Соглядатаи не подвели Ицхака Жучина: боярин Драгутин оказался как раз в том месте, где ему и надлежало быть. Стан его был разбит близ Макошина городца, а сосредоточенная здесь рать насчитывала по меньшей мере пять тысяч копейщиков. По доходившим до Ицхака сведениям, даджан обещал Всеволоду привести всего лишь тысячу воинов. Великий радимичский князь был очень недоверчив и боялся не только печенежских набегов, но и слишком горячих объятий своих союзников. Легче легкого пригласить чужую рать на свои земли, куда труднее ее потом избыть. Впрочем, события развивались не в пользу Всеволода, и вряд ли Великий князь в создавшейся ситуации станет упрекать князя Яромира в том, что он прислал ему на подмогу сил больше, чем обещал.

Дозорные перехватили Ицхака еще на подходе к стану. Огромный, как гора, боярин, назвавшийся Заботой, насмешливо оглядел иудея, но просьбе его не удивился, а только благодушно кивнул непокрытой головой. Впрочем, эта обросшая густым волосом голова и не нуждалась в защите от холода.

Десять сопровождавших Жучина хазар остались под присмотром Драгутиновых ратников, а сам Ицхак вместе с Глуздом отправились вслед за Заботой в шатер воеводы. Шатер был не то чтобы скромен, но и роскошью не блистал. То ли слухи о богатстве боярина Драгутина были сильно преувеличены, то ли, идучи в чужую землю, даджан решил не раздражать лишний раз завидущий глаз Великого радимичского князя. В шатре горел очаг, дымок от которого поднимался к полотняному потолку и выходил в проделанное в нем отверстие. Драгутин сидел на лавке у стола и задумчиво разглядывал резьбу на серебряном кубке. Боярин был без брони, в простой рубахе и небрежно наброшенном на плечи кожухе. За пологом, отгораживавшим дальний конец шатра, видимо, стояло ложе, и, как почему-то подумал Жучин, ложе это не пустовало.

— Ждал, — сказал Драгутин, поворачиваясь к гостям. — Боготур Торуса рассказал мне о твоем участии в наших делах, Ицхак.

— Твои дела — это мои дела, боярин Драгутин, — сказал Жучин, присаживаясь после приглашения на лавку.

— Как это почтенный Моше так опростоволосился? — покачал головой Драгутин. — Разумный человек — и вдруг вздумал участвовать в заговорах.

— Увы, — развел руками Ицхак, — взятые на себя обязательства перед дальними вынуждают нас иногда совершать подлости в отношении ближних.

— Наверное, — задумчиво проговорил Драгутин. — Но, думаю, дело здесь не только в обязательствах перед дальними. Моше как-то сказал мне: если все вокруг станут иудеями, что же тогда делать истинным иудеям? Старейшины твоего племени, Ицхак, не желают терять власть над простолюдинами, а сохранить ее они могут только с помощью веры, отличной от других. Вот этого каган Битюс как раз и не учел, уверенный в том, что иудейская верхушка его поддержит.

Ицхак не стал спорить с Драгутином, слишком много правды было в его словах. Если истинная вера станет достоянием всех людей на земле, то иудеи просто растворятся в этом бескрайнем море, утратив то, что выделяет их среди иных-прочих племен. Долгое время Ицхак над этим не задумывался, но развитие событий заставило его кое в чем пересмотреть свои взгляды на настоящее и будущее.

— Лишиться бога — это значит для очень многих людей потерять себя, — сказал Драгутин.

— Люди меняются, — осторожно заметил Ицхак, — и привыкают к новому.

— Да, — согласился Драгутин, — но меняются они гораздо медленнее, чем хотелось бы.

— Ган Сидок приведет пять тысяч урсов к Торусову городцу, — приступил к делу Ицхак. — Туда же заговорщики подтягивают все свои силы.

— Скверно, — вздохнул Драгутин. — Если мы завяжем сражение с Бориславом, то ган Ачибей успеет прийти к нему на помощь.

— Гана Ачибея ждут завтра к вечеру, — пояснил Ицхак, — но вряд ли он рискнет вторгаться в радимичскую землю, если поражение Борислава будет полным. Ачибей человек осторожный, он хорошо понимает, что неуспех Борислава будет означать поражение Митуса в Хазарии, ибо в этом случае многие славянские и скифские ганы просто откажутся выступить против Битюса.

— Ты уверен, что Ачибей это понимает?

— Во всяком случае, я знаю человека, который может ему все это доступно объяснить,

— И что этот человек потребует в уплату за услугу? — прищурился Драгутин.

— Город Берестень для гана Горазда, — прямо ответил Ицхак.

— Немалая цена, — нахмурился Драгутин.

— Мне нужны гарантии, боярин, что хазарским купцам не будут чинить препятствий на торговых путях не только в радимичской земле, но и в землях полянских и новгородских.

— Как ты знаешь, не я в этих землях Великий князь, — усмехнулся Драгутин.

— С Всеволодом мы поладим, — мягко заметил Жучин. — Мне нужно твое слово, боярин.

— Мне тоже нужны гарантии, Ицхак. — Драгутин чуть скосил глаза в сторону ложа. — И не только в Хазарии, но и в дальних землях. Наши купцы не должны терпеть там ущерба. Кроме того, вы должны снизить рост на злато, даваемое взаймы, — мы не можем спокойно смотреть, как купцы-иудеи разоряют наши города.

— Немалая цена, — повторил вслед за Драгутином Жучин.

— Это цена мира, почтенный Ицхак, — и здесь, и в Хазарии.

— Не всё зависит от меня, — покачал головой Жучин.

— И от меня тоже не все зависит, — согласился Драгутин. — Но если мы объединим усилия, то польза от этого будет всем. Почтенному Моше придется покинуть Хазарию, следовательно, ты, Ицхак, вполне можешь занять его место, и в этом я тебе помогу.

— Старый Моше соткал огромную паутину по всей Ойкумене, — покачал головой Ицхак. — Вряд ли он согласится ее кому-то уступить. Во всяком случае, я не числюсь среди его близких друзей.

— Когда речь идет о деньгах, о дружбе не вспоминают, — возразил Драгутин. — Моше потребуется твоя помощь, Ицхак, чтобы спасти от загребущей кагановой руки свое немалое состояние. Сделать он это может только с твоей и с моей помощью.

— Старик может заупрямиться.

— Вряд ли, — улыбнулся Драгутин. — Особенно если ты скажешь ему, что человек, которого он знает под именем Лихаря Урса, в доле.

Ицхак и ранее подозревал, что старый Моше здорово промахнулся с этим Лихарем. Даджану наверняка известно многое из того, что почтенный иудей хотел бы сохранить в тайне. Очень может быть, что заговор, в который Моше столь неосторожно ввязался, был сотворен не без участия Лихаря Урса, доверенного приказного могущественного купца. И этот же приказный, но уже в качестве боярина, благополучно распутывает сотканные с его активным участием паучьи сети, чтобы на обрывках паутины вздернуть руками кагана всех своих соперников. Если предположения Ицхака верны, то его нынешний собеседник человек опасный, и сотрудничество с ним чревато не меньшими неприятностями, чем вражда. Впрочем, нельзя было не признать, что боярин расчищал поле деятельности не только для себя, но и для Ицхака Жучина, перед которым в связи с этим открывались блестящие перспективы.

— Согласен, — кивнул Ицхак.

— Берестень может быть отдан только боготуру Горазду, но никак не гану, — уточнил существенное Драгутин.

— Со стороны Горазда возражений не будет, — усмехнулся Ицхак, — с моей тем более.

Договор по славянскому обычаю обмыли вином. Ицхак ждал, не подаст ли голос из-за полога кудесница Всемила, но так и не дождался. Скорее всего, заключенный с ним договор был заранее обговорен с дочерью Гостомысла Новгородского, и, надо полагать, боярин Драгутин, как человек разумный и предусмотрительный, не обделил своих могущественных союзников. Впрочем, согласие с новгородцами было к пользе Ицхака.

Глузд, стоявший у входа, перевел дух. Драгутин наконец обратил внимание на мечника и пригласил его к столу.

— Багун был в Берестене? — спросил боярин у Глузда, подливая ему вина в чарку.

— Покинул город за час до нашего отъезда. А перед этим долго спорил о чем-то с Горелухой.

— Ладно, — сказал Драгутин, сводя брови у переносицы. — Это уже мои заботы.

Ицхак поднялся и распрощался с хозяином. Все, что от него зависело, он сделал, а дальнейший ход событий в руках боярина Драгутина.

Уже на выезде из стана Ицхак заметил двух всадников, в полный мах летевших им навстречу. За спиной одного из них сидела женщина, а уж молодая или старая — он рассмотреть не успел.

— Горелуха, — сказал Глузд, оборачиваясь вслед вихрем промчавшимся всадникам. — Похоже, боярин с ее помощью хочет договориться с урсами.

Глузд, скорее всего, был прав, и Жучин от души пожелал Драгутину удачи.

После ухода Жучина Всемила поднялась с ложа и присела к огню. На лице ее лежала печать задумчивости. Да и мудрено было не призадуматься. Человек, которого она любила, но которого плохо знала, приоткрыл ей сегодня свой истинный лик. Этот человек спорил со всей Ойкуменой и находил союзников там, где Всемиле и в голову не пришло бы искать. С одной стороны, Всемиле было приятно, что Драгутин не стал таить от нее своих намерений, с другой — ей страшно было соучаствовать в его не до конца понятных делах. Это соучастие делало их даже ближе друг к другу, чем Макошино ложе, чем рожденный ею от него сын Искар. Но это же соучастие лишало Всемилу свободы выбора и ставило ее в зависимость от человека не всегда понятного, а временами просто опасного.

— Почему ты не хочешь рассказать урсским ганам правду об Искаре? — спросила Всемила.

— Потому что так будет лучше и для них, и для нас, — спокойно отозвался Драгутин, — а его брак с Ляной снимает все вопросы и сомнения, если они у кого-то возникнут.

— Ты имеешь в виду Горелуху?

— Горелуха не только жена Листяны Шатуна, она еще и сестра Ичала Шатуна, последнего ближника Лесного бога. К ее словам прислушаются и урсские ганы, и простолюдины. Это она свела меня с Ичалом. Думаю, Ичал умер не случайно, он мешал Багуну и Хабалу.

— Но если урсы признают Искара ближником Лесного бога, то над ним нависнет серьезная опасность, ну хотя бы со стороны князя Всеволода. Урсы беспокойное племя, и, получив вождя, они вновь захотят подняться на радимичей.

— Урсов надо уравнять в правах со славянами, — сказал Драгутин. — А что до князя Всеволода, то он знает, чьим сыном на самом деле является Искар, но если бы мы объявили об этом вслух, то он стал бы подозревать, что князья Яромир и Гостомысл лелеют надежду посадить своего внука на радимичский стол. А в качестве сына Лихаря Урса Искар Всеволоду не опасен по той простой причине, что он всегда сможет открыть глаза урсским ганам на то, чьим сыном в действительности является ближник их Лесного бога.

— Ты готовишь нашему сыну тяжкую долю, — рассердилась Всемила.

— Легкой власти не бывает, — твердо сказал Драгутин. — А что касается Искара, то смерд Данбор воспитал нам хорошего сына. У отрока есть все задатки, чтобы занять достойное место среди урсских и радимичских старейшин.

— Ты забыл о Горелухе, — напомнила Всемила. — Всю жизнь эта уруска грезила о возрождении славы своих предков.

— Вот Искар с Ляной и возродят эту славу в своем потомстве, — улыбнулся Драгутин. — Я надеюсь, что Горелуха это понимает не хуже нас с тобой.

Драгутин хотел еще что-то сказать, но не успел. Боярин Ратибор ввел старуху, о которой только что говорили боярин с кудесницей. Вид у Горелухи был измученный и подавленный.

— Где моя внучка? — Старуха с надеждой вскинула глаза на кудесницу.

— В Макошиной обители, — спокойно отозвалась Всемила. — Готовится к предстоящей свадьбе с Искаром Урсом.

Горелуха растерянно глянула на кудесницу, но задать ей вопрос не решилась. Драгутин поспешил ей на помошь, чтобы до конца прояснить положение дел:

— Ичал знал, что Искар мой сын?

— Я сказала ему об этом еще до того, как вас свести, — кивнула головой старуха. — Ичал долго думал, потом говорил с Лесным богом, а после вышел ко мне и изрек: боги славян и бог урсов решили примириться, а Искар с Ляной — орудие их примирения. Брак между ними будет знаком свыше для славян и урсов жить отныне в мире и согласии.

— А Багун знает, кто такой Искар на самом деле? — спросил Драгутин.

— Я ничего ему не говорила, но Багун мог догадаться. Твой сын похож на тебя, боярин, а моя внучка на свою мать Милицу. Багун знал вас всех.

— Он ел с нами из одного котла, а потом предал и урсов, и даджан. Я должен повидаться с Сидоком и Годуном, это мой долг перед теми, чьи кости остались лежать в болоте.

— Это слишком опасно, воевода, — возразил Ратибор.

— Наверное, — согласился Драгутин. — Но иного выхода нет. Боярин Забота пусть берет рать под свою руку, а когда соединитесь с новгородцами, воеводой вам будет «белый волк» Божибор.

Всемиле решение Драгутина не понравилось. Риск был слишком велик, а жизнь боярина-воеводы слишком большая плата за примирение с урсами, которое может не состояться вовсе.

— Если погибну, то, значит, плохим я был ведуном, — нахмурился Драгутин, — и волю богов толковал неверно. А жизнь плохого ведуна не такая уж большая жертва. Я уверен в себе, Всемила, и знаю, что боги на моей стороне.

— Да будет так, — сказала кудесница. — Пусть хранят тебя Даджбог и богиня Макошь, Драгутин.

Горелуха была опытной наездницей, во всяком случае, ее гнедой не отставал от шедшего в полный мах белого коня боярина. Драгутин придержал расходившегося коня и свернул на едва заметную под слоем снега тропу. Правда, снег этот уже был потревожен конскими копытами. Группа всадников примерно десять человек опередила Драгутина на пару часов.

По прикидкам боярина, Сидок, направляясь к Торусову городцу, обязательно должен был сделать привал перед решающим броском, и если Драгутин правильно рассчитал направление движения урсской рати, то в ближайшее время они с Горелухой выйдут к урсскому стану.

— Дым, — сказала старуха, потянув воздух носом. Драгутин облегченно вздохнул. Если судить по этому дыму и по запаху гари, далеко распространившемуся по притихшему лесу, то за густым ельником, к которому как раз и направил своего коня боярин, расположилась многочисленная рать. Урсы, похоже, были уверены в своих силах и особых мер предосторожности принимать не стали.

Летящей стрелы Драгутин, конечно, не увидел, зато мгновением раньше почувствовал смертельную опасность, а потому и поднял коня на дыбы. Стрела пробила коню шею, тот рухнул в снег, едва не придавив при падении ногу боярину. Драгутин успел, однако, откатиться в сторону и вынести меч из ножен раньше, чем его окружили всадники. Горелуха нырнула за мохнатые зеленые лапы лесных исполинов и скрылась с глаз разбойников. Впрочем, преследовать ее никто не собирался. Нападающим нужен был Драгутин, и по смугловатым лицам боярин определил, что убившая его жеребца стрела прилетела издалека.

— Вот кого не чаял здесь встретить, — усмехнулся Драгутин, приглядевшись к ближайшему всаднику.

— На этот раз тебе от меня не уйти, оборотень, — зло процедил сквозь зубы старый знакомец боярина. — Ты ушел от меня на Поганых болотах, ты одолел меня в Шемахе, но здесь тебе не от кого ждать помощи, Шатун.

— В Шемахе я действительно крепко потрепал тебя, Везил, — согласился Драгутин, — но о Поганых болотах мне ничего не известно. Память стала тебя подводить, жрец.

— А это, по-твоему, что? — провел пальцами по старому шраму Вез ил.

— Медвежья лапа, — догадался боярин. — Так это ты убил Веско Молчуна?

— Мне нужен был ты, — с ненавистью выдохнул Везил, — но еще более мне нужны были схроны твоего отца. Двадцать лет назад мы могли бы договориться, оборотень, но сегодня тебя уже никто не спасет.

— Ты всего лишь глупый болтун, Везил, — поморщился Драгутин. — Потоками слов и крови ты пытаешься прикрыть бессилие своей богини.

— Завтра мир узнает, как сильна наша Кибела, — холодно отозвался жрец, — но ты не увидишь часа ее торжества.

Везил взмахнул рукой, и его подручные вскинули луки. Даже имея под рукой десятерых увешанных оружием помощников, жрец Кибелы не рискнул атаковать с мечом в руке одинокого боярина. Везил всегда был осторожным человеком и именно поэтому остался жив в Шемахе. Крепость, где засели сторонники Кибелы, закрывала путь торговым караванам, и Драгутин разрушил ее до основания. Было это лет двенадцать тому назад.

— Как сказал тогда почтенный Моше, — улыбнулся Драгутин, — ближники редко бывают умнее своих богов, а Кибела на редкость вздорная богиня. Увы, за двенадцать лет ничего не изменилось: все так же вздорна Кибела и все так же глупы ее жрецы.

Стрелы были пущены, и одна из них даже задела щеку метнувшегося в сторону Драгутина, но этих стрел оказалось меньше, чем он ожидал. Краем глаза боярин успел заметить, что по меньшей мере половина подручных Везила вылетели из седел раньше, чем успели спустить тетивы своих луков. А из-за разлапистых елей уже неслись в полный мах всадники, потрясая мечами. Драгутин рванулся было вперед, чтобы достать Везила, но его остановил чей-то голос:

— Бахрам мой кровник, боярин, не вмешивайся в наш спор.

Везиловы подручные не проявили ни доблести, ни умения, и в мгновение ока были порублены расторопными противниками. Везил, однако, еще отмахивался мечом от наседающего угрюмого молодца. Опознав среди своих спасителей боготура Осташа, Драгутин предположил, что угрюмый молодец, скорее всего, сын Веско Молчуна. Везил был опытным рубакой, но боги были сегодня не на его стороне. Меч Молчуна, описав дугу, пал на склоненную голову Везила, и все закончилось для жреца в этом мире.

— Твое счастье, воевода, что мы оказались поблизости, — усмехнулся кряжистый мечник, подводя Драгутину Везилова коня.

— Это не счастье, — возразил боярин, садясь в седло, — это воля богов.

— Пусть так, — согласился мечник, — но если бы не Горелуха, то быть бы тебе мертвым.

Дружина боготура Осташа была немногочисленной, не шибко справно снаряженной, но расторопной, как успел отметить за время короткой стычки Драгутин.

— Буду жив, в долгу перед вами не останусь, — пообещал боярин.

Кряжистый мечник, которого звали Добротой, отказался, однако, покидать боярина на виду урсского стана.

— Урсы слышали наши крики, — пояснил он. — Обнаружив убитых, они решат, что ты, воевода, прячешь своих мечников в кустах с недобрыми намерениями.

— Ладно, едем, — согласился с Добротой боярин. — Но с урсами буду договариваться я, а ваше дело молчать и не обнажать мечей, что бы на ваших глазах ни происходило.

Урсский дозор объявился очень скоро. Один из урсов поскакал было к залитой кровью поляне, но быстро вернулся и что-то прошептал на ухо старшему.

— Ведите нас к гану Сидоку, — приказал Драгутин, — мы договорились с ним о встрече.

Старший не стал возражать, смерть чужаков не произвела на урсов особого впечатления, из чего Драгутин заключил, что Везил охотился на него по своему почину, не ставя в известность урсских старейшин.