У Ярика начался новый этап его жизни. Такая ожидаемая встреча с представителями его собственной расы произошла. Теперь столь же остро хотелось избавиться от этих самых родственничков по эволюционному древу.

Ярослав жил, а скорее, даже влачил существование в стойбище одного из родов кочевого племени Архов. Это было могущественное, беспрестанно воюющее племя. Вождем, первым после бога, был Сохог. Удачливый военачальник, расчетливый купец и плодовитый отец, он поставил целью объединить под своим началом все Лихоземье – именно так назывались земли, где находился сейчас Ярослав.

Пленившим Ярика воином был Дарг, пятый сын Сохога. Хороший воин и авторитетный вождь своим положением ненаследника тяготился до чрезвычайности и искал пути выслужиться перед отцом. Именно поэтому он и устроил стойбище около самой границы с землями тарков, надеясь половить рыбку в мутной воде межрасового конфликта, как определил для себя Ярослав. В день, когда Ярослав натолкнулся на этих людей, большая часть воинов ушла совершать набег на чужое людское стойбище, не принадлежащее к Архам.

Советником (а скорее всего, и соглядатаем) у Дарга был старый шаман, которого все звали Боском. Жестокий и могущественный, он пользовался доверием Сохога, что не забывал демонстрировать его сыну.

Старый Сохог потребовал от Дарга набрать рабов для торговли с людьми, живущими за горами. И тот был вынужден выкладываться на всю катушку. Рабы были здешним стратегическим сырьем. Их продавали, а на вырученные деньги покупалось оружие и некоторые другие товары, этим самым укреплялась мощь Архов.

Все это Ярик узнал от других рабов только через месяц после пленения, а до этого момента у него не было и свободной минутки. Его учили. Чему? Многому. Как встречать свободных людей, как кланяться, куда смотреть, какую позу принимать – очень многому учили. И самому главному – это языку. Языком ургов во всем стойбище владел только шаман, и он приказал научить нового раба гральгу – языку всех нормальных людей. Он так и сказал – всех нормальных людей и плюнул при этом на запад. Смачно так, зло! Потом позвал какого-то чумазого пацана лет тринадцати и ушел с ним в шатер, а Ярик остался стоять на коленях у входа. Правда, это продолжалось недолго. Паренек скоро вышел, его физиономия светилась радостью. Он пронесся мимо Ярика, но почти тут же прибежал назад в сопровождении двух здоровенных мужиков. Судя по ошейникам – рабов. И началась учеба.

Эти мужики таскали Ярика по всему стойбищу и подводили к тому или иному предмету, а паренек называл его и требовал от Ярика повтора. Малейшая ошибка фиксировалась зарубкой на палочке. Одна зарубка – один удар по спине плетью. Когда число зарубок достигало десятка, Ярика щедро отоваривали эти самые мужики. Никакого чувства классовой солидарности не было. За первый день спина Ярослава оказалась щедро изукрашена рваными полосами. Нет, он не особо и ошибался. Память у него теперь была будь здоров, не то что раньше, но пареньку доставляло истинное наслаждение мучить другого человека. Это привносило разнообразие в его серую жизнь и позволяло избавиться от подростковых комплексов слабого человека. Но Ярику от этого было не легче! Боль он, конечно, терпел. Умение заворачиваться в кокон пустоты, оставляя все переживания и чувства снаружи, у него никто не отнял, но вот магическое излечение стало недоступно, а тратить жизненные силы на ускоренное излечение не хотелось. Выручала только поразительная регенерация тканей. Рваные шрамы превращались в тонкие ниточки буквально за неделю, несмотря на антисанитарию, недоедание и жару.

После первого дня обучения его осмотрел шаман и задал на гральге простенький вопрос. Ярик что-то прошептал потрескавшимися губами (за день у него не было во рту и маковой росинки), норовя повиснуть на поддерживающих его рабах. Интуиция подсказывала ему, что неплохо бы сейчас подавить на свое плачевное состояние. И это сработало. Шаман пришел в чудовищную ярость. Он понял, что учение идет неплохо, но вот внешний вид пленника его разочаровал. Зажав пацана в тиски магии, он начал наносить ему незримые удары. Голова несчастного (хотя так ему и надо было!) моталась из стороны в сторону. Наконец дед посчитал, что с того довольно, и отпустил паренька. Тот повалился в пыль, размазывая слезы и кровь по лицу и что-то просяще скуля. Старый Боск грубым голосом отвечал. Общий смысл уже вполне доходил до Ярика. Речь шла о том, что в таком состоянии шаман не сможет провести над Яриком ни одного опыта, так как после его экспериментов «этот вонючий корд (жест в сторону Ярослава) пойдет на встречу с Юргой, чего не надо ни ему, Боску, ни Даргу (плевок на землю)».

В этот день над Яриком никто не ставил никаких опытов. Его даже покормили, дали кусок тряпки обернуть вокруг бедер и намазали спину какой-то мазью. Спал он в вонючем загоне без крыши с другими рабами, которых оказалось на удивление много. На всех были ошейники подчинения, но ни одного такого же, как у Ярика. Как выяснилось в дальнейшем, выделяющихся даже таким вынужденным способом здесь не любят. Но в первую ночь ничего не произошло. Он спал спокойно, не обращая внимания на боль в ранах и ужас своего положения. Он просто лег и заснул.

Последующие дни оказались насыщены учебой. За две недели он овладел языком в совершенстве. Не было даже малейшего акцента. Старый Боск был доволен и взялся за него всерьез. Теперь Ярик жил в шатре шамана. В его обязанности входили походы за водой и внутренняя уборка. Пищу старик готовил сам, никому не доверяя столь ответственное действо. Эти обязанности не были слишком уж обременительны для закаленного Ярослава, только очень сильно мучило понимание того, что ты вещь, чье-то движимое имущество. Каждый вечер перед сном Ярик вновь и вновь пытался пробиться через барьер, ограждающий его Источник, но тщетно. Магия старого Боска поработала на славу.

Однако, кроме простых обязанностей по дому, на Ярике лежали и другие, гораздо более серьезные обязанности. Одной из них стали постоянные рассказы о жизни среди ургов. О быте, жизни, магии и прочем спрашивал дотошный дед. Это выглядело так: сидя где-то в уголке, он подзывал Ярослава к себе, сажал на специально расстилаемый коврик с видимой Ярику магической аурой и задавал вопросы. Такие допросы продолжались по несколько часов, пока старику не надоедало. Вопросы часто повторялись. Как понял Ярослав, Боск пытался подловить раба на лжи, клещом вцепляясь в малейшее несоответствие. Но тот держался. Ярик следовал известному принципу: чем больше правды, тем правдивее ложь. И он рассказал почти все, кроме как о своем происхождении и владении магией. Он сказал, что не помнит своего детства. Самое раннее воспоминание – это когда он впервые увидел гоблина (так здесь называли ургов), который тряс его за плечо и пытался разбудить. Ничего более раннего он не помнил. Дальше следовал рассказ о нелегкой судьбе гоблинов, безграничной власти шаманов и кошмарных Отродьях, о жизни Ярика в нечеловеческом племени. Он не жалел красок, любой театр взял бы его не задумываясь на самые сложные роли. Его игра была просто великолепна. Такого вдохновения он не испытывал никогда в жизни. И шаман верил.

Наиболее опасным моментом была причина, по которой Ярик покинул приютившее его племя, но он с простецким видом выдал речь о жажде приключений. При этом он старался скрывать взгляд и всячески уклоняться от прямых ответов. Так отвечает дипломат на вопрос журналиста: многословно, чрезвычайно подробно, говоря только правду, но даже не приблизившись к ответу на заданный вопрос. Боск насторожился и начал выпытывать всяческие подробности, но Ярик продолжал юлить. И тогда шаман, довольный, сообщил, что «раб нагло брешет». Ярик возразил и заработал сильнейший разряд боли. Это подстегнуло его и заставило, захлебываясь, рассказать о вражде с шаманом своего племени, который убил приютившего и выходившего его гоблина из-за хранимых тем небольших сбережений.

Это подействовало. Шаман только поинтересовался, почему корд пытался это скрыть, на что Ярик дрожащим голосом сообщил о своем страхе перед шаманом, которому может не понравиться, что его раб уже когда-то конфликтовал с его собратом по ремеслу. Такая маленькая незначительная деталь убедила в правдивости всей истории. Кроме того, Ярик упомянул о бое около брода, на тот случай, если его хозяева узнают что-то от тарков или троллей. Только страшного демона поверг малюсенький артефакт, доставшийся в наследство от гоблина, а не собственная магия Ярослава. Поверг и рассыпался в мелкую пыль. На это шаман важно покивал головой. Дескать, знаем, слыхали. Был у брода бой, был. Сильного Духа воды поверг гоблинский артефакт, сильного. И все повторялось сначала.

Наконец все эти разговоры прекратились, Ярик набрался сил, затянулись раны, и началось самое неприятное – пресловутые магические опыты. На первый взгляд все выглядело не так уж и страшно: ну подумаешь, посидел в центре непонятной фигуры, вычерченной на земле, пожевал листок какой или корешок, послушал завывания шамана и все, спектакль окончен, если бы не одно «но». Старик свое дело знал. Во время каждого такого обряда все тело раба то кололо незримыми иглами, то словно ножи резали беззащитную плоть. Боль была адская, да еще свою лепту активированный ошейник вносил! И все это на фоне шарящих в твоем мозге липких щупалец чужого разума.

Однако случайно сотворенное заклятие держалось крепко. Ярика несколько раз выворачивало наизнанку, он терял сознание и буквально исходил кровью, но проникнуть в его мозг врагу не удалось. Через пару недель старик сдался, что ознаменовалось для Ярика чудовищной болью, подаренной ему через ошейник. Зловредный дед не собирался прощать своих неудач!

Тот вечер и ночь Ярик запомнил на всю жизнь. Он неподвижно и молча лежал на полу, скованный властью жуткого шейного украшения, но в глубине души он орал, выл, кричал, пытаясь хоть так унять немыслимую боль. Позже он так и не смог понять, почему пелена сумасшествия пронеслась мимо его разума, не задев даже самым краешком.

На следующее утро к нему вошел шаман. Его удивлению не было границ:

– Да ты никак еще жив?! Ну и живучая же ты тварь, корд! Тебе это пригодится в жизни! – Свои слова он довершил дребезжащим радостным смехом.

Он еще смеялся, когда из-за его спины вышли давешние здоровенные рабы и выволокли Ярика наружу. Там его окатили несколькими ведрами воды, поднимая таким образом его жизненный тонус. Сунули в руку засохший кусок лепешки и деревянный стаканчик с водой.

«Вот тебе и завтрак вместе с ланчем! – заглатывая пищу, подумал Ярик. – Если не убьют или не замучают, так голодом заморят. Уроды!»

Жевать было тяжело. Сильная слабость и дрожь в мышцах превратили эту простую процедуру в новую пытку. Но Ярослав заставлял себя жевать через силу. Жажда жизни, привитая в Лесу, заставляла бороться до конца даже без надежды на успех… Пускай от этих чьих-то объедков так и хотелось опорожнить желудок.

Поселили его в общий загон к остальным рабам, туда же, где он ночевал до опытов старика. Но сейчас все изменилось. Раньше остальные рабы к нему даже не подходили, боясь гнева шамана, но теперь было иначе. Ярик, как и раньше, прошел в свой уголок и повалился на подстилку из гнилой соломы. Безнадега захлестывала с головой. Он, мнивший себя могучим магом, оказался в рабстве. В вечном рабстве у каких-то уродов! Хотелось выть и рыть землю от боли и ярости, но он держался.

В выделенном для рабов загоне царил полумрак. Вообще загон представлял собой строение из ветвей колючего кустарника, встречающегося повсеместно. Стены с мелкими дырками, потолок из грязной парусины и утоптанный земляной пол, застеленный гнилыми соломенными циновками. Понятное дело, что света почти не было. А если вспомнить, что в загоне сидело человек тридцать, то становится ясно, какая здесь царила духота и вонь от немытых тел. Единственным источником света служила дырка в плотном пологе, который занавешивал вход. И в какой-то момент некая тень лишила Ярика и этого слабенького освещения. Он поднял глаза. Над ним стоял здоровенный полуголый мужик с рельефной мускулатурой, который с мерзкой ухмылкой, заложив большие пальцы рук за набедренную повязку, смотрел на Ярослава.

– Слышь, Дикарь! Вроде как к тебе обращаются. Или ты у нас принц и на людей тебе плевать? Вон и ошейничек тебе особенный повесили: симпатичный, красненький. Может, ты вообще девка? Чего молчишь? – При этом он попинал Ярика грязной ногой.

Ярослав молчал, выжидая. Да и что тут можно было сказать? Уроды они везде уроды, что ни скажешь, все будет им только на руку. Этот разговор нужен здоровяку для затравки, дабы поглумиться над худосочным пленником и показать свою лихость. Такие люди (или скорей нелюди) обожают театральность. На словах они как бы показывают свое благородство: мол, вон я к нему как, а он мне… И после этого он уже с чувством выполненного долга реализует свои планы в отношении более слабого. Ярик, с покрытой шрамами кожей, действительно смотрелся жилистым и сухим пареньком, но он не выглядел опасным. Да и о какой опасности можно было говорить, если за спиной громилы стояло еще двое подельников. В этот момент один из них раскрыл рот:

– Да точно тебе говорю, Турлон, девка это! Глянь, как зенками зыркает, прям как на выданье.

– Ничего, мы сейчас познакомим ее с настоящими мужиками! Правда, ребята? – издевательски сказал Турлон.

«Этого следовало ожидать! Что загон для рабов, что тюрь-ма– все едино. Те, что сильней, стараются утвердить свое животное превосходство. Как самцы обезьян! – Мысли Ярика текли ровно, без волнения и суматошного мелькания. – Пусть у меня нет магии, но я уже и не тот мягкотелый землянин, что был раньше!»

В это время «ребята», похохатывая в предвкушении развлечения, начали напирать. Но тут произошло непредвиденное! Доселе сидевший неподвижно и как-то потерянно, молодой раб вскочил, словно подброшенный пружиной. Его движения приобрели грацию хищного зверя, и стремительно выброшенная им рука ловко уцепилась за предмет мужской гордости Турлона. И на мгновение сжала ее! О результате можно было судить по животному реву ошалевшего бандита! От чудовищной боли главарь этих шакалов в человеческом обличье бестолково начал размахивать ручищами, стараясь зацепить своего обидчика. Этим он сильно мешал рванувшим на помощь прихлебателям. А раб метался влево-вправо, нанося удары скрюченными на манер когтей рыкача пальцами, пытаясь при этом ухватиться хоть за что-то и рвануть. За какой-то десяток секунд бандиты оказались залиты кровью с ног до головы. Нет, ни у одного не было никаких серьезных ранений (пожалуй, кроме главаря!), но из мелких и чрезвычайно болезненных ран упругими толчками выбивалась кровь, деморализуя громил. Привыкшие проливать чужую, бандиты очень бережно относились к своей собственной. Так, у одного была ранена бровь, и теперь все его лицо и глаза были залиты кровью. У второго оказались порваны губы и сломан нос. Главарь же получил еще один удар в пах и свалился на землю. Из драки он выбыл, так как все его помыслы теперь были лишь о том, чтобы хоть как-то унять боль.

Молниеносно начавшаяся драка на мгновение замерла. Бандиты откатились назад, размазывая кровь. Их главарь глухо стонал на полу, а молодой раб по кличке Дикарь стоял на полусогнутых ногах, угрожающе держа перед собой окровавленные руки. Естественно, драка не прекратилась. Здоровенные мужики, верховодившие здесь ранее, не могли позволить пошатнуть собственный авторитет. Им были нужны буквально секунды для осмысления ситуации и осознанного решительного броска. Но Дикарь не дал им ни секунды. Лучшая защита – нападение! Этот принцип прочно впитался в его кровь в Лесу. Правда, еще лучше бегство, но если это невозможно, то бить надо первым. Так он поступил и сейчас. Резкий прыжок с места на высоту человеческого роста. Из-за не слишком высоких потолков он чуть не прорвал головой парусиновый полог, но цель была достигнута – Дикарь смог атаковать с неожиданного угла. Он буквально свалился на головы своих противников. Его колени опустились на плечи раба с разорванной бровью, поворот всем телом, и только бычья крепость шеи спасла ее от перелома.

Для второго все произошло неожиданно быстро. То этот бешеный парень стоял перед ними, а то – смазанное движение, и его товарищ уже валится на землю. Но не зря он был воином, и неплохим воином, до того, как его взяли в плен и обратили в рабство. Сильный, стремительный наклон вперед, и его мощный кулак впечатывается в лицо этого шустрого раба. Это был его лучший, коронный удар. Но парень смог на него прореагировать! Он даже несколько отклонился, поэтому удар, который должен был размозжить ему голову, лишь оглушил и отбросил к стене.

– Получай, щенок! На! – с яростью, мстя за пережитые секунды страха и потрясения, здоровяк рванулся к сползшему недвижимой грудой парню, норовя забить, затоптать ногами. Но его рывок не достиг цели. Жуткая боль скрутила все его члены, заставляя свернуться калачиком на манер еще не пришедшего в себя вождя.

Он был такой не один. Все рабы, застывшие вдоль стен во время схватки, с дикими стонами и плачем сползли на землю. Боль, боль и еще раз боль воцарилась в загоне. Даже потерявший сознание Ярик пришел в себя. В схватку вмешалась третья сила в лице сторожей. Внутрь вошел какой-то человек и произнес пару приказов для ошейников. Боль послужила лучшим миротворцем. Мягко ступая, вошедший подошел к Ярику:

– Ну вот, стоило тебя поместить сюда, как начались беспокойство и шум. Драки какие-то. А драки портят товар, который стоит денег. Ты меня слышишь, корд?

– Да, – превозмогая боль, процедил Ярик.

– Что ты сказал?!

– Да, господин!

– Смотри мне! За непочтительность ты приговариваешься к столбу!

Опасливый шепоток, поползший по рядам начавших приходить в себя рабов, сказал Ярику, что наказание это очень и очень неприятное. Уже подошедший к выходу охранник оглянулся и добавил:

– Этих троих туда же!

И пропал из виду, а внутрь вошли двое, которые пинками подняли Ярика и его противников. Наказания здесь были быстрыми и неотвратимыми.

Ярик вместе с остальными рабами укладывал в тюки то, что раньше было матерчатыми стенками шатров. Задачка оказалась не из простых. Свернуть ткань так, чтобы ее легко можно было уложить в повозку и чтобы она не топорщилась и не занимала много места – тут целая наука!

Солнце пекло просто немилосердно. Ярик, уже давно загоревший дочерна, устало вытирал текущий ручьями пот.

– Юрга задери эту жару! – выругался рядом Фавис.

Это был единственный человек, с которым Ярик сошелся достаточно близко за месяц своего рабства. Познакомились они сразу после памятного наказания за драку. Это было нечто! Не всякая пытка могла сравниться с уготованной им мукой.

Ярика вместе с его противниками вывели тогда, а точнее– выгнали пинками на площадку за крайними шатрами. Туда собралось чуть ли не все племя во главе с Даргом и Боском. Ярослав запомнил тогда взгляд Дарга, своего хозяина. Это был пронизывающий тяжелый взгляд воина, в котором прорезалась нотка уважения. Он не спеша подошел к рабам, посмотрел на окровавленных здоровяков и обратился к Ярославу:

– Ты очень ценный корд, Дикарь. Поэтому тебе не будут рубить конечности за порчу имущества твоего господина, но наказать накажут! Хорошо накажут, дабы это послужило тебе уроком.

Ярик тогда ничего не ответил, он даже глаза опустил. Зря лезть на рожон, показывая несгибаемую силу воли, он не собирался. Дюжие охранники подхватили кордов и поволокли к только что вкопанным в землю четырем столбам. Привязывали их на совесть. Тела рабов буквально прикручивали к столбам, не давая никакой возможности даже пошевелить хотя бы одним мускулом. Рот затыкали кляпом из вонючей кожи и подвязывали его специальной тесемкой, чтобы наказываемый его не выплюнул. К каждому корду подходил шаман и колдовал, останавливая кровь и залечивая раны. Ярика этим вниманием обошли, так как внешних повреждений у него не было, если не считать наливающегося синевой фингала под глазом. Но скоро, буквально через несколько часов, этот синяк пройдет. Ярослав знал это наверняка.

Столбы с привязанными пленниками стояли кучно, на расстоянии трех-четырех метров, образуя прямоугольник. Тела привязанных людей были обращены к центру этого прямоугольника. Солнце нещадно пекло, раскаляя землю и все, что на ней находилось. Откуда-то принесли небольшой деревянный столик с разложенными на нем кусками мяса и поставили в центр прямоугольника. К этому столику подошел шаман и достал из складок своей одежды какую-то погремушку, иначе никак не назовешь эту палочку с привязанными к ней связками костей. Легонько потряхивая ею и напевая себе под нос, он начал приплясывать на месте. Ярик заметил формирующиеся нити необычного плетения над кусками мяса. Рядом завыл в кляп главарь громил, наливаясь кровью в безнадежной попытке порвать путы.

А плетение все сгущалось и сгущалось, покрывая облаком поверхность столика, образуя какой-то кисель. Решив, что уже достаточно, Боск, не прекращая пляски и песнопения, начал макать свою погремушку в этот кисель, как макают кисточку в краску, и наносить ею мазки на каждого привязанного человека. Вернее, не на человека, а совсем рядом. Кожи костяные связки не касались. Непонятное марево протянуло от столика нити к каждому привязанному телу. Совершив эти действия, шаман спрятал свой магический инструмент и властным голосом выкрикнул какой-то приказ. После этого он засеменил прочь в сторону собравшейся толпы.

Сначала ничего не происходило. Под магическим взором, оставшимся доступным после обращения Ярика в рабство, магическое марево развеялось, оставив даже не плетение, а намек на него. До носа Ярика донесся неприятный запах. Так пахнет падаль, пролежавшая на солнце не одни сутки. Напрягая свое ночное зрение, Ярик рассмотрел, что мясо на столике полностью протухло и на него уже начали слетаться маленькие мушки.

«Чего же они задумали?! Вон, аж скалятся в предвкушении! Гады!» – Страха не было даже в мыслях. После всех испытаний болью, что он перенес за последние полгода (ну, ему казалось, что он провел в этом мире никак не меньше полугода!), никакие пытки не были страшны!

А мушек становилось все больше и больше, они уже покрывали мясо мерзким шевелящимся ковром, один вид которого вызывал рвотные позывы. Мерзость! А мошки все летели и летели. Некоторые из них начали садиться на тела пленников. Нет, они не кусали и не жалили, не откладывали яйца, они просто ползали по обнаженным телам. Ярик только сейчас заметил, что с него, как и с его врагов, сорвали набедренные повязки, оставив рабов совершенно голыми. А число мошек росло! Они заползали в нос, лезли в глаза и уши. Ярик уже не мог смотреть, он стоял, зажмурившись и зажав в кулак всю свою волю. Такой кошмар не мог ему даже присниться. Ты не можешь шевельнуть даже мускулом, а по тебе ступают миллионы крошечных лапок, возбуждая каждый твой нерв. Хотелось рвануться вперед и кататься, кататься в пыли, размазывая в грязь эту мерзость! Это была не боль, это было хуже, гораздо хуже. Эти мерзкие насекомые подводили сознание к той грани, когда еще чуть-чуть, и тебе грозит сумасшествие. Все навыки Ярика по контролю над телом почему-то не срабатывали.

Но он держался, на одной воле, но держался. Вокруг слышалось мычание на три голоса, и где-то невообразимо далеко– радостный смех.

«Твари! Получили развлечение! Нелюди, как я вас ненавижу!» – Где-то за гранью безумия текли яростные мысли. И ненависть стала тем якорем, что смог удержать Ярика, не опуская его за грань безумия. Он так и простоял целые сутки: сохраняя каменную неподвижность и не издавая ни звука.

Ярослав передернул плечами. Вспоминать все это было противно даже сейчас. Их отвязали вечером следующего дня. Трое громил превратились в испуганных, трясущихся при малейшем упоминании столбов рабов. Господин Дарг получил еще трех покорных рабов. Ярик же затаился. Он не дрожал, не трясся, но все приказания теперь выполнял безоговорочно. Желание бежать, поначалу еще не оформившееся из-за шока после пленения, трансформировалось под воздействием пытки в четкую цель.

«Бежать, бежать при первой же возможности! – Вот единственная мысль, которая прочно обосновалась в его голове, став смыслом его существования в теперешней жизни. – Но как? Ведь ошейник просто убьет?»

На последний вопрос ответа не было. Способа обмануть Темный ошейник корд придумать не мог никак. Ярик вновь и вновь осматривал плетение чужой магии, вырастающее из ошейника и оплетающее все каналы магических энергий в теле. В распоряжении Ярика остались только слабенькие токи жизненных сил организма. Судя по всему, их не перекрыли только потому, что это убило бы организм. Но и этого было достаточно, магия стала подобна луне в небе: близко, рукой дотянешься, но сколько ни тянись, она все время ускользает.

Плетение было просто умопомрачительно по сложности. У Ярика начинала болеть голова от одного только разглядывания структуры чужого артефактного заклинания. Что это не собственная магия шамана, а умело вплетенная в общую схему Сила неизвестного артефакта, Ярик понял сразу. Уж на это-то его знаний и интуиции хватило. По недолгом размышлении он решил, что этим артефактом была цепочка по краям кожаной полосы вокруг шеи. Как он успел заметить, у других рабов такой цепочки не было, хотя у них и кожа для ошейника была более грубой и черного цвета.

И теперь в каждую свободную минутку он скользил внутренним взором по паутине чужого заклятия, старясь хоть чуть-чуть ослабить незримые удавки. Пока получалось плохо. Даже более чем плохо – никак не получалось! Но Ярослав знал, что важно не сдаваться. Никогда и нигде. Если можешь бороться, то борись… И если не можешь, то все равно борись! Глядишь и получится что-то.

– Опять мечтаешь? – напомнил о себе Фавис.

Молодой пленник, захваченный полгода назад во время налета Архов на малочисленное племя, чувствовал себя в рабстве вполне сносно. Никогда не унывающий оптимист, он постоянно работал языком, вызывая всеобщее раздражение. Поэтому Ярик, который нуждался в источнике информации об окружающем мире, оказался для него сущей находкой. Фавис подошел к новому рабу в тот же самый день, как Ярика отвязали от столба. Ярослав тогда сидел в углу жилища рабов и трясся мелкой дрожью – не проходило ощущение, что ненавистные мошки все еще перебирают лапками в своих бессмысленных блужданиях по человеческому телу. Другие рабы сторонились Ярика, как чумного, но Фавис подошел, сел рядом и начал говорить. Ярик тогда даже не очень-то понимал о чем, да и сам Фавис, наверное, тоже. Иногда казалось, что молодой раб был просто влюблен в свой голос и был готов слушать его часами.

На следующий день Фавис опять очутился рядом с Яриком, и тот его не прогнал, более того, начал задавать вопросы. Так и повелось, что Фавис и Дикарь, как все называли Ярика, стали держаться друг друга.

– Ну? Чего застыл-то? Упаси Юрга, кто из свободных заметит, тогда прощай ужин. Или ты, может, ужинать не хочешь? Так мне отдай, я съем. Я ужинать очень хочу, – не унимался товарищ Ярика по несчастью.

– Да уймись ты! Тебе бы только пожрать, – огрызнулся Ярик и наклонился к веревке, змеей извивающейся по земле. – Сказал бы лучше, куда это мы все собрались?

– Ну не все, а хозяева. Корды же не люди, а вещи. Вещи же никуда собираться не могут, – начал разглагольствовать Фавис.

– Ну так куда? – сматывая веревку, рявкнул Ярослав.

– Злой ты. Одно слово – Дикарь! – протянул Фавис. – Да и вообще, какая тебе разница?

От возмущения Ярик остановился:

– То есть как это какая разница? А тебе что, все равно?! Вдруг на рынок рабов? Продадут в рудники и все, считай, тебя уже нет.

– Дремучий ты человек, Дикарь. – Фавис похлопал своего собеседника по плечу. – Ну кто продаст нас на рынке? Кто нас туда пустит? Всем известно, что нас везут Наместнику, а уж потом как он решит. Тебе-то уж грех этого не знать!

– Это еще почему?

– Ты ж первый среди тех, кого отдадут просто в дар, ради установления хорошей торговли. Это знает любой раб.

– С какой это стати? – оторопело произнес Ярослав.

– Ну как же, человек пришел от диких гоблинов, убил водного демона, сбежал от троллей. Даже ошейник особенный, – махнул рукой Фавис.

– Дался вам всем этот ошейник, – подергав рукой кожаную полоску на шее, произнес Ярик.

– Эй вы, вонючки! – За спинами у отвлекшихся рабов раздался грозный голос главного надсмотрщика. – Значит, от труда отлыниваем? Если бы не дорога, то я бы придумал вам подходящее наказание, а так считайте, что легко отделались. Оба остаетесь без ужина!

– Я же говорил… – заскулил себе под нос товарищ Ярослава. – Я же тебе говорил.

– А ты, – плетью указал на Ярика надсмотрщик, по приказу которого его ставили в свое время к столбу, – ты будешь личным рабом господина Дарга. Поэтому бегом к его шатру.

Не успевший еще выработать рефлекс на безоговорочное и немедленное выполнение приказов, Ярослав открыл рот и… резко выдохнул от боли. Выискивающий малейшие признаки неповиновения надсмотрщик от души хлестнул его плетью. Семихвостая, с вшитыми в кончики свинцовыми грузиками, она прочертила параллельные полосы на лопнувшей коже через всю грудь Ярика. Не дожидаясь повтора, Ярослав рванул в указанном направлении. Бегущие по животу струйки крови он вытирал уже на бегу.