Два года назад я ехал по путаным улицам Мидла, немного рассеяно глядя по сторонам. Это происходило в тот самый день, когда меня изгнали из обители. Закончилась осень. Моросил то ли холодный дождь, то ли сыпал мелкий снег. До самого Мидла я добрался ближе к вечеру. Миновав западные ворота по Главной улице, соединяющей оба въезда в город, достиг центра, показавшимся, не смотря на промозглую погоду, слишком шумным и беспокойным. Тогда я углубился в более тихие районы, где в сгущающихся сумерках выбрал малоприметную гостиницу в одном из переулков.

Дела у хозяина, похоже, шли плохо. Внутри оказалось грязновато, хотя еду пообещали добротную. Зато никто из колдунов сюда точно бы не заглянул. Я снял комнату, сел за отдельный столик в общем зале, заказал ужин. В тот день моего изгнания я был слишком расстроен. А те, кто следили за мной, сочли молодым и слабым, чтобы оказать какое-либо сопротивление. И даже одежда темного колдуна не отпугнула их. Воры, от которых не могли избавить город не то что бы законы, но даже опекунство светлых магов, положили глаз на мой довольно скромный по объему кошелек. Я же, погруженный в невеселые думы, вспоминая неприятные события утра, незаметно для себя увлекся вином, которое запрещалось пить ученикам. Правда, в этот день я уже не являлся учеником… Захмелев, я уже не обнаружил в голове невеселых и отягощающих мыслей и расслабился. Вино и еда приятно согревали, и меня стало клонить в сон. Воры не видели, ни на каком коне я приехал, ни серой рубашки под застегнутой на все пуговицы черной курткой. Их погубило нетерпение. Я прикрыл веки, откинувшись на спинку скамьи, готовый вот-вот задремать. Но они решили, что я уже отключился. Я очнулся в тот самый миг, когда один из них пытался отстегнуть кошелек от пояса. Тогда они совершили еще большую глупость – перед моим лицом сверкнул мясницкий нож. Чувство опасности мгновенно отрезвило меня.

– Тише! – зашипел тот, с ножом, и уже напарнику: – Поторапливайся! Чего возишься?

– Проклятая застежка, – просипел тот.

От их наглости я на миг растерялся.

– Советую оставить это и уносить ноги как можно быстрее! – брякнул я первое, что пришло в голову.

– Да что ты? – с издевкой бросил «мясник». – Думаешь, мы тебя испугались?

В следующий миг хорошим пинком я отбросил его от себя. Он кувыркнулся спиной назад, споткнувшись о скамью. Потом я стряхнул с себя второго, чьи трясущиеся руки так и не смогли справиться с застежкой. Грохот упавшего привлек к себе внимание остальных. Я надеялся, что эти двое последуют разумному совету, но этого не произошло. Вместо этого поднялись остальные посетители этого сомнительного заведения, недобро сощурившись в усмешке. Кто-то помог «мяснику» подняться.

– Проучим ублюдка! – хрипло выкрикнул он. – Сколько можно терпеть от темных – все наши деньги теперь у них!

Вокруг одобрительно закивали, и толпа человек в двадцать двинулась на меня.

– Куда?! – завопил тавернщик. – Совсем ополоумели! Уже не соображаете, кто перед вами?! Хотите, чтобы сюда заявилось с десяток таких как он? Я и так почти разорен!

– Заткнись, Перл! – рявкнули на него. – Печешься о своей выгоде? Забыл, что один из них сделал с твоими женой и дочерью? Не беспокойся, никто ничего не узнает…

Я стоял, прижавшись спиной к стене, и лихорадочно соображал, что делать. В голову некстати лезли глупые мысли о том, что в Мидле безукоризненно блюдутся законы, что колдуны обоих сторон не вправе нарушать права граждан, и что за обиду жителя города – не важно оскорбление или хуже того – увечье, дело могло дойти до городского суда, где судьями выступали представители всех трех сторон. Я пытался сформулировать короткую речь, чтобы избежать конфликта и подавить их агрессию, но не успел.

Первым ко мне подскочил «мясник». Я увернулся, и нож прошел рядом, распоров мне куртку, на дощатый пол посыпались пуговицы. А потом тут же сработал инстинкт самосохранения. Нападавших разметало по стенам. Вихрь поднял и опрокинул столы и лавки. Разбилась вдребезги посуда за стойкой, брызнуло вино и нечто покрепче из разбившихся бутылок. Фонари, сорванные со стен, умаслили пол, разлившееся масло вспыхнуло, и пламя занялось грязными от въевшегося жира столами. Нападавшие уже потеряли интерес ко мне – израненные осколками стекла, они теперь спасались от пожара. Я подхватил свою торбу и выпрыгнул наружу через разбитое окно. Огонь занялся таверной на удивление быстро. Шэд, почуявший неладное, уже самостоятельно покинул конюшню, не забыв вытащить в зубах седло и упряжь, заметил меня, чуть расслабил встревожено стоящие уши и, приветствуя, мотнул головой. Я, хмурясь происшествию, подошел к нему, похлопал по шее, закинул на загривок торбу и взялся за седло. В это время из горящего здания выбрались последние люди, таща «мясника» с разбитой головой и оглушенного произошедшим тавернщика, и тут же застыли на пороге, едва не позабыв, что за спиной бушует пламя. Уставились все, как один, на видневшуюся под лишенной пуговиц курткой светло-серую рубашку. А я, чтобы они не решили, что им это примерещилось, с очень недоброй усмешкой кивнул на герб Бэйзела, красующегося на попоне Шэда. Всех сдуло ветром на этот раз без моей помощи. Ускакал, прихрамывая, даже «мясник».

Остался только жалкий тавернщик. Он потоптался на месте, словно ничего не сознавал, нерешительно шагнул вперед, не зная, куда девать руки, мял подол почерневшей от дыма и копоти рубашки. Обернулся на миг к полыхающему его достоянию и обратил ко мне полные отчаяния глаза.

– Мммилорд, – произнес он так тихо, что я едва не поддался вперед, чтобы расслышать получше. – Милорд, помогите…

– Что?! – он еще осмеливался просить о чем-то после того, как в его заведении меня чуть не убили.

По черному в саже лицу пролегли светлые полосы – он заплакал, а потом неожиданно бухнулся на колени.

– Милорд! Молю вас! Там моя девочка осталась… Может, вы обладаете нужной магией, и я смею надеяться на ваше снисхождение…

Никто и никогда еще не унижался передо мной, и мне стало еще более противно. Я посмотрел в конец улицы, куда умчался один из злополучных посетителей таверны с криками «Пожар! Помогите!». Но что-то подсказывало, что помощь может весьма запоздать. Огонь перебросился на верхний этаж. Я с сомнением глянул вниз, где, кроме огня и дыма, ничего уже не было видно.

– В какой она комнате? – я все еще в сомнении шагнул к горящему дому.

– Вверх по лестнице, вторая дверь справа, – голос тавернщика переполнился мольбой и надеждой.

– Если лестница еще осталась. Жарковато, проклятье, – я дошел до двери и остановился. – Ненавижу огонь…

Будь я магом воды, я знал бы, как залить пожар, будь я магом огня, я знал, как усмирить пламя… Хотя… Я направил ветер в дом. Языки пламени пригнулись под его напором, образовав проход. Я бросился к лестнице, она тоже вся горела, но ветер заставил пламя исчезнуть, почти сбил его. Задержав дыхание и чувствуя, как щиплет глаза и в горле от едкого дыма, я спешно вбежал по ней. Вторая дверь, и я оказался в полной дыма комнате. Огонь уже занялся одной из стен, тлели занавески на окнах. Девочку лет десяти я нашел без сознания на постели. Тем проще. Я осторожно поднял ее, выбил окно и позвал Шэда. Конь встал на дыбы, уперев передние ноги в стену, вытянул шею, достав, таким образом, до второго этажа. Я осторожно опустил бесчувственную девочку ему на шею, тавернщик, поняв мой замысел, поймал крошку внизу, когда она, скользнув по спине жеребца, попала прямо отцу в руки. Следующим из окна ретировался я. Шэд принял более обычную для коня позу, опустившись на четыре ноги, и я ласково потрепал его. Единственное, что меня сейчас радовало, что не оказалось свидетелей всего произошедшего. Пожар, несомненно, привлек бы людей, но дома вокруг казались вымершими. Тавернщик привел девочку в сознание, а я стал седлать Шэда. Я уже собирался вскочить в седло и покинуть это «гостеприимное» местечко, когда обнаружил в конце переулка спешащую помощь в лице пары стражников и одного светлого мага.

– Эй, послушай! – я окликнул тавернщика. – Если сболтнешь, что я вытащил ее из горящего дома…

– Да, милорд, – тавернщик улыбнулся мне преданной счастливой улыбкой.

– И не называй меня милордом!

Я срочно подвернул попону, чтобы никакого герба, выдающего мой род, не было видно, и запахнул куртку, лишенную пуговиц, скрыв рубашку.

– Что здесь произошло? – требовательно спросил подоспевший маг воды, уперев в меня взгляд и одновременно со своими словами обрушив на горящую таверну такой ливень, что уже через пару минут пламя погасло – для пущего эффекта не хватало только громового раската.

– Меня пытались обокрасть, – ответил я с некоторым раздражением. – Опрокинули масляный фонарь, начался пожар… В общем, хозяин лучше меня объяснит произошедшее. Я и так тут задержался.

– Постой. Может, у него еще какие-то претензии к тебе.

– Какие претензии?!

– Никаких претензий! – поспешно замотал головой тавернщик. – Как можно? Ведь он спас мою девочку из огня! У меня никаких претензий к милорду!

– Милорду? – переспросил маг воды, ошарашенный этими новостями.

Я проклял про себя излишнюю угодливость тавернщика и решительно шагнул к магу воды, отпустив куртку.

– Послушай! Меня чуть не прирезала шайка каких-то грязных воров. Не понимаю, вам что, нужен скандал?

– Разумеется, нет, – маг воды очутился в несколько щекотливом положении.

С одной стороны ему бы следовало назначить расследование происшествия, но с другой – мой статус его явно смущал.

– Хорошо, если все действительно так, и потерпевший утверждает, что…

– Потерпевший?

– У него сгорел дом, – маг развел руками.

– Ладно, пусть он будет потерпевший, хотя убить пытались меня… Единственное мое желание, чтобы вы все забыли, что видели меня здесь или какого-либо другого темного колдуна.

– Не думаю, что с этим возникнут проблемы, – маг глянул на стражников, и они согласно кивнули, что меня несколько успокоило. – Что ж, тогда мы здесь больше не нужны. С девочкой все в порядке?

Тавернщик кивнул.

– А почему на шум никто из соседей не выскочил? – полюбопытствовал я напоследок у мага воды.

– Все очень просто. Это старый, заброшенный квартал. Здесь никто и не живет давно. Его должны скоро отстроить заново. Собственно поэтому здесь сегодня и произошло то, что произошло. Не совсем подходящее место для наследника Бэйзела.

Маг откланялся на прощанье и зашагал прочь, но стражники еще задержались. Я не торопясь выправлял попону, поглядывая на них – чего они здесь торчат? Между тем, стражники, похоже, проявили интерес к тавернщику.

– Твое имя? – спросил один.

– Перл.

– Судя по имени – ты приезжий? Не с Южного моря случайно?

– С Южного.

Стражники покосились на меня, но я сделал вид, что мне нет дела до их разговоров. Перл смотрел на них, ища сочувствия.

– Наш городок разграбили варвары, но большинство жителей успело бежать до этого. Кто-то осел в деревнях, а я добрался сюда, – он выдавил улыбку. – Купил таверну, хотел начать все сначала…

Второй стражник хмыкнул, зыркнув в мою сторону, но я с увлечением проверял упряжь.

– Наверно дешево купил – в таком-то районе? У тебя деньги остались? Есть куда пойти?

Перл растеряно развел руками.

– Нет, – прошептал он и склонился к дремавшей на его руках девочке. – Я едва не потерял последнее…

– Тогда ты, вероятно, знаешь закон?

– Закон? – он непонимающе воззрился на стражников.

– Закон запрещает пускать в город нищих. Нам не нужны бродяги. И без того всяких проходимцев хватает… Так что давай пошевеливайся. Мы проводим тебя до ворот.

Перл онемел от изумления. Надо сказать, меня их слова тоже весьма удивили.

– А как на это смотрят светлые маги? Неужели сквозь пальцы? – поинтересовался я и спешно добавил, так как они напряглись. – Я спрашиваю из чистого любопытства.

– Это наш город, – весьма лаконично ответил стражник.

– Что ж… А что насчет тех воров? Вы их поймаете? И накажите?

– Возможно… Но Перл, наверняка, знает своих дружков. Может, он даже с ними заодно… Кстати, за убийство бродяги у нас нет никакого наказания. Одно время было достаточно много случаев нападений подобных разбойников на честных граждан, и это зачтется, как самооборона.

– Вот как?! – воскликнул я в восхищении. – Так что же вы здесь делаете?

– Счастливо оставаться, милорд, – они поклонились с гнусными ухмылками на лицах и, порекомендовав напоследок пару приличных гостиниц, исчезли в темноте.

Перл обратил на меня взгляд полный ужаса – он уже знал, на что я способен.

– И после этого нас называют злодеями! – высказался я вслух. – Что собираешься делать дальше, Перл?

Тавернщик, успев облегченно вздохнуть, пожал плечами.

– Что с ней? – спросил я. – Один из твоих завсегдатаев упомянул что-то о темных колдунах.

– Это произошло по пути сюда. Мы проходили через лес, я отлучился, отправившись на охоту. Когда вернулся, моя жена уже не дышала, а малышка была едва жива… Они заставили ее плясать на углях.

– Но с чего ты взял, что это темные колдуны?

– Я видел их, и ни один человек никогда не оденет черных одежд… Они поняли, что женщины не одни, и направились на мои поиски. Я бежал с малышкой и чудом спасся.

Его слова несколько озадачили меня.

– Как давно это случилось?

– Три года назад.

– Ты смог разглядеть лица?

– Нет, но у одного была куртка… того же цвета что и ваша рубашка… Я не лгу, милорд! – добавил он спешно, увидев, что его слова мне не понравились. – Простите мою дерзость, но разве вы не знали, что у вашего рода это в обычае?

– Слышу об этом впервые, – я задумчиво потрепал Шэда, и он фыркнул в сторону.

Перл сообщил нечто интересное, теперь я раздумал оставлять его.

– Пойдем.

– Куда? – он все еще опасался меня.

– В гостиницу – спать хочется ужасно. Знаешь, где поприличней, чем у тебя, тихо и спокойно?

Перл кивнул и, осторожно неся девочку, пошел вперед, я последовал за ним, ведя на поводу Шэда. Спустя полчаса мы сняли одну комнату на всех, и Перл пришел в ужас, поняв, что ему придется ночевать со мной в одном помещении. Но мне не хотелось терять его из вида.

Проснулся я поздно, да и то оттого, что кто-то осторожно поцеловал меня в щеку. На меня с любопытством смотрели темные девчачьи глаза. Дочь Перла улыбнулась и протянула мне куртку с пришитыми пуговицами.

– Сэлли! – прикрикнул на нее тавернщик. – Не приставай к господину.

Она спешно, чуть прихрамывая, отошла прочь. Что-то не укладывалась в моей голове.

– Послушай, если три года назад с ней произошло несчастье, почему она так спокойно относится ко мне? – спросил я, садясь в постели.

Перл сидел на неразобранной своей – похоже так и не ложился спать, – нервно мял пальцы и старался не встречаться со мной взглядом. Сейчас, в ярком утреннем свете я смог получше разглядеть его. Среднего роста, почти совсем седой, с глубокими морщинами, прорезавшими смуглое лицо, хотя он был еще молод, синие, словно поблекшие или выцветшие глаза, иногда неожиданно оживающие на короткий миг, в которых сквозил незаурядный ум.

– Она-то испугалась и начала плакать, – негромко произнес он. – Но я сказал, что вы не такой, как они, что вы спасли ее из огня…

– Хм… – у меня не нашлось на это слов. – Знаешь, о чем я думаю? Только двое из нас имеют право носить этот цвет.

Я кивнул на рубашку, а лицо Перла, не взирая на смуглость, приобрело цвет молока.

– Но я никогда не замечал за отцом подобного, – негромко продолжил я. – Ты не ошибся?

– Не ошибся.

– Ты видел знак власти – на черной обсидиановой пластине серебряный месяц, обращенный рожками вниз в созвездии судьбы?

Перл покачал головой.

– Любопытно…

– Мне нет нужды лгать вам, милорд! – воскликнул Перл горячо.

– Вот именно. Поэтому-то и не понятно, с кем ты столкнулся три года назад.

Я поднялся и принялся одеваться. Сэлли скромно отвернулась, а Перл ошарашено уставился на мои шрамы.

– Я не был послушным ребенком, – я зло улыбнулся ему. – Но отец никогда не бил меня. А теперь слушай внимательно. Ты мне еще понадобишься в будущем. Если у тебя окажется таверна, ты сможешь успешно вести дела?

– Конечно. Тогда, в южном порту, я содержал одну из лучших гостиниц города.

– Отлично, пойдем тогда искать тебе достойное заведение.

– Вы шутите, милорд?

– Живо!

Перл с услужливой готовностью вскочил и схватил дочь за руку. Девчушка, почувствовав что-то не то, испугалась. Пришлось смягчить тон.

– Спасибо за куртку, малышка. Где ты успела раздобыть пуговицы?

Она улыбнулась чуть растеряно, бросив взгляд на отца.

– Она не говорит с того самого дня, – объяснил он. – Она выражает вам признательность за спасение.

Спустя некоторое время мы стояли у недавно построенной таверны. Добротный трехуровневый дом из темно-коричневого кирпича, с плоской крышей. Внутри большой трапезный зал с высоким потолком, светлые стены, темный дощатый пол, каменный очаг у дальней стены. Вся отделка, столы со скамьями тоже темного дерева. Десять комнат на втором этаже и двадцать на третьем, аккуратная кухня, просторный погреб. Совсем близко от центральной площади, но в тихом уютном переулке.

– Ну, как тебе? – спросил я Перла.

– О лучшем и мечтать бы не пришлось, – прошептал он и продолжил совсем уж жалобно. – Но это слишком…

Я посмотрел на владельца. Он нервно поглядывал на меня. С одной стороны он знал, что у меня наверняка много денег, но с другой боялся завысить цену.

– Слишком? – я вновь критически окинул взглядом дом. – Ничего особенного. Так сколько вы за него просите, любезный?

Продавец оказался умным малым и назвал цену, которую я и ожидал.

– Отлично. Перепиши владение на него, – я ткнул на Перла.

– Это огромные деньги, милорд, – зашептал мне Перл. – Если бы те негодяи ограбили вас…

Я прыснул.

– Им бы не много досталось. Я беру дом в долг.

– В долг? – Перл опешил.

– Думаешь, будь у меня уйма денег, я бы пришел в твою таверенку? Впрочем, это к делу не относится… Это твой долг, Перл, я всего лишь поручился за тебя.

Тавернщик побелел.

– Сколько мне будет стоить ваше поручительство, милорд? – голос его дрожал от волнения.

– Чего ты боишься? Ты ведь сказал, что сможешь поднять предприятие.

– Да, но… Сумма велика, здесь центр, а конкурентов вокруг пруд пруди.

– Посмотрим.

– Так сколько? Сколько стоит ваше слово?

– Ты итак мой должник, Перл. Какая разница?

Он опустил голову и молча кивнул. Продавец предал бумаги на владение таверной, скрепленные нашими подписями и с этого дня Перл стал хозяином «Перекрестка», как называлась таверна. Что ж, свое дело Перл знал. Нанял отличных поваров и прислугу, договорился с торговцами на рынке поставлять ему лучшую снедь. Я поселился на верхнем этаже. Пару дней, пока Перл крутился как белка в колесе, я бездельничал, лежа на постели и глядя в потолок, и размышлял о своей жизни, странных и неожиданных поворотах судьбы и о том, чем заняться дальше. Дня через два Перл доложил мне, что все давным-давно готово, что уже явились первые посетители, которые остались весьма довольны. Но их слишком мало. А не менее чем через пять домов от нас находится первоклассная гостиница, через улицу вторая. И еще одна таверна в самом начале улицы, выходящая фасадом на площадь, славится чуть ли не лучшими в Мидле поварами.

– Мне никогда не отдать долг, – заявил он в самом конце.

– Что-нибудь придумаю, – пообещал я.

– Что тут можно придумать, милорд, – Перл со вздохом оставил меня.

Все началось с того, что в первой гостинице вместо вина оказался уксус, и даже лучшие вина отдавали кислятиной. Потом в номерах завелись клопы, перекинувшиеся на гостиницу через улицу. В довершение всего в таверне на площади повара вдруг словно разучились готовить, и всех воротило от их блюд. Все это узнал Перл от бывших завсегдатаев этих заведений. Он взволнованно слушал новости, замечая, что количество народа в зале весьма прибавилось, и машинально протирая безукоризненно чистые бокалы белоснежным полотенцем. Мне же пришла в голову одна любопытная идея, и пару дней я потратил на ее осуществление. Открывал два портала подряд – в следующий мир и обратно в наш, а потом начинал перемещать последний – так я мог следить за жизнью в городе, не покидая своей комнаты. В итоге я нарисовал карту Мидла – тот самый план, который видел Гаст, и который я впоследствии сжег в огне. Но в этот вариант я добавил магию. Когда Перл, пробудившийся как всегда одним из первых, спустился вниз, дошел до стойки, то обомлел.

Карта висела на стене, рядом со стойкой, круглая, как городская стена, кольцом окружающая город, около трех футов в поперечнике. Искусно прорисованные детали, плюс немного магии, и карта перестала быть просто картой. Возникало ощущение, что смотришь на город с высоты птичьего полета. Шевелилась листва деревьев в садах, блестела вода в каналах, перелетали с крыши на крышу голуби, менялась стража на крепостной стене, в ворота заезжал воз купца, а свет с тенями такой, словно над городом поднимался рассвет, как и в действительности. Внизу, словно застывшая над землей, стояла моя подпись, сделанная серебристыми чернилами и бросающая черную тень на зеленый луг за крепостной стеной.

– Нравится? – поинтересовался я за спиной Перла.

Тавернщик подскочил от неожиданности и обернулся ко мне.

– Ничего более прекрасного и удивительного в жизни не видел! – искренне восхитился он. – А «Перекресток»?

Я показал ему место нашего расположения на карте, и он долго любовался видом таверны. Скоро за его спиной ахала уже вся прислуга. Я про себя улыбнулся.

Весь день у карты происходило столпотворение, а на следующий день зал набился битком – все, кто наблюдал карту, не преминули рассказать о ней своим знакомым. Моя идея прибавила Перлу работы. Дни проходили, но зал не пустел, и никому не надоедало созерцать уменьшенную копию Мидла. Некоторые приходили по несколько раз в день, чтобы увидеть его в утреннем свете, в полдень с короткими тенями, вечерний и ночной, когда уже ничего не видно, кроме зажегшихся огоньков в домах, уличных фонарей, огней сторожевых башен, да мигающих звезд в воде каналов. Все наши конкуренты, на которых сетовал в самом начале Перл, разорились и закрылись в течение трех недель. На следующий день после этого знаменательного события таверну посетил уже знакомый нам маг воды.

– Я Тибелус, представитель городского совета, – сообщил он, не узнав в опрятном и хорошо одетом Перле виденного им у пожарища злополучной таверны оборванца, перемазанного в саже.

Перл представился в ответ и осведомился, чем может быть полезен высокому посетителю.

– До нас дошли слухи, что ты заплатил одному темному колдуну за то, чтобы он навел порчу на твоих конкурентов.

– Порчу? – изумленно произнес Перл.

– Да. Одним твоим соседям подпортили вино, превратив его в уксус, на других обрушились полчища клопов, у третьих невесть что творилось с провиантом. Не хочешь ли ты поведать об этом?

Перл застыл, не зная, что и отвечать. Несомненно, он подозревал в соседских неудачах меня, но мы никогда не беседовали на эту тему. Пришлось помочь выпутаться из очередной скверной ситуации. Я незаметно подошел к магу.

– Будь на моем месте обычный темный колдун, дражайший Тибелус, он бы не оскорбился твоим словам, – я хмуро поглядел на обернувшегося ко мне мага.

– Милорд? – он содрогнулся, но не забыл о приличиях и поклонился мне.

– Неужели ты готов допустить, что подобный мне мог бы опуститься до каких-то отвратительных насекомых или до превращения вина в уксус – заклятия, которое без труда исполнит самый бесталанный ученик?

Тибелус, разумеется, мог допустить что угодно, но признаваться в этом, само собой, не стал. Я весьма фамильярно положил руку ему на плечо и развернул мага воды к карте.

– Вот одна моя забавная вещица, из-за которой у Перла столь удачно идут дела.

Маг уставился на карту, как и любой другой посетитель «Перекрестка».

– Это…

– Всего лишь визуальная магия, – подсказал я.

– Прошу прощенья, милорд. Я вовсе не хотел…

– Ладно, можешь не извиняться, – смилостивился я и увлек его за собой. – Пойдем лучше выпьем неплохого вина. Перл!

Пока Перл нес нам вино, я еще кое о чем поведал неловко себя чувствующему магу.

– Знаешь, что я подумал, после нашей той встречи, – продолжил я в том же духе. – Помнишь, ты говорил тогда, что трактирщик потерпевший? Я подумал и пришел к выводу, что, проклятье, ты прав! Что мне могла сделать эта шайка воров? Ничего. А бедняга действительно лишился всего. Я и решил немного помочь ему.

– О?! – только и произнес Тибелус, вытаращившись на Перла, принесшего вино и ловко его разлившего по бокалам.

Я скромно помолчал, дождавшись, пока Перл уйдет.

– Да, совсем немного помог, – повторил я. – А то те любезные стражники, сопровождавшие тебя в тот раз…

Тибелус едва не подавился, услышав от меня историю о стражниках, и сделался таким же пунцовым, как вино в наших бокалах.

– Милорд, – наконец вымолвил он, переборов охватившее его волнение. – Я сдержал свое обещание, и никто не узнал о том происшествии, и что вы находились там. Теперь я прошу вас о том же – никому не рассказывайте эту гнусную историю о стражниках!

– Разумеется! – я расплылся в улыбке и понимающе кивнул, отчего у мага случился второй приступ непомерного стыда. – Есть еще какие претензии к Перлу насчет клопов и остального?

– Нет, конечно, нет! – маг отдышался, сделал большой глоток вина и, поспешив подняться, откланялся. – Всего хорошего, милорд.

Внутри я покатывался со смеху, глядя ему вслед.

– Что вы ему сказали, милорд? – спросил подошедший Перл.

– Ничего особенно. Но он вряд ли еще сюда сунется, хотя и по другой причине.

– Почему же? Мне показалось… он опасается вас. Тогда у пожарища этого не было…

– Похоже, Тибелус прознал, почему меня выгнали из обители.

– Вас выгнали из обители? – ошарашено произнес тавернщик.

– Тебе о причинах знать не следует, – отозвался я задумчиво. – А уж если об этом станет известно в городе… это сослужит плохую службу твоему делу, Перл. Впрочем, не думаю, что светлые отличаются излишней болтливостью.

Вновь как прежде проходили дни. Постояльцы же и прочие люди, знавшие о карте Мидла, невольно старались увидеть и ее создателя. Так что несколько утомленный неиссякаемым любопытством горожан и приезжих, а также ходившими по городу слухами о разорившихся хозяевах таверн – наших бывших соседей, неожиданном богатстве и везучести Перла, который каким-то удивительным образом свел выгодное знакомство не просто с темным колдуном, а с самим наследником Бэйзела, я уехал, вознамерившись немного попутешествовать. В любой момент я мог сюда вернуться, когда все поутихнет, когда все происшествия достаточно подзабудутся…

Итак, я вновь оказался в Мидле в Перекрестке. Едва я вошел в зал, как возле меня оказался хозяин таверны.

– Милорд! – Перл поклонился мне, и на лице его отразилась радость. – Я уже боялся, что вы совсем позабыли нас.

– Вовсе нет, – я улыбнулся ему. – Немного попутешествовал. Как идут дела?

– Все так же хорошо, и никаких проблем после того посещения Тибелуса, – в его глазах отразились озорные искры. – А как у вас?

Я пожал плечами, осознав, что мне даже думать сейчас об этом не хочется.

– Могло бы быть хуже.

– О! Вы устали с дороги, а я пристаю к вам с расспросами, – на лбу Перла собралась тревожная морщинка – он всегда безошибочно угадывал мое настроение. – Ваша комната, как всегда, в вашем распоряжении. Я позабочусь об ужине.

Я поблагодарил его и поднялся наверх. В комнате угасали последние лучи солнца, опускающегося за западными городскими стенами. Я зажег свечу и откинулся на постель. Я действительно устал, точнее, был совершенно душевно измотан. В голове, казалось, царила пустота из-за несвязных, обрывочных мыслей, словно я не мог осознать все то, что недавно произошло со мной. Я глубоко вздохнул, и показалось, что ощутил аромат духов Авориэн. Наверное, остался их невидимый след на вороте рубашки, где она коснулась меня. Итак, я потерял друзей, а отец занес надо мной меч. Два скверных события. Я понимал, что нужно что-то предпринять, только не знал что.

В дверь тихо постучали, и в комнату вошла девочка, неся на подносе ужин. Я узнал в ней дочь Перла.

– Спасибо, малышка.

Сэлли поставила поднос на стол, улыбнулась смущенно и выбежала за дверь. Я поел. Долго не мог уснуть и лишь под самое утро погрузился в тревожный сон. Утром после завтрака я проведал Шэда, прогулялся по Мидлу, вернувшись в таверну только к обеду. Перл сообщил, что в городе начался праздник урожая.

– Желаете попробовать молодое вино?

– Пожалуй, да, – я прикинул, что, наверное, это лучший способ развеять свое отвратительное настроение.

Я сидел за столиком, рядом стоял пустой кувшин, а я допивал остатки из кубка. За соседними столами шумно веселились и хохотали хмельные люди, а мой ум оставался так же чист и трезв. Я видел, как хозяин таверны с тревогой поглядывает на меня, видя мое настроение. Я сделал ему знак, и он подошел.

– У тебя нет ничего покрепче?

– Есть, но не думаю, что это поможет. Простите, милорд, мою дерзость, – он вздрогнул от моего взгляда. – Горечь не уйдет…

– Горечь?

– Вы слишком расстроены чем-то, и у вас не получается это полностью скрыть.

Я нахмурился и отпустил его. А потом мне померещился слабый и тонкий аромат пионов. И вдруг чьи-то нежные руки обхватили меня за шею.

– Можно к тебе присоединиться? – прошептал в ухо ласковый женский голос.

– Как ты меня нашла?

– Я же твоя мать, – она устроилась напротив и омрачилась. – Скверный мальчишка, неужели ты не рад меня видеть?

Я чуть улыбнулся и, знаком подозвав слугу, заказал для нее вино. Мерлинда сидела, положив руки на стол и сведя пальцы в замок, одетая в черное с серебром платье, и пристально изучала меня. На вид ей можно дать от силы лет тридцать. Она никогда не менялась, оставаясь такой же молодой и прекрасной.

– Какой же ты все-таки мерзавец, Тэрсел, – начала она оскорбленным тоном. – Я не видела тебя почти два года. Ты даже не представляешь, как я волновалась, не зная, где ты и что с тобой.

– Действительно не видела?

– Конечно, – она выдержала мой взгляд.

– Не лги. Прошлой зимой, ты приходила ко мне. Готов поклясться, что ты следила за мной.

Она поняла, что отрицать бесполезно.

– Мне казалось, ты был в бреду.

– Но ты не являлась его плодом и моей галлюцинацией.

– Почему ты злишься? Ты должен поблагодарить меня, что я ускорила твое выздоровление.

– Спасибо, – пробурчал я. – Так ты следила за мной?

– Иногда.

– Иногда?! – я возмутился. – Это как? И по ночам тоже?

Она рассмеялась.

– Ах, вот ты о чем? О своих забавах с девушками.

Я закрыл лицо ладонью.

– Ладно, это ерунда… так как часто? И каким образом?

– Раз в неделю, – она вытащила из-за пазухи кулон. – Всего лишь капля твоей крови в хрустале. С помощью кровного амулета я могу отыскать тебя где угодно.

– Раз в неделю?! И что же тебе известно?

Она стала перечислять, стараясь все припомнить. Она не знала ни об эпизоде с Форином, ни о схватке с Ретчем, ни о встрече с Визонианом, ни о том, что я побывал у Лайтфела. Мне стало немного легче.

– А сегодня я вдруг понимаю, что ты в Мидле, и не удержалась…

Она ласково улыбнулась, но я заметил в глазах матери затаенную тревогу. Мы ненадолго замолчали.

– Как дела в обители?

– Все так же. Ничего нового. Но… тебе пора вернуться, да и Бэйзелу тебя не хватает.

В последних ее словах я вновь различил ложь.

– Вот как? А я слышал обратное. Может, расскажешь сама?

На ее лице отразилось изумление.

– От кого ты слышал и что?

– Почему бы тебе просто не сказать мне правду? – она молчала, и мне пришлось для убедительности добавить. – Например, о моем братце и его матери.

Она побледнела.

– Я не хотела тебя пугать…

– Пугать?! Меня пытаются убить, а ты не предупредила меня!

– Дейра не посмеет.

– Она уже посмела! Когда ты пришла вылечить меня, она выследила тебя и отравила меня.

На лице моей матери отразился ужас.

– Она поплатиться за это.

– Разумеется, но не сейчас. А теперь посвяти меня в подробности.

– Твой отец сделал Дейру своей женой и признал ее сына, это ничтожество, законнорожденным.

– Как же ты допустила это? – поинтересовался я несколько цинично. – Или ты тоже разлюбила отца?

– Ты же знаешь, что нет. Но я ничего не могла поделать.

– Прости.

– Почему ты не хочешь вернуться?

– А для чего? Чтобы от меня и дальше пытались избавиться? И будь так любезна, уничтожь свой хрусталик.

– Но…

– Ради моей же безопасности. Ты не сможешь мне помочь, даже если что и случиться.

Она нерешительно сняла с шеи кулон и раздавила в своих руках.

– Спасибо.

– Куда ты намерен направиться?

– К Ментеперу…

– Нет! – вырвалось у нее.

Я глянул на нее с изумлением.

– Это почему же?

– Он… он опасен, – она просто задохнулась от волнения.

– Знаю, поэтому к нему и еду. Он может научить меня кое-чему полезному.

– Нет, Тэрсел, – она умоляюще посмотрела на меня. – Он жесток, многие не выдерживали ученичества у него и платили за это своей жизнью.

– Не волнуйся, я выдержу отведенный мне срок.

– А потом?

– А потом наведаюсь в обитель поквитаться кое с кем.

– Если вдруг что случится, позови меня, – попросила она. – Пожалуйста, не будь в трудный момент гордецом и упрямцем, попроси моей помощи, – она сняла с шеи еще один рубиновый кулон. – Возьми, это мой.

– Не беспокойся. Сам справлюсь. А что насчет отношений со светлой стороной? Войны случайно не намечается?

Мерлинда бросила на меня чуть удивленный взгляд.

– Почему ты спрашиваешь? Бэйзелу всегда выгоднее поддерживать перемирие, как и Лайтфелу.

– Странно, до меня дошли кое-какие слухи.

– Значит, это действительно только слухи, – ответила она. – Если бы что-то намечалось, я бы предупредила тебя об этом. Ведь в случае войны вне обители и наших городов становилось бы опасно. Тем более, что ты путешествовал со светлыми колдунами… Где они теперь?

– У них появились срочные дела в светлой обители. Да и у меня тоже…

– Может, все же сначала повидаешь отца? – предложила она.

Я думал, говорить матери или нет, но потом решил, что Бэйзел все равно сообщит о нашей последней встрече.

– Уже повидались.

На лицо ее легло изумление.

– Когда же?

– Пару дней назад, после его переговоров с Лайтфелом.

– Что же он сказал тебе?

– Да ничего, – я нахмурился, стараясь не вертеть головой, чтобы она ненароком не заметила финальное событие той встречи.

Но Мерлинду не так легко было провести. Пальцы матери сжали мне подбородок, развернули к себе. Когда ее взору открылся след от раны, в ее лице отразился ужас.

– Это он сделал?! Скажи мне, я все равно узнаю!

– Сам нечаянно порезался, – я отстранился.

– Не верю, что он обратил к тебе меч… невозможно… он не смог бы причинить тебе вред, – она на какой-то миг растерялась, на глазах навернулись слезы.

– Не хочу тебя разочаровывать, но в тот момент с трудом в это верилось.

Но ее слезы вдруг просохли.

– Зачем ты едешь к Ментеперу?! – потребовала она.

– Я же сказал зачем… – я нахмурился.

– Скажи честно, ты что-то затаил на отца?

Мне стало мерзко только от одного ее предположения.

– Как ты могла такое подумать?!

– Раз уж мы говорим откровенно… Я хорошо знаю твой характер – ты не прощаешь обид. Если ты вдруг решишь пойти против Бэйзела, никто не поддержит тебя, и я… не смогу.

Я рассердился, но задавил свое негодование.

– Раз уж мы говорим откровенно… – повторил я сдержанно. – Прошлой осенью побывал в Брингольде у Ретча. Он поведал об одном совете, где все оказались единодушны в решении одной давней проблемы…

Я не сводил с Мерлинда взора. Она так сжала пальцы, что они побелели, а в темно-синих глазах, таких же холодно-синих и проницательных, как у Ретча, отразился страх.

– Ничего мне не объясняй. Только ответь – это правда, что моя собственная мать согласилась на предложение Нордека избавиться от меня?

– Ретча надо лишить языка! А он не сказал, что спустя несколько минут я отказалась? На меня надавили! Ты-то должен понимать…

– Но ты не предупредила меня. Очень мило было встретить дядю, который решил метать огонь и использовать меня в качестве мишени…

– Он опять занялся огненной магией? – Мерлинда нахмурила лоб.

– А ты не знала? – я фыркнул.

Ее взгляд вдруг стал усталым.

– Все так запуталось… Ты сердишься на меня?

Я досадливо поморщился. Она неожиданно перепорхнула ко мне, руки обвили шею, прижали к себе, и покрыла лицо поцелуями.

– Мама! – я, покраснев, пытался высвободиться. – Я уже не…

– Мой малыш, – она виновато посмотрела на меня и, выпустив, поднялась. – Ты знаешь, я люблю тебя… Будь осторожен и… позови меня, если что-то пойдет не так у Ментепера.

– Не думаю, что мне понадобиться помощь, – я огляделся, но вроде никто не видел прилива материнской нежности… кроме Перла.

Я почувствовал, как у меня вновь горят щеки.

– Что ж, тогда удачи.

Мерлинда исчезла. На столе остался лежать амулет с каплей ее крови. Я сунул его в карман, поднялся в свою комнату и в задумчивости откинулся в кресле. Я принял решение отправиться к Ментеперу и, признаться, это решение далось не просто. Мне предстояло вновь очутиться в роли ученика. А я хорошо знал, что это значит… Цена обучения слишком высока, а стоимость его у Ментепера могла оказаться равной жизни… Впрочем, мне ли привыкать?

После того, как обнаружились мои способности к гипномагии, я оставался в Брингольде еще целый год. Потом Ретч получил сообщение от Мерлинды и привез меня в обитель, где представил Бэйзелу. Так я впервые увидел своего отца. Бэйзел оказался весьма удивлен известием, что у него есть старший сын. Моему сводному брату тогда исполнилось четыре. Бэйзел внимательно выслушал Мерлинду, пояснившую, что скрывала все, опасаясь козней Дейры. Потом изучающе посмотрел на меня. Ретч склонился ко мне, шепнул пару слов и чуть подтолкнул к отцу.

– Он весьма талантлив, – произнес Ретч и бросил мне бумажного ястребка.

Я не позволил упасть ему на землю, и бумажная фигурка взлетела под самый потолок, описала круг, а потом спланировала прямо в ладони Бэйзела. А через миг я сам оказался у него на руках. Он бросил недовольный взгляд на Мерлинду.

– И ты таила его от меня?

– Он еще кое-что может, – заметил Ретч и кивнул мне.

Я провел ладонью в воздухе, открыв портал в другой мир. Бэйзел был так поражен, что у него даже не сразу нашлись слова.

– Вы оба действительно устроили мне приятный сюрприз, – он широко улыбнулся, и Мерлинда вздохнула с облегчением…

В основном главное кресло в Совете магов передавалось по наследству. Но по закону любой маг мог претендовать на него, победив настоящего правителя в колдовском поединке. Такие поединки проводились достаточно редко, но именно так и поступил некогда Бэйзел. Моя мать и Ретч принадлежали к роду правящего до Бэйзела колдуна, поэтому у Бэйзела имелись все основания не доверять родственникам бывшего правителя. Тем не менее, они были достаточно сильны и влиятельны, чтобы не считаться с ними. Любой из них, мог оказаться достойным противником, любой мог бы попытаться сделать так, чтобы правление перешло к их роду назад – слишком много поколений правили они. Однако Бэйзел достаточно легко сблизился с Мерлиндой, дочерью поверженного им колдуна. Мерлинда не думала о мести, скорее о том, что власть вместе с расположением Бэйзела вернется к ней сама собой. Ретча же Бэйзел на всякий случай отослал подальше, на золотые прииски в Брингольд, чему тот не противился. Конфликт на какое-то время оказался исчерпан, но тут появилась Дейра. Она тоже желала власти. Ее род, практически истощивший свои силы и почти угасший, правивший несколько веков назад до рода моей матери и Ретча. Уловками и интригами ей удалось рассорить Бэйзела с Мерлиндой и занять место подле моего отца. Мерлинда же поняла, что ожидает ребенка. Находиться в таком положении в обители стало опасно. И она отправилась в Брингольд, где и произвела меня на свет. Но власть не давала ей покоя и там. Спустя два года она, оставив меня у Ретча, вернулась в обитель, чтобы попытаться вернуть расположение Бэйзела. Это оказалось не так легко – у Дейры тоже появился сын и, как думали все, наследник. Спустя еще три года я стал последним аргументом матери. Ретч также поспособствовал этому, своим умом и проницательностью не оставив отца равнодушным. Узнав поближе, Бэйзел приблизил его к себе, и вскоре Ретч стал полноправным членом Совета, как и Мерлинда. Дейра на какое-то время отошла на задний план.

По закону обители все ученики обучались вместе и редко видели своих родителей до окончания обучения и получения амулета колдуна. Однако на протяжении последних веков на этот закон смотрели сквозь пальцы. Бэйзел же решил восстановить традицию, считая, что только таким способом можно выучить достойных колдунов. Давно уже дети колдовского Совета не познавали магию вместе с остальными. Совет сначала роптал, но Бэйзел сказал, что первый последует древнему закону. Так я в пять лет оказался за стенами школы…

Школа располагалась в отдельном здании. Внутри имелись небольшие классы, просторные аудитории для практических занятий, библиотека и жилое помещение для учеников. Последнее представляло собой огромный и вместе с тем узкий зал со множеством входов, и казалось мне самым странным в устройстве школы, без кроватей, без какой-либо другой мебели. Вдоль стен на полу один к одному лежали матрасы, набитые овечьей шерстью и теплые одеяла. Личные немногочисленные вещи приходилось прятать под матрас. Спали все вперемешку – мальчишки и девчонки. Те, кто постарше, и вовсе вместе, что никем из наставников не возбранялось. Таким же общим оказался и душ, который согласно школьному уставу полагалось принимать два раза в день. Но утром все обычно ограничивались тем, что плескали в лицо горсть ледяной воды, да полоскали рот и спешили на занятия. Для учителей оставалось втайне происхождение ученика. Только стража, стоящая на входе в школу, знала об этом, чтобы в случае каких-то непредвиденных обстоятельств сообщить родителям. Обучение продолжалось с утра и до позднего вечера. Три, иногда четыре перерыва для обеда и короткого отдыха. А весь вечер ученики просиживали в библиотеке, читая заданные учителем книги. Надо ли говорить, что все происходящее здесь мне мало приглянулось. Особенно давило то, не было времени заниматься своими делами. И отсутствие над головой открытого неба – вокруг все время только серые стены, да потолок. Сухие, заученные объяснения учителей тоже не подогревали интерес к занятиям. Я затосковал. По простору, по родителям, по Ретчу, который всегда мог занятно растолковать урок…

Первое наказание меня застигло на уроке магии по изменению свойств вещества, когда, скучая от нудного голоса учителя, окруженного остальными ученикам и пояснявшего, как можно превратить соль в сахар и наоборот, я смешал какие-то порошки с полки. В итоге моя ступка, где я все это перемешал, взорвалась с глухим грохотом, и по всему классу разлетелся с шипением разноцветный порошок. Дети оказались проворнее учителя, и, в итоге, он один оказался разукрашенным всеми цветами радуги. Когда цветная пыль улеглась, и все выбрались из-под столов, учитель сплюнул окрашенную в фиолетовый слюну и решительно шагнул ко мне.

Спустя три часа Мерлинда ворвалась в комнату Ретча, за ней шагнул Бэйзел.

– Малыш пропал! – воскликнула она в отчаянии. – Его нет в ученической. Через ворота он не проходил.

– Значит, стены не оказались для него преградой, – с этими словами Ретч указал на свою постель, где лежал я, притворившись спящим.

Он откинул одеяло, и родителям предстал вид моей спины со вздувшимися багровыми рубцами. Лицо Мерлинды залила бледность. Бэйзел нахмурился.

– Я бы воспитал и обучил своего сына сам, – заметил Ретч. – Зачем?

– По закону он должен обучаться вместе со всеми. К тому же, вы избаловали его.

– Избаловали? – Ретч фыркнул. – Ты считаешь, что мы обучали его хуже, чем это делают в школе при помощи плеток?

– Мой сын должен быть не только хорошим магом, но и мужчиной.

– Ты же видишь, он пошел в Мерлинду, а не в тебя. Подобные наказания не для него… Он… слишком хрупок и мал…

Бэйзел разозлился.

– Мой сын не может быть слабым! И если в следующий раз он вновь прибежит к тебе, не смей пускать его. Я запрещаю! – Бэйзел ушел, а Ретч поглядел на Мерлинду.

– Ты понимала, что делала, когда привезла его сюда? – поинтересовался он. – Ты ведь помнишь – после того, как я приказал наказать тех мальчишек в Брингольде, умер колдун, избивший их. Ты должна сказать Бэйзелу о его способностях гипномагии.

Мерлинда, все это время молчавшая в растерянности, тихо отозвалась:

– Нет, еще не время. Да может и обойдется…

Ретч с сомненьем покачал головой.

– Его еще накажут за бегство… Любопытно, как он все-таки удрал оттуда…

Мерлинда присела рядом с постелью. Ее рука ласково скользнула по волосам. Она еще раз после Ретча обработала раны на спине, после чего я забылся сном. Утром я вновь оказался в школе магов. Ничего не происходило целую неделю, и я уже почти успокоился. Однако Ретч оказался прав… Я стоял перед несколькими своими учителями, за моей спиной притихли ученики. Заговорил учитель по магии изменения свойств вещества.

– Так как ты сбежал отсюда? Может, поплакался страже, и они тебя пропустили?

– Нет, – вставил учитель по охранной магии. – Стража его не видела. Так как ты улизнул отсюда?

– Выбрался через окно, – едва слышно ответил я.

Ответом мне послужил взрыв хохота.

– Любого, кто попробует покинуть школу через окно, ждет это, – с этими словами он схватил первого попавшегося мальчишку и швырнул его к окошку. Мальчишка не долетел до него полфута, как магическая сила отшвырнула его обратно. – Окна защищены магической завесой, и никто не может ни пробраться сюда, ни сбежать отсюда. Да ты не только трус, но и лгун.

– Тебя вновь накажут, – произнес тот, кто уже хлестал меня плетью.

Наказание повторилось. По едва успевшим зажить ранам. Я сжал зубы, чтобы не кричать, и зажмурил, что есть сил, глаза – неделю назад Ретч, утешая меня и осторожно обрабатывая раны, сказал, что наследник Бэйзела не должен плакать… Отсутствие слез на моем лице еще больше подзадорило палача. Я просто лишился чувств, так и не проронив ни слезинки. Я приходил в себя еще неделю. Я помнил о своем даре и старался думать о чем угодно, только не о своей ненависти к моему мучителю… А спустя два дня после моего выздоровления Лич, главный лекарь в обители, сделал заключение, что учитель умер естественной, но глупой, нелепой смертью – подавившись своим ужином. Никто тогда не подумал на меня, но я прекрасно помнил привидевшийся мне сон…

Так прошло три года. Я почти не испытывал никакого интереса к занятиям. Меня считали довольно посредственным, иногда наказывали, но довольно безобидно по сравнению с тем случаем – отправляли на конюшню ухаживать за лошадьми. Это почему-то считалось унизительным. Но меня это наоборот радовало. Для того чтобы попасть на конюшню, надо было покинуть стены школы, а я мог, наконец, оказаться под открытым небом. Так продолжалось до тех пор, пока в школе не появился мой брат. Почему он не появлялся здесь раньше, я не знал. Может, Дейра поначалу испугалась решительных действий Мерлинды, да и отдавать ребенка в руки не слишком разборчивых наставников ей, наверняка, тоже не хотелось. Но оставаться не у дел она не смогла. К тому же, брат, в отличие от меня, рос чрезвычайно похожим на отца. Уже одно это отводило от него возможные неприятности. Одного взгляда хватало, чтобы понять, кто перед тобой. Учителя улыбались ему и не думали наказывать за какие-то оплошности. Не взирая на закон, никто не хотел, чтобы повзрослевший колдун, сын их повелителя, припомнил старые обиды. Вслед за учителями подхалимничать стали и ученики. И спустя какое-то время мой братец оказался окружен целой сворой подпевал. Это меня чрезвычайно раздражало, но я сдерживал свои чувства. Мне тогда исполнилось восемь, а он был младше на год. Столкновение с ним произошло на уроке по охранной магии, пожалуй, одном из тех немногих предметов, интересовавших меня. Учитель как раз рассказывал, каким заклятьем защищены окна школы. И он не мог не припомнить с насмешкой, что я когда-то утверждал, будто смог преодолеть эту защиту. Все как один засмеялись. Я поглядел исподлобья на мага-охранника.

– Я не лгал тебе, – заметил я.

– В это трудно поверить, – с издевкой произнес учитель. – Чтобы суметь нейтрализовать охранное заклятие, нужно проучиться здесь не менее пяти лет. А ты тогда не проучился и месяца. Только самые талантливые способны на это. Да еще и зависит от происхождения.

Брат напыжился, а я разозлился.

– Неужели?

– Что! – взорвался охранник. – Ты смеешь дерзить мне?

– Вовсе нет, учитель, – я призвал себя к спокойствию.

Братец уставился на меня с ненавистью – с охранной магией у него получалось плоховато, и едва дождался окончания урока.

– Ты знаешь, кто я такой? – поинтересовался он, подойдя ко мне вплотную.

– Тупоумный щенок, сын своей матери, вшивой гиены, – отозвался я.

Наши матери ненавидели друг друга, может, поэтому эта ненависть передалась и нам. Спустя миг мы уже сцепились в драке. Если бы мой брат задумался, с чего это вдруг какой-то выскочка решил оскорблять не только его, но и его родительницу, может, он догадался о нашем нечаянном родстве с ним. Но брат не отличался сообразительностью. Нас с трудом разняли через несколько минут. Брат орал как резанный, прижимая руку к разбитому носу, из которого текла кровь, и, захлебываясь в плаче, приказывал позвать отца. Кое-кто посчитал, что лучше исполнить его слова. И Бэйзел появился на месте происшествия.

– Ваш сын… Мы не могли не позвать вас, – шепнул ему кто-то угодливо. – Волчонок посмел…

Бэйзел отвернулся от всхлипывающего мальчишки к его обидчику, и застыл в изумлении, встретившись взглядом со мной.

– Наказать! – приказал он жестко и уточнил, когда с меня с готовностью сорвали рубашку. – Наказать их обоих! Начните с другого.

На лицах учителей застыло изумление. Однако перечить своему господину они не посмели. Брат орал, как девчонка, когда его хлестали, и умолял перестать его бить. Когда пришел мой черед, я не проронил ни звука.

– Хватит, – Бэйзел остановил порку. – А теперь оставьте меня с моим сыном.

Колдуны ушли. Кое-кто хотел увести и меня, но Бэйзел сделал знак меня оставить. Брат все еще тихо всхлипывал. Отец подошел ко мне, обозрел спину, а после заглянул глубоко в глаза.

– Знаешь, почему ты наказан? Ты дрался с тем, кто младше и слабее тебя, – потом обратился к младшему. – А ты знаешь, за что тебя наказали?

– Нет, – выдавил он из себя.

– За неуважение к старшему брату!

Братец в изумлении вытаращился на Бэйзела на мгновенье позабыв о боли.

– Пока же для меня существует только один сын. Тот, который ведет себя достойно.

Брат, глотая слезы, стрелой вылетел вон. Отец посмотрел на меня.

– Старайся не конфликтовать с ним – и так хватает раздоров между вашими матерями…

Я опустил взор. Пальцы отца ласково прошлись по моим волосам.

– Надо же! Они назвали тебя волчонком… – чуть смеясь, заметил он. – За что же?

Его рука скользнула по щеке, и он чуть вздернул мне подбородок, ища встречного взгляда, и улыбнулся.

– У тебя мои глаза, а они этого не заметили.

А потом обнял и прижал к себе. Я невольно охнул, когда спина отозвалась болью. Однако в следующий миг уже сам обвил руками его шею, когда Бэйзел, поняв, что причинил мне боль, едва не отпустил меня. Слишком уж редка была отцовская ласка – я не видел его больше двух лет.

– Все-таки Ретч тебя избаловал, – заметил он.

– Нет, – запротестовал я.

– Нет? – он внимательно посмотрел на меня. – Он много рассказывал о тебе. Говорил, что ты весьма талантлив в обучении. Однако за прошедшее время мало что изменилось. В чем дело?

Я высвободился.

– Мне здесь не нравится.

– Что именно?

– Все. Почему я не могу жить вне этих стен? Почему не могу видеть тебя и маму, когда этого захочется? Почему я не могу заниматься тем, чем нравится?

Бэйзела явно озадачили мои слова.

– Наверное, сейчас ты не поймешь, но есть закон обители, и мой наследник должен воспитываться по этому закону. Чем тебе не разрешают заниматься?

– Мне нравится рисовать.

В его взоре отразился легкий укор.

– А рисуешь ты на занятиях по совершенно другим предметам, в то время, когда должен слушать учителя. За это, я слышал, тебя отправляют на конюшню.

Я потупился. Выходит, Бэйзел был в курсе происходящего. Кто-то, старательно докладывал ему. И он знал, что мне здесь не сладко, но не пошел против своих принципов…

– Впрочем, у вас сейчас и нет свободного времени, – раздумчиво произнес он. – Ладно. Возможно несколько свободных часов у тебя появится. Похоже, придется тебя самому кое-чему научить. Так что захвати свои рисунки, когда придешь ко мне завтра ближе к вечеру. Если магическая защита на школе для тебя и вправду не преграда.

Я в радостном изумлении поднял на него глаза, не веря своим ушам. И следующим вечером уже находился у него. Бэйзел долго разглядывал мои рисунки. Я принес всего около десятка, но самые лучшие. Наша обитель с высоты птичьего полета. Далекий берег моря, движение волн. Заснеженные вершины гор за цветущими холмами, и ветер колышет высокую траву. Звездная ночь – на рисунке такая чернота и глубина, что небо кажется настоящим, а звезды чуть мерцают. На этом рисунке отец остановился и провел рукой над ним.

– Талант и немного визуальной магии? Как ты все-таки преодолел защиту?

– Просто выпрыгнул во внутренний двор из окна библиотеки. Там невысоко.

– Выпрыгнул? А как же магический заслон?

– Не знаю, как объяснить… просто немного отодвинул его.

Бэйзел уставился на меня.

– Ты можешь управлять мировой энергией – высшей магией и даже не знаешь как!

С этого дня отец стал обучать меня магии управления энергией. Как и говорил Ретч, я схватывал на лету. Бэйзел начал с теории. На практике у меня что-то получалось и так, но я должен был знать основы. Он рассказал мне о магической энергии, которую мы могли черпать отовсюду – из окружающих предметов, любого вещества. Кроме того, можно было использовать свои внутренние запасы, удерживать и накапливать в себе. Однако, используя только свои ресурсы, можно дойти до полного истощения, так что подобное практиковалось редко. Но самым мощным, концентрированным источником являлась мировая энергия, та, что проходит по границам миров. Самая тонкая энергия, которой могут воспользоваться только наиболее талантливые и чувствительные маги.

Сама же магия делилась на материальную, полуматериальную и нематериальную или, по-другому, иллюзорную. Материальная магия позволяла изменять свойства вещества, то есть превращать один предмет в другой или, как более сложное, материализовывать новый, используя одну лишь чистую энергию. Полуматериальная делилась на магию управления стихиями ветра, воды, огня, земли и природы; магию присутствия, которая позволяла ощущать внутреннюю энергию колдунов, других живых существ и предметов; магию перемещения, которая, используя мировую энергию, позволяла открывать порталы в другие миры; магию присваивания или наделение магическими свойствами – к ней относилась почти вся охранная магия. Нематериальная магия являлась магией иллюзий, когда из колдовской энергии создавались видимые, но не ощутимые предметы.

Гипномагия же, хотя и считалась высшей форма иллюзорной магии, имела с ней мало чего общего. Такое заблуждение бытовало, может, еще и потому, что некому было объяснять это различие. Я оказался единственным в обители, кто знал на деле, что это такое. Но никакой радости подобное знание мне не доставляло.

Бэйзел занялся со мной полуматериальной магией. Одновременно с этим он начал обучать меня светлому языку. Я допоздна засиживался у него. Иногда приходила Мерлинда. Бэйзел поначалу противился – ему казалось, что материнская ласка уж никак хорошо на мне не скажется. Однако Мерлинда, заявила, что намерена немного обучить меня врачеванию, чтобы я разбирался в полезных травах, и смогла настоять на наших с ней занятиях.

Не смотря на изменения в моей жизни, в самой школе легче не стало. Брат по-прежнему глядел на меня с ненавистью. Учителя по-прежнему ничего не знали о моем происхождении. Еще несколько серьезных телесных наказаний, и еще трое мертвых учителей: по материальной магии, охранной магии, управления энергией. Первый материализовал из ягод дикого винограда, увившего одну из стен школы, рой ос и не смог повторить обратный процесс. Второй оказался тем злополучным стариком, которого скинул ветер с южной башни. Третий занялся таким опасным занятием, как установка защиты от молний в самый разгар грозы… Это случилось за четыре года с приличным промежутком, так что опять никто ничего не заподозрил. Я же мучился от своего нечаянного дара. С одной стороны мне хотелось поведать об этом отцу, но с другой я знал, какое наказание последует за умышленным убийством колдуна. А в том, что совершил все это неумышленно, я сильно сомневался, зная, что чувствовал ко всем жертвам своего дара. Следующим стал Тейм, занимающийся с нами приручением животных…

До того злополучного дня все его наказания заканчивались всего лишь посылкой на конюшню. Но той весной в обитель приехал Ментепер, чрезвычайно редко здесь объявлявшийся, Ментепер, бывший некогда первым главой обители, но потом уставший от правления и отошедший от дел. Возраст его исчисляли века, но он по-прежнему был полон сил и могущества. До сих пор не нашлось никого, кто мог бы противостоять ему. Он встретился с Бэйзелом и преподнес ему подарок – черного, как смоль, жеребца с сединой в гриве. Бэйзелу очень понравился подарок. За исключением одного – жеребец, хоть и обученный, как боевой, оказался необъезжен, и все попытки приручить его оказывались неудачными. Мощные копыта едва не проломили череп колдунам, попытавшимся приблизиться к нему, чтобы отвести в конюшню. Ментепер же со смешком только коснулся плети за своим поясом, как жеребец, зло фыркая и недобро косясь на колдуна, сам отправился в денник. Потом Ментепер уехал, но строптивый конь так и не подпускал к себе никого.

Итак, Тейм, учитель приручения животных, решил провести урок рядом со стойлом Шэдоу, как звали коня, заявляя, что уж с помощью заклятий мы обязательно должны приручить эту бестию. Тщетно все пытались применить магию, чтобы смирить его. Он нервно и зло храпел, роя копытом землю. Когда же очередь дошла до меня, я и вовсе не захотел подходить ближе. Мне словно почудилась угроза, исходившая от жеребца. Но учитель не стал слушать моих возражений и грубо толкнул к стойлу. Силу он не рассчитал. Я споткнулся и свалился прямо под копыта черного чудовища. Жеребец мигом взбесился. Храпя поднялся на дыбы и обрушился всей массой вниз. Я и сам не понял, как сумел увернуться от его копыт. Тейм, поняв свою ошибку, с воплями о помощи бросился прочь, как и все ученики…

Шэдоу совершил невероятный прыжок на всех четырех ногах, выгнув спину, словно горный барс. Но я опять увернулся. Еще и еще грохот ударивших оземь копыт. Я поднялся на ноги и вдруг с ужасом понял, что загнан в угол. По лицу катился холодный пот вперемешку с кровью из расцарапанной щеки. Черная масса коня нависла надо мной – он вновь встал на дыбы. И вдруг замер. Задрожав, опустился на все четыре ноги, осторожно вытянул шею и потянул воздух. После чего зафыркал, попятившись и настороженно изучая меня, однако, не проявляя никакой агрессии. Я в удивлении следил за ним, не понимая, что так изменило его поведение. Потом решил, что ничего не потеряю, если попытаюсь подружиться, как делал со всеми остальными лошадьми, за которыми мне доводилось ухаживать. Но сначала избавился от собственного страха, глубоко дыша и чувствуя, как дрожь от перенесенного оставляет напряженные мышцы. Когда я полностью успокоился, то вытащил из кармана кусочек сахара и, вытянув на ладони, медленно пошел к жеребцу. Он все так же косился на меня. Потом все же взял сахар. Я осторожно коснулся его морды, и мои ладони мягко и успокаивающе погладили его голову. Нервная дрожь, бившая жеребца, утихла. Он ткнулся носом в щеку, слизнув с нее кровь, и покорно склонил голову.

– Хороший мальчик, – похвалил я, запуская пальцы в шелковистую гриву. – Молодец!

Я еще немного потрепал его, потом выбрался из стойла и направился вон. На самом выходе из конюшни я столкнулся с Бэйзелом. За ним шел Ретч, Дарт – колдун защитной магии, и мой злополучный учитель. Бэйзел и Ретч ошарашено уставились на меня. Они не знали, кого именно толкнул учитель под копыта жеребца. Во взоре Бэйзела вмиг образовалась буря, ведь его наследника едва не погубил какой-то…

– Негодный мальчишка! – заорал учитель. – Я думал, что взбесившийся конь тебя убил, что даже позвал нашего повелителя!

– Значит, мне надо было лежать там с проломленной головой? – зло поинтересовался я.

– Как ты… – учитель потянул ко мне руку, но Ретч перехватил ее, бросив на Тейма ледяной взор.

Бэйзел, однако, сдержал себя, уняв внутренний гнев.

– В самом деле, – поинтересовался Бэйзел, незаметно подмигнув мне. – Похоже, что ты цел. Разве что щека расцарапана… Как ты справился с ним? Этот проклятый жеребец едва не убил меня вчера.

– Кажется, он немного присмирел.

– Хм… Пойдем поглядим.

Мы подошли. Шэдоу вытянул шею ко мне, и я едва коснулся его пальцами, как он снова забеспокоился при появлении Бэйзела, зло захрапел, а потом со всей силы ударил ногами в ограждение, там, где стоял отец.

– Я ему по-прежнему не нравлюсь, – он нахмурился. – Но, по крайней мере, теперь нашелся тот, кто сможет за ним ухаживать.

И он позволил себе при всех то, чего раньше избегал. Ласково потрепал меня по голове. Тейм позеленел от досады, но ничего не сказал. А я поспешил на следующие занятия. Вечером я нашел в библиотеке книгу о том, как воспитывать боевого коня, и взялся за чтение. Если верить словам Ментепера, Шэдоу полностью обучили. Значит, он знал больше сотни команд. В книге все они приводились. Где-то на последних страницах я и заснул прямо за библиотечным столом. Это в школе тоже не возбранялось.

– Эй, волчонок! – я обернулся на окрик, и рядом оказался мой учитель по приручению животных. – Как ты справился с жеребцом?

– Как обычно, – я поднялся и чуть попятился – взгляд Тейма мне не понравился. – Все лошади любят сахар.

– Сахар?! – он зашелся хохотом. – Сахар?! Да чтобы справиться с таким непокорством, надо применить магию!

– Что-то твоя магия на него не действовала, – буркнул я.

Но Тейм расслышал, и его лицо исказилось от ярости.

– Да ты смеешь еще смеяться надо мной? Мне и так влетело, что я не смог утихомирить для нашего повелителя жеребца, так еще и Ретч выразил свое недовольство, что я плохо приглядываю за учениками! Особенно за такими непоседами, как ты! Думаешь, если Бэйзел обласкал тебя, как будущего конюшего своего скакуна, ты уже возомнил, что кто-то заступился за тебя?

Тут его взгляд упал на книгу.

– Сахар, значит? А сам вон какие книги читаешь? Хочешь меня обставить, ублюдок.

В намерениях учителя сомневаться больше не приходилось. Дверь в библиотеку была закрыта. Оставалось только окно. Колдун еще не знал, что охраняемое магией окно могло пропустить меня. Я шарахнулся от него в сторону, запрыгнул на стол, махнул на подоконник и сиганул в темноту двора. Вслед понеслось злобное ругательство. А потом таким же способом выбрался и Тейм, с подоконника полетел наружу горшочек с растеньицем. Колдун упал на мощеный двор несколько неудачно, подвернув ногу. Чуть захромал, но весьма резво помчался за мной. Мне показалось, что он обязательно меня догонит, что я не успею добежать ни до Ретча, ни, тем более, до отца. И я вдруг позвал того, кто находился ближе и кто мог бы защитить меня. С губ сорвалось имя коня. Миг стояла тишина, которую разорвало недалекое гневное ржание. Послышалось несколько глухих ударов. Невольно я выкрикнул в темноту команду, призывающую защищать хозяина, и вдруг споткнулся. Растянулся на булыжниках. Колени и локти полоснула боль – наверняка ободрал кожу. Тейм догнал меня и, запыхавшись, доставал плетку. Но он не успел замахнуться. Ударили по брусчатке копыта. Черная тень, темнее окружающей ночи, зависла над колдуном и с гневным храпом обрушилась ему на голову. Та проломилась, как гнилой орех, и из нее на меня брызнуло что-то отвратительное…

Я вскочил, прижимая к себе книгу и распахнув глаза от ужаса. За спиной грохнулась о пол опрокинувшаяся скамья. Передо мной стоял стол, за которым я уснул, догорали на кованых подставках свечи, и тени чуть двигались в углах библиотеки, когда неверное пламя свечей колебал легкий сквознячок. Я ощутил, как по спине текут холодные и неприятные струйки пота. Это случилось опять! Я глянул на раскрытую книгу и увидел на страницах багровые, совсем еще свежие, но уже впитавшиеся в бумагу капельки. Я невольно провел рукой по лицу, куда, несомненно, попали брызги крови учителя. Но их не было. Как не было и ободранной кожи на локтях и коленях, и не было разбившегося под неловкой ногой колдуна цветочного горшка. И только книга являлась подтверждением, что случилось худшее. Я пересилил в себе желание немедленно броситься наружу и узнать стоит ли над мертвецом Шэд. Захлопнул книгу, поставил ее на место и, поникший, поплелся в спальню.

Тейма нашли через час рядом с входом в конюшню. Голова его превратилась в кровавое месиво. А жерди, огораживающие денник Шэдоу оказались сломлены. Жеребец раздраженно похрапывал, когда явились посмотреть на него, но из стойла выходить не думал. Меня позвали к отцу. Он был не один. За мной пристально наблюдал Ретч.

– Действительно странный конь, – пробормотал Бэйзел. – Почему же он не тронул тебя?

– Мне удалось несколько раз увернуться, прежде чем получилось подружиться с ним.

– Тебе не снятся иногда странные сны? – осведомился Ретч, не отрывая от меня холодного взгляда.

Я какой-то миг с испугом взирал на него и тут же спешно отвернулся. Ретч одним движеньем оказался рядом, вздернул мне подбородок и заставил вновь посмотреть на него.

– Я так и знал, – проговорил он негромко. – Все пятеро, не так ли?

– Что это значит, Ретч? – в голосе Бэйзела послышалось недовольство.

– Мерлинда взяла с меня обещание не рассказывать об этом, – нахмурился он. – Но я больше не могу молчать… Это становится закономерностью…

– О чем ты?

– О том его даре, о котором ты еще не знаешь. О гипномагии.

Повисло молчание. Бэйзел в неверии воззрился на Ретча.

– Ты шутить? Тебе известно, сколько веков в обители не было ни одного мага, обладающего даром гипномагии?

– Знаю. Но это не повод думать, что он и не появится.

Бэйзел побледнел и обернулся ко мне.

– Сын?

– Я не хотел… – выдавил я из себя, не смея смотреть на него.

– Не хотел?! Давай-ка по порядку.

– Начни с Брингольда, – подсказал Ретч.

Когда я умолк, лицо Бэйзела, мертвенно бледное, отражало непонимание и растерянность. Ретч выглядел не лучше. А мне показалось, что вместе с этой историей я утратил нечто важное.

– Шесть магов, – прошептал Бэйзел, словно говорил сам с собой. – Насколько эти смерти могут оказаться неумышленными?

– Разве закон касается твоего наследника? – заметил Ретч.

– Дело не в законе, – и Бэйзел обратился ко мне. – Ты дерзишь своим учителям, зная, что в любой момент можешь отомстить за их наказание?

– Нет! – я задохнулся от волнения и того, что у меня возникло чувство, будто я лгу. – Нет. Я не хотел… я заставлял себя не думать об этом… но… я ничего не могу поделать с этим во сне!

Выкрикнув под конец это признание, я развернулся и помчался прочь. Позади меня раздались окрики с приказом остановиться, но я, глотая слезы, которые не смог удержать, нырнул на полутемную лестницу, проскользнул мимо дремавшей стражи и растворился во тьме двора.

Ранним утром Бэйзел подошел к стойлу Шэда. Конь лежал на соломенной подстилке в дальнем углу и даже не подумал шевельнуться, когда повелитель темных колдунов положил руку на новую перекладину, спешно установленную на месте сломанной.

– Я знаю, что ты здесь, – позвал отец. – Мы не окончили разговор. Он слишком серьезен, чтобы его откладывать. Пойдем.

Я выбрался из-за спины Шэда, отряхивая соломинки с одежды, и, не смея смотреть на отца, последовал за ним.

– Все действительно слишком серьезно… Ты будешь официально представлен Совету – я должен знать их мнение. Ступай к матери, она подготовит тебя.

Мерлинда, явно уже бывшая в курсе происходящего, заметно встревоженная, молча проследила, чтобы я вымылся и надел чистую одежду. На мне впервые оказалась серая рубашка из тонкого батиста. Она чуть поправила пару прядей, непокорно падающих на глаза, внимательно оглядела со всех сторон.

– Чтобы ни происходило, чтобы ни говорилось на Совете – молчи, – предостерегла она. – А теперь запомни всех, кто составляет Совет. По правую руку от Бэйзела Ретч, дальше твое и мое места, Лич – лекарь, Бейл – маг воды, Тиквит – маг изучения миров, Балахир – обладающий магией присутствия, Нордек – маг присваивания и материализации и один из главных оппонентов твоего отца. По левую руку – Дарт – маг-охранник, Дейра, Глиб – маг земли, Фотивир и Вард – маги архитектурной материализации, Окьюл – маг визуализации и… Укротитель животных, Тейм, теперь мертв…

– Я не знал, что он в входил в Совет… – прошептал я и отважился спросить Мерлинду. – Что ты думаешь?

Она обняла и прижала к себе.

– Надеюсь, они не пожелают смерти двенадцатилетнему мальчишке… – через силу отозвалась она.

Спустя пару часов Мерлинда подтолкнула меня в дверях просторного светлого зала – зала колдовского Совета. Судя по выражениям лиц, собравшиеся уже успели что-то обсудить. Колдуны как один воззрились на меня. Мерлинда подвела меня к пустым креслам, и я сел между ней и Ретчем. Напротив сидела Дейра, увидевшая меня впервые, как и остальные собравшиеся здесь.

– Вам следовало дождаться нас, – заметила моя мать. – Прежде чем приступить к обсуждению…

– А что здесь обсуждать? – прервал ее Нордек. – Ты знаешь закон.

– Почему бы не отправить его к Ментеперу? – заметил Балахир. – Он единственный, кто обладает даром гипномагии. Пусть научит, как сдерживать дар…

– Нет! – Мерлинда и Бэйзел произнесли это одновременно и чуть удивленно переглянулись.

– Не каждый взрослый маг переживает ученичество у него, а ты хочешь, чтобы мы послали туда мальчишку? – это высказался вместо них Ретч.

– Тогда я не вижу другого выхода… – Балахир передернул плечами.

– У тебя есть еще один сын, – заметил Нордек.

Дейра открыла рот, но, увидев выражение лица Бэйзела, не решилась ничего произносить.

– Мы все знаем закон, – вымолвил отец. – Но способности, которыми он обладает, слишком редко появляются среди нас.

Теперь все поняли, куда он клонит.

– Ты хочешь, чтобы Совет простил его? – поинтересовался Нордек. – Невиновным мы признать его не можем. Как ты тогда собираешься оградить остальных учителей от его дара?

– Он пообещает Совету, что подобное больше не повторится…

Нордек фыркнул, а по моему лицу разлилась бледность.

– Я не могу этого обещать, – слова вырвались, прежде чем я вспомнил, что мать запретила мне открывать рот на Совете.

– Тогда ты пообещаешь это мне! – Бэйзел вперил в меня потяжелевший и мрачный взгляд. – И ненадолго оставишь школу. Я сам пока позанимаюсь с тобой. Но потом ты вернешься. И к этому времени ты должен научиться управлять своими способностями!

Так Бэйзел произнес свое окончательное слово. Возражающих не нашлось. Даже Нордек хмурился, но ничего сказал. Совет разошелся.

– Найди себе где-нибудь комнату, – пожелал напоследок Бэйзел. – В школе тебе жить тоже сейчас необязательно.

Я кивнул и выскользнул прочь. Рассеяно бродил по обители, пока ноги не занесли наверх одной из башен. Здесь я уселся на парапет, свесил ноги вниз и задумчиво поглядел вдаль. Я никогда не боялся высоты, а простор, открывшийся вокруг, вдруг чем-то неожиданно напомнил Брингольд. Солнце пекло в голову, а нагревшаяся, мокрая после дождя земля пахла весной и только-только пробивающимися травами. Я просидел здесь до самой ночи, смотря, как садиться солнце, как воздух окрашивают удивительно яркие и чистые краски заката… И тут, наконец, дошло, почему мне так хорошо здесь. Вся обитель находилась за защитной завесой, наподобие той, что окружала здание школы. Только эта завеса являлась настолько мощной, что во всей обители нельзя было использовать магию открытия порталов. Но здесь, наверху башни, никакой завесы не чувствовалось! Я поднялся на ноги, зашагал по площадке. Завеса обнаружилась в трех футах от края, где я только что сидел. Здесь возникало только одно объяснение – завесу привязали к скалам, на коих стояла крепость, а не к крепостным стенам. И редкие несильные колебания земли вполне могли поспособствовать сдвигу этой границы. И уж если я и захотел вдруг где-то жить, то только в этой башне. Я спустился чуть ниже. Башня давно стояла нежилая. Находясь по соседству с библиотекой, все ее комнаты оказались забитыми старыми книгами и мебелью. Я глянул вниз на лестничную клетку. До земли этажей десять, не меньше. Не долго думая, я остановил выбор на самой верхней комнате. Здесь, в отличие от нижних комнат имелся небольшой открытый балкончик. Я сообщил о своем выборе отцу. Он вряд ли остался доволен, но возражать все же не стал. И я устроился в облюбованной комнатке, очень быстро превратив во вполне пригодную для жилья.

Через пару дней после Совета, я ехал с отцом и Ретчем на северо-запад. Кто знает, зачем затеял Бэйзел эту прогулку? С северо-запада шла гроза. Грохот грома волнами катился по черному небу, едва поспевая за всполохами молний. Ветер резкими порывами в своем неистовстве пригибал траву и сметал дождевые струи, заставляя их нестись вдоль земли, прежде чем они обрушивались на нее водяными стрелами. А мы мчались навстречу грозе. И она нещадно хлестала дождем по лицу, заливала глаза, пыталась сорвать одежду, словно ждала, что кто-то из нас отвернется от нее, не выдержав хмурый, наполненный мглой взор. Кони храпели, встревожено пряли ушами, вздрагивали и на какой-то миг почти замирали, едва не поднимаясь на дыбы, когда сверху обрушивался гром. Только Шэд, которого мне на объездку временно отдал отец, бесстрашно и уверенно несся вперед. Однако мне было тяжело, я еще ни разу не сидел в седле, а сейчас оно, как и мокрый повод, сделалось предательски скользким. И с каждым скачком черного жеребца мне казалось, что я вот-вот кубарем полечу из седла. Поэтому я сидел, сдавив дрожащими от напряжения коленями бока скакуна и, давно забыв о поводе, вцепившись побелевшими от холода и ветра пальцами в луку. Бэйзел на миг отвернулся от грозы, поглядел на меня. Его усмешка проскользнула по лицу, словно белая молния. Но в тот же миг ветер сыграл с ним плохую шутку и почти выбил из седла. Ретч улыбнулся, а я натянул капюшон почти на самые глаза, хотя он промок до нитки.

– Почему бы тебе не заняться магией ветра, – предложил Бэйзел.

– Я не возьму его в ученики, – поспешил произнести Ретч, и Бэйзел даже не услышал моего мнения по этому поводу.

– Почему?

– Ты знаешь, почему, – отозвался непреклонно Ретч. – К тому же эта магия может оказаться опасной для него самого. Надо уметь вовремя остановиться, надо уметь сдерживать пробужденную стихию. Не думаю, что у твоего сына это получится.

Бэйзел посмотрел в мою сторону, но замечание Ретча меня совершенно не тронуло – я продрог и устал.

– Ты же знаешь, что те, у кого есть дар открывать проходы – прекрасно подходят для магии ветра.

– Как и для любой другой магии управления энергией… Я не буду его учить, – повторил Ретч.

– Ты настолько плох, что не сможешь научить направлять и сдерживать энергию ветра?

Глаза Ретча сузились.

– Тогда, может, тебя устроит другой ответ? Чем кончили все те, кто брался обучать волчонка?

«Волчонка»! Наши взгляды скрестились, и я тут же отвернулся – над нами блеснула молния, на миг ослепив. И я надеялся, что Ретч не успел разобрать выражение моих глаз. Я злился, когда меня называли «волчонком». Бэйзел нахмурился, но на этот раз ничего не сказал, развернул коня, и мы направились назад. Замечание Ретча задело меня. Именно в этот миг я принял решение, что непременно займусь магией ветра, и Ретч научит меня, даже если и не будет догадываться об этом. С того самого дня я осторожно пробирался в школу, в тот зал, где занимался Ретч со старшими учениками, прячась за книжными шкафами…

Тут в дверь постучали, и зашел Перл, прервав тем самым мои воспоминания.

– Вы снова собираетесь уезжать? – в голосе тавернщика послышалось сожаление.

– Слишком много проблем накопилось, Перл. Надо же их когда-то решать, – я пожал плечами и чуть улыбнулся. – Я рад, что хоть у тебя все наладилось.

– Я многим обязан вам, милорд…

Я только махнул рукой. Перл пожелал мне спокойной ночи и ушел. Я забылся несколько тревожным сном. А рано утром уже пустился в путь.