ГЛАВА 16
Сцена, которую я видеть никак не мог
Патар-од пришел в трактир не для того, чтобы закусить или выпить. Его задачей было поглядеть, осмыслить, вернуться и доложить. Иначе говоря — разведка.
В первые же мгновения стало ясно, что разведка не удалась. Произошло нечто из ряда вон выходящее. Во-первых, от трактирщика несло винищем на пять шагов, что для него было весьма необычно, даже в праздник. Во-вторых, он был абсолютно трезв, что вопиющим образом противоречило «во-первых». В-третьих, он заговорил первым:
— Уйди, ради пресветлого праздника. Не до тебя тут.
— А ну как меня спросят: что случилось?
— Скажи: гости у меня были, нехорошие.
— Так что за гости?
— Один — тот самый, из-за которого у Дуба по сей день руки замотаны. Другой тоже головорез не из последних.
— Денег хотели, что ль?
— Если бы денег! Второй все про твоего лейтенанта выпытывал. Как и что, да еще сказал, что, мол, они хотят с лейтенантом договориться.
— Ну так пусть себе и договариваются. Авось и нам чего перепадет.
— Нехорошо их переговоры выглядят — похоже, кинжалы у них вместо письменных приборов.
— А что первый говорил?
— То-то, что ничего. Ни единого слова, только знаки давал второму. Немой он, должно быть. И улыбался. Видел бы ты эту улыбочку! Я после этого кувшин крепкого красного выдул — а все без толку, не забирает.
— Между прочим, лейтенант — магистр.
— Между прочим, первый, по всему видать, наемный убийца. Слыхал, что есть такие — по магистрам специалисты. Ну а бакалавров — тех по пяти штук на завтрак разжевывают и костями не давятся.
— Что ж, выходит, они только поговорить с тобой хотели?
— Если не считать того, что все три амулета отобрали. А вот денег не взяли ни медяка.
— Что-то я здесь недопонимаю.
— И не надо. Передай все как слышал своему главному. И добавь от меня, что этим я поперек дороги становиться не буду — ни за какие деньги. У меня голова одна.
— Все скажу, не сомневайся, хотя и очень странно это.
— Не по твоей деревяшке загадка.
— Ну так и ты не больно разобрался.
— В том и беда. Прощай.
— Доброго дня.
Домой мы добрались без приключений. Само собой, я показал напарнику засады, что я соорудил, заслужив еще несколько странных взглядов. Рассказал ему и о принципе подвижной засады. Теперь бывший лейтенант мучительно думал, к какому роду войск я принадлежу и какой у меня опыт. Разумеется, сам я на сей счет молчал.
Увидев мертвое пятно, Тарек бросил на меня быстрый взгляд, после чего сделал каменное лицо. Ручаюсь, что мысленно у него кое-что добавилось в картинку относительно моей личности.
Первое, что я отметил в доме: сияющая физиономия Сарата.
— Профес-ор, ты посмотри, какое качество граней! — радостно возопил он и осекся, узрев постороннее лицо.
— Грани я посмотрю после. Сарат, это Тарек-ит, наш инструктор по боевой подготовке. И мне, и тебе не повредит. Тарек, это Сарат-ир. Мой помощник в части кристаллов, он же обучал меня… всякому. У нас был трудный день…
— А ужин уже готов! — горделиво сообщил Сарат. — Ну то, что я нашел из еды.
— Так что для начала подкрепимся, а потом…
Тут меня прерывал негромкий, даже деликатный стук в дверь.
Разведчик с плохой реакцией долго не живет. Тарек мангустом скользнул к двери и занял позицию, одновременно выхватив свой кинжал.
За то же время мне удалось сделать много больше.
Разумеется, я тоже выскочил из-за стола, перехватив посох и приготовив удар по вертикали. Но также я успел мысленно изругать себя четырнадцатью словами, каждое из которых нелицеприятно описывало мои умственные способности, мысленно же произвести ненормативную оценку обстановки, ненормативно же оценить перспективы ее развития, а равно придумать план, после чего сделал Сарату знак «Брысь!» (в других системах сигналов он означает «Пошел вон, тут и без сопливых скользко!») и вслух сказал:
— Входите.
Вошел староста, за которым нарисовалась моя целительница при большой корзине, укрытой полотном.
Мы с Тареком дружно переглянулись. Я глазами приказал сержанту убрать кинжал, сам опустил посох и перевел взгляд на Сарата. Тот испуганно округлил глаза и выдал почти классическую фразу:
— Я не виноват! Они сами пришли!
В другой обстановке я бы рассмеялся, но сейчас веселиться почему-то не хотелось.
Я указал на лавку, нейтрально-вежливым тоном предложил садиться и вопросительно уставился на старосту. Тот солидно откашлялся и начал речь:
— Мы… да… В общем, это моя дочка обнаружила…
Выходит, это его дочь. Можно было догадаться.
— …что вы, значит, тута живете…
А ведь правду писали в умных книгах: дети — самые лучшие контрразведчики. Только она ведь не дите — скорее подросток. Впрочем, из всех вторичных половых признаков заметна одна лишь юбка.
— …вот хочет она, стал быть, к вам на работу…
Какая, к чертовой прабабушке, работа?!
— …примерно сказать, прибрать там, потом еще сготовить, ну и ежели чего, так и подлечить — она в травах очень даже вполне понимает…
На подставу девчонка не похожа. Но вот связываться с этой недокрасоткой ох как неохота. Ведь выходит, мы все тут в опасности — и она, значит, тоже. А мне-то она ничего плохого не сделала — скорее наоборот.
— …а вы, так сказать, клятву должную дадите, как положено. Ну, о плате сговоримся. А что вы тут в доме делаете — нас то не касается.
Молчание. Мы все втроем пытаемся переварить вводную.
— А Кири ловить мышей будет, — вдруг подала голос девица.
На миг у меня перед глазами встала жутковатая картина: младшая сестричка моей целительницы бегает у нас по дому на четвереньках и ловит мышей. К счастью, Тарек меня отвлек, спросив нейтральным голосом:
— А кто это — Кири?
Вместо ответа девица откинула полотно на корзине. Оттуда выглянула симпатичная мордочка, а я в очередной раз понял, что являюсь дураком непроходимым. Но так мне и надо. Головой думать следует, вот что. Когда мне сказали: «Небольшой зверь (и показали руками нечто размером с кошку) живет в доме, ловит мышей, играет с детьми», то я мысленно и перевел это как «кошка». Но сейчас на меня смотрела блестящими круглыми глазками и смешно шевелила усиками самая натуральная норка.
А ведь точно, говорили мне друзья-биолухи, что норка была бы чудным домашним зверьком: и привязчива, и понятлива, мышей охотно ловит, одна с ней беда — запашок от нее, того-с, больно крепок. В моем старом мире этот вопрос решался хирургом, который удалял анальные железы, а здесь запаха от зверушки не чую — или запах слаб, или нос туп. Правда, эта норка не похожа на привычных мне — шубка не коричневая и не палевая, а скорее темно-серая. Впрочем, выглядит этот зам по мышам очень недурно. Против Кири я бы не возражал, но вот приложение к ней…
Тем временем зверек каплей ртути выскользнул из корзины и единым духом взобрался на руки к хозяйке. Та посмотрела на животинку таким любящим взглядом, что всем присутствующим сразу стала ясна картина их взаимоотношений.
Надо было принимать решение.
— О какой клятве идет речь? — вопрос я адресовал Сарату, поскольку именно он, похоже, был наиболее опытен в таких вопросах.
— Клятва стандартная, — отвечал тот без раздумий, — отличия бывают лишь в деталях. Обычно работодатель клянется должным образом платить без задержек, а также кормить, — если об этом договорились, — еще в клятву включается пункт о том, чтобы хозяин работника — или там работницу — не обижал действием, иногда еще насчет одежды включают положение. Работник, со своей стороны, обязуется не обижать хозяина словом и действием, не портить имущество, выполнять обязанности по перечню. Само собою, перечень обязанностей входит в клятву. Маг заверяет клятву.
Вот это попадалово. Мало того, что у нас маг не работающий, так если бы даже был работающий, на меня все равно не подействует. Сарат бросает на меня самые красноречивые взгляды.
Клятву дать мы можем, — медленно произношу я, — но сперва несколько вопросов. Как тебя зовут?
— Ирина-ма, уважаемый, — робко пискнула девица.
— Кто еще в деревне помимо тебя и отца знает, где мы живем?
— Никто, все этого места очень боятся.
— Почему же ты не испугалась?
— Я, — румянец, — видела, как вы сюда шли, — румянец прибавляется. — И потом, я заметила: маленькие ростки травы пробились на мертвой земле. И муравьи по ней ходят.
Ну да, девчонка — травница, ей положено иметь глаз-алмаз. Плохо то, что и другие могут заметить.
— Это ты сама захотела пойти ко мне на службу или отец сообразил?
Долгое молчание. Потом еле слышное:
— Это я.
— Почему?
— Вы хотя и маг, но не такой.
Может, это и хорошо, что она приняла меня за мага. Значит, и другие тоже могут так подумать.
— Чем именно я не такой?
— Вы неправильный.
Сейчас этот вопрос прояснять не следует. Ни к чему мне свидетель в виде старосты. Но потом я обязательно спрошу.
— Допустим. А он? — показываю на Сарата.
— Он только раньше был правильным, а теперь он неправильный. И потом, он служит вам.
Так, похоже, у девчонки глаз куда зорче, чем я думал. Проверим еще.
— А он? — жест в сторону сержанта.
— А он вовсе не маг. Но он работает на вас. А еще он не злой.
И этот вопрос тоже придется отложить, хотя Тарек так и подобрался. Натурально, любому взрослому мужчине не понравится, когда такая соплюшка просчитывает его на раз. Ничего, перетерпит. Тут подал голос староста — если шипение можно назвать голосом:
— Ведь говорил я тебе, дуре!..
Староста явно подавил желание высказать дочери все, что о ней думает, но тут уже стало интересно мне.
— Скажите, а почему вы считаете вашу дочь дурой? Я за ней такого не заметил.
Может, староста ничего и не сказал бы без этого замечания, но тут его прорвало:
— Да ума у нее три сундука, вся в свою мать пошла, а все равно дура! Потому что не хватает этого самого ума не показывать себя умнее парней. Вот и получаю я: дочке уже 16 лет, а женихи все стороной обходят. И нечего ей у меня на шее висеть, не амулет, поди.
При этих словах я мысленно хихикнул — староста почти дословно процитировал слова деда из повести Горького «Детство»… Паранойя все же продолжала активно пинаться и ругаться нехорошими словами. Пришлось уступить.
— Ирина-ма, хорошо подумай. Твое дело здесь, наверное, будет не таким уж трудным и, вероятно, привычным. Но видеться с родителями будешь только с моего разрешения. Никаких походов за пределы мертвой земли! Подумай хорошенько, понравится ли тебе такое.
Эти слова я произнес максимально жестко. Кажется, девчушка прониклась. И все же с секундным колебанием решительно кивнула.
— Теперь вы, уважаемый староста.
Староста ощутимо вздрогнул.
— Вы здесь больше не появитесь. Ну разве что в случае самой крайней нужды. Если кто за вами проследит и узнает эту дорогу — мы трое очень обидимся. Если же вы расскажете кому о нашем существовании — мы обидимся еще больше. Что до вашей дочери — говорите всем, кто спросит, что она нашла место прислуги в небогатом купеческом доме. И только так.
Улыбка.
Отец и дочь почти одинаково переменились в лице. Но, по всем признакам, отец испугался куда больше.
— Мы здесь не занимаемся незаконными делами. Но у нас есть конкуренты. Если у них будет хоть какая возможность нас уничтожить, — они пустят ее в ход.
Что есть чистая правда. А кто конкурирует — этого вам, ребята, знать не положено.
— Теперь клятва. Почтенный Сарат-ир, это ваше дело.
Почтенный был серьезен, как священник на похоронах. В руке у него был амулет — тот самый, с розовым кристаллом. Слова падали размеренно и даже торжественно:
— Я, бакалавр магии Сарат-ир, сын Харод-ира, сын Мары-ан, сим клянусь перед лицом пресветлых, что никогда не обижу ни делом, ни словом присутствующую здесь Ирину-ма, дочь…
Так, это понятно, полное имя здесь — это собственное имя плюс указание тех, чей сын или чья дочь. Пресветлые — местные боги, надо понимать.
Клятва дана. Теперь Тарек:
— Я, воин Тарек-ит, сын…
Теперь моя очередь, но сделаю по-другому.
— Я, инженер, получивший здесь имя Профессор, сын Владимира, сын Софии, сын инженера, внук инженера и правнук инженера, даю слово потомственных инженеров, что…
Разумеется, слово «инженер» я произносил по-русски. Впечатлились все, кроме Кири. Для начала никто не знал, что это за штука «инженер». И еще сильнейшее действие оказало слово «потомственный». Даже сильнее, чем я рассчитывал.
Моя новая работница собралась с духом и также произнесла клятву.
— Теперь о жалованье. Ирина-ма, тебе будут платить по три медяка в день за готовку на нас всех, также за приборку в доме и за иные домашние работы. За те же деньги ты будешь лечить любого из нас в меру своих умений. Если для выполнения своих обязанностей тебе понадобятся деньги — скажи, это обеспечу. Твоя еда — за наш счет. Одежда и обувь — твои. Жить будешь в любом доме в этой деревне, какой тебе понравится. Согласна?
Кто бы мог подумать, что это грубо вылепленное лицо способно ТАК улыбаться? Нет, я ее точно недооценил. Впрочем, проверим.
— Ирина-ма, ты умеешь считать?
— Умею, — усиление румянца. — И еще умею складывать и вычитать — до пятисот.
Очень неплохо.
— А читать?
— Тоже.
Нечленораздельное шипение от папочки. Надо это как-то сгладить.
— Раз так, твое жалованье будет четыре медяка в день. А писать умеешь?
— Да, — румянец приобретает багровость. — Но только медленно.
— Значит, пять медяков в день.
У папеньки тяжелый приступ каталепсии в соединении со ступором, отягощенным синдромом внезапного офигения. Дочка делает некое судорожное движение челюстью, будто проглатывает большой кусок мяса. Силы небесные, да это она давит в себе желание показать отцу язык! Имеет основание. Но поощрять дочернюю непочтительность не будем.
— Уважаемый, я более вас не задерживаю. Ваша дочь взята на работу, и у нее есть дело прямо сейчас.
Староста преодолевает все свои симптомы и синдромы и вываливается задом наперед на вольный воздух, даже не попрощавшись.
— Ирина-ма, я хочу звать тебя Ира, для краткости. Не возражаешь?
Кивок. Но в глазах такая щенячья радость, что вряд ли выражение согласия было полностью осмысленным. Мне показалось, что в этом состоянии она кивнула бы даже на предложение начертить диаграмму железо-углерод (квинтэссенция теории термообработки чугуна и стали) с комментариями и пояснениями.
— Ира, мы все тут голодные, потому что даже пообедать не удалось. Ты знаешь, что делать.
От таких слов радости в глазах девицы прибавилось еще на выводок щенков. Надо отдать ей должное: плиту растопила чуть ли не мгновенно, и ужин появился на столе через полчаса.
Когда вся мужская часть моей команды закончила скрести ложками по тарелкам, я встал и обратился к присутствующим:
— Ирина-ма знает свое дело прекрасно. Возражения?
Ни малейших признаков несогласия.
— Она достойна быть в нашей команде. Возражения?
Ни намека на возражения.
— Ира, я тебя благодарю за вкусный ужин, — поклон.
Мои, уловив тенденцию, тоже встали и поклонились. Бедная девочка, которую, кажется, сроду не благодарили, была на волосок от обморока.
— Да, и вот тебе аванс, — отсыпаю заранее подготовленные три серебрушки и пять медяков в подставленный передник. — Это за неделю.
Похоже, в эту ночь прекрасная половина моей команды спать не будет от потрясений. Нет, назвать ее прекрасной никак нельзя, скажем «лучшая». Тоже не очень-то подходит, прочие умеют и могут куда поболее. Пусть будет «младшая». Уж к этому эпитету я придраться не смогу. Девчонка прибрала деньги куда-то вглубь своей корзины и обратилась к зверюшке:
— Кири, это тебе.
Точно, хорошая хозяйка. Норка, до того лишь бросавшая умильные взгляды на стол, тут же закрутилась у хозяйкиных ног, все видом показывая, что готова следовать указаниям. Указания были просты и вещественны: мисочка с кусочками мяса, похоже, Ира оставила их из своей порции, еще одна мисочка с водой и некое подобие коврика неподалеку.
Так, что-то еще оставалось на сегодня. Ах да, нужен дом для девчонки. Надо бы подобрать. Я встал с лавки, в результате чего меня повело сначала направо, а когда я догадался об этом и попытался выпрямить положение, то налево. Да какая же хреновина с ногами-то?!
— Командир, что с тобой? — услышал я возглас Тарека, который подхватил меня под мышки. Вдвоем с Саратом они дотащили меня до кровати и уронили на нее, между тем как целительница метнулась к своей корзине и уже достала из нее пару кувшинчиков.
Только тут до меня дошло. Да я просто от усталости чуть не свалился. День-то был напряженный.
— Да ничего, ребята, просто мне бы выспаться, а завтра с утра за дела… — и на этом месте меня накрыл сон.
