В соседние выселки отправились впятером: Искар, Осташ, Доброга, Малога и ведунья. Искар хотел оставить Ляну в Данборовом доме, но та отказалась наотрез, и пришлось взять ее с собой, хотя толку от нее в предстоящем деле никакого, а в случае драки она и вовсе станет обузой. Пока же Ляна сидела на крупе вороного и обиженно молчала. Искар на ее обиду внимания не обращал, справедливо полагая, что за время долгого пути по заснеженному лесу эта обида растрясется да вымерзнет. Мороз, правда, начинал слабеть, но в любом случае у очага девушке было бы теплее, чем в продуваемом ветрами лесу.

Искара удивило, что Данбор с Лытарем в первый миг приняли Ляну за Милицу. А тут еще ведунья вздумала морок наводить на Брыля. Морок, правда, пошел на пользу делу, но Искару выходка ведуньи не понравилась, о чем он ей сказал без обиняков.

— Никакого морока я не наводила, — возразила Ляна. — А уж тем более на Лытаря с Данбором.

— Что же они, по-твоему, лицо родной сестры запамятовали за эти годы?

— Наверное, запамятовали, если обознались.

— И Брыль запамятовал?

— Откуда мне знать! — огрызнулась ведунья. — Может, я случайно похожа на твою мать.

Все может быть, конечно. И Данбор, и Лытарь ждали все эти годы возвращения сестры и, наверное, в глубине души надеялись, что взращенный в семье Шатуненок, наделенный от отца колдовской силой, сумеет вырвать мать из лап нечисти. И, увидев в полутьме Ляну, они решили, что чудо возвращения свершилось.

С родных выселок выехали еще засветло, а к чужому сельцу подъехали, когда время далеко за полдень перевалило. В сельцо отправился один Малога, а все остальные спешились в ближайшем ельнике. Искар привлек окоченевшую ведунью под свой кожух, Ляна хоть и шипела сердито, но не сопротивлялась. Доброга с Осташем посмеивались да прислушивались к лаю собак.

— Мне надо было идти, — вздохнул Осташ. — Этот Булыга хитрован, надо полагать, обведет он Малогу вокруг пальца.

— Не обведет, — хмыкнул в рыжие усы Доброга. — Малога поумнее тебя будет, даром что не бакуня.

— Костер надо разложить да обогреться, — сказал Искар.

— Огонь под боком у Заячьих выселок разжигать не будем, — возразил Доброга. — Есть тут в десяти верстах жилище, вот там и заночуем в случае чего.

— А кто поставил это жилище на отшибе? — спросил Осташ.

— Урсы, наверное, — пожал плечами Доброга.

— А почему зайчатники его к рукам не прибрали? — не унимался Осташ.

— Может, прибрали бы, но слух прошел, что в том жилище водятся черти. Вот и обходят они его стороной.

— Зачем же ты тащишь нас в нечистое место? — возмутился Осташ.

— Вот тебе раз! — удивился Доброга. — Ты боготур у нас или нет? А Ляна Макошина ведунья. Будем надеяться, что вы обороните нас от чертей, если те шебаршить начнут. А места там бобровые. Вздумаешь городец ставить — лучшей земли не найти.

— А смерды с Заячьих выселок на него не будут в обиде? — спросил Искар.

— Зайчатники туда носа не кажут. Говорю же, проклятые места, почище нашего Поганого болота. А боготур в соседях им приятнее, чем черти.

— Ту нечисть еще изжить надо, — недовольно буркнул Осташ.

Искар засмеялся. Вообще-то Осташ чертей всегда побаивался. Черти побойчее леших будут, и уж если заведутся в глухом углу, то не враз от них отмахнешься.

— Земли там ничейные, — продолжал Доброга. — Поставит Осташ в тех местах боготурский городец, и народ к нему валом повалит. Тоже ведь на выселках без защиты да справедливого суда селиться страшновато. То печенеги налетят малой стаей, то шалопуги.

— Они будут налетать, а я отбиваться в этой глуши, у черта на рогах, — возмутился Осташ.

— А зачем еще боготур нужен, как не для того, чтобы земледельца оборонять? Неужто Велес брал тебя в свою дружину, чтобы ты отлеживал бока на городских лавках? Если стал боготуром, то служи людям.

Осташ в ответ только сердито фыркнул, ибо возразить Доброге ему было нечего. Правда, на городец много золота и серебра понадобится. И дружина для городца нужна, а мечникам пить-есть надо. Осташ-то не зря в Злату вцепился, за ней можно взять изрядное приданое, все же не простая девка, а княжья дочь. Вот только не было у Искара веры, что все сладится у Осташа с этой Златой. Наверняка ей богатый ган дороже нищего боготура.

Малога в сельце не задержался, вернулся живым-здоровым и, кажется, довольным проведенной встречей. Впрочем, по вечно смурному лицу Данборова братана трудно определить, в радости он или в печали.

— Самую малость мы припозднились, — сказал Малога. — По словам Булыги, Бахрам был здесь поутру вместе с ганом Гораздом. А ныне они отправились на дальнюю Рогволдову усадьбу, что в дневном переходе от Заячьих выселок.

— Как — на Рогволдову усадьбу?! — ахнул Доброга. — Неужели хазарский ган вздумал зорить князя?

— По сговору они действуют, — пояснил Малога. — Булыгу я не стал трясти, он ведь меня за сына Брыля принял, но, похоже, поладили Рогволд с Гораздом Осташевой головой.

— Вот тебе и божий ближник, — зло сплюнул Доброга. — Разжирели нашими трудами, а слово, данное простолюдину, держать не хотят.

Доброга сел на коня первым, все остальные последовали его примеру. Задерживаться у Заячьих выселок не имело смысла. Да и подмораживать к ночи стало изрядно. Доброга вел родовичей уверенно, но места кругом были глухие и лесистые, а потому и пугающие сумеречной непредсказуемостью.

— Ты куда нас ведешь? — удивился Малога. — Рогволдова усадьба в другой стороне.

— Никуда от нас усадьба не денется, — возразил Доброга. — А мне тут надо застолбить одно местечко.

— Какое еще местечко? — возмутился Малога.

— Через день-другой нам с тобой придется уходить из Данборова дома, — пояснил Доброга. — Ртов у нас становится все больше и больше, а земли, чтобы их прокормить, не хватает. Когда выделяли Лытаря, в сельце поднялся большой шум. Под другими крышами тоже хватает желающих отделиться. И Кисляевы, и Брылевы, и Жироховы, и Тучины братья и братаны тоже требовали свое, а выселковые земли уже уперлись в Поганые болота. Вот и соображай.

— Могли бы и летом сюда наведаться. Меня сейчас не земля, а Бахрам волнует.

— Успеется с Бахрамом. До Рогволдовой усадьбы день пути, а наши кони устали.

— Ну ты дал коням передых, — засмеялся Осташ, — двадцать верст крюка.

Доброга не отвечал ни на ворчание Малоги, ни на шуточки Осташа, а уверенно торил тропу по одному ему известным приметам. Заброшенное жилище выросло из-под земли неожиданно и много ранее, чем Искар рассчитывал.

— А ты говорил, что оно в десяти верстах от Заячьих выселок?

— Ну, может, менее, — согласился Доброга, въезжая в распахнутые ворота.

Дом было вместительный, но явно небогатый. Бревна, из которых он был сложен, закоптились до черноты, а сейчас еще и подернулись инеем. Не княжий терем, что и говорить. Но Доброгу это не смущало, он уже суетился у весело занявшегося огнем очага.

— А где черти-то? — насмешливо спросил Осташ.

Доброга только хитро подмигнул ему в ответ. Искару пришло на ум, что помигивает он неспроста. И слух о нечистой силе, поселившейся в заброшенном жилище, тоже появился неслучайно. Сам Доброга его запустил или еще кто-то, но загулял он не без пользы для оборотистых людей.

— У зайчатников земли вдвое против нашей, — сказал Доброга в свое оправдание.

— Так, значит, это ты их отпугиваешь? — догадался Осташ.

— Не только я, — смутился Доброга. — Туг и Тучины промышляют, и Жироховы, и Кисляевы. Бобров здесь много. А далее в лесном озере гусей видимо-невидимо.

— Нехорошо это, — покачал головой Искар. — Надо бы поделиться с соседями.

— А они с нами делятся?! — возмутился Доброга. — У Синего ручья все наши ловушки изломали и натравили на нас Бориславову дружину. А земля у Синего ручья всегда была ничейная, и бобра там брали все охочие с окрестных сел и выселок. А теперь тот ручей числится за Сухоруким, и его приказные к нему никого, кроме зайчатников, не подпускают.

— Борислав идет против правды славянских богов, — нахмурился Искар.

— Это да, — охотно согласился Доброга, — но ты пойди и докажи это князю Всеволоду, которому Борислав приходится единокровным братом. Мы жаловались князю Твердиславу, когда он был еще жив, так он велел гнать нас из детинца. Племенные и родовые старейшины не хотят жить по божьей правде, а князья и боготуры держат их сторону. Но на эти земли мы Бориславовых псов не пустим. Простые люди пусть селятся, хоть славяне, хоть урсы. Проси, Осташ, чтобы эту землю закрепили за тобой. А дружину мы тебе наберем. Вот Малога под твою руку встанет, из Кисляев дадут мечника, из Тучиных дадут, из Жироховых дадут. Зря вот только ты с этой Златой связался, из княжьих дочек не бывает хороших жен.

— Так уж и не бывает?! — возмутилась Ляна, молча до сих пор слушавшая Доброгу.

— Тебя хаять не буду, — пошел на попятный Доброга. — Девка ты справная и если пойдешь за Искара, то я слова против не скажу. А ты из чьих будешь?

— Я внучка Гостомысла Новгородского.

Доброга крякнул встревоженным селезнем и укоризненно глянул на Искара:

— Чудите вы с Осташем, с такой родней нас соседи скоро будут держать за ганов.

— А чем плохо-то, если ты, Доброга, выйдешь в лучшие люди? — удивилась Ляна.

— Я, девка, Молчуном родился, Молчуном и помру. Мои предки были земледельцами и воинами и честно служили своему роду и племени. И никто их не упрекал, что отнимали они чужое у ближних и дальних. Молчуны всегда жили своей сноровкой умом, своими руками добывали пропитание. А чужих слез и чужого пота нам не надо.

Если Ляну нелюбовь Доброги к старейшинам удивила, то для Искара она новостью не была. И даже хитрость Доброги он если и не одобрил, то и не осудил — старейшин обмануть не грех. По той простой причине, что уж очень они до чужого добра охочи и норовят наложить руку на то, что прежде принадлежало всему роду и всему племени. А для этого в ход пускают и ложь, и прямое насилие.

— Перво-наперво, — поучал Осташа Доброга, — требуй от князя Рогволда, чтобы он землю от Синего ручья до Серебряного озера за тобой признал и за теми семьями, что здесь сядут. И право суда на этих землях должно остаться за тобой, а не за волостным князем. Клятву с Рогволда бери при свидетелях, а лучше позови Велесова волхва, чтобы он скрепил ваш договор именем бога. Ляну с собой прихвати в Берестень.

Если Рогволд начнет вилять, то слово Макошиной ведуньи в твою защиту будет весомым. О земле договорись прежде всего, Пойдет за тебя Злата или не пойдет, дадут за ней приданое или не дадут — об этом позже будет печаль. На твоем месте я бы не стал принуждать женщину. Возьмешь без любви, потом всю жизнь маяться будешь. Ни тебе жизни не будет, ни ей. Если Злата тебе откажет, то слово, данное боготуром, ты ему верни. Пусть знают, что Молчуны чтут дедовы обычаи и жен берут только по доброй воле, а не по принуждению.

Малога и Искар слова Доброги одобрили. Осташ хоть и хмурился недовольно, но помалкивал. Судя по всему, не шибко-то он был уверен в любви княжьей дочки. Чужая душа потемки, но Искару почему-то казалось, что Осташем движет не столько любовь, сколько честолюбие. Взять княжью дочь в жены на зависть родовичам и соседям заманчиво, но и голову при этом терять не след, а то и среди старейшин места не обретешь, и для своих станешь чужаком. А помощь родовичей и односельчан для Осташа сейчас важнее ласк княжьей дочери. Если свои не подопрут его снизу, то чужие быстро затопчут.

— Мы с Малогой поедем на Рогволдову усадьбу, — сказал Доброга, — проверим, что там и как, а вы отправляйтесь в Берестень.

— У Горазда хазары под рукой, — остерег Искар, — пропадете ни за куну.

— Мы явимся к гану как Брыли, он нас в лицо не знает.

— Вы без нас с Бахрамом не связывайтесь, вряд ли он рыскает по нашим землям в одиночку.

— Можешь за нас не бояться, Искар, — усмехнулся Доброга. — Чай, не без ума мы с Малогой живем. Сделайте свое дело в Берестене и возвращайтесь сюда. Тогда и обсудим, как быть и что делать.

Предложение Доброги было разумным, и с ним согласились все. На сон времени оставалось всего ничего, но поутру Искар подхватился, не чувствуя усталости. Отдохнувшие кони резво тронулись в путь, и Искаров вороной, несмотря на двойную ношу, от Осташева гнедого не отставал.