43

Москвичи – милые люди, только вопрос пробок их испортил. Если бы не пробки, в Москве давно уже был бы положительно решен вопрос ношения огнестрельного оружия. Ах, сколько роскошных, гуманных и коммерчески перспективных проектов по переустройству Москвы и жизни в ней ежечасно рождается в головах москвичей, застрявших в пробках! Да, пробки – это целый пласт московского бытия. Это отдельная жизнь москвича, которую он проводит параллельно той, в которой передвигается по тверди ногами. Когда-нибудь, укачивая на артритных руках правнука, москвич будет рассказывать ему о том, как познакомился с его прабабушкой в пробке на Садовом кольце. Сначала бабушка обаяла его тем, как виртуозно она ругалась, опаздывая из-за этой пробки на свидание с кем-то другим. Потом они целовались, потом у них было все, после чего они и поженились там же, в этой пробке. Жизнь в пробках постепенно упорядочивалась, чему способствовала развившаяся инфраструктура: торговля навынос, услуги парикмахеров и маникюрш, ремонт обуви и страхование, ЗАГСы и продажа путевок в свадебный тур, продажа контрацептивов и оформление сделок.

С тех пор как валидная органика перестала передвигаться по Москве на своих двоих и пересела в автомобили, акционеры холдинга вынуждены были искать прорехи в этой повальной транспортной революции. Собственно, технический прогресс и сам обеспечивал некоторые возможности. Например, технология дозаправки самолетов в воздухе вдохновила технический департамент холдинга на поиски чего-то аналогичного. И даже увела еще дальше. С помощью специальных психотехник, схожих в основе своей с медитацией, наиболее продвинутым членам комьюнити удавалось наводить астральный отсос на цель и буквально на ходу заправляться. Но при наводке в динамике даже самые ловкие часто промахивались, отчего возникла необходимость в статичных накопителях. Как только в автомобили пересел даже нижний уровень московского среднего класса, а проще говоря, тот самый, мифический, «среднестатистический москвич» со своим загадочным «среднемесячным совокупным ресурсом», Бомелий тут же распорядился провести тщательное районирование столицы с целью выявления мест, наиболее подходящих для создания дорожных пробок и парковок. Пробки были менее затратными статичными накопителями потребной чистой органики, несмотря на то что хроническое нерешение городской проблемы пробок стоило комьюнити приличного ежемесячного отката городским властям. Так что обходились пробки комьюнити практически в ту же сумму, что и устройство парковок. Но на свежем воздухе пилось как-то веселее. Экономить получалось только на логистике.

За организацию пробок в Москве отвечали два бывших извозчика, промышлявших в Москве еще со времен Смуты, которых кто-то из членов комьюнити, так и не признавшийся, приобщил доподлинно по неосторожности, а скорее всего – спьяну. Поэтому в Крестной Книге числились они бастардами. Пить извозчиков – пили: размещение в колясках и санях располагало. Но для преднамеренного приобщения они не годились. Слишком шумный был народец, хамоватый, да и не патриотичный ни разу. Если бы поляки не пожадничали в Смутные времена, то извозчики за милую душу подняли бы их пушки на стены Китай-города, да еще и развернули бы их, пожалуй, жерлами к Лубянке, где стоял в тот момент с войском князь Пожарский. Совсем как нынешние таксисты, которым беда – кормилица. Но со временем в извозчичьей среде произошло расслоение: выделилась элита – лихачи, троечники, колясочники, отдельная грузовая категория – ломовики в красных кушаках, остальные звались «ваньками», лошадь имели обыкновенно чуть живую, ни выездом, ни одежей – сплошь рваниной – глаз не радовали. Правда, и седоки у них были непривередливые. «Ваньки» часто бывали биты за чудовищный демпинг, оттого пили горькую без просыху. Лихачи же, несмотря на введенную униформу, рядились в шапки бобровые, кафтан с выпушками из лисьего меха и, для пущего удобства господ пассажиров, навешивали сзади себе на воротник часы, зеркальца и пепельницы. Грелись зимой извозчики преимущественно громкой бранью, за которую их регулярно штрафовали городовые и околоточные. Теперь же один приобщенный доподлинно бывший ломовик на грузовой «Газели» и бывший «ванька» на тщательно реставрируемой из года в год «копейке» руководили молодняком на «лексусах». Ста машин с лихвой хватало на полный затык Садового и Бульварного колец в час пик. К этому времени в самые узкие места съезжались комьюнисты и прицельно, без спешки, под милую сердцу брань водителей в адрес городских и прочих властей ужинали кем бог послал.

Члены комьюнити были первыми «колесарями» в Москве – так на заре автомобильной эры называли в Первопрестольной владельцев автомобилей. Московские вездесущие репортеры занимались даже их подсчетом и с гордостью докладывали общественности на страницах своих изданий о том, что число автомобилей, курсирующих по городу, возрастает с каждым днем. А 19 октября 1901 года их количество так и вовсе достигло на Кузнецком мосту в час наибольшего разъезда одновременно четырех единиц. «Колесари» устраивали так называемые пробные гонки за Тверской заставой. Так что опыт у Внука и его товарищей имелся изрядный.

Договорились действовать следующим образом: ГИБДД открывало счет для добровольных пожертвований. Затем заводился кошелек WebMoney на одного из должностных лиц ГИБДД. На этот кошелек соревнующиеся стороны отправляли по одному миллиону долларов. После гонок должностное лицо возвращало победителю его вклад и выигрыш за минусом пятидесяти процентов. Остальная сумма оставалась в виде добровольных пожертвований на нужды ГИБДД, которая брала на себя обеспечение гонок.

Прочие условия с ГИБДД не оговаривали. Они были делом чести соревнующихся сторон.

Собрать миллион для стритрейсеров оказалось делом непростым. Прежде всего предстояло набрать сто участников, затем привлечь спонсоров. Спонсорами могли бы выступить автозаводы, расположенные на территории России, но тогда и выступать пришлось бы на их машинах. Придать сотне новых машин гоночные параметры было делом не быстрым, хотя бы даже вследствие малочисленности специалистов нужного класса. Зачастую все начинается с обычной замены выхлопной системы на так называемую прямоточную. Но за одним апгрейдом следует множество других, вплоть до создания настоящего болида с расточенным двигателем, чип-тюнингом, турбонаддувом и системой впрыска окиси азота. Путем таких преобразований серийная машина приобретала качества спортивной.

В назначенный день после двадцати трех часов между Богородским шоссе и Оленьим Валом собирались гонщики. ГИБДД загодя перекрыла въезд на этот участок дороги для случайных автомобилей. Стритрейсеры прибыли первыми и «срывали» колеса в пробуксовку, разогревая резину, которая должна была иметь определенную температуру, чтобы приобрести максимальное сцепление с полотном дороги. Участвующие в гонках машины можно было лишь с натяжкой назвать серийными. Все они стараниями умельцев были превращены в «суперкары», о чем свидетельствовал кардинально изменившийся звук работающих двигателей.

Ровно в полночь показалась четырехрядная колонна сизых «мазератти» с золотыми звездами на черном фоне вместо номеров. Колонна надвигалась бесшумно, как ночь. «Черные стрижи» заглушили моторы. В воздухе, провонявшем паленой резиной, повисла звенящая тишина.

«Мазератти» синхронно, как кремлевский караул, перестроились в однорядную колонну, подъехали к линии старта и застыли. Зрители налегли на ограждения, силясь разглядеть пилотов. За тонированными стеклами едва угадывались контуры шлемов и отсвечивали бликами светозащитные очки. «Стрижи» попятились, а придя в себя, кинулись по машинам. Геймеры разделились еще до начала гонок. Часть осталась на старте, остальные под предводительством Императора понеслись к финишной черте. С ними побежала и Люся. Сотрудники ГИБДД отжимали зрителей от трассы и выравнивали ограждения. «Стрижи» выстроились в параллельную «мазератти» колонну, которую замыкали Кузьма и Уар.

Упал флажок старта, и первая пара сорвалась с места. Один за другим, вдавленные в сиденья «Стрижи», едва почувствовав себя джедаями в звездолете, через мгновение видели только хвост беззвучно улетавшего во тьму сизого болида соперника.

На финише Император со своими оцепеневшими от ужаса сподвижниками раз за разом наблюдали одну и ту же вгонявшую в дрожь сцену: из «мазератти» в морозную ночь выходил пилот, в подсвеченных фарами клубящихся парах снимал шлем с себя и с противника и, крепко прижав его к себе, целовал в шею, как могло бы показаться непосвященному. Некоторые поцелованные теряли сознание.

Зрители стонали от неожиданности и изумления, бросались рискованными шуточками.

Последними стартовали машины Кузьмы и Уара. На финише вместе с пилотом из «мазератти» вышла девушка с пепельными волосами. После получения Уаром оговоренной при заключении пари сатисфакции, девушка обняла его, извлекла из-под шубки белую лилию и бросила цветок в шлем, который пилот держал в руке.

А вне круга света, замерев на вдохе, на них во все глаза смотрела Люся.

Эти гонки положили конец существованию клуба «Черные стрижи». Никогда больше его члены не собирались вместе. Стыд и ужас той ночи не пережил Кузьма, направивший свой болид на максимальной скорости в бетонную опору моста на Ленинградке. Вову Елового под утро увезли в психиатрическую больницу с острым приступом маниакально-депрессивного психоза.