Боготур Торуса лично вышел встречать Макошиных ближниц. От его услуг ведуньи не отказались, а Синильда даже повисла у боготура на шее, к большому неудовольствию ключницы Дарицы. Торуса на ногах удержался и осторожно поставил немалую весом женщину на землю. По словам боготура, боярин Ратибор оправлялся от ран с невиданной быстротой, что, конечно, не могло происходить без участия высших сил. Ведуньи кивали головами и почему-то вздыхали, хотя слова Торусы должны были их скорее радовать, чем огорчать.

— Ведунья у нас одна пропала по дороге, — разъяснил состояние гостий Клыч. — Такая вот получилась незадача.

— Как — пропала?! — побагровел от гнева Торуса. — А вы куда смотрели?

Оставив Макошиных ближний на попечение Дарицы, Торуса повел мечников в гридню чинить спрос. Дело, что ни говори, было неслыханным и грозило боготуру большими неприятностями.

Клыч рассказал все в подробностях, ничего не утаив. Торуса слушал своего мечника с большим вниманием, но так и не понял, каким образом исчезла из охраняемого стана зеленоглазая ведунья. Клыч в ответ на поставленный в лоб вопрос только руками развел и сослался на Садко, который стоял на страже.

— Не спал я, — обиделся Садко. — Глаз со стана не спускал.

— А вас случайно в Макошином городце медами не угощали?

— Не только угощали, но и на дорогу дали, — расплылся в улыбке Осташ. — Целую корчажку.

— Корчажку до городца вы, конечно, не довезли?

— Так как ее довезешь? — удивился Осташ. — Пылища кругом. Приложились по дороге.

— Не спал я, — упрямо повторял свое Садко, но Торуса после Осташевых откровений ему не поверил.

Садко уже и сам в себе начал сомневаться. Осташ ведь сказал правду, как ни крути. Выпили они весь мед из той корчажки, а остатки Садко допивал, когда стоял на страже.

— Да сколько того меду было! — запротестовал Клыч. — Не мог он нас из памяти выбить.

— Так, может, брага была непростой, — задумчиво протянул Осташ, — подсыпали в нее сон-травы ведуньи.

— Несешь невесть что, — махнул на него рукой расстроенный Торуса.

— Он пропавшую ведунью обзывал нечистой и скалил зубы по поводу ее пропажи, — не выдержал Садко. — Как хочешь, боготур, но я ему не верю. А сон-траву он сам мог в брагу подмешать и нам с Клычем подсунуть. Корчага была приторочена к его седлу.

— Вот человек! — возмутился Осташ. — Только бы свою вину замазать! То он глаз, видишь ли, не сомкнул, то теперь, выходит, спал без просыпу от подмешанной в брагу сон-травы. Ты лучше скажи, почему не разбудил меня на подмену, как тебе велел Клыч? Если б я был на страже, то ведунья не пропала бы. А ты как присел под дубок, так и проспал до самого утра. Тут не только ведунью, а и всех нас могли повязать и уволочь.

У Садко от обиды даже задрожали губы. Вот ведь гад вилявый! Ни одного слова правды не сказал, а концы с концами у него сошлись. И как ни оправдывайся теперь, все равно останешься в подозрении. Ну, дайте срок, выведет Садко этого хитрована на чистую воду. Теперь-то он точно знает, что ведунью украли с помощью Осташа.

Хмурый Торуса объяснений больше слушать не стал и махнул рукой, отпуская мечников. Довольный Осташ покидал гридню насвистывая. А Садко от этого свиста разъярился еще больше. Яснее ясного ему было, что у боготура Торусы доверия к нему больше не будет. Садко еще не избавился от чувства вины за смерть князя Твердислава, которая свершилась не в последнюю очередь из-за его промаха, а тут ведунью из-под носа увели. Какое тут может быть доверие к мечнику-растяпе?

— Как хочешь, Клыч, а без Осташа здесь не обошлось, — сказал Садко. — Я этого вилявого отрока на чистую воду выведу. Иначе вина за пропавшую ведунью будет висеть на мне.

— Как ты его выведешь, он же как налим выскальзывает из пальцев?

— В этом деле не обошлось без участия шатуненка, и Осташ, помяни мое слово, скоро отправится на встречу с братаном. Неспроста они ведунью украли, она им зачем-то понадобилась. Сдается мне, что они нацелились на Листянины схроны.

— А ты откуда про Листянины схроны знаешь?

— На постоялом дворе в Берестене о них было много разговоров.

— Ладно, — согласился Клыч, — покрутись вокруг городца, может, выйдешь на след шатуненка.

Озаботившись припасом на пару-тройку дней, Садко выехал со двора. День уже клонился к вечеру, но мечника это обстоятельство не слишком заботило. Ночь была ему только на руку. Вдруг потерявший осторожность шатуненок вздумает развести костер. Как-никак у него девушка на руках. Путь свой Садко держал вдоль реки, по знакомой тропинке, зорко при этом поглядывая по сторонам. Направлялся он к холму, с которого на все четыре стороны был прекрасный обзор. Оттуда и Торусов городец хорошо просматривался. Ночью Осташа не выпустят из городца, а с рассветом путь отрока будет у Садко как на ладони.

К удивлению Садко, над холмом вился дымок. Если это шатуненок, то надо признать, что сын оборотня ведет себя с вызывающей наглостью. Дым с холма виден всей округе. Боготур Торуса собирался здесь поставить сторожевую вышку, да пока руки не дошли.

Оставив коня у подножия, Садко, осторожно ступая, двинулся по откосу холма. Несколько раз под его ногой предательски хрустели ветки, но, к счастью, все обошлось. От костра слышались громкие, уверенные голоса, а на крадущегося человека никто не обращал внимания. Голоса были мужскими, и принадлежали они, скорее всего, шалопугам. Тем не менее Садко все-таки подобрался к костру почти вплотную и осторожно выглянул из-за толстого ствола. Возле огня сидели давние его знакомцы Глузд и Брех, с которыми мечнику не раз доводилось пить из одной братины. Обида на бывших товарищей еще сидела в его сердце занозой, но это была не та обида, за которую льют кровь. Непонятно было Садко только одно — каким ветром занесло Глузда и Бреха в эти глухие края, да еще в компании двух неизвестных в бараньих шапках. Таиться далее не имело смысла, а потому Садко смело шагнул к костру:

— Принимайте гостя.

«Хозяева» мгновенно вскочили на ноги и схватились за рукояти мечей. Свет костра выхватил из темноты настороженные злые лица.

— Садко, — облегченно вздохнул Глузд.

— Он самый, — усмехнулся мечник. — Похлебкой угостите?

— А ты один? — спросил осторожный Брех.

— Один. Решил проверить, кто это среди ночи разложил костер на виду у Торусова городца.

— Мы худого твоему боготуру не желаем, — хмуро сказал Глузд, усаживаясь рядом с гостем, — так что и прятаться нам незачем.

— А разве вы не гану Горазду служите?

— Отслужили уже. — Брех плюнул в костер. — Берестень мы потеряли из-за предательства щенка Осташа. А осерчавший ган не стал разбираться, кто прав, кто виноват. Подстриг всех под одну гребенку.

— Осташ уже в боготуры нацелился, — поведал Садко. — Погодите, он вас еще в свою дружину будет звать.

— Кол в глотку тому щенку, а не боготурство, — со злобой выдохнул Брех.

— Решать будут волхвы, а не мечники, — сказал смурной хазар, сидевший ошуюю Глузда. — Плохо, когда заведенный щурами ряд рушится в угоду пустой блажи. Нельзя ставить смердов выше хазар и мечников.

— Так ведь каган Битюс стал первым рушить тот ряд, — напомнил Садко. — И чужого бога позвал себе на подмогу.

— Я кагана не одобряю, — сказал смурной хазар, которого звали Гудяем, — и чужому богу не кланяюсь. Жертвую только славянским богам: Даджбогу — на процветание семьи и рода, Перуну — на воинскую удачу, Велесу — на скотий приплод, Стрибогу — на легкую дорогу. Зачем простому хазару пришлый бог?

— А зачем вы на боготура ополчились, коли почитаете Велеса-бога?

— Торуса не бог, — усмехнулся второй хазар, — а всего лишь Велесов ближник. А ведуны тоже вовсю щиплют хазарских ганов. Боготур Рогволд грабил купцов, Торуса тоже оседлал реку неспроста, того и гляди начнет щипать торговых людей.

— Больно много вы, хазары, берете дани, — заупрямился Садко. — Вас не прокормишь.

— Где же много! — возмутился Гудяй. —Я с малых лет в седле, и Хвет тоже. Во многих сечах побывали, прикрывая рубежи. Не будет хазар — степняки хлынут на славянские города. Золото вы свое считаете хорошо, а хазарской крови вам не жаль.

— Можно подумать, что я мало ратился в своей жизни, — нахмурился Садко. — И со степняками бился, и с нурманами, и с поморами, и с иными племенами. А ваш каган отдал славянские грады ростовщикам на разграбление. Где это видано, чтобы, дав гривну, требовать три.

— Порядка нет, — кивнул головой Хвет. — Ныне родовая старшина гребет все под себя. Ганы службы от простых хазар требуют, а ущерб семье за потерянную жизнь возмещать отказываются. Потому и уходят из рода люди, живут наособицу. Я вот тоже ушел от своего гана и пристал к Горазду, хотя он мне не родович. Но ведь и ты боготуру чужой?

— Моя семья давно уже откололась от рода, — вздохнул Садко. — Служим тому, кто больше заплатит.

— Рушим порядок, заведенный богами, — подхватил Хвет. — И мечники рушат, и хазары рушат, и ганы, и божьи ближники. А что до кагана Битюса, то он других не умнее. Власти и золота возжелал каган, потому и поклонился пришлому богу. Мы не одобряем кагана, мечник, но и ведунов тоже благодарить не за что.

— Своим умом надо жить, — сказал Глузд, внимательно слушавший спор Садко с хазарами. — Но для хорошей жизни одного ума мало. Без серебра быстро протянешь ноги. Я бы, может, осел в городе и семьей обзавелся, да мошна пуста. Остается либо в бродяги идти, либо в ушкуйники. Вдруг улыбнется удача.

— Скорее голову потеряешь, — усмехнулся Садко.

— А куда деваться, — Глузд развел руками, — я ведь с младых ногтей мечник. Земледельца из меня не получится, ремеслам не обучен. Вот и думай тут. Хотел к гану Горазду пристать, но видишь, как все обернулось.

— Горазд сам виноват, — сказал Садко, — пошел по чужую шерсть, а вернулся стриженым.

— Да какая на твоем Торусе шерсть, — махнул рукой Брех.

— Не в Торусе дело, — понизил голос Садко, — просто из его городца тянется тропка к Листяниным схронам. А богаче Листяны Колдуна не было человека в округе.

Хвет вопросительно глянул на Глузда и Бреха, ожидая объяснений. По лицу хазара было видно, что его заинтересовали слова Садко.

— Слышал я о Листяниных схронах, — почесал затылок Глузд, — приказный Сорока обмолвился как-то. Но мы с Брехом решили, что все это глупости.

— А шатуненок, это тоже глупости? — рассердился Садко. — Почему тогда в него так вцепились ган с купцом? И зачем Горазд привечал братана шатуненкова?

— Какого братана? — не понял Хвет.

— Осташа, — пояснил Садко. — Только этот хитрован обвел вокруг пальца и ганов, и купцов, и боготуров и сам нацелился на Листянины схроны.

— Найдется управа и на Осташа, — пообещал недобро Глузд. — Всех не обманет.

— Тут не в Осташе дело, а в его братане, — пояснил Садко. — Шатуненок — сын оборотня и тесно связан с нечистыми.

— А без шатуненка нельзя добраться до тех схронов? — спросил Хвет.

— Как ты до них доберешься, если дороги туда никто не знает, — усмехнулся Глузд.

— Выследить их надо, — сказал Садко, — они нас выведут к схронам.

— Рискованное дело — связываться с нечистыми, — покачал головой Глузд.

— Зато в случае удачи золота нам хватит на всю оставшуюся жизнь, — проговорил задумчиво Брех.

— Тогда и думать нечего, — встрепенулся Хвет. — Проследим отроков, а там увидим, что получится.

Хвету никто из товарищей не возразил, а Садко и вовсе обрадовался, что приобрел надежных союзников. Договорились, что следить за Осташем будут с трех сторон, стараясь с ним не сближаться, ибо отрок хорошо знал всех пятерых и мог, заподозрив слежку, принять необходимые меры.

Довольный Садко не стал ждать рассвета, а отъехал еще потемну, решив сесть в засаду вблизи городца. Глузд молчал до тех пор, пока у подножия холма не раздался топот копыт, а потом сказал, качая головой:

— Каким был Садко простаком, таким и остался. Головы бы нам не потерять, гоняясь за оборотнями и их кладами. По мне, лучше синица в руках, чем журавль в небе.

— Осташ от нас никуда не уйдет, — возразил товарищу Брех. — Похоронить его мы всегда успеем. А если до схронов доберемся — в золоте будем купаться.

Глузд хоть и сомневался, но чувствовалось, что и его захватил азарт охоты за схронами. Когда еще такая возможность представится, чтобы одним махом обеспечить себя на всю оставшуюся жизнь. Доля, что у хазара, что у мечника, незавидная: если не сложишь в битве голову, то будешь доживать жизнь в бедности, мучаясь от ран. Сколько таких незадавшихся судеб у всех сидящих у костра людей на памяти — не пересчитать.

— Двум смертям не бывать, а одной не миновать, — тряхнул кудрями Хвет. — Хоть знать буду, что умер за свою удачу, а не за ганскую.

Хвет был человеком отчаянным и, несмотря на молодость, много чего повидавшим в жизни. По слухам, ходил он в набеги и с ушкуйниками, и с печенегами. Словом, изгой, перекати-поле. Немало таких сейчас собралось вокруг кагана и ближних к нему ганов. Верить Хвету, конечно, можно, но Гудяй предпочел бы сейчас иметь под рукой родовича. В станице у Гудяя осталась жена и малые дети, которых сиротить не было резону. Конечно, братья и братаны не оставят Гудяевых детей в бросе, но и в сиротстве хорошего мало. Отец хазара пал в сечи, когда тому было десять лет, а все нажитое семьей ушло, как вода сквозь пальцы. Пришлось Гудяю работать за кусок хлеба на дальних родовичей. Спасибо гану Горазду, дал он хазару доброго коня и справу, но и Гудяй своего гана ни разу не подвел. С ганской службы появился у Гудяя нажиток, и в родной станице его встречали уже по-иному. Так-то вот. А если бы не родовичи и ган Горазд, то давно бы уже сгинул хазар Гудяй. За своих держаться надо крепко. А жить, как Хвет, среди чужих Гудяй не смог бы.

— Давайте разделимся, — сказал Глузд. — Я пойду вниз с Хветом, а ты, Гудяй, останешься здесь с Брехом. Следите за тем, куда Осташ путь держать будет. Если мы потеряем его след, то вы нам подскажете.

— А где встретимся?

— Если совсем потеряемся, то здесь на холме, а если не оплошаем, то на хвосте у Осташа.

Светало, и Торусов городец был виден как на ладони. Ворота городца пока были закрыты наглухо. А на выселках, что расположились в двух верстах от логова боготура, уже копошились смерды. Место вокруг городца было чистое, лес начинался далее и шел сплошняком насколько хватало глаз. Затеряться в этих непролазных дебрях было несложно, и Гудяй сомневался, что им удастся отыскать след отрока. Глузда с Хветом хазар видел время от времени, когда они выезжали из зарослей на открытые глазу поляны, а вот где затаился Садко, он сказать не брался.

— Осташ! — крикнул сидевший на соседнем дереве Брех.

— Ты уверен, что это именно он?

— А кто еще в Торусовом городце будет носить хазарскую шапку?

Всадник в хазарской шапке не спешил. Довольно долго он ехал вдоль берега, пока не скрылся в зарослях в версте от холма.

— Вот он, через реку переправляется.

— Слезаем? — спросил Гудяй у Бреха.

— Посмотрим сначала, в какую сторону он повернет.

Осташ повернул вправо, и Гудяй поспешил вслед за Брехом спуститься с дерева. Застоявшиеся кони пошли с места рысью. Окрестные тропинки были знакомы Гудяю, а потому именно он сейчас ехал впереди. Переправляться через реку решили не доезжая до городца, чтобы не мозолить глаза Торусовым мечникам. Почти у самой воды столкнулись с Садко, который тоже искал место для переправы.

— Осташ, как только переплыл реку, сразу повернул направо, — объяснил мечнику Гудяй.

— Я так и думал, — удовлетворенно кивнул головой Садко. — Он подался к старым схронам, где прятался боготур Рогволд со своими шалопугами.

Приученные ко всему кони послушно вошли в воду. Переправа не заняла много времени, да и вода была теплой, как парное молоко. Гудяй оглянулся назад, но на противоположном берегу все было спокойно. Их переправа, похоже, не встревожила никого, кроме лесных пташек.

— Глузда с Хветом что-то не видно, — сказал Брех, озираясь по сторонам.

— Догонят, — отозвался Садко. — Наверняка они видели, как мы переправляемся.

Садко уверенно вел своих спутников по знакомой тропе. Не было сомнений, что здесь совсем недавно проехал всадник. Осташ, видимо, не боялся слежки, а потому ехал не таясь. Даже не привыкший к лесу Гудяй без труда читал его следы, не говоря уже о Брехе, который, по его же собственным словам, был не последним следопытом. Гудяй надеялся, что эта извилистая тропа не оборвется в Стране Забвения, а выведет его если не к богатству, то к достатку. Должны же славянские боги помочь хазару в нелегком противоборстве с оборотнями и нечистыми.