Глава 4
Королевский изгнанник

Тяжелые серые волны с грохотом разбивались о серые камни. Пронзительный, холодный ветер гнал по небу низкие серые тучи. Принцу, смотревшему в окно небольшого бревенчатого домика, стоявшего у самого моря, казалось, что весь мир сегодня раскрашен серыми красками. Серый тон присутствовал во всем: в волнах, в тучах, в камнях и даже в мыслях молодого принца. За его спиной у письменного стола стоял Седрик Тревор, барон Годфри, его бывший учитель и наставник. Именно барон Годфри посвятил в свое время принца в рыцари, подарив ему его первый рыцарский меч. И в любое другое время глинглокского принца очень обрадовал бы приезд наставника.

В любое другое время, но не теперь. Барон привез с собой дурные вести. Он поведал принцу об изменениях, произошедших в королевстве со времени его изгнания. Новости были нерадостными: страна была в глубоком экономическом кризисе. Министры короля вводили все новые и новые налоги, крестьяне разорялись и покидали свои дома. Иноземные купцы предпочитали в последнее время объезжать Глинглок стороной, их отпугивали втрое выросшие пошлины и разбойники, расплодившиеся в последнее время на территории королевства. Несмотря на новые налоги и выросшие пошлины, казна королевства была совершенно опустошена и разграблена, широкий поток былых поступлений иссяк, превратившись в жидкий ручеек. Безвольный и слабый король, тем не менее уверовавший в свою божественную исключительность, почти каждый день устраивал пышные приемы и праздники, проводил бесконечные турниры. Золото расточительно уходило на подарки фаворитам и роскошные костюмы для королевских слуг, которые по приказу короля щедро украшались золотом и драгоценными камнями. Да, двор блистал, поражая иноземных дипломатов и гостей короля, но какой ценой давался этот внешний блеск, могли поведать сухие цифры финансовых отчетов, привезенных бароном прямиком из столицы и лежавших сейчас у принца на столе. При этом государственные дела были отданы полностью в ведение советников и министров, сплошь бездарностей и лизоблюдов. Король нуждам королевства предпочитал развлечения и беспечное времяпрепровождение.

Принц Георг бросил еще один взгляд на серые волны за окном и повернулся к своему бывшему учителю:

– Договаривайте, барон. Я прекрасно вас знаю и вижу, что вы еще не все мне рассказали. Ну же, я жду, – требовательно сказал принц. – Что еще натворил мой царственный братец?

– Вы правы, ваше высочество. Я еще не все вам рассказал. Но не знаю, следует ли мне говорить вам об этом, – замялся неожиданно суровый рыцарь.

Принц с удивлением посмотрел на него:

– Интересно, что же это может быть такое, что вы боитесь мне об этом говорить? Что бы это ни было, раз уж вы взяли на себя труд приехать ко мне, то говорите, – приказал он барону.

– Хорошо, если вы настаиваете, ваше высочество, я расскажу. Ваш брат, ваше высочество, боюсь, не сможет подарить стране наследника, он совершенно перестал интересоваться женщинами. Вместо них в его постели постоянным гостем стал юный Гарет Спенсер.

– Вы хотите сказать, что король стал мужеложцем? – ошеломленно спросил принц.

– Именно так, ваше высочество, – облегченно выдохнул барон.

– Это только слухи или?.. – Принц строго нахмурился.

– Никак нет, ваше высочество. К сожалению, мне самому пришлось быть свидетелем одной весьма недвусмысленной ситуации. Есть и другие очевидцы, заслуживающие доверия. Впрочем, его величество и не скрывает своих новых предпочтений.

– Вот как, – задумчиво произнес принц. – А что с королевой?

– Королева в опале, ваше высочество. Она по-прежнему занимает свои покои во дворце, но больше не сопровождает его величество в поездках и не сидит рядом с ним на троне. Под тем или иным предлогом у нее изъяты почти все ее драгоценности, часть продана, часть украшает одежды братьев Спенсер. – Могучий барон не поднимал глаз, ему явно претило выступать в роли сплетника и рассказывать о неприглядных сторонах жизни своего короля.

– Какой удар для королевы, какой позор для короля, – тихо прошептал погрустневший принц. – Это все? – спросил он у барона.

– Нет, ваше высочество. Есть кое-что еще.

– Еще новости? – Принц удивленно поднял брови. – Надеюсь, хоть что-то хорошее вы сможете мне сегодня поведать?

– Даже не знаю, как вам сказать, новость, скорее всего, хорошая, хотя это еще с какой стороны на нее посмотреть, – еще больше смутился барон.

«Да что же это такое с ним сегодня происходит?» – подумал принц. Он никогда раньше не видел своего сурового наставника в таком смущении.

– Вы меня пугаете, – сказал принц вслух. – Давайте же говорите, а я уж решу, хорошая это новость или плохая.

– Ваше высочество, – начал барон торжественным голосом и, подняв голову, посмотрел принцу в глаза, – говорить красиво я не умею, поэтому скажу прямо. Я говорю сейчас не только от своего имени, но и от лица самых знатных людей королевства. В этом конверте, ваше высочество, – барон достал из потайного кармана коричневый конверт, запечатанный сургучом, и положил его на стол, – лежат бумаги с подписями и печатями, подтверждающими мое право говорить и от их имени тоже. Мы имеем честь предложить вам корону Глинглока – со всеми правами и обязательствами, вытекающими из владения таковою. И просим вас занять трон, принадлежавший вашему отцу.

Барон опустился на колено и преклонил голову. Принц задумчиво взял со стола конверт и вскрыл его. В конверте лежали свернутые вдвое листы. Он развернул один из них и прочитал следующее:

Бумага была скреплена личной печатью графа. Принц просмотрел все листы, текст везде был одинаковым, разнились лишь подписи и печати. Всего в конверте было больше двадцати подобных грамот от графов и баронов Глинглокского королевства.

– Встаньте, Седрик. – Принц был поражен, но тем не менее голос его прозвучал спокойно.

Могучий барон поднялся на ноги, лицо его было взволнованно, глаза смотрели прямо на принца в ожидании ответа. Принц молча перебирал бумаги и смотрел на подписи и печати. Семь графов и пятнадцать баронов – немного. Зато за каждой подписью стоял человек незаурядный, чье влияние и могущество определялось не столько знатностью рода, сколько личными достоинствами. И тем не менее двадцать три знатных сеньора, если считать вместе с бароном Годфри, – это слишком мало на фоне трехсот крупных феодальных уделов Глинглока.

– Ваше высочество, здесь всего двадцать два письма от наиболее преданных вам людей. Но если вы дадите свое согласие, их поддержат более двухсот баронов королевства, – правильно истолковал барон молчание своего бывшего ученика.

– Я слишком давно знаю вас, чтобы сомневаться в ваших словах. Но скажите, разве мой брат умер? – Принц Георг резко развернулся и посмотрел прямо в глаза барона.

– Нет, ваше высочество, король жив. – Барон Годфри опустил глаза под его требовательным взглядом.

– Это значит, что вы хотите предложить мне начать гражданскую войну? Ввергнуть Глинглок в жестокую междоусобицу? – Слова принца звучали четко и жестко. – Не лучше ли тогда будет оставить все как есть? Лучше терпеть плохого короля, нежели залить кровью родную землю.

– Ваше высочество, вы сын Карла Третьего и законный наследник престола. Учитывая проявившиеся наклонности короля, он вряд ли будет способен самостоятельно произвести на свет наследника. И после его смерти вы все равно непременно станете королем. Таков нерушимый закон престолонаследия. – Барон поднял голову и, встретив взгляд принца, твердо закончил: – А если это неизбежно, зачем подвергать королевство тяжелым испытаниям? Не лучше ли поторопить события?

– Вы предлагаете… – тихо сказал принц.

– Да, ваше высочество. Одно ваше слово – и Карл Четвертый больше не будет позорить трон своих предков, – глухо произнес барон. – Я уполномочен передать, что верные вам люди готовы все организовать и выполнить сами, вашему высочеству достаточно только отдать приказ, и через месяц вы станете королем.

– Убийство, – все тем же тихим голосом произнес принц. Его не пугало это слово. У королей и принцев своя мораль. На фоне интересов государства человеческая жизнь не самая большая ценность. Но сейчас принц вкладывал в это слово особый смысл. Не отводя взгляда от глаз барона, он ледяным голосом спросил: – Вы предлагаете мне отдать вам приказ – пролить королевскую кровь?

– Гнилую кровь, ваше высочество, – рискнул пояснить барон.

– Вы называете кровь короля Карла Третьего гнилой? Или это кровь Карла Второго, короля-воина, стала гнилой в ваших глазах, барон? – Георг не повышал голос, но под его взглядом могучий барон съежился и словно стал меньше ростом. – Вы забываете, что эта же кровь течет и в моих жилах. Может, следом дворяне решат, что и моя кровь прогнила, и захотят пролить и ее?

Принц, несмотря на свой высокий рост, был значительно ниже барона. Тот возвышался над ним крепостной башней, однако сейчас казалось, что это принц смотрит на барона сверху вниз.

– Мой принц, – только и смог выдавить из себя барон.

– Да, Седрик, я твой принц. Но разве не был я твоим учеником? Разве не ты учил меня чести, верности и рыцарскому достоинству? А сейчас мой учитель и наставник предлагает мне пролить кровь родного брата, короля, которому мы оба клялись в верности. Это выше моего понимания, Седрик. Я мог ожидать подобного от кого угодно в наши тяжелые времена, но только не от тебя. Разве не ты сам учил меня тому, что нет у нас ничего, кроме чести, и что лучше потерять жизнь, нежели лишиться чести? – Услышав такие слова, покрасневший барон шумно выдохнул и снова опустился на одно колено, низко склонив при этом голову. Принц подошел к столу и взял бумаги, привезенные бароном. – Честер, Бланше, Калу, Лансье – эти имена овеяны славой. Эти имена – сама верность и неразрывно связаны со славой Глинглока и глинглокских королей. А сейчас эти люди, знакомством с которыми я раньше гордился, готовы втоптать в грязь свои славные знамена. Нарушить свои клятвы верности и пролить кровь своего сюзерена – королевскую кровь. И с просьбой благословить их на это бесчестье они прислали ко мне человека, которого я считал воплощением дворянской чести. Человека, посвятившего меня в рыцари и являвшегося в моих глазах образцом глинглокского воина и дворянина. Как же ты мог, Седрик Тревор, барон Годфри, опуститься до такого бесчестия?

Принц снова повернулся к преклонившему колено барону и требовательно посмотрел на него. Словно почувствовав его взгляд, барон поднял голову. Лицо его было красным от переполнявшего его стыда, но глаза смотрели твердо. Твердо прозвучал и голос:

– Мой принц, мне выпала честь быть вашим наставником. Но я в свою очередь, как и все глинглокские рыцари, был лишь учеником у вашего отца. Именно у него мы учились чести, верности и достоинству, но помимо этого он научил нас любить свою страну. Любить самозабвенно, так, как он любил ее сам. Я хорошо усвоил его уроки, как и те его ученики, печати и подписи которых стоят на этих бумагах. Да, я учил вас, что честь прежде всего. А ваш отец в свою очередь научил всех нас, что прежде всего Глинглок. И только потом мы, сыновья Глинглока, вместе со своей честью и жизнями. – По мере того как барон говорил, краска покидала его лицо, а голос звучал спокойней. – И если на одной чаше весов будет королевство, а на другой наша честь, мы выберем Глинглок, как бы тяжело нам ни далось это решение и как бы много мы при этом ни потеряли. Да, ваше высочество, вы правы. То, на что мы просим вашего согласия, – это бесчестье для каждого из нас. И поверьте, мы все отдаем себе в этом отчет, поэтому на этом столе и лежат всего двадцать две подписи и печати. В случае вашего согласия после совершенного убийства короля, – барон произнес эти слова без малейшей заминки, – мы готовы навсегда лишиться своих шпор и гербов. И понести любое другое, даже самое суровое, наказание из ваших рук. – Барон особенно выделил последние слова. Он посмотрел на принца в ожидании ответа, но принц молчал. И тогда, не выдержав, барон взмолился: – Ваше высочество, Глинглок гибнет. Вы далеко, и отсюда многое не видно или кажется не таким плачевным. Но мы – там и изо дня в день наблюдаем его падение. Крестьяне нищают, ремесленники покидают наши города и ищут счастья на чужбине. Туда же устремляются и лучшие солдаты и командиры из коронных полков. Уже вторую весну в королевство приходит голод, а феоды погрязли в междоусобицах, узаконенных королем с подачи графа Спенсера. Мы переругались со всеми нашими союзниками и заигрываем с эльфами, нашими исконными врагами. Вы слышали о пресловутой казни браконьеров, когда на площади казнили троллей? Троллей, ваше высочество! Как можно казнить травоядных троллей за браконьерство? – Барон умоляюще посмотрел на принца, он был в хороших отношениях с оркскими кланами и перенял от них трепетное отношение к большим и безобидным троллям. – В этом деле явно не обошлось без эльфийских козней. Ведь Гарет Спенсер без ума от эльфов, он носит эльфийскую одежду, слушает их песни и дружит с эльфийскими послами. А наш король всегда готов порадовать своего милого друга. В то время как оркские послы покидают пределы королевства и наши верные союзники отказываются от старой дружбы. Ваше высочество, только отчаяние могло толкнуть нас на этот поступок. Король, неспособный править, выбравший себе порочных и недалеких министров, – это настоящее бедствие для нашей страны. Наши враги поднимают голову и алчно зарятся на наши границы. Те же эльфы, уверяя Карла Четвертого в своей дружбе и искренности, откровенно зарятся на наши земли и формируют новые полки. Они чувствуют болезнь, поразившую Глинглок, и как шакалы кружат вокруг, ожидая, когда глинглокский лев окончательно ослабнет и можно будет вцепиться нам в глотку. А у нашего короля в казне нет золота для своих солдат, зато его много для фаворитов и лизоблюдов. Если не начать действовать немедленно, мы можем навсегда потерять Глинглок. И что будут стоить наши жизни и наша честь, если мы позволим этому случиться? Ваше высочество, соглашайтесь. Мы не просим ничего для себя и готовы безропотно понести любое наказание, вплоть до плахи, лишь бы вы согласились надеть корону. И Глинглок наконец вернулся бы в надежные руки. Мой принц, умоляю вас стать нашим королем, – с отчаянием закончил барон свою речь, больше похожую на молитву.

– Королем, – задумчиво повторил за ним принц.

Он сделал барону знак подняться с колен, затем снова подошел к окну и бросил невидящий взгляд на разбушевавшуюся стихию. Какой соблазн – стать королем. Как сильно переживал он, наблюдая, как на его глазах старший брат рушит все, чем гордились и ради чего не покладая рук трудились его отец и дед. Как бессильно сжимались кулаки после бесплодных попыток повлиять на брата. И какая страшная тоска по родине томила его душу, душу глинглокского принца, вынужденного скрываться на чужбине из опасения за свою жизнь. Все пережитые им унижения пронеслись перед его глазами за считаные мгновения, вся серость нынешнего бытия.

И вот, казалось, теперь найдено решение, от него требуется только дать согласие, и в течение короткого времени он вернется в Глинглок, дабы стать его королем. Как много он смог бы сделать для своей страны, как много он хотел сделать для нее. И как часто мечтал об этом бессонными ночами. Девяносто девять принцев из ста в ответ на такое предложение незамедлительно ответили бы «да». Но в груди глинглокского принца билось сердце настоящего короля, короля не столько по крови, сколько по призванию.

Барон стоял посреди комнаты у письменного стола, заваленного бумагами, и не отрываясь смотрел на задумавшегося принца. Смотрел с волнением, ожиданием и затаенной болью. В эти минуты он искренне молил Бога, чтобы Георг ответил на их предложение согласием. Как он сможет после этого жить – жить без чести, этого барон Годфри не знал. Он мог лишь как заклинание повторять про себя слова, которые его учитель король Карл Третий приказал выбить на своем надгробии:

Могучий как дуб барон стоял посреди комнаты, разрываемый противоречивыми чувствами, и молча ждал ответа от своего бывшего воспитанника. Принц повернулся к нему, и по его глазам Седрик понял: принц принял решение, твердое и окончательное.

– Седрик Тревор, барон Годфри! – Голос принца звучал как никогда величественно. – Мой вам ответ – НЕТ. Я не отдам вам приказа об убийстве короля. Более того, если вы решитесь сделать это самовольно, я даю вам слово, что навсегда покину Глинглок и никогда, слышите, никогда не соглашусь принять его корону. – Увидев, как у барона разочарованно вытянулось лицо, принц счел нужным пояснить: – Я полностью согласен со всеми вашими доводами. И будьте уверены, меня удерживают не родственные чувства. Мое решение продиктовано тем соображением, что я прекрасно знаю, каким большим ударом будет для моих дворян потеря чести. И будь я проклят, если я когда-нибудь прикажу глинглокским рыцарям совершить бесчестье и убить своего короля. Возвращайтесь на родину, барон, и передайте этим достойным людям, – принц положил ладонь на бумаги, лежащие на столе, – что глинглокский принц приказал им верно служить своему королевству и королю!

– Мой принц… – шумно выдохнул барон и низко склонился перед Георгом. Когда он выпрямился, в глазах его блеснули слезы. – Моя жизнь отныне навеки принадлежит только вам. Я подчинюсь вашему приказу и буду верно служить вашему брату, но знайте, отныне в сердце барона Годфри есть только один король – ВЫ, ваше высочество.

– Спасибо, Седрик. – Растроганный принц взял его двумя руками за плечи. – Благодарю тебя за преподанный мне урок беззаветной любви к своей стране и готовности идти ради нее на любые жертвы. А теперь нам всем предстоит хорошенько ради нее потрудиться. Возвращайтесь в Глинглок и сделайте все для его спасения, избегайте только бесчестья.

Перед тем как уйти, барон снова преклонил колено и почтительно поцеловал принцу руку. Решение принца, несмотря на провал его миссии, наполнило сурового барона гордостью и вновь утвердило в мысли, что его ученик станет великим королем.

После ухода барона Годфри принц перебрал оставленные им бумаги, словно пытаясь запомнить каждую подпись, каждую печать. После чего сжег их в камине. Он сел в деревянное кресло, стоящее у камина, протянул к огню ноги и некоторое время внимательно наблюдал за тем, как язычки пламени пожирали подписи и печати под смертным приговором его брата. Принц ни капли не лукавил, говоря о том, что на его решение повлияли отнюдь не родственные чувства. Их отношения с Карлом никогда не отличались особой теплотой. В детские годы старший брат просто не обращал на него внимания. Повзрослевшего Георга Карл возненавидел благодаря вырвавшимся словам их отца, который как-то прилюдно имел неосторожность выразить сожаление о том, что его наследником станет старший сын, а не младший. С тех пор жизнь Георга в присутствии старшего брата становилась невыносимой. Надев корону после смерти отца, Карл не излечился от своей ненависти, напротив, теперь он получил неограниченную власть над своим младшим братом, которой с большим удовольствием и воспользовался. Закончилось все тем, что через три месяца после коронации брата юному принцу пришлось покинуть Глинглок, спасая свою жизнь. Пять лет вдали от родины, в положении изгоя, могли сломать юношу, с детства привыкшего к роскоши и высокому положению. Но не таков был этот долговязый принц. От своих великих предков он унаследовал не только внешность, но и незаурядный характер. Перенесенные невзгоды лишь укрепили его душу, а годы, проведенные в спокойных раздумьях вдали от шумного королевского двора, приучили к терпению и выдержке.

Вот и сейчас, отвергнув возможность, за которую любой другой на его месте ухватился бы всеми руками и ногами, он был уверен в правильности своего выбора. Все годы, проведенные в изгнании на холодном побережье чужой страны, он посвятил размышлениям о природе королевской власти. Изучая по книгам и воспоминаниям годы царствования своего отца, бывшего образцом настоящего короля в его глазах, он пытался понять мотивы каждого его решения, истинные причины всех его поступков. И пришел к выводу, что ни его отец, ни его дед никогда не согласились бы на подобное предложение. Предложение, подрывающее устои королевства и королевской власти. Несмотря на все свои пороки, Карл Четвертый был законным королем, продолжателем великой династии глинглокских королей. Дворянство никогда не забудет запаха королевской крови и рано или поздно захочет пролить ее снова. Последствия такого решения могли быть губительны если не для самого Георга, то для его потомков. Все его предки тщательно культивировали в глинглокских рыцарях беззаветную верность к своим королям. Кровь короля – святыня в глазах его вассалов. Гибель короля – несмываемый позор для всех его воинов. Убить своего короля – вечное бесчестье для убийц и всех их потомков. На этом стоит и стоять будет нерушимость королевской власти. Существовала и еще одна веская причина. Георг отлично отдавал себе отчет в том, что, даже если он прикажет казнить убийц своего брата, которые сейчас являют собой цвет благородного сословия, дворянство никогда не простит ему этого приказа. Все его царствование будет омрачено убийством короля, и никогда ему не смыть со своих рук святую кровь своих же предков. Принять трон при таких условиях – просто недопустимо.

Георг всегда был честен с самим собой. Стать королем – его заветное желание. Но долг любого принца – ставить интересы родного королевства превыше всего на свете. Много бед во все времена приносили принцы, не знавшие или забывшие об этом своем долге. Прирожденным правителем может стать только тот из них, кто будет помнить об этом долге всю свою жизнь. Так было и так будет всегда, и долговязый принц, в отличие от многих всегда помнивший об этом своем долге, спокойно смотрел на пламя, пожиравшее бумаги, которые с легкостью могли принести ему заветную корону.

Прошло уже несколько часов с того времени, как могучий барон Годфри, покинув скромное пристанище глинглокского принца, отправился в обратный путь. А принц все еще продолжал задумчиво сидеть перед потухшим камином. Жаркий огонь, превратив опасные бумаги в пепел, постепенно погас, и от камина уже больше не веяло теплом, но принц в своей задумчивости не обращал на это ровно никакого внимания.

Старый слуга, служивший молодому принцу с самого раннего детства, беззвучно вошел в комнату. Он подобрал с пола упавшие со стола перья и аккуратно положил их на стол. Поправил подушки на диване и креслах и застыл посреди комнаты, терпеливо ожидая, пока принц сам обратит на него свое внимание. Георг наконец его заметил и, не оборачиваясь, тихо произнес:

– Жалко, что Седрик уехал. У него есть дар – наполнять жизнью даже самые мрачные уголки этого мира.

– Вы правы, ваше высочество. Вам бы весьма не помешало, если бы барон Годфри составил вам компанию, хотя бы на неделю. Это помогло бы вам развеяться. – В бесстрастном голосе безупречно вышколенного старого слуги нотки теплой заботы мог различить только принц, да еще, пожалуй, лишь двое-трое людей, знавших старика с давних пор. Верный слуга слегка заколебался, но все же решился добавить: – Мне кажется, если бы вы хотя бы намекнули, ваше высочество, барон не преминул бы задержаться.

– Эх, Бертрам, Бертрам, – глубоко вздохнул в ответ принц. – Ты же знаешь, на свете есть много обязательств, которые нам просто необходимо ставить впереди наших желаний. – Принц еще немного помолчал, погруженный в свои мысли, и лишь затем, спохватившись, спросил: – Ты что-то хотел, Бертрам?

– Лишь напомнить вам, ваше высочество, что наступило время обеда. Вам накрыть здесь или вы предпочтете обедать на свежем воздухе, ваше высочество?

Принц лишь на короткое мгновение задумался над ответом.

– Я не хочу обедать, Бертрам. Мне нужно подумать.

– Как скажете, ваше высочество, – бесстрастно кивнул слуга. И как бы между делом заметил: – Жалко, куропатки получились выше всяких похвал.

– Куропатки? – живо откликнулся на его слова принц, которому рыбное меню, несмотря на всю свою несомненную полезность, успело набить оскомину.

– Куропатки, ваше высочество, – бесстрастно подтвердил Бертрам, лишь в самом уголке его невозмутимых глаз на крохотное мгновение блеснул лукавый огонек. – Агирье, как всегда, поторопился, опрометчиво решив, что барон Годфри составит вашему высочеству компанию за обедом. И, опустошив свои сокровенные запасы, приготовил к обеду трех нежнейших куропаток с тушеными грибами под своим знаменитым сметанным соусом. Что же, придется его огорчить, надеюсь, куропатки не пропадут до вечера.

– Э-э-э, Бертрам… – Принц встал со своего кресла и подозрительно посмотрел на своего слугу, нет ли на его лице иронии или насмешки. Но лицо старого и опытного слуги выражало лишь готовность услужить своему принцу и хозяину. Успокоившись на этот счет, принц распорядился: – Я думаю, не стоит их томить до вечера. Пожалуй, я все же пообедаю. На берегу сегодня слишком мерзко, поэтому накройте мне здесь.

– Как вам будет угодно, ваше высочество.

Слуга почтительно склонился в низком поклоне. Его не волновало, что последние годы его жалованье урезанно почти до неприличных размеров или тот факт, что его хозяин больше не владеет огромными угодьями и находится в изгнании. Бертрам принадлежал к потомственной семье королевских слуг и прошел хорошую школу у своего отца и деда. Служить глинглокскому принцу было для него неслыханною честью, и он не уступил бы ее никому, даже если бы им с принцем пришлось влачить нищенское существование и просить подаяние.

Бертрам и Агирье были единственными из слуг, без раздумий последовавших вслед за своим принцем в изгнание. И все эти годы они верно служили своему хозяину, не думая о собственном достатке и почестях. Принц Георг не был неженкой и вполне смог бы на чужбине позаботиться о себе и сам. Но стоит ли говорить, что двое преданных слуг, помимо того что им удалось изрядно облегчить своему принцу быт, поддерживали еще и его душевную стойкость, одним своим присутствием напоминая королевскому изгнаннику о существовании бескорыстной верности.

Прошло уже без малого пять лет со времени изгнания их принца из родного королевства, а поклон Бертрама был по-прежнему тщательно выверен и до последних мелочей соответствовал дворцовому этикету. Старый слуга быстро и с достоинством накрыл простой деревянный стол, в точности следуя всем правилам об условиях трапезы особы королевской крови в походных условиях, невольно страдая оттого, что не может в спартанских условиях изгнания следовать правилам о трапезе особы королевской крови в своих покоях, что, по его мнению, более соответствовало моменту. Впрочем, этих страданий не смог бы заметить ни один человек в мире, включая и его господина. Такова была старая школа глинглокских королевских слуг.

Пока Бертрам накрывал на стол, принц посмотрел в окно и заметил под навесом добротный дорожный экипаж, запряженный парой крепких лошадей.

– У нас разве гости? – выразил он свое удивление.

– Банкир Бартольдо, ваше высочество.

Бертрам придирчиво окинул взглядом накрытый к обеду стол и, недовольный своей оплошностью на доли миллиметра, подвинул ручку столового ножа, лежавшего, по его мнению, недостаточно ровно. После чего еще раз оглядел стол и, уже удовлетворенный, еле заметно качнул головой.

– Давно он приехал? – повернулся к нему лицом принц. – Что-то я не помню, чтобы слышал стук копыт.

Бертрам выпрямился и развернулся к своему господину. Хорошему слуге не стоит стоять спиной к своему хозяину, когда тот с ним разговаривает.

– Два часа назад, ваше высочество. Вы пребывали в раздумьях, ваше высочество, и мы не смели вас беспокоить.

– И что, все эти два часа банкир ждал здесь? – поинтересовался принц.

– Ваше высочество, мы предложили банкиру Бартольдо немного подождать либо приехать позже. Бартольдо выразил желание подождать здесь, ваше высочество.

Лицо Бертрама было непроницаемо, по его мнению, он все выполнил правильно. Господин в серьезном раздумье, а следовательно, его нельзя беспокоить без крайней на то необходимости, разве что только для приема пищи, необходимой для подкрепления сил. К тому же, по внутренней классификации Бертрама, какой-то там банкир – это далеко не барон Годфри, являющийся другом и бывшим наставником принца и о прибытии которого следует докладывать незамедлительно, банкир сможет и подождать, если уж ему так сильно нужно. Все это принц мгновенно просчитал, бросив лишь один быстрый взгляд на своего верного слугу. Поэтому и не стал ему пенять и лишь с легким намеком на улыбку спросил:

– И когда вы хотели доложить мне о его приезде?

– Сразу после обеда, ваше высочество, – услышал он полный достоинства ответ.

– Что же, я так и думал. А теперь, Бертрам, будьте любезны, спросите у уважаемого банкира Бартольдо, не будет ли он столь снисходителен разделить со мной мою скромную трапезу, – сказал принц и был вознагражден редким зрелищем лицезреть крайнее удивление на лице своего старого слуги. Даже если это удивление и было выражено лишь высоко поднятой бровью и неосторожно вырвавшимися словами:

– Ваше высочество, вы хотите пригласить на обед гоблинского банкира?

Последние слова в устах слуги, привыкшего прислуживать особам королевской крови, прозвучали чуть ли не ругательством. Принц, с большим трудом сдержав улыбку, со спокойствием на лице спросил:

– Именно. Вас что-то смущает, Бертрам?

Но опытный слуга уже справился с собой:

– Ничуть, ваше высочество. Прикажете подать к обеду вино?

– А у нас разве есть вино? – в свою очередь удивился принц.

– Да, ваше высочество. И неплохое – глинглокское, тридцать восьмого года, Честерские виноградники.

Пусть гость в глазах Бертрама и не соответствовал высоким требованиям, старый слуга был все же доволен, что, принимая гостя, они не ударят в грязь лицом. Этому же невольно порадовался и принц. В отличие от Бертрама принц не страдал предрассудками. Находясь в изгнании, он уже несколько раз имел дело с банкиром Бартольдо и с большим уважением относился к этому еще не слишком старому, по гоблинским меркам, но тем не менее весьма умному и прозорливому гоблину. Возможность угостить такого гостя хорошим глинглокским вином относилась к тем приятным мелочам, которые хорошо умеют скрашивать жизнь высокородному изгнаннику. Так что принц был весьма доволен, но на словах лишь высказал свою догадку:

– Теперь мне многое становится ясным, Бертрам. Вино ведь привез Седрик? – Принц позволил себе лукаво улыбнуться. Старый слуга лишь укоризненно на него посмотрел, ему не хотелось вводить принца в бытовые подробности, это было, по его мнению, недостойно столь высокой особы.

– Хорошо, хорошо, не буду выпытывать, – успокоил принц своего верного слугу. – Несите вино и зовите к столу нашего уважаемого гостя.

Бертрам склонился в безукоризненном глубоком поклоне и вышел из комнаты.

Пока Бертрам приглашал банкира к столу, со всеми подобающими к этому церемониями (это вполне можно было сделать и проще, как, к примеру, утром в случае с бароном, но ведь надо же было в полной мере дать прочувствовать этому банкиру, с кем ему предстоит сегодня разделить обед), что по глинглокскому этикету было довольно утомительно и продолжительно, а Агирье наводил последний лоск на свои кулинарные шедевры, принц смог приготовиться к встрече с уважаемым банкиром, освежив в памяти все, что ему было известно о гоблинах в общем и о банкире Бартольдо в частности.

Следует сказать, что знания принца были основательными, а история гоблинских банкирских домов – бурной и интересной. Уважаемый Спицио Бартольдо являлся достойным представителем семьи древних гоблинских банкиров. В глубокой древности гоблины жили исключительно в глубинных недрах гор. Но на рубеже древних веков родственное оркам племя гоблинов под влиянием неизбежных перемен разделилось на две неравные части. Первая – и более многочисленная – осталась жить в горах, занимаясь преимущественно ремеслами. Горные гоблины предпочитали работать с металлом, хотя не гнушались и другим рабочим материалом. Их изделия составляли достойную конкуренцию изделиям гномов, слывших до их прихода непревзойденными мастерами.

Остальные гоблины покинули родные горы, предпочтя уйти в города к людям и другим племенам, населявшим этот гостеприимный мир. Эта часть гоблинов, как и их соплеменники, тоже любила работать с металлом, но в отличие от своих родичей городские гоблины предпочитали исключительно золото и серебро – они стали банкирами, тем самым нанеся очередной удар по гномьему господству. Ростовщичество было одним из излюбленных занятий гномов.

Гномы этого, естественно, не потерпели, давняя вражда стала еще более непримиримой. Горы стали слишком тесны для этих двух племен. Войны, прозванные горными, гремели одна за другой. Кровь лилась рекой в темных подземных залах и галереях. Гномы были более воинственными и алчными, и гоблины понесли первоначально сокрушительные поражения. Но после, защищая свои жизни, успели вовремя освоить воинскую науку и даже потеснить зарвавшихся гномов обратно.

Война выплеснулась и на улицы нейтральных городов. Ошеломленная небывалым всплеском насилия, городская стража почти во всех городах всех без исключения стран не смогла первоначально справиться с развязанной кровавой резней. По каменным и деревянным мостовым щедро потекла зеленая кровь, смешиваясь с красной. Целые кварталы вырезались начисто. Люди и другие расы были просто потрясены той ненавистью, с которой ростовщики и банкиры резали друг друга. Наемники всех мастей смогли хорошо погреть руки на этой жестокой городской войне.

Затем наступило неизбежное. Короли, князья и герцоги, возмущенные беспределом в своих городах, не сговариваясь, предприняли самые жесткие меры. Все без исключения гномы и гоблины были брошены в тюрьмы, наемники выдворены из городов, а самые буйные повешены на площадях. После чего начались воспитательные и разъяснительные беседы с разбушевавшимися финансистами. В ходе таких собеседований щедро лилась кровь, а кое-кто из узников даже отдал богу душу. Стоит ли говорить, что столь душещипательные разговоры нашли живой отклик как в зеленых сердцах гоблинов, так и в красных сердцах гномов. Оказавшись под угрозой тотального уничтожения либо изгнания из ставших им уже родными городов, а также лишившись почти всех своих столь любовно накопленных за долгие годы состояний (не без активной помощи все тех же наемников, хотя кто только не приложил к этому руку), обе стороны поспешили заключить знаменитое перемирие, названное в истории – городским. Обе враждующие стороны обязались за пределами родных им гор перенести свое противостояние из разряда открытых столкновений в сугубо профессиональную сферу. Никаких больше нападений, убийств или поджогов, вместо этого дозволенно лишь финансовое противостояние и здоровая (на самом деле, конечно, не всегда здоровая, а зачастую откровенно и неизлечимо больная, но по крайней мере бескровная) конкурентная борьба. После заключения подобного соглашения обе враждующие стороны были выпущены из тюрем под строгий надзор городских властей. И тем и другим нашлось чем заняться и помимо повторения кровавой резни. Их дома были разорены, а состояния разграблены, начинать свой нелегкий промысел многим пришлось с самого начала. Кое-кто так и не смог уже подняться. Таким пришлось поступить в услужение к своим более удачливым собратьям или вернуться в горы. Оставшиеся поспешили спрятать подальше свои топоры и вплотную заняться восстановлением содержимого своих кошельков. Грохот оружия сменился звоном монет. Были, правда, кое-какие рецидивы, не без этого, но все они были жестоко и своевременно подавлены разъяренной городской стражей.

Гоблины и гномы больше не резали друг друга в городах и селах чужих стран. Во многих из них были дополнительно приняты исключительно суровые законы. По этим законам, если, к примеру, от руки гнома погибал человек, эльф, орк и так далее, следовала одна мера наказания, но если гном был замешан в смерти гоблина, наказание становилось не в пример более жестоким. Более того, наказанию подлежала вся местная община гномов. Аналогичные законы действовали и в отношении гоблинов. Жесткая позиция городских властей вкупе с объявленным перемирием принесла свои плоды. Резня закончилась. В города пришел мир.

Но в горах все обстояло совершенно по-другому. Горы кипели, подземные карты перекраивались по-новому. С них исчезали целые королевства, кланы и культуры. Великие подземные города и столицы подверглись разрушениям и гибели. Войны продолжались – жестокие и бескомпромиссные. Гоблины и гномы делили горы. У каждой стороны нашлись свои друзья и союзники. Орки насмерть встали за родственных им гоблинов. Эльфы поддержали своих бородатых единоверцев (впрочем, существенную роль в позиции эльфов сыграла и их ненависть ко всем зеленокровным). Люди разделились, кто-то поддерживал гномов, кто-то гоблинов, часть людских государств нашли немалую выгоду в нейтралитете. Горные войны достигли апогея и, разразившись особо кровопролитными боями, угасли сами по себе. Некому стало сражаться, великие подземные города, не уступавшие лучшим городам земной поверхности, опустели. Количество горных гномов и гоблинов снизилось ниже самого опасного предела, в опустевших подземельях расплодились дикие и кровожадные твари. Перед горными расами встал вопрос элементарного выживания. Период бесконечных войн закончился. Гномов и гоблинов осталось настолько мало, что долгие годы делить им было нечего.

И те и другие принялись заново осваивать свои прежние владения, восстанавливать города, расчищать заваленные шахты, истреблять расплодившихся тварей. Гоблинам достались горные хребты в оркских землях и часть гор в землях людей, гномам отошли вершины в землях эльфов и оставшаяся часть гор в королевствах, принадлежащих людям. Прошли столетия, горы снова стали обитаемыми и вновь содрогнулись отголосками старых конфликтов. Древняя вражда пролегла между расами намертво. Горам не знать покоя, пока в этом мире живут гоблины и гномы.

Гоблинские банкиры не забыли свои горные корни и тем не менее пошли другим путем, создавая свою собственную культуру. Если их горные сородичи продолжали с легкостью проливать кровь друга друга в многочисленных мелких стычках, то с городскими все обстояло иначе. За то время, пока горные королевства с трудом восстанавливали свою популяцию и осваивали заново исконные владения, их городские родичи вошли в эпоху своего рассвета. Гоблинские банки и ростовщические конторы гномов покрыли все города и королевства густой и развитой сетью, подмяв под себя весь рынок финансовых услуг. Все золото мира сосредоточилось в руках невысоких горных обитателей. Поднаторевшие в беспрерывных финансовых войнах друг с другом, эти коротышки правили балом. Менялам, ростовщикам и банкирам из других рас оставалось только подбирать крохи с чужого стола. Истинными хозяевами займов и кредитов были исключительно гоблины и гномы. И остальным расам стоило поблагодарить своих богов, что они на дух друг друга не переносят, иначе проценты взлетели бы до небес.

И все же, несмотря на всю обретенную самодостаточность и независимость, городские ветви горных народов не забыли, откуда они родом. Гоблинские банкиры и гномьи ростовщики оказали активную поддержку королевствам своих горных сородичей, именно благодаря добытому ими золоту были так быстро отстроены подземные города. Они финансировали все последние горные войны за золотые рудники и серебряные копи. С поддержки их бездонных сундуков началось нынешнее благосостояние и могущество горных королей. Городские не забыли своего родства и не забыли своей вражды. Они ничего не забыли. И пусть на улицах городов не течет горная кровь, финансовые войны кипят на них с первозданной силой. Хоть и видны они лишь посвященным и сильным мира сего, но это не делает их слабее. Перемирие в горах может длиться годами, на улицах городов война не прекращается никогда.

Гоблинский банкирский дом Бартольдо вел отсчет своего существования еще со смутных времен до городского перемирия. Во времена резни Бартольдо потеряли почти все, чем они владели, и выжили лишь благодаря немалому везению. Но знаковое перемирие было подписано, Бартольдо вернулись на городские улицы и за прошедшие столетия смогли восстановить свое прежнее влияние. Банковские конторы Бартольдо были открыты почти во всех крупных городах. Их капиталы не поддавались исчислению, а члены этого почтенного семейства, по слухам, обладали немалым влиянием не только на своих городских собратьев, но и на горных королей. Внутренние дела банкирских домов были покрыты мраком тайны, поэтому оставалось только догадываться, какое место занимал в иерархии своей семьи глубокоуважаемый Спицио Бартольдо, но что весьма немалое, это становилось ясно каждому, кто имел с ним дело. Спицио Бартольдо, как уже упоминалось, был немолод, но, по гоблинским меркам, еще и не стар. Невысокий, как все гоблины, едва ли метр двадцать, приземистый и широкий, со всегда коротко постриженными редкими седыми волосами, с большим, острым, типично гоблинским носом и вечно прищуренным правым глазом. У Спицио Бартольдо, судя по всему, была весьма бурная молодость, правое веко было обезображено кинжальным шрамом, поэтому ему было легче держать правый глаз прищуренным. Лицо сего достойного представителя семьи Бартольдо обладало даром выглядеть на редкость простодушно и открыто, что, впрочем, могло обмануть только глупцов и тех, кто его плохо знал. Спицио славился в узких кругах мертвой хваткой и недюжинной сноровкой в денежных операциях. Где бы он ни появлялся, местная гномья община немедленно зачисляла его в список наиболее опасных конкурентов и осуществляла усиленное наблюдение за всеми его финансовыми операциями. Вот такой неординарной и неоднозначной фигурой считался гость принца в определенных кругах.

Георг не был знаком со Спицио до своего изгнания. Прежде принц был огражден от подобных знакомств. Но, вынужденный в спешке покинуть родину, он вскоре оказался в весьма затруднительном финансовом положении. Правда, при себе у него имелось несколько драгоценных безделушек, которые принц и решил заложить на первое время. После небольшого размышления он, вспомнив, что отец избегал вести дела с гномами, обратился в ближайшее отделение гоблинских банкиров, которым оказалась контора семьи Бартольдо. И хотя принц вовсе не желал раскрывать свое инкогнито, к нему вышел сам Спицио, обладавший феноменальным нюхом на подобные вещи.

Именно благодаря поддержке и советам Спицио Бартольдо принц, находясь в изгнании и категорически не желая принимать ни от кого помощи, смог довольно неплохо устроить свои дела. Он приобрел этот небольшой, но добротный домик на уединенном побережье небольшого прибрежного королевства.

Здешний король был уже немолод и при этом обладал добродушным и отзывчивым характером. Он ласково принял высокородного изгнанника и после отказа поселиться у него во дворце великодушно позволил ему остаться в своих владениях и жить так, как тому заблагорассудится. Местные же власти получили приказ в случае чего оказывать изгнанному принцу необходимое содействие и поддержку.

Того небольшого дохода, который принц получал от грамотно вложенных денег, вырученных за проданные безделушки, хватало на то, чтобы вести безбедное существование и даже выплачивать верным слугам пусть небольшое, но все же жалованье. Принц получил возможность вести довольно скромный, но зато независимый образ жизни, что было для него крайне важно. И все это – благодаря своевременным советам Спицио Бартольдо. Можно легко заключить из всего вышесказанного, что отношение молодого принца к прожженному банкиру изрядно огорчило бы старого Бертрама, узнай он о нем во всех подробностях.

Принц сердечно поприветствовал слегка взъерошенного от бертрамовских церемоний банкира и пригласил его к столу. Агирье подал к столу куропаток, аромат от блюда шел умопомрачительный, а Бертрам открыл пыльную бутылку вина и разлил его по бокалам.

Взмахом руки принц отпустил слуг. Он не знал, зачем к нему пожаловал Бартольдо, но что-то ему подсказывало, что сегодня разговор с банкиром лучше провести наедине. Поэтому, несмотря на все недовольство Бертрама, которое, впрочем, ни на мгновение не отразилось на лице опытного слуги, ему пришлось выйти и плотно притворить за собой дверь.

– Прошу извинить меня, уважаемый Спицио, за то, что я заставил вас ждать. К сожалению, слуги не решились меня беспокоить и доложили о вашем приезде только сейчас. – Принц располагающе улыбнулся.

– Не стоит беспокоиться, ваше высочество. Я люблю наблюдать за работой истинных мастеров, а ваш Бертрам, стоит это признать, – один из лучших в своем деле.

Спицио улыбнулся в ответ настолько простодушно и приятно, что принц про себя решил: о чем бы разговор в дальнейшем ни пошел, ухо надо будет держать востро. А вслух произнес:

– Бедный Бертрам, никак не может смириться с тем, что его хозяин больше не всемогущий принц, а всего лишь бесправный изгнанник.

– Возможно, он и прав, ваше высочество. Власть похожа на игру в кости, сейчас кости лежат крайне неудачно, но следующий бросок способен все изменить.

Принц испытующе посмотрел на своего собеседника, но тот искусно спрятал свои истинные чувства за простодушием и доброжелательностью. Принцу оставалось только улыбнуться в ответ и сменить щекотливую тему:

– Давайте не будем о грустном, любезный Спицио. Лучше отведаем этих прелестных куропаток. Конечно, скромный обед бедного изгоя не сравнится с тем, к чему вы привыкли у себя дома. – Принц с сожалением развел ладонями. – Я могу предложить вам лишь всего одну перемену блюд и не могу предоставить вина на выбор. Но смею надеяться, что куропатки приготовлены достаточно искусно, а вино вам понравится.

– Мм, ваше высочество, мне кажется, вы слишком скромничаете. Куропатки – восхитительны, к тому же вы сильно преувеличиваете мои скромные возможности, мои капиталы весьма невелики, весьма… – Скорее по привычке, нежели по необходимости, прибеднился прожженный банкир. – И вино просто прекрасное, дайте угадать… это вино с вашей родины, ваше высочество. Если я не ошибаюсь… из виноградников графа Честера? К сожалению, не могу назвать год, но могу с уверенностью сказать, ваше высочество, что это вино сделало бы честь любому столу.

– Я рад, что вам понравилось. Что вы думаете о сегодняшней погоде?

– Мерзость, ваше высочество, настоящая мерзость. Особенно для моих старых костей.

– Ну не прибедняйтесь, любезный Спицио, ваши кости еще весьма молоды, по гоблинским меркам.

– Верней будет выразиться – не слишком стары, ваше высочество…

Вот в такой вежливой и ни к чему не обязывающей беседе и прошло время обеда. Банкир с принцем лучезарно улыбались, осыпали друг друга любезностями и напоминали двух опытных борцов, не торопящихся начать схватку и ходящих кругами, обмениваясь лишь легкими тычками. К тому же Агирье расстарался на славу, а оба собеседника успели изрядно проголодаться и с удовольствием воздали должное куропаткам и грибам под сметанным соусом. Когда голод был утолен и с куропатками было покончено, принц с банкиром удобно устроились в старых креслах перед камином, степенно потягивая из бокалов вино. Бертрам прибрал со стола и выставил еще одну бутылку, после чего тщательно прикрыл за собой двери.

Принц выдержал небольшую паузу и задал вопрос, который занимал его все это время:

– Любезный Спицио, хотя мне доставляет удовольствие время, проведенное в вашей компании, тем не менее от ближайшей вашей конторы до моего скромного пристанища путь весьма неблизкий. И признаться, я ломаю голову над размышлениями, что за дело привело вас ко мне. Если меня не подводит память, все платежи были сделаны вовремя? Или я в чем-то ошибаюсь?

– У вас прекрасная память, ваше высочество. И с вашими платежами все конечно же в полном порядке. – Бартольдо блеснул одной из своих знаменитых простодушных улыбок. – Более того, ваше высочество, если бы все царственные особы были так щепетильны в отношении своих долгов и выплат, признаюсь, все банкирские дома были бы в полном восторге.

– Прекрасно. – Принц резко сменил тон с любезно-слащавого на лаконичный и деловой: – Может, тогда перейдем сразу к делу?

Бартольдо, оставаясь по-прежнему в добродушном образе, удивленно поднял бровь. Принц коротко рассмеялся:

– Бросьте, Спицио. Мы достаточно уважаем друг друга, чтобы играть в эти игры.

Спицио простодушно посмотрел прищуренным глазом на принца и… криво усмехнулся:

– Вы правы, ваше высочество. Вы из той породы людей, с которыми лучше говорить прямо. Давайте перейдем прямо к делу… – Банкир вытащил из футляра очки с круглыми стеклами и водрузил их себе на переносицу. – Я приехал, чтобы получить ответ на один вопрос, ваше высочество. – Прищуренный глаз широко открылся, на принца в упор посмотрели два пронзительных глаза со светло-желтыми зрачками. Принц твердо встретил взгляд банкира, глядя в свою очередь с возросшим интересом. На его памяти, Бартольдо еще ни разу полностью не раскрывал свой прищуренный правый глаз и, уж конечно, не смотрел на него так бесцеремонно. – Я приехал, ваше высочество, узнать ваше решение. – На лице принца отразилось легкое удивление. Он молча смотрел на банкира, ожидая пояснений. И они последовали. – Ваше решение относительно предложения, привезенного вам бароном Годфри.

Георг был потрясен, на его лице по-прежнему отражалось лишь легкое удивление, но в душе он был глубоко ошеломлен осведомленностью Бартольдо. Глаза принца невольно потвердели, но голос выразил лишь легкомысленное удивление:

– О каком предложении вы говорите?

– Я говорю о глинглокской короне, ваше высочество.

Карты были розданы и раскрыты. Неясностей не осталось, вопрос был задан точно и по существу. Принц отвел взгляд и, стараясь потянуть время, принялся ворошить кочергой огонь в камине.

– Право, я не совсем понимаю, о чем вы го…

Если бы Бертрам услышал, что произошло дальше, банкиру бы не поздоровилось. Бартольдо решился на неслыханную дерзость – перебить на полуслове самого наследного принца Глинглока:

– Ваше высочество! Вы же сами просили – не надо игр.

Принц положил кочергу на пол и медленно повернулся к банкиру. Лицо больше не выражало удивления, скулы затвердели, а взглядом синих глаз можно было резать бумагу. Старый гоблин не подал и виду, но внутри у него похолодело. Затронутый им вопрос ощутимо пахнул смертью. Да и не стоило говорить столь дерзко с принцем, даже если он в изгнании. Спицио невольно вспомнил, что всего лишь на расстоянии вытянутой руки от принца, прямо над камином, висит на стене единственное украшение грубых деревянных бревен – древний фамильный меч. В воздухе повисла томительная для обоих собеседников пауза, и затем…

Принц не стал срывать со стены меч или срываться на крики и угрозы. Принц в очередной раз доказал, что банкир в нем не ошибся. Георг собственноручно наполнил опустевшие бокалы, удобно устроился в кресле, сделал маленький глоток вина, немного посмаковал его и спокойно сказал:

– Прежде чем я отвечу на ваш вопрос, я должен знать, что вам известно.

Бартольдо незаметно для принца облегченно вздохнул и, сложив на животе свои зеленые искривленные пальцы, ответил:

– Достаточно много, ваше высочество. Я не могу назвать все подписи, но могу с уверенностью сказать, что их двадцать две и что подпись графа Честера определенно стоит на одной из привезенных бароном грамот. Я мог бы назвать еще несколько имен, но в них я не уверен до конца, поэтому не буду, ваше высочество. Мне хорошо известно, что барон Годфри привез вам планы о смещении вашего брата Карла Четвертого и вашего последующего возведения на престол. Я также знаю, что в самом Глинглоке ведутся некие зловещие приготовления, так что за жизнь вашего брата, ваше высочество, я не дал бы даже медной монетки.

– Откуда вам все это известно?

– Не волнуйтесь, ваше высочество, – правильно истолковал Бартольдо проскользнувшее в голосе принца беспокойство. – Это не следствие предательства и не утечка информации, люди графа Честера работают с безупречным профессионализмом.

– Тогда откуда?

Первоначальное потрясение, вынудившее принца невольно приоткрыться, уже прошло. Георг снова в полной мере контролировал себя.

– Прибыль банкира, ваше высочество, зависит целиком и полностью от объема его знаний. – Бартольдо бросил на принца быстрый взгляд – принц внимательно его слушал. Гоблин поймал себя на том, что уже не читает его мысли так же легко, как делал это несколько минут назад. Поэтому продолжил дальше, с особой тщательностью подбирая слова: – Сеть наших осведомителей охватывает даже те поселения, где нет ни одной из наших банковских контор. Многие наши источники информации и не подозревают, что они ими являются. Граф Честер воистину один из лучших мастеров своего дела, но даже он не в силах справиться с болезнью под названием – излишняя болтливость. Этим грехом страдают не только люди, но и практически все разумные расы, что позволяет нашим скромным домам процветать. Хороший гоблин всегда выпытает у своего клиента немного интересной информации в качестве дополнительных процентов. Неосторожно брошенные слова не будут забыты – их запомнят, запишут и передадут в головные конторы. Даже самая ничтожная и бесполезная информация будет храниться столетиями, дожидаясь своего часа. Вы хотите знать, ваше высочество, откуда я знаю о миссии барона Годфри? Я вам отвечу. Все собрано из крупинок, словно мозаики моих знаменитых соплеменников. Камешек к камешку, слово к слову, каждое из них само по себе не значит ничего, но вместе они образуют единую картину происходящего.

Горло у старого гоблина пересохло, и он вынужден был сделать паузу, чтобы глотнуть вина.

– Мы внимательно смотрим и еще более внимательно слушаем, поэтому обладаем знаниями. Мы обладаем знаниями, поэтому наши сундуки наполняются золотом. Посудите сами, ваше высочество, вот только несколько камешков из нашей мозаики: барон южной марки Годфри больше месяца провел в гостях у барона Бланше, формальный повод – охота. Бесспорно, это достойное занятие для дворянина. Вот только барон Годфри не сторонник праздных развлечений, он воин. Его стихия – беспокойные пограничные земли. Даже в мирное время излюбленная добыча барона не олени и кабаны, а разбойничьи атаманы. В последние годы Глинглок заполонили лихие люди, обнищавший народ выходит на большую дорогу, разбойничьих шаек расплодилось неимоверно. И в это время барон Годфри занимается отстрелом беззащитных косуль? Это необычно, а все, что необычно, может принести прибыль. Значит, данный факт попадает под особое наше внимание. Правда, все это можно было бы счесть заурядной причудой, если бы не еще одна небольшая деталь: охотничьи угодья барона Бланше вплотную граничат с владениями графа Честера. И в течение охотничьего месяца в гостях у графа Честера побывало около трех десятков дворян, людей не только знатных, но и сильных духом. Стоит ли говорить, что все они крайне недовольны Карлом Четвертым (справедливо будет отметить, что небезосновательно). Все эти визиты происходят в обстановке строгой секретности, люди графа жестко контролируют графство Честер, утечка информации оттуда почти нереальна. Но остаются многочисленные дорожные трактиры за пределами графства, в которых гости графа останавливаются по дороге к графу и обратно. Гости такого ранга честь для любого трактирщика, а я еще не встречал ни одного содержателя трактира, не любящего поговорить или похвастаться. Вот вам еще один камешек, ваше высочество. Продолжим дальше, ибо в ваших глазах я вижу недоверие. – Гоблин Бартольдо соврал, ничего в глазах принца он разглядеть уже не мог, эти слова он сказал, полагаясь на свою интуицию и удачу. – Поток гостей иссякает, и барон Годфри в то же самое время покидает владения барона Бланше, отправляясь со своими людьми в дальнюю дорогу. Резко меняя направления, барон Годфри довольно неплохо заметает следы, проследить его путь неимоверно трудно. Другое дело, что следить и необязательно, достаточно только внимательно прислушиваться к владельцам постоялых дворов. И становится ясно: барон едет к своему бывшему ученику – Георгу, наследному принцу Глинглока. Остается понять – зачем. Добавим ко всему этому еще один маленький камешек, и картина станет ясной. В любимых охотничьих угодьях короля Карла Четвертого появились двое новых лесничих, прекрасно владеющих арбалетами. Проследить связь данных лесничих с графом Честером невозможно. Но если приглядеться и прислушаться, всплывает интересный факт – оба лесничих тесно связаны с графом Калу, а граф был одним из гостей графа Честера как раз в то время, когда барон Годфри охотился в угодьях барона Бланше. Стоит только сложить все это вместе, и пытливому уму достаточно. Вы удовлетворены, ваше высочество?

– Почти.

Принц был удивлен, черт возьми, он просто должен быть удивлен возможностями гоблинских банкиров. Но Спицио Бартольдо, сколько ни вглядывался, так и не смог обнаружить на лице принца ни малейшего намека на его истинные чувства. Только внимание к собеседнику и легкий интерес, как если бы речь шла о незначительных пустяках. Банкир в свое время высоко оценил юношу, иначе он не приехал бы к нему сегодня. Но принц своей выдержкой и самообладанием преподнес старому Бартольдо новый сюрприз, заставив его срочно пересмотреть свои планы в отношении его.

Принц тем временем спокойно глотнул вина, посмаковал его во рту, наслаждаясь изысканным букетом, и продолжил:

– Осталось только непонятным, откуда вы узнали про количество грамот, привезенных бароном. Что скажете?

– Ваше высочество, мне, право, очень неловко, но кое о чем я все же предпочту умолчать.

Принц внимательно посмотрел банкиру в глаза и с согласием кивнул, признавая его право на свои секреты.

– Что же, если вам уже и так все известно, то вы должны понимать, любезный Спицио, насколько опасна имеющаяся у вас информация. И сколько хороших людей могут расстаться со своими жизнями, если обо всем этом узнает мой царствующий брат. Признаться, этот вопрос вызывает у меня беспокойство.

«А по твоему голосу этого и не скажешь», – подумал Бартольдо, невольно восхитившись выдержкой глинглокского принца, ведущего разговор о жизни дорогих ему людей с такой безмятежностью, словно разговор шел о погоде. А вслух сказал:

– Я понимаю ваше беспокойство, ваше высочество, но будьте уверены, как бы ни сложился наш дальнейший разговор, все останется в строжайшем секрете.

– Не сомневаюсь в ваших словах, уважаемый Спицио. Я уже имею представление о чести гоблинских банкиров. – Банкир Бартольдо имел в своей жизни дело со многими особами королевской крови и был уверен, что последние сказанные принцем слова – о банкирской чести – были бы произнесены ими в лучшем случае с издевательской улыбкой. Принц Георг сказал это просто и искренне. И банкир почему-то был уверен: принц не лукавит и не кривит душой. Георг тем временем сделал небольшую паузу, задумчиво глотнул вина и продолжил: – Но прошу понять меня верно, вы же не единственный, кто владеет информацией. Сможете ли вы поручиться за остальных?

– Несомненно, ваше высочество. Ибо мне придется ручаться только за самого себя. Ни один гоблин не имеет ни малейшего понятия об истинной цели поездки барона Годфри.

– Это радует. – Принц позволил себе легкую улыбку. – Вот только не сможет ли еще кто-либо сложить мозаику заново?

– Обижаете, ваше высочество, – выразил Бартольдо притворную обиду. – Я глубоко уважаю вас и ваших друзей, ваше высочество, именно поэтому мною предприняты определенные действия. А именно – из наших архивов изъяты и уничтожены ключевые бумаги, без них сложить картину будет невозможно. Вы удовлетворены, ваше высочество?

– Несомненно. Вы поступили на редкость достойно, уважаемый Спицио.

– Спасибо, ваше высочество. Если вы удовлетворены моим объяснением, я хотел бы повторить свой вопрос: что вы ответили барону, принц?

Спицио играл очень опасно и рискованно. После его признаний что мешает принцу похоронить тайну вместе с ним? Право, если на одной чаше весов стоит гоблинский банкир, а на другой двадцать три знатных и верных дворянина, жизнь банкира будет стоить сущие гроши. Спицио оставалось только уповать на свою проницательность и знание людской натуры. Опасная ставка, недаром зеленое гоблинское сердце сжимается в волнении. И пусть для постороннего любопытного взгляда все выглядит весьма невинно: спокойный и задумчивый принц, невозмутимый гоблинский банкир – все тихо и спокойно. Но это только снаружи, изнутри кипят нешуточные страсти. Игра идет по-крупному. На кону сотни, тысячи жизней, судьба целого королевства, глинглокская корона, в конце концов. В такой игре жизнь одного банкира – мелкая монета. Есть о чем поволноваться и о чем задуматься обоим собеседникам.

Впрочем, пауза длилась недолго. Георг спокойно посмотрел в глаза гоблина и ответил:

– Я отказался.

– Почему?

Удивление банкира было искренним. Такого ответа он совсем не ждал, многие его планы рушились буквально на глазах.

– Потому что королевству от этого стало бы только хуже, – просто ответил принц. И эта простота окончательно добила уважаемого банкира. Он начал было говорить, но замолчал. Немного посидел молча, пожевал губами, как делал всегда, погружаясь в размышлениях, и наконец произнес:

– Жаль. Очень жаль. – Гоблин встал с кресла и поставил на маленький столик недопитый бокал с вином. – Ваше высочество, прошу меня извинить, но я вынужден буду покинуть вас. Меня ждут неотложные дела.

Бартольдо склонился в низком поклоне. Принц поднялся со своего места:

– Одну минуту, уважаемый Спицио. Вряд ли вы пришли ко мне только из любопытства. Каков был ваш интерес во всем этом деле?

– Все очень просто, ваше высочество. Политика вашего брата привела к большим потерям, понесенным нашим банкирским домом в Глинглоке. Пострадала не только семья Бартольдо, все гоблинские банки в Глинглоке оказались под угрозой разорения. Теряется золото, закрываются конторы, если это продлится еще несколько лет, нам придется покинуть королевство. А наше место займут гномы, активно забрасывающие дарами братьев Спенсеров. Намечаются огромные убытки, смена власти была бы как нельзя кстати.

– И вы хотели…

– …предложить новому королю займы на хороших условиях, благо они бы ему понадобились на восстановление королевства, ведь в королевской казне остались только долги и мыши. А взамен мы всего лишь попросили бы принять несколько вполне разумных и справедливых законов. Это было бы хорошей сделкой для обеих сторон. По правде говоря, – с горечью усмехнулся банкир, – я не сомневался в том, что вы приняли предложение барона и уже строите планы возрождения страны, для реализации которых вам катастрофически не хватает золота. Мое предложение в такой момент оказалось бы весьма кстати. Да-а, век живи – век учись. Вы преподали мне сегодня хороший урок, ваше высочество. Разрешите удалиться?

– Конечно, уважаемый Спицио, не смею вас задерживать, – ответил принц.

Уже взявшись за ручку двери, Спицио Бартольдо обернулся:

– Если когда-нибудь вы передумаете, дайте только знать, ваше высочество.

Гоблин почтительно склонил голову и вышел.