ГЛАВА 8
Три дня до начала осады
Нет зрелища более скучного, чем большая армия на марше. Особенно если долгое время наблюдать ее из одной и той же неподвижной точки.
Мимо тебя идут. Идут, идут, идут, идут, идут, идут и идут.
И идут, и идут, и идут, и идут, и идут.
Идут пикинеры, идут кирасиры, идут лучники, идут инженерные войска.
Проезжают верхом конные рыцари. Проходят слоны с сидящими на их спинах погонщиками.
Проезжают телеги обоза. Волы тащат какие-то громоздкие сооружения. И громоздкие запчасти для еще более громоздких сооружений.
Картинка дрожала, дергалась, расплывалась, периодически вообще пропадала.
На территории Империи слишком много вражеской магии.
– Рамблер, – позвал я.
– Да, господин? – Картинка снова дернулась, застыла, зато посреди комнаты появился фантом мужчины.
– Сфера нарушена?
– Да, господин. Я начинаю рассасываться. Растворяться.
– Я отпускаю тебя, Рамблер, – сказал я. – Ты сможешь вернуться в свой мир сам или тебе помочь?
– Благодарю, господин, – сказал он. – Я еще достаточно силен, чтобы удалиться самостоятельно.
– Тогда прощай, – сказал я.
– Господин, – сказал он. – В моем мире чертовски скучно. Когда вы здесь закончите, позовите меня снова, хорошо?
– Обязательно, – сказал я. – Иди.
В своих апартаментах я зеркал не держу. Только одно маленькое, для бритья. И сразу после этой мучительной процедуры я убираю его в шкаф. Нет зеркал и ни в одной комнате, где мы проводим совещания, или на террасе, где я люблю пить кофе, любуясь закатом.
В библиотеке, где я провожу много времени, зеркала тоже нет. За каждым зеркалом… Точнее, в каждом зеркале притаился эльфийский шпион. Никогда не знаешь, подглядывает за тобой эта скотина Эдвин или нет.
Ближайшее ко мне зеркало находится в башне Ельцина, бывшей башне Отчаяния. Вообще, должен заметить, что предки у меня были люди весьма мрачные. Названия крепостных башен вгоняли меня в тоску и печаль, стоило только мне услышать их в чьем-нибудь докладе. И я распорядился их переименовать. Так появились башни Микки Мауса, Дональда Дака, Чебурашки и Ельцина.
В башне Ельцина находилось что-то вроде обсерватории, из которой местные астрономы… пардон, астрологи, могли вести наблюдения за звездным небом. Астрологи уже давно разбежались, и в башне почти никого не было. Поэтому я распорядился поставить там большое зеркало, а рядом с ним стража, вся работа которого сводилась к самолюбованию.
Периодически страж видел в зеркале не себя, а хмурого типа с благородно-печальными чертами лица. Камрада Эдвина то есть.
Вот и сейчас он прибежал ко мне с докладом, что Пресветлый Король эльфов на связи.
Я заставил владыку эльфов прождать минут двадцать, Просто потому что он мне не нравился.
– Здравствуй, Кевин, – сказал он, когда я вошел в бывшую обсерваторию. Как обычно, Эдвин сидел на древесном троне и всем своим видом излучал мудрость и понимание.
– Привет, – сказал я, садясь в кресло. – Чего хотел?
– Грядет война, – сказал он.
– Очень точное замечание, – сказал я. – Ты сам догадался или тебе кто-то подсказал? Дьявол, да ты меня просто шокировал этой новостью. А я-то думаю, что это за тучи пыли видны с крепостной стены. А это война грядет.
– Не фиглярствуй, – сказал он.
– Почему бы нет? Тебе же можно. Ты достаточно долго рассказывал мне о системе сдержек и противовесов этого мира и о том, что каждый должен занимать свое место, и о том, что мне дадут просидеть на моем достаточно долго. А теперь вдруг выяснилось, что мое место в этом мире под землей, на глубине примерно двух метров.
– Я не предполагал, что война начнется так скоро.
– И чего ты теперь хочешь? Извиниться?
– Конечно нет. Ты сел в Черной Цитадели не потому, что я тебя об этом попросил, а потому, что хотел выжить. И у тебя не было другого выбора. Я не должен чувствовать и не чувствую за собой никакой вины. Моих войск в наступающей на тебя армии нет. Я по-прежнему нейтрален.
– Завидую, – сказал я. – А когда грянет Армагеддон, ты тоже останешься в стороне?
– Добро и Зло, – сказал он. – Свет и Тьма. Порядок и Хаос. Одно не может существовать без другого. Нужно равновесие.
– Где оно, твое хваленое равновесие? – спросил я. – Разве силы Империи и Бортиса равны? Сто пятьдесят тысяч против тридцати?
– Ты говоришь о математике, – сказал он. – А я говорю об основополагающих принципах. О силах, благодаря которым держится мир.
– Если ты имеешь в виду мой род, то скоро одной такой силой станет меньше. Может быть, поддержишь меня? Пришлешь сюда своих лучников или магов? Или предоставишь мне убежище, когда Цитадель рухнет? Это ли не работа на равновесие, Эдвин?
– Эльфы нейтральны.
– Нейтралитет – это палка о двух концах. Бывает пассивный нейтралитет, когда ты просто стоишь в стороне и делаешь вид, что знать ничего не знаешь. И бывает активный нейтралитет, когда ты вмешиваешься в ход событий, помогая и той и другой стороне.
– О чем ты говоришь?
– Ты прекрасно знаешь о чем, – сказал я. – Это – прошлое, но люди склонны очень хорошо его помнить, когда хотят свести счеты. И победитель, Эдвин, кем бы он ни был, еще припомнит тебе твой нейтралитет. Считай это моим маленьким пророчеством.
– Ты не пророк, Кевин. А у меня есть кое-какие соображения относительно того, как договариваться с победителем. Бортис не получит своей империи. Его замысел слишком прозрачен. Его и верных ему офицеров убьют, как только они одержат победу. Если ты не сделаешь этого раньше. Убьют без всякого моего участия. А с королями я договорюсь.
– А со мной ты тоже договоришься? Или меня убьют?
– В случае победы над Бортисом ты не нарушишь равновесия, – сказал Эдвин. – У тебя будет множество своих проблем. Поэтому не угрожай мне. Угрозы вообще мало стоят, а угрозы, не подтвержденные необходимыми для их исполнения возможностями, не стоят вообще ничего.
– Умный ты, – сказал я. – Все рассчитал, со всех сторон прикрылся.
– Я политик.
– Точно, – сказал я. – А чего тебе от меня надо, политик? Не в глобальном смысле, а то ты сейчас споешь мне старую песню о том, что каждый должен занимать свое место. Что тебе нужно от меня сейчас? Зачем этот разговор?
– Просто хотел пожелать тебе удачи, Кевин. И сообщить тебе полезную информацию.
– Это уже интересно.
– Ты знаешь, что Бортису удалось заручиться поддержкой трех драконов?
– Знаю.
– Может быть, ты знаешь и их имена?
– Нет.
– Флегг, Сноуграсс и Аталок, – сказал Эдвин.
– Флегг, Сноуграсс и Аталок, – повторил граф.
– Это плохие новости?
– Это просто новости, милорд.
– Вы знаете что-нибудь о них?
– Молодые драконы, – сказал граф. – В поединке один на один Киндаро способен одолеть любого из них. В бою против любых двоих из этой тройки шансы на победу равны. Но с тремя он не справится.
– Вы знаете, где их найти? – спросил я. – Может быть, нам стоит нанести упреждающий удар?
– Убить дракона в месте его обитания практически невозможно, – сказал граф. – Милорд, вы же видели, где живет Киндаро. Драться с драконом на горной вершине – это безумие.
– Значит, мы в очередной раз ничего не можем сделать, – сказал я. – Только ждать.
– Мы предупреждены, – сказал граф.
– А что толку?
– Как девушка, Альберт?
– Идет на поправку, милорд. Ей лучше с каждым днем. Она хочет видеть вас.
– Я… не пойду к ней. Приведи ее на террасу. Через… полчаса. И принеси мне сначала кофе.
– Хорошо, милорд.
– Любуешься закатом?
– Предложение неполное, – сказал я. – Судя по задействованной интонации, в предложении должно было присутствовать определение. Наиболее гармоничным определением в такой ситуации является слово «тварь». Следовательно, целиком предложение должно было звучать как: «Любуешься закатом, тварь?»
– Думаешь, я должна быть тебе благодарна?
– Нет. Можешь ненавидеть меня сколько влезет.
Она выглядела хуже, чем когда мы с нею встретились в первый раз, но значительно лучше по сравнению с кем, что я видел потом.
Бледная. Хромает. Рука на перевязи.
Лоб покрыт капельками пота.
Не знаю, что у нее в душе. Думаю, что ничего хорошего. Она имеет право ненавидеть меня. Она имеет право ненавидеть весь мир. Только это право ничего ей не даст.
– Хочешь присесть?
– Нет.
– Может быть, надо было сказать: «Нет, тварь»?
– Может, надо было сказать: «Нет, о повелитель»?
– Мне вполне достаточно обращения «милорд».
– Зачем ты притащил меня сюда, милорд?
– Ты предпочла бы костер?
– Той ночью в тюрьме, перед тем как ты пришел, я уже мечтала о костре.
– Извини, не знал.
– Зачем ты это сделал?
– В последнее время я много чего сделал. Что именно тебя интересует?
– Зачем я тебе? Зачем ты притащил меня сюда? Что тебе надо?
– Не знаю, каких ужасов ты успела навыдумывать, то придется мне тебя разочаровать. Мне от тебя не надо ничего.
– Тогда зачем ты держишь меня здесь?
– Я тебя не держу. Как только доктор Отто скажет, что ты здорова, ты будешь вольна уйти. Если тебе есть куда.
– А если нет?
Я пожал плечами.
– У меня в замке много комнат.
– Тебе нужна моя душа?
– Я не дьявол, – сообщил я. – Даже мои враги считают меня всего лишь его наместником на земле. Не более. Можешь мне не верить, но я сожалею о том, что с тобой произошло. Я не хотел этого.
– Полчаса разговора с тобой разрушили всю мою жизнь.
– Извини. Что я могу еще сказать?
– Зачем ты меня спас?
– Не знаю. Наверное, потому, что чувствовал в себе вину. За те полчаса.
– Ты хочешь сказать, что способен чувствовать вину?
– В конце этого предложения слово «тварь» тоже бы не помешало.
– Ты надо мной смеешься?
– Скорее, над собой.
– Ты…
– Там, в кресле, – сказал я. – Если захочешь уйти, это тебе пригодится.
Она недоуменно смотрела на свою одежду, ту самую, которая была на ней во время нашей злополучной прогулки. И на свой кинжал, который не защитил ее от людей, объявивших ее ведьмой.
– Откуда это у тебя?
– Я навестил тюрьму еще раз. Они держали это неподалеку, хотели сжечь вместе с тобой.
– Что ты делал в тюрьме?
– В первый раз? Или во второй?
– Во второй.
– Раздал долги.
– Палач? – В ее голосе, прежде безжизненном, появилась надежда.
– Мертв.
– Что я должна тебе за это?
– Ничего.
– Такие… – Она немного замешкалась перед следующим словом, но все равно произнесла его: – …такие люди, как ты, никогда ничего не делают даром.
– И много в своей жизни ты встречала таких людей, как я?
– Ты непохож на…
– Тварь, – подсказал я.
– Встретив тебя, я никогда бы не подумала, кто ты есть на самом деле. Собственно говоря, я и не подумала. Ты понимаешь, что ты сделал? Полчаса разговора с тобой перечеркнули всю мою предыдущую жизнь.
– Это ты уже говорила. Я готов загладить свою вину.
– Как?
– Предложи ты.
Она задумчиво повертела в руках кинжал.
Я встал с кресла, заложил руки за спину и подошел к ней.
– Можешь ударить, если хочешь, – сказал я. – Только предупреждаю, что этим ножиком меня порешить не получится. Но вот в библиотеке – если хочешь, я объясню тебе, как туда пройти, – на стене висят два меча, Второй и Пятый. Ты можешь взять любой из них.
– Так я тебе и поверила…
– Альберт! – позвал я.
Три секунды, слабый шорох, и он уже здесь.
– Сходи в библиотеку и принеси Второй клинок, – сказал я.
– Слушаюсь, милорд.
Ушел.
– Ты хорошо выдрессировал своих рабов, – сказала она.
– У меня нет рабов.
– Ха.
– Как ты отличаешь раба от свободного человека?
– Раб выполнит любой приказ своего хозяина. Без колебаний и вопросов. Как этот старик.
Я пожал плечами.
Альберт замер на пороге. Несмотря на то что у него в руке был обнаженный, меч, в его фигуре не было и капли угрозы. Альберт и оружие – две вещи несовместные.
– Вручи меч даме.
– Милорд?
– Вручи меч даме, Альберт.
Нумерованный клинок был бы тяжеловат для Илейн даже если бы она была полностью здорова. Сейчас ей приходилось держать меч двумя руками, но лезвие все равно ходило ходуном.
– Альберт, на какой высоте мы сейчас находимся?
– Около ста метров над склоном горы, милорд.
– Спрыгни с террасы.
– Зачем?
– Силу гравитации хочу проверить.
– Надеюсь, вышутите, милорд, – сказал он. – Прыжки с террасы не входят в мои служебные обязанности.
– Ты прекословишь мне?
– Милорд, я старый человек мирной профессии. Я служил вашему отцу, а теперь служу вам. Я был верен вашей семье всегда и во всем. И я вполне допускаю возможность умереть по вашему приказу, если возникнет необходимость. Сейчас я такой необходимости не вижу. Извините, есть у вас какие-то пожелания из сферы моих постоянных обязанностей?
– Пошли кого-нибудь за Лансом, – сказал я. – Но пусть придет сюда не раньше, чем через полчаса.
– Милорд…
– Да, Альберт?
– Принести вам Призрак Ночи? – Глаза дворецкого были прикованы ко Второму мечу, который держала в руках Илейн.
– Нет необходимости.
– Как скажете, милорд.
– Ну ладно, – сказала Илейн, когда мы снова остались на террасе вдвоем. – Этот старик не раб. И он почему-то беспокоится за тебя, я прочла это в его глазах. Это на самом деле Второй меч? Зачарованное оружие, которым тебя можно убить?
– Да.
– И ты не боишься, что я тебя сейчас проткну?
– Нет.
– Думаешь, я этого не сделаю?
– Я не знаю наверняка, – сказал я. – Но предполагаю, что не сделаешь. По крайней мере, сейчас.
– Почему?
– Потому что тебе любопытно, – сказал я. – И кроме того, на данный момент ты не производишь впечатление человека, решившегося расстаться с жизнью. Потому что если ты меня убьешь, живой из Цитадели тебе не выйти.
– Многие герои согласились бы обменять свою жизнь на твою смерть.
– Тогда руби.
Она подняла меч на высоту груди, сделав вид, что целится мне в сердце, и внезапно бросила его на пол.
– Этот меч слишком тяжел для меня.
– Довольно-таки странный ответ на вопрос: «Девушка, а почему вы не спасли мир, когда у вас была такая возможность?»
– Меня он устраивает.
– А меня нет. Почему ты не убила меня?
– Может быть, я еще убью тебя, – сказала она. – Позже. Но сначала я хочу понять.
– Понять что?
– Что ты за человек.
– Я не человек, – сказал я. – Хочешь кофе?
Когда Ланс присоединился к нашей компании, мы мирно пили кофе, сидя в креслах по разные стороны стола, и любовались закатом.
– Зачем вы меня позвали, милорд?
– Собственно, необходимости уже нет, – сказал я. – Но ваз уж ты зашел, познакомьтесь. Это леди Илейн. Это сэр Ланселот.
Ланс понимающе мне улыбнулся и на мгновение зафиксировал свои губы на правой руке девушки. Чуть выше бинтов.
Она отдернула руку так, словно он пытался ее укусить.
– Еще один из твоих лакеев?
– Ланс, объясни, пожалуйста, юной госпоже, кем я для тебя являюсь.
– Человеком, который платит мне деньги.
– А ты кто?
– Солдат.
– Выполняешь мои приказы?
– Да, милорд. – Если Ланс и был удивлен, заметить это по его лицу было невозможно.
– Ударь девушку, – сказал я. – Кулаком. В лицо. Хочу видеть, как она выплевывает свои зубы.
Илейн мгновенно побледнела и вжалась в кресло, явно ожидая удара. Какая же я все-таки сволочь.
– Э… милорд, – сказал Ланс. – Зачем?
– Просто так.
– Наверное, у вас какие-то свои разборки, милорд, понять которые я, простой солдат, не в состоянии. Но если так, бейте ее сами. У вас удар не хуже, чем у меня.
– Спасибо, Ланс. Извини, что потревожил.
– Все в порядке, милорд. – Он развернулся па каблуках и чеканным шагом удалился прочь.
– Хватит с меня демонстраций, – заявила Илейн. – А что было бы, если бы он мне таки вмазал, а?
– Не вмазал бы, – сказал я. – Я его слишком хорошо знаю.
– Ты меня убедил, – сказала она. – Это двое не рабы.
– У меня нет рабов.
– Ты все-таки скажешь мне, чего ты от меня хочешь?!
– Ничего, – сказал я. – Разве что… поговори с женщинами, которые о тебе заботятся. Может, они тебе объяснят, что тут происходит.
– Они не будут обсуждать своего господина с посторонней.
– Это они-то не будут?
