Книга: Поймать Тень
Назад: Глава 4 Лекарство от скуки
Дальше: Глава 6 Если вас съел дракон…

Глава 5
Знакомые все лица

Когда я, бледная, скрылась в кустах, зажимая рот рукой, даже Калгн, следовавший за мной повсюду с преданностью влюбленной гидры, понял — ему лучше не соваться.
Согнувшись пополам, я выдала все, что ела, наверное, с самого вечера.
Отдышавшись и собравшись с силами, пришлось вернуться.
На небольшой поляне, разорванные в клочья, лежали останки животного… Только приглядевшись (чего на этот раз я постаралась не делать, предыдущая попытка закончилась в тех самых кустах), можно было опознать в этих разбросанных кусках плоти благородное животное — волшебного единорога.
— Это просто мясник, — выдохнула я, все еще борясь с приступами тошноты.
Отвернувшись, я оперлась о спину Калгна, который даже вздрогнул, настолько оказался потрясен увиденным. Пришлось тряхнуть головой, призывая себя и свое непокорное тело к порядку. Разорванный труп не самое ужасное, что доводилось мне видеть в этой жизни, в конце концов. Бывало и хуже.
— Ты чувствуешь здесь магию, Лил? — посмотрел на меня Эдрр. Я просто спиной ощутила его испытующий, болезненный взгляд.
— Слабо. Слишком слабо. Как след ветра, лишь слегка потревоженные травинки. Но я знаю того, кто почувствует, кто сильней меня, да и видит больше. Только не мешайте и не трогайте меня.
Проведя по золотистой спине, я дала и взяла немую поддержку. Калгн последовал за мной к большому дереву, у подножья которого я и села. Опустившись рядом, он вопросительно посмотрел на меня, словно боялся и в то же время надеялся на помощь. Как я еще могла отплатить единорогам за их приют и доброе ко мне отношение?
Дух вышел медленно, через рот, вместе с дыханием. Поднялся в воздух и перешел в новое качество — феникс.
Птица хрипло закричала, разминая крылья. Внизу стонала девушка.
Он оглянулся и поморщился, вид мертвого обезображенного трупа раздражал его. А еще эта магия, клочками осевшая повсюду. Она светилась тусклым мертвенно-зеленым светом, с какими-то неестественными разводами красного. Досадливо дернувшись, дух понял: кто-то пытался замаскировать заклинание смерти и саму смерть с помощью магии.
Воплощенный дух не любил зло, оно было противно ему по сути, как оттенки тех чувств, что делали его сильней и в то же время убивали, перерождая во что-то противоположное символу чистоты — фениксу.
Сделав пару кругов над останками жертвы колдовства, дух последовал по его следу в сияющей зеленой траве.
Пролетев до крайней точки, где следы были еще совсем свежими, как бывает влажным песок от легкого прибоя, феникс предусмотрительно решил оставить себе заметку, полоснув ствол ближайшего дерева когтями.
Теперь можно, а вскоре и нужно, возвращаться назад.
Облетев поляну подальше, дух опустился на землю возле тела девушки и разглядел ее. Иногда ему не верилось, что эта хрупкая оболочка принадлежит ему, так легко казалось ее порвать и так тяжело сдержать внутри его самого.
«Несовершенна», — с раздражением заметил он. Тщеславия духу было не занимать. Подбородок надо бы чуть помягче, девушка все-таки, не мальчишка.
Закончив с ее внешностью, дух обратился к окружению. Точнее к легкому, как вуаль, кокону, оплетающему ее, словно саван. В нем чувствовалась чужая для феникса сила и магия, над которой сам дух был не властен. Но вопреки ожиданиям, противоестественное колдовство вовсе не раздражало его, скоре рождало что-то весьма похожее на нежность и благодарность.
«Защитники, волкодлак их покусай», — подумал дух с присущей ему насмешкой.
И переключил внимание на того, кто был рядом, на светящегося единорога. Оглянулся. В золотистых глазах воплощенного духа зажглась усмешка и чуточку обида.
«Ну, ты у меня за все ответишь!»
Перейдя в качество несознательного духа, он втянулся в собственное тело через рот.
Я медленно выдохнула, дождавшись, когда сердце снова застучит в нормальном ритме. Получилось шумно. Мне еще пришлось какое-то время перестраивать зрение, чтобы потушить золотые искры в радужке. Наконец окружающее перестало расплываться разными цветами. Уж слишком пропитался мир единорогов их первобытной, мощной магией. Такая сырая сила мне вредна.
— С тобой все в порядке? — озаботился Калгн, сторожем возвышавшийся рядом.
— Жива, — по привычке отмахнулась я, медленно вставая. Сил хватит только чтобы дойти до места моего ночлега и что-то пожевать, иначе организм начнет есть самого себя. — Тот, кто совершил это, — начала я громко, так, чтобы нас слышали все, — мастерски использует заклинания сокрытия магии. Она растворяет их в смертоносных. Это сложно и слишком трудоемко. Но, думаю, стоит того, чтобы получить силы единорогов. Я найду ее. Но только завтра. Если вы позволите, конечно, — склонила я голову пред Эдррм.
— Конечно, девочка. Если ты смогла увидеть эту странную магию и сумеешь привести нас к ее обладателю, это уже не мало. Иди. Ты слишком ослабла.
Я положила руку на подставленную спину Калгна и, наконец, найдя опору, пошла с поляны. Уже почти скрывшись за кустами, я все же не выдержала и оглянулась:
— Вам было не страшно отдавать мне в напарники собственного сына?
— Я не жду от тебя зла, Лил, — через какое-то время ответил вождь табуна единорогов. — Мне нечего было бояться.
— Зря! — покачала я головой. — Неприятности липнут ко мне, как мухи к… ну, в общем вы поняли. Точно не к варенью.
С пару минут Калгн молчал, вышагивая рядом со мной. Только кого он пытался обмануть, магиану с двумя дипломами, духа-феникса с ясным взором или девчонку, которая считала его другом? Но уж точно не мою руку, лежащую на его спине и чувствующую напряжение мышц.
— У всех есть свои тайны, — вроде бы разозлился он. (Я-то здесь при чем?) — Ты же тоже не хочешь говорить о себе слишком много.
— Просто это не такая уж смертельная тайна, Калгн, чтобы скрывать ее. Я ведь тоже не босячка, ты же помнишь. Ладно, это ваше дело, — еле ворочая языком, отмахнулась я.
Калгн стряхнул мою руку и непонятно как закинул безвольное тело себе на спину.
— Держись крепче.
И он бросился галопом до моей уютной полянки. А уже там осторожно скинул. Помню только, как что-то жевала. Дальше ничего. Снова в обморок упала.
Ветер хлестал по щекам, снежная пурга окружала, не давая осмотреться. Я зашептала заклинание успокоения стихий, но закончить мне так и не дали. В грудь ударила мощная сила боевого заклинания, отбросив на добрых пять метров. Буря тут же улеглась, и сквозь оседающий снег мне еще удалось увидеть идущую ко мне фигуру. Только рассмотреть моего противника уже не удалось. Кровь заполнила легкие и пошла горлом. Выплюнув сгустки, я попыталась встать.
— Когда же ты сдохнешь?
И в спину ударяет кусок льда.
Это никогда не было подвластной мне стихией .

 

— Нам надо идти.
— С тобой все нормально? — взглянул на меня взволнованными глазами единорог.
— А что могло случиться? Мне просто надо было отдохнуть.
Потерев глаза, я перевернулась на спину и посмотрела в небо, по которому плыли перистые облака.
— Ты полночи ворочалась. Не хорошо как-то.
— Сон дурной, — отмахнулась я, медленно встав. — Давай позавтракаем и пойдем, надерем задницу этой злобной твари, убивающей вас.
Единорог усмехнулся.
Я по-быстрому сварила гречневой каши, которую всегда любила, сдобрила ее последним кусочком масла и умяла. Потом подогрела воды и сыпанула туда свой любимый травяной сбор, рецепт которого вычитала в книге, подаренной мне Аскаром. Кстати, костер я не осмелилась разжечь, сегодня его заменила Уголек.
Калгн понюхал получившийся настой и довольно фыркнул.
Еще бы, зелененький демон знает, что посоветовать и что дарить.
Теперь я была готова к любому исходу дела.
Ну, почти готова.
Быстренько переодевшись, не особо смущаясь разглядываний единорога, я взяла из запасов пару бутылочек и мешочек с одним чрезвычайно полезным порошком.
Мы начали с места последнего преступления. Я великолепно помнила путь феникса, поэтому шла уверенно и вскоре обнаружила на одном из деревьев в лесу три глубокие отметины, оставленные духом. Отсюда продвижение пошло сложнее.
Не знаю, что было бы, если бы не ветвистая растительность на моих руках. То есть мои расписные пальчики. Рисованные листочки зашевелились, подавая мне знак об опасности. Я пригнулась, а в руках сверкнули пламенем клинки.
Попытавшись перестроить свои глаза на взгляд духа (последнее время у меня все чаще и чаще получалось делать это без особого труда), я увидела…
На небольшом пригорке стояло здание, возведенное явно с помощью магии, пропитанное ею и сокрытое. Три колонны на широком крыльце фасада, крыша шпилем взлетает вверх, окна отсутствуют. Даже расположение постройки говорило о ее задачах.
Алтарь!
Пропитанный кровью единорогов.
Ненавижу зло. И тех, кто сеет смерть.
Мазнув по лазуриту на листке талисмана (давно хотела поэкспериментировать) и приложив небольшое заклинаньеце, я послала ураганный вихрь в сторону алтаря. Его, конечно, не разрушило, но потрепало конкретно. Крышу едва не снесло, это верно.
— Надо позвать наших воинов, — нерешительно начал Калгн. Но затем прижался ко мне боком. — Я не оставлю тебя одну.
— Не волнуйся, мы их позовем.
И запустила вверх огненный шар, взорвавшийся над нашими головами ярким фейерверком.
Раньше чем огненный цветок успел раскрыться, в дверном проеме возникла… Хм, женская фигура!
И тут же ударила в меня пульсаром. Нет, ну зачем так сразу. Я только постучала…
Легким движением отведя удар, я улыбнулась:
— Мимо! Попробуй еще.
Попробовала. Но я создала защитную сферу, и пламя не затронуло нас.
— Эй, ты может хоть представишься. А то не культурно как-то, — крикнула я, отмахиваясь от последних ошметков ее магии.
— А ты хочешь сказать, что не узнала? — надменно произнес довольно противненький сладковатый голос. Женщина спустилась на пару ступеней, выходя из тени.
— У меня память короткая, — пожала я плечами, в упор не узнавая девицу, стоящую напротив. За это время я стольким молодым ведьмочкам дорогу перешла, можно и запутаться. У меня, знаете ли, талант.
— Что ж, рада, что ты жива, Лилит Вольская. И я смогу своими руками убить тебя.
Я чуть поперхнулась. Это хуже, раз она знакома со мной принцессой. Старые враги? В то время врагов у меня не было. Да и неприятелей тоже особенно не наблюдалось. В особенности после того, как нас с Вадиком взял под свою опеку Полуден.
И только одной особе я насолила тогда до оскомины.
Длинные светлые волосы, рассыпанные по плечам, голубые глаза-сверла, кожа словно в инее. И надменный, презрительный взгляд.
— Шала.
— Узнала, наконец.
— Прости. Это было очень тяжело.
— Хватит трепаться, — разозлилась магичка. В принципе, я ее поддерживала.
— Значит, это твоих рук дело? Ты убивала единорогов. Своих-то сил нет.
— С твоей подачи, принцесса. После той битвы меня уже никто в серьез не принимал. А мне нужен весь мир. Я стану самой великой архимагианой.
Наверное, я излишне некультурно захихикала, иначе с чего глаза Шалы засияли такой ненавистью.
— Из тебя архимагиана, — пояснила я, — как из меня благородная принцесса. Реально, но роль не та.
Она разозлилась и ударила чем-то весьма глупым, без проблем отведенным мною в сторону.
— Ты помнишь это, — вырастила я в руках огненные кинжалы. Крутанув один на кончике пальца, запустила им в Шалу. Той это явно не понравилось. Обернувшись к Калгну, я прошептала: — Уйди, ее силы слишком действенны для тебя.
— Ну, посмотрим насколько ты сильная без своих дружков-демонов.
— Посмотрим.
Я кивнула, приняв вызов. Как знакомо. Несколько лет назад я так же стояла против Шалаизы. Только теперь, имея за плечами знатный опыт и мастерство практикующей магички, мне уже не страшно.
На этот раз Шаласка тоже подготовилась. В ее руках возник длинный жезл, белый, как снег. На такую невозможную чистоту способно только одно — рог единорога.
Внутри что-то вздрогнуло.
Клинок сам собой перерос в посох. Это было не самое привычное мне оружие, но оно не уступало Шалаизиному. В три прыжка она оказалась рядом и ударила в меня жезлом, усиленным магией. Я лишь слегка попятилась, раскрутив посох в руке огненной кругом.
А дальше мы сцепились, как две уличные кошки, разве что с палками в руках. От бело-красных всполохов кружилась голова. Кружились мы. Бой двух магов нашего уровня и обучения (Шалаиза как ни пыталась это скрыть в свои студенческие годы, репетиторы все же с ней поработали) выходил очень зрелищным. Мы были молоды, сильны и пылали лютой ненавистью друг к другу.
Наверное, выходило красиво. Со стороны. Внутри этого клубка было смертельно опасно.
Пару раз по мне скользнул льдисто холодный жезл, обжигая и раня смертельным льдом. Только и я не последняя дура, умудрилась-таки засветить ведьмочке посохом в живот. Причем таким запомнившимся мне движением, подсмотренным (с разрешения, конечно) у тех же демонов.
Шала отлетела на несколько метров и, не устояв на ногах, довольно неаристократично шлепнулась на зад, пропахав им еще добрых пару метров. Ну-ну!
— Посох отдай, — потребовала я.
— Может тебе еще чего надо, тварь.
И ударила жезлом в землю.
Поднялась снежная буря. Такая знакомая.
Ненавижу, когда мои сны сбываются. Ведь никогда ничего хорошего не приснится. Вечно гадости всякие. Хоть раз радостное увидеть. Ну, хоть чертят своих разноцветных.
Так, что-то я задумалась, а меж тем мне бы двигаться надо, а то поймают, как в прошлый раз. Это по неподвижной мишени легко бить, а ты по зайцу попробуй.
Пару кругов я пробежала. А затем споткнулась и весьма вовремя — над ухом просвистела внушительная льдышка. Шала всегда любила эту стихию, а мне приходилось ей противостоять.
«Да, пожалуй силой единорогов она уже побаловалась», — решила я, вставая на колени. И запустила в ее сторону пару магических шаров, приправленных заклинанием тумана. Послышался визг раненой девчонки, а совсем не архимагианы, как мечтала Шаласка.
— Глупая. — Я встала и взмахом руки развеяла пургу. — Думаешь, если я выжила прошлый раз, то не смогу постоять за свою жизнь в этот. Ты всего лишь человеческая ведьма, Шала. Просто глупая самоуверенная магичка, какой и я была когда-то. За убийство невинных тебе придется заплатить.
Шала медленно поднялась, опираясь на посох. Я ей не мешала, рукав порванного платья магички насквозь пропитался кровью, ткань на животе оплавилась и разошлась, обнажая обожженную, покрытую волдырями плоть.
А ведь она была красивой. И во что превратилась — в озлобленную ведьму.
— Ты… ты… Будь ты проклята, принцесса Лилит.
— Да куда уж больше, — отмахнулась я перекрещенными пальцами, лучшим способом защититься от таких слов и заклинаний. — Посмотри на меня, Шала. Я же принцесса, а разбираюсь с какой-то зарвавшейся магичкой. Тьфу! Калгн, где ваши… воины?
— Уже идут, — вышел единорог. — Значит, это она убила мою Иссу? — Калгн медленно двинулся на нее, угрожая рогом.
— Калгн, стой! — закричала я.
Но было слишком поздно. Шала ударила его силовой волной.
Единорог не устоял на ногах и повалился на бок. Умудрившись при этом подмять меня под себя. Единорог оказался таким здоровым, я едва дышала. Рубашку тут же пропитала кровь.
— Вот ты и попалась.
Быстро дотронувшись до крови единорога, я подняла придавленную руку ладонью вверх и даже не стала особенно заморачиваться по поводу заклинания. Оно возникло почти само собой, повинуясь лишь моему магическому приказу. Кровь единорога и магия человека, которые стали друзьями, дали неповторимый эффект — вокруг нас засиял купол.
Сила Шалы бомбила щит, расцвечивая его разными красками, но не прорывалась.
Грудь, придавленная крупом Калгна, нещадно болела. Дыхания хватало разве что на жизнь, но не на сознание.
Его-то я и потеряла.

 

Меня разбудила Уголек. Просто потому, что никто больше не мог. Оказалось, защитный купол так и закрывал нас, когда на поляну перед алтарем вышел Эдрр со своими воинами. Как они ни звали нас, мы вырубились конкретно.
Разлепив глаза, я размытым взглядом посмотрела на нахальную мордочку саламандры. И улыбнулась. Сквозь слезы.
Сняв оградительный щит, я начала медленно вылезать из-под огромного единорога. Другие единороги, приподняв его, помогали мне. Как только я выбралась на свободу, тут же бросилась своему другу на шею.
Бочина песчаного единорога была изодрана, и сквозь ошметки плоти просвечивали ребра. Он еще дышал, но так слабо, что не оставалось никаких надежд.
Прижимая голову Калгна к себе, я тоскливо посмотрела на Эдрра:
— Вы были не правы, не правы! Я всегда приношу лишь несчастья тем, кого люблю. Я зло.
— Не бойся, Лил. Единороги куда сильнее, чем тебе кажется. Ну ладно, Калгн, вставай, хватит валяться!
И Эдрр коснулся его рога своим. Они оба засверкали, и тело Калгна осветилось сиянием. Раны начали заживать быстрее, чем несется бурная река. Уже через полминуты на шкуре единороге не осталось и следа раны.
Хитрец Калгн, не открывая глаз, перевернулся на спину — совсем как собака и, не убирая головы с моих колен, сощурился:
— Ты испугалась за меня?
— Ах ты… Пройдоха! — Я обхватила его за морду и поцеловала в нос. — Но как?
— Единороги умеют исцелять друг друга.
Я кивнула. А затем вспомнила:
— А где Шала?
— Кто это? — посмотрел на меня Эдрр.
— Магичка, которая убивала единорогов.
— Когда мы прискакали, здесь были только вы в этом куполе. Кто это был?
— Ее зовут Шалаиза, графиня Тулирксая. Я встречалась с ней раньше. Давно. Тогда ее, наверное, мало проучили за излишнюю гордыню и презрение ко всему живому. Она была ославлена. В Вольске ей не давали покоя, припоминая старый позор, и магичку увезли в другое государство. Через полгода отец Шалы попался на попытке заговора, был сослан и лишен титула. Вот она и решила добиться власти и признания самым простым способом, каким только знала — силой магии. Ее отец любил дочь и дал ей хорошее образование, видно, каким-то образом она нашла заклинания власти над единорогами. И решила забрать их силу. Посох у нее есть. Интересно, чего еще хотела эта демонесса?
Я встала, голова Калгна шлепнулась на землю. Звук вышел хороший. Глухой и пустой до смеха.
Алтарь оказался мне знаком по старым книгам, прочитанным под руководством наставницы. Открыв поток силы, который дал бы ритуал жертвоприношения единорогов, можно было выпустить ужасающую магию. Само зло.
Все пропиталось кровью и ненавистью. В углу, на столе лежали вырванные рога и замороженные внутренности священных животных. От этого зрелища я брезгливо поморщилась.
— Вы не против, благородный Эдрр, если я подожгу это грязное место. Есть у меня одно заклинание скорбного огня. Оно горит так сильно, как сильна скорбь по потере. Правда потом здесь навряд ли будет что-то расти.
— Не против. Для нас это место навек будет проклятым.
Из моих рук вылетели два шара — голубой и красный. Слившись в единый, они влетели в алтарь и на мгновение растворились там. А затем раздался взрыв.
Пламя очертило круг, словно сдерживаемое кем-то.
Оно плясало, пожирая зло, забирая наши потери, поглощая боль. Оно светилось в моих глазах. Как все горело в тот день!
— Что-то подсказывает мне, сейчас не первый раз, когда ты используешь это пламя? — лукаво спросил Эдрр.
— Вы правы. Пламя я создала, когда погибли те, кого очень любила, — начала рассказывать я, смотря на «Танец скорбного огня». — Мои сестры и подруги. Они все погибли из-за меня. Вот шутка богов — готовая заплатить своей жизнью, я потеряла все кроме нее. Прими же мою клятву, благородный Эдрр. Тебе и твоему народу я доверю надзор за ней, чтобы больше никто не говорил мне — «тебе нельзя». Мне можно. Мне нужно! Вы примете клятву?
— Да, дитя, если ты считаешь нужным.
— Необходимым! — Я встала на одно колено и достала короткий мечик из ножен. Положив его на вытянутых руках, я заговорила: — Клянусь пред вами, дети богов, священные единороги, клянусь пред огнем, пред душами любимых мной людей. Я, Лилитана, дочь Эрнеста, посвященная Эл-лил, богине-луне, принцесса Вольская, я, носящая имя Тани Лил, клянусь жизнью врага заплатить за смерть и боль. Клянусь пролить его кровь там, где он убил вас, там, где лежит убитый горем наш отец и повелитель. Клянусь собственной душой — убить тебя Хананель, владыка металлов.
— Ты забыла условие отступления, — напомнил Эдрр.
— Ах, да! Условие отступление такое. Я отступлю от своей клятву только в том случае, если тебя убьет мой возлюбленный. А то от этих демонов всего можно ждать. Клянусь! Прими мою клятву, народ единорогов.
— Клятва принята! — кивнул Эдрр. — Но не слишком ли она сурова?
— С клятвой или без, я все равно добьюсь смерти для Хананеля. Он убил меня, я убью его.
— Ты смелая девочка.
— Я безрассудная и невоспитанная.

 

— Ты говорила там, на поляне правду? — пристал ко мне единорог. — Ты действительно меня любишь?
— Конечно, — без задней мысли ответила я. А надо было бы насторожиться, потому как следующее, что Калгн сказал, было:
— Я тоже тебя люблю!
Я поперхнулась:
— Хорошо… Э-э, в каком это смысле?
— С самом настоящем. Я тебя люблю.
— Обалдеть! У тебя с головой все в порядке?
— Все. Конечно, я понимаю — это невероятно. Но ты особенная, Лил. Я долго наблюдал за тобой — за тем, что и как ты говоришь, за тем, что делаешь, как двигаешься, как смотришь. И мне нравилось все это. Жаль, что ты не единорог.
— Это хорошо, Калгн. Иначе были бы проблемы. Пойдем купаться, а то я себя такой потрепанной чувствую. Да и ты на себя посмотри, грязнуля. Кстати, забыла сказать — ты мне два ребра сломал тушей своей неподъемной.
— И как ребра, — забеспокоился единорог.
— Нормально. На мне кости срастаются, что на тебе плоть. — Я дотронулась до подвески, которой была благодарна за исцеление.
Когда мы набрели на озеро, я, не долго думая, поскидывала одежду и подошла к воде. Только та оказалась столь грязной — купаться разом расхотелось. Поморщившись, я пробормотала одно из бытовых заклинаний и, образовав из него шарик, кинула в воду. Та забурлила.
Пока колдовство работало, я решила поваляться на травке. Рядом тут же завалился Калгн и предложил почесать ему пузико. Так и сказал. Я хихикнула и предложение одобрила, едва не защекотав единорога до смерти.
Развлечению помешал некий обвешанный ряской и водорослями мокрый тип, который вылез из озерца.
— Ах, вы подлюги. Чаго удумали, разорители. Я вам укажу, как тут хулюганить! — потрясал он маленьким кулачком.
— Водяной, — удивился единорог.
— Ах, ты коняга растакая, чагой-то вы туточки удумали? Чаго это вы тут занимались?
Мы с Калгном округлили глаза. Я покраснела, единорог, кажется, побледнел.
— Да ты, старик, вообще ополоумел, — запинаясь, начала я. — Мысли у тебя, конечно… пакостные. Да и фантазия нехорошая. И где такому набрался? Стой! — вдруг спохватилась, присматриваясь к водянику. — А я тебя откуда-то знаю. Точно, узнала. А ты меня?
Водяной повыпуклил рыбьи глазки и тоже побледнел, хотя белее кажется некуда — и так прозрачно голубой. Ну и попятился задом в воде.
— Что, значит, сюда перебрался, грешник старый?
— Не губите, госпожа ведьма, не признал я вас, — заволновался он, озираясь со страхом.
— А характер, как я вижу, не поменял. Как был заносчивой кочкой, так и остался. Ничему тебя не научили.
— Ты его знаешь? — заинтересовался Калгн.
— Еще бы, встречались пару недель назад. Ну и история тогда приключилась. Хочешь, расскажу? Эй, жители лесные и водные, — закричала я, — вылезайте. Я байки травить буду про вашего нового водяника. И не простую, а всамделишную.
Сев поудобнее, я начала рассказывать про то, как повстречалась со своими друзьями у одного пруда, да и не пруда, лужи какой-то. Про то, как заигравшись, закинула одного из них в воду. А потом и другого. Как гневался на это водяник местный, и как проучил его за непочтительность мой дружок.
— Вы не подумайте, он вообще-то очень интеллигентный и хорошо воспитанный. Просто когда некоторые достанут, — покосилась я на притихшие камыши, в которые спрятался водяной, — мы все способны на многое. Вот и мой друг вспомнил все нехорошие слова, что, наверное, знал. Правда, надо признаться, ничего более пошлого я в жизни не слышала. В особенности в той части, где был подробный рассказ личной жизни самого водяного и членов его семьи. Помню, Аскар потом так смущался, мне даже его жалко стало. Да еще и дружки начали подшучивать. А водяной после этого даже заикаться стал. Еще бы, когда они так очаровательно улыбаются во все клыки, даже я нервничаю. В общем, я понимаю, почему водяник из того болота деру дал, такого позора при любой наглости не пережить.
Меня, конечно, слегка занесло во время рассказа, и теперь Калгн как-то подозрительно косился. И как только мелкие духи леса и русалка исчезли, фыркнул ну о-очень недовольно:
— Я так боялся, что это все правда. Значит, вот кто твои друзья и кто враги — демоны.
Пришлось кивнуть.
— Друзья у меня сильные, враги тоже. Но я не жалею ни о том, ни о другом. Чертята — хорошие друзья, и я, пожалуй, по ним очень скучаю. Калгн, давай не будем об этом.

 

В тот вечер я действительно слишком скучала по ним, поэтому перед сном произнесла, как учил меня мой возлюбленный:
— Хабиби!
У единорогов я узнала, что оно обозначает: «милый, любимый». Так что я говорила это с чистой совестью.

 

Мне нравилось это состояние неги и томности. И то, как сахарный сироп тек по венам. И ласка ветерка на щеках. Глаза открывать совсем не хотелось, но я все же пересилила себя и посмотрела вокруг из-под ресниц.
Он сидел на парапете балкона и смотрел на меня.
— Привет, — тронула улыбка губы.
— Я ждал тебя. Каждую ночь ждал. Ты веришь?
— С тебя станется. Ты всегда казался мне немного сумасшедшим.
— Почему? — даже не обиделся он, скорее заинтересовался.
— Ну, чтобы решиться взять меня в жены, надо быть не в своем уме.
— Да. Тогда я действительно сумасшедший. Я без ума от тебя.
Ну, в общем я не знала, что ответить ему. И даже покраснела.
Конечно, я могла сказать, что люблю его. Но на этом бы и закончилась моя вольная жизнь. После этого признания он не дал бы мне жить вдали от себя. Да и я уже не смогла бы.
Мы оба знали это. И молчали.
Иногда я поражалась его терпению. Ждать, пока повзрослею. Отпускать меня на все четыре стороны, а при моей везучести — и в рай, и в ад. Другой давно уже перекинул бы упирающуюся девчонку через плечо и увез в свой дом. Только ничего хорошего из этого не вышло бы, только разделило бы нас еще сильнее. А этот терпит, знает ведь, мерзавец, что сломать меня не получится. Захочу, сама приду.
А я захочу. Однажды захочу. Каждому нужен дом и те, кто любил бы. И мне нужен. Он нужен. Очень.
Ну что за мука, как же хочется сейчас его объятий — теплых, родных, нежных. Как тогда прижаться к его груди и просто замереть. Просто слушать биение сердца.
Любимый, ну как же мне разобраться с собой? Как справиться с этим?
Я смотрела в сторону, он смотрел на меня. Знал ли демон о моих терзаниях или просто из солидарности молчал? Разве их поймешь.
Сев, я осмотрелась вокруг и, сама не знаю чему, улыбнулась.
Хорошо здесь было, во сне.
Город мерцал россыпью огней, взлетая в небо тысячью шпилей и куполов.
Встав на парапет, посмотрела вниз.
— Мои сны часто сбываются, — заговорила я. — Сегодня один из них спас мне жизнь. Сны напророчили мне тебя, сны предвидели смерть и духа надо мной. Сбудется ли этот?
— Если ты захочешь. Когда ты захочешь.
— А если не захочу?
Он опустил голову.
— Тогда мне останется только он, этот сон.
Легкий ночной ветер развевал ткань моего одеяния, ласкал пряди распущенных волос, как рука старого друга. Как мог бы он… другой. Я смахнула набежавшую слезу.
И села на корточки рядом с ним, так, как будто пыталась заглянуть в лицо:
— Ну зачем я тебе такая? Почему ты не смиришься? Ничего у нас не получится.
— Откуда тебе знать, получится или нет, если ты даже не пробовала, и шага на встречу не сделала. Лишь только бегаешь от меня. Тяжело все время в одиночку бороться за это «нас». Что я тебе плохого сделал? — Заметив, как я приподняла бровь, он вроде недовольно сказал: — Ну, кроме того, что пошел на этот риск.
— Ты заставил меня. Вроде бы не дурак, но неужели не понимал, мне никогда не простить этого.
— Не понимал, — развел руками демон. Чуть не скинув меня при том. Я-то помню, что нам нельзя прикасаться друг к другу. — У асуров это совершенно нормально, мы так всегда поступаем. Я понял, что наделал, только когда ты сама сказала. Неужели ты никогда не простишь меня за это?
— Простить, может, и прощу, но как забыть.
— А как мне жить без тебя? — Он провел рукой вдоль моей щеки, породив у меня внутреннюю дрожь.
— Раньше как-то справлялся.
— Это очень тяжело.
— Ну не грусти, прошу тебя. — Сердце начало болеть от любви и нежности. А я смотрела на него, не решаясь дотронуться. — Хочешь, я тебя рассмешу? Мне тут один единорог в любви признался. Забавно, правда?
Но демон почему-то не смеялся, а как-то излишне серьезно заявил:
— Передай своему единорогу, чтобы он даже думать о тебе забыл. А то станет безрогом.
— Какой ты жестокий! — хихикнула я, все же насторожившись.
— Угу. В особенности когда дело касается того, что принадлежит мне.
Я чуть не подавилась:
— И что будет, если я предпочту тебе другого?
Демон усмехнулся. Нехорошо так усмехнулся, у меня аж мурашки по спине побежали. Здоровые такие, с Калгно копытце, при том топая точно также.
— Я убью его. Учти это, Лилит. Я не потерплю существование этого «другого». Для тебя мой гнев не страшен, тебя я и пальцем не трону. Но соперника убью.
— Кто бы им ни был?
— Кто бы им ни был.
«У-у, — подумала я, — вот попала!»
А демон обжог меня взглядом:
— Что ты задумала, малышка?
— Просто человеческие брачные правила не такие строгие, как ваши. Нам колечко не указ, — старательно ухмыляясь, дразнила я, надеясь перевести все в шутку. — Я…
— Не надо, родная. — Мой возлюбленный демон все-таки соизволил встать и подойти. Близко, слишком близко. Если бы я только двинулась, то либо дотронулась бы до него, либо свалилась бы в сверкающую пропасть города. — Ты сделаешь мне больно. Неужели тебе хочется именно этого?
— Нет. — Мне хотелось прижаться к нему, хотелось хоть немного побыть счастливой. — Я хочу дотронуться до тебя. Что за жестокие рамки волшебства?!
— Потому что это лишь сон. Твой и мой.
— И как долго он будет длиться?
— Волшебство разрушится, как только потухнет последняя звезда, — кивнул он на светлеющее небо.
— Так скоро, — ужаснулась я. — А нельзя чтобы она подольше не гасла?
— Я постараюсь, — серьезно посмотрел он на небо.
— Хорошо иметь всевластного поклонника, — хихикнула я.
— Только всевластного мужа еще лучше. Может, стоит попробовать? Обещаю, тебе будет со мной хорошо. Я ведь все сделаю для тебя. Все! Конечно, я понимаю, что наверное опоздал с этим, но… ты выйдешь за меня замуж?
— Э-э! А от ответа будет что-то зависеть?
— Нет, — покачал он головой. — Ты все равно будешь моей. Когда-нибудь. Я только этим «когда-нибудь» живу. — Асур провел рукой вдоль моего плеча, и стало понятно, что он тоже, как и я, едва сдерживается, чтобы не обнять меня.
Мы так и слушали дыхание друг друга, пока на небе не осталась одна единственная звезда. Я не хотела расставаться, но волшебство нашего сна подходило к концу. Становилось невыносимо страшно. Я с мольбой в глазах посмотрела на него.
А он лишь на мгновение крепко прижал меня к себе.

 

— Что у тебя с лицом?
— А?! — посмотрела я на единорога. — Что у меня с лицом?
— Да и с головой не все в порядке, — решил Калгн. — Ты чего вся такая опухшая. Глаза вон красные.
— Песчинка попала.
— Это ты из-за песчинки все утро прорыдала?
— Чего тогда лезть, если и так все знаешь, — разозлилась я. Мы сидели на опушке небольшого леска и слушали птиц в ожидании Эдрра и его свиты. — Подслушивал что ли?
— Нет. Будить тебя пришел. А ты плачешь так, что все звери в округе заткнулись от такого концерта. Только волки поддержали. — Я шлепнула его по здоровой спинище, чтобы не завирался. Только руку отшибла. — Что-то случилось?
— Ничего из-за чего стоит волноваться. Можешь списать на мои «женские нервы», так папа мой говорил. Для него это был аргумент, оправдание любых истерик. Мудрый был человек. И в этом кое-что понимал. У него было три жены и семь дочерей. Папочка говорил, что женщинам просто необходимо внимание и никаких истерик не будет. Главное их занять. Хоть вышивкой, хоть сплетнями, хоть новым любовником.
— Пожалуй, твой отец действительно бы мудрым, Лилитана Вольская.
Я обернулась на голос Эдрра.
— Он был великим, — склонила я голову. — Просто ему досталась не та дочь.
— Если бы она была другой, думаешь, и все было бы по-другому?
— Да. Я бы принесла меньше боли тем, кого люблю.
— Тогда принес бы кто-то другой. Только возможно еще больше. Ты об этом не думала?
— Да куда уж хуже.
— Не будь ты сама собой, думаешь, спас бы кто-то твоего брата?
— Откуда вы знаете? — удивленно уставилась я на единорога.
— Ты слишком странная особа, чтобы ни проверить твое прошлое.
Увидев, как я нахмурилась, Калгн пояснил:
— У нас есть тайное место — озеро, в котором можно увидеть все, что только пожелаешь. Всего лишь надо попросить. Раньше мы не знали твоего имени и не могли проверить. Да и сейчас это не особенно надо, ты доказала нам, что достойна доверия. Но эта бюрократия!
Я засмеялась, представив единорога в очках и напудренном парике, облаченным в черную мантию и сжимающим свиток. Ну и колданула на дружка морок. Колоритная получилась картина. А как ему парик пошел, у-у.
Калгн, одуревши от всей этой красоты, помотал головой. Жаль, такой морок разрушил.
— Идем, прогуляемся, — позвал красавец Эдрр. На что я кивнула.
Мне понравилось гулять в компании сразу двух единорогов, к тому же таких любезных. Калгн носился кругами, много болтал и вел себя как обычный молодой паренек, ну если не считать, что он был конем. Эдрр же наоборот степенно шел рядом, посверкивая своими дивными глазами на проделки сына.
— Ну, Лил, что ты собираешься делать дальше?
— Хм, — озадачилась я. — Как-то еще не думала. Меня вело сюда перо Вирь-авы. Матушка помогла мне сделать первый шаг, а дальше я должна идти сама.
— Трудную дорогу ты себе выбрала. Не боишься?
— Что вы, конечно… боюсь. Но как говорится: «Волков бояться, зубы отрастить!» Как, у меня получается? — продемонстрировала я фирменный оскал асуров.
Калгн, отвлекшийся на ловлю проныры-зайца, подскочил к нам и тут же шарахнулся в сторону, оценив мою «очаровательную» улыбочку.
— Ой, чего это у тебя?
Демонстративно нарастив себе еще и длинные лезвия-когти да большие звериные уши с кисточками на кончиках, я бросилась на единорога, завизжавшего от неожиданности, как испуганная шавка. Подумав, пришпандорила к своему заду еще и хвост. Неплохо получилось.
Бедный единорог испуганно покосился на меня и бросился прочь. Я понятное дело — за ним. Пару раз даже умудрилась укусить за объемный зад. Единорог испуганно верещал сквозь смех и звал спасти его от «жуткого оборотня». В итоге я обхватила его за сильную шею и повисла.
Повалившись на землю, единорог попытался меня скинуть и даже перевернулся разок, но только так, чтобы ни придавить меня. Я засмеялась и укусила его за ухо. Калгн оторопел от подобных вольностей, позволяя обнять его и уткнуться носом в густую, блестящую, словно на дню по пять раз расчесанную гриву.
Единорог тут же почувствовал смену настроения и настороженно покосился на меня:
— С чего эта грусть?
— Мне надо уходить.
— Зачем?
— Ну, понимаешь, Калгн, я и в дорогу-то пустилась, чтобы себя понять. А что тут поймешь за этими крепостными стенами. — Я села подле развалившегося на молодой травке пестрого лужка единорога. — Здесь хорошо, тепло и привольно. Но только мир за этими скалами не кончается. Там есть что-то еще. И я хочу это увидеть и понять.
— Что ты такого хочешь понять? По-моему, все предельно ясно — ты сильная магичка с вредным характером и… странным подбором друзей.
— Так-то оно так, — засопела я, поглаживая шелковистую шкурку единорога. — Только знаешь, шабутная я. Вечно не знаю, чего хочу. Того или этого, вверх или вниз, направо или налево. Белое или черное. Ну что за паскудный характер? — сокрушалась я.
— И куда ты собралась направиться? — возник рядом Эдрр.
Я пожала плечами.
— Вперед. А там посмотрим. Дорога куда-нибудь да приведет.
— Ох, чувствую я, придется тебе поплутать по выбранному пути. Темен он и тернист. Но ты правильная девочка. Справишься.
— Постараюсь. К тому же я так до конца и не выполнила наше соглашение. Шалу мы не покарали. Но я с ней еще поквитаюсь.
— Не сокрушайся так, девочка. У тебя все бы получилось, если бы не вмешательство одного чересчур горячего юнца, — покосился в сторону сына вожак.
Калгн пристыжено спрятал глаза, накрыв их копытом. Не, ну я иногда поражаюсь на этого единорога, ведет себя как шавка какая. О-очень большая шавка. Вот что значит единороги, зови их после этого банальным — лошадки.
Помнится, когда самая младшая моя сестричка Альберта впервые увидела коров, а было ей тогда лет шесть, тоже в восхищение кричала, тыкая маленьким пальчиком в черное с белыми разводами стадо: «Смотрите — лошадки!» Хм, что поделать, королевское воспитание. Этикеты там разные, танцы, уроки галантности и политики, не до коровок как-то.
Скучаю я по ним очень.
— А в ваше озеро можно мне посмотреть?
— Ну, если хочешь.
— Еще как хочу! Я же о таком только слышала.
Единороги повели меня в неведомый мне ранее тайный уголок долины. По дороге мы вновь сцепились с Калгном, а его отец лишь посмеивался, глядя на нас сверкающими мудрыми глазами.
— Вижу, вы крепко сдружились.
Песчаный красавец положил голову мне на плечо и вздохнул:
— Если бы ты была единорогом!
— Что тогда? — вроде заинтересовался папаша.
— Я бы не раздумывая посватался.
Засмеявшись, я сказала:
— Знаешь, Калгн, тебе тут велели передать, чтобы ты забыл об этом. — Я потерла кончик носа. — Обещали рога поотшибать.
Единорог даже остановился, оторопев от такой наглости.
— И кто это там такой рисковый? — выпятил он свою мощную грудь. Вот ведь мальчишка!
Эдрр понятливо покосился на меня и вроде усмехнулся.
— Да есть там один примечательный типчик, с парой рожек, хвостом и вот такенными клыками, — продемонстрировала я. — Ревнивый шибко.
— Дружок что ли твой, в болоте топленый?
— А кто их знает, — лишь пожала я плечами, — чертей разноцветных.
— Ну, вот и озерце.
Деревья как-то разом расступились, продемонстрировав нам идеально круглый прудец. Аккуратненький такой, миленький.
— Скажи, кого ты хочешь увидеть, погрузив в воду руку.
Я подчинилась. Вода оказалась ледяной, разве что коркой не покрылась. Но я перетерплю.
— Беатриче Эрнест Вольская.
Вода пошла рябью и показала мне такой милый лик сестрицы, словно отражение в зеркале.
Таким образом, я увидела всех своих братьев и сестер.
Пальцы были уже конкретно отморожены, а силы покидали, тонкой струйкой убегая в холодные воды озера. Но мне вдруг захотелось увидеть еще одного человека. Точнее, нечеловека. Небога. Асура.
— Покажи мне… Данталиона, повелителя ветров.
Рябь перешла в значительные волны, а когда улеглась, я увидела свое рогатое чудо с воздушными крыльями.
Помилуйте, какие же у него глаза! Не утонуть, заблудиться немудрено.
На сердце не то что потеплело, заполыхало. Я с упоением смотрела в это такое родное лицо, пока неожиданно не очнулась, как ото сна.
Стерла глупую улыбку с лица и вынула руку из воды.
Ну, рукой эту трупную окоченелость можно было назвать с большой натяжкой. Я потрясла пред своим лицом этим обморозком и посмотрела на Эдрра:
— Вы, кажется, говорили, что здесь можно увидеть и прошлое?
— Говорил. Но с тебя уже хватит.
— Вы об этом, — кивнула я на готовый отвалиться, как у ящерицы, омертвевший кусок плоти. — Вылечу, мои руки то. Что надо сделать?
— Все тоже самое. Только скажи, что именно хочешь увидеть.
Я засунула бесчувственную руку в воду и сказала:
— Покажи мне то, что произошло четыре года назад у Вольской столицы. Покажи, как меня убили и как я ожила.
Растерзанное тело тонкой хрупкой девочки бесчувственной куклой лежит на земле. Грудь разорвана, бедро распорото, руки в ссадинах, грязная, вся в крови. И нет ей дела до того, как гибнут вокруг демоны, как их кровь льется, смешиваясь с ее.
Что-то в небе закричало и осветилось тысячью огней…
И стало страшно, когда бестелесная птица ринулась в бой.
Только бесцветные, блестящие глаза рассматривали пустую, как осушенный сосуд, девчонку. От этого колкого и острого, словно тысяча клинков, взгляда не укрылось ни то, как временами вздрагивало тело мертвячки, ни осветившиеся расписные руки, ни сияние колечка на безымянном пальце левой руки.
Демон встал, подобрал ее меч и дождался, когда дух наконец-то на него посмотрел. А затем с силой вогнал в и без того разорванную грудь.
Дух и девчонка кричат в один голос, им больно.
А демон встает и уходит. Довольный исходом дела.
В карих глазах девушки зажигается и медленно потухает боль. Она поднимает руку к своей собственной душе…
А затем умирает.
Дух заметался, зашипел, растеряв свои сверкающие перья.
Не в силах пережить, он бросается вниз и растворяется в теле девушки.
Секунда, одна, две, пять…
Тело выгибается и стонет. А рана на груди зарастает. Лишь меч пригвоздил тонкое девичье тело к земле, словно иголка бабочку.
— Все, хватит!
Я ударила по воде.
Все равно непонятно.
Я была мертва, дух должен был уйти.
— Теперь вы понимаете, — обратилась я к единорогам, вставшими над моей сжавшейся в комок тушкой, — почему Лилит Вольская мертва. Забавная была девчонка, только доверчивая. Такие долго не живут.
Сил не было даже на то, чтобы разморозить руку. И я предпочла скрыться от ноющей боли в сладких топях сна.
— Это самоубийство, — покачала я головой.
— Или это, или девчонка умрет, — покачал головой толстый индюк в цветастом щегольском костюме, расходившемся на его жирном теле по швам.
— Думаете, мне, магиане, есть дело до какого там отребья?
— Ну, как угодно, милочка.
Что-то происходит, я оборачиваюсь и вижу, как сотрясает тело худенькой гибкой девушки, стоящей на коленях рядом со мной. А затем она бездыханной падает на пол.
— Теперь твоя очередь. Ну, ты будешь послушной? — тянет он ко мне свои руки.

 

— Таня, ты кричала!
— Закричишь от такого.
— Что случилось? — единорог заботливо обнюхал мои свалявшиеся за пару дней волосы.
— Как всегда. Ну почему мне снятся лишь плохие сны? Ну, за исключением волшебных. Как я устала от этих кошмаров. Когда же это прекратится? — Я потерла лицо руками, изгоняя остатки сна. — Калгн, а ты не помнишь, что вчера было? Я ни черта не помню. Хотя нет, помню, — расплылась я в улыбке. — Одно. Мы случаем вчера не пили? А то мне это никогда хорошо не удавалось. Вадик говорит, что для меня алкоголь хуже дурман-травы.
— Не пили. Ты, правда, чуть не искупалась. Просто Зерцало тебя осушило, что пустынник после трехнедельного перехода — стакан воды. Ты чувствуешь-то себя как?
— Будь я по жизни пессимистом, сказала бы — как полупустой стакан. Голова раскалывается. — Я обхватила шею зверя и прижалась к ней. Проверив собственное состояние, я захотела дать кому-то в нюх. — А это что? Какой гад рогатый в меня столько чуждой магии запихал? Что, кому-то жизнь сахаром кажется? Так сейчас подправим.
Единорог застриг ушами и покосился на меня.
— Да ты труп напоминала. А рука у тебя вообще чернеть начала. Что нам было делать?
— Ага! А я думай, с чего у меня такое похмелье. Намешали. Как будто мне асуров не хватало, с их майя.
— Ну, прости!
— Ну, прости, — передразнила я дружка. По случаю утра и плохого настроения мне пришло в голову похамить. — Сразу видно — лошадь. Ой, как плохо-то! Интоксикация у меня.
— Чего? — обалдел Калгн.
— Отравление переизбытком и смешением магии, — пояснила я. Надо же, не зря в Академию ходила. — В следующий раз пусть лучше рука отвалится. Да, что-то я вчера погорячилась. Как будто на рожу Хананеля в кошмарах не насмотрелась.
— Это тот блондинчик что ли?
— Блондинчик, — кивнула я, крепче прижимаясь к теплому бочку единорога. — Повелитель металлов, что б его перекосячило. Морда чугунная. С каким удовольствием я его попинаю.
— Это он вражина твой?
— А как же, он голубчик. Мразь ржавеющая. Найду, на шпильки сестричкам разделаю. Бр-р, холодно-то как.
— Тебя знобит.
— Угу. Слушай, Калгн, ты влюблялся?
— Конечно. Я в тебя влюблен.
— А в двоих сразу?
Единорог озадачился.
— Нет. Так меня вроде еще не сконфузило. А что? Тебе это зачем?
— Да вот думаю, как жить дальше буду. И как бы мне в дружках демонах разобраться. Вечно у этих чертей не как у людей.
— А как?
— Через одно место. Откуда хвост растет. Ух, я им эти хвосты в следующий раз в косичку заплету, будут знать, как честным девицам голову морочить. А этому чуду крылатому вообще по рогам надаю, чтоб больше не скалился во все клыки чужим невестам. Думать-то надо что делаешь. А то ведь попадаются такие любительницы экстрима и ярких ощущений. Нет, Калгн, ты меня, конечно, извини, но все мужики — козлы, наворотят дел и в кусты. «Пока малышка, встретимся через пару лет». Тьфу! А ты что хочешь, то и делай. Самцы, никакой ответственности.
— Э-э, я тебе не мешаю?
— Что ты. Кому я еще поплачусь. Вадику, так он потом меня достанет. Или, пожалуй, сболтнет что-то не то. Больше и друзей-то нет. Я последний раз по душам разговаривала еще когда… живой была. Да и то, словно корабль на рифах, лавировала меж опасных тем. Корабли лавировали-лавировали, да не вылавировали. — Я тяжко вздохнула. — Люблю я его, понимаешь?
— Кого?
— Обоих. Только один меня выбрал, а другого выбрала я. Вот и вся разница. Кроме, может, трона. Только на кой мне трон? Прости меня, Калгн. У меня голова уже разрывается, так хочется хоть с кем-то поделиться.
— Ничего. Я понимаю.
— А я нет!

 

Долина расстилалась за спиной зелено-голубым ковром. А я шла дальше. Точнее назад.
Ну, вот и все.
Назад: Глава 4 Лекарство от скуки
Дальше: Глава 6 Если вас съел дракон…