ГЛАВА 14
Продвигались мы очень медленно, и я стал опасаться, что к тому времени, когда мы попадем в Брекчию, там уже вовсю будет хозяйничать Гаррис.
Но двигаться быстрее у нас никак не получалось. На дорогах было слишком опасно для бродяг, поэтому приходилось продираться через чащу.
Еду добывал Ланс при помощи арбалета, потом мы свежевали тушки кроликов и жарили их на костре, который тоже разводил Ланс.
Ночи стояли холодные, костер помогал согреться после дневного перехода, однако ночью он уже не спасал. Мы спали, нацепив на себя всю одежду, которую Ланс прихватил с поля боя.
Ланс взял на себя большую часть ответственности за наш поход. Толку от меня было немного, и я подумал, что ситуация все больше и больше начинает напоминать одну из старых сказок, в которых герой никогда не остается один.
Как только сказочный герой попадает в неприятности и ему требуется совершить невозможное — сразить дракона, свергнуть тирана, освободить возлюбленную (нужное подчеркнуть), у него почти сразу же появляются помощники. Или могучий волшебник, готовый поддержать советом и заклинанием, или прекрасная амазонка, готовая подставить плечо в трудную минуту, или какое-нибудь доброе мифическое создание вроде единорога. А иногда и все вместе.
Верные спутники помогают герою преодолевать трудности, а некоторые трудности даже преодолевают за героя, сберегая его для финального испытания.
Они учат, советуют, помогают решать бытовые проблемы, к которым, как правило, главные герои сказок совершенно не приспособлены.
Ланс стал для меня именно таким помощником, с небольшой поправкой на то, что дело происходило в реальности, а не в сказке.
То ли мне снова нечеловечески повезло, то ли Гаррис чертовски верно угадал сюжет, по которому развивалась наша история.
Вторая мысль меня пугала.
Несколько неприятно иметь дело с человеком, который способен видеть будущее. Потому что я совершенно не способен представить, как такого человека можно переиграть, и можно ли его переиграть в принципе.
Если бы не Ланс и его невероятная история…
Стоп, Джейме.
Если бы не Ланс, ты бы сейчас был мертв. Дважды или трижды. Он очень вовремя попался на твоем пути, подозрительно быстро понял, что ты не просто бродяга, он помог тебе выжить в нескольких сложных ситуациях, довольно легко выудил из тебя информацию, которой ты до этого ни с кем не делился. Ты рассказал ему всю свою историю, ничего не утаивая, и он совсем не выглядел удивленным.
Более того, он предложил тебе отправиться в Тхай-Кай. Обещал свою помощь на этом пути и в общем-то оказывает эту помощь каждый день.
Еще он чародей, хотя неоднократно отрицал свою связь с магией. Но у него есть магический меч, который он при необходимости достает из воздуха.
А еще он рассказал какую-то невероятную историю про то, как он обзавелся этим мечом в другом мире.
Это все очень подозрительно.
Я уставился в широкую спину Ланса, шедшего впереди.
А что, если Гаррис не угадывает будущее, а создает его? При помощи Ланса, например. Если Ланс работает на Гарриса?
Гаррис убивает чародеев, но, может быть, он убивает не всех чародеев. Может быть, некоторых чародеев он использует в своих целях.
И…
Нет, глупо. Лансу нет никакого смысла вести меня в ловушку — он может расправиться со мной в любой момент, но до сих пор не сделал этого.
Снова глупо. У Гарриса тоже был момент, когда он легко мог со мной расправиться. И он тоже этого не сделал.
Возможно, Гаррис хочет, чтобы я совершил какое-то определенное деяние, и прислал ко мне Ланса, чтобы он подсказал мне, какое именно. Ланс подсказал мне идти в Тхай-Кай. Тхай-Кай — враг Гарриса. Будущий враг. Самый опасный из ныне существующих.
Какой Гаррису толк от того, что я попаду к его врагам? Какой Гаррису вообще может быть от меня толк?
Но ведь Ланс оказался в той камере, где мы познакомились, до меня. Если Гаррис может видеть будущее, он вполне мог…
Стоп.
Не стоит демонизировать врага. Рассуждая таким образом, опираясь лишь на догадки и домыслы, не имея на руках никакой информации, можно додуматься вообще до чего угодно.
Но достоверной информации о Гаррисе у меня нет, и взять ее негде. А уж о намерениях Гарриса вообще может знать только сам Гаррис.
И что же мне следует со всем этим делать?
Неправильно рассуждаешь, Джейме. Подумай лучше о том, что ты можешь сделать.
Ты можешь отказаться от помощи Ланса, например. Тогда тебе придется идти в Брекчию одному и самому искать способы переправиться через океан.
Один ты зашел довольно далеко, но смог бы ты дожить вот до этого момента, если бы был один? Не факт.
Вдвоем все-таки легче.
Как там Ланс говорил? Проблемы надо решать по мере их возникновения. Так что сначала надо попасть в Тхай-Кай, а потом уже думать, что делать дальше. То есть думать-то можно начинать уже прямо сейчас, а вот действовать пока не стоит.
Когда мы попали в Брекчию, Черного Урагана там еще не было.
Нам снова удалось обогнать армию Гарриса. Впрочем, это оказалось делом совсем несложным, ибо, как рассказали нам на первом же постоялом дворе, армия Гарриса последнюю неделю полностью прекратила свое продвижение к границам Брекчии.
Специалисты по военной стратегии, которые обнаруживаются в любом питейном заведении уже после второй кружки эля, объяснили нам, что Гаррис наращивает силы перед вторжением, потому что понимает, что война будет нелегкой.
Это звучало логично.
Официальная позиция Церкви Шести, с которой нас ознакомил священник, произносивший пламенную проповедь на площади небольшого городка, где мы оказались на третий день после пересечения границы Брекчии, гласила, что безбожник Гаррис и его солдаты таки убоялись силы Шести и собираются с мужеством, проводя свои языческие ритуалы и принося в жертву невинных людей, пытаясь призвать себе на помощь демонов из преисподней.
Это звучало нелогично.
Но люди верили и тому и другому.
Брекчия была в панике. Брекчия готовилась к войне.
Несмотря на то что имперская форма на нас истрепалась до полной неузнаваемости, Ланс предпочел сменить облачение, и мы совершили ночной налет на лавку, торговавшую готовой одеждой.
Сняв на ночлег номер в небольшой гостинице, мы с бывшим командиром наемников по очереди приняли ванну и переоделись, после чего стали похожи не на бродяг, только что вылезших из леса, а на вполне респектабельных, хотя и не очень обеспеченных граждан.
— Поскольку славный пример Каринтии до сих пор стоит у меня перед глазами, я думаю, что очень скоро церковники начнут насильно загонять людей в армию, — сказал Ланс. — Бродяг они станут хватать в первую очередь, но потом доберутся и до других слоев населения. Как всегда, первыми пострадают крестьяне и ремесленники, а после дойдет очередь и до других сословий. Что это означает применительно к нашей ситуации?
— Что?
— Применительно к нашей ситуации это означает, что дороги для нас станут небезопасны.
— У тебя есть какие-то предложения? Если мы опять сойдем с тракта, скорости нам это не прибавит.
— Верно, — сказал Ланс. — У меня осталось немного денег. Вообще-то я хотел приберечь их для того, чтобы заплатить за морскую дорогу в Тхай-Кай, но… Не купить ли нам пару лошадей? Верхом мы доберемся до порта за несколько дней. Опять же, лошади повысят в глазах остальных наш социальный статус, и нам будет легче избежать лап вербовщиков.
— А как же мы тогда переберемся через океан?
— Можно будет продать лошадей, — задумчиво сказал Ланс. — Или раздобыть денег каким-то другим способом.
— Ограбив кого-нибудь? — уточнил я.
— Ты совсем недавно стоял на стреме, пока я грабил лавку. А еще раньше ты мародерствовал и убивал людей, — напомнил Ланс. — Преступлением больше, преступлением меньше, какая разница?
— Я убивал людей на войне.
— А тот парень, из-за которого тебя загребли в инквизицию?
— Он был шпионом Гарриса.
— И ты считаешь, что его ты тоже убил на войне, — сказал Ланс. — На такой невидимой войне, да?
— Да.
— И это тебя оправдывает?
— В смысле?
— Я не вижу большой разницы между убийством человека на войне и любым другим убийством, — сказал Ланс. — И тут и там ты делаешь человека мертвым. Это главное. Обстоятельства, при которых произошло убийство, второстепенны.
— И это мне говорит человек, который был командиром наемников?
— Да, — сказал Ланс. — Именно он и говорит.
— Если следовать озвученному тобой принципу, то все солдаты — преступники.
— Есть места, где это мнение является довольно распространенным, — сказал Ланс. — Но лично я вообще не склонен рассматривать убийство человека как преступление. Есть, кстати, и такие места, где самого этого слова никто не знает. Есть народы, в языке которых вообще отсутствует слово «преступление».
— Как такое может быть?
— Если нет законов, то нет и преступников.
— Ты говоришь о каких-то дикарях.
— А что, дикари уже не люди? — спросил Ланс.
— Скорее, они еще не люди.
— Полная чепуха, — сказал Ланс. — Мы все дикари. Цивилизация — это миф. Это совершенно недееспособное образование, случайно созданное человечеством, оно обычно рушится при первых же признаках опасности и тщательно отстраивается снова, когда опасность минует. Я почитаю цивилизацию величайшей глупостью из всех, которую когда-либо придумывали разумные расы. Естественное состояние человечества — это варварство. Если опасность будет достаточно велика, человечество навсегда в него вернется.
— И ты такое тоже наблюдал? — саркастично уточнил я.
— Частенько, — сказал Ланс совершенно серьезно. — Термин «преступление» был придуман именно цивилизованными людьми. Для варвара не бывает преступлений. Когда варвар хочет пить, он идет и берет воду. Когда варвар хочет есть, он идет и берет еду. Когда варвар хочет женщину, он идет и берет женщину. И никогда не спрашивает разрешения у тех, у кого он берет эту самую воду и еду. И у женщин тоже разрешения не спрашивает. Для варвара не существует законов, которые могут удержать его от совершения того или иного поступка. Есть только один фактор, который может остановить варвара — у него может оказаться недостаточно силы для того, чтобы взять желаемое. Но к законам это по-прежнему никакого отношения не имеет.
— Это аморально, — заявил я. Ланс расхохотался.
— Мораль — это лишь костыли для человека, у которого нет собственных принципов. У меня есть собственные принципы. А у тебя?
— У меня есть совесть, — сказал я.
— Совесть — это очень сговорчивая дама, — сказал Ланс. — Любой взрослый и более-менее разумный человек может оправдать в собственных глазах самый нехороший свой поступок. Вплоть до предательства.
— Предательство оправдать нельзя.
— Можно. В собственных глазах оправдать можно все. Могу даже подсказать тебе самую простую формулировку: «Это было необходимо». Или вот еще одна: «Это было меньшее зло, по сравнению с…» Тут ты можешь подставить все что угодно. Что тебе больше нравится.
— Наверное, людям очень легко жить с такими принципами, — сказал я.
— А ты попробуй. Вдруг тебе понравится?
— У меня такое чувство, что ты надо мной издеваешься.
— Есть немного, — признался Ланс. — Но суть в том, что миром правит сила, а не совесть, закон или мораль. Совесть, закон и мораль, даже все вместе взятые, не смогут вернуть тебе трон, которого ты лишился. Кстати, а как ты его лишился? По совести? По закону? Нет. Гаррис взял его силой, презрев законы. И только сила поможет тебе его вернуть.
— Существуют ли еще какие-то философские концепции, о которых мне нужно знать? — поинтересовался я.
— Только одна, — сказал Ланс. — Ты должен запомнить, что на силу непременно находится другая сила.
— Всегда?
— Всегда, — Ланс потянулся. — А теперь давай спать. Может быть, это наш последний шанс выспаться в нормальных кроватях. А завтра мы попробуем найти в этом захудалом городишке лошадок поприличнее.
— Спокойной ночи, — сказал я.
— Спокойной ночи, принц.
Через пять минут с кровати Ланса уже доносился равномерный храп.
А я подумал о предательстве, которое, как оказалось, тоже можно оправдать.
Интересно, Ланс просто трепался перед сном или хотел меня о чем-то предупредить?
Приличных лошадей в захудалом городишке найти не удалось. Любых других лошадей тоже. Оказалось, что в Брекчии вообще проблема с лошадьми — их реквизировали в пользу церкви и армии. А точнее — в пользу армии церкви.
В конце концов хозяин пустой конюшни посоветовал нам обратиться на соседнюю ферму, где, по его информации, еще могли остаться верховые животные, но предупредил, что даже если они и есть, то цену за них заломят несусветную.
Ланс рассудил, что, даже если мы и купим там лошадей, выложив за них последние деньги, нет никакой гарантии, что первый же встреченный нами патруль не реквизирует наших скакунов для нужд той же церкви, и купил билеты на дилижанс.
В полдень мы присоединились к нескольким фермерам, ремесленникам, студенту и какому-то по чину мелкому, но весьма крупному по объему священнику и двинулись в путь.
Обозреваемая из окна дилижанса предвоенная Брекчия производила тягостное впечатление.
Дороги были почти пустынны, лишь изредка мы обгоняли редких путников, двигавшихся к побережью, или же нас обгоняли редкие всадники, путешествующие в том же направлении.
Навстречу нам вообще никто не попадался.
Наверное, в ту сторону, откуда мы пришли и откуда в любой момент на страну мог обрушиться Черный Ураган, могла пройти только брекчианская армия; но то ли армия не спешила, то ли она выбрала какую-то другую дорогу.
Полевыми работами здесь никто не занимался. Несколько фермерских хозяйств, мимо которых мы проезжали, оказались и вовсе заброшенными и разграбленными мародерами или церковниками. Полагаю, что для самих фермеров здесь принципиальной разницы не было.
А на перекрестках дорог стояли виселицы. Много виселиц. И ни одна из них не пустовала.
Вороны тучами вились над повешенными разлагающимися телами. Некоторые трупы были уже настолько изуродованы падальщиками, что в них с трудом угадывались человеческие очертания.
В полдень наш дилижанс въехал в небольшой городишко, и мы тут же попали в затор из нескольких телег, карет и всадников. Дилижанс мгновенно оказался окружен людьми, которые рекой текли по улице, лавируя между застрявшими в заторе транспортными средствами.
— Будь проклят тот человек, который придумал строить дороги, проходящие через главные площади городов, — выругался кто-то из ремесленников. — Неужели трудно было проложить еще один тракт в обход?
Священник смерил оратора неодобрительным взглядом исподлобья, но ничего не сказал.
— В базарные дни тут вообще не протолкнуться, — сказал фермер. — Ну то есть в старые времена так было.
— Сегодня не базарный день, — заметил студент.
— А они там и не торгуют, — сказал фермер. — Хотя это как сказать…
Священник снова гневно сверкнул очами. Со стороны площади донеслись крики.
— Опять кого-то жгут, — сказал фермер.
Студент побледнел, сглотнул слюну и стал смотреть в окно, стараясь не встречаться взглядом со священником.
— Не кого-то, а грешников и еретиков, — сказал священник. — Отступников и противников истинной веры.
— Зачем же на площади? — поинтересовался Ланс. Надо же, а я думал, подобные вопросы его не интересуют. Впрочем, и сейчас лицо его было совершенно бесстрастно и не выдавало ни малейшей озабоченности.
— Это показательная казнь, — объяснил священник. — Чтоб другие устрашились.
— Непродуктивно, — сказал Ланс. — Устрашившийся еретик не перестанет быть еретиком. Зато он станет испуганным еретиком, а испуганные еретики умеют куда лучше маскироваться, чем их непуганые собратья.
— Инквизиция не ошибается, — сказал священник.
— Знаю, — сказал Ланс.
Священник насупился. Похоже, тон моего спутника ему совсем не понравился.
— Вы сомневаетесь в методах инквизиции? — поинтересовался священник. В его устах этот вопрос отнюдь не выглядел невинным.
— Никогда, — твердо сказал Ланс.
— Эти люди спасают нашу страну от ереси и безбожия, — сказал священник.
— Вполне вероятно, и я не собираюсь с этим спорить, — сказал Ланс. — Но на самом деле практика показывает, что для спасения страны массовые казни гораздо более эффективны, чем показательные.
Мысль о том, что Церковь Шести слишком милосердна к населению, священнику явно не понравилась. Я же не понимал, чего добивается Ланс. На словах он соглашался со священником, но по сути…
И зачем ему это вообще надо? С какой целью он дразнит этого служителя церкви? Только из любопытства?
Дилижанс оказался зажат между нависающими над улицей домами, так что обзора никакого не было. Жаль, гомон толпы не заглушал доносящиеся до нас крики.
Потом переменился ветер.
Узкая полоска неба над головой в один миг оказалась наполнена густым черным дымом.
— Сырые дрова, — заметил фермер. — Беднягам и в смерти не повезло.
— Не стоит сочувствовать еретикам, — сказал Ланс. — Ведь инквизиция никогда не ошибается.
Теперь он удостоился гневного взгляда уже от фермера.
— Они люди.
— На нашу страну скоро нападет огромная армия еретиков, — сообщил ему Ланс. Надо же, даже не забыл вставить слово «наша». — Она тоже целиком и полностью состоит из людей. Означает ли это, что им не надо дать отпор? Что их не надо убивать?
— Ты, что ли, такой смелый, будешь давать им отпор? — поинтересовался фермер. — Тогда ты едешь не в ту сторону, приятель.
— Мы с моим оруженосцем движемся в расположение нашего полка, — сообщил Ланс, небрежно кивнув головой в мою сторону.
Услышав такие новости, священник сразу расслабился. Видимо, военным тут позволялось чуть больше, чем обычным людям. Фермер же, наоборот, сжал губы и скорчил еще более недобрую гримасу.
Но стало очевидно, что в бутылку он не полезет. Связываться с церковниками и солдатами, охраняющими их власть, было чревато тем, что в один прекрасный момент ты сам станешь причиной такой вот дорожной пробки. И все, что тебе останется, это молиться, чтобы дрова не отсырели.
Прошло полчаса, крики стихли, затор начал потихоньку рассасываться. Когда наш дилижанс проезжал через площадь, я бросил взгляд в окно.
Сегодня сожгли пятерых. Но, судя по состоянию площади, людей на ней жгли чуть ли не каждый день.