Честер?
– Это моя вина, ваше величество, – признался граф. – Мои люди проверяли рыцаря Локсби, он не вызвал у них ни малейшего подозрения. Очень тонкая работа, ваше величество. У нас появился весьма серьезный противник – Луинэль Монтейро, барон Винроэль, он же лондейлский купец Трамгель, он же рыцарь Ахилаил, он же жрец Неиклота Бунриэль, он же Пес, легенда аркской тайной полиции, которую он же и возглавил после безвременной кончины прежнего барона Винроэля.
– Серьезный послужной список, – заметил Георг. – А смерть прежнего барона Винроэля случайно не его рук дело?
– Нет, ваше величество. Это целиком и полностью «заслуга» самого герцога Аркского.
– Пес, – задумчиво повторил Георг, – что-то знакомое.
– Архивы конклава высших жрецов, – напомнил ему граф.
– Точно, – подхватил Георг, – какой-то большой скандал, связанный с конклавом жрецов Неиклота. Один из тех скандалов, где на поверхности лишь легкая рябь, в то время как в глубине бушует буря.
– Вы верно заметили, ваше величество. Буря была страшная. Пес вошел в доверие к высшему жрецу Клайманиэлю, получил доступ в архив конклава и выкрал очень важные документы.
– Но если я правильно помню, то вора казнили. Или я ошибаюсь?
– Нет, ваше величество, не ошибаетесь. Или вернее будет сказать – ошибаетесь, но не только вы, весь мир ошибался вместе с вами. Пса принародно казнили, и на этой казни присутствовали наши агенты и представители почти всех известных нам тайных служб. Ни у кого не возникло и малейших сомнений, что Пес умер, по крайней мере, тогда. Хотя сразу же после той казни произошли весьма примечательные события. В конклав высших жрецов в течение двух лет были введены сразу трое представителей Аркской жреческой епархии. Едва вступив в конклав, они начали серьезную борьбу с другими высшими жрецами, причем не исключено, что ими были задействованы выкраденные бумаги. Были проведены несколько решений, которые давали нешуточные привилегии Аркской епархии и герцогу Аркскому. А двое высших жрецов из «старой гвардии» покончили жизнь самоубийством. Это был пик аркского могущества. Конклав не потерпел подобных грубостей. Все трое аркских высших жрецов погибли в одночасье, во время одного весьма подозрительного пожара. Привилегии Аркской епархии были тут же урезаны, но не до конца, и это недвусмысленно указывает на то, что герцоги Аркские все еще владеют украденными документами и их нынешние отношения с конклавом можно охарактеризовать как холодное перемирие. Стороны боятся друг друга и не хотят делать резких движений. Война на уничтожение не нужна никому, но и полноценного мира между ними быть уже не может. В то время как Пес, заваривший всю эту кашу и считавшийся мертвым, оказался очень даже живым. И успел даже побывать в наших руках, но, к сожалению, мы его неразумно отпустили, обменяв на сэра Хорнблая и еще четырех наших рыцарей. А теперь он возглавляет тайную полицию герцога Эландриэля. И, судя по всему, имеет прямой и недвусмысленный приказ – убить ваше величество.
– У него почти получилось, – нахмурился Георг.
– Да, и это моя вина, – повторно повинился граф. – Я был слишком беспечен, и это едва не стало причиной катастрофы. Нельзя было доверять безопасность вашего величества одним только гвардейцам. Гвардия может защитить от копий наступающего противника, но против коварства убийц она бессильна.
– Что ты предлагаешь?
– Я предлагаю, ваше величество, основать рыцарский орден телохранителей. С жестким отбором в его ряды, где основополагающими критериями станут не знатность и богатство, а преданность и боевая выучка. Мы не можем закрыть гвардию для отпрысков знатных семей, среди которых нетрудно посеять измену. Но рыцарский орден – это не гвардия. Он не только может быть, но и должен быть закрытым. Это не будет противоречить ни обычаям, ни законам. Не будет бросаться в глаза и не будет провоцировать знать.
– Идея толковая, – признал Георг. – Но в королевстве уже существуют два рыцарских ордена, стоит ли создавать третий?
– Стоит, ваше величество, – уверенно ответил граф. – Более того, уже существующие ордены послужат прекрасной ширмой для ордена телохранителей.
– Хорошо, – согласился Георг, – набросайте устав и основные положения, посмотрим, может, что-то и впрямь получится.
Граф молча поклонился. Над проектом ордена телохранителей уже работали лучшие специалисты тайной службы. День-два, и все будет готово. В вопросах безопасности граф не терпел промедлений и проволочек, и в его ведомстве об этом знали.
– И еще, – продолжил тем временем его величество, – что там с этим молодым гоблином, подавшим прошение на мое имя о принятии его на королевскую службу? Информацию собрали?
– Да, ваше величество. Фабио Иманали – младший сын гоблинского банкира Паоло Иманали. Родился и проживает в Глинглоке. Умен, образован, обладает недюжинными способностями в области финансов. Несмотря на молодость, уже успел провести несколько успешных операций в банкирском доме своего отца. Способен на нестандартные решения, имеет аналитический склад ума и хорошие организаторские способности.
– Неслабо, – с легкой растерянностью произнес Георг. – Как же тогда так получилось, что подобному специалисту приходится искать работу на стороне? Такими кадрами не разбрасываются.
– Это все эмоции, ваше величество. Фабио Иманали влюбился в некую Венеру Султанэли, сироту, проживавшую в их доме. И сорвал тем самым планы своего отца, задумавшего женить его на Алсер Антонадо и таким образом объединить два банкирских дома. Между отцом и сыном произошла ссора, после которой Фабио был изгнан из дому.
– Хорошо, а почему же тогда он пришел к нам, а не обратился в другие банкирские дома?
– Этому способствовали целых два фактора, ваше величество. Первое – старик Иманали надеется, что изгнание послужит хорошим уроком для молодого строптивца и вынудит его вернуться в семью и покориться отцовской воле. В связи с чем предупредил всех своих сородичей, что ежели они не хотят вызвать его неудовольствие, то не стоит покровительствовать изгнанному Фабио. Второй фактор заключается в характере самого Фабио. Парень очень честолюбив и не собирается прозябать в чужих банкирских домах, где ему уготованы только вторые роли. Видимо, он решил, что в нашем казначействе у него шансов больше.
– Интересно, – заметил Георг, – но это все на поверхности. А что в глубине? Какова вероятность, что вся эта романтичная история не более чем красивая ширма для внедрения молодого Фабио в мое казначейство?
Граф понимающе покачал головой.
– Мы все проверили, ваше величество. Парень чист, хотя наши эксперты и не исключают возможности внедрения. Однако… хотите мое личное мнение, ваше величество?
– Конечно.
– В этом деле нет никакого второго дна. Фабио Иманали не агент влияния. Он просто влюбленный упрямец, покинувший отчий дом и ищущий свое счастье на стороне. И если вы примете его на службу, ваше величество, он будет верен вам.
– Что ж, граф, вашему мнению я доверяю полностью. Если вы так считаете, значит, так оно и есть. Но у этого дела есть еще и другая сторона. Гоблинские банкиры наши друзья и партнеры. Мне не хотелось бы наступать им на мозоли. Если мы примем молодого Иманали на службу, не почувствуют ли они себя оскорбленными?
– Нет, ваше величество, даже напротив – гоблины вздохнут с облегчением, эта история им уже порядком надоела. Они будут только рады, что все наконец разрешилось, пусть даже и таким причудливым образом.
– Тогда не будем тянуть, – решительно заявил Георг и достал из стола незаполненный патент. – Проверим парня в деле и для начала сделаем его секретарем у младшего казначея Освальда. Пусть систематизирует наши займы.
Не так представлял себе Рустам встречу с маркграфом, совсем не так. Впрочем, и Гарт хорош, мог бы и предупредить. Тогда и позориться не пришлось бы, стоя в дверях с отвисшей от удивления челюстью.
– Ну что встал, – усмехнулся его сиятельство, отрываясь от лежащих перед ним документов, – проходи, раз пришел.
Рустам машинально сделал несколько шагов вперед и растерянно произнес:
– Господин маршал?
– Бывший маршал, – поправил его Седрик Тревор, – и бывший барон, а ныне, как видишь, маркграф Норфолдский и главнокомандующий северной армией. Да ты проходи давай, чего встал-то? Садись вот напротив и докладывай. Где был? Что все это время делал? И почему отлынивал от королевской службы?
– Я не отлынивал, меня отпустили, – вырвалось у Рустама.
– Ваше сиятельство, – ненавязчиво напомнил Седрик.
– Ваше сиятельство, – поправился Рустам, – я не отлынивал, граф Калу сказал, что моя служба закончена и я могу быть свободен.
– А ты и рад? – ухмыльнулся Седрик.
– Как это? – растерялся Рустам. – То есть я хотел сказать… э-э-э, я не знал… я думал, ваше сиятельство… э-э-э…
– Ладно, расслабься, – махнул рукой Седрик. – Тогда, после войны, бардак был полный. Твоей вины здесь нет. Да и где был, не так важно. Важно – что вернулся и готов к службе. Дел сейчас много, а рыцарей мало. Отстраиваться надо, землю поднимать, пахать, сеять надо, чтобы не пришлось снова осенью хлеб закупать. А для этого в первую очередь нужно крестьянина защитить, чтобы работал он спокойно, без оглядки на ближайший лес. Разбойников всех переловить, нечисть вывести и границу закрыть от лихих бригад с эльфийской стороны. Короче, работы невпроворот, так что ты вовремя. Где остановился-то?
– На постоялом дворе… ваше сиятельство.
Седрик, взяв перо и бумагу, размашистым, крупным почерком написал короткую записку и протянул Рустаму:
– Передашь кастеляну. Сегодня же собирай вещи и перебирайся в замок. Кастелян поможет тебе устроиться. Вечером ужинать будешь со мной и моими рыцарями, там и подберем тебе дело по плечу да по способностям. Все ясно? Ну а раз ясно – действуй.
Рустам машинально поднялся и отдал честь. Он собирался уже выйти, когда Седрик его окликнул:
– Кстати, сэр Рустам, помнишь, что ты там говорил графу Калу? Что-то вроде того, что убивать и терять – это не для тебя?
– Помню, ваше сиятельство.
– Так вот: забудь. Ты рыцарь, у тебя меч на поясе и сердце в броне. Ты убиваешь и теряешь, чтобы другие жили спокойно. В этом твой долг. И мой тоже. Иди.
– Ну что молчишь? – набросился на Рустама Гарт. – Что сказал маркграф?
– Маркграф сказал – вперед и с песней! – буркнул Рустам и укоризненно ткнул Гарта кулаком в плечо: – А ты тоже хорош, мог бы предупредить, что барон Годфри стал маркграфом Норфолдом.
– Да ладно, – отмахнулся Гарт. – Не хотел портить сюрприз, думал, тебе будет приятно.
– Ага, – поддакнул Рустам, – приятно было по самое не балуйся. Пока я там стоял с открытым ртом, за меня уже все решили – и поругали, и похвалили, и работой загрузили. Я про дворянское ополчение даже заикнуться не сумел.
– А оно тебе надо? – ухмыльнулся Гарт во весь рот. – Это дворянское ополчение?
Рустам задумался.
– Я хотел бы решать сам, – сказал он наконец.
– Ну так и реши сам, – предложил Гарт. – Пока еще не поздно повернуть все вспять. Можешь вернуться и сказать, что ты не можешь. Неволить не будут, я уверен.
Рустам нервным движением взъерошил волосы.
– Я не хочу больше убивать детей.
– Вот еще! – насмешливо воскликнул Гарт. – Если ты про тех эльфят, то хочу тебе напомнить: у них было оружие, и они его использовали.
– Возможно, они были напуганы. Просто напуганы, потому и убили. Я должен был сначала разобраться…
– Они убили Жано, – напомнил Гарт.
– Жано просил меня не мстить. – Рустам до боли закусил губу. – Но я потерял голову, я не мог отпустить их просто так, я хотел убивать, хотел крови… и я ее получил.
– Ты отпустил девчонку.
– И это единственное, о чем я не жалею.
– Послушай, – Гарт положил руку ему на плечо, – не кори себя попусту. Ты ни в чем не виноват. Иногда бывают такие ситуации, когда нет правильных решений. И любой твой выбор принесет с собой зло.
Рустам поднял голову и посмотрел другу в глаза:
– Может быть, потому мне и нужно было сейчас отказаться, чтобы больше не попадать в такие ситуации. Чтобы больше не выбирать из двух зол меньшее.
Лицо у Гарта закаменело.
– Это твоя жизнь, Рус. Тебе и решать.
Рустам отвернулся.
– Хочешь вернуться и отказаться? – спросил Гарт намеренно безучастно.
Рустам только тяжело вздохнул в ответ. Тогда Гарт продолжил:
– Это не самый плохой выбор, братец. Ты хорошо послужил Глинглоку и имеешь полное право уйти на отдых. Никто и не подумает тебя упрекнуть.
Рустам задрал голову и посмотрел на пронзительно-синее небо. Самое время обратиться к Богу и спросить совета. Но Бог не дает советов, как не дает и ответов. Бог лишь задает вопросы, отвечать на которые необходимо самостоятельно.
– Мой отец любил повторять, – тихо сказал Рустам то ли Гарту, то ли самому себе, – «никогда не перекладывай свою работу на чужие плечи». Я часто с ним спорил и очень редко соглашался с его советами. Но сейчас я понимаю, что он был прав, почти всегда был прав. Быть рыцарем – убивать и терять, служить и защищать – это тоже работа. Не громкие слова в красивой обертке, а кровь на грязи… – Он замолчал.
– Что ты решил? – спросил Гарт.
– Я решил не перекладывать свою работу на чужие плечи, – ответил Рустам. – Хочу я этого или нет, но я рыцарь. А маркграф сказал, что для рыцарей сейчас много работы и кто-то должен ее делать. Этим все сказано.
– Не подумай, что я тебя отговариваю, – осторожно произнес Гарт, – но ты должен понимать, что снова можешь попасть в ситуацию, когда из двух зол придется выбирать меньшее. Готов ли ты к этому?
– Нет, – немного хрипло отозвался Рустам. – Но я буду стараться, я очень сильно буду стараться, чтобы такие ситуации больше никогда не повторялись.
Гарт некоторое время смотрел ему в глаза, потом кивнул:
– Что ж, значит, возвращаемся на королевскую службу. Не так уж это и плохо, особенно учитывая, что мы с тобой уже не безнадежные. Кормить нас должны будут лучше, а бить меньше. А это что у тебя? Поручение к кастеляну? Хм, получается, переезжаем в замок. Ладушки, пошли собирать вещи.
Рустам не хотел этого говорить, но и промолчать он не мог.
– Гарт, ты не обязан идти вслед за мной на службу, – выдавил он из себя. – У тебя своя жизнь, свои дела, постоялый двор опять-таки… В общем, я пойму, если ты…
– Стоп, – остановил его Гарт. – Хватит, братец, молоть чушь. Во-первых, мы с тобой друзья. А во-вторых, я абсолютно свободен и у меня нет дел, которые было бы жалко бросить. Что же касается постоялого двора, то я уже говорил тебе, что я еще не готов. Она милая женщина, и, признаться, я к ней очень даже… хм… неравнодушен, но… Короче, королевская служба – это великолепный шанс немного приостановить кое-какие отношения. Ты понимаешь?
Растроганный Рустам обнял его:
– Я рад. Я очень рад.
– А уж я-то как рад, – постарался скрыть за усмешкой свое волнение Гарт. – Да ладно, чего уж там, пошли лучше кастеляна разыщем. И, когда он тебя спросит, сколько у тебя людей, не забудь про меня, а не то придется спать по очереди на одной кровати. А я этого не люблю, ты знаешь.
– Фабио Иманали, секретарь младшего казначея, – объявил дворецкий.
Молодой гоблин глубоко вздохнул, скрестил на удачу пальцы и, низко кланяясь, вошел в королевский кабинет. Ему уже доводилось видеть короля, но никогда еще он не был от него так близко – десять шагов, строго по этикету. Когда Фабио остановился у положенной ему по рангу отметки, король оторвал взгляд от бумаг и смерил его взглядом, заставившим Фабио затрепетать. У него пересохло во рту и противно задрожали колени.
– Ваш преданный слуга явился по вашему зову, ваше величество.
Король взял со стола исписанный лист и взмахнул им в воздухе:
– Знаешь, что это такое?
– Никак нет, ваше величество.
– Это прошение от казначея Уотфорда с просьбой тебя уволить.
Фабио натужно сглотнул воздух, застрявший в горле. У него вдруг неприятно перехватило дыхание.
– Уотфорд пишет, – продолжил король, – что ты своевольничаешь, лезешь не в свои дела и возводишь клевету на моих честных слуг. Он также жалуется, что ты ведешь непозволительные речи и чересчур дерзок со старшими по званию. Этого вполне достаточно не только для увольнения, но и для начала служебного расследования. Королевская служба – дело серьезное, проштрафившихся не выгоняют, а сажают в крепость. Ты должен был знать об этом, когда подавал прошение о приеме на службу.
– Ваше величество…
– Я разве разрешил тебе говорить? – Голос короля хоть и прозвучал бесстрастно, но это бесстрастие было для молодого гоблина страшнее отцовской ярости. – Я хочу, чтобы ты запомнил: со мной можно спорить, меня можно убеждать, но никогда и ни в коем случае мне нельзя перечить.
Фабио вжал голову в плечи и не на шутку пригорюнился. «Что теперь со мной будет? – мелькнула у него в голове шальная мысль и тут же была поглощена другой, более важной: – А что будет с Венерой, если меня посадят?»
Молодость есть молодость, опыт приходит с годами, и никак иначе. Будь Фабио постарше, он бы непременно задумался – а чего ради король дает ему уроки на будущее (пускай и весьма жесткие), если все равно собирается его посадить?
Тем временем король, убедившись, что молодой гоблин проникся до глубины души, скомкал прошение казначея Уотфорда и выбросил его в корзину.
– А теперь перейдем к делу. Подойди ближе и сядь.
Совершенно растерянный Фабио поднял голову.
– М-мне…
Он хотел сказать: «Мне не положено подходить ближе». Но король удивленно приподнял бровь, и слова благоразумно застряли в горле. Потрясенный гоблин подошел ближе и сел на стул, стоявший всего в четырех шагах от его величества. Так близко к королю не могли приближаться даже титулованные дворяне.
Королю было не до этикета. Он взвесил на ладони толстую папку и сказал:
– Я пролистал твои отчеты и предложения. Здесь написано, что мы можем сэкономить семнадцать тысяч золотых монет. Объясни.
Сердце молодого гоблина вздрогнуло и затрепетало в груди, подобно влюбленному жаворонку. Он позеленел от волнения и, глубоко вздохнув, словно перед прыжком в омут, принялся излагать. Вкратце пробежавшись по использованным им методам систематизации и анализа и более подробно остановившись на выявленных в результате фактах, Фабио шаг за шагом раскрыл перед королем неприглядную картину многочисленных злоупотреблений. Это было тем более удивительно, что он не рассказал ничего нового или ранее неизвестного. Фабио всего-навсего собрал разбросанные по многочисленным отчетам сведения и сложил их в единую мозаику. Выводы получились шокирующие и неутешительные:
– Таким образом, ваше величество, мы повсеместно закрываем «дешевые» займы и продолжаем платить по «дорогим». Вот очередной пример: банкирскому дому Критолини мы должны двадцать четыре тысячи золотых под двенадцать процентов, а банкирскому дому Бриоли – двадцать три тысячи под двадцать один процент. Следуя простейшей логике – из этих двух займов следует закрыть «дорогой» кредит Бриоли, продолжая выплачивать «дешевые» проценты Критолини. Вместо этого, по неведомым мне причинам, казначейство закрывает кредит Критолини, продолжая выплачивать большие проценты Бриоли. А ведь это на две тысячи монет больше. И все это на фоне жестокого дефицита. В то время как стоит только рационализировать погашение казначейских займов, и в первый же год высвободятся искомые семнадцать тысяч. А ведь есть еще бартерные займы, это те случаи, когда казначейство занимало не деньгами, а товаром. Конечно, в некоторых сделках четко прописано, чем, собственно, мы должны расплачиваться. Но в большинстве случаев казначейство разумно оставило за собой право решать, в чем именно будет производиться расчет. Однако, разумно оставив за собой это право, распоряжаемся мы им абсолютно неразумно. Как пример – сделка с гномьей ростовщической конторой «Клекланд и сыновья». Еще до войны они ссудили казначейство зерном – пятьдесят четыре тонны пшеницы под двадцать шесть процентов. Не знаю, право, как им это удалось. Разумно – закрыть столь «дорогой» заем при первой же возможности. Но абсолютно неразумно, я бы даже сказал преступно, расплачиваться по займу зерном, выросшим в цене более чем в два раза. Ведь по договору мы можем расплатиться и деньгами…
– Сколько мы можем сэкономить на бартерных сделках? – прервал его король, до этого времени внимательно слушавший.
– Не знаю, ваше величество, – признался гоблин, которому родная финансовая стихия помогла прийти в себя и избавиться от робости. – Как секретарь младшего казначея Освальда, я имел доступ только к так называемым чистым займам. Информацию по бартерным займам мне удалось раздобыть лишь по двум-трем случаям.
Лицо короля оставалось спокойным, но в глазах проявились стальные отблески, выдавшие хорошо контролируемый холодный гнев.
– Добрая половина из доложенного тобой не попала в твои отчеты. Почему?
– Я боялся за свою жизнь, ваше величество, – честно ответил гоблин. – Слишком большие деньги, ради них даже мягкотелые чиновники сподобятся на убийство.
Глухо хрустнули королевские пальцы, сжатые в кулак, глухо прозвучал и вопрос:
– Освальд?
Фабио облизнул пересохшие губы.
– Чист, ваше величество.
В воздухе повисла напряженная пауза, которую прервал тяжелый вопрос:
– Уотфорд?
– Чист, ваше величество, – выдохнул молодой гоблин. – Их запутали в цифрах и отчетах. Завалили массой мелких расчетов. Они виноваты лишь…
– Договаривай.
– В невнимательности, ваше величество.
Фабио хотел сказать «в некомпетентности», но ему показалось, что это будет похоже на грязную попытку «подсидеть» вышестоящее начальство, и он невольно сгладил формулировку. От короля не ускользнули его душевные метания, он все понял правильно и по достоинству оценил. Впрочем, разговор был еще не окончен.
– Честер, тебе пора к нам присоединиться, – сказал король.
Гобелен с изображением соколиной охоты отъехал в сторону, и из потайного угла вышел глава тайной службы, граф Честер. Фабио остолбенел от удивления и страха, вновь напомнившего о себе. Графа Честера во дворце боялись все, за исключением лишь самого короля и его старого дворецкого Бертрама.
– Покажи ему список, – приказал король.
Граф протянул Фабио исписанный листок бумаги. У Фабио задрожали пальцы, от этого списка веяло сыростью темницы и жаром пыточных принадлежностей.
– Все ли здесь? – тихо спросил у него граф.
Фабио взял себя в руки. В конце концов, произволом здесь и не пахло, графа Честера считали ужасным, но справедливым. А наказание есть воздаяние. Нечего было воровать и жировать за чужой счет. Фабио прочитал список и уверенно ответил:
– Нет.
После чего назвал несколько имен, которые граф прямо на его глазах собственноручно добавил в список.
– А теперь?
Фабио еще раз проверил список и решительно очертил ногтем несколько фамилий:
– Про этих я ничего не знаю.
– Зато мы знаем, – усмехнулся граф. – Ваше величество, разрешите?
– Докладывайте, Честер. Присутствие Иманали нам не помешает, даже напротив, будет весьма полезно.
– Ваше величество, здесь нет измены. В основном – сговор, взяточничество и казнокрадство. При полном попустительстве невиновных, но и некомпетентных руководителей. А в частности королевского казначея Уотфорда и его помощников, младших казначеев вашего величества. Мы еще не разгадали всех хитросплетений, но и того, что накопали, уже вполне достаточно для проведения арестов.
– В этом деле необходимо разобраться до конца, – заявил король. – Брея Уотфорда в почетную отставку, сор из дворца выносить не будем, пусть все оформят чинно и красиво. Всех, кто замешан, – сегодня же арестовать и подвергнуть допросу. Однако предупреждаю: раскаленное железо дозволительно применять только к тем, чья вина не вызывает сомнений.
– Как прикажете, ваше величество, – поклонился граф.
Король достал из ящика заполненный патент и протянул его Фабио:
– Это патент на должность королевского казначея. Ты возглавишь мое казначейство и будешь заведовать королевской казной.
Фабио позеленел почти до синевы и бережно, двумя руками, прикоснулся к патенту. Но его величество не спешил выпускать бумагу.
– Я хочу, чтобы, прежде чем принять решение, ты осознал – обратного пути не будет. Королевский казначей знает слишком много и просто так не уходит. Уотфорд – исключение, он служил моему отцу. К тебе у меня подобных чувств нет, если проворуешься или не справишься – навсегда исчезнешь в сырых подвалах. Поэтому, если не уверен, лучше откажись.
Фабио убрал от патента руки, вытер рукавом вспотевшее от напряжения лицо и встал на колени:
– Я не подведу вас, ваше величество.
Он протянул ладони, и король вложил в них патент. Фабио поцеловал королевскую подпись и отчеканил:
– Клянусь служить вашему величеству верой и правдой, не жалея живота своего и сна своего. Моя жизнь отныне принадлежит вам, ваше величество.
