Фамильный перстень
Все имена и события в данном рассказе вымышленные, и автор не несет ответственности за случайные совпадения.
Я с сожалением смотрел, как догорает моя квартира. Нервные пожарники сновали туда-сюда и матерились. Выскочившие на улицу соседи боялись за свои дома и на чем свет кляли мое ротозейство.
Я же стоял и недоумевал, как такое могло произойти. Уходя, я всегда отключаю и воду, и газ, и все электроприборы.
Ко мне подошел полицейский:
— Вы хозяин квартиры?
— Да.
— В доме еще был кто?
— Нет, я живу один.
— А где Сорокин Владимир Витальевич?
— Это мой дядя, он умер полгода назад и оставил эту квартиру мне в наследство.
— Соболезную, — кивнул полицейский. — Вы извините, что задали этот вопрос, но мы должны были проверить.
— Я понимаю. Пожарные не сказали, от чего произошло возгорание?
— Пожар произошел из-за стоящего на плите чайника. Уходя на работу, вы забыли его выключить, вода выкипела, из открытого окна подул ветер, штора попала на конфорку — и вот вам результат. Ничего не осталось.
— Погодите! Я не пользуюсь железным чайником и всегда закрываю перед уходом окна!
— Видно, в этот раз забыли, — пожал плечами собеседник.
Нет, привычкам не так легко изменить. Да и не спешил я сегодня, спокойно собрался на работу, проверил все приборы, воду и отключил газ. Точно! Я еще оцарапался о край плитки, поворачивая вентиль. Я взглянул на белеющую на руке царапину. И пользуюсь я электрочайником. Посудину из нержавейки оставил в память о дяде, который после смерти моих родителей заменил мне и отца и мать. Полтергейст какой-то! И тут меня осенило.
— Скажите, а в каком часу произошло возгорание? — спросил я у полицейского.
— Соседи почувствовали подозрительный запах где-то в три часа дня, а вызвали пожарную в пятнадцать тридцать.
— В это время я был на работе. А если бы я забыл отключить газ и закрыть окно, то несчастье произошло бы раньше.
— Подозреваете, что в вашу квартиру пробрался посторонний? — прищурился полицейский. — Однако я сомневаюсь, что вор поставил бы чайник на огонь, чтобы заварить себе чаю или кофе. Тем более что замки не взломаны.
— Может быть, в квартиру пришел тот, кто раньше здесь жил? Я не знаю, был ли у дяди с кем-нибудь роман. Внебрачных детей у него не было.
— Вы говорите, что квартира у вас уже полгода, — произнес полицейский. — И за это время никто не объявлялся. Очень сомневаюсь, что прочие законные наследники пропустили бы оглашение завещания или не опротестовали бы его. У вас есть враги?
— Нет.
— Так не бывает. Даже у святых были враги.
— Ну я про них не знаю, — пожал я плечами.
— У вас месяц назад разбилась машина?
— Да, я попал в аварию. Это случилось за городом. Второй водитель нарушил правила, не справился с управлением и врезался мне в бок.
— Вас тогда раскрутило и скинуло в кювет. Вы чудом спаслись.
— Не чудом, просто хорошая машинка, сконструирована так, чтобы беречь водителя.
— Вы уверены, что эти случаи не связаны? Может, вам приходили угрозы?
— Нет, это просто случайности. Нелепые несчастные случайности.
— Что ж, тогда не буду больше вас задерживать.
Полицейский отошел к машине, а я с грустью наблюдал, как пожарные завершают тушение огня. После пожара квартиры практически нежилые. Их трудно восстановить. Впрочем, попробовать стоит.
Я взглянул на фамильный перстень на руке — единственная, уцелевшая память о дяде. Кольцо досталось нам еще от прадеда. Когда-то его как старший сын носил мой отец, потом реликвия перешла к дяде. И вот теперь ко мне, а потом — к моим детям. Довольно тонкая оправа из почерневшего серебра и красиво ограненный александрит в форме слегка вытянутого ромба. К каждой стороне камня прилегала узкая полоска, вырезанная из красного янтаря либо почти черного мориона. Камни чередовались, и ромб александрита оказывался в красно-черной оправе, где противоположные стороны были одного цвета.
Будь перстень чуть изящней, выглядел бы женским, а так успешно балансировал на грани. В зависимости от освещения александрит менял цвет, становясь то красным, то зеленым, то синим. Сейчас камень мягко мерцал серо-голубым светом. Прелесть перстня была в том, что он абсолютно ни за что не цеплялся при ношении, словно был сделан не для украшения. Глядя на изделие, отчетливо представлялось, что он сделан для мужской руки, хотя и довольно изящной. В детстве я часто задавался вопросом: почему его не сделали шире? Ведь я очень сомневаюсь, что у моих предков, потомственных крестьян, были тонкие пальцы.
Пожарные попрощались со мной и уехали, а я сел в машину и отправился в свою старую квартиру. Хорошо, что я еще квартирантов не нашел. А то пришлось бы искать приюта у друзей.
Припарковал машину возле дома, свинтил боковые зеркала, а то на прошлой неделе у меня их сняли. Попал на триста баксов плюс день езды на общественном транспорте, что само по себе неприятно. И пошел что-нибудь купить в супермаркет.
Побросав различные полуфабрикаты в корзину, я стоял в очереди, когда ко мне подошла женщина с двумя детьми: годовалым человечком на руках и четырехлетним мальчишом рядом.
— Можно за вами занять?
— Да, конечно.
Вдруг ребенок на руках проснулся и, взглянув на меня, разразился криком. Стоящие по соседству бабушки недовольно заозирались и осуждающе закивали головами. Молодая мама извинилась и попыталась укачать ребенка, но тот, глядя на меня, продолжал орать благим матом. Краем глаза я заметил, что его четырехлетний брат пристально за мной наблюдает. Перехватив мой взгляд, он вдруг по-взрослому покачал головой и произнес:
— У тебя за плечами зло.
Я поежился под пронзительным взглядом ребенка. Его мать ахнула и, обернувшись ко мне, быстро заговорила:
— Не слушайте его, он большой фантазер. То ему мертвая бабушка видится, то барабашки всякие.
— Я не вру, — спокойно произнес мальчик. — Они действительно существуют, точно так же, как кукла у тебя в животе.
— Какая кукла?! — возмутилась мать. — О чем ты говоришь, Паша?
— О сестричке.
— Этого не может быть! Не сочиняй!
— Я говорю правду, — ровным голосом ответил Паша и, оглядевшись по сторонам, указал на продавщицу. — У нее тоже в животе кукла.
Мать встревоженно глянула на кассиршу, а та, побледнев, кивнула:
— Это правда.
— А в кулачке она стиснула тысячу рублей, — продолжил Паша, указывая на девушку.
Женщина вновь взглянула на кассиршу, та протянула дрожащую руку и показала зажатую в кулаке купюру. Она и сама растерялась, увидев ее достоинство. Мать детей вдруг расплакалась.
— Да что же это такое! — прошептала она. — Что же мне с тобой делать?
— Не расстраивайся, мам, — попросил ее мальчик. — Я не один такой. Рома вон тоже все видит, потому и плачет. — И он указал на брата.
Я никогда не был суеверным, но от слов ребенка у меня мурашки поползли по спине. Не потому, что за себя испугался, нет. Было жутковато видеть, как в детских глазах плещется вечность.
Пробив свои продукты, я поспешно собрался и ушел. Во-первых, не хотел нервировать мать детей, которая столкнулась с печальным событием. Вряд ли ее детям будет сладко по жизни. И еще неизвестно, не родит ли она третьего экстрасенса. Странно, раньше я в эту чушь не верил, считая шарлатанством и способом нажиться на людях, но четырехлетнему ребенку мои деньги нужны были как собаке пятая нога. И тем не менее он что-то видел. Может, это все действительно существует?
Я набрал номер друга.
— Серый, привет, ты говорил, что знаешь одну колдунью? Мне с ней встретиться надо, но только с настоящей. Через полчаса к тебе подъехать? Хорошо, буду.
Наспех собравшись, отключил все электроприборы, газ и на всякий случай даже воду, проверил права, деньги и поехал к другу.
Вечером движение довольно оживленное, а темнота — коварная штука. Я не слишком хорошо в ней вижу, поэтому всегда предельно концентрируюсь и стараюсь не превышать скорости. Передо мной гаишник тормознул машину. Фух! Повезло! В прошлый раз жертвой стал я.
Друг жил на окраине города в шикарной новостройке с подземным гаражом.
— Привет, — улыбнулся он мне. — Оставляй вещи, и сейчас сходим к Валентине.
— Валентина? — удивился я.
— Да, — кивнул Серый. — А ты что, ожидал чего-нибудь в духе Эльвиры или Элеоноры?
— Стыдно признаться, но да.
— Напрасно, большинство из них самые обычные люди. Ну что, готов? Тогда двигаем.
Валентина, потомственная колдунья, оказалось шатенкой тридцати лет с моложавым, крайне миловидным лицом и располагающей улыбкой. Никакого дикого экзотического макияжа, который обычно ассоциируется с темной магией и мистикой, никаких томных взглядов или угрожающего голоса, лишь простое:
— Здравствуйте, проходите. Чай будете?
Вот так просто? Я прямо поразился.
— Не откажемся, — улыбнулся тем временем друг.
Валентина поставила на огонь чайник и открыла буфет, где на полке выстроились в ряд сразу десять коробочек с чаем. Колдунья, задумавшись, достала центральную и, открыв, сунула мне под нос:
— Знакомьтесь.
— С чем? — не понял я.
— С чаем, — улыбнулась колдунья. — Думаю, вам понравится. Прежде чем пить чай, следует его понюхать. Познакомиться, так сказать.
Я осторожно сунул нос в банку. Запах мне понравился. Черный чай с оттенком бергамота и шоколада. Он меня успокаивал и навевал мысли о детстве.
Валентина разлила по чашкам ароматную заварку и поставила перед нами тарелку пирожков. Не понял, мы к ней есть пришли или вопросы решать?
— Я не всех гостей угощаю! — вдруг прошипела ведьма, словно прочитав мои мысли. Ее красивые глаза мгновенно стали жесткими и пронзительными. Никогда бы не подумал, что теплый карий цвет может быть таким холодным. — Сергей мой друг, и потому я отнеслась хорошо к вам, но сомневаться в моих способностях или думать о них с долей иронии и скепсиса я не позволю! Я вас к себе не тянула.
— Простите, — выдавил я, чуть не подавившись пирожком. Вкусным, между прочим. — Я не хотел. Просто это все для меня в новинку.
Теперь эта женщина меня пугала. Нет, внешне она не стала страшнее, но было жутко подумать, что все мои мысли и метания были перед нею как на ладони.
— Что ж, — вздохнула колдунья. — Перейдем к делу.
Под внимательным взглядом Валентины я поежился. Такое чувство, словно через тело рентген прошел. Ужас какой! Колдунья тем временем щадить меня не спешила.
— Ты знаешь, что это? — спросила она, кивком указывая на мое кольцо.
— Это мой фамильный перстень, — ответил я, — достался мне от прадедушки.
— То, что это фамильный перстень, — правда, — кивнула Валентина. — Но это не твой перстень.
— Что?! — опешил я. — Да как вы смеете! Это достоверная информация!
— Стоп! — перебила меня Валентина. — Смотри. — И она протянула вперед руку с массивным серебряным кольцом. Незнакомый мне черный матовый камень в центре завораживал. — Вот это — мой фамильный перстень, который передается из поколения в поколение. За этим перстнем я пойду хоть на край земли, я вернусь за ним с того света. Понятно?
— Да, — облизнул я вмиг пересохшие губы. Слова колдуньи меня пугали. Просто мурашки по коже. Неимоверно хотелось отодвинуться от перстня колдуньи и потеребить свой.
— Так вот, — продолжала тем временем колдунья, — тебя потому одолевают несчастья, что перстень этот тебе не принадлежит. Твой дед отобрал его у дворянина, а тот был колдуном.
— Что? — опешил я.
— Твой прадед участвовал в раскулачивании и забрал это кольцо у высокопоставленного человека. Я чувствую сильную магическую ауру от перстня.
— А это не может быть отпечаток ауры моих предков? — решил я блеснуть интеллектом.
— Нет, — решительно мотнула головой колдунья. — Твои предки — простые люди, крестьяне. Твой прадед был очень настырным и леноватым. Он не имел своего надела, вот и поддержал идею раскулачивания и передачи собственности малоимущим. Это же кольцо принадлежало черным магам. Людям очень непростым. Александрит — камень с дурной славой. Он двоякий. С одной стороны, считается, что он — символ процветания и успеха. Его мог приобрести только очень богатый человек; с другой — он приносит своему владельцу несчастья. Александрит обладает мощной энергетикой и приходит к людям сильным духом, он испытывает хозяев на прочность, ставя в трудные жизненные ситуации. Вспомогательные камни тоже не простые: красный янтарь в основе полезен только магам, морион пригоден только для черной магии. Он хорош для некромантов. Твоему предку надо было десять раз подумать, прежде чем связываться с его владельцем. У этого перстня есть душа, и он хочет вернуться к своим первоначальным хозяевам. Если ты не вернешь кольцо, то умрешь.
— Валентина, извините меня, пожалуйста, но мне дико все это слушать. Я никогда не слышал, чтобы мой прадед участвовал в раскулачивании и грабил колдунов. Меня с детства учили, что нельзя воровать чужое.
— Никто из твоих родных не умер своей смертью. Верно? — строго спросила колдунья.
— Да, — признался я.
— Это знак. Вам бы задуматься. Верни кольцо настоящим владельцам, и все пройдет. Тебя не будут преследовать неудачи, ты проживешь долгую и счастливую жизнь.
— А если не получится?
— То ты умрешь. Вокруг тебя уже сформировалась воронка смерти.
Я вспомнил слова ребенка в супермаркете, и внутри все похолодело. Похоже, Валентина говорила правду. Кольцо на пальце вмиг стало холодным и неприятным. Если из-за него умерли мои родители, то лучше его уничтожить. Да и где найти в России потомков раскулаченных колдунов, тем более что дедушка не оставил никаких записей?
— А если я уничтожу кольцо?
— На тебя падет проклятие, — спокойно пожала плечами ведьма.
— А проклятие можно снять?
— Нет. Проклятия чаще всего перекладывают на другого, и я этим не занимаюсь. Послушай, Владимир, мой тебе совет: пойди в библиотеку, подними архив и найди выживших потомков колдуна, потому что если его род прервется, то и твой их не переживет. Верни в семью реликвию. Тем более что она — не простое украшение. Перстень использовался для работы и обладает душой, он убивает всех, кто завладел им нечестно.
— А может, ты по кольцу можешь описать, хотя бы как приблизительно выглядит владелец? — спросил Сергей. — Пожалуйста, Валентина.
— Ладно, я попробую, — вздохнула колдунья. — Дай, пожалуйста, перстень.
Взяв кольцо, она зажала его между ладонями, закрыла глаза. Три раза глубоко вздохнула и замерла. Я следил за ней, едва дыша. Наконец Валентина вернулась в нашу реальность и заговорила:
— Без кольца ее силы уходят. Аура жизни очень слаба. С ней что-то не так. Но тебе повезло, Владимир, она живет в этом городе.
— Видишь! — обрадовался Сергей. — Она в нашем городе!
— Да уж! — вздохнул я. — А ты попробуй найди в Минске среди двух миллионов людей нужного, не зная его имени или адреса!
— Ну гораздо хуже было бы, если бы владелица перстня оказалась в Москве или Нью-Йорке, — хмыкнул Сергей.
— Есть у нее какие-нибудь приметы? — взмолился я.
— Поищи в старых вещах твоего деда. Он вел дневник. Отыщи его — и найдешь ответ. И кстати, квартира твоя сгорела из-за проклятия. Предок колдуна на тебя ополчился. После того как вернешь перстень, освяти квартиру и продавай. Они отстанут от тебя. А пока приди домой и пообещай вернуть кольцо, духи дадут тебе отсрочку. И покорми своего домового во второй квартире, он молодец, настоящий боец. Уже полгода твою квартиру охраняет. Поставь ему стопарик водки.
В этот момент дверь открылась и вошла девочка лет пяти. Одну свою руку она держала на уровне пояса, словно на чем-то везла.
— Мама, — обернулась малютка к Валентине. — Полкан кушать хочет.
— Какой Полкан? — опешил Сергей. — У вас же уже месяц, как собака сдохла!
— Полкан не умер! — возмутилась девочка. — Вот он!
И указала на пустое место рядом с собой. У меня мурашки по спине поползли. Девочка, получается, видит призраков?
— Танюша, Полкану больше не нужна еда. Отпусти его.
— Ладно, мам. А мы скоро поиграем?
— Да-да, уже скоро. Сейчас я закончу с дядями, и мы поиграем.
— Если этот дядя разберется со злом за плечами, у него начнется новая жизнь, — хмыкнула кроха и пошла прочь.
Мы попрощались с Валентиной, и я поехал домой. Друг предложил зайти в гости, но у меня кусок в горло не лез. Хотелось побыть одному.
Квартира меня встретила привычной тишиной. Вспомнив рассказ колдуньи о домовом, я на всякий случай с ним поздоровался и налил стопарик водки.
М-да, мрачную мне задали задачку. И как же ее решать? Где найти дневник прадеда? И существует ли он на свете? Умел ли мой прадед, потомственный крестьянин, писать?
Есть не хотелось, и я лег спать. Странно устроена жизнь. Ты себе спокойно живешь и не обращаешь на это внимания. Но стоит только осознать, что остался маленький, строго отмеренный кусочек бытия, как все начинает видеться в ином свете. Понимаешь, как хочешь жить, осознаешь, что многое не успел сделать.
Спокойно уснуть не получалось. Голову бередили тревожные мысли, сердце одолевали нехорошие предчувствия, и я крутился в постели, как уж на сковороде. Пробило полночь, и на грудь навалилась странная тяжесть.
Внутри все запаниковало. Я не суеверный человек, даже больше атеист. Но стоило мне столкнуться с мистикой, как стало жутко. Отовсюду мерещились шорохи, возникало чувство, будто за тобой наблюдают. Хотелось, как в детстве, спрятаться под одеялом и не высовываться. Давно я так не боялся темноты. А каково живется тем детям, что видят тонкие миры? А Валентине и ее дочери? Наверно, жутко было впервые понять, что тебе доступно нечто неизведанное.
Я почувствовал на ногах странную тяжесть, захотелось закричать, но горло пересохло от ужаса. О Господи! Я стал вспоминать услышанную в детстве молитву. Но погрузился в сон.
Мне снилось, что я иду по деревне. Народ почти вымер, никого нет. Впереди заброшенная изба. Каким-то странным чувством я понимаю, что мне нужно именно туда. Дверь со скрипом открывается. Около окна стоит человек и что-то убежденно доказывает сидящим перед ним крестьянам.
— Нет, Михаил, — качает головой один из дородных широкоплечих мужиков. — Я не пойду на пана Зареческого. Зла мы от него не видели. Зачем же ополчаться против хорошего человека?
— А как же коммунизм?! Светлое будущее?! Как мы можем его построить, когда над нами довлеет эксплуататор?!
— Он не эксплуататор, Миха, — заметил второй селянин, и две женщины одобрительно кивнули. — Он нам справно платит за труд и не требует работать больше положенного. Да и сам не чурается выйти в поле и подсобить. Это голытьба без кола и двора хочет всех раскулачить да себе добро присвоить, но только толку-то? Чтобы богатство удержать, работать надо. А они тунеядцы и алкоголики!
— Да ты против коммунизма идешь, Кузьма?! — взвился Михаил, в котором я опознал своего прадеда.
— Я тебе свое мнение говорю! — рявкнул Кузьма. — Ты посмотри на коммунистов! Кто они? Пьяницы и тунеядцы, которые прикрылись славной целью, чтобы наворовать чужое добро!
— Да ты сам кулак!
— Да, я — кулак! Кулак, потому что пашу от зари до зари! Я свои деньги потом и кровью нажил! А что сделал ты, Михаил? Что ты оставил после себя, кроме выводка детей? Я работал на поле, а ты спал!
— Неправда! — взревел Михаил.
— Ты нас быдлом назвал?! — взревели четверо костоломов, стоящих позади прадеда.
— Я говорю, что думаю!
— Это плохие мысли! Не пролетарские!
— Мы за тебя после Зареческого возьмемся!
— Быдло завистливое! — сплюнул Кузьма.
— Поговори мне еще! — кинулись на него спутники прадеда. Завязалась драка, бабы заголосили, дети заплакали и кинулись к выходу. Остальные мужики бросились разнимать сцепившихся.
— Но-но! — растащили их они. — Не дело друг другу носы квасить.
— Так кто со мной пойдет на Зареческого? — спросил прадед.
Мужики понурились и отодвинулись от Михаила подальше.
— Ты уж извини, Михаил, но мы тебе в этом не помощники. Колдун он.
— Не бывает на свете колдунов! Это все сказки!
— Ты еще скажи, что и Бога нет! — всплеснула руками дородная баба.
— И его тоже! — кивнул Михаил. — Если бы он был, то почему мы все не равны?
— С Богом или нет, — выступил вперед один чернобородых мужиков, — а пан Зареческий мою дочь вылечил. Только благодаря ему она и жива. Я не пойду.
— Трус!
— Трус не трус, а как-то ему пан Вихляев коня нестоящего продал, так потом у того пана вся живность вымерла! — заметила одна из селянок.
— Да брось ты сказки рассказывать! — взвился Михаил. — Кто со мной?
— Тебе надо — ты и иди, — хмыкнули односельчане. — А мы на себя гнев колдуна брать не будем, да и не делал он нам ничего дурного.
Я проснулся в холодном поту. Почему-то увиденный сон навевал ужас и кошмарные предчувствия. Интересно, что это было? Видение прошлого или плод моей разыгравшейся фантазии? Впрочем, если фантазия, то она сработала довольно странно. Мой дед и отец очень уважительно отзывались о Советском Союзе. А по сну выходило, что далеко не все гладко было в стране и советском строе. Да и прадед, если честно, показывался далеко не с лучшей стороны. Видно, правду говорят, что у медали две стороны.
Мой взгляд упал на полупустой стопарик. Хм, может, мне домовой показал эту информацию? В последнее время я склонен верить всему.
Если то, что мне приснилось, правда, то мой прадед раскулачил какого-то пана Зареческого. А как мне найти его потомков в Минске? Валентина говорила, что последний из них женского пола, а это еще хуже. Фамилию при замужестве могла сменить несколько раз. Что же делать? Вспомнился друг, который говорил, что его девушка — историк. Вроде ее работа состоит в том, чтобы разыскивать в архиве всяческие истории, а за отдельную плату она может найти родословную. Может, ее попросить? Почему бы и нет? Я заплачу.
Информацию о потомках Зареческого искали девять дней. Что интересно, так в этот период все преследующие меня несчастья, казалось, взяли тайм-аут. Словно проклятие действительно поняло, что я работаю над возвратом перстня.
Конечно же найти нужного человека оказалось не так просто, но и не так сложно, как я вначале полагал. Сложнее всего Лене, девушке друга, было разобраться с перемещениями по Советскому Союзу дочери пана Зареческого. Сам пан и двое его взрослых сыновей умерли в тюрьме в промежутке между допросами при загадочных обстоятельствах. Вдове с четырьмя детьми было приказано выметаться из дому в чем есть. Пани Зареческая, в девичестве пани Лещинская, подалась к своему брату, но и того к тому времени раскулачили…
Лене удалось найти потомков пана Лещинского и его личный дневник. Исходя из рукописей, младшая дочь пана Зареческого умерла от голоду через три недели после гибели отца. Младшего сына, ребенка пяти лет, избил ногами «слуга пролетариата» за то, что мальчик ел под забором казенную траву. На следующий день малыш умер. Не считая автора дневника, остались мать, грудной младенец и дочь пятнадцати лет. И вот тут след прерывался.
Про события прошедших лет никто из потомков ничего не помнит. «Нам строго-настрого приказали забыть кто мы, — говорили они. — Обидно. А ведь наши предки кровью и потом защищали эту землю. И чем она нам отплатила? Остались одни обрывки воспоминаний и былой роскоши». В дневнике пана Лещинского, тоже, как назло, не хватало дюжины страниц. Однако по приблизительным прикидкам нам с Леной удалось узнать, что девочку-подростка выдали за убегающего во Францию графа Семашко. Дальнейшая судьба их неизвестна. Пани Зареческая с грудным младенцем тоже затерялась на страницах истории.
Один из потомков Лещинского вспомнил, как дед рассказывал ему, что его тетя, дабы увести след большевиков от убегающей за границу дочери и зятя, сменила фамилию и прикинулась крестьянкой. Однако про грудного младенца ничего не было слышно.
— Может, он умер? — предположил я, прорабатывая версию. — В то время смертность была очень большой.
— Тогда непонятно иное, — поморщилась Лена, постукивая карандашом по губам. — Кто тот потомок, что в Минске? Нигде в дневнике не сказано о возвращении четы Семашко на родину. И потомки Лещинского этого не помнят.
— Но это время белых пятен в истории, — заметил я.
— Белые-то белые, но Лещинские говорят о дальних родственниках во Франции.
— Так, может, Валентина ошиблась и мне надо ехать во Францию?
— А если девочка умерла при родах?
— Тогда должен существовать ее потомок.
— А если и младенец не выжил? — грустно вздохнула Лена.
— Это твои домыслы.
— Да, но мне почему-то кажется, что, если тебе сказали искать потомка в Минске, значит, он тут.
— А если она проездом?
— А что мы знаем про грудного младенца? А если он выжил?
— Это было бы чудом!
— И тем не менее. Здесь в церковной книге есть запись о браке между крестьянкой Рубановой и неким Самосейко.
— Рубанова — это пани Зареческая?
— Да, но только она одна. А Самосейко стал одним из уважаемых на деревне большевиков. Возможно, женщина таким образом помогала вырасти своему ребенку?
— А где же он сам?
— Не он, а она. Эта была девочка.
— А какая разница?
— Большая. Девочки едят меньше, ее могли удочерить.
— Но только не в голодное время! В то время и своим не хватало, не то что чужим.
— А если они были заинтересованы в ребенке? — спросила Лена.
— В смысле? — опешил я.
— Ну допустим, в округе еще жил колдун, и ему было выгодно взять девочку и вырастить себе невесту. Магические силы должны были удвоиться в ребенке.
— А если нет?
— А у нас есть другие предположения? Смотри, колдуны округи должны были знать друг друга. Подобное обычно тянется к подобному.
— Допустим, все так, как ты говоришь. Но где нам найти нужного колдуна? Вряд ли в летописях он указал род своей деятельности.
Лена задумчиво теребила старый, потрепанный дневник.
— Смотри, здесь на обложке легкие оттиски. Возможно, если мы закрасим ее карандашом, то прочитаем надпись на последней странице.
Я последовал ее совету, и уже через час мы уже читали торопливо написанные строки:
«Сегодня ко мне опять обратилась сестра, просила присмотреть за Татьяной. Ее отдали на хутор черной ведьме. У колдуньи есть сын, с которым они когда-нибудь поженятся. Коммунисты боятся ссориться с Марьяной. Даже ее предков прозвали Ворожей. Я видел пару раз колдунью. Взгляд у нее тяжелый, и рядом с нею охватывает странное паническое чувство. Однако Танюше она нравится.
Сестра уходит след на север…»
— Видишь! — обрадовалась Лена. — Я оказалась права!
— Да, только где нам найти потомков уже этого колдуна?
— Все там же, — улыбнулась собеседница. — В архиве!
На поиски потомков Татьяны и сына колдуна ушло еще пять дней. В результате передо мной лежало три адреса неких Ворожейкиных (после двух войн фамилия колдуна слегка изменилась). И это счастье! Окажись это какой-нибудь Иванов или Сидоров — и мне пришлось бы туго. До этого дня я никогда не думал, насколько люди похожи на бактерий. Возьми одну родительскую пару — и через несколько поколений получишь целую армию. К счастью, по первому адресу проживали однофамильцы, по второму — сводные братья моей цели.
И вот я подъехал к дому наследницы пана Зареческого. Простой панельный дом старого типа, обшарпанный подъезд, худая кошка на крыльце тщательно вымывает переднюю лапу.
За дверью не спешили. Я еще раз нажал на звонок. Наконец по ту сторону двери раздалось осторожное:
— Кто там?
— Ворожейко Татьяна Александровна? — спросил я. Девочку назвали в честь бабушки.
— Да, а что вам нужно?
— Я бы хотел отдать вещь, принадлежащую еще вашему прадеду.
— Я не открываю незнакомым людям.
— Ах, простите, меня зовут Сорокин Владимир Алексеевич. Я уже был у ваших сводных братьев. Хотите — позвоните им. Они все объяснят.
— Минуту, — бросили из-за двери и куда-то ушли.
По-видимому, Татьяна созванивалась и разговаривала с братьями. Через пятнадцать минут она снова подошла к двери и сказала:
— Я сейчас занята, если так хотите вернуть мне что-то, давайте встретимся на нейтральной территории сегодня в семь часов?
— Хорошо. Где?
— Давайте в пиццерии в двух кварталах отсюда.
Законная владелица перстня оказалась хрупкой, невысокой девушкой с бледной кожей и тонкими кистями. В осанке угадывалась порода, которую не смогла ни вытравить, ни разбавить примесь крестьянской крови. Окинув меня холодным взглядом, она спросила:
— Что вам надо?
Я протянул ей старый, потрепанный дневник пана Лещинского и рассказал все, что случилось со мной до встречи с ней. Девушка внимательно слушала. При виде кольца она встрепенулась, повертела в руках, словно изучая и примеряясь к новой вещи, а затем робко надела на палец. В тот же миг нас словно ветерком обдало. Щеки сидящей напротив красавицы порозовели, круги под глазами стали менее заметными. Такое чувство, что перстень питал ее силой и энергией.
— А теперь отпустите меня, — попросил я. — Снимите проклятие. Я вернул вам перстень, и, как видите, даже с процентами, — кивнул я на дневник.
Девушка улыбнулась и покачала головой:
— Я не знаю, как снять с вас проклятие. Я не практикую данных вещей. Бабушка умирала два раза, и последний раз мучительно. Я хочу быть счастливой, любить и быть любимой, прожить обычную жизнь.
— А такое возможно? — изумился я. Как человек, обладающий даром, может притвориться нормальным?
— В жизни все возможно, — очаровательно улыбнулась Татьяна. — В любом случае вас уже не должны преследовать несчастья.
— Спасибо, — слегка склонил я голову.
— Вам спасибо, что вернули его. Я много о нем слышала, когда была маленькой, и мечтала когда-нибудь отправиться на его поиски. Я готова была пойти за ним хоть на край света, а он вернулся сам.
Как и сказала Татьяна, несчастья меня больше не беспокоили. Более того, мне стало везти. Возможно, есть на свете такие вещи, как кармический долг. В любом случае я понял, что ни при каких обстоятельствах нельзя желать людям зла или их обижать, ведь никогда не знаешь, когда это вернется к тебе бумерангом. И не придется ли за это платить твоим детям.
Я отремонтировал дядину квартиру и сдал ее жильцам. Каждый вечер я стал подкармливать и хвалить домового. В результате, когда я бежал в квартиру, зная, что забыл выключить газ или воду, находил их выключенными либо перекрытыми.
А что касается Татьяны, то к добру это или к худу, но я пригласил ее на свидание. И уже через год перстень снова стал фамильным, но уже на законных основаниях. Так закончилось столетнее путешествие кольца с собственной душой.
