Прошло несколько дней. Я старался не покидать своей комнаты – не хотелось никому попадаться на глаза. Возвращение Бэйзела повергло многих колдунов в растерянность, и они не знали, как себя вести в моем присутствии. Будь я один, то без раздумий бы уехал, но теперь со мной был Эрслайт. А я все испытывал надежду, хотя и весьма слабую, что Авориэн что-то еще чувствует ко мне… Поэтому, чтобы избавиться от далеких от оптимизма раздумий, я занялся малышом. Читал ему книги, рассказывал истории и, сидя у раскрытого окна в другой мир, учил его рисовать. Как и меня когда-то, его это заинтересовало. Несколько раз заходил Бэйзел и сообщал, что твориться в обители, но ни разу не заговорил о недавних событиях, словно чувствовал, что еще рано со мной обсуждать это. В последнее свое посещение, он сообщил, что поедет на встречу к Лайтфелу вновь перезаключать мирный договор, а потом посмотрел на играющего Эрслайта и задал ему несколько вопросов на светлом наречии. Малыш с улыбкой ответил, а Бэйзел обратился ко мне.

– Каким же колдуном он вырастет? Темным или светлым?

– Талантливым.

– В этом я не сомневаюсь. Что ж, мне пора.

Бэйзел ушел. Я взялся за чтение. Эрслайт устроился у меня на руках, изучая картинки и засыпая вопросами, но вскоре задремал. Меня тоже немного клонило в сон, но я не отложил книгу и продолжил чтение. Бэйзел сказал, что уехал на совет к Лайтфелу – ничего особенного, просто опять перезаключить этот проклятый мирный договор… Я оторвался от книги и задумчиво поглядел в окно. Что-то беспокоило меня.

Под моей ладонью передернулся мутной пеленой портал, обрел четкость, и я уже на самом подъезде к зданию городского совета Мидла увидел Бэйзела и весь наш совет. Нет, ради перезаключения договора можно было бы не брать никого, кроме охранников. Я нахмурился, раздраженно смахнул ладонью растворившейся под ней проход, и мой взгляд рассеяно заскользил дальше по строкам книги. Весь Совет! Неслыханно! Такого раньше никогда не случалось. Я закусил губу. Какое мне дело до них? Путь обсуждают, что хотят, решают, что хотят… Я попытался сосредоточиться на книге, но мысли упорно уносили меня прочь, в самый центр Мидла, ко дворцу в колоннах и резных висячих балконах, к огромному просторному и светлому залу, где собрался Большой Совет…

Лайтфел приветствовал вошедшего Бэйзела. Последний, как и вошедшие с ним, ответили на приветствие и сели на противоположной стороне стола. Четырнадцать темных колдунов и двадцать светлых. Кроме их совета здесь присутствовали Игниферос, Авориэн, Гаст, Скит и Инведнис. И я больше не сомневался, какова подлинная причина собрания Большого Совета.

Молчание после приветствия несколько затянулось. Впрочем, его весьма решительно прервал Игниферос.

– Я не понимаю тебя, Бэйзел, – произнес он. – Почему ты ничего предпринял? Он ведь не сын тебе!

Показалось, у меня остановилось сердце, и через миг, позабыв обо всем, я уже целиком был там, невидимый и неслышимый. Бэйзел, между тем, поднял потяжелевший взгляд на Игнифероса.

– А ты думаешь, я что-то смог бы предпринять, – его губы скривились, а потом ладонь со стуком опустилась на стол. – Однако, дело не в этом. Всю жизнь я считал его своим сыном, а теперь в один миг ты пожелал, чтобы это исчезло?

– Избавь нас от твоих сентиментальных настроений, – Игниферос нахмурился. – Я не хуже тебя знаю, что он может расположить к себе, но за доверчивость приходиться расплачиваться дорогой платой. Самой дорогой платой – своей жизнью и жизнью своего народа. А он вполне способен причинять боль тем, кто ему близок. Как ты сможешь угадать, когда сотрется последняя граница, удерживающая его от этого? Или стоит напомнить, какие ублюдки рождались у моего брата? Такие ублюдки, что вы сами спешили избавиться от них. Они любили смотреть, как мучается любое живое существо, будь то их соплеменник или пойманная в капкан крыса. Ни один из них не являлся нормальным, но так же никто и не имел особый талант, как Тэрсел, а это делает его во много раз опасней, – Игниферос воззрился на Мерлинду. – Как ты могла произвести его на свет? Тебе ведь было известно о плохой наследственности. Почему не избавилась от него?

Мерлинда с трудом нашла в себе силы поднять взгляд и заговорить.

– Откуда ты знаешь, что я не пыталась этого сделать? – едва слышно вымолвила она.

Бэйзел вздрогнул, глянул на нее, но промолчал.

– Я сама едва не умерла, – продолжила она все так же тихо. – Я находилась в отчаянии. Но потом решила, раз уж мне суждено иметь этого ребенка, я должна сделать все, чтобы он не стал таким, как остальные. Я была очень ласкова с ним…

Ретч фыркнул, позволив взглянуть на нее с легкой насмешкой и даже чуточкой презрения.

– Именно поэтому ты бросила его у меня на целых три года? – и обратился к Игниферосу. – Впрочем, я не жалею об этом времени – мальчишка действительно оказался талантлив – схватывал все на лету, да и по характеру весьма спокоен. Не понимаю – зачем ты пытаешься доказать нам, будто он не нормален? Я, конечно, понимаю, ты едва не погиб от его меча. Но ты так же хорошо знаешь причину. И если он не состоянии контролировать свой дар, это не повод обвинять…

– Но он умеет контролировать гипномагию, – мрачно обронил Игниферос, прервав Ретча. – И тогда мог… При желании это можно контролировать и во сне.

– Твой брат утверждал обратное, – заметил Бэйзел. – Что во сне это невозможно…

– Значит, он лгал.

– И, тем не менее, все выглядело так, словно Тэрсел совершил это против своей воли.

Все взоры обратились к Гасту.

– Мы находились тогда рядом с ним – он проснулся, отчаянно вскрикнув, и пришел в ужас от совершенного.

Бэйзел переглянулся с Ретчем.

– Должен тебя разочаровать, Гаст, он всегда приходил в ужас от содеянного. Смерть его врагов не доставляла ему ни радости, ни удовлетворения. Это звучит несколько странно, но это так.

– В ужас? – впервые подал голос Лайтфел. – Не из-за того ли, что он знал, что за этим последует жестокое наказание? Я о его учителях…

– Нет, происходило все наоборот, – в голосе Бэйзела послышались усталые нотки. – Учитель наказывал его за какую-нибудь оплошность, потом следовала внезапная смерть колдуна…

– Почему же ты не запретил наказывать его?… – начал Гаст и тут же сам ответил. – Значит правда? По закону вашей обители действительно все ученики учатся вместе, независимо от происхождения, а учителям не известно, кто их родители? Почему же оказалось невозможным сделать исключение?

– Невозможно, – произнес Бэйзел. – Просто невозможно. Не спрашивай у меня почему.

Гаст переглянулся со Скитом и Инведнисом и, получив в ответ растерянное пожатие плечами, в задумчивости понурил голову.

Бэйзел обратился к Игниферосу.

– Чего же ты желаешь?

– Ты знаешь. Он опасен – тебе это известно не хуже меня. Приведите мне доводы, по которым стоит оставить ему жизнь. И не стоит думать, что он заслуживает вашей жалости, – с последними словами он воткнул жесткий взгляд в лицо Мерлинды, Гаста, задержавшись особенно долго на Авориэн, болезненно побледневшей, с дрогнувшими губами, с тревогой и болью в глазах – казалось ей вот-вот сделается худо.

Мне и самому было мерзко от услышанного. Я чуть отступил, прислонившись спиной к холодной мраморной отделке камина. Провел ладонью по лицу, словно хотел, чтобы все пропало и рассеялось, как морок, и каким-то образом смахнул с каминной полки небольшие часы. Раздался звон – во все стороны брызнули осколки циферблатного стекла, пружинки, винтики, зубчатые колесики, закрутившиеся волчком на блестящем паркете. Я затаил дыхание. На какой-то миг показалось, что переместился сюда совершенно, и меня все видят. Но тут же понял, что все взгляды в недоумении обращены к разбившимся часам. Какой-то, особо расторопный слуга бросился убирать, однако нервозность после происшествия за столом только возросла.

– Я на несколько минут отлучусь, – Бэйзел поднялся.

Вслед за ним вскочил Ретч, что-то спешно прошептал на ухо своему господину и с каменным лицом сел обратно. Бэйзел скрылся за дверью. Я понял, что немедленно должен убираться отсюда, закрыл глаза, глубоко вздохнул и открыл их уже в своей комнате. Эрслайт все также спал, а моя рука, державшая книгу, несколько затекла. Я как раз переворачивал страницу, когда дверь без предупреждения распахнулась и ко мне зашел Бэйзел.

– Тэрсел!

– Тише, – я сделал ему знак молчать и кивнул на Эрслайта. – Только недавно, наконец, заснул.

Малыш чуть тревожно шевельнулся во сне, но не проснулся. На лице Бэйзела отразилась некоторое недоумение. Мы еще немного помолчали, чтобы его сон стал крепок, и только потом перешли к тихой беседе.

– Ты так быстро вернулся? – я отложил книгу.

– Еще не совсем, – Бэйзел чуть усмехнулся. – Ретч поделился вашей тайной, как можно быстро проникнуть в эту башню. Я даже не догадывался, что защита замка смещена.

– Несколько лет назад произошло небольшое землетрясение… – я пожал плечами и спросил: – Возникли какие-то проблемы?

– Пока еще нет, но предвидятся. Хочу заранее уточнить одну вещь. Что ты собираешься делать с Эрслайтом?

– Ты думаешь, что одним из условий мирного договора тебе поставят обязательство отдать его светлой стороне? Мне бы не хотелось отдавать им ребенка.

– Не хотелось бы? – удивился Бэйзел.

– Я не отдам им Эрслайта, – более жестко повторил я. – Но, надеюсь, мы сможем найти с Авориэн общий язык.

– А если нет? – предположил Бэйзел.

– Не хочу загадывать заранее, – я нахмурился. – Надоело думать о грядущих неприятностях… Как бы ты поступил на моем месте?

– Не думаю, что иначе, – Бэйзел сжал мне плечо и поднялся. – Мне пора. Если вдруг вопрос насчет Эрслайта встанет в тупик – я позову тебя.

Я кивнул. Он шагнул к стене, открыл проход и переместился в Мидл. Через миг я тоже очутился там, расположившись на этот раз у окна, предварительно убедившись, что рядом нет никаких предметов, которые мог бы по неосторожности смахнуть, как злополучные часы. Бэйзел вошел в зал, сел на свое место, проигнорировав вопросительный взгляд Ретча и посмотрел на Игнифероса.

– Думаю, стоит сделать по-другому – приведи доводы, по которым стоит лишать его жизни. Лайтфел?

– Я не вижу причин, – Лайтфел хмуро глянул на Игнифероса. – Из-за чего бы мы желали ему гибели. Он, однажды, спас мою жизнь… И, пока он правил в обители, мы удивительно ладили.

– Вы не понимаете – все дело в возрасте. Остальные тоже себя не проявляли до определенных лет. Едва они достигали возраста равного четверти века, то становились неуправляемыми. Их обуревала жажда разрушения. И вы сами убивали их, как бешенных псов. Сколько погибло, пытаясь справиться с их безумием? Нам осталось не так долго ждать.

Весь темный совет опустил глаза.

– Значит, через три года… – произнес Лайтфел. – Но ты ведь можешь и ошибаться.

– Это исключено. Никто из детей моего брата не пережил этот возраст. Не было ни одного, кем бы не завладело безумие.

– Но ведь… – Лайтфел посмотрел на Бэйзела. – Ведь твой род ведет начало от Ментепера…

– Сыновья моего брата успели оставить потомство… – ответил за Бэйзела Игниферос. – На других поколениях наследственность не отражалась. Так что Авориэн может не беспокоиться за своего сына. А теперь – время решать! Я слышал, что вы его однажды уже приговорили, хотя и по несколько другой причине, разве нет?

Почти весь светлый совет поднял руки, из темного – Балахир, Дарт и еще трое бывших когда-то на стороне Бихеста.

– Я слышал, что даже ты, Мерлинда, – продолжил Игниферос. – Даже ты еще не так давно согласилась на его смерть…

Моя мать сделалась мертвенно бледной, ее губы задрожали, а в глазах сверкнули слезы.

– Ты даже не догадываешься, чего мне это стоило! Но никогда, слышишь, никогда я не повторю этого, – она поднялась. – Мой сын достаточно сильный, чтобы справиться с этим. Мое слово сказано!

Она развернулась и пошла прочь. Но в дверях вдруг остановилась.

– Не совсем справедливо решать это без него. Тем более, он даже не знает, что ему грозит. Я позову его сюда.

– Мерлинда! – к ней бросился Ретч.

– Не смей! – только и успел выкрикнуть Игниферос, но она исчезла, а следом и Ретч.

Я вновь оказался в своей комнате. Спустя пару минут они были у меня.

– Не надо мне ничего рассказывать, – предупредил я их.

– Значит, ты все слышал? – спросил Ретч, а Мерлинда, пошатнувшись, прислонилась к стене – по ее щекам текли слезы. – Тогда тебе лучше уехать. Слишком опасно оставаться…

– Нет, – я покачал головой. – Пока оба главы Совета не примут решение, мне нечего опасаться…

– Ты так уверен в Бэйзеле? – прошептала Мерлинда.

– Я даже уверен, что и Лайтфел на это не пойдет, – я поднялся и протянул Мерлинде спящего Эрслайта. – Побудь с ним. Пойдем, Ретч.

Когда мы вошли в зал, там воцарилась тишина. Я молча кивнул Лайтфелу и сел рядом с Бэйзелом как раз напротив Игнифероса, обратив на него спокойный взор. Игниферос внимательно изучал меня, на лбу легли складки морщинок.

– Теперь ты все знаешь, – заговорил он. – Что ты сам думаешь?

– Если я скажу, что не уверен в твоей правоте, такой ответ вряд ли удовлетворит тебя.

– То есть, ты хочешь сказать, что ты не опасен…

– Не так, как ты представляешь это здесь. Я вполне способен контролировать свои поступки.

– Даже те, которые совершаешь во сне?

– Теперь, да. Я… нашел книгу в библиотеке Ментепера и окончательно разрешил этот вопрос.

Игниферос на миг смешался, глянул вокруг. И по выражению его лица я понял, что он решил сменить тактику. Теперь он намерен обсуждать все только со мной.

– Однако, ты понимаешь, что многим из нас трудно поверить в это, положившись только на твои слова. Нам нужны гарантии.

– Гарантии? Что ты мне предлагаешь?

– Раз кое-кто считает, что цена наших опасений слишком велика, можно заменить ее другой. Это знакомо тебе – ты будешь изгнан. Никто из твоих предшественников не мог в безумстве пользоваться магией порталов, так что мы будем защищены. Если же в течение пяти лет ничего не произойдет, ты можешь вернуться, но не ранее. Думаю, против этого уже никто не возразит.

Я тихо рассмеялся.

– Прекрасно разыграно, – промолвил я негромко. – Теперь-то уж никто не откажется от подобной альтернативы.

– Как бы там ни было, ты подчинишься принятому решению.

– Да.

– Значит, ты все же сомневаешься, что с тобой ничего не произойдет через три года?

– Нет. Но меня утомило, что я всех нервирую. В особенности тебя.

– Хорошо, – Игниферос первый поднял руку, за ним потихоньку потянулись остальные.

– Тэрсел, зачем ты это делаешь? – прошептал Бэйзел, склонившись ко мне.

– Я и в самом деле устал. Что решат несколько лет? Почти ничего.

– Но ты ведь останешься один. Ты понимаешь это?

– Да, но я не вижу другого выхода. А ты?

– Если тебе понадобится помощь, только оставшись здесь, ты сможешь получить ее от нас.

– Подними руку, а то никто из наших не смеет это сделать без тебя…

Бэйзелу, наконец, удалось найти мой взгляд.

– Зачем бежать отсюда, когда хочешь убежать от себя?

– Когда-то, после боя на арене с Визонианом, Гаст сказал, что моя мать боится меня. Любит и вместе с тем боится. Теперь, я знаю, что он был тогда прав. То же самое ощущаешь ты. Я готов отдать несколько лет, чтобы одно из этих чувств исчезло навсегда.

Бэйзел опустил глаза и медленно поднял руку.

– Решение принято, – провозгласил Игниферос. – Совет окончен. Итак, Тэрсел, чем быстрее ты покинешь этот мир, тем лучше.

Все поднялись и стали расходиться. Ко мне шагнула Авориэн.

– Нам надо поговорить.

Несколько минут спустя мы молча шли по аллее небольшого парка, раскинувшегося за городским советом. Стоял теплый осенний день. Ветер перебирал только начавшие опадать листья. Самые легкие из них взлетали с песчаной дорожки ввысь в яркую синеву… Я остановился, когда тишина стала невыносимой. Авориэн обернулась ко мне.

– Ты должен отдать малыша, – произнесла она.

– Ты отнимаешь последнее, что осталось у меня.

– Ты не можешь взять его с собой. Если с тобой приключиться беда, он погибнет. Тэрсел, пожалуйста.

– Что ты скажешь ему, как объяснишь? Я… не смогу бросить его.

На глазах Авориэн навернулись слезы. Через миг она оказалась рядом и плакала уткнувшись лицом мне в плечо. Я мягко обнял ее, мои пальцы ласково скользнули по ее волосам. Но она отпрянула в тот же миг. И я опять почувствовал страх. Страх ко мне.

– Ты ведь понял, – прошептала она так тихо, что я едва расслышал. – Я боюсь тебя, боюсь твоего дара, боюсь твоего происхождения… Я откровенна с тобой… Я не хочу, чтобы мой сын стал темным колдуном. Пожалуйста, Тэрсел. Обещай, что отдашь малыша. И поклянись, что не станешь искать встречи с ним, даже, если через несколько лет ты благополучно вернешься…

Я вскинул на нее пораженный взгляд.

– Ты просишь слишком много. Ты хочешь, чтобы я отказался от него навсегда?

– Подумай о нем! – воскликнула она. – Неужели ты желаешь, чтобы наш сын воспитывался так, как ты когда-то? Чтобы подчинялся вашим кошмарным законам, чтобы у него были такие же ужасные шрамы, как у тебя…

– Нет, конечно, нет. Я никогда бы такого не допустил… Как ты могла подумать…

– Значит, он не может оставаться в вашей обители и не может оставаться с тобой. Пойми же!

Авориэн загнала меня в тупик. Я мог бы сказать, чего больше всего желал, но заглянув в ее глаза промолчал. Нет, мои слова не в силах изменить ее убеждения. Я сдался. Я ругал себя за это и ненавидел. Но я в очередной раз уступил.

– Хорошо, – произнес я через силу.

Через несколько минут я вернулся в парк с Эрслайтом. Авориэн что-то долго шептала ему. Он растеряно слушал ее, поглядывая на меня. Когда он все понял, через миг уже стоял рядом, вцепившись в меня своими крошечными ручонками, повторяя захлебываясь в плаче: «Папа, папочка, пойдем с нами! Пожалуйста, папочка!». Я присел рядом, обняв одной рукой и взяв в другую его ладошку. Смотря на кроху, я сам едва сдерживал слезы. Авориэн шагнула к нам, занервничав, взяла Эрслайта за руку.

– Эви, что мы, проклятье, делаем? – я бросил на нее отчаянный взгляд.

– Тэрсел, ты мне обещал! – она испуганно подхватила малыша, а он заревел, тяня ко мне руку.

– Эви, может… – почти прошептал я. – Может, все же позволишь видеться с ним иногда, когда я вернусь? Пожалуйста, Эви…

– Нет. Так лучше. Ты знаешь, ты сам согласился… – она не смела смотреть мне в глаза. – Прости.

Она поспешно ушла, пытаясь успокоить сына.

Я же, чтобы хоть как-то отвлечься, зашел в Перекресток попрощаться с Перлом и, когда уходил, с удивлением заметил Гаста. Он сидел за дальним столом, уткнувшись в книгу, но, похоже, сосредоточиться на чтении у него не получалось. Я несколько минут наблюдал за ним, а он все так же не перелистнул ни страницы. Взор мага рассеяно пробегал по строкам и часто застывал в одной точке, когда он глубоко задумывался. Я подошел к нему и сел напротив. Он, вздрогнув, оторвался от книги.

– Неважно выглядишь, – заметил он.

– Ты тоже.

Мы усмехнулись друг другу с горчинкой.

– Что ты здесь делаешь? Ведь Лайтфел принял вас обратно.

– Он сделал это только потому, что ты внес подобный пункт в договор о перемирии. А мне бы хотелось, чтобы он сделал это по своей воле. Хотя, Скит и Инведнис не разделили мой взгляд и уже в обители.

– Будь уверен, так и случится.

– Вот как? – весьма скептически произнес Гаст.

– Да. Есть одна твоя заслуга, о которой он даже не догадывается. И я намерен сообщить ему об этом. Пойдем.

– Что еще за заслуга? – Гаст фыркнул. – Ему известно абсолютно все о моих делах.

– Просто на кое-что он не обратил внимания.

– Брось, Тэрсел, – Гаст вновь уткнулся в книгу. – Ты не обязан ничего делать.

– Гаст, – в моем голосе послышалось раздражение. – Или сейчас или никогда.

Он удивленно посмотрел на меня и поднялся следом. Мы вернулись в городской совет. Светлые маги еще не успели уехать, задержавшись на обед. Я отозвал Лайтфела. Он прихватил пару бокалов вина, и мы удалились в соседний кабинет.

– Мне нужно поговорить с тобой… о Гасте.

– О Гасте? Я сделал, то, что ты тогда просил, но этот упрямец возвращаться не желает. Не силой же его принуждать.

Я невольно рассмеялся, вновь отметив, что в каких-то черточках характера имелось разительное сходство.

– Конечно упрямец – весь в тебя…

– Что? – Лайтфел воззрился на меня с непониманием.

– Визониан успел шепнуть мне кое-что перед смертью. А до этого у меня как-то не находилось подходящего момента рассказать тебе…

Я поведал ему историю погибшего советника. Лайтфел застыл, сраженный моими словами. Руки его задрожали, и он спешно поставил бокал на стол, едва не расплескав вино.

– Не может быть! – только и вымолвил он, но в глазах уже разгорелась надежда.

– Это легко проверить по крови, ты же знаешь, – заметил я. – Он ждет внизу и еще ничего не знает.

– Почему ты рассказал мне об этом?

– Я делаю это для Гаста. Надеюсь, что перемены в жизни пойдут ему на пользу. Я позову его.

– Спасибо, – произнес Лайтфел за моей спиной.

Я спустился вниз.

– Ну что? – в голосе Гаста слышалась легкая насмешка. – Судя по твоему лицу, никакие «заслуги» не тронули его. Возвращаемся в Мидл?

– Наоборот, тронули. И очень сильно. Он ждет тебя с большим нетерпением.

– Ты меня заинтриговал.

– Надеюсь, это тебя не разочарует. Прощай, Гаст.

Он уже занес ногу на ступеньку и застыл.

– Ты со мной попрощался или мне почудилось? – он, нахмурившись, обернулся и с подозрением поглядел на меня. – Уж не насовсем ли?

– Если я тебе скажу «пока» или «до встречи» – ты перестанешь задавать глупые вопросы?

– Куда ты собрался? Ты ведь не прямо сейчас собираешься уезжать?

– Но достаточно скоро. Пока буду сидеть в своей башенке, смотреть на закаты и думать, куда податься.

– Ну, тогда до встречи! – Гаст стал подниматься по лестнице.

Ветер. Что может быть непредсказуемей, сильнее и величественней тебя? Теплый и ласковый, ароматный и густой поздней весной, ты легко оглаживаешь лицо подставленное под твои невидимые струи, играешь с прядями волос, заставляя их взлетать и трепетать. А потом друг набираешь силу урагана, швыряешь потоки воды, падающие из туч острыми иглами, а может и ледяными шариками града. Треплешь пышные шапки деревьев в буйстве грозы, и они кланяются тебе до самой земли. Поля и луга своим стремительным движением превращаешь в бурное море. А потом ты надолго пропадаешь, уступив место летнему штилю. Возвращаешься в желтом наряде в осенние дни. Нежно играешь с невесомым золотом листьев и обрушиваешь их рыжим шелестящим дождем на землю. Холод и жестокость зимы подчиняет тебя, ты вскидываешь полы одежды, пробираешься сквозь складки одежды до самой кожи и обжигаешь ее своим неожиданным морозным прикосновением…

Я сидел на пороге и смотрел на облака, заполнившие небо, мелкие, полупрозрачные, словно кто-то выпотрошил перину, и они, совсем легкие, как перья, парили в вышине, чуть подгоняемые ветром. Я задумчиво вертел в руках бумажного ястребка. На постели были разложены вещи, не так много, которые я собирался взять с собой. Несколько сменных рубашек, теплый плащ, рисовальные принадлежности с небольшим альбомом, склянки и пакетики со снадобьями, принесенные Мерлиндой. Осталось только сложить все это в торбу. Понемногу вечерело. Накренившаяся лодочка молодого месяца через некоторое время утонула в облаках. Я поднялся, поежившись от опустившейся прохлады, поглядел вниз в овраг и отпустил бумажного ястребка. Порыв ветра закружил его, подхватил на какое-то мгновенье, а потом отпустил и тот рухнул в пропасть. Без магии мой ястребок летать не мог…

С лестницы послышались голоса. Я зашел в комнату, накинул куртку и подбросил пару поленьев в камин. В дверь тихо постучали, потом в нее заглянул Ретч.

– К тебе кое-кто пришел, – сообщил он и посторонился.

В комнату зашел Гаст. Наверное, на моем лице все же отразилось изумление, так как он хмыкнул.

– Теперь понятно, почему ты со мной прощался. Думал, что больше не увидишь меня, а я перестану знаться с тобой?

Я лишь пожал плечами и указал на кресло. Гаст сел и уставился задумчиво в огонь.

– У тебя оказалось достаточно причин не открывать Лайтфелу, узнанное от Визониана.

– Ты их подсчитал? – я чуть усмехнулся.

– Что-то вроде того. Будем считать, что одну я уже назвал.

– Допустим.

– Потом, когда мы ушли с Авориэн, ты тем более не желал открывать это. Причин же, заставивших тебя открыть тайну, наверное, столько же. Ты подстраховался, чтобы твой сын не стал возможным кандидатом в наследники Лайтфела, ну и, в конце концов, не сдержал благородного порыва ко мне.

Я засмеялся. Во взоре Гаста искрилось озорство.

– Как бы там ни было, я очень признателен тебе, – продолжил он уже серьезно.

– Я рад, что у тебя все хорошо.

Гаст опустил глаза.

– Когда ты собираешься уезжать? – спросил он после непродолжительного молчания.

– Завтра.

– Так скоро?

Теперь я отвел взгляд.

– После всего случившегося, я, как бы это помягче сказать, чувствую себя не в своей тарелке.

– Прости… Но ведь до злополучной даты еще три года. Почему ты уезжаешь сейчас?

– Я потерял все, Гаст: отца, мать, друзей, Авориэн, малыша… Да и самого себя я тоже потерял – я оказался совершенно не тем, кем себя считал. Хочу немного побыть один, подождать, пока все утрясется.

– Не всех друзей, – Гаст протянул хрустальный кулон. – Это мой. У отца остался твой. Я, с твоего разрешения, хочу оставить его себе.

Я коротко кивнул, принял кулон и в ответ отдал ему еще один.

– Лайтфеловский, – я потянулся за двумя бокалами и вином.

– Знаешь, – заметил Гаст. – Тебе, наверное, все еще непонятно, почему пару лет назад мы не дождались тебя и уехали вместе с Авориэн…

– Да нет, Гаст. Уж после вчерашнего Совета мне все яснее ясного… – я омрачился. – Я действительно совершил непростительную ошибку, когда помогал ей сбежать из светлой обители. Те светлые маги… После этого она стала бояться меня, а до этого как-то оставалась наивно доверчива, хотя слышала, на что я способен…

Я прикусил губы. Мне было горько.

– Ты прав, – Гаст вздохнул. – А еще, она уже тогда знала, что ждет от тебя ребенка, и запаниковала. Боялась, что если останется с тобой, ее малыша ожидает судьба, похожая на твою… Поэтому мы уступили ее мольбам и исчезли, ничего тебе не сказав… «Веселое» оказалось времечко, а когда пришел срок, Инведнис чуть в обморок не упал, когда принимал малыша.

– Инведнис? – я уставился на Гаста.

– Ну да, нас угораздило оказаться в этот момент в каком-то безлюдном месте. Ночь, кругом степь и полная луна. Скит наколдовал воду, я ее грел, ну, а Инведнису досталось самое ответственное. К счастью, все прошло хорошо.

Гаст посмотрел на мою скисшую физиономию, и его полушутливый тон вновь стал серьезным.

– Думаешь, мы совершили ошибку, не сообщив тебе?

– Может быть, Гаст. И если бы не события в темной обители, я более чем уверен в своей правоте… Авориэн бы смирилась, а появившийся малыш скорее сблизил бы нас… Впрочем, хватит говорить о минувшем. Я знаю, что Бэйзел поведал Лайтфелу о первой обители, а тот, соответственно, Игниферосу. Какие у него планы теперь?

– Игниферос, похоже, собирается остаться у нас, – произнес Гаст. – Теперь у него грандиозные идеи насчет первой обители. Поговаривают даже о переселении. Но, судя по рассказу Бэйзела, там много чего надо восстанавливать.

Я кивнул и описал то, что успел увидеть.

– Придется восстанавливать почти все с нуля. Хотя, как ты говоришь, Гаст, у вас в обители лучшие маги по материализации. Хотя я предпочитаю все натуральное.

Гаст засмеялся.

– Я, как ни странно, тоже. Думаю, материализацией воспользуются только в случае если рядом не окажется источника строительного материала. Ты видел поблизости какие-нибудь предгорья.

– Нет – нам открылся только вид на бухту.

Так, за неспешной беседой, мы просидели до самого рассвета. Я затушил уголья в камине. Забросил вещи в сумку, и мы вместе спустились с башни. Я наскоро оседлал Шэда, выехал с Гастом за ворота, и мы направились по дороге, ведущий через Мидл к светлой обители. Через полчаса я остановился. Гаст посмотрел на меня и протянул руку. Я пожал ее, а потом открыл портал.

– Возвращайся скорее!

– Постараюсь.

Шэд поднялся на дыбы и совершил великолепный прыжок из раннего утра в глубокую темную, теплую и звездную ночь. Но спустя миг мы совершили прыжок обратно… Правда, на несколько миль севернее.

Перед нами стоял бревенчатый дом, много веков служивший прибежищем Ментепера. Но кто знает, где на самом деле проводил он все это время. Я зашел в дом. Неспешно осматривал одну за другой комнаты, в надежде найти что-нибудь касающееся первой обители. Весьма скромную библиотеку оставил напоследок и только поздним вечером принялся за нее. Несколько дней назад я уже заглядывал сюда в поисках книги по гипномагии. Тогда мои поиски увенчались успехом. Но всю библиотеку я тогда просмотреть не успел.

Я разжег камин, принес с кухни вина и каких-то сухарей, показавшихся мне вполне съедобными, и принялся пересматривать книги. Магия, магия, магия… Но на этот раз мне нужна была не она, что не помешало, однако, отложить несколько любопытных томов. Где-то в середине ночи в комнату проскользнул Шэд, вновь сбросивший лошадиный облик. Он так часто делал это, что я уже привык. Зверь улегся у ног и принялся лизать мне ступни – я давно сбросил ботинки.

– Шэд, прекрати – щекотно, – я склонился к нему и приласкал. – Послал бы тебя в лес поохотиться, если б не знал, что ты не ешь ничего, кроме хорошего овса.

Через миг мои пальцы ощутили легкое покусывание и довольное ворчание. Я вернулся к книгам.

Дрема сморила меня перед самым рассветом, когда осталось меньше десятка фолиантов.

– Я догадывался, что найду тебя здесь! – произнес чей-то голос.

Сон мигом схлынул – на пороге библиотеки стоял Игниферос. На его лице пламя догорающих свечей освещало усмешку. Я поежился: огонь в камине угас, осенние ночи стали уже довольно прохладными, а под босыми ногами уже не ощущалось теплого бока Шэда. Игниферос, словно угадав, зажег заклинаньем камин.

– Что ты ищешь, Тэрсел? – он шагнул к столу, пододвинул одно из тяжелых, грубо сколоченных кресел и сел напротив. – Наверное, что-то вроде этого.

На середину стола лег небольшой том с несколько потрепанной обтянутой темно-синей кожей обложкой. Я взглянул на нее, но никакого названия там не имелось.

– Что это? – я нахмурился.

– Скажи прежде, что ты ищешь.

– Осталось слишком много вопросов. Хотелось бы найти ответы хотя бы на часть из них.

– Тогда, возможно, эта книга тебе поможет.

Я протянул к ней руку, но ладонь старика легла на том, не позволив взять.

– Почему ты еще здесь, Тэрсел? Гаст сказал, что ты уехал вчера.

– Разве я должен был уезжать сразу же после Совета? Не помню, чтобы мы оговаривали какие-то сроки.

– «Чем скорее, тем лучше».

– Ну, разумеется, – я презрительно фыркнул. – Так что же это?

– Кое-какие записи твоего отца.

Меня покоробило от его слов и, увидев усмешку на его губах, я не остался в долгу.

– Неужели? Как же они попали к тебе, дядя?

– Не смей меня называть так, волчье отродье! – взорвался он. – Раз ты не признаешь моего брата своим отцом, то и я тебе не родственник!

– Очень мило, – протянул я, сдержав себя. – Так как к тебе попали эти записи?

– Я всего-навсего объявился в этом доме раньше.

Я долго смотрел на него.

– И давно ты следишь за мной?

– После того, как забрал у Лайтфела твой кулон – его хотел взять Гаст, но думаю, мне он нужнее…

Я резко выбросил руку вперед. Мои пальцы захватили тонкую цепочку, и я притянул старика к себе, затянув на его шее серебристые звенья. Он захрипел, задыхаясь, но слова проклятия замерли у него на устах – перед взором старика оказалось лезвие знакомого меча. С его побагровевших щек отхлынула кровь, превратив лицо в подобие бело-ледяной маски.

– Что мне мешает убить тебя прямо сейчас? Какие моральные преграды? – прошептал я. – Ты так ненавидишь меня, что это можно ощутить с закрытыми глазами. Не играй со мной в эти игры.

Лезвие едва коснулось тонкой цепочки, она оборвалась. Я чуть оттолкнул Игнифероса, кулон остался в моей ладони. Пока он пытался восстановить дыхание, я убрал меч, пододвинул к себе книгу, раскрыл ее и перелистнул несколько страниц. Страницы содержали обрывочные и, похоже, торопливо писавшиеся строки. Среди текста попадались зарисовки первой обители, сделанные теми же чернилами.

– Это записи о восстановлении обители, – проговорил Игниферос. – Я уже прочел их.

Я взглянул на него – похоже, наконец, совладел со своими чувствами – на лице не осталось даже следов нетерпимости ко мне.

– Не очень ценные, раз ты предлагаешь мне взглянуть на них.

– Может и так. Но я хочу предложить тебе кое-что другое… Твой отец, – я вздрогнул и нахмурился, но он сделал вид, что не заметил моей реакции, – решил восстановить первую обитель и вернуть туда свой народ. Разумеется только темных колдунов.

– Зачем?

– Ты не видел тот мир в его величии и расцвете магического искусства…

– Но сейчас – это всего лишь развалины. Все утрачено. Ты сам мне когда-то рассказывал об этом.

– Да, конечно же… ты не пользовался магией там, точнее не черпал энергию того мира. Тогда бы тебе стала понятно заинтересованность моего брата. Ты ведь мог догадаться бы.

Я, не понимая, смотрел на старика.

– Этот мир обладает способностью накапливать в себе энергию, он даже вытягивает ее из соседних миров, поэтому они так безжизненны. Ты полагал, что колдуны обладали такой мощью, что почти уничтожили мир первой обители, стерев все живое в нем? Мы, конечно, были могущественны, но как же страшны мы стали, когда почерпнули мировой энергии…

Игниферос закрыл глаза, однако вместо торжества, которое бы соответствовало его словам, на лицо вновь легла бледность. Но следующие его слова поразили меня больше.

– Прости меня, – произнес он. – Наверное, я перенес ненависть к брату на тебя. А ты вряд ли ее заслуживаешь… я долго потом говорил с Лайтфелом, Гастом, Бэйзелом… и теперь знаю, ты тогда не хотел причинить мне вреда… Сейчас я лишний раз убедился в этом. Я сожалею…

– Что?! Ты сожалеешь?! – я задохнулся от нахлынувшего бешенства. – Обвинял меня в твоем умышленном убийстве! Говорил обо мне мерзости на совете! Лишил близких, которые ничего не чувствуют, кроме страха: мать боится смотреть мне в глаза, а любимая опасается оставлять со мной нашего сына. И тебе вдруг стало жаль?!

– Мне жаль, но… по-прежнему считаю, что правильно поступил. И только не ранее, чем через три года мы узнаем, ошибался ли я и зря ли оградил всех остальных от опасности…

После этих слов моя ярость исчезла так же внезапно, как и появилась. Я опустил взор на черное пятно на странице книги – разлившиеся когда-то давно чернила.

– Но не будем пока об этом. Я хотел предложить тебе кое-что. Точнее, посмотреть на конец первой обители.

– Посмотреть?

– Ты знаешь, что я имею ввиду. Хотя я давно не занимался гипномагией…

– Ты хочешь, чтобы я открылся? – подозрительность вновь вернулась ко мне. – Почему бы просто не применить визуальную магию?

– Я хочу, чтобы ты видел как я, знал мои мысли, чувствовал, что и я…

– Сейчас? – я поднялся и неспешна обошел его. – И что это даст? Хотя, я догадываюсь…

В дверь сунулся Шэд. Я быстро прошептал ему приказ и вернулся на свое место. Игниферос не заметил, как зверь затаился за его спиной.

– Мой брат всегда являлся разрушителем в глазах остальных. Сейчас ты увидел в нем созидателя… Но все, что он творил когда-либо, позже всегда им же и разрушалось…

– Послушай – меня это несколько утомило. Если ты считаешь в той катастрофе виноватым только своего брата – это твое право. Я, в отличие от тебя, не собираюсь убеждать никого в обратном.

– Следует ли понимать, что ты считаешь нас обоих виноватыми?

– Даже если это и так, какая разница? Я скоро исчезну отсюда. И, может, уже никогда не вернусь. Какой тебе резон открывать мне все это?

– Просто хочу, чтобы ты знал правду.

Я задумчиво поглядел на старика. Стоило ли рисковать, когда я без того мог предположить, что увижу в воспоминаниях колдуна? Хотя, с другой стороны, это наверняка лучше, чем обрывочные записи в дневнике.

– Ты дашь клятву, что не попытаешься причинить мне вред? – поинтересовался я.

– Я клянусь тебе.

– Что ж, давай попробуем.

Меня тряс мелкий озноб. Я сидел на полу у самого камина. Пламя обдавало жаром, но я никак не мог согреться. Игниферос, морщась от боли, перевязывал раненную руку. Шэд лежал между нами, положив голову на мощные лапы, и все еще недоверчиво смотрел на старика.

– Это ведь он убил моего брата? – спросил Игниферос.

– Он, – отозвался я, рассеяно глядя на огонь.

– Что ты приказал ему? Чтобы он защитил от меня, если я вдруг причиню тебе боль, или если он почувствует опасность?

– Да.

– Значит, ты по-прежнему до конца не доверяешь мне?

– Нет.

– Хотелось бы услышать от тебя не односложные ответы.

– Нет. После увиденного – уже нет, – я обернулся к нему. – Такой ответ тебя удовлетворит? И я не собираюсь извиняться за Шэда – я приказал схватить тебя за руку – слишком хорошо помню твои молнии…

– Уезжай отсюда сегодня же, – попросил Игниферос. – И еще. Хочу, чтобы ты знал – я собираюсь продолжить восстановление первой обители. Но в отличие от брата, я намерен забрать туда всех.

Я воззрился на него пораженный.

– Мы когда-то являлись единым народом. Пришло время вновь обрести целостность.

– Ты думаешь…

– Лайтфел не против, да и с темной стороны вряд ли найдутся возражающие. Бэйзел столько времени препятствовал войне… Они перестанут смотреть друг на друга как на врагов. Ты и Гаст – лучший пример этому.

– Но меня здесь не будет, – я стиснул зубы и поднялся.

Слабость, наконец, отступила. Я согрелся, и лишь влажные от испарины, слипшиеся на лбу волосы свидетельствовали о недавнем моем страхе. Я добрел до кухни, нашел некоторое количество воды в кувшине, умыл лицо. Плеснул в бокал приличную порцию вина и залпом выпил. Потом вернулся в библиотеку, бросил отложенные книги и дневник отца в торбу.

– Пойдем, Шэд.

– Погоди, – Игниферос поднялся, и в его взоре читалась легкая тревога. – Ты ничего не ответил.

– Разве ты что-то спрашивал?

– Я хочу знать твое мнение насчет обители.

– Мне все равно, – я устало посмотрел на него. – Ты знаешь, как я отношусь к власти. Да и Лайтфел с Бэйзелом вряд ли окажутся против, если ты один станешь править объединенным народом… Тем более, что…

Я кивнул на его амулет. Это было деревце с золотыми и серебристыми листьями. Амулет власти, некогда разделенный на две половинки, вновь обрел целостность. Серебренную часть носил темный брат, а золотую – светлый. После смерти Ментепера Игниферос забрал половинку себе. Шэд скользнул мимо на улицу. Я отвернулся и шагнул за порог следом за ним.

– Я знаю, КАК ты относишься к власти, – остановил меня голос Игнифероса. – Неужто, ты запамятовал свои собственные слова.

Я вздохнул, на миг закрыл глаза и обернулся к нему.

– Не надо начинать все сначала. Тебе известно, что я имел в виду. Власть над другими и власть над самим собой – совершенно разные вещи.

– Пусть так. Значит, Лайтфел с Бэйзелом против не будут… А ты?

– Я – как большинство.

– Что ж, тогда прощай и… удачи тебе.

Я ничего не ответил. Утро уже плавно перетекало в день, солнечный и теплый, но уже впитавший запахи осени. Порыжели клены, тронула желтизна лиственницы и лишь ели стояли, темно-зеленым полукругом окаймляя дом. Из глубины леса из тени потянуло холодком. Шэд вновь обрел более привычный свой вид, тихо заржал и нетерпеливо стукнул копытом.

– Куда торопиться, Шэд? – пробормотал я, неспешно седлая его. – На этот раз, мы с тобой уезжаем отсюда надолго… И кто знает, когда вернемся, да вернемся ли вообще…

Однако, прежде чем отправиться в неизвестное, я решил заглянуть еще кое куда.

Я неспешно бродил по залам полуразрушенной крепости. Сколько тысячелетий прошло, а стены еще хранили следы былого великолепия – остатки искусной мозаики, поблекшие и почти стершиеся росписи. Просторные залы утопали в полумраке и только в окна, лишенные стекол, и через прорехи в крышах проникали столпы яркого полуденного света. Под ногами хрустело крошево из битого цветного витражного стекла, обвалившейся штукатурки, мелких камней, песка и прочего мусора, нанесенного сюда ветром. Часто встречались закопченные стены, а то и оплавившиеся по краям круглые дыры в каменной стене. Не оставалось ни малейшего сомненья в том, что могло оставить подобные следы… Перед взором иногда оживали картины, показанные Игниферосом.

Я вернулся в библиотеку. Единственный зал, в крепости почти полностью восстановленный. Матовым светом горело золото там, где его доставали солнечные лучи. Я ступил на лестницу. Ярус за ярусом неспешно поднимался выше. Слева шли ряды полок – новых полок, еще хранивших запах древесной смолы.

Что же задумал тот, кого я по-прежнему не желал признавать своим отцом? Зачем он начал восстанавливать обитель? Неужели он решил, что когда-нибудь вернет сюда наш народ?

У меня оказалось слишком много вопросов, и я уже не мог получить ни одного ответа. На этот раз Ментепер действительно был мертв. Его убил тот, от кого он не ожидал нападения. Выдрессированный зверь обернулся против своего бывшего хозяина. Огненных хлыст в руках колдуна несомненно являлся причиной, заставившей зверя напасть – Шэдоу тоже прошел через боль. Когда-то, он едва не убил меня в ярости на конюшне. Но он попробовал мою кровь, ту же кровь, что текла в выдрессировавшем его. Это испугало зверя, и он не тронул меня. Но я никогда, в отличие от Ментепера, не прикасался к хлысту.

Я добрался до самого верха и посмотрел вниз. Черный пол с вкраплениями золота казался провалом в ночное небо. Крапинки мерцали, словно настоящие звезды, и мне даже почудилось, что можно различить в их сияющем рисунке созвездия. Я спустился вниз и сел на Шэда, ожидающего у меня выхода. Мы поехали прочь от обители к морю по растрескавшимся, местами совершенно рассыпавшимся, заросшим жесткой травой и занесенным песком мраморным плитам. Сине-зеленые воды играли солнечными отсветами. Я спешился, снял ботинки и осторожно ступил в воду, совсем теплую, побрел влево вдоль берега, ведя Шэда за собой. Волн почти не было – море лениво лизало золотистый прибрежный песок. В глубине мелькали стайки рыб, и я застыл пораженный мыслью, казавшейся такой очевидной. Когда-то здесь не осталось ни одного живого существа… Словно в ответ послышался пронзительный крик, и чайка, будто взявшись из ниоткуда, нырнула вниз и вновь взмыла держа в клюве трепещущее серебристое тельце. Значит, Ментепер занимался не только восстановлением библиотеки… Я представил, как он отлавливал животных в других мирах и привозил сюда, как возился с растениями – даже трава, которой заросли прибрежные дюны, посажена им… Все это плохо сочеталось со всей той жестокостью, которую он проявлял к своим сородичам, не говоря уже о людях. Я поймал маленького рачка, спешно спрятавшегося в свою крошечную раковину и выставившего клешни. Точно таких я когда-то ради забавы ловил в Оушэнде, отпускал у самого берега и следил, как спешно они улепетывают на глубину… Я выпустил крошечное существо в его стихию и обернулся к Шэду.

– Что же мы наделали с тобой, – прошептал я, задумчиво почесывая ему за ушами. – Мы убили того, кто мог дать ответы на столько вопросов… Проклятье, – я поднял лицо к небу и зажмурил глаза от лившихся сверху солнечных потоков. – Неужели я жалею об этом? Неужели, жалею, что не удержал тебя тогда?

Я надел ботинки на мокрые ноги, даже не удосужившись отряхнуть с них налипшие песчинки, и вскочил на коня. Шэд прянул вперед. Передо мной лежал долгий путь. Путь, который когда-нибудь приведет меня обратно…