Трактир «Звенящая подкова» переживал не самые лучшие времена. Построенный возле Ашхетинских ворот сотню лет назад, он первый встречал толпы богатых купцов, которые везли драгоценные ихтернийские пряности в столицу. Но в позапрошлом году все изменилось. Лунный мир сотрясла очередная серия пробоев, один из которых пришелся как раз на Ашхетинский тракт. Некогда оживленный караванный путь в один миг перестал существовать – идти сквозь место пробоя могли решиться только безумцы или самоубийцы, а ихтернийские купцы не были ни теми, ни другими. Они предпочли везти товары в Тартому по соседнему тракту, а значит, попадали в город через другие ворота. Ашхетинские по распоряжению градоправителя закрыли наглухо, обрекая тем самым хозяина «Звенящей подковы» на разорение.

Трактирщик, выходец из провинции Кария, попытался продать ставшее обременительным заведение, но ему предложили такую смехотворную плату, что он с негодованием отказался. И теперь потихоньку спивался, глядя с тоской, как его процветающая некогда «Подкова» превращается в третьесортный кабак для всякого сброда: спившихся работяг, профессиональных игроков и скупщиков краденного.

– Эх, жизнь! – Трактирщик-кариец привычно опрокинул в рот стопку мутноватой водки и обвел немигающим взглядом зал. Посетителей вроде полно, а толку чуть. Все сплошь отребье, дохода от них никакого, одни убытки. Заказывают пойло, что подешевле, быстро надираются, а потом бузят, дерутся, ломают мебель и бьют посуду. Но этих еще мог успокоить дюжий вышибала с палкой, а вот игроки в кости – люди посерьезнее. Они приходят в «Подкову» каждое сияние, занимают два центральных стола. Поначалу ведут себя тихо, пьют мало, за выпивку платят хорошо. Присматриваются, ищут простачков, умело втягивают в игру, разжигая азарт, а потом обирают до нитки. Иногда дело даже до поножовщины доходит – тут уж и вышибала не вмешивается. Кому охота заполучить дырку в бок?

Трактирщик крякнул и потянулся к бутылке, но остановился, принюхиваясь. К привычным ароматам дешевой сивухи и чада масляных фонарей добавился характерный запах гари. «Опять Тара мясо сожгла. Прогоню стерву…» Но в глубине души он знал, что не прогонит. Из Тары, конечно, повариха, как из дерьма конфетка, но за такую плату другой не найти. К тому же по ночам с ней теплее…

– А, плевать. Сожгла и сожгла. Этот сброд и такое мясо сожрет.

Кариец махнул рукой, продолжая разглядывать зал. Задержался на типе, который в одиночестве сидел за самым дальним столом в углу. По виду уроженец одной из приморских провинций. Заказал мало: кружку пива и миску кулеша – жидкой похлебки из муки с салом. Расплатился сразу – мелкими кусочками атонийского хрусталя. Поел быстро и как-то равнодушно, словно не чувствовал ни вкуса, ни запаха, хотя от приготовленной Тарой похлебки иной раз воротили нос и свиньи. Но атониец съел все, только что миску не вылизал, а теперь сидел себе тихонько в своем углу, попивал пивко и что-то карябал меловым карандашом на огрызкепо огрызку дешевого темного пергамента. «Небось, разорившийся купец, убытки подсчитывает. Вон морда какая сосредоточенная…»

– Ах ты, Ротранов сын! В зубы захотел, тварь пробойная? – раздался вдруг из-за игрового стола чей-то яростный вопль.

«Ну, началось», – с тоской подумал трактирщик, разом забыв про тихого посетителя.

А тот, кого трактирщик принял за атонийца и разорившегося купца, тоже рассеянно повернул голову в сторону разгорающегося конфликта. Равнодушно понаблюдал, как обиженные жертвы шулеров строят зверские рожи и бранятся, подогревая себя перед дракой, и вновь склонился над пергаментом.

«Лунный мир – третий из осмотренных мною так называемых Несуществующих миров». Мюрр сделал запись и задумался. Покрутил в пальцах меловой карандаш. За последнюю тысячу лет у него вошло в привычку записывать свои впечатления – так легче было свести полученные сведения воедино. Получалось нечто вроде путевых заметок.

«Этот мир сильно отличается от всех прочих. Тут не меняются времена года – постоянно стоит прохладное лето. Месяца считаются по фазам луны – от новолуния до полнолуния. Привычного дня нет. Светлое время суток заменяют сумерки, подсвечиваемые красноватым небом. Словно закат или рассвет, который никогда не переходит в день. Очень красивое зрелище… первое время. А потом алый сумрак начинает утомлять… Впрочем, ночь ничем не отличается от привычной, разве что луна очень яркая и крупная – в полнолуние по небу катится огромный желтый шар, он тает постепенно из ночи в ночь, превращаясь в серп. Кстати, «ночное светило» не сходит с небосвода и «днем», просто теряет в цвете. Этакий бледный розоватый призрак…»

Мюрр слишком сильно надавил на карандаш, и тот начал крошиться, пачкая пергамент белой пылью. Повелитель Холода поморщился и постарался как можно аккуратнее сдуть крошки.

Между тем в трактире полным ходом шла драка. На стол к Мюрру прилетел брошенный кем-то кувшин, ударился о твердую столешницу, разлетелся брызгами и осколками. Повелитель Холода поиграл желваками – отвлекают, сволочи, не дают сосредоточиться на записях. Не удостоив даже взглядом разбушевавшихся игроков, смахнул глиняные обломки на пол и продолжал:

«Итак, здешние сутки делятся не на привычные ночь и день, а состоят из сумрака, сияния и ночи. Относительно светлое время суток, именуемое сумраком, плавно переходит в сияние – так здесь называют вечер. При этом небо теряет наконец «дневные» алые тона, и становится по-настоящему черным, но темнота не наступает – весь мир озаряется яркими зеленоватыми и фиолетовыми сполохами. Зрелище похоже на то, что часто можно наблюдать в полярных землях множества миров…»

Мюрр так увлекся, что почти не слышал гвалт, царящий вокруг, не замечал стонов и воплей дерущихся. За время скитаний он навидался таких трактирных драк предостаточно и недаром предусмотрительно занял местечко в дальнем углу. Впрочем, побоище стихло так же быстро, как и началось. На этот раз обошлось без трупов. Равнодушный вышибала вытащил пару бесчувственных игроков за порог и оставил лежать в ближайшей канаве, нимало не заботясь об их дальнейшей судьбе. Естественно, прежде чем уйти, он тщательно осмотрел карманы бедолаг и вытряхнул разноцветные камушки, которые служили в Лунном мире деньгами.

А Повелитель Холода, тем временем, увлеченно вел путевые заметки:

«Общая численность населения Лунного мира невелика. Тем удивительнее то огромное количество народностей, из которых оно состоит. Иной народ насчитывает не более тысячи семей, но гордо именуется карийцами или атонийцами, имеет свой язык и самобытные традиции. Впрочем, внешне народы мало отличаются друг от друга. У большинства кожа оливкового цвета, а волосы синих или зеленых оттенков. Но самое удивительное – глаза. Немигающие, без век, с вертикальными зрачками, как у змей…»

Мюрр хмыкнул, вспомнив, как первое время мучился с этими глазами…

Едва ступив на землю Лунного мира, он принял облик атонийца – молодого крепкого парня с темно-зеленой кожей и фиолетовыми волосами – и обнаружил, что его новое лицо не имеет век. Они переродились в прозрачную, неподвижную и весьма прочную пленку, которая шла поверх глаза, прикрывая его, словно стеклом, не мешала глазному яблоку двигаться, отлично защищала от соринок и повреждений. Мюрру поначалу это страшно нравилось. Но с наступлением первой же ночи… Отсутствие век стало настоящей пыткой. Выяснилось, что в обличии атонийца невозможно совершить такое простое и обыденное действие, как закрыть глаза. А спать с открытыми с непривычки оказалось невыносимо трудно. Проворочавшись всю ночь без сна, Мюрр впервые ясно осознал, для чего же, собственно, и нужны веки. И как же бывает неуютно, когда их нет…

«Отдельно стоит народ, именуемый джигли, – продолжал запись Мюрр. – Внешне они более других лунных рас походят на обыкновенных людей, имеют шоколадного цвета кожу, «человеческие» глаза с веками и черные курчавые волосы. Джигли крайне малочисленны, но умудрились захватить почти две трети Лунного мира, основав Империю. Как я понял, она разрослась из небольшого, чрезвычайно воинственного и высокоцивилизованного государства джигли, которые на протяжении веков захватывали все новые и новые земли, населенные более отсталыми народами, и превращали их в свои провинции. Как ни странно, завоеватели принесли процветание захваченным странам, ускорили их развитие, приобщили к наукам и культуре. Теперь жители провинций считаются почти такими же равноправными гражданами Империи, как и сами джигли. Впрочем, именно что почти, потому что разница все же есть…»

Мюрр задумался, пытаясь точнее сформулировать мысль.

«Джигли или черные всадники… Это особая, высшая каста, элита Империи. Они правители, ученые, маги, воины. Торговцев или мастеровых среди них практически нет. И вообще, они предпочитают лишь владеть мастерскими, торговыми домами, поместьями, шахтами и рудниками, а трудиться там предоставляют другим народам – в основном вольнонаемным выходцам из провинций, которых здесь называют общим словом лючины, то есть «пешие». Мне не очень понятно, откуда взялось такое название, ведь лючинам не запрещается иметь лошадей, ездить в седле, в экипаже или телеге.

Лючины буквально наводнили центральные города Империи. Многие из них весьма богаты, их дома по роскоши ничуть не уступают дворцам джигли. И все же «пешие» отличаются от «черных всадников», как плебеи от аристократов. Даже самый бедный, разорившийся джигли по социальному положению стоит выше, чем самый богатый лючин.

Теперь несколько слов о лошадях. Помимо обычных, в Лунном мире есть так называемые кунгуры. Это поистине удивительные создания. Во-первых, они способны летать. Во-вторых, могут принадлежать только и исключительно джигли. Причем, насколько я понял, для черного всадника кунгур скорее член семьи, чем животное. И вообще, здесь кроется какая-то тайна, в которую не посвящают лючинов. Общеизвестно следующее: каждому джигли при рождении дается один-единственный летающий конь, который сопровождает всадника или всадницу всю жизнь. Если же кунгур погибает, его хозяин (хозяйка) лишается чести, становится даифом – «опозоренным». Это самое презираемое, бесправное существо, что-то вроде общественного раба. Даифы выполняют всю грязную работу, например, золотаря. Или трудятся в каменоломнях…»

– Еще пива заказывать будете? – раздался над ухом скрипучий голос карийца.

Мюрр вздрогнул от неожиданности и непонимающе посмотрел на подошедшего к нему трактирщика.

– Я говорю, что-нибудь еще заказывать будете? – переспросил тот. – Если нет, уходите. А то некоторые приспособились сидеть здесь всю ночь задарма и дремать, чтоб, значит, за комнату не платить…

– Еще кружку пива, – перебил Мюрр. – И поесть что-нибудь…

– Миску кулеша?

– Н-нет. Лучше мяса.

– Расплатитесь сразу?

– Да. – Мюрр сунул ладонь в потайной карман широкого тканого пояса, достал горсть ребристых полупрозрачных камешков. – Этого хватит? – Он пока не очень хорошо разобрался в местной денежной системе и плохо представлял стоимость того или иного камня.

– Вполне. – Трактирщик поспешно спрятал презрительно- алчную усмешку, сгреб камешки и отошел.

Мюрр недовольно посмотрел ему вслед. Похоже, он серьезно переплатил. Впрочем, плевать. В случае необходимости он быстро раздобудет любое количество местных денег, то бишь камней.

Повелитель Холода расправил пергамент, перечитывая последние из написанных строк.

«Итак, даифы трудятся в каменоломнях…»

– …в каменоломню? Его?! – эхом донесся обрывок фразы от соседнего стола.

Мюрр с интересом посмотрел в ту сторону. За столом сидели двое. Их лица прятали широкие капюшоны грубых плащей из дерюги. Такие плащи носили нищие, попрошайки или… те, кто хотел остаться неузнанным. Повелитель Холода пригляделся внимательнее. Один – определенно мужчина. Причем отнюдь не из касты попрошаек. Прямая спина, уверенный разворот плеч, гордая посадка головы… Воин. Потомственный. «Не удивлюсь, если под капюшоном окажутся курчавые волосы и темная кожа всадника джигли… – подумал Мюрр. – Хм, интересно… А кто же у нас будет второй? Или… вторая? А ведь это женщина! Даже грубый плащ не в состоянии спрятать присущего ей изящества. Могу поспорить, она тоже джигли, всадница. Аристократка…»

Повелитель Холода уже потерял к парочке интерес, посчитав тайное свидание обычной любовной историей, но тут женщина вполне отчетливо сказала:

– Генерал не может быть рабом!

Мюрр снова прислушался, но ее спутник отвечал слишком тихо – так, что слов не разобрать.

– Нет, Гор. Я не допущу, чтобы это сошло ему с рук! – вновь заговорила женщина. В ее голосе не было ни тени кокетства или нежности.

«Так не разговаривают с возлюбленным, – подумал Мюрр. – Это не любовное свидание. Больше похоже на заговор». Он напряг слух и сумел расслышать реплику мужчины:

– Ты обвиняешь сына императора…

– Да! – запальчиво перебила собеседница. – Он сын императора. Но убийство кунгура нельзя прощать даже ему!

«Так-так-так… Интересно… А ведь я что-то слышал сегодня о гибели кунгура, – вспомнил Мюрр. – Да, точно, в этом трактире и слышал. Прежде чем напиться в хлам, посетители обсуждали сногсшибательную новость: смерть коня какого-то видного деятеля Империи. Только вроде речь шла о несчастном случае, а не об убийстве…»

А мужчина по имени Гор, тем временем, спросил:

– У тебя есть доказательства, Огира?

– Пока нет. Но я знаю, как их достать! – Женщина импульсивно подалась вперед, к собеседнику.

Повелителю Холода вдруг очень захотелось увидеть ее лицо. Даже бесформенный балахон не мог скрыть ту страстную решимость, которая сквозила в каждом движении незнакомки. Воображение Мюрра тут же нарисовало весьма соблазнительную картину: страстная красавица, стремящаяся защитить близкого человека. То, что он не мог видеть форм таинственной Огиры, только разжигало любопытство. Мюрр фыркнул и покрутил головой, прогоняя прочь фантазии. «Похоже, мне пора подумать о девчонке на ночь…»

Увлекшись мечтаниями, он не расслышал ответа Гора. Впрочем, Огира тоже не стала слушать его. Она замахала рукой, обтянутой грубой шерстяной перчаткой, отметая возражения, и решительно сказала:

– Алир – мой муж. А ты мой брат. И я говорю тебе, Гор, если Алиру суждено стать даифом, то пусть Фейр-ари разделит его участь!

«Алир-ари – это тот самый джигли, потерявший коня, – вспомнил Мюрр. – А Фейр-ари – единственный сын правящего императора».

– Чтобы лишить джигли титула всадника, нужны очень веские доказательства, – упорствовал Гор. – Тем более, когда речь идет о членах императорской семьи.

Из-под капюшона женщины раздался короткий злой смешок:

– Что ж, братец… Если законным путем я не смогу добиться справедливости, то…

– Огира! – умоляюще воскликнул Гор.

– Я готова на все, и пойду до конца, – отрезала всадница. – Если мне не удастся доказать вину Фейр-ари, я убью его кунгура. Сделаю то же самое, что он сделал с моим мужем!

– Огира, не горячись! Дай мне время. Обещаю, я во всем разберусь!

– Времени нет, Гор. Если ты не забыл, уже завтра мой муж будет опозорен навсегда!

– Значит, у нас есть целая ночь, чтобы попытаться все изменить… Есть у меня одна мыслишка, но вначале надо кое-что проверить… Давай встретимся завтра перед урудией. А сейчас нам пора уходить. Я выйду первым, а ты досчитай до ста и тоже уходи. Только не зови своего кунгура прямо у дверей. Пройди пару улиц и тогда…

– Кого ты учишь? – насмешливо протянула женщина. – Я уже десять лет при дворе и скоро полгода, как жена главнокомандующего Империи. Это вас с Алиром практически не бывает в столице, все мотаетесь по своим, военным делам. А я варюсь в придворном котле среди интриг, козней и доносов, и потому прекрасно знаю правила игры. Кстати, Фейр-ари приставил ко мне соглядатая. Но прежде чем придти сюда, я пустила его по ложному следу. Так что мерзкий сынок императора будет считать, что весь сумрак и сияние я провела в гостях у тетушки Слори.

– И все же будь осторожна, Огира. Если Фейр-ари узнает, что в гибели кунгура Алира ты обвиняешь его…

– Он подошлет ко мне убийцу, – договорила женщина. – Ты прав. Но я все равно не отступлюсь, пойду до конца!

Гор встал, сжал руку сестры на прощанье, поплотнее запахнулся в плащ и покинул трактир. Спустя некоторое время ушла и Огира. Мюрр выждал пару мгновений и последовал за ней.

После освещенного масляными фонарями трактира улица казалась темнее обычного. Часть суток, называемая сиянием, подходила к концу. Последние, потерявшие яркость, зеленоватые сполохи еще украшали потемневшее небо, но на их фоне уже отчетливо проступал непривычно крупный рисунок звезд. Огромная долька месяца постепенно наливалась ярким желтоватым светом. Казалось, она висит так близко, что ее можно потрогать руками. Кроме месяца и звезд других источников света в этой, беднейшей, части города не было. Вот ближе к центральным кварталам света хватало. Дома сияли магическими огнями всевозможных форм и оттенков, а экипажи и одежда богатых прохожих были украшены необычайно модным в нынешнем сезоне разноцветным мерцающим порошком.

Мюрр окинул быстрым взглядом темную улицу. Народу немного – в основном возвращающиеся из дешевых кабаков работяги и поджидающие их на перекрестках продажные девки. Наверняка по темным подворотням прячется и кое-кто посерьезнее. Хотя… Нет, вряд ли – для нормальных грабителей добычи здесь не найдется. С пьяного в дым работяги взять нечего – весь дневной заработок он уже успел оставить в трактире. Серьезная «ночная братия» предпочитает работать в купеческих кварталах – там есть, кого пощупать. Мюрр усмехнулся, подумав, что, как ни странно, трущобы оказываются едва ли не самым безопасным местом в городе. Разумеется, если ты не богатей в украшенном мерцающим порошком плаще или не одинокая женщина…

Мюрр проследил взглядом за удаляющейся фигуркой Огиры и укоризненно покачал головой: напрасно этот Гор отпустил ее одну. Никакая, даже самая грубая, дерюга не может скрыть ее природного изящества. Легкая походка выдавала женщину с головой и невольно приковывала мужские взгляды. Ну, так и есть! Двое подвыпивших парней увязались за Огирой и попытались затеять с ней разговор. Она ускорила шаг и низко наклонила голову, пряча лицо. Но навязчивых поклонников это не устроило, им-то как раз хотелось получше рассмотреть ее. А заодно и потрогать. Один схватил женщину за плечи, останавливая, а второй попытался распахнуть плащ.

– Эй! Ну-ка, ребята, полегче! – Повелитель Холода подбежал к ближайшему пьянчуге и уже протянул было к нему руку, но тот вдруг покачнулся и стал заваливаться на тротуар. В свете луны отчетливо блеснул серебром короткий узкий клинок. Второй из парней еще стоял, но Мюрр ясно видел выплескивающуюся из его горла кровь. Он потрясенно взглянул на женщину. – Однако! Покончила с ними всего двумя ударами! Ну, ты даешь, Огира!

Она резко подалась к нему. Из-под капюшона блеснули яростью глаза.

– Ты знаешь, кто я?! Ты следил за мной, грязный шпион!

– Нет, – отшатнулся Мюрр. Не хватало еще, чтобы она пырнула кинжалом и его! Похоже, эта дамочка вначале убивает, а потом думает. Он успокаивающе поднял руки и торопливо сказал: – Я был в трактире… в «Подкове»… и там случайно услышал твое имя… Совершенно случайно, клянусь!

Она нанесла удар так быстро, что Мюрр едва успел уйти в сторону, и серебристое лезвие лишь пропороло рукав. Тотчас последовал новый выпад, на этот раз в шею. Мюрр присел, уклоняясь, и едва не остался без глаза – острый носок сапога всадницы почти дотянулся до его лица. «Не успокоится, пока не убьет, – мелькнула растерянная мысль. – Ну, что с ней делать, а?» Он улучил момент, поднырнул под атакующую руку и сдавил двумя пальцами «сонные» точки на шее женщины. Но прежде чем потерять сознание, она успела полоснуть его клинком по спине.

– Вот бешеная! – Мюрр посмотрел на обмякшее тело всадницы с восхищением и раздражением одновременно. Повел плечами, определяя насколько серьезно ранение, и поморщился от боли. – Правильно говорят: добрые дела наказуемы. В кои-то веки хотел заступиться за женщину, и на тебе! Хорошо, что сам жив остался!… Но надо скорее оттащить ее куда-нибудь в уголок, и уносить ноги, пока она не очнулась.

Он так и сделал. Вдоль улицы к домам лепились навесы торговцев. С тех пор, как Ашхетинские ворота закрыли, торговля здесь пришла в упадок, но прилавки и прочие постройки остались. Брошенные хозяевами, они медленно разваливались, там и сям торчали поломанные доски, а в матерчатых навесах зияли дыры.

Мюрр примостил бесчувственное тело женщины на какой-то покосившейся скамье. Потоптался рядом, борясь с навязчивым желанием увидеть ее лицо. А потом не удержался и все-таки заглянул под капюшон…

Повелитель Холода твердо решил уйти и позабыть всю эту историю, но ноги сами привели его за покосившийся сарайчик, который раньше, видимо, служил складом. Отсюда можно было наблюдать за Огирой, не опасаясь, что она заметит его, когда очнется.

«Надо присмотреть за ней. А то мало ли что. Как только увижу, что она в безопасности, уйду», – попытался обмануть сам себя Мюрр.

Но когда всадница очнулась и продолжила путь, он, как привязанный, пошел за ней, стараясь не попадаться на глаза. На этот раз Огира шла осторожно, держась в тени обшарпанных домов. Когда впереди показалась пьяная компания, она свернула за угол, намереваясь переждать, пока они пройдут. Возможно, именно этот маневр и позволил Мюрру определить, что за женщиной следит кто-то еще…

Соглядатай знал свое дело туго, буквально на глазах меняя обличия. Причем делал это без всякой магии – на одном актерском мастерстве. Он шел, пошатываясь, громко бубнил себе что-то под нос, и выглядел обычным пьянчугой, возвращающимся домой из кабака. Когда Огира замедляла шаг, останавливался у стены, вроде отлить. А когда она двигалась дальше, за ней следовал уже совершенно другой человек – по виду нищий-попрошайка – трезвый, сгорбленный, убогий. Поэтому Мюрр вначале и не заметил преследователя, воспринимая его, как несколько разных людей. И лишь когда Огира свернула за угол, пропуская загулявшую компанию, соглядатай отбросил осторожность, на краткий миг становясь самим собой – цепким, уверенным, опасным.

– Так-так-так… Огира вроде заверяла брата, что сбила шпиона со следа, – тихонько пробормотал Мюрр. – Выходит, нет. Значит, Фейр-ари скоро узнает, что жена генерала не сидела весь вечер… тьфу ты, сияние… со своей тетушкой.

Повелитель Холода сразу решил, что поможет всаднице. Как? Очень просто – убьет шпиона.

Помимо воли перед глазами всплыло увиденное в подворотне лицо Огиры. Красавица? На строгий вкус нет. Темная кожа, упругие колечки коротких смоляных волос. Неправильные черты, резковатые скулы. Пухлые, словно вывернутые наизнанку губы, слегка приплюснутый нос и раскосый разрез глаз. Нет, не красавица. Но она чем-то сумела зацепить Мюрра. По-настоящему, глубоко… Может, своей страстностью, а может тем, что собиралась бороться за своего Алира до конца. Не предала, не бросила, не отступила в сторону, заливаясь бесполезными слезами…

…Шпион не обратил внимания на приближающегося атонийца. И лишь когда стальной клинок вонзился в спину, взглянул удивленно, не понимая, попытался что-то сказать, но не смог – рухнул замертво на каменную мостовую.

Из-за угла вышла закутанная в плащ Огира.

– Опять ты! – прошипела она, глядя на Мюрра. В ее руке блеснул клинок.

– Погоди, ты не поняла! Это он следил за тобой! – Повелитель Холода указал на тело шпиона. – Он! А я убил его!

– Вот как? – Огира клинок не спрятала, но и нападать не спешила. – И почему, интересно, ты сделал это? – В голосе женщины не было ни капли доверия.

– Ну, например, потому, что ты мне понравилась…

Всадница подошла к поверженному телу, вгляделась в лицо.

– Да, этого человека я уже видела несколько раз… Среди прохожих на улице, а потом и в трактире… Но ты все равно врешь! Когда это я успела тебе понравиться? Ты же не видел меня!

– Видел. В «Подкове».

– Там на мне был плащ, капюшон. Хочешь сказать, что тебе приглянулся бесформенный кусок дерюги?

– Я видел твое лицо. Здесь, на улице. Когда ты… э… спала.

– То есть ты знаешь, что я не лючинка, а джигли?

– Да.

– Ну, ты и наглец! – Огира звонко расхохоталась. – Первый раз вижу, чтобы «пеший» пытался заигрывать с «всадницей»! Ты хоть понимаешь, кто я?

– Отлично понимаю, – голос Мюрра приобрел бархатные нотки. – Ты женщина… А я мужчина.

Огира на мгновение растерялась от такой дерзости, и в тоже время с удивлением поняла, что ей понравилось поведение странного атонийца – и слова, и взгляд.

– Как тебя зовут? – спросила она.

– Люгвин.

Огира хмыкнула.

– А более дурацкого имени ты придумать не смог? Или это настоящее? Впрочем, неважно. Я стану называть тебя так… Ладно, пошли. Ты проводишь меня.

– Куда?

– А разве тебе не все равно? – отрезала всадница, помедлила, искоса взглянула на спутника и спросила: – Скажи, когда я потеряла сознание, ты…

– Что?

Она замялась. Взглянула кротко – по-женски.

– Что? – переспросил Мюрр, чувствуя, как начинает бешено колотиться сердце.

– Так, ничего… Просто… Когда я лежала без сознания, надеюсь, ты не позволил себе лишнего?

– Лишнего – нет. Разве что один поцелуй, – игриво ответил Мюрр.

Глаза Огиры опасно сузились, а рука потянулась к кинжалу.

– Э, погоди, это же шутка! – На всякий случай он отодвинулся подальше.

– Шутка, говоришь… Может быть… Но больше прикасаться ко мне не смей! Понял?

В ее словах опять прозвучала страстная решимость, и это пьянило не хуже амброзии. Хотелось броситься в атаку – в одиночку против сотни, разрушить небольшой город или… создать что-нибудь красивое и вечное…

– Ну, что? Не раздумал провожать меня, кавалер? – насмешливо спросила всадница.

– Не раздумал.

– Тогда идем.

Вскоре трущобы остались позади. Теперь улицы блестели чистотой. Дома украсились яркими магическими огнями. По мостовым то и дело проносились нарядные, подсвеченные мерцающим порошком экипажи. Наездники-лючины на обычных, нелетающих лошадях хвастались сияющим в ночи разноцветным волшебным напылением всевозможных оттенков. Среди пестрой разряженной толпы время от времени мелькали всадники-джигли – в простой черной, как сама ночь, одежде. Ни огромных изумрудов, украшающих камзолы или платья, ни блеска дорогущих бриллиантов, тем не менее перед ними почтительно расступались даже богатейшие из горожан.

– Все. Дальше я доберусь сама.

Всадница сбросила грубый плащ прямо на мостовую. Под ним оказалась типичная одежда женщины-джигли: облегающий бархатный темно-синий жакет, узкие, в обтяжку, кожаные брюки и высокие, до колен сапоги. Мюрр невольно залюбовался ею. Огира знала, что эффектно смотрится в своем костюме. И хотя всадница, принадлежащая к высшему кругу, давно привыкла к подобному вниманию, ей почему-то было особенно приятно, что этот неотесанный провинциал смотрит на нее именно так. Женщина подарила спутнику царственную улыбку и решительно окликнула своего кунгура:

– Ралона!

Через мгновение ей в плечо уткнулась черная морда кобылицы. Огира ласково похлопала ее по теплой смоляной шее, привычно собрала в кулак часть гривы, вдела ногу в стремя, одним махом взлетела в седло и оглянулась через плечо на лючина:

– Прощай!

– Погоди!

Он сделал шаг вперед, но кобыла тотчас повернула к нему морду и предостерегающе обнажила огромные черные зубы. Мюрр отшатнулся. Огира успокаивающе потрепала Ралону по загривку:

– Тихо, девочка. Он… свой. Хороший. «По крайней мере, неплохой», – поправилась она про себя, а вслух спросила: – Чего?

– Если вдруг тебе понадобится помощь…

– Я найду тебя, – пообещала Огира, подумав, что простой наивный провинциал вряд ли сможет помочь в изощренных дворцовых интригах. – Прощай, Люгвин!

Не дожидаясь ответа, она пришпорила кунгура и затерялась в яркой толпе горожан.